Св. Іоаннъ Дамаскинъ – поэтъ христіанскій.
Рядъ святыхъ отцевъ Церкви систематическаго періода патрологіи, простирающагося съ IV по VIII-й вѣкъ, заключаетъ собою великій догматистъ и христіанскій поэтъ – св. Іоаннъ Дамаскинъ. Онъ родился въ 673 году; родъ его былъ извѣстенъ не только своею знатностію, но и благочестіемъ. Одинъ изъ его предковъ Мансуръ былъ правителемъ г. Дамаска во время завоеванія его магометанами. Отецъ Іоанна Сергій Менсуръ исправлялъ при дворѣ Халифа Абдалмелеха должность логоѳета распорядителя казной; будучи очень близокъ къ Халифу, онъ употреблянъ всѣ свои старанія ко благу Христовой Церкви. Когда у Сергія родился сынъ, то онъ, по выраженію біографа Дамаскина – Іоанна патр. іерусалимскаго, жившаго въ X вѣкѣ, поспѣшилъ сдѣлать его чадомъ свѣта чрезъ крещеніе и заботился не только о его образованіи, но и о его благочестіи. Долго Сергій искалъ такого человѣка, который бы могъ осуществить его желаніе – сдѣлать сына его истиннымъ христіаниномъ и нашелъ его въ лицѣ Косьмы Калабрійца. Захваченный въ плѣнъ морскими разбойниками, Косьма былъ привезенъ въ Дамаскъ для продажи. Его сановитый видъ поселялъ уваженіе къ нему даже въ самихъ разбойникахъ. Сергій, часто приходившій на рынокъ для освобожденія несчастныхъ плѣнныхъ, не могъ не замѣтить такого почтеннаго мужа и спросилъ Косьму: кто онъ? «Я, отвѣчалъ Косьма, монахъ, филосовъ, математикъ, астрономъ, богословъ и...» заптакалъ. Сергій спросилъ о причинѣ его печали. Косьма отвѣчалъ: «я плачу не отъ страха смерти; но меня огорчаетъ то, что я, при помощи Божіей, снискавши богатство познаній, до сихъ поръ еще не сдѣлалъ никого себѣ равнымъ участникомъ въ моемъ богатствѣ». Такое кроткое и вмѣстѣ сильное желапie передать кому-нибудь свои познанія, убѣдило Сергія, что онъ нашелъ въ Косьмѣ того, кого такъ долго искалъ, а потому онъ выкупилъ ученаго мужа изъ плѣна, помѣстилъ его въ своемъ домѣ и поручилъ ему воспитаніе какъ своего сына Іоанна, такъ и пріемыша Косьму, впослѣдствіи епископа Маюмскаго. Учитель имѣлъ обширныя свѣдѣнія въ наукахъ и старался ихъ передать своимъ воспитанникамъ. Успѣхи послѣднихъ были блистательны; они основательно изучили риторику, діалектику, музыку, философію, математику, астрономію и богословіе. Іоаннъ, при прекрасныхъ дарованіяхъ, болѣе отличался быстротою мыслей, Косьма глубиною и основательностію ихъ. Іоаннъ, по выраженію его біографа, корабль быстро летящій при благопріятномъ вѣтрѣ, Косьма – корабль, наполненный сокровищами. Окончивъ воспитаніе, инокъ Косьма удалился въ лавру св. Саввы сколо Іерусалима, гдѣ и жилъ до своей кончины.
Когда умеръ Сергій Мансуръ, Іоаннъ сдѣлался наслѣдникомъ богатаго отцевскаго имѣнія. Онъ своею образовенностію обратилъ на себя вниманіе Дамасскаго Халифа, который сдѣлалъ его при себѣ главнымъ министромъ. Дамаскинъ, впрочемъ, неохотно принившій это высокое званіе и при своемъ мірскомъ величіи, оставался истиннымъ христіаниномъ, не забывалъ обязанностей, внушаемыхъ ему полученнымъ воспитаніемъ, основанномъ не на приличіяхъ свѣта, но на благочестіи.
Православная Церковь въ это время на востокѣ была обуреваема ересями. Тамъ были общества несторіанъ, монофизятовъ, моноѳелитовъ, манихеевъ и др. Особеннымъ покровительствомъ правительства пользовались несторіане; они получали въ управленіе области и города; служили при дворѣ въ качествѣ писцовъ, врачей и исправляпи другія должности. Съ такими противниками христіанамъ бороться было трудно. Іоаннъ Дамаскипъ видѣлъ это и началъ самъ писать обличенія ересей. Такъ онъ написалъ сочиненіе противъ монофизитовъ; обличая ереси, Іоаннъ прибавляетъ, что преслѣдуетъ не лжеучителей, но самое лжеученіе. «Ненавистенъ струпъ, но членъ я берегу, пока онъ не сдѣлался безполезнымъ. Спасеніе еретиковъ заставляетъ меня писать, но не зависть или ненависть», – говоритъ святый Дамаскинъ.
Въ 727 году явился новый врагъ Церкви – иконоборство. Нарушителемъ церковнаго мира былъ императоръ Левъ III, онъ на 6 году своего царствованія вздумалъ обращать іудеевъ къ христіанству, а монтанистовъ къ православію. Столкновеніе съ иконопочитаніемъ произошло отъ того, что послѣдніе требовали уничтоженія иконъ, безъ чего не хотѣли присоединяться къ православію. Императоръ сталъ употреблять всѣ мѣры къ истребленію св. иконъ, и – произошло волненіе. Защитниками иконопочитанія были многiе православшые учечые мужи и въ числѣ ихъ Іоаннъ Дамаскинъ. Онъ написалъ три слова на иконоборцевъ столь высокія, что имъ даже и нынѣ протестанты отдаютъ должное уваженіе. Писанія ученыхъ мужей въ защиту иконопочитанія не образумили императора; онъ употреблялъ для достиженія своего желанія еще болѣе строгія мѣры. Въ одно время онъ велѣлъ снять икону Спаситедя съ городскихъ воротъ; порученіе возложено было на одного воина изъ дворцовой стражи. Христіане упрашивали его не трогать иконы; воинъ не только не исполнилъ ихъ просьбы, но еще ударилъ мечемъ по образу. Этотъ поступокъ стоилъ ему жизни. Одна изъ женщинъ, видѣвшихъ оскорбленіе иконы, въ пылу святой ревности столкнула лѣстницу и оскорбитель святыми, упавшя на землю, сдѣлался жертвою народнаго раздраженія. Левъ выслалъ стражу для наказанія бунтовщиковъ, – на улицахъ города поличась кровь; многіе христіанe приняли мученическій вѣнецъ, а нѣкоторые удалились въ потаенныя мѣста.
Ненависть Льва къ защитникамъ иконопочитанія простерлась и на Іоанна Дамаскина, хотя послѣдній житъ и не въ его владѣніяхъ, Біографъ Дамаскина говоритъ, что Левъ извѣстилъ Дамасскаго Халифа, будтобы Дамаскинъ, желая измѣнить своему государю, прислалъ въ Константинополь письмо, въ которомъ все было раскрыто для легчайшаго занятія столицы Халифа. Такое мнимо измѣнническое письмо было отправлено въ Дамаскъ къ Халифу, который пришелъ въ ярость отъ измѣны своего главнаго министра, не принялъ со стороны послѣдняго никакихъ оправданій, велѣлъ отрубитъ ему правую руку, – будто-бы писавшую предательское письмо, и выставить ее на мѣстѣ казни. Къ вечеру того-же дня, когда гнѣвъ Халифа укротился, св. Іоаннъ обратился къ нему съ просьбою возвратить ему отсѣченную руку для погребенія. По полученіи ея, онъ повергся въ пламенной молитвѣ на колѣна предъ иконою Божіей Матери. Молитва его была услышана; послѣ молитвы онъ заснулъ и проснулся съ рукою изцѣлѣвшею{1}. Халифъ, увидѣвши чудо, выпросилъ себѣ прощеніе у невинно-казненнаго и возвратилъ ему прежнюю должность при дворѣ.
Св. Іоаннъ на случившееся событіе смотрѣлъ иначе; онъ и прежде не любилъ пышной придворной жизни, а теперь ясно слышалъ голосъ, повелѣвающій ему оставить мірскія заботы и идти на служеніе Церкви. Онъ выпросилъ себѣ у Халифа увольненіе отъ должности, отпустилъ рабовъ, роздалъ свое имѣніе и удалился въ лавру св. Саввы близъ Іерусалима. По монастырскому уставу каждый вновь-поступавшій поручался какому-нибудь иноку для назиданія въ вѣрѣ; точно также было поступлено и съ Іоанномъ, не смотря на то, что умъ и благочестіе его были извѣстны братіи. Старецъ-руководитель преподалъ Дамаскину слѣдующія правила: ничего не дѣлать безъ молитвы, трудиться, плакать о своихъ грѣхахъ, не помышлять ни о чемъ мірскомъ, не гордиться своимъ умомъ, ни познаніями. Мало этого, строгость старца простиралась до того, что онъ не велѣлъ Іоанну ни писать сочиненій, ни говорить поученій. Іоаннъ не устрашился, когда увидѣлъ трудности монашеской жизни. Онъ искалъ подвижничества и потому радъ былъ, что достигъ своего желанія. Чрезъ нѣсколько времени съ Іоанномъ случилось такое обстоятельство. У одного монаха лавры умеръ родной братъ. Въ сильной скорби о такой потерѣ инокъ обратился къ Іоанну съ просьбою, чтобы онъ написалъ ему что-нибудь для утѣшенія въ печали. Дамаскинъ сначала отказывался, но послѣ усиленной просьбы инока написалъ ему тѣ пѣснопѣнія, какія нынѣ поются при погребеніи умершихъ и самъ однажды въ отсутствіи старца пѣлъ ихъ съ умиленіемъ. Старецъ узналъ о составленныхъ Іоанномъ пѣснопѣніяхъ и, не внимая ни просьбамъ ни слезамъ раскаянія, выгналъ его изъ своей кельи. Удрученный печалію, Іоаннъ обратился къ другимъ отцамъ обители съ просьбою о ходатайствѣ за него предъ разгнѣваннымъ старцемъ, котораго едва убѣдили назначитъ Іоанну за преслушаніе эпитимію. Старецъ назначилъ, чтобы св. Іоаннъ очистилъ собственными руками всѣ нечистые протоки и мѣста обители. Бывшій первый министръ, ученѣйшій мужъ и поэтъ безпрекословно понесъ возложенное на него наказаніе, которое даже объявить ему стыдились отцы, возвратившіеся отъ старца-руководителя. Послѣдній, когда увидалъ покорность Дамаскина, тронулся его смиреніемъ, заплакалъ, облобызалъ его и ввелъ къ себѣ въ келію. Вскорѣ послѣ этого Божія Матря явилась старцу-руководителю во сгѣ и велѣла ему разрѣшить Іооанна отъ узъ молчанія, что старецъ и сдѣлалъ. Съ этихъ поръ Дамаскинъ началь писать свободно свои сочиненія и пѣснопѣнія.
Ревность къ вѣрѣ, благочистивая жизнь и ученость св. Іоанна обратили на него вниманіе патріарха іерусадимскаго Іоанна. Желая имѣть при себѣ Дамаскина, какъ друга и совѣтника въ дѣлахъ патріаршихъ, онъ взялъ его къ себѣ и, чтобы соткрыть ему болѣе общириое поле дѣятельности, сдѣлалъ его пресвитеромь во іерусалилекой церки воскресенія Христова. Въ это время 13 словъ и бесѣдъ произнесены были Іоанномъ и всѣ они дошли до насъ. Святый Дамаскинъ жилъ во Іерусалимѣ до смерти патріарха Іоанна, съ которымъ до кончины находился въ самыхъ короткихъ отношеніяхъ. По смерти его онъ опять удалился въ лавру св. Саввы, гдѣ написалъ множество церковныхъ пѣспопѣній и занимался догматическими твореніями. – При всѣхъ своихъ занятіяхъ св. Iоаннъ строго слѣдилъ за нуждами Христовой Церкви и не избѣгъ ненавасти враговъ православія. Игуменъ сосѣдней лавры св. Евѳимія Анастасій, слѣдуда монофизитамъ, утверждалъ, что пѣснь въ честь св. Троицы относится къ одному лицу – Iисусу Христу и потому къ молитвѣ: «Святый Боже, Святый крѣпкій» и проч. прибавилъ слова: «распныйся за ны», и распространялъ, будто съ нимъ одинаково мыслитъ св. Іоаннъ Дамаскинъ. Этотъ послѣдній написалъ къ архимандриту Іордану посланіе, гдѣ одровергъ клевету. – Въ горахъ ливанскихъ въ то время жили марониты, державшіеся ученія моноѳелитовъ. Дамаскинъ, для облегченія моноѳелитства, написалъ сочиненіе о двухъ воляхъ во Іисусѣ Христѣ; противъ монофизитовъ и несторіянъ писать разсужденія о соединеніи двухъ естествъ во Іисусѣ Христѣ; божескаго и человѣческаго. Съ особенною силою и ревностію отъ вооружался противъ манихеевъ, которые, пользуясь покровительствомъ Дамасскаго Халифа, усиливались болѣе и болѣе. Преимущественно св. Дамаскинъ огорчился тѣмъ, что Хозифъ велѣлъ отрѣзать языкъ Дамасскому епископу Петру за то, что послѣдній писаль обличенія магометанамъ, и манихеямъ Святый Іоаннъ самъ написалъ сочиненіе: разговоръ манихея съ православнымъ и другое: разговоръ магометанина съ христіаниномъ. – Ересь иконоборства не переставала возмущать спокойствіи Церкви. Преемникъ Льва, сынъ его Константинъ Копронимъ, продолжалъ преслѣдовать иконопочитаніе съ большею жестокостію. Святый Дамаскинъ не переставалъ возвышать свой голосъ противъ господствующаго нечестія. – Въ обители у него были ученики; самымъ знаменитымъ изъ нихъ былъ племянникъ его Стефанъ Савваитъ, прожившій съ своимъ учителемъ 15 лѣтъ и прославившійся впослѣдствіи свягою жизнію.
Потрудившись отъ всего сердца на пользу Церкви, св. Іоаннъ Дамаскинъ умеръ въ 777 году на 104 году своей жизии. Память его празднуется 4 Декабря, Церковь чтитъ его, какъ наставшика православія, учителя благочестія, свѣтильника вседенной и какъ монаха, называетъ его духовнымъ цѣвницею и ублажаетъ за то, что онъ обличилъ всѣ ереси и воспалялся ревностію противъ хулителей иконопочитанія. Русскій путешественникъ 12 вѣка Даніилъ Паломникъ свидѣтельствуетъ, что въ его время мощи св. Дамаскина находились въ лаврѣ св. Саввы; но гдѣ она находятся теперь неизвѣстно.
Всѣ сочиненія Дамаскина раздѣляются на 7 разрядовъ: 1) на догматическія; 2) полемическія; 3) толковательныя; 4) ораторскія; 5) литургическія; 6) историческія, и 7) философскія.
Догматическія: изложеніе православной вѣры; трактатъ о святой Троицѣ; объ образѣ Божіемъ въ человѣкѣ.
Полемическія: противъ порицанія иконъ три книги; противъ несторіанъ, противъ монофизитовъ, моноѳелитовъ, манихеевъ, противъ магометанъ и пр.
Толковательныя: замѣчанія на посланія aп. Павла.
Ораторскія: 13 бесѣдъ и проповѣдей на преображеніе Господне, на Рождество Іисуса Христа и на праздники Богородицы.
Литургическія: множество церковныхъ пѣснопѣній.
Историческія: книга о ересяхъ.
Философскія: діалектика это выборъ лучшихъ мѣстъ изъ Аристотеля, Порфирія и др. – Св. Дамаскинъ въ своихъ ученыхъ твореніяхъ является богословомъ, мыслителемъ, много-образованнымъ и даровитымъ писателемъ, – въ своихъ церковныхъ пѣспопѣніяхъ является величайшимъ христіанскимъ поэтомъ.
⸭ ⸭ ⸭
Св. Іоаннъ Дамаскинъ – поэтъ христіанскій.
Св. Іоаннъ Дамаскинъ былъ сколько высокій богословъ-догматистъ, столько же возвышенный христіанскій поэтъ.
Презрѣвъ міръ съ его почестямя и славою, съ его непостоянствомъ, Дамаскинъ жилъ въ обители св. Саввы, здѣсь-то среди тишины, его томила жажда творческой дѣятельности. Грозный приказъ старца-наставника не писать, нарушеніе этого приказа, возбудившее гнѣвъ старца, – предстоящее изгнаніе изъ обители, если Іоаннъ не исполнитъ того, что велѣлъ сдѣлать старецъ въ наказаніе за преступленіе, – все, по-видимому, должно было заглушить жажду поэта, но Сама Богоматерь смягчаетъ суроваго старца: Дамаскину дана свобода писать и пѣть во славу православія. Тогда послышались дивные звуки священныхъ пѣснопѣній поэта, звуки – и доселѣ услаждающіе сердца православныхъ то живою, святою радостью, то торжественностію и высотою Божественнаго величія. Поэзія Дамаскина, – которою дышитъ большая часть его пѣскопѣній, – такъ высока, священна, такъ полна живаго неподдѣльнаго чувства, что достигаетъ степени творчества. Потому Дамаскинъ получилъ названіе χρυσοῤῥόας (златоточивый). Пѣснопѣнія его нашли себѣ цѣну не только у грековъ, многія (октоихъ и каноны) вошли въ общее употребленіе у сирскихъ христіанъ и въ церквахъ азійскихъ, – пѣли ихъ даже и еретики – яковиты и несторіане.
Поэтическая дѣятельность Дамаскина значительно обширна и пѣснопѣній его весьма много; однихъ каноновъ насчитываютъ до 64-хъ, кромѣ того – осьмогласникъ, или воскресныя службы, раздѣленныя на восемь гласовъ, – замѣчательный какъ по поэтической силѣ, такъ и по догмагическому содержанію; первымъ преимущественно огличаются антифоны, послѣднимъ – догматики. Современникъ Дамаскина, извѣстный пѣснописецъ Косьма Маюмскій написалъ также много каноновъ, но всѣ они отличаются отъ каноновъ Дамаскина: тогда какъ Косьма говоритъ о существѣ самыхъ догматовъ въ извѣстные праздники, – Дамаскинъ излагаетъ плоды извѣстныхъ догматовъ для Церкви, – говоритъ о значеніи вѣры для жизни храстіанской; оттого у перваго тонъ таинственный, у послѣдняго практическій, – это особенно и характеризуетъ каноны Дамаскина. – Замѣчательнѣйшіе изъ его каноновъ слѣдующіе: на Рождество Христово (Спасе люди чудодѣйствуяй Владыко...), на Богоявленіе (Шествуетъ морскую...), на Вознесеніе Господне (Спасителю Богу...) и канонъ на Пасху. Въ канонѣ на Рождество Христово – изображаются спасительныя дѣйствія воплощенія Сына Божія; Онъ, рождаясь на землѣ отъ непорочной Дѣвы Марія, является благодѣтелемъ, освободителемъ человѣчества оть грѣха, проклятія и смерти. Размышленія объ этомъ возбудили въ самомъ пѣснописцѣ благоговѣйныя и радостныя чувства, которыя невольно вылились въ пѣснопѣніи. Весь канонъ есть гимнъ родившемуся Христу, что видно изъ словъ акростиха: и сей гимнъ краснорѣчивыми стихами прославляетъ Сына Божія, раждающагося на землѣ для людей и разрушающаго многобѣдственные грѣхи міра. Ты же, Царь, спаси отъ бѣдъ пѣснопѣвцевъ!{2}. Въ канонѣ на Богоявленіе представляются плоды Крещенія Христа; Онъ какъ бы погружаетъ въ волняхъ Іордана грѣхи міра. Въ подлинникѣ канонъ писанъ акростихомъ и шестистонными ямбическими стихами. Какъ содержаніемъ, такъ и напѣвомъ (по 2 гласу) канонъ этотъ располагаетъ къ глубокимъ благоговѣйнымъ чувствованіямъ, Канонъ на Вознесеніе Господче полонъ торжественной хвалы вознесшемуся Богу, возчесшемуся по плоти и возсѣдшему одесную Отца. Въ подлинникѣ онъ писалъ мѣрнымъ прозаическимъ языкомъ. Всѣ эти каноны хотя превосходны, но уступаютъ пасхальному, – этому знамѣнитѣйшему творенію Дамаскина, творенію, великость котораго необъятна, какъ необъятно самое торжество праздника.
Весь пасхальный канонъ Дамаскина есть торжественная, возвышенная пѣснь воскресшему Господу, побѣдителю ада и смерти. Онъ состоитъ изъ девяти пѣсенъ, изъ которыхъ вторая опущена, какъ покаянная, несообразная съ духомъ праздника. Въ каждой пѣсни ирмосъ предшествуетъ двумъ или тремъ тропарямъ – не болѣе. Такая краткость необходима по основной мысли канона: восторгъ минолетенъ, а потому и обнаруженіе его кратко, и не требуетъ, не терпитъ ничего растянутаго, продолжительнаго. Содержаніе ирмосовъ выражаетъ сущность праздника и приспособлено къ содержанію библейскихъ ветхозавѣтныхъ пѣсенъ, указывавшихъ прообразовательно на воскресеніе Спасителя; въ пѣсняхъ Дамаскина полагается параллель между событіями ветхозавѣтными и новозавѣтными и показывается въ послѣднихъ исполненіе прообразовъ первыхъ. Въ тропаряхъ представляется или сущность или плоды праздника Христова. Весь канонъ проникнутъ необыкновеннымъ лиризмомъ и есть полный нераздѣльный гимнъ воскресшему Богу. Ни лиризмъ, ни глубина чувства не произвели безпорядка въ мысляхъ, – въ раскрытіи ихъ замѣтна послѣдовательность, хотя и не строгологическая. Первая пѣснь – вступленіе въ канонъ. Пѣснопѣвецъ сближеніемъ пасхи ветхозавѣтной съ новозавѣтною показываетъ превосходство и отчасти плоды послѣдней пасхи, – это преведеніе насъ Христомъ отъ смерти къ жизни, отъ земли на небо. – Великъ этотъ день! Просвѣтимся, люди! Но чтобы получить это просвѣщеніе, нужно очистить чувство, и тогда мы увидимъ Христа, сіяющаго неприступнымъ свѣтомъ воскресенія, тогда ясно услышимъ отъ Него это святое «радуйтесь» (1-й тропарь 1-й пѣсни). Вслѣдъ за симъ пѣснопѣвецъ обращается къ небесамъ, къ землѣ, ко всему міру – видимому и невидимому, приглашаетъ ихъ ко всеобщему торжеству: ибо возсталъ Христосъ веселіе вѣчное! (2 троп.). Въ третьей пѣсни представляется основаніе такой всеобщей радости, всеобщаго духовнаго торжества, – это новое питіе новой нетлѣнной жизни, источникъ нетлѣнія, проистекшій изъ гроба Христа (3 пѣснь ирмосъ), – это божественное духовное просвѣщеніе неба, земли и даже преисподней, да торжествуетъ же вся тварь возстаніе Христа! (1 троп. 3 пѣсни), послѣ вчерашняго спогребенія она нынѣ возстала съ воскресшимъ (2 троп.). Какимъ образомъ пріобрѣтаются для насъ плоды воскресенія, это показываетъ въ ѵпакои по третьей пѣсни, гдѣ святыя уста Ангеловъ вѣщаютъ мѵроносицамъ о возстаніи Господа, умертвившаго смерть, – возстаніи Христа, Сына Божія, спасающаго родъ человѣческій. Раскрывая подробнѣе, какъ совершилось спасеніе міра чрезъ воскресеніе Христа, пѣснопѣвецъ прежде всего приглашаетъ пророка Аввакума стать на божественной стражи, показать міру Ангела свѣтоноснаго, ясно восклицающаго: нынѣ спасеніе міру: ибо возсталъ Христосъ всесильный (4 пѣснь ирмосъ). Указывается на воплощеніе Христа отъ Дѣвы, явившагося непорочнымъ однолѣтнимъ агнцемъ, чуждымъ нечистотъ грѣховныхъ (1 тр. 4 п.). Это – начало нашего спасенія. Родившійся на землѣ Христосъ добровольно заклаяся за всѣхъ въ очистительную пасху, а потомъ возсіялъ изъ гроба, какъ прекрасное Солнце правды (2 тропарь). Такъ совершилось спасеніе людей! Проводя параллель между ветхозавѣтными прообразованіями, относящимися къ воскресенію Христа, и новозавѣтными исполненіями прообразованій, пѣснопѣвецъ видитъ въ радостномъ скаканіи Давида предъ ковчегомъ – прообразъ нашего торжества, видитъ и осуществленіе этого прообраза и снова приглашаетъ всѣхъ веселиться, ибо воскресъ Христосъ (3 троп.). Часто приглашая ко всеобщему торжеству, всеобщей радости, пѣснопѣвецъ показываетъ теперь: въ чемъ должна выразиться эта радость: жены мѵроносицы принесли нѣкогда мѵро ко гробу, мы же, вставъ въ глубокое утро, принесемъ вмѣсто мѵра пѣснь Воскресшему Солнцу правды (ирмосъ 5 пѣсн.). Пѣснь эта должна быть радостная, торжественная, а потому, какъ одержимые адовыми узами съ восторгомъ потекли къ свѣту, прославляя Христа, такъ и мы должны со свѣтильниками въ рукахъ идти въ срѣтеніе Христу, возстающему изъ гроба, – и тогда да сольется наше торжество съ торжествомъ Ангеловъ! (1 и 2 троп.) Упомянувъ и о торжествѣ одержимыхъ адовыми узами, пѣснопѣвецъ показываетъ причину этого торжества: Христосъ снисшелъ въ преисподнія мѣста земли, сокрушилъ вѣчныя запоры ада, – и освободилъ узниковъ возстаніемъ Своимъ (ирмосъ 6 пѣсни). Вообще своимъ воплощеніемъ, рожденіемъ отъ пречистой Дѣвы, своимъ возстаніемъ изъ гроба Христосъ отверзъ намъ райскія двери. – своимъ послушаніемъ и добровольнымъ приведеніемъ ко Отцу, возставъ изъ гроба, совоскресилъ родъ начальника Адама (1 и 2 тр.). Въ кондакѣ 6 пѣсни изображается сущность праздника – погребеніе Господа, разрушеніе адовой силы, воскресеніе Его, какъ побѣдителя, явленіе женамъ мѵроносицамъ и апостоламъ, наконецъ общій доступъ къ воскресенію для падшихъ. Икосъ представляетъ чувствованія мѵроносицъ, приходившихъ помазать тѣло Господа. Въ 7 пѣсни пѣвецъ снова переходитъ къ Господу, Который не смотря на то, что избавилъ нѣкогда отроковъ отъ пещи, – Самъ теперь страдалъ, но за то этимъ страданіемъ облекъ смертное въ красогу безсмертную (7 пѣснь ирмосъ). Ты умеръ, Христосъ! И жены богомудрыя спѣшили благовонными мастями помазать тѣло Твое, но онѣ не нашли Того, Кого искали какъ мертваго, онѣ поклонились Ему какъ живому Богу и возвѣстили Твоимъ, Христе, ученикамъ таинственную пасху (1 тр. 7 п.). И какіе плоды этой пасхи? умерщвленіе смерти, разрушеніе ада, начало другой вѣчной жизни; нельзя не радоваться при этомъ, нельзя не воспѣвать съ восторгомъ Виновника этого торжества (2 тр. 7 п.). Въ третьемъ тропарѣ 7 пѣсни созерцается духовное торжество вѣрующихъ, вызывающее торжественную пѣснь спасительной свѣтозарной ночи, когда совершилось воспоминаніе праздника. Въ пѣсни пѣвецъ обращается къ прославленію именитаго и святаго дня, царя и господина субботъ, праздника праздниковъ и торжества изъ торжествъ. Пригласивъ всѣхъ возрожденныхъ въ сей славный день пріобщиться божественнаго веселія, царства Христова, воспѣвать Христа, какъ Бога (1 тр.), пѣвецъ обращается къ новой Сіонской церкви, приглашаетъ и ее посмотрѣть на чадъ своихъ, стекающихся отъ запада, сѣвера, моря и востока, благословляющихъ въ ней Христа (2 троп.). Въ третьемъ тропарѣ 8 пѣсни славословіе Пресвятой Троицѣ. Девятая пѣснь – заключеніе канона. Въ ней пѣснопѣвецъ обращается къ новому Іерусалиму, напоминаетъ ему о его просвѣщеніи: ибо слава Господня возсіяла надъ нимъ, обращается къ Пресвятой Богоматери, возвѣщая и Ей духовную радость о возстаніи рожденнаго Ею (ирмосъ 9 пѣсии). За тѣмъ выражаетъ отъ лица всѣхъ вѣрующихъ восторгъ – пребывать вѣчно со Христомъ, Который Самъ обѣщался не отлучаться отъ нихъ (1 тр. 9 п.). Наконецъ пѣснопѣвецъ проситъ Христа, Премудрость и Силу удостоить насъ совершеннѣе пріобщиться Его въ безвечерній день Его царствія (2 тр.). Весь канонъ заканчивается пѣснію: «Да воскреснетъ Богъ!...» Это – дификромбъ, бурное изліяніе накопившихся священныхъ чувствъ поэта, чувствъ до того радостныхъ, торжественныхъ, что поэтъ обращается весь въ восторгъ, забываетъ все земное, низкое, – прочь лицемѣріе! прочь вражда! Воскресенія день! – просвѣтимся торжествомъ, обнимемъ другъ друга: мы – братья! простимъ всѣмъ обиды. Пусть торжественный гулъ голосовъ сольется въ одну святую пѣснь любви, мира, радости, – воскликнемъ всѣ: Христосъ воскресе изъ мертвыхъ!... Сколько здѣсь христіанскаго, торжественнаго, святаго! – Этотъ канонъ, съ его величественнымъ дифирамбовъ, находитъ отголосокъ, въ сердцѣ каждаго, надъ кѣмъ только раздаются его звуки. Когда среди глубокаго полночнаго мрака и среди блистанія храмовъ Божіихъ, послышатся эти звуки, – чье сердце не встрѣпенется? Весна въ природѣ, радость и торжественность въ праздникѣ, цвѣты неподдѣльно-восторженнаго чувства въ пѣніи, все такъ соединилось вмѣстѣ, что самая грубая душа, самое нечувствительное сердце трогается, самый злодѣй умиляется подъ дѣйствіемъ благодати.
Какъ поэтъ, Дамаскинъ понималъ, что медленность, продолжительность неумѣстны при такомъ восторгѣ, потому онъ самъ далъ напѣвъ своимъ пасхальнымъ пѣснямъ, напѣвъ высокій по тону и быстрый по переливу звуковъ, – вполнѣ соотвѣтствующій духу праздника. При медленномъ, растянутомъ, низкомъ тонѣ была бы ощутительна не столько живая радость, – сколько холодная торжественность; но духъ праздника требуетъ именно живой радости, кипучаго восторга, который выше торжественности, горячѣе, живѣе, который сильнѣй заставляетъ звучать струны сердца. – Внѣшній составъ канона вполнѣ соотвѣтствуетъ внутреннему достоинству и настроенію праздника. Ирмосы и тропари его составлены безъ предварительнаго акростиха и языкомъ прозаическимъ, хотя въ немъ есть размѣръ, приспособленный къ напѣву. Какъ ирмосы, такъ и тропари и кондаки поются самымъ радостнымъ и величественнымъ изъ всѣхъ церковныхъ гласовъ, каковъ гласъ первый. – Вообще сообразность духа канона пасхальнаго съ духомъ праздника, живость и сила выраженій и мыслей, наполняющія душу радостью, догматичность и простота – такія свойства, по которымъ канонъ этотъ является творческимъ произведеніемъ. Конечно и самая мѣстность вдохновляла поэта. Іерусалинъ – страна обѣтованій, гдѣ жилъ Дамаскинъ; гдѣ священна каждая тропа, – возбуждала въ душѣ поэта думы, которыя переносили его къ той «свѣтозарной ночи», когда мѵроносицы спѣшили ко гробу Спаса, но не нашли Его тамъ, – когда Ангелъ сказалъ имъ таинственное: «Онъ воскресъ!» – къ тому радостному дню, когда Самъ Христосъ, язившись имъ, сказалъ святое – «радуйтесь»! Вотъ почему всѣ историческія мѣста канона живы, прочны, поэтичны.
Творческой самостоятельности пасхальнаго канона, равно какъ и всей поэтической дѣятельности Дамаскина не препятствуетъ отразившееся въ его пѣснопѣніяхъ вліяніе Григорія Богослова, не препятствуетъ то, что лучшія мысли и даже выраженія займствованы у послѣдняго. Догматическая творческая дѣятельность была собственно до VIII вѣка. Послѣ, съ уменьшеніемъ догматическихъ заблужденій и догматическихъ споровъ, стала упадать и самостоятельная догматическая дѣятельность отцевъ. Духъ созерцательный угасъ. Догматисты были не творцами, а подражателями, слѣдовательно ихъ творенія не могли имѣть такой свѣжести такого интереса, какой имѣютъ творенія отцевъ Церкви IV-VIII в. Далѣе догматствованія стали достояніемъ только образованнаго класса народа, огромное же большинство христіанъ ограничивалось одною сердечною вѣрою, не простираясь далеко въ основанія ея, – въ догматы. Что же нужно было для этого большинства, чтобы передать ему догматическое ученіе? Классъ необразованный имѣетъ своего рода развитіе, образованность, это – поэзія, или собственно пѣсни, къ которымъ въ народѣ съ издѣтства обнаруживается любовь и стремленіе; пѣсни для него именно тоже, что самая наука для образованнаго класса. Пѣсни живѣйшій интересъ толпы. Отсюда извѣстный научный предметъ ни чрезъ что такъ не принимаетъ духомъ толпы, какъ чрезъ поэзію, чрезъ пѣсни. И догматы, въ періодъ упадка творческой дѣятельности, – легче, удобнѣе всего могли быть извѣстны народу чрезъ поэзію, чрезъ пѣсни. Въ этомъ отношеніи Дамаскинъ является творцемъ. Въ своихъ превосходныхъ пѣснопѣніяхъ онъ кратко изложилъ догматы христіанскіе, обратилъ ихъ отъ холодной и сухой прозы къ живой, согрѣвающей душу поэтической рѣчи, изъ разсужденія обратилъ въ пѣснь и такимъ образомъ сдѣлалъ ихъ достояніемъ общенароднымъ и общедоступнымъ. И вотъ отъ смерти Дамаскина 35 поколѣній воспитано на его канонахъ христіанъ всего свѣта. И теперь религіозныя чувства всѣхъ четырехъсотъ милліоновъ христіанъ никогда такъ не парягъ, какъ при пѣснопѣніяхъ Дамаскина. Мірская лирика всѣхъ народовъ – древня и новая – бѣдна въ сравненіи съ пламенѣющимъ лиризмомъ св. Іоанна Дамаскина.
«Прибавленіе къ Рязанскимъ Епархіальнымъ Вѣдомостямъ». 1866. № 5. С. 155-164.
{1} Въ подлинникѣ канонъ написанъ ямбическими шестистонными стихами:
ἔσωσε λαόν θαυματουργῶν Δεσπότης,
ὑγρὸν θαλάσσης κῦμα χερσώσας πάλαι...
{2} Преданіе говоритъ, что Дамаскинъ въ благодарность Божіей Матери за такое чудное исцѣленіе сдѣлалъ серебрянную руку на подобіе отрубленной и привѣсилъ ее къ иконѣ Богородицы. Отсюда – происхожденіе образа Богоматери – троеручицы.
См. также:
Праздниковъ праздникъ (Пасхальный канонъ св. Іоанна Дамаскина).