Николай Николаевичъ Ушаковъ – Страстная седмица.
Для просмотра изображения кликните по нему.
Какъ въ природѣ видимой, при всей правильности смѣняющихся въ ней изъ года въ годъ явленій, послѣ зимняго холода приходитъ весна, и все оживаетъ, торжествуетъ подъ живительными лучами солнца, такъ и въ жизни духовно-разумныхъ существъ, въ жизни церковно-религіозной, ежегодно наступаютъ періоды особеннаго духовнаго подъема, духовнаго оживленія и озаренія, которые освѣщаютъ жизнь нашу великими, чудными моментами и служатъ источникомъ рѣдко испытываемыхъ нами восторговъ небесныхъ на землѣ. Чѣмъ являлась бы жизнь наша съ ея однообразіемъ и монотонностью, съ ея постоянною суетою и злобою безъ этихъ отраднѣйшихъ, вожделѣннѣйшихъ періодовъ, которые всегда навѣваютъ на душу полноту сладостнаго умиленія, всегда питаютъ и согрѣваютъ сердце, никогда не теряя своей свѣжести и силы?
Такимъ священнымъ временемъ въ кругу года церковнаго является цѣлая седмица, издревле называемая великою и святою. Эта Страстная седмица, посвященная воспоминанію событій величайшаго, безпримѣрнаго всемірно-историческаго смысла и значенія, воспоминанію послѣднихъ дней изъ жизни нашего Спасителя, дней Его страданій и смерти, когда, по выраженію Церкви, богатый Божествомъ, Самъ Создатель пришелъ послужить обнищавшему Адаму, коего и образъ волею на Себя принялъ, и, безстрастный по Божеству, восхотѣлъ положить за него душу{1}.
Съ самаго начала христіанской Церкви Страстная недѣля, по своей неизмѣримой важности, была почитаема всѣми особеннымъ, глубочайшимъ образомъ. Еще святые апостолы, благоговѣя къ великимъ событіямъ смерти и воскресенія Христова, по вознесеніи Господа на небо, начали праздновать великую недѣлю страданій и смерти Его и всѣмъ вѣрующимъ заповѣдали съ особеннымъ благоговѣніемъ хранить ее{2}. Отсюда и св. Церковь, пишетъ блаженный Симеонъ Солунскій, «дни Страстной седмицы посвящаетъ особенному, торжественному благоговѣнію ради Господнихъ страданій, которыя за насъ претерпѣлъ Господь, безстрастіе намъ даруя»{3}. «Въ эту седмицу», говоритъ святый Іоаннъ Златоустъ, «совершены великія дѣла Господомъ: сокрушено продолжительное насиліе діавола, упразднена смерть, связанъ крѣпкій, и оружія его уничтожены, изглаженъ грѣхъ, отнято проклятіе, отверзся рай, небо перестало быть неприступнымъ, люди стали обитать съ ангелами, стѣна разрушена, ограда разорена, Богъ мира умиротворилъ горнее и земное{4}.
И, конечно, Страстная седмица всегда, въ теченіе вѣковъ всегда просвѣтляетъ наше религіозно-нравственное чувство, поддерживаетъ вѣру, подавляетъ грѣхъ.
Остановимся все своимъ вниманіемъ на этихъ знаменательнѣйшихъ, священнѣйшихъ искупительныхъ дняхъ, всмотримся ближе въ тѣ величественныя черты, изъ которыхъ слагается богослуженіе Страстной седмицы. Въ немъ ярко отразился Божественный ликъ Самого Христа, идущаго на вольныя страданія и смерть, страждущаго, умирающаго за грѣшный родъ человѣческій. Спаситель міра, въ послѣдніе дни земной жизни Своей, является вмѣстѣ и во всемъ Своемъ Божескомъ величіи, и во всемъ человѣческомъ уничиженіи, которое доходитъ до смерти крестной. Но нигдѣ еще эта противоположность не получаетъ такого яркаго, такого осязательнаго выраженія, какъ въ Богослуженіи Страстной недѣли съ его дивными священнодѣйствіями, которыя своею грустною торжественностію способны заставить углубиться въ себя самое разсѣянное, самое вѣтренное и порабощенное мірской суетѣ сердце.
Главное, господствующее чувство, которымъ проникнуто богослуженіе Страстной седмицы, есть чувство глубочайшей скорби о страданіяхъ Христа за грѣхи міра, но въ то же время это чувство умиротворяется радостнымъ воззрѣніемъ на благодатные плоды искупительной смерти Сына Божія и утѣшительною надеждою на близкій и необходимый часъ Его славнаго воскресенія. – Церковь и скорбитъ, и радуется, и постится, и празднуетъ въ великіе дни страданій, смерти и погребенія Искупителя. Такимъ именно двойственнымъ характеромъ поста и праздника отличалась Страстная седмица и въ другія времена христіанства. Апостольскія постановленія изображаютъ ее то какъ время строгаго поста, то какъ великій праздникъ, стоящій наравнѣ съ Пасхою, и даже называютъ ее Пасхою крестною{5}. Въ кодексѣ государственныхъ законовъ императора Ѳеодосія Великаго находится такое предписаніе относительно Страстной седмицы: «семь дней Пасхи, которые предшествуютъ, и семь дней, которые послѣдуютъ за днемъ Воскресенія Христова, пусть одинаково почитаются»{6}. И дѣйствительно, древніе христіане, причисляя Страстную седмицу къ Пасхѣ, соблюдали въ продолженіе ея, тѣ же благочестивые обычаи, которыми отличали и празднованіе Пасхальной седмицы. Евсевій передаетъ, что богослуженіе Страстной седмицы во II в. въ Іерусалимѣ отличалось особенною торжественностію и великолѣпнымъ освѣщеніемъ богослужебныхъ мѣстъ{7}. Императоръ Константинъ Великій въ ночныя бдѣнія въ продолженіе всей Страстной седмицы украшалъ Константинополь великолѣпнымъ освѣщеніемъ{8}. Св. Іоаннъ Златоустъ въ одной изъ своихъ бесѣдъ Страстную седмицу называетъ всенароднымъ праздникомъ{9}. «Вотъ, говорилъ въ рѣчахъ къ своей паствѣ блаженный Августинъ, тѣ дни, которые весь міръ, при приближеніи Пасхи, празднуетъ съ достохвальнымъ благоговѣніемъ»{10}. Только строжайшій постъ и воздержаніе всегда отличали Пасху крестную отъ Пасхи воскресной. «Одни проводили всѣ шесть дней въ постѣ, другіе два послѣдніе, а иные три, четыре»{11}. «Всѣ шесть дней предъ Пасхою, говоритъ св. Епифаній Кипрскій, народъ привыкъ проводить въ сухояденіи, спать на землѣ, проводить время въ молитвахъ, бдѣніяхъ и во всякомъ удрученіи тѣла». «Въ это время, пишетъ св. Златоустъ, всѣ собираются для общественнаго богослуженія, многіе усугубляютъ свои благочестивые подвиги; иные увеличиваютъ пощенія; другіе – священныя бдѣнія, иные творятъ обильнѣйшую милостыню, и таковымъ усердіемъ къ благимъ дѣламъ и сугубымъ благочестіемъ свидѣтельствуютъ о великости благодѣяній, намъ оказанныхъ отъ Бога{12}. Не только Церковь заботилась о благочестивомъ настроеніи вѣрующихъ въ теченіе Страстной недѣли, но и христіанское государство помогало ей въ этомъ великомъ дѣлѣ. Всѣ суды закрывались, государи прощали плѣнныхъ, должниковъ и другихъ виновныхъ, владѣльцы давали рабамъ своимъ отдохновеніе отъ трудовъ и даже свободу; епископы примиряли съ Церковію кающихся, показавшихъ признаки исправленія. Христіанскіе цари въ эту недѣлю отличались такою благотворительностію, что св. Амвросій и св. Златоустъ считали необходимымъ представлять ихъ въ примѣръ, чтобы подражали имъ и прочіе вѣрующіе{13}. «Наши цари, поучалъ нѣкогда св. Златоустъ, даруютъ въ это время свободу отъ дѣлъ всѣмъ находящимся на общественной службѣ, чтобы они во дни Страстной седмицы, прекративъ свои занятія, проводили въ служеніи Богу{14}.
Вступленіемъ въ великую недѣлю какъ тогда, такъ и нынѣ, служитъ Вербное Воскресеніе, или недѣля Ваій. Подражая первенствующимъ христіанамъ, Православная Церковь взываетъ: «отъ вѣтвій и ваій, яко отъ божественнаго праздника, въ божественный прешедше праздникъ, стецемся, вѣрніи, къ честному и спасительному таинству Христовыхъ страстей и Господа видимъ терпяща за насъ страсть вольную»{15}. Сопровождая же Господа на вольныя страданія и принимая живое участіе въ этихъ страданіяхъ, сообразуясь, по заповѣди апостола, смерти Его{16}, св. Церковь облекается, такъ сказать, въ трауръ, и свои дѣйствія, свои службы согласуетъ съ этими печальными воспоминаніями. Самое богослуженіе Страстной седмицы, по своему внутреннему содержанію, отличается необыкновенно живымъ и полнымъ изображеніемъ воспоминаемыхъ событій. Вообще, со дня входа Господня въ Іерусалимъ до дня смерти Его, святая Церковь внимательнымъ окомъ любви и благоговѣнія слѣдитъ за каждымъ моментомъ послѣднихъ дней Спасителя; сама входитъ и насъ вводитъ въ самыя душевныя расположенія грядущаго на вольную страсть Христа, Бога нашего. Поэтому все, что только въ Ветхомъ Завѣтѣ было предъизображено или предсказано, а въ Новомъ изображено и сказано о послѣднихъ дняхъ и часахъ земной жизни Богочеловѣка, Церковь сводитъ въ одинъ живой и величественный образъ, который постепенно и раскрывается предъ нами въ богослуженіи Страстной седмицы. Всмотримся въ черты этого образа.
Первые три дня Страстной седмицы назначены Церковію, главнымъ образомъ, для приготовленія насъ къ послѣднимъ днямъ ея. Но и эти первые три дня ознаменованы различными незабвенными событіями, которыя имѣютъ самое близкое отношеніе къ событіямъ Великой пятницы и субботы.
Начиная съ Великаго понедѣльника «прославлять честныя страданія Господа», св. Церковь вспоминаетъ въ этотъ день патріарха Іосифа, жизнь котораго изъ всѣхъ посланниковъ Божіихъ, пострадавшихъ отъ злобы братій своихъ, представляетъ особенно живой и ясный прообразъ жизни Христовой. «Господь», – говоритъ св. Златоустъ въ одной своей бесѣдѣ на Страстную недѣлю{17}, – «прообразованъ въ Іосифѣ задолго до того, что имѣло впослѣдствіи произойти. Въ Іосифѣ есть великое подобіе Господа». – Іосифъ, читаемъ въ синаксарѣ на Великій понедѣльникъ, – есть прообразъ Христовъ, потому что и Христосъ былъ предметомъ зависти для своихъ единоплеменниковъ – іудеевъ, былъ проданъ ученикомъ за тридцать сребренниковъ и заключенъ, какъ въ темницу, въ мрачный гробъ»{18}. Евангельское повѣствованіе въ Великій понедѣльникъ знаменательно напоминаетъ объ изсохшей, безплодной смоковницѣ. По изъясненію Церкви, изсохшая смоковница, знаменуя собой лицемѣрное сонмище іудейское, въ которомъ Спаситель нашелъ наружное благочестіе безъ внутренняго, указываетъ на конечную судьбу всѣхъ упорныхъ противниковъ благодати спасенія, всѣхъ нераскаянныхъ грѣшниковъ. Смоковницѣ подобна всякая душа, не имѣющая духовныхъ плодовъ. На зеленѣющей безплодной смоковницѣ Спаситель показалъ то, что онъ имѣетъ силу не только благотворить, но и наказывать{19}. – Воспоминая поэтому страшный судъ Божій надъ іудеями, знаменательно предуказанный въ проклятіи смоковницы, св. Церковь переносится мыслію къ будущему страшному суду надъ всѣмъ человѣчествомъ. Предостерегая насъ, въ виду неизвѣстности дня и часа второго пришествія Христова, отъ крайняго ожесточенія въ грѣхахъ, св. Церковь съ утрени Великаго понедѣльника начинаетъ оглашать слухъ нашъ пѣніемъ глубоконазидательныхъ пѣснопѣній: Се Женихъ грядетъ въ полунощи и Чертогъ Твой вижду, Спасе мой, украшенный.
Великій вторникъ, по значенію священныхъ событій, которыми онъ ознаменованъ, составляетъ какъ бы продолженіе Великаго понедѣльника. Судъ на враждебныхъ Богу іудеевъ, выраженный въ проклятіи безплодной смоковницы, Господь произноситъ теперь въ возвышенномъ пророчествѣ о конечномъ разореніи Іерусалима и храма. Видя, что ожесточеніе книжниковъ и фарисеевъ достигло крайней степени, Іисусъ Христосъ произнесъ противъ нихъ обличительную рѣчь, въ которой многократно взывалъ: «горе вамъ, книжники и фарисеи, – лицемѣры»{20}, затѣмъ угрожалъ Іерусалиму и храму окончательнымъ запустѣніемъ, такъ что «не имать остатися камень на камени»{21}.
Но такъ какъ у іудеевъ было общее вѣрованіе, что съ паденіемъ Іерусалима и храма послѣдуетъ и кончина міра, то Спаситель, въ пророческомъ отвѣтѣ своемъ на вопросъ учениковъ о времени и знаменіяхъ этихъ страшныхъ событій, перенесъ мысль своихъ слушателей отъ паденія Іерусалима къ послѣднимъ временамъ царства благодати и всего міра.
Второе пришествіе Свое для послѣдняго суда надъ всѣми противниками благодати спасенія, Спаситель сравниваетъ съ приходомъ вора въ глубокую полночь и внушаетъ всѣмъ и каждому быть въ постоянной готовности ко дню судному{22}.
Описывая затѣмъ всеобщій судъ, Спаситель главнымъ образомъ указываетъ на чрезвычайную важность дѣлъ милосердія, такъ какъ основой ихъ является любовь{23}... Свою бесѣду о второмъ пришествіи Іисусъ Христосъ заключилъ двумя притчами: о мудрыхъ и неразумныхъ дѣвахъ и о талантахъ, показывая этпмъ, насколько необходима духовная бдительность, духовное бодрствованіе вмѣстѣ съ запасомъ добрыхъ дѣлъ.
Чѣмъ ближе Спаситель подходитъ къ Своему кресту, тѣмъ живѣе представляется Церкви страшная мысль о будущемъ судѣ надъ христоубійцами – іудеями и надъ всѣми упорными врагами благодати спасенія. – Се Женихъ грядетъ въ полунощи..., – внушительно вѣщаетъ св. Церковь, блюди убо, душе моя, да не сномъ отяготишися. Чертогъ Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имамъ, да вниду въ онъ. Просвѣти одѣяніе души моея, Свѣтодавче, и спаси мя!
Въ среду Страстной седмицы Православная Церковь издревле воспоминаетъ о женѣ грѣшницѣ, которая въ этотъ день умыла своими слезами, отерла своими волосами и помазала драгоцѣннымъ миромъ ноги Спасителя на вечери въ домѣ Симона прокаженнаго{24}. При этомъ случаѣ первый разъ ясно обнаружился въ Іудѣ Искаріотскомъ{25} духъ корыстолюбія, который, подъ вліяніемъ духа злобы, развился въ погибельную страсть, сдѣлавшую изъ него «предателя Спаса»{26}. Грѣшница принесла къ ногамъ Христовымъ главу свою, – говоритъ Св. Златоустъ въ бесѣдѣ на Великую среду, «Іуда простеръ руки къ беззаконнымъ; та искала оставленія грѣховъ, а сей искалъ сребренниковъ. Грѣшница принесла миро для помазанія Господа, ученикъ вошелъ въ соглашеніе съ беззаконными; она радовалась, тратя миро драгоцѣнное, сей заботился о продажѣ Неоцѣнимаго; она Владыку познала, а сей отъ Владыки удалился; она освобождалась отъ грѣха, а сей сдѣлался плѣнникомъ его»{27}. – Видя, какъ щедро кающаяся грѣшница изливала драгоцѣнное миро на ноги Спасителя, Іуда, сильно огорченный потерею прибытка, замѣтилъ Господу, что жена поступила неразумно, потому что на деньги, истраченныя ею на миро, могла бы быть оказана большая помощь нищимъ.
Христосъ видѣлъ душу ученика – предателя и, въ отвѣтъ на его укоризну, принялъ на себя защиту кающейся грѣшницы, объясняя, что предъ чистотою и глубиною ея чувства и предъ символическимъ значеніемъ помазанія, въ виду предстоявшей Его смерти на крестѣ, вопросъ обо всемъ остальномъ теряетъ всякое значеніе. Нищихъ вы всегда имѣете съ собою и можете добро творитъ имъ, когда хотите, а Меня не всегда имѣете. Она, что могла, то и сдѣлала: предварительно помазала тѣло Мое на погребеніе. Истинно говарю вамъ, гдѣ ни будетъ проповѣдано Евангеліе сіе въ цѣломъ мірѣ, сказано будетъ въ память ея и о томъ, что она сдѣлала{28}.
Почти въ то же время, когда происходили эти событія, первосвященники, старѣйшины и книжники іудейскіе собрались на чрезвычайное, тайное собраніе, и здѣсь окончательно рѣшили взять Іисуса Христа, но не насиліемъ, а хитростію, тайно, безъ возмущенія народной массы{29}. «Это былъ союзъ фанатизма, невѣрія и порока, соединившихся для погубленія Христа»{30}. Се лукавый совѣтъ, плачевно взываетъ Церковь въ Великую среду, въ истину собрася неистово: яко осужденника осудити Судію всѣхъ Бога{31}. Прежде чѣмъ «лукавно совѣщавшіеся» разошлись, имъ принесено было извѣстіе, которое бросило въ ихъ сердца лучъ злобной радости: имъ доложили, что человѣкъ, знавшій Іисуса, бывавшій съ Нимъ, Его собственный ученикъ, готовъ положить конецъ ихъ затрудненіямъ, ибо далъ обѣщаніе предать своего Учителя и Господа. Съ радостію{32} неправедные судьи приняли коварный умыселъ Іуды и не постыдились немедленно назначить цѣну, которую Моисей велѣлъ взыскивать за раба, когда онъ будетъ убитъ кѣмъ-либо ненамѣренно, т. е. тридцать сребренниковъ{33}. Соглашеніе Іуды съ первосвященниками, безъ сомнѣнія, было извѣстно Іисусу Христу, какъ всевѣдущему, но избранные ученики Его ничего не знали о замыслѣ Іуды. – По должности хранителя денегъ въ маломъ обществѣ Іисусовомъ, Іуда могъ благовидно оставлять сіе общество и отлучаться за покупками въ городъ, и потому имѣлъ возможность вести постыдные переговоры съ врагами своего Учителя и торговаться за Его жизнь, не будучи никѣмъ подозрѣваемъ въ измѣнѣ{34}.
Великая среда служитъ окончаніемъ покаянія, которое вѣрующіе должны являть во дни Великаго поста. По древнему обыкновенію{35} прекращается чтеніе въ церкви великопостныхъ молитвъ и совершеніе земныхъ поклоновъ. Преждеосвященной литургіей оканчивается порядокъ службъ собственно великопостныхъ, оканчиваются также каѳизмы какъ на утренѣ, такъ и на часахъ и на вечернѣ.
Важною и существенною особенностію каждаго изъ первыхъ трехъ дней Страстной седмицы является продолжительнѣйшее благовѣстіе, по всѣмъ четыремъ евангелистамъ, о жизни, ученіи и дѣяніяхъ Господа Приготовляясь встрѣтить великіе дни страданій, св. Церковь издревле{36} постановила прочитывать въ Великій понедѣльникъ, вторникъ и среду всю исторію земной жизни Богочеловѣка съ тою именно цѣлію, чтобы мы видѣли, кто – Страдалецъ, за кого Онъ идетъ на вольныя страданія, каковы послѣдствія Его страданій и смерти для тѣхъ, которые, подобно іудеямъ, окажутся упорными противниками благодати искупленія.
Чѣмъ ближе подходитъ Пасха, тѣмъ болѣе возвышается печальная трогательная торжественность Страстной недѣли, и особенно въ продолженіе трехъ послѣднихъ дней ея. Первый изъ этихъ дней, Великій четвергъ, открываетъ собою рядъ великихъ празднествъ, въ которыхъ вѣрующіе должны участвовать съ душею, уже очищенною покаяніемъ. «Въ этотъ день пробилъ нѣкогда послѣдній часъ Ветхаго Завѣта, и кротко, за мирною вечерею, Богочеловѣкъ предначалъ Новый, не агнцемъ изъ стадъ, но Тѣломъ и Кровію Своею»{37}. У древнйхъ христіанъ Великій четвергъ назывался различно: святымъ и великимъ днемъ установленія Евхаристіи, – чаши, днемъ хлѣба, таинства, свѣта, омовенія, вечерею Господнею. Третій Карѳагенскій соборъ и Блаженный Августинъ упоминаютъ о Великомъ четвергѣ, какъ о днѣ воспоминанія тайной вечери и умовеніа ногъ, а св. Златоусъ въ этотъ день проповѣдуетъ о предательствѣ Іуды и святѣйшемъ таинствѣ Причащенія. Къ особенностямъ этого дня въ древности относилось то, что оглашенные были испытываемы въ знаніи святыхъ догматовъ, читали торжественно Символъ вѣры предъ епископомъ и пресвитерами, а кающіеся, по разрѣшеніи, принимались въ церковное общеніе{38}. Кромѣ того, въ Великій четвергъ торжественно было произносимо отлученіе на всѣхъ, закоснѣвающихъ въ своемъ заблужденіи еретиковъ и ихъ приверженцевъ, каковой обычай существовалъ въ церкви восточной и западной.
Какъ день духовнаго единенія Церкви съ ея Божественнымъ Женихомъ, Великій четрвергъ съ ранняго времени считался самымъ свѣтлымъ, самымъ праздничнымъ днемъ Страстной седмицы, такъ что соборъ Лаодикійскій позволяетъ въ этотъ день даже ослаблять постъ{39}. Только воспоминанія предательства Іуды омрачаетъ радость Церкви и побуждаетъ ее, въ опасеніи за наши души, настоятельно предостерегать всѣхъ насъ отъ мыслей и расположеній, которыми омраченъ былъ духъ Іуды – предателя въ то самое время, когда онъ вмѣстѣ съ апостолами Христовыми вечерялъ за таинственною трапезою своего Учителя и Господа{40}. «Да никто же, о вѣрніи, взываетъ св. Церковь, владычнія вечери тайно не наученъ, никто же отнюдь, яко Іуда, льстивно да приступитъ къ трапезѣ, онъ бо образомъ сый ученикъ, вещію же сый убійца, со Іудеи убо веселися, со Апостолы же водворяяся: ненавидя лобзаніе, лобзая же предавши Искупившаго насъ отъ клятвы, Бога и Спаса душъ нашихъ»{41}. «Бѣжи несытыя души, учителю таковая дерзнувшія, – снова дѣлаетъ материнскія предостереженія и внушенія св. Церковь всѣмъ своимъ чадамъ, приступающимъ къ таинственной трапезѣ Господней. «Лютъ звѣрь», восклицаетъ при семъ случаѣ св. Златоустъ: «лютъ звѣрь есть сребролюбіе, отсюду гробокопатели, отсюду мужеубійцы, отсюду рати и брани, и еже аще речеши всяко зло, отсюду есть»{42}. «Вечери Твоея тайныя», неоднократно воспѣваетъ отъ лица нашего св. Церковь на литургіи въ Великій четвергъ, «Сыне Божій, причастника мя пріими. Не бо врагомъ Твоимъ тайну повѣмъ, ни лобзаніе Ти дамъ, яко Іуда, но яко разбойникъ исповѣдаю Тя: помяни мя, Господи, во царствіи Твоемъ». И обычная похвальная пѣснь Богоматери замѣняется 9 ирмосомъ утренняго канона, приглашающимъ: «вѣрныхъ насладиться Владычнею безсмертною трапезою», чтобы многократнымъ напоминаніемъ о вечери все болѣе и болѣе приготовятъ насъ къ достойному принятію ея. Такъ какъ таинство евхаристіи Спаситель установилъ вечеромъ (на пасхальной вечери), то и литургія въ Великій четвергъ совершается – непосредственно послѣ вечерни. Въ воспоминаніе же того, что исполненный любви Искупитель нашъ, въ Своемъ безконечномъ смиреніи и самоотреченіи, на тайной вечери умылъ ноги ученикамъ Своимъ, въ Великій четвергъ издревле{43} совершается въ церкви архипастыремъ, какъ носящимъ на себѣ образъ Христовъ, послѣ заамвонной молитвы, обрядъ омовенія ногъ, такъ величественно и наглядно проповѣдующій высоту христіанскаго смиренія и кротости. Даже государи, побуждаемые тѣмъ же духомъ смиренія Христова, умывали въ этотъ день ноги своимъ подчиненнымъ или двѣнадцати нищимъ{44}. Въ тотъ же день въ древности, въ продолженіе литургіи, крестнымъ знаменіемъ и молитвами было освящаемо миро, которое раздавалось потомъ священникамъ для употребленія при совершеніи церковнаго таинства{45}.
Торжество и радость Великаго четверга смѣняется глубокою скорбію Великой пятницы, когда былъ отнятъ у Церкви ея Бежественный Женихъ{46}, и пригвожденъ ко кресту, «вмѣнившись съ беззаконными»{47}. Это великій и страшный день, единственный во всей священной лѣтописи человѣчества, такъ что событіе его служатъ предметомъ благоговѣйнаго удивленія для самихъ ангеловъ{48}. Столько въ этотъ день произошло разныхъ событій, и великихъ и безчестныхъ для человѣчества и горькихъ и утѣшительныхъ, что цѣлая исторія рода человѣческаго должна служить его изъясненіемъ; но одна только вѣчность раскроетъ вполнѣ то, что совершилось на маломъ холмѣ голгоѳскомъ{49}. «Поэтому Великая пятница, говоритъ одинъ изъяснитель православнаго богослуженія, стоитъ между знаменательными днями Страстной седмицы, какъ нѣкій возвышенный крестъ, пріосѣняющій субботній гробъ Христовъ: до такой степени исполненъ онъ весь безчестіемъ и славою креста! Каждый часъ его есть мѣра исключительныхъ страданій Богочеловѣка{50}. – Уже въ ночь на этотъ день, послѣ чудной прощальной бесѣды съ учениками, начались въ Геѳсиманскомъ саду страданія Спасителя, Его душевныя муки за грѣхи человѣчества. Здѣсь Господь началъ и плакать, и тужить и изнемогать{51}. Но не о Себѣ онъ плакалъ, а о родѣ человѣческомъ, погрязшемъ во грѣхѣ, о родѣ человѣческомъ, который хотѣлъ Онъ возвести отъ грѣха къ правдѣ. Всѣ тѣ муки совѣсти, всѣ тѣ невыразимыя скорби о содѣянной безднѣ зла, которыя надлежало понести человѣчеству, – все это перенесъ теперь Господь по любви Своей къ намъ. Съ самою жгучею болью, съ великимъ позоромъ, со всею тяжестью грѣха и тьмы человѣческаго бытія въ состояніи богоотступленія и паденія, вотъ съ чѣмъ долженъ былъ встрѣтиться Спаситель въ искупительную ночь{52}, когда въ зерцалѣ Своего Божественнаго всевѣдѣнія усмотрѣлъ, до какого безобразія доведены души, созданныя Имъ чистыми и святыми, и чего они заслуживаютъ своими поступками, за которые всю вину и наказаніе Онъ принимаетъ на Себя. До того была полна чаша страданій, и до того отяготѣло взятое Имъ бремя, что даже Его силы изнемогали, и душа Его скорбѣла смертельно{53}. «Это, говоря безъ всякаго преувеличенія, было совмѣщеніе всѣхъ страданій и всѣхъ смертей всѣхъ людей. Одни страданія совѣсти, большею частію забываемыя, при размышленіи о страданіяхъ Сына Божія, должны имѣть лютость мученій адскихъ; ибо если самый грубый человѣкъ нерѣдко изнемогаетъ отъ страданія пробудившейся совѣсти, мучимой представленіемъ одной его грѣховной жизни, то какое мученіе должно быть для пречистой души Богочеловѣка, когда она въ сознаніи Своемъ представляла Себя покрытою грѣхами всего міра, въ такомъ видѣ, со всею тяжестію ихъ, должна была идти для изглажденія ихъ Своею кровію на крестѣ? Богъ Отецъ зритъ теперь въ возлюбленномъ Сынѣ Своемъ главу грѣшниковъ, всего міра грѣхами обложенную: «не Вѣдавшаго бо грѣха по насъ грѣхъ сотвори, да мы будемъ правда Божія о Немъ»{54}. Посему, дабы истощить всю силу наказанія за грѣхи человѣческіе надъ всемірною Жертвою, страданія Спасителя Божественнымъ правосудіемъ раздѣляются, такъ сказать, на два періода: Геѳсиманскія и Голгоѳскія. – На Голгоѳѣ страждущее тѣло приводитъ въ страданіе духъ; здѣсь страждущій духъ заставляетъ капать кровавымъ потомъ Пречистое тѣло{55}. «Бысть же потъ Его, яко капли крове, каплящія на землю»{56}. Пала нѣкогда на землю кровь невиннаго Авеля, но она вопіяла на небо объ отмщеніи; падаетъ кровавый потъ Спасителя, но вопіетъ объ отпущеніи и прощеніи{57}... Сострадая Господу, въ этихъ первыхъ страданіяхъ Его, св. Церковь въ ночь на Великую пятницу издревле{58} совершаетъ одно изъ умилительнѣйшихъ и трогательныхъ богослуженій во всемъ церковномъ году: «Послѣдованіе святыхъ и спасительныхъ страстей Господа нашего Іисуса Христа». Въ двѣнадцати, исторически расположенныхъ, евангеліяхъ св. Церковь раскрываетъ предъ нашимъ духовнымъ взоромъ полную картину страданій Господнихъ, подъятыхъ ради нашего спасенія, – отъ Геѳсиманскихъ мукъ и кроваваго пота до голгоѳскаго позора и заключенія во гробъ Господа славы. Всю эту священную повѣсть Церковь возглашаетъ предъ нами для того, чтобы совокупнымъ зрѣлищемъ страстей Христовыхъ всецѣло занять вѣрующую душу, сосредоточить ее на страшной жертвѣ за человѣчество и всецѣло погрузить въ созерцаніе креста и смерти Богочеловѣка, привести въ то состояніе, въ которомъ св. апостолъ Павелъ ничего не хотѣлъ знать, «точію Іисуса Христа и сего распята» (1 Кор. 2,2).
При каждомъ евангельскомъ чтеніи предстоящіе зажигаютъ свѣчи, что знаменательно указываетъ на торжество и славу, сопровождавшія Сына Божія во время самаго уничиженія Его и свидѣтельствовавшія о Его величайшей святости и Божествѣ. Господь, идя на страданія и смерть, Самъ предрекъ: «нынѣ прославися Сынъ человѣческій, и Богъ прославися о немъ. Аще Богъ прославися о немъ, и Богъ прославитъ Его въ Себѣ, и абіе прославитъ Его»{59}. Дѣйствительно, страданія Господа за грѣхи наши были сколько тяжки, столько же и славны для Него. Враги идутъ взять Его на страданія и смерть, и падаютъ предъ Его Божественнымъ всемогуществомъ и исцѣляются отъ ранъ{60}. Они злобствуютъ противъ Спасителя, но Его невинность и высочайшая святость торжествуетъ надъ ихъ ослѣпленіемъ и злобой. «Не человѣки ругаются Божію величеству, говоритъ святитель Филаретъ, промыслъ Божій посмѣивается буйству человѣческому, безъ нарушенія свободы заставляя его служитъ высочайшей своей Премудрости; не лукавые рабы перехитрили Господа, а всеблагій Отецъ не щадилъ Сына, дабы не погубить рабовъ лукавыхъ. Не вражда земная изъявляетъ любовь небесную; небесная любовь скрывается во вражду земную, дабы смертію любви убить вражду и распространить свѣтъ и жизнь любви сквозь тьму и сѣнь смертную»{61}. Между евангеліями поются различныя церковныя пѣсни, выражающія скорбныя чувства Церкви по поводу евангельскихъ чтеній, и какъ глубоко трогательны эти священныя пѣснопѣнія! Въ нихъ Церковь поперемѣнно выражаетъ то глубокую скорбь о голгоѳскѳмъ Страдальцѣ, то священное негодованіе на совершителей этого страшнаго дѣла, то ужасъ при представленіи грѣховъ человѣческихъ, низведшихъ Сына Божія на землю и доведшихъ Его до смерти крестной. Сообразно съ воспоминаніемъ невыразимо скорбныхъ событій, Великая пятница издревле была днемъ строжайшаго поста и глубочайшей христіанской печали о Богѣ. Христіане первенствующей Церкви отличали его особенными подвигами: всю ночь на Великую пятницу и самый день они проводили въ бдѣніи и молитвѣ съ кратковременными отдыхами. Въ этотъ день благочестивые государи останавливали всѣ общественныя занятія, которыя могли отвлечь христіанъ отъ богослуженія. Вкушатъ что-либо изъ пищи въ этотъ день положительно воспрещалось; въ Постановленіяхъ Апостольскихъ относительно этого есть отдѣльное предписаніе: «особенно держите постъ въ пятницу и субботу и не вкушайте ничего до ночного пѣтелоглашенія»{62}. По св. Иринею Ліонскому, не могшіе поститься предъ Пасхою два дня – постились одинъ день, именно въ Великій пятокъ{63}. «Посмотри на весь кругъ вселенной, бесѣдовалъ св. Іоаннъ Дамаскинъ, сколько тутъ весей, сколько городовъ и мѣстъ, сколько людей, сколько острововъ, сколько рѣкъ и морей, сколько племенъ и поколѣній и варварскихъ народовъ, и всѣ они нынѣ постятся ради креста, умерщвляя страсти силою его, а у многихъ и по прошествіи ночи подвигъ поста не оканчивается{64}. Словомъ, это былъ день всеобщей скорби глубочайшаго сѣтованія и безусловнаго удаленія отъ всего мірского, отъ всего, что могло бы отвлечь мысль христіанина отъ воспоминанія о страданіяхъ Спасителя. Съ печалію и сѣтованіемъ Великой пятницы несовмѣстимъ духъ торжества и радости, съ которыми совершается принесеніе безкровной жертвы, и потому Церковь въ этотъ день издревле не совершаетъ литургіи. Дневное богослуженіе Великой пятницы состоитъ изъ царскихъ часовъ, которые въ своемъ составѣ имѣютъ много особеннаго и отличаются торжественностію. Со стороны своего содержанія часы Страстной пятницы представляютъ полную и живую картину дня смерти Божественнаго Страдальца. Церковныя пѣснопѣнія, – тропари и стихири, а также чтенія изъ пророковъ, апостоловъ и евангелистовъ имѣютъ прямое отношеніе къ послѣднимъ событіямъ Геѳсиманіи, Іерусалима и Голгоѳы, притомъ все это расположено въ такомъ порядкѣ,, что каждый часъ церковный службы, соотвѣтствуетъ своимъ содержаніемъ тому же часу послѣдняго дня уничиженной жизни Богочеловѣка. Св. Церковь, въ своихъ необыкновенно-трогательныхъ пѣсняхъ то укоряетъ ветхозавѣтнаго Израиля, ярко изображая его крайнюю неблагодарность къ своему Избавителю, то подробно живописуетъ неизреченныя страданія Божественнаго Примирителя и Посредника между Богомъ и человѣкомъ, то указываетъ на удивленіе умныхъ воинствъ, взиравшихъ на терновый вѣнецъ и багряницу Царя царствующихъ, то влагаетъ слово жалости и скорби въ уста осужденнаго Искупителя объ окаменѣніи сердецъ человѣческихъ, то, наконецъ, поражаясь страшными явленіями природы, послѣдовавшими за смертію Богочеловѣкн, запечатлѣваетъ Его Божественное величіе. Къ вечеру Великой седмицы Спаситель нашъ уже былъ мертъ. Двое изъ членовъ синедріона, Іосифъ и Никодимъ, исповѣдавшіе Христа Сыномъ Божіимъ, озаботились погребеніемъ Его. Этимъ двумъ благочестивымъ мужамъ Провидѣніе предоставило, такимъ образомъ, право оказать Сыну Божію послѣднее благодѣяніе въ Его земной жизни. Іосифъ и Никодимъ, при участіи возлюбленнаго ученика Христова, скорбящей Богоматери и другихъ любившихъ Господа, съ благоговѣніемъ обвили Его плащаницею, помазали ароматами и положили въ новомъ каменномъ гробѣ, въ саду, находившемся недалеко отъ Голгоѳы{65}.
Вечерня своимъ содержаніемъ вполнѣ соотвѣтствуетъ воспоминаемымъ событіямъ: на ней въ самый день распятія, св. Церковь еще разъ возводитъ духовный взоръ нашъ ко кресту и распятому на немъ Спасителю, въ стихирахъ на «Господи воззвахъ». Затѣмъ предлагаются чтенія изъ Ветхаго Новаго Завѣтовъ, изображающія то несказанную славу, то крайнее уничиженіе Господа. Наконецъ, въ «стиховныхъ» живописуется предъ нами самое погребеніе пречистаго тѣла Христова. А чтобы событіе это живѣе отразилось и крѣпче напечатлѣлось въ въ душахъ нашихъ, среди храма полагается плащаница съ изображеніемъ Спасителя. Всѣ повергаются на землю предъ симъ священнымъ изображеніемъ и въ притрепетномъ благоговѣніи, съ умиленною душею, лобызаютъ язвы своего Господа и Его Евангеліе, запечатлѣнное святѣйшею кровію Его. При концѣ вечерни, поется особенно умилительная и трогательная пѣснь – изъ стиховныхъ: «Тебе одѣющагося свѣтомъ, яко ризою», въ которой такъ живо изображается «благосердый плачъ», чувствованія благообразнаго Іосифа и каждой души христіанской при видѣ Господа «мертва, нага, непогребенна»... Душа вѣрующихъ то изливается въ скорбныхъ чувствахъ при мысли о грѣхѣ и великой жертвѣ за грѣхъ, то проникается утѣшительнымъ сознаніемъ благодатныхъ плодовъ смерти Христа и радостнымъ предчувствіемъ Его близкаго воскресенія.
Такимъ образомъ, печаль Великой пятницы не есть для Церкви печаль отчаянія. Кратковременная смерть Искупителя есть вѣчная смерть грѣху. Съ знаменательнымъ словомъ: «совершишаса», – кончились страданія Богочеловѣка, исполнено Его посланничество и воля Отца небеснаго: міръ спасенъ крестомъ Сына Божія, и мы, «врази бывше, примирихомся Богу смертію Его»{66}. Власть діавола надъ падшимъ человѣчествомъ теперь побѣждена; Ветхій Завѣтъ окончился, открылся Новый Завѣтъ, и началось на землѣ царство благодати, устроеніе котораго и было цѣлію искупительнаго дѣла Христова{67}!
Заключительный, послѣдній день безпримѣрнаго уничиженія и первый день прославленія Іисуса Христа на землѣ есть Великая суббота, день погребенія Искупителя и Его нисхожденія во адъ, гдѣ содержались во власти смерти души всѣхъ отъ вѣка умершихъ, ожидая искупленія и суда. – Спасителю нашему нужно было пройти черезъ весь установленный грѣхомъ порядокъ жизни человѣческой, чтобы грѣхъ нигдѣ не имѣлъ себѣ убѣжища, даже въ темномъ царствѣ смерти. И вотъ Искупитель, второй Адамъ{68}, погребенный плотію во гробѣ, нисходитъ Своею душею туда, куда нисходили вслѣдъ за первымъ Адамомъ всѣ повинные грѣху дѣти его; нисходитъ для того, чтобы принести плоды искупленія даже въ царство смерти.
Великая важность и значеніе этого дня изображается въ слѣдующемъ сколько древнемъ, столько же и трогательномъ пѣснопѣніи святой Церкви: «днѣшній день тайно великій Мойсей прообразовавше глаголя: и благослови Богъ день седьмый, сія бо есть благословенная суббота, сей есть успокоенія день, въ онь же почи отъ всѣхъ дѣлъ своихъ Единородный Сынъ Божій, смотрѣніемъ еже на смерть, плотію субботствовавъ и во еже бѣ, паки возвращся воскресеніемъ, даровавъ намъ животъ вѣчный, яко Единъ благъ и человѣколюбецъ»{69}. Какъ вначалѣ Богъ, создавъ въ шесть дней міръ и человѣка, въ седьмой почилъ отъ всѣхъ дѣлъ своихъ, такъ нынѣ въ искупленіи міра, въ шестой снова возсоздавъ истлѣвшаго человѣка и обновивъ его живоносною крестною смертію, въ седьмой день Господь Іисусъ Христосъ почилъ отъ дѣлъ возсозданія совершеннымъ и животворнымъ успокоеніемъ»{70}.
Воспоминая эту субботу субботъ, безпримѣрную во всемъ мірозданіи, св. Церковь въ своихъ священныхъ пѣснопѣніяхъ призываетъ ко гробу Христа Жизнодавца и небо, и землю, и ангеловъ, и человѣковъ; окружаетъ его и свѣтлымъ облакомъ древнихъ свидѣтелей, за цѣлыя тысячелѣтія провидѣвшихъ спасительную страсть Искупителя человѣковъ, и соборомъ новозавѣтныхъ провозвѣстниковъ, какъ бы дающихъ предъ гробомъ Господа отчетъ въ своей всемірной проповѣди о крестѣ и воскресеніи.
Церковныя пѣснопѣнія въ этотъ великій день начинаются съ глубокаго утра. Важность дня побудила благочестивыхъ составителей церковной службы въ Великую субботу дать ей тотъ особенный, трогательный и вмѣстѣ торжественный видъ, который теперь такъ неотразимо дѣйствуетъ на насъ въ православныхъ храмахъ. На утрени въ Великую субботу св. Церковь совершаетъ «самый образъ погребенія Христова». Ко гробу Божественнаго страдальца, вмѣсто ароматовъ и плащаницы, Церковь приноситъ трогательную и надгробную пѣснь. Вся эта пѣснь, раздѣленная на три статьи, состоитъ изъ 176 тропарей, изъ коихъ каждому предшествуетъ одинъ изъ стиховъ 118 псалма, въ которомъ пророкъ такъ живо и величественно изобразилъ судьбу праведника, вѣрнаго истинѣ и закону Божію, но гонимаго завистію и злобою людей беззаконныхъ. Въ ознаменованіи того, что эти пѣснопѣнія – не вопли и рыданія безнадежности, а выраженія скорби при созерцаніи страданій Спасителя, вмѣстѣ съ предощущеніемъ Его свѣтоноснаго воскресенія, непорочны поются съ горящими въ рукахъ каждаго православнаго христіанина свѣчами, проливающими по всему храму свѣтъ, какъ зарю того невещественнаго свѣта, который на утро возсіяетъ изъ гроба Христа – Жизнодавца{71}. Вслѣдъ за непорочными предъ тѣмъ же гробомъ Спасителя, среди храма, поется великосубботній канонъ, который отличается необыкновенною торжественностію тона, силою чувства и глубиною догматическаго содержанія{72}. Не только мысли, которыя содержитъ въ себѣ этотъ канонъ, но и самый напѣвъ ирмосовъ его съ неодолимою силою дѣйствуетъ на душу, такъ что трудно найти православнаго человѣка, который бы не зналъ, хотя нѣкоторыхъ ирмосовъ его. Кому, дѣйствительно, неизвѣстны умилительные ирмосы, сложенные благочестивою поэтессою, инокиней Кассіею: «Волною морского скрывшаго древле» и проч.? Между множествомъ другихъ прекрасныхъ пѣсней, которыми такъ богата великосубботняя утреня, вниманіе христіанъ не можетъ не остановиться на тѣхъ вдохновенныхъ стихирахъ, которыя поются «на хвалитехъ». «Днесь содержитъ гробъ Содержаго дланію тварь, покрываетъ камень покрывшаго добродѣтелію небеса: спитъ Животъ и адъ трепещетъ и Адамъ отъ узъ разрѣшается. Что зримое видѣніе? Кое настоящее успокоеніе? Царь вѣковъ, иже страстію совершивъ смотрѣніе, во гробѣ субботствуетъ, новое намъ подая субботство... Пріидите, видимъ животъ нашъ во гробѣ лежащъ, да во гробѣхъ лежащія оживитъ»{73}... Съ великимъ славословіемъ кончаются торжественнѣйшія минуты великосубботней утрени, и трудно передать, какія ощущенія преобладаютъ въ это время въ душѣ христіанина, изъ самой глубины ея вызывая обильныя слезы{74}; священнослужители облекаются во всѣ священныя одежды, поднимаютъ плащаницу съ среды храма, вносятъ ее чрезъ царскія врата въ алтарь и полагаютъ на святомъ престолѣ{75} въ ознаменованіе того, что Господь Іисусъ Христосъ, распятый и погребенный, не разлучался по Божеству отъ Отца, но бывши «во гробѣ плотски», въ то же время былъ «на престолѣ со Отцемъ и Духомъ». Затѣмъ, при звонѣ колоколовъ, при печальномъ пѣніи: «Святый Боже», въ сопровожденіи всѣхъ вѣрующихъ съ горящими свѣчами начинается торжественное съ хоругвями, какъ съ побѣдными знаменами, несеніе плащаницы вокругъ храма. Есть ли истинно-православный человѣкъ, который холодно и безучастно могъ бы смотрѣть на это грустно-торжественное шествіе плащаницы? Чья душа не переполняется разнообразными чувствами, чувствами благоговѣнія, благодаренія и любви къ Спаситетю{76}! По окончаніи этого шествія, плащаница снова вносится въ храмъ и полагается на прежнемъ мѣстѣ. Здѣсь надъ ней, какъ бы надъ самимъ гробомъ Искупителя, св. Церковь торжественно исповѣдуетъ въ замѣчательномъ видѣніи пророка Іезекіиля изсохшихъ, а потомъ ожившихъ костей, свою надежду не только на востаніе Господа, но и на воскресеніе всѣхъ членовъ Его благодатнадо царства (Іезек. 37, 1-14). За пророческимъ видѣніемъ слѣдуетъ чтеніе Апостола и Евангелія. Ап. Павелъ объясняетъ намъ тайну страданій и смерти Христовой, научаетъ насъ, что Господь есть истинная Пасха, пожертая за всѣхъ насъ, и что Онъ благоволилъ сдѣлаться клятвою за насъ, чтобы избавить насъ отъ клятвы закона{77}. А евангелистъ Матѳей повѣствуетъ о послѣднихъ усиліяхъ клеветы и злобы книжниковъ и фарисеевъ, думавшихъ стражею и печатію удержать во гробѣ Сына Божія{78} и остановить дѣло Божіе. Евангеліе отнесено на самый конецъ утрени, можетъ быть, потому, что она оканчивается съ разсвѣтомъ дня, а съ разсвѣтомъ дня явились нѣкогда архіереи и фарисеи къ Пилату, глаголюще: «господи, помянухомъ, яко льстецъ Онъ рече, еще сый живъ, по тріехъ днехъ востану: повели убо утвердити гробъ до третьяго дне»... Наносить оскорбленіе лежащему во гробѣ, кто бы онъ ни былъ, всегда запрещаетъ человѣку естественное чувство. Но надъ гробомъ Сына Человѣческаго, вземшаго грѣхи міра, попрано было и это чувство. Умертвивъ на крестѣ Начальника жизни, іудеи почувствовали, что они не достигли своей цѣли, что свѣтъ и жизнь не могутъ быть объяты могильной тьмой, и сдѣлали послѣднее усиліе: они поставили стражу ко входу въ погребальную пещеру Сына Божія. Какая безмысленная слѣпота, повторяющаяся въ фарисеяхъ всѣхъ мѣстъ и временъ{79}!..
Печальное празднованіе дня Великой субботы въ древности отличалось особенною внутреннею сосредоточенностію и торжественою тишиною въ церковной жизни. «Что это, говоритъ св. Епифаній Кипрскій въ своей замѣчательной бесѣдѣ на Великую субботу, – что это нынѣ за безмолвіе великое на землѣ? Что за безмолвіе и молчаніе? Глубокое молчаніе, потому что почиваетъ Царь. Земля убоялась и замолкла, потому что Богъ во плоти уснулъ, и адъ ужасается. Богъ почилъ на короткое время, чтобы пробудить тѣхъ, которые во адѣ. Нынѣ спасеніе всему міру видимому и невидимому, нынѣ сугубое промышленіе, сугубое человѣковъ посѣщеніе: Богъ приходитъ съ неба на землю, съ земли подъ землю, – врата ада отверзаются, и спящіе отъ вѣка радуются. Съ рабами – Господь, съ мертвыми – Богъ, съ умершими – Жизнь, съ находящимися во тьмѣ – Свѣтъ невечерній; съ плѣнными – Освободитель, въ преисподней – Сый превыше небесъ: Христосъ посреди мертвыхъ»{80}.
Теперь древній многознаменательный церковный покой Великой субботы также сохраняется въ Православной Церкви, выражаясь въ томъ, что литургія въ этотъ день совершается уже къ вечеру{81}. Такъ какъ въ это время Церковь созерцаетъ уже зарю воскресенія Христова, то обряды ея становятся свѣтлѣе и торжественнѣе, пѣснопѣнія ея славятъ или всемогущее нисшествіе Господа во адъ, разрѣшившее столько вѣковѣчныхъ оковъ, или Его дивное воскресеніе изъ мертвыхъ. Послѣ стихиръ «на Господи воззвахъ», въ которыхъ св. Церковь выражаетъ стоны ада, поражаемаго во главу Великимъ Потомкомъ Евы, предлагается 15 паремій или чтеній изъ Ветхаго Завѣта, представляющихъ важнѣйшая преобразованія и пророчества о возстановленіи человѣческаго рода силою смерти и тридневнаго воскресенія Сына Божія. Все чтеніе паремій заключается торжественнымъ призываніемъ всего живущаго, всей жизни, и всего, что служить для жизни, къ пѣнію и прославленію Господа. Этимъ и оканчивается вечерня. Литургія начинается чтеніемъ апостола, предъ которымъ, вмѣсто трисвятого, поется: «елицы во Христа крестистеся». Эта пѣснь указываетъ на тотъ обычай первенствующей Церкви, когда она, желая сдѣлать участниками радости о воскресшемъ Господѣ новообращенныхъ христіанъ, въ Великую субботу совершала крещеніе оглашенныхъ. Въ Апостольскомъ чтеніи объясняется таинственное отношеніе смерти и погребенія Христова къ таинству крещенія. Вслѣдъ за симъ раздается во храмѣ первый воскресный гимнъ: «Воскресни, Боже, суди земли, яко Ты наслѣдиши во всѣхъ языцѣхъ». Въ это время священнослужители перемѣняютъ свои черныя ризы на бѣлыя, дабы ничто, включительно до самой внѣшности, не могло омрачать чудной, радостной вѣсти о вескресеніи Христовомъ. Когда діаконъ выходить изъ алтаря благовѣствовать о воскресеніи Христовомъ, то все становится въ церкви такъ свѣтло и радстно, что въ ней какъ бы присутствуетъ Самъ воскресшій Господь съ привѣтомъ: миръ вамъ! Проникнутая таинственнымъ ужасомъ послѣ всѣхъ необъятныхъ созерцаній дня Великой субботы{82} св. Церковь, вмѣсто херувимской, воспѣваетъ особенную пѣснь: «Да молчитъ всякая плоть человѣча». А вмѣсто: «Достойно есть» полагается ирмосъ 9 пѣсня утренняго какона, гдѣ св. Церковъ передаетъ утѣшительный голосъ Самого Господа: «не рыдай Мене, Мати». По окончаніи литургіи бываетъ благословеніе хлѣбовъ, которое во всякое другое время совершается только среди всенощной, а въ Великую субботу слѣдуетъ за литургіей. Это потому, что въ древности въ тоже самое время, въ обителяхъ, начиналось чтеніе Дѣяній Апостольскихъ, и нужно было подкрѣпить на ночное бдѣніе тѣлесныя силы, естественно ослабѣвшія отъ подвиговъ страстной недѣли, дабы чудно-радостное: «Христосъ Воскресе» слушать съ духомъ бодрымъ, съ мыслію свѣжею, а не ослабленною крайнимъ изнуреніемъ тѣла{83}. Ночное собраніе въ церкви предъ Пасхою блаженный Іеронимъ производитъ отъ апостольскаго преданія{84}. Императоръ Константинъ Великій всю эту ночь проводилъ во храмѣ и самъ предлагалъ поученіе къ собравшемуся народу{85}. Какъ тогда, такъ и теперь, въ полночь оканчивается чтеніе Дѣяній, и совершается полунощница съ канономъ Великой субботы. Наконецъ, раздается торжественная пѣснь: «Воскресеніе Твое, Христе Спасе, Ангели поютъ на небеси, и насъ на земли сподоби чистымъ сердцемъ Тебѣ славити», и наступаетъ великій день Воскресенія Христова. Да сподобитъ же Господь всѣхъ насъ, чтобы мы, примиренные, въ теченіе св. Четыредесятницы, съ Богомъ, съ ближними и со своею совѣстію, свѣтло и радостно съ чистою душею, съ открытымъ сердцемъ провели дни страстей Господнихъ и встрѣтили день Его славнаго воскресенія. Дай Богъ всѣмъ намъ еще разъ въ жизни своей испытать то безмѣрное, ни съ чѣмъ земнымъ несравнимое наслажденіе небесное, которое доступно бываетъ христіанину въ эти великіе дни!..
Н. У-въ.
«Руководство для сельских пастырей». 1910. Т. 1. № 15. С. 342-355; № 16-17. С. 383-397.
{1} Ирмосъ на утрени въ Велик. понедѣльн.
{2} Апостол. Постановл. кн. V, гл. 12.
{3} Новая скрижаль архіеп. Веніамина о св. Четыредесят. § 6.
{4} Бесѣда на Псал. 145, Бес. 30-я на кн. Бытія.
{5} См. Ап. Постановл. кн. V, гл. 18 и кн. VIII, гл. 33.
{6} Codex Theodos lib. II. t. 8. 1. 2.
{7} Церков. Исторія Евсевія кн. VI. гл. 8.
{8} См. о жизни Констант. Евсевія кн. IV, гл. 22.
{9} См. Бес. 37 на Еванг. отъ Матѳ.
{10} См. Рѣчи 253, 254, 126.
{11} См. Діонисій Александрійскій сбор. посл. прав. 1.
{12} См. т. 3, Бесѣд. на Псал. 145.
{13} См. Письмо къ Марцелл. и Бесѣду на Псал. 145.
{14} Бес. на Псал. 145.
{15} См. повечеріе нед. Ваій ва стих. стих. самогласны.
{16} Филипп. III, 10.
{17} Том. VI слово 70.
{18} См. Синаксарь въ Великій понедѣльникъ.
{19} См. Синаксарь въ Велик. понед., равно и пѣсноп. въ тотъ день.
{20} Гл. 23 отъ Матѳ.
{21} Луки гл. 19 ст. 43-44. Какъ поразительно это пророчество! Не прошло и 40 дѣтъ, по вознесеніи Іисуса Христа, какъ стѣны храма были сравнены съ землей, и плугъ, въ собственномъ смыслѣ слова, прошелъ по развалинамъ славнаго города. Въ настоящее время ученые путешественники, посѣщая Палестину, съ величайшею скорбію описываютъ запустѣніе древней столицы Іудейской. «Если бы я», пишетъ Піатобріанъ, жилъ тысячу лѣтъ, то никогда не забылъ бы того мѣста въ Палестинѣ, съ котораго я бросилъ первый взоръ на Іерусалимъ. Когда проводникъ мой воскликнулъ: «вотъ святой городъ Іерусалимъ», – то я не могъ вѣрить словамъ его. Мнѣ показалось, что я вижу безобразную массу каменныхъ обломковъ...» (См. у Барсова въ собраніи статей по истолковат. и назидательному чтенію Четвероевангелія).
{22} Мѳ. 24, 42-43; Лук. 22, 9-12 и д. Марка 13, 8 и д.
{23} Мѳ. 25, 35-45.
{24} См. Матѳ. 26, 6-13; Мар, 14, 3-9.
{25} Искаріотъ такъ названъ отъ селенія, изъ котораго происходилъ Каріотъ. Теперь это бѣднѣйшая деревушка, населенная арабами – Абу-кошъ.
{26} См. Сѵнаксарь въ Велик. среду.
{27} См. Бес. 80 на Матѳ.; ср. стихиры самогласыы, на утрени, въ среду.
{28} Матѳ. 26, 11-13; Марк. 14, 7-10; Іоанн. 12, 5-6.
{29} Матѳ. 26, 5; Лук. 22, 2.
{30} См. «Жизнь Іисуса Христа» Фаррара, стр. 455.
{31} См. сѣдаленъ на повечер.
{32} Лук. 22, 5. Маркъ 14, 11.
{33} Исходъ 21, 32. – Оцѣнка въ тридцать сребренниковъ въ глазахъ еврея временъ Христа служила знакомъ ничтожества и выражала презрѣніе къ тому, кто ею оцѣнивался: это цѣна рабская. Но Промыслъ Божій нашелъ средство дать этой цѣнѣ другое значеніе: именно въ этой презрѣнной суммѣ буквально исполнилось пророчество Захаріи о 30 сребренникахъ, коими неблагодарный народъ оцѣнилъ отеческое попеченіе о немъ Іеговы (Зах. 11, 12-13).
{34} См. «Послѣдніе дни Господа нашего Іисуса Христа» архіеп. Иннокентія, стр. 208.
{35} Объ этомъ упоминаетъ св. Амвросій Медіоланскій въ пис. 33.
{36} Объ этомъ обыкновеніи упоминаетъ св. Златоустъ въ Бес. 87.
{37} См. преосв. Иннокентія «Послѣдніе дни земной жизни Господа нашего Іисуса Христа», стр. 222.
{38} См. правило 46 Лаодикійск. собора и письмо 118 блаж. Августина.
{39} См. правило 50. – Въ ознаменованіе особенной важности этого дня на утрени положено пѣть уже не трипѣснецъ, какъ въ первые три дня, а полный канонъ, составленный св. Косьмой Масонскимъ.
{40} Какъ Іуда могъ быть допущенъ до трапезы Господней? – Такъ же, какъ и доселѣ допускаются къ ней всѣ нераскаянные грѣшники, въ показаніе преизбытка милосердія и великодушія Домовладыка и въ доказательство, что, доколѣ мы на землѣ, всякому возможенъ доступъ ко всему. На вечери небесной – тамъ уже будутъ однѣ мудрыя дѣвы; а здѣсь не затворяютъ дверей ни отъ кого изъ самыхъ юродивыхъ (см. слово въ Великій четвер. преосвящ. Иннокентія).
{41} См. на утрени въ Велик. четвер. стихиры стихов. – самогласны.
{42} См. Бес. 80 на Матѳ.
{43} Объ этомъ говорятъ блаж. Августинъ въ письмѣ 119 и преп. Нилъ, подвижникъ и писатель V вѣка, въ письмѣ къ Флавіану.
{44} См. у Кодина въ «Церемоніяхъ Византійскаго двора».
{45} См. св. Кипріана письмо 70, св. Оптата Милевійскаго кн 7, Григор. Назіанз. рѣчь 48.
{46} Лук. 5, 34. 35.
{47} Исаіи 53, 12.
{48} 1 Петр. 1, 12.
{49} Преосвящ. Иннокентія «Послѣдніе дни земной жизни Господа нашего Іисуса Христа», стр. 428.
{50} Муравьевъ, «Письма о Богослуженіи Правосл. Церкви», письмо VI.
{51} Матѳ. 26, 37; Лук. 23, 28.
{52} См. у Фаррара «Земная жизнь Іисуса Христа», стр. 485.
{53} Матѳ. 26, 37
{54} 2 Корин. 5, 21.
{55} См. Преосвящ. Иннокентія «Послѣднія дни земной жизни I. Христа», стр. 269, 272.
{56} Лук. 22, 44.
{57} Изъ слова въ Великій пятокъ Филарета, митроп. Кіевскаго.
{58} См. Бес. 87 св. Златоуста.
{59} Іоанн. 13, 31-32.
{60} Іоанн. 18, 6-10.
{61} См. Слово въ Великій пятокъ Филарета, митроп. Московскаго.
{62} Апостол. Постановл. кн. V, гл. 18.
{63} См. посл. къ Евсевію, V, гл. 26.
{64} См. св. Іоанна Дамаскина, слово на Великій пятокъ.
{65} Іоанн. 19, 38-42. Голгоѳа – это небольшой холмъ къ сѣверо-западу отъ Іерусалима. Теперь это святѣйшее мѣсто заключено въ храмѣ Воскресесенія. Якоже о Адамѣ вси умираютъ, говоритъ апостолъ такожде и о Христѣ вси оживутъ (1 Кор. 15, 22). Итакъ, Божественный Врачъ, второй Адамъ, «вознесенъ былъ на древо тамъ, гдѣ лежалъ больной», первый Адамъ. Смерть побѣждена на томъ мѣстѣ, на которомъ низвела она перваго человѣка во гробъ (Мысли блаж. Августина).
{66} Римл. 5, 10; 1 Петра 2, 24; 2 Кор. 5, 21.
{67 Въ этотъ день всеобщаго искупленіе первенствующая Церковь разрѣшала отъ грѣховъ и принимала въ число чадъ своихъ многихъ изъ отпавшихъ, но покаявшихся христіанъ.
{68} 1 Кор. 15, 45-47.
{69} См. на вечер. Велик. суб. стихиры – самогласны.
{70} См. Сѵнаксарь въ Велик. субботу.
{71} См. «Письма о Богослуженіи Правосл. Церкви» Муравьева, письмо VI, стр. 97.
{72} Объ этомъ высоко-поэтическомъ канонѣ см. подробнѣе № 7 Влад. Епарх. Вѣдом. за 1900 г.
{73} См. въ Велик. субботу на утрени стих. на хвалитехъ – самогласны 1, 2 и 3.
{74} См. «Письмо о церковн. Богослуженіи» Бѣлюстина, стр. 530.
{75 Не вездѣ это дѣлается. Ред.
{76} См. «Письма о церковн. Богослуженіи» Бѣлюстина, стр. 530.
{77} 1 Кор. 5, 6-8; Галат. 3, 3-15.
{78} См. Матѳ. 27, 62-65.
{79} См. Труды К. Д. Академіи 1891 г. ч. I стр. 650.
{80} Твор. св. Отцевъ т. II, стр. 258-259.
{81} См. Церковн. Уставъ въ Велик. субботу.
{82} См. «Письма о Богослуженіи Православ. Церкви» Муравьева, письмо VI, стр. 112.
{83} См. «Письма о Церкви Богослуженіи» Бѣлюстина, стр. 558.
{84} Cм. Бес. 25 на Ев. Матѳ. – Обыкновеніе древнихъ христіанъ проводить ночь наканунѣ Пасхи въ молитвенномъ бдѣніи происходило вообще изъ благочестиваго желанія ихъ достойно встрѣтить ранній часъ Воскресенія Христова.
{85} См. Жизнь Константина Великаго у Евсевія кн. 4, гл. 22.
Страстная недѣля Господа всегда должна быть въ особенной памяти христіанина, на всю жизнь. Ничто такъ хорошо не привлекаетъ и не привязываетъ къ Господу узами любви, какъ воспоминаніе Его страданій! Постоянное занятіе мысли образомъ Страдавшаго Господа – дивно воспитываетъ въ душѣ глубокое чувство умиленія, признательной благодарности и осторожности отъ всякаго грѣха и пристрастія...
Изъ иноческаго дневника «Въ объятіяхъ Отчихъ» н-свмуч. Іосифа, митр. Петроградскаго, № 1586.
