ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИКЪ АѲАНАСІЙ БРЕСТСКІЙ

Составлено на основѣ житія преподобномученика Аѳанасія, написаннаго въ XVII в. студентами Кіево-Братской школы по его дневникамъ, называемымъ «Діаріушъ» и запискамъ его послушниковъ.

Въ 1596 г. на соборѣ въ Брестѣ было объявлено единеніе (унія) православной Юго-Западной Русской Церкви съ Римско-католической церковью. Подго­товленная недостойными людьми, вызванная низменными разсчетами, унія привела къ попранію пра­вославной вѣры и русской народности въ Юго-Западной Руси, которая въ XVI в. входила въ составъ Польско-Литовскаго государства.

Принявшіе унію не пожелали даже выслушать православныхъ; а не желавшіе насильственнаго единенія были преданы анаѳемѣ со всѣми ихъ еди­номышленниками. На это проклятіе Брестскій право­славный соборъ отвѣтилъ осужденіемъ митрополита и владыкъ, принявшихъ унію, и двумя слѣдующими постановленіями:

1) «мы даемъ обѣтъ вѣры, совѣсти и чести, за себя и за нашихъ потомковъ, не слушать этихъ осужденныхъ соборнымъ приговоромъ митрополита и владыкъ, не повиноваться имъ, не допускать ихъ власти надъ нами; напротивъ, сколько возможно, противиться ихъ распоряженіямъ, стоять твердо въ нашей святой вѣрѣ и при нашихъ восточныхъ патріархахъ, не оставляя стараго календаря, тщательно сохраняя огражденное законами общее спокойствіе и сопротивляясь всѣмъ насиліямъ и новизнамъ, которыя будутъ пре­пятствовать свободѣ нашего богослуженія, совершаемаго по древнему обы­чаю...

2) «мы, сенаторы, сановники, урядники и рыцарство, а также и духовныя лица греческой вѣры, сыны восточной Церкви, собравшіеся сюда въ Брестъ на соборъ, достовѣрно узнали нынѣ, что митрополитъ и нѣсколько владыкъ, отступники отъ Греческой Церкви, составили и обнародовали безъ нашего вѣдома и противъ нашей свободы и всякой справедливости, ка­кую-то унію между Церквами восточной и западной. Мы протестуемъ про­тивъ всѣхъ этихъ лицъ и ихъ несправедливаго дѣянія и обѣщаемся не толь­ко не подчиняться, но, съ Божіей помощью, всѣми силами сопротивляться имъ, а наше постановленіе, сдѣланное противъ нихъ, будемъ подкрѣплять и утверждать всѣми возможными средствами и особенно нашими просьбами предъ его королевскою милостью».

Борьбѣ съ дѣйствіями и распоряженіями уніатовъ, въ твердомъ стояніи за святую вѣру православную, была посвящена вся жизнь преп. Аѳанасія, его подвиги, труды и страданія.

Преп. Аѳанасій родился въ благочестивой семьѣ. Родители его были изъ людей простыхъ, въ то время отличавшихся преданностью восточной Цер­кви и даже составлявшихъ братскіе союзы для ея защиты отъ насилія латинянъ. «Я, недостойный Аѳанасій Филипповичъ — свидѣтельствуетъ препо­добный о себѣ, — милостью Божіею и молитвами Пречистой Богородицы въ вѣрѣ православной и Церкви истинной восточной, какъ слѣдуетъ утвержденъ съ самаго дѣтства и возникновенія во мнѣ разума». Первоначальныя познанія въ «наукахъ церковно-русскихъ» онъ получилъ, надо думать, въ одной изъ братскихъ школъ, можетъ быть, въ школѣ родного города Берестья. Неизвѣстно, гдѣ преп. Аѳанасій получилъ дальнѣйшее образованіе, но, несомненно, онъ былъ однимъ изъ образованнѣйшихъ людей своего вре­мени: зналъ творенія св. отцовъ, житія святыхъ, а также и сочиненія западно-европейскихъ историковъ; свободно писалъ по-польски, по-латински и хорошо былъ знакомъ съ греческимъ языкомъ.

Въ своей молодости преп. Аѳанасій, какъ человѣкъ, выдающійся по сво­ему развитію, занимался преподаваніемъ въ богатыхъ домахъ польско-русскаго дворянства. Когда канцлеръ литовскій Левъ Сапѣга, съ вѣдома польскаго короля Сигизмунда III, былъ назначенъ опекуномъ надъ Яномъ Фавстиномъ Лубой (сынъ Марины Мнишекъ, жены ЛжедимитріяI), — которому поляки съ дѣтства внушили мысль, что онъ законный наслѣдникъ московскаго престола — Аѳанасій Филипповичъ, какъ извѣстный по своему образо­ванію человѣкъ, былъ приглашенъ къ нему воспитателемъ и такъ прослужилъ 7 лѣтъ при дворѣ Сапѣги. Вѣроятно, суетная, безпечная и не въ мѣру разгульная жизнь, которую пришлось наблюдать преп. Аѳанасію при дворѣ польскаго вельможи, произвела въ немъ нравственный переворотъ и онъ сталъ задумываться «надъ грѣховностью вѣка сего». Размышленія привели его къ тому, что онъ рѣшилъ порвать связи съ міромъ, и въ 1627 г. принялъ монашеское постриженіе въ виленскомъ Свято-Духовомъ монастырѣ. Отсю­да онъ посланъ былъ на послушаніе сперва въ монастырь Кутеинскій подъ Оршею (Могилевской губерніи), а затѣмъ Межигорскій около Кіева, гдѣ «не малое время учился волѣ Божіей и жизни по закону».

Изъ Межигорья преп. Аѳанасій былъ снова позванъ въ Вильну. При прощаніи Межигорскій игуменъ сказалъ преподобному:

— «Братъ Аѳанасій, сохрани въ глубинѣ сердца по крайней мѣрѣ три вещи: будь въ послушаніи у своихъ старшихъ, ревнуй о церковномъ правилѣ и стерегись бесѣдъ съ женщинами; когда, при помощи Божіей, сохранишь это, спасешься и будешь потребенъ на службу Церкви Христовой. Иди съ миромъ!»

На пути въ Вильну преподобный встрѣтилъ весьма больного человѣка, «взялъ его на себя и несъ не мало»; этотъ человѣкъ открылъ подвижнику многое изъ таинъ Божіихъ, «вложилъ ему въ сердце сладчайшее имя Іисуса и научилъ, какъ сохранить его: 1. имѣть въ обращеніи съ людьми разумную умеренность; 2. хранить послушаніе, чистоту и пребывать въ бѣдности; 3. по­стоянно памятовать о двоякой смерти (духовной и тѣлесной); 4. рѣшительно во всемъ полагаться на волю Божію и 5. если бы по немощи тѣла приключи­лось что противное волѣ Божіей, очищать себя исповѣдью и полнымъ раскаяніемъ».

Въ Вильнѣ преподобный получилъ посвященіе съ санъ іеромонаха и «во­лею Божіею и старшихъ» былъ назначенъ намѣстникомъ въ Дубойскій мона­стырь, подъ Пинскомъ, гдѣ въ теченіе 3 лѣтъ «сильно боролся, то съ своими дурными помыслами, то съ врагами Православія — іезуитами. Канцлеръ ли­товскій, князь Станиславъ Радзивилъ, въ 1636 г. отобралъ Дубойскій мона­стырь для поселившихся въ Пинскѣ іезуитовъ. Благочестивая душа преп. Аѳанасія была потрясена этой неправдой. Въ горячей ревности по святой вѣрѣ православной преподобный написалъ жалобный листъ о притѣсненіяхъ православныхъ латино-уніатами и, закрѣпивъ его подписями многихъ почтенныхъ людей, вручилъ его «Пречистой Богородицѣ Купятицкой», т.е. положилъ у Ея иконы, моля Ее вступиться и защитить православныхъ отъ оби­ды.

По отобраніи отъ православныхъ Дубойской обители, преп. Аѳанасій былъ оставленъ «на послушаніи» въ Купятицкомъ монастырѣ и пребывалъ здѣсь въ трудахъ и терпѣніи. Въ это время (въ 1636 г.) въ Купятицкій мона­стырь пришли листы Петра Могилы, кіевскаго митрополита, съ просьбой собрать милостыню на обновленіе каѳедральной митрополичьей церкви Кіево-Софійскаго собора. Просьба была исполнена, и въ маѣ 1637 г. собранныя деньги были отправлены митрополиту. Узнавъ отъ посланнаго, что и въ Купятицахъ церковь весьма стара, Петръ Могила далъ «универсальный листъ» для сбора подаяній на обновленіе этого храма, а игуменъ Иларіонъ (Денисовичъ), послѣ совѣта съ братіею, возложилъ это послушаніе на преп. Аѳанасія и на послушника Онисима Волоковицкаго. Преподобный отнесся къ тру­ду на благо церкви, въ которой помѣщалась Купятицкая чудотворная икона Богоматери, съ необыкновеннымъ усердіемъ и ревностью. Послѣ совѣщанія, которое происходило въ монастырской трапезѣ, — разсказываетъ преп. Аѳанасій, «вдругъ страхъ весьма великій напалъ на меня, и я сидѣлъ у стола точно одеревенѣлый. Ушедши въ свою келлію, я затворился и сталъ предъ всемогущимъ Богомъ молиться о своемъ послушаніи. Спустя немного, когда я стоялъ на молитвѣ, на меня напалъ такой страхъ, что я порывался бѣжать изъ келліи, но, удержанный какой-то невѣдомой силой, остался и долго горько плакалъ, и, хотя въ келліи никого не было, я услышалъ сладкій голосъ: "Царь московскій устроитъ мнѣ церковь: иди къ нему".

При этомъ меня точно облило варомъ, и я снова началъ горько плакать, думая, что-то будетъ».

Въ ноябрѣ 1637 г., когда прибли­жалось время отъѣзда, преподобный объявилъ игумену о своемъ видѣніи, на что тотъ отвѣтилъ: «Брате милый, куда тебя всемогущій Богъ и Пречи­стая Богородица поведутъ, туда и иди, а я тутъ съ братіей буду молиться, что­бы ты во здравіи вернулся къ намъ; а о чемъ ты говоришь, не знаю, какъ это сбудется, когда у тебя нѣтъ и листа, который выдается отъ короля, нашего господина».

Простившись съ братіей, преп. Аѳанасій вошелъ въ притворъ церков­ный и, поручая себя во всемъ попеченію Божію, сталъ молиться съ колѣно-преклоненіемъ; потомъ черезъ окно взглянулъ на чудотворный образъ Пречистой Богородицы, и ему послы­шался изъ церкви шумъ, очень страшный. Поверженный въ трепетъ, онъ хотѣлъ бѣжать, но потомъ, собравшись съ духомъ, снова поглядѣлъ черезъ оконце, говоря: «О, Пречистая Богородице, будь со мною».

И въ ту минуту отъ чудотворнаго образа Пречистой Богородицы послы­шался ясный голосъ: «Иду и Я съ тобою».

А діаконъ Неемія (этотъ діаконъ за несколько лѣтъ передъ симъ пре­ставился въ молодыхъ лѣтахъ, послѣ богоугодныхъ подвиговъ иноческихъ), стоя на лѣвомъ клиросѣ, на подобіе иконы и какъ бы заикаясь вымолвилъ:

— «Иду, иду и я съ Госпожею моей».

Когда преп. Аѳанасій съ Онисимомъ Волковицкимъ пріѣхали въ Слуцкъ, архимандритъ Шицикъ отобралъ у нихъ листы и всѣ святки продержалъ ихъ въ большой тревогѣ, разобидевшись на Купятицкаго игумена за то, что онъ отправилъ сборщиковъ въ Бѣлоруссію безъ доклада ему, намѣстнику митро­полита; но, устрашенный во снѣ видѣніемъ, вернулъ листы путникамъ и сказалъ: «Дѣлаю это для Пречистой Богородицы, а не для вашего игумена; иди­те съ Богомъ, куда хотите».

Оттуда сборщики прибыли въ Кутеинскій монастырь близъ г. Орши. Въ монастырѣ удивлялись ихъ смѣлому плану идти въ Москву за сборомъ подаяній, но предостерегали: «Господине отче Аѳанасіе! — говорилъ намѣстникъ монастыря, — трудно безъ паспорта короля, нашего повелителя, идти вамъ черезъ Смоленскъ и Дорогобужъ за границу до Москвы; виленскіе чернецы и паспортъ имѣли для милостыни, а много набѣдствовались».

Преп. Аѳанасій былъ напуганъ этими словами, но не оставилъ своего плана; добывъ отъ Кутеинскаго игумена рекомендательныя письма къ разнымъ протопопамъ и православнымъ братствамъ, преподобный посѣтилъ Копысь, Шкловъ, Могилевъ, Головчинъ, но нигдѣ не получилъ милостыни, потому что передъ ними прошли другіе сборщики.Вернувшись въ Кутеинскій монастырь и уже рѣшивъ ѣхать назадъ въ Купятицы, преподобный услышалъ такой совѣтъ отъ намѣстника: «Отче Аѳанасіе, брате милый! жаль мнѣ тебя, что ты, сдѣлавъ такъ мало для своего послушанія, отъѣзжаешь домой. Совѣтую тебѣ: иди черезъ Трубецкъ до Брянска; хоть и тамъ будетъ не безъ труда, однако, волею Божіею, попадешь въ столицу Московскую».

Запали эти слова въ сердце преп. Аѳанасію; передалъ онъ ихъ и настоя­телю Кутеинской обители, который благословилъ его на путь и далъ реко­мендательное письмо къ князю Петру Трубецкому. Съ разными скорбями и непріятностями путники черезъ Пропойскъ и Стародубъ дошли до Трубецка. Но здѣшній воевода князь Петръ, несмотря на письмо кутеинскаго игумена, отнесся къ сборщикамъ крайне подозрительно, т.к. тогда было казацкое возстаніе подъ начальствомъ Павлюка и граница оберегалась строго. Тру­бецкой, подъ угрозой наказанія, велѣлъ путникамъ возвратиться и они уже хотѣли ѣхать домой, но рѣшили побывать еще въ Челнскомъ монастырѣ. «Когда я, — говоритъ преп. Аѳанасій, — шелъ пѣшій передъ конемъ и мо­лился Господу Богу и Пречистой Богородицѣ, страхъ великій напалъ на меня, такъ что я восклицалъ громкимъ голосомъ: «О, Боже мой и Пречистая Богородице, смилуйтесь надо мною! что это дѣлается?»

Въ это время мнѣ показалось, будто послушникъ говоритъ: «На что тре­буешь людской помощи? иди въ Москву, я съ тобою!»

Приблизившись къ послушнику, я спросилъ его, что онъ говорилъ, а онъ отвѣтилъ: «Ничего я не говорилъ тебѣ, я только сержусь на васъ, что мы даромъ бродимъ».

Прибывши въ Челнскій монастырь, преподобный повѣдалъ братіи, что, при помощи Божьей, намѣренъ добраться до Москвы; на это одинъ изъ старцевъ отвѣтилъ: «Не дойдешь, господине, т.к. время тревожное по случаю казацкаго погрома, но если съ тобою (какъ говоришь) помощь Божія, то мож­но дойти. Направляйся въ Новгородъ Сѣверскій къ воеводѣ Петру Песечинскому; счастье твое, если прикажетъ тебя пропустить, а тутъ теперь вездѣ великая охрана».

Преп. Аѳанасій послушался этого совѣта. На пути къ Новгороду-Сѣверскому, на ночлегѣ въ постояломъ домѣ, въ глухую полночь, на преподобнаго напалъ великій страхъ и ему почудилось, «будто кто-то ѣдетъ съ немалой свитой», слышался голосъ: «есть, есть, онъ тутъ», а когда все утихло, Аѳанасій разбудилъ хозяина и, ничего не сказавъ ему, просилъ сію же минуту проводить на новгородскую дорогу. Въ пути ночной порой, не зная, навѣрное, куда ѣхать, преподобный, чтобы разогнать тревогу, началъ возглашать акаѳистъ Богородицѣ: «Взбранной воеводѣ побѣдительная» съ припѣвами: «аллилуіа», а затѣмъ подъ утро вздремнулъ. «Отряхнувши сонъ съ очей, — пишетъ преп. Аѳанасій, — я увидѣлъ юношу въ мантіи, сидящаго на нашемъ конѣ, поглядывающего взадъ на насъ и указывающего дорогу. Юноша сказалъ: "Я Неемія, діаконъ, сожитель вашъ Купятицкій". Затѣмъ онъ исчезъ, а когда взошло солнце, я увидѣлъ на небѣ крестъ, а въ немъ образъ Пречи­стой Богородицы съ Младенцемъ, вродѣ Купятицкаго, пронизанный и окру­женный лучами солнечными. И послѣ того, какъ я въ раздумьи не мало смотрѣлъ на него, хотѣлъ указать на это чудо послушнику Онисиму, а онъ, встрепенувшись отъ сна, началъ бить коня и въ тотъ мигъ образъ сталъ невидимъ на небѣ, и я ужъ больше не упоминалъ ему тогда о видѣніи. Прибли­зившись къ пограничному селу, передъ полуднемъ, мы чудесно миновали стражу воеводы новгородскаго: одинъ поселянинъ того села стоялъ около дороги, снявши шапку, а когда я поздоровался съ нимъ, сказалъ мнѣ: "Что это за Госпожа, отче, и куда ѣдетъ съ такой не малой свитой?" Я, не зная, что отвѣчать ему, только сказалъ «но, но» и отошелъ къ санямъ». Изъ селенія проводила иноковъ большая толпа народа и около церкви во имя св. Аѳанасія, стоящей за селомъ въ полѣ, путники «волей Божіей» перешли границу и пріѣхали въ первое село Московской Руси — Шепелево.

Здѣсь они были приняты ласково. Всѣ изумлялись, какъ это имъ уда­лось пробраться около стражи, видѣли въ этомъ явную помощь Божію инокамъ-путникамъ, а одна женщина прямо сказала: «Воистину съ ними ѣдетъ Богородица, если они миновали охрану».

10 февр. 1638 г. преп. Аѳанасій съ Онисимомъ прибыли въ Сѣвскъ, гдѣ голова съ другимъ чиновнымъ людомъ допытывались, для какой нужды явились путники; узнавъ, что у нихъ нѣтъ пропуска къ царю, они сказали, что невозможно имъ добраться до столицы. Преподобный на это отвѣтилъ: «Иду по волѣ Бога и той иконы, которую даю вамъ въ отпечаткѣ на бумагѣ».

Тогда они повѣрили ему и отошли, не принявъ никакого рѣшенія. Когда преподобный при закатѣ солнца былъ одинъ въ лѣсу, неподалеку отъ Сѣвска, явственно услышалъ слѣдующій голосъ: «Аѳанасій! иди къ царю Михаи­лу и скажи ему: побѣждай нашихъ непріятелей, ибо уже пришелъ часъ; имѣй на военныхъ хоругвяхъ образъ Пречистой Богородицы Купятицкой для помо­щи и въ битвахъ храбро защищай каждаго человѣка, именующагося православнымъ».

Поздно ночью, сбившись съ дороги, странники попали въ деревню Кривцово въ 5 верстахъ отъ Сѣвска и попросились на ночлегъ у одного христиа­нина, у котораго былъ сильно боленъ сынъ. Сѣвши около страдальца, преп. Аѳанасій обратился къ Всевышнему съ молитвой объ его исцѣленіи. На слѣдующій день пришелъ къ преподобному хозяинъ и говоритъ: «Старче великій, если ты священникъ, помолись Богу о сынѣ, чтобы онъ былъ здоровъ».

Преп. Аѳанасій, отправивши съ послушникомъ молебенъ, знаменалъ больного бумажнымъ образомъ Пречистой Богородицы Купятицкой. О, дивныя дѣла Божіи! Точно какъ пробужденный отъ сна, больной поднялся и вскричалъ: «Откуда это пришла надежда моя, Богородица, исцѣлить меня?» И тотчасъ всталъ, возблагодарилъ Бога и прислуживалъ путникамъ за столомъ, а люди, бывшіе при этомъ, сильно изумлялись въ радости и страхѣ. Отецъ исцѣленнаго проводилъ дорогихъ гостей на Брянскую дорогу и совѣтовалъ непремѣнно ѣхать въ Москву.

По отъѣздѣ изъ Кривцова, послушникъ Онисимъ доставилъ много безпокойства преп. Аѳанасію и даже порывался бѣжать отъ него, говоря: «Вер­немся въ Литву, ибо здѣсь погибнемъ. Для чего мы терпимъ такую бѣду и добровольно отдаемъ себя еще большимъ опасностямъ? Настойчиво стре­мишься ты быть въ столицѣ Московской, не будешь, не будешь!»

Преподобный, обратившись про себя съ молитвой къ Господу и Пречи­стой Богородицѣ, тихо сказалъ своему спутнику: «Милый братъ, побойся Бога! ты вѣдь самъ слышалъ и видѣлъ не мало Божіихъ чудесъ надъ нами; зачѣмъ же не разсудительно поступаешь? — Намъ спутешествуютъ Пресвятая Владычица Богородица...

Усмотрѣвъ изъ сихъ грамотъ, что «унія со старымъ Римомъ, принятая вопре­ки законамъ Церкви восточной, проклята навѣки, я, — говоритъ преп. Аѳанасій, — открыто въ церкви и въ разныхъ мѣстахъ объявлялъ объ этомъ». Открытое заявленіе произвело столь сильное дѣйствіе, что, по словамъ преподобнаго, «въ мѣстѣ томъ Берестейскомъ и во всемъ округѣ того вое­водства уніаты начали испытывать величайшую тревогу». Въ слѣдующемъ (1641) году въ сентябрѣ преп. Аѳанасій отправился на сеймъ, т.е., на собраніе государственныхъ чиновъ, въ Варшаву и выхлопоталъ у короля Владис­лава IV за его собственноручною подписью грамоту («привилегій»), которой подтверждались всѣ старыя преимущества православнаго братства въ Брестѣ и обезпечивалась на вѣчное время полная свобода богослуженія и обрядовъ по уставу восточной Церкви. Но, по законамъ царства Польскаго, королевскій привилегій не могъ имѣть силы безъ утвержденія его печатью короннаго канцлера или подканцлера. Преп. Аѳанасій молилъ объ этомъ и даже предлагалъ деньги, но напрасно.

— «Будьте всѣ уніатами, — говорили хранители печатей просителю, — такъ мы и даромъ запечатаемъ; знайте, что намъ отъ святаго отца, папы Римскаго, подъ клятвою запрещено умножать здѣсь греческую вѣру».

Тогда преподобный обратился за помощью къ православнымъ, сначала къ вліятельнымъ духовнымъ особамъ, прибывшимъ на сеймъ. Но и здѣсь не нашелъ онъ поддержки, т.к. каждый изъ нихъ былъ занятъ своими частны­ми дѣлами и выгодами. «Остальные отцы и монахи, — замѣчаетъ преподоб­ный, — всѣ пріѣхали по своимъ личнымъ побужденіямъ и говорятъ одно: у меня довольно церквей, какъ себѣ кто хочетъ, такъ пусть и хлопочетъ, это не мое дѣло. О полномъ и общемъ успокоеніи вѣры православной даже нѣтъ и помину». Проникнутый мыслію «о полномъ и общемъ успокоеніи», преп. Аѳанасій чутко прислушивался къ жалобамъ на униженіе православной Цер­кви, которыя раздавались отовсюду и были принесены въ Варшаву пріѣхавшими на сеймъ горожанами. Со словъ православныхъ мірянъ, такъ описываетъ преподобный бѣдствія православной Церкви въ Польско-Литовскомъ государствѣ: «даже и за деньги нельзя имѣть свободы въ отеческомъ благочестіи и поступать, какъ требуетъ совѣсть православныхъ людей. О, горе! живутъ дѣти безъ крещенія, взрослые безъ вѣнчанія, а умершихъ хоронятъ, крадучись ночью, въ поляхъ, огородахъ и погребахъ. Здѣсь, въ христіанскомъ государствѣ, православные люди терпятъ больше стѣсненій, чѣмъ въ турецкой неволѣ».

Въ одномъ видѣніи, притѣсняемая Церковь православная, представи­лась преп. Аѳанасію въ видѣ дѣвы, ограбленной, плачущей и жалующейся на враговъ своихъ. Потомъ на постояломъ дворѣ, когда преп. Аѳанасій совершалъ акаѳистъ Пречистой Богородицѣ и произносилъ слова «отъ всякихъ насъ бѣдъ свободи», то услышалъ отъ образа Богоматери явственный голосъ: «Аѳанасій! жалуйся теперь на сеймѣ при помощи иконы Моей Купятицкой, въ крестѣ изображенной, передъ королемъ польскимъ и государствомъ, грозя праведнымъ гнѣвомъ и страшнымъ судомъ Божіимъ, который вотъ-вотъ поистинѣ наступитъ, если не образумятся; пусть прежде всего на вѣки осудятъ проклятую унію — въ этомъ самая насущная нужда — и имъ еще можетъ быть хорошо».

Исполняя это повелѣніе, преподобный въ 1643 г., какъ пророкъ Илія, ревнующій объ истинной вѣрѣ, отправился на сеймъ въ Варшавѣ. Онъ взялъ съ собою по 7 образковъ Купятицкой Богоматери, написанныхъ на полотнѣ, исторію своего путешествія въ Москву и «надписаніе», заключающее предостереженія о гнѣвѣ и страшномъ судѣ Божіемъ за преслѣдованіе Православія и покровительство уніи. «Вмѣсто прошенія отъ Церкви восточной», пре­подобный роздалъ знатнѣйшимъ членамъ сейма изъ дворянскихъ родовъ иконы Богоматери съ приложеніемъ и, въ присутствіи всѣхъ членовъ сейма, обратился къ королю со слѣдующей рѣчью:

— «Наіяснѣйшій король Польскій, господинъ мой милостивый! мы терпимъ несносную кривду: не хотятъ намъ, людямъ православнымъ, въ дѣлахъ церковнаго благочестія утверждать печатями привилегіи, не хотятъ насъ защищать на основаніи правъ, скрѣпленныхъ присягой вашей королев­ской милости, и вотъ ужъ около 50 лѣтъ вѣра православная и Церковь Гре­ческая восточная подъ вами, христіанскими панами, въ королевствѣ Польскомъ, въ угоду проклятой уніи, терпитъ чрезмѣрныя притѣсненія и это при содѣйствіи и помощи ненавистныхъ римскихъ церковниковъ, въ особенности же іезуитовъ, чрезвычайно хитрыхъ. Эти іезуиты съ помощью точеныхъ рѣчей, лукавыхъ наукъ и высокихъ титуловъ овладѣвая душами молодыхъ лю­дей, устрояя въ школахъ комедіи, проповѣдуя въ костелахъ и издавая превратныя книжки, измышленныя по внушенію сатаны, — безбожно соблазняютъ простыхъ людей, своихъ потатчиковъ, а православныхъ христіанъ, сами будучи не православными, предаютъ позору и преслѣдуютъ».

Ревнитель Православія передалъ королю копію Купятицкой иконы Бого­матери и приложилъ къ нему особое писаніе. Этимъ писаніемъ преподобный просилъ короля успокоить правдивую вѣру греческую, а унію уничтожить. Онъ писалъ: «Если унію проклятую искорените, а восточную истинную Цер­ковь успокоите, то поживете лѣта ваши въ счастіи, а если не умирите истин­ной греческой вѣры и не сметете съ лица земли проклятую унію, то воистину познаете гнѣвъ Божій. Образъ Пресвятой Богородицы да будетъ вамъ тру­бою и знаменіемъ страшнаго суда Божія, когда благословенные унаслѣдуютъ Царство небесное, а проклятые будутъ низринуты въ адъ на вѣчныя муки».

Грозныя писанія преп. Аѳанасія, конечно, должны были поразить сердца короля и сенаторовъ и, вѣроятно, правительство по этому поводу выразило свое неудовольствіе представителямъ православныхъ на сеймѣ, и «свои отцы старшіе» взяли преп. Аѳанасія, объявили помѣшаннымъ и посадили подъ стражу. «Я, — пишетъ преподобный, — остался поруганнымъ, осмѣяннымъ и оплеваннымъ». Снѣдаемый скорбію, что не только король съ польской шляхтой, но и своя братія не хочетъ поддержать дѣло успокоенія вѣры православной, преп. Аѳанасій, подражая Христа ради юродивымъ, притворился какъ бы безумнымъ, вышелъ изъ темницы нагимъ, имѣя на себѣ только клобукъ да парамандъ для показанія своего званія, вымазался весь въ болотѣ и, поражая себя посохомъ, бѣгалъ по улицамъ Варшавы и восклицалъ громкимъ голосомъ: «горе проклятымъ и невѣрамъ!» Преподобный имѣлъ намѣреніе вбѣгать въ костелы и возглашать тѣ же слова, но его дог­нали слуги владыкъ, съѣхавшихся на сеймъ, и, втолкнувъ въ болото, глуби­ной выше колѣнъ, продержали до прихода съ постоялаго двора воза. Прои­зошло это въ мартѣ: страдалецъ терпѣлъ стужу, еле живой на возу былъ доставленъ въ гостиницу и снова кинутъ въ заключеніе. «Старшіе отцы» осу­дили преподобнаго и, «не имѣя на это никакого права, постановили лишить его игуменства и пресвитерства», затѣмъ препровождали его, какъ зачумленнаго, отъ одной духовной особы къ другой и, по окончаніи сейма, отправ­или на судъ къ кіевскому митрополиту Петру Могилѣ. Консисторія митропо­лита оправдала Аѳанасія и варшавское опредѣленіе было уничтожено. Ког­да онъ на судѣ припомнилъ, какъ его въ Варшавѣ водили отъ гостиницы къ гостиницѣ, знаменитый проповѣдникъ, архим. Иннокентій (Гизель), сказалъ: «какъ отъ Анны къ Каіафѣ», т.е., сравнилъ варшавскій судъ намъ преп. Аѳанасіемъ съ судомъ первосвященниковъ іудейскихъ надъ Іисусомъ Христомъ. Возстановленный въ пресвитерскомъ санѣ, преподобный неоднократно совершалъ литургіи въ Кіевѣ, какъ въ пещерахъ, такъ и въ церкви Успенія Богоматери, а когда православное Брестское братство вошло къ митрополи­ту съ просьбой вновь прислать на игуменство преп. Аѳанасія, митрополитъ Петръ исполнилъ это ходатайство. Въ грамотѣ братству, по поводу возвращенія игумена, митрополитъ ставилъ на видъ, что преподобный посылается на игуменство «послѣ надлежащаго вразумленія духовнаго за поступокъ, ко­торый всей Церкви Россійской причинилъ скорбь и трудности» и что брестскій игуменъ впередъ «будетъ осторожнѣй поступать въ дѣлахъ церковныхъ, особенно же передъ королемъ, его милостью, господиномъ нашимъ милостивымъ и всѣмъ пресвѣтлымъ его сенатомъ».

Вернувшись въ Брестъ, преп. Аеанасій всей душой отдался монашескимъ подвигамъ съ братіей ввѣреннаго ему Симеонова монастыря. Но обсто­ятельства въ Западной Руси слагались такъ, что тихая жизнь иноковъ по­стоянно прерывалась. Православные — какъ духовенство и монахи, такъ и міряне — терпѣли много притѣсненій за свою вѣру: не разъ испытывали отъ своевольныхъ школьниковъ іезуитскихъ и отъ уніатскихъ поповъ ругатель­ства, позорныя насмѣшки и битье, нападенія на монастырь, помѣху въ хожденіяхъ со святыней черезъ площадь и всякаго рода бѣдствія. Одинъ уніатскій архимандритъ, насильно захвативъ на большой дорогѣ монаховъ, посланныхъ къ преп. Аѳанасію изъ Купятицкаго монастыря, священноиноку отрѣзалъ бороду, діакона раздѣлъ донага и обоихъ прогналъ, а двухъ монастырскихъ коней съ вещами присвоилъ себѣ. Дошло до того, что никому изъ монастыря нельзя было показаться на улицу, не подвергаясь ругательствамъ.

— «На каждомъ мѣстѣ, — разсказываетъ святый Аѳанасій, — во дворахъ и судахъ, ругаются надъ нами и кричатъ на насъ: "гу-гу, русинъ, волкъ, схизматикъ, турко-гречинъ, отщепенецъ"».

Такъ какъ канцлеръ Сапѣга считался покровителемъ Брестскаго монастыря (обитель имѣла землю, имъ данную), то преподобный въ 1644 г. ѣздилъ къ нему въ Краковъ и просилъ, чтобы онъ выхлопоталъ у короля охранный листъ для православныхъ жителей Бреста, которые не находятъ въ судахъ защиты отъ притѣсненій со стороны уніатовъ. Но гордый вельможа далъ та­кой отвѣтъ преподобному: «Попъ съ попомъ подрался, а мнѣ какое дѣло? сдѣлайтесь уніатами и будете жить въ покоѣ».

Притѣсненія, которыя сыпались на православныхъ, разумѣется, не мог­ли не волновать преподобнаго. Въ сильномъ возбужденіи онъ становится на молитву передъ Купятицкой иконой Богоматери и опять явственно слышитъ голосъ отъ иконы: «Аѳанасій! проси еще съ помощью Моего образа на будущемъ сеймѣ передъ королемъ Польскимъ и государствомъ о полномъ унич­тоженіи проклятой уніи. Хорошо будетъ, если послушаютъ и уничтожатъ ее: поживутъ еще счастливо въ будущихъ лѣтахъ».

Устрашенный видѣніемъ, преп. Аѳанасій 5 дней былъ чрезвычайно слабъ, не пилъ, не ѣлъ и все раздумывалъ о томъ, какъ ему поступить. Онъ зналъ, что смѣлыя рѣчи на сеймѣ снова вызовутъ судъ надъ нимъ и осужденіе, и въ то же время боялся нарушить волю Божію. Смущался великостію дѣла, которое на него, смиреннаго, возлагалъ Господь, и успокаивалъ себя тѣмъ, что даже ослица Валаама говорила нѣкогда по волѣ Божіей. Итакъ, онъ началъ готовиться къ генеральному сейму 1645 г. Преп. Аѳанасій имѣлъ намѣреніе, какъ въ предшествующій сеймъ, поднести королю и сановникамъ копіи Купятицкой иконы Пречистой Богородицы вмѣстѣ съ описаніемъ чудесъ отъ нея во время путешествия преподобнаго въ Москву, а затѣмъ сдѣлать предложеніе объ отмѣнѣ уніи и успокоеніи православной вѣры. Но пре­подобному не суждено было осуществить это: въ ноябрѣ 1644 г. онъ былъ арестованъ въ Брестѣ, отвезенъ въ Варшаву и брошенъ въ оковы, въ которыхъ содержался болѣе года. И въ тюрьмѣ, какъ на свободѣ, преподобный болѣе всего отдавался скорби о тяжеломъ положеніи православной Церкви въ Польско-Литовскомъ государствѣ и мысли о «полномъ и общемъ успокое­ніи» истинной вѣры. Лучшимъ выраженіемъ его тогдашняго настроенія служитъ стихотвореніе, которое онъ составилъ, сидя въ тюрьмѣ и, положивъ на голосъ, распѣвалъ для утоленія душевной боли: «пошли покой Церкви Сво­ей, Христе Боже! Не знаю, можетъ ли кто изъ насъ терпѣть дальше! дай намъ помощь въ печали, чтобы мы всецѣло отдались вѣрѣ святой, непо­рочной».

Когда надзоръ за преподобнымъ былъ ослабленъ, онъ, сидя въ тюрьмѣ, усердно занялся составленіемъ памятной записки, которая и подана была отъ его имени королю Владиславу 29 іюня 1645 г. во время засѣданія генеральнаго сейма. Въ запискѣ своей преподобный доказываетъ, что Русь съ самаго принятія христіанства стояла въ церковной зависимости отъ Константинопольскаго патріарха, а уніаты, «отбѣгшіе пастыря своего законнаго» и отдавшіеся другому, не настоящему (папѣ) подлежатъ анаѳемѣ, какъ отступники отъ вѣры; самая унія принята была духовными по корыстнымъ побужденіямъ: напримѣръ, епископъ Ипатій Поцѣй, одинъ изъ ея защитниковъ, доби­вался сенаторскаго кресла; митрополитъ Рагоза и епископъ Кириллъ Терлецкій склонились къ уніи, привлекаемые вольностями, которыя имъ обѣщаны отъ лица папы. «Отъ того часу, — говоритъ преп. Аѳанасій, — какъ Каинъ Авеля и Измаилъ Исаака, такъ проклятый уніатъ билъ и преслѣдовалъ православнаго, брата своего, и по сіе время, какъ хочетъ, такъ и злодѣйствуетъ: бѣдныхъ людей всякаго сословія, клевеща, безбожно грабитъ, деретъ со всего, что имѣютъ православные христіане — съ вѣры святой, съ совѣсти чистой, со славы доброй, съ имущества, всячески поноситъ ихъ и бьетъ; кромѣ того — и это хуже всего — отбираетъ и уничтожаетъ церкви, мѣшаетъ свободѣ благочестивой совѣсти. Во многихъ и разныхъ мѣстахъ въ королевствѣ христіанскомъ ради той проклятой уніи и по сіе время совершаются ненужныя кровопролитія. Въ концѣ концовъ, и съ казаками изъ-за той же уніи была внутренняя безполезная война: изъ-за нея милость исчезла чуть не во всѣхъ: изъ-за нея ласкательство, подхалимство, зависть, предательства, злодѣйства и, хуже всего, размножается проклятая вражда: изъ-за нея погибъ порядокъ духовный и свѣтскій». Преп. Аѳанасій обращается къ королю къ мольбою отмѣнить унію, введенную королевской же властью: духовные отцы (епископы) уже не могутъ улучшить положенія, т.к. сами нуждаются въ исправленіи. При вступленіи на престолъ король присягою скрѣпилъ обѣщаніе умирить православную Церковь, а между тѣмъ этого не сдѣлано и доселѣ. Не нужно насилія ни надъ чьей совѣстью: пусть уніаты остаются, если хотятъ, при своихъ заблужденіяхъ, но пусть и православные будутъ свобод­ны въ своей вѣрѣ.

Неизвестно, какъ эта горячая мольба узника была принята королемъ. Думая, что бумага не дошла до него, преподобный изъ темницы пишетъ вто­рое прошеніе, въ которомъ обращается къ королю съ трогательнымъ воззваніемъ: «смилуйся, наіяснѣйшій король Польскій, господинъ мой благо­склонный, надъ гонимою восточною Церковью, которая находится въ твоемъ королевствѣ». Это прошеніе, оправленное въ зеленый атласъ, во время проѣзда короля по Варшавѣ, было брошено кѣмъ-то въ его карету и прочи­тано Владиславомъ IV, но распоряженія по нему не было сдѣлано. Еще одна бумага, назначавшаяся королю, не была имъ принята: «Не нужно, не нужно больше ничего, — сказалъ онъ, — я уже приказалъ выпустить его».

Дѣйствительно, 19 окт. 1645 г., по приказу Владислава, было написано кіевскому митрополиту, чтобы онъ прислалъ взять къ себѣ преп. Аѳанасія, который «заслужилъ наказаніе, но его королевская милость оставляетъ это безъ вниманія»: вмѣстѣ съ тѣмъ отъ митрополита требовалось послать безпокойнаго для польской власти игумена въ такое мѣсто, гдѣ бы онъ не могъ уже «чинить никакихъ тревогъ».

3 нояб. 1645 г. преподобный былъ отправленъ съ двумя драгунами въ Кіевъ. Явившись къ митрополиту Петру Могилѣ, преп. Аѳанасій представилъ ему отчетъ о своихъ дѣяніяхъ въ Варшавѣ съ приложеніемъ въ копіяхъ документовъ, которые имъ были поданы королю. Вѣроятно, преподобный надѣялся, что митрополитъ и на этотъ разъ оправдаетъ его, какъ оправдалъ раньше, и отошлетъ опять на игуменство въ Брестъ, но королевское повелѣніе возымѣло свою силу: подвижникъ былъ оставленъ въ Печерскомъ монастырѣ какъ бы подъ началомъ. 1 янв. 1647 г., послѣ смерти митрополита Петра, преподобный получилъ свободу и вновь вступилъ на свое игумен­ство.

Но недолго преп. Аѳанасій наслаждался покоемъ въ обители Брестской; пришло время предреченнаго праведнаго гнѣва Божія. Въ маѣ 1648 г. умеръ король Владиславъ IV. Весною 1648 г. въ Малороссіи вспыхнуло ка­зацкое возстаніе подъ предводительствомъ Богдана Хмельницкаго, нача­лась несчастная для поляковъ война. Православное населеніе Литвы и Польши во время войны страдало еще больше, было на постоянномъ подозрѣніи въ измѣнѣ, и преп. Аѳанасій принялъ тогда мученическую кончину.

О судѣ надъ преподобнымъ и его казни обстоятельно разсказываетъ повѣсть, составленная подъ сильнымъ впечатлѣніемъ скорбныхъ событій по­слушниками Брестской обители св. Симеона, почитателями преп. Аѳанасія. «Что мы видѣли своими глазами, что могли узнать отъ другихъ людей о мукахъ и отшествіи изъ міра сего покойнаго отца Аѳанасія, нашего игумена, о томъ пишемъ и свидетельствуемъ. Кто-то недобрый въ то время поднялъ войну съ казаками: и встало великое преслѣдованіе и неосновательное подозрѣніе отъ иновѣрныхъ на бѣдную Русь во всей коронѣ Польской и великомъ княжествѣ Литовскомъ.Покойный отецъ игуменъ уже не говорилъ ни­чего, противнаго уніатамъ, сидѣлъ себѣ тихо въ монастырѣ въ то тревожное время. Вдругъ явились нѣсколько человѣкъ шляхты въ нашъ монастырь, чтобы взять игумена въ замокъ. А былъ тогда день субботній, именно первое іюля, и покойный самъ служилъ литургію въ храмѣ Рождества Пречистой Дѣвы Богородицы въ другомъ своемъ монастырѣ. Когда онъ, находясь у пре­стола, замѣтилъ въ церкви, какъ разъ во время пѣнія «Иже херувимы», шляхту, за нимъ пришедшую, — сильно встревожился, какъ бы впалъ въ за­бытье и стоялъ долго, ничего не совершая, такъ что можно было пропѣть хе­рувимскую пѣснь въ другой разъ. Потомъ оправился, опять началъ служить и всю литургію окончилъ чинно. А по окончаніи обѣдни выслушалъ отъ шляхты, что она пришла за нимъ и немедленно, никуда не заходя изъ цер­кви, взявши съ собой другого брата, пошелъ въ замокъ. Тамъ, ставъ передъ панами судьями, началъ сперва громко говорить имъ и защищаться. Но паны-судьи отнеслись съ презрѣніемъ къ рѣчи покойнаго игумена и, не слу­шая больше, приказали доносчику докладывать дѣло противъ него о посылкѣ какихъ-то листовъ и пороху къ казакамъ. А отецъ игуменъ отвѣчалъ на это: «Милостивые паны! это клевета и ложный вымыселъ, будто я посылалъ листы или порохъ къ казакамъ. Вѣдь вы имѣете не мало дозорщиковъ, по­шлите за ними и пусть они покажутъ, если я когда-нибудь и куда-нибудь отправлялъ порохъ. Что касается листовъ, — то пусть ябедникъ приведетъ какое-нибудь доказательство, что я посылалъ ихъ, какъ онъ клевещетъ».

Тогда немедленно послали доносчика Шумскаго и другихъ при немъ, чтобы перерыли нашъ монастырь и отыскали порохъ и листы. А когда ниче­го не нашли тамъ и уже уходили назадъ, доносчикъ отрыгнулъ злобу свою и сказалъ гайдукамъ: «Что же вы не подкинули какого-нибудь мѣшочка съ порохомъ и не донесли, что нашли тутъ у монаховъ».

Увидали затѣмъ и сами паны судьи, что не было никакихъ доказательствъ вины игумена, а одна только пустая молва, вѣрнѣе — клевета, и успокоились. Но стали допрашивать о другомъ предметѣ и сказали: «Но вѣдь ты унію святую безчестилъ и проклиналъ?»

Положивши на себя знаменіе креста Господня, покойный отецъ игуменъ въ отвѣтъ на это произнесъ: «Ужели, милостивые паны, вы за то велѣли мнѣ явиться къ вамъ, что я безчестилъ и проклиналъ вашу унію? Что я гово­рилъ на сеймѣ въ Варшавѣ передъ его милостью королемъ Владиславомъ IV, что всюду провозглашалъ по волѣ Божіей, — то утверждаю и теперь предъ вами: проклята ваша теперешняя унія, и вѣдайте по сущей правдѣ, что если ее не истребите въ своемъ государстве и православной восточной Церкви не умирите, — навлечете на себя гнѣвъ Божій».

А сказалъ это громкимъ голосомъ, чтобы и тѣ, кто былъ поодаль, могли хорошо слышать. Сейчасъ же на эти слова нѣкоторые крикнули: «Казнить, четвертовать, посадить на колъ такого схизматика!»

И уже начали было его толкать отъ одного къ другому и рвать во всѣ стороны. Но паны судьи велѣли всѣмъ на время изъ избы выйти и, потолковавъ между собою, говорятъ отцу игумену: «Ты заслужилъ, чтобы тебя сейчасъ же предать позорной смерти (и она не минетъ тебя). А теперь мы приказываемъ взять тебя въ темницу, пока не получимъ какого-либо указанія изъ Варшавы».

Тогда отпустили брата, съ нимъ бывшаго, а его отдали въ тюрьму при арсеналѣ въ замкѣ Брестскомъ, было то отъ рождества Іисуса Христова въ годъ 1648 іюля перваго. Нѣсколько дней спустя, приказали наложить оковы на ноги его и такъ онъ просидѣлъ въ темницѣ до 5 сентября того же года.

Сидя въ темницѣ, преп. Аеанасій смѣло возглашалъ: «Не покинетъ госу­дарства этого мечъ и война, пока не сокрушатъ всю уніи; благочестіе, дастъ Богъ, опять скоро зацвѣтетъ, ей, ей, зацвѣтетъ, а унія быстро погибнетъ».

Разъ, въ присутствіи князя и епископа, которыхъ здѣсь не называемъ, приказали паны судьи привести къ себѣ покойнаго въ оковахъ, и спросилъ его епископъ, дѣйствительно ли онъ проклинаетъ унію. Покойный отвѣтилъ: «Действительно, она проклятая».

А тотъ, не желая его больше слушать, закричалъ: «Скоро ты увидишь языкъ свой передъ собою въ рукахъ палача».

И приказалъ его отвести опять и посадить въ тюрьму.

Когда миновалъ четвертый день сентября 1648 г. и наступила ночь пятаго числа, взяли покойнаго отца игумена изъ темницы и, расковавъ канда­лы, проводили въ обозъ (военный лагерь). Говорятъ, что, передъ отправленіемъ его въ обозъ, іезуиты, знавшіе объ осужденіи его на смерть, ночью приходили къ нему въ темницу и, какъ привыкли поступать всегда, сперва словами и обѣщаніями старались отвратить его отъ православной вѣры, а потомъ стращали огненными муками. Но, по милости Божіей, ничего не успѣвъ, сами ушли вспять, а одного ученика своего послали къ нему, побу­ждая, чтобы передумалъ и не губилъ себя. На это онъ велѣлъ отвѣтить такъ: «Пусть іезуиты знаютъ, что какъ имъ пріятно пребывать въ прелестяхъ міра сего, такъ мнѣ пріятно пойти теперь на смерть».

Что потомъ въ обозѣ творили съ нимъ, объ этомъ ходятъ между многими людьми такіе разсказы. Когда его ночью препроводили въ обозъ и хотѣли отдать бывшему тамъ воеводѣ берестейскому, панъ воевода не желалъ его брать къ себѣ и сказалъ: «Для чего вы привели его ко мнѣ? Онъ уже въ вашихъ рукахъ; дѣлайте съ нимъ, что хотите».

Когда, такимъ образомъ, начальникъ выдалъ его, его взяли къ себѣ тѣ, которые давно жаждали его крови, и отвели въ лѣсокъ, бывшій недалеко отъ обоза. Тамъ его сперва припекали огнемъ, а одинъ гайдукъ стоялъ тогда поодаль и слышалъ голосъ покойнаго отца игумена, какъ онъ имъ что-то грозно отвѣчалъ во время мученій. Потомъ вдругъ закричали на того гайду­ка и велѣли ему зарядить ружье двумя пулями и въ то же время приказали передъ нимъ приготовить яму. Сначала требовали отъ покойнаго, чтобы онъ отрекся отъ своихъ словъ объ уніи, но онъ отвѣтилъ: «Что сказалъ, сказалъ, и съ тѣмъ умру».

Тогда велѣли гайдуку выстрѣлить ему въ лобъ изъ ружья. Гайдукъ, видя, что онъ духовный и знакомый ему, не торопился, но сперва испросилъ у него прощеніе и благословеніе, а потомъ выстрѣлилъ и убилъ. Покойный, уже прострѣленный двумя пулями въ лобъ на вылетъ, еще стоялъ нѣкоторое время, опершись о сосну какъ бы своей силой, такъ что его велѣли сбросить въ приготовленную яму. Но и тамъ онъ самъ обернулся лицомъ къ небу, сложилъ крестомъ руки на персяхъ и протянулъ ноги; потомъ и нашли его такъ лежащимъ въ названномъ мѣстѣ. Въ ту ночь, когда замучили покойнаго, великій трепетъ напалъ на насъ и на всѣхъ мѣщанъ отъ этихъ дѣлъ и, хотя ночь была ясная и не видѣлось облака даже въ аршинъ величиной, молнія была ужасная и разливалась по всему небу. И такъ лежалъ покой­ный, невѣдомо для насъ, безъ погребенія отъ 5 сентября до перваго мая, въ теченіи осьми мѣсяцевъ. Мы знали, что его уже нѣтъ на свѣтѣ, но не вѣдали, гдѣ его тѣло, пока одинъ мальчикъ, лѣтъ семи или восьми, не указалъ намъ мѣсто, гдѣ оно было зарыто. Мы сперва желали увѣриться, подлинно ли это онъ или кто другой, потому что его могли оттуда тайно перевезти въ другое мѣсто (земля, на которой лежало тѣло его, принадлежала іезуитамъ). По­этому, дождавшись ночи, откопали его и, узнавши, что это подлинно онъ, не­медленно перенесли его въ другое мѣсто. При тѣлѣ его не нашли ничего изъ вещей, кромѣ одной рубашки и то изорванной, и одного сапога. На другой день, съ позволенія полковника брестскаго, перевезли игумена въ мона­стырь Рождества Пречистой Богородицы, а несколько дней спустя (8 мая), совершивъ отпѣваніе по чину церковному, похоронили его въ склепикѣ на правомъ клиросѣ, въ храмѣ преп. Симеона Столпника. Тамъ и до сихъ поръ тѣло его находится безъ истлѣнія.Знаки мукъ и смерти на тѣлѣ его слѣдующія: подъ пахами съ обѣихъ сторонъ кости голыя, впрочемъ тѣла по мѣстамъ немного осталось, но и то отъ огня очень почернѣло: во главѣ три отверстія — два близъ уха съ лѣвой стороны, въ величину ружейной пули, а третье — съ правой стороны за ухомъ, гораздо больше, нежели первыя два, лицо все у него почернѣло отъ пороху и крови, языкъ изо рта несколько вышелъ и усохъ промежъ зубовъ: думаемъ, что его похоронили еще живого и это сдѣлалось съ нимъ отъ великой тяготы смертной. — Богъ благодатію Своею да утвердитъ и насъ въ благочестіи и да пошлетъ терпѣніе ради имени его свя­того».

Преподобный Аѳанасій былъ мѣстно признанъ святымъ весьма скоро послѣ своей кончины: въ 1658 г. 5 янв. Иннокентій (Гизель), архимандритъ кіево-печерскій, съ Іосифомъ Нелюбовичъ-Тукальскимъ (съ 1664 г. митрополитъ Кіевскій) въ письмѣ къ царю Алексѣю Михайловичу говорятъ, что тѣло преп. Аѳанасія «откровенно бывши, и доселѣ, дивну Богу во святыхъ Своихъ, въ Брестѣ пребываетъ нетлѣнно». Въ 1666 г. въ Брестѣ было составле­но житіе преподобномученика Аѳанасія.

Православная Жизнь, № 1 (553), январь 1996

***

Предлагаем нашим боголюбивым читателям познакомиться со другими материалами посвященными нашему Покровителю:

«Что я уже говорил, то говорил, и с тем умираю». Автобиаграфический Дневник Преподобномученика Афанасия Брестского.

Н. И. Костомаров, Афанасий Филиппович, Борец за Православную Веру в Западной Руси.

Житіе и страданія святаго преподобномученика Аѳанасія, игумена Брестскаго.




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: