ЗВЕЗДЫ ПУСТЫНИ. Повѣсть, записанная преподобнымъ Пафнутіемъ, египетскимъ пустынникомъ.
Отъ Переводчика.
Пустыня!
«Ночь тиха. Пустыня внемлетъ Богу,
И звѣзда съ звѣздою говоритъ.
Въ небесахъ торжественно и чудно!
Спитъ земля въ сіяньи голубомъ....
Что же мнѣ такъ больно и такъ трудно:
Жду-ль чего? Жалѣю ли о чемъ?..».
Ты помнишь ли, читатель дорогой, этотъ чудный аккордъ, таинственныхъ голосовъ пустыни, залетѣвшій издалека легкимъ, замирающимъ вѣтеркомъ въ многошумный и многоболѣзненный міръ и благоуханнымъ дыханіемъ своимъ задѣвшій многострунную лиру поэта?.. Зазвенѣли чуткія струны, задрожали гармоническіе звуки, заговорила струна со струною, но болью печали и трудомъ безысходной тоски отозвалось сердце поэта на голоса пустыни; оно не угадало, оно не поняло призыва Божественной любви: пустыня человѣческаго сердца не вняла Тому, Кто есть любовь совершеннѣйшая; звѣзда разума не вмѣстила слова неба.
«Забыться!» Заснуть!».
«Чтобъ весь день, всю ночь мой слухъ лелѣя,
Про любовь мнѣ голосъ сладкій пѣлъ»[1]...
Любовь земли! Но можетъ ли она пѣть сладко, когда звукъ ея голоса, едва родится, уже ноетъ тоской утраты?.. Тоска,, тоска!.. Ни отъ жизни ожиданій, ни къ прошлому сожалѣній!.. И больно, и трудно!.. «Заснуть!..»
А между тѣмъ:
«Въ часъ полночный близъ потока
Ты взгляни на небеса:
Совершаются далеко
Въ горнемъ мірѣ чудеса.
Ночи вѣчныя лампады,
Невидимы въ блескѣ дня,
Стройно ходятъ тамъ громады
Негасимаго огня.
Но впивайся въ нихъ очами –
И увидишь, что вдали,
За ближайшими звѣздами
Тьмами звѣзды въ ночь ушли.
Вновь вглядись – и тьмы за тьмами
Утомятъ твой робкій взглядъ:
Всѣ звѣздами, всѣ огнями
Бездны синія горятъ.
Въ часъ полночнаго молчанья,
Отогнавъ обманы сновъ,
Ты вглядись душой въ писанья
Галилейскихъ рыбаковъ, –
И въ объемѣ книги тѣсной
Развернется предъ тобой
Безконечный сводъ небесный
Съ лучезарною красой.
Узришь – звѣзды мыслей водятъ
Тайный хоръ свой вкругъ земли;
Вновь вглядись – другія всходятъ;
Вновь вглядись: и тамъ вдали
Звѣзды мыслей тьмы за тьмами,
Всходятъ, всходятъ безъ числа...
И зажжется ихъ огнями
Сердца дремлющая мгла»[2].
Дремлетъ мгла нашего сердца, усыпленная обманчивымъ призракомъ мечтательныхъ сновидѣній. Давай же, зажжемъ ее огнями небесныхъ звѣздъ: пойдемъ съ тобою въ пустыню, гдѣ «звѣзда съ звѣздою говоритъ», прислушаемся къ ихъ таинственной немолчной бесѣдѣ въ безмолвіи пустынной ночи! Вѣка прошли, а пустыня все внемлетъ Богу: внемлемъ же Ему съ тобою и мы!
«Житіе и слава святыхъ свѣтомъ своимъ подобны звѣздамъ небеснымъ. Какъ звѣзды, хотя и утверждены онѣ на небѣ, но просвѣщаютъ всю вселенную, озаряютъ землю, свѣтятъ и морю, и кораблями плавающихъ управляютъ, видимыя и жителями Индіи и отъ Скиѳовъ не скрытыя. И хотя не знаемъ мы всѣхъ именъ ихъ изъ за безчисленнаго ихъ множества, но дивимся красотѣ ихъ свѣтлой. Подобенъ имъ и свѣтъ святыхъ: хотя и скрыты въ гробахъ ихъ мощи, но силы ихъ въ поднебесной не ограничиваются земными предѣлами. Удивляемся ихъ житію, изумляемся и славѣ, которою прославляетъ Богъ угодившихъ Ем»[3].
«Перенесемся же мыслію въ пустыню: тамъ увидите вы дивное и славное видѣніе. Очистимъ сердца свои, сдѣлаемъ голубиныя крылья и полетимъ, посмотримъ на жилища тѣхъ людей, которые оставили шумные города и имъ предпочли горы и пустыни. Пойдемъ, посмотримъ, какъ живутъ они подобно мертвецамъ въ гробахъ своихъ. Пойдемъ, посмотримъ на ихъ тѣла, одѣтыя власами. Пойдемъ, посмотримъ на ихъ рубища, въ которыхъ они радостно славятъ Бога. Пойдемъ, посмотримъ на ихъ питіе, растворенное умиленными слезами. Пойдемъ, посмотримъ на пищу ихъ, состоящую всегда изъ дикихъ растеній. Пойдите, посмотрите на тѣ камни, которые они кладутъ подъ головы свои. Живутъ они въ пещерахъ и пропастяхъ земныхъ, какъ въ крѣпостяхъ. Окрестныя горы и холмы для нихъ высокія стѣны... Имъ нѣтъ покоя въ этомъ мірѣ, потому что они ожидаютъ себѣ покоя въ томъ. Они блуждаютъ со звѣрями; какъ птицы, летаютъ по горамъ. Но, блуждая по горамъ, они сіяютъ, какъ свѣтильники, и просвѣщаютъ свѣтомъ своимъ всѣхъ, съ усердіемъ приходящихъ къ нимъ... Царямъ скучно бываетъ въ чертогахъ, а имъ весело въ ихъ подземельяхъ. Носятъ власяницу блаженные отцы, но радуются больше, чѣмъ носящіе порфиру... Когда изнемогутъ, скитаясь по горамъ, ложатся на землѣ, какъ на мягкомъ ложѣ. Немного заснутъ и спѣшатъ встать, дабы пѣть хвалы возлюбленному ихъ Хрісту... Когда молятся они, стоя на колѣняхъ, изъ глазъ ихъ текутъ источники... Гдѣ застигнетъ ихъ вечеръ, тамъ и остаются; о могилахъ они не заботятся, ибо они уже мертвы, распявши себя міру изъ любви ко Хрісту. Гдѣ кто кончилъ постъ свой, тамъ для него и могила. Многіе изъ нихъ молились, повергшись на землю, и тихо почили предъ Господомъ. Другіе, стоя на камняхъ, отдали души своему Владыкѣ... Теперь ожидаютъ они гласа, который разбудитъ ихъ, и тогда процвѣтутъ они, какъ цвѣты благовонные... Блаженны вы, всецѣло сохранившіе въ сердцахъ своихъ любовь ко Хрісту: войдите теперь въ тихое пристанище, насладитесь Хрістомъ, Котораго возлюбили!»[4]...
Инокъ одного изъ Египетскихъ пустынножительныхъ монастырей, Преподобный Пафнутій, оставилъ по себѣ сказаніе, которое самъ же и изложилъ писменно: въ немъ онъ описалъ, какъ обрѣлъ онъ въ пустынѣ Преподобнаго Онуфрія Великаго и иныхъ пустынниковъ. Повѣствованіе свое сказатель его начинаетъ такъ:
I.
«Когда я пребывалъ на безмолвіи въ монастырѣ моемъ, вошло мнѣ однажды въ сердце желаніе выйдти изъ монастыря моего во внутреннюю пустыню, чтобы видѣть, – есть ли тамъ какой-нибудь инокъ, который бы болѣе моего работалъ Господу? И вотъ, взялъ я на дорогу немного хлѣба и воды и пошелъ въ самую глубь пустыни. Четыре дня шелъ я, не вкушая ни хлѣба, ни воды, и дошелъ до какой-то пещеры. Было въ той пещерѣ одно только малое оконце, а входъ былъ закрытъ. Простоялъ я съ часъ подъ оконцемъ, постукивая въ него время отъ времени, въ надеждѣ, что, по обычаю иноческому, вотъ-вотъ выйдетъ кто-нибудь на слухъ изъ пещеры и дастъ мнѣ о Хрістѣ цѣлованіе. И когда убѣдился я, что нѣтъ мнѣ отвѣта и нѣтъ отверзающаго, то самъ тогда открылъ дверь и вошелъ въ пещеру сословомъ:
– Благослови!
И увидѣлъ я старца сидящаго и какъ бы спящаго. И опять промолвилъ я:
– Благослови!
И прикоснулся я къ плечу спящаго, чтобы возбудить его; но къ праху было прикосновеніе мое: осязавъ тѣло старца, нашелъ я, что уже много лѣтъ протекло надъ смертью его. Увидѣлъ я тутъ и одежду его, висящую на стѣнѣ, и когда коснулся ея, то стала она въ рукѣ моей, какъ пыль при дорогѣ. Снялъ я съ себя мантію мою, покрылъ ею тѣло усопшаго, руками ископалъ яму въ землѣ песчаной и предалъ погребенію мощи его съ обычнымъ пѣснопѣніемъ, съ молитвою и со слезами. И вкусилъ я немного взятаго хлѣба, отпилъ воды, подкрѣпилъ силы и заночевалъ у могилы того старца. Утромъ же, сотворивъ молитву, двинулся я опять въ дальнѣйшій путь въ самую глубь отдаленнѣйшей пустыни. И шелъ я такъ нѣсколько дней, и обрѣлъ другую пещеру, и предъ пещерой той я увидѣлъ слѣды ногъ человѣческихъ, указавшіе мнѣ, что кто-то еще живетъ въ той пещерѣ. Я постучался, но не получилъ отвѣта; вошелъ внутрь, но никого не нашелъ и внутри пещеры. И вышелъ я вонъ, размышляя въ себѣ: видно, живетъ здѣсь какой-то рабъ Божій! И съ мыслію этой отошелъ я на нѣкоторое разстояніе въ пустыню, рѣшивъ ожидать на мѣстѣ томъ раба Божія, котораго возжелалъ я видѣть и привѣтствовать о Господѣ. Весь день тотъ пробылъ я въ ожиданіи и въ непрестанномъ пѣніи псалмовъ Давидовыхъ. И какъ же прекрасно было то мѣсто! Стояла посреди него финиковая пальма, отягченная плодами, и тихо журчалъ источникъ живой воды ключевой. И дивился я красотѣ того мѣста, желая жить въ немъ, если бы только то было возможно... Когда же день сталъ склоняться къ вечеру, увидѣлъ я стадо идущихъ буйволовъ и посреди стада – раба Божія (былъ же тотъ Божій рабъ – Тимоѳей-пустынникъ). И когда приблизились они ко мнѣ, тогда я завидѣлъ, что на мужѣ томъ нѣтъ никакой одежды, и волосы покрываютъ наготу тѣла его. Когда же онъ подошелъ близко къ тому мѣсту, на которомъ я стоялъ, и когда меня замѣтилъ, то сталъ тутъ же на молитву, недоумѣвая, не духъ ли я, или привидѣніе, ибо много разъ, какъ самъ онъ мнѣ потомъ сказывалъ, – искушали его на томъ мѣстѣ привидѣніями духи нечистые. Я же сказалъ ему:
– Чего страшишься ты, рабъ Іисуса Хріста Бога нашего? Смотри: вотъ, слѣды отъ ногъ моихъ! Знай же, что я такой же человѣкъ, какъ и ты; осяжи: я – плоть и кровь, а не призракъ или мечтаніе!
Но онъ все еще смотрѣлъ на меня и только, когда увѣрился, что я – человѣкъ, успокоился, возблагодарилъ Господа и сказалъ:
– «Аминь!».
И подошелъ ко мнѣ, и далъ мнѣ цѣлованіе. И ввелъ онъ меня въ пещеру свою, и предложилъ мнѣ въ пищу финики, а въ питіе изъ источника чистую воду; и самъ вкусилъ со мною, меня ради. И спросилъ онъ меня:
– «Зачѣмъ пришелъ ты сюда, братъ мой?».
И я ему отвѣтилъ, объясняя мысль мою и намѣреніе:
– Рабовъ хотѣлъ я видѣть Хрістовыхъ, живущихъ здѣсь, и вышелъ изъ монастыря моего, и пришелъ сюда: и Богъ помогъ желанію моему, и сподобилъ видѣть твою святыню.
И я вопросилъ его:
– Скажи теперь и ты мнѣ, отецъ: какъ ты пришелъ сюда, и сколько лѣтъ живешь ты въ этой пустынѣ, и чѣмъ питаешься, и почему ты нагъ, не одѣваясь никакой одеждой?
И онъ въ отвѣтъ повелъ такъ рѣчь свою:
– «Въ одной пустынѣ Ѳиваидской вначалѣ пребывалъ я, проводя житіе иноческое и усердно работая Богу; рукодѣльемъ же моимъ было ткачество. И вошелъ мнѣ въ сердце помыслъ: выйди изъ киновіи, живи одинъ, занимайся своимъ рукодѣльемъ – и тѣмъ большую получишь ты награду отъ Бога: отъ трудовъ рукъ своихъ не только самъ питаться можешь, но и нищихъ питать и странныхъ упокоивать. – Любовно приклонилъ я слухъ мой къ тому помыслу: вышелъ изъ братства и близъ города устроилъ себѣ отдѣльную келью и сталъ въ ней упражняться въ рукодѣліи своемъ. И всего, что собиралъ я отъ трудовъ рукъ моихъ, было мнѣ довольно для жизни моей. Многіе приходили ко мнѣ за моимъ рукодѣльемъ и за него платили мнѣ всѣмъ, въ чемъ я имѣлъ нужду: и покоилъ я странниковъ, а избытки раздавалъ нищимъ и нуждающимся. Врагъ же діаволъ, который непрестанно противъ всѣхъ воюетъ, позавидовалъ жизни моей и постарался ни во что обратить всѣ труды мои. И внушилъ онъ одной женщинѣ придти ко мнѣ и дать заказъ, по рукодѣлью моему, –выткать ей полотно. Когда же я выткалъ его и отдалъ ей, тогда она заказала мнѣ другое; и стали мы съ той поры вести другъ съ другомъ бесѣды уже безъ всякаго стѣсненія: и такъ, зачавши грѣхъ, родили мы беззаконіе, пребывъ въ грѣхѣ около шести мѣсяцевъ. И помыслилъ я въ себѣ: не сегодня, такъ завтра, а не миновать мнѣ смерти, – и придется мнѣ тогда пойдти въ муку вѣчную. И сказалъ я себѣ: горе тебѣ, душа моя! бѣги лучше отсюда, чтобы избѣжать грѣха, а съ нимъ и – вѣчной муки!.. Оставилъ я тогда все и бѣжалъ тайно, и пришелъ въ эту пустыню, гдѣ нашелъ эту пещеру, источникъ и пальму эту, а на пальмѣ – двѣнадцать вѣтвей, рождающихъ мнѣ всякій мѣсяцъ каждая столько финиковъ, сколько нужно ихъ на тридцать дней моего пропитанія. Какъ кончится мѣсяцъ, и сойдутъ плоды съ одной вѣтви, созрѣваетъ другая: и такъ благодатію Божіею и питаюсь я, не имѣя запасовъ въ пещерѣ моей. И обветшавъ отъ времени, спали съ меня одежды мои, а послѣ лѣтъ многихъ (я тридцать лѣтъ уже пребываю въ этой пустынѣ) выросли на мнѣ тѣ волосы, которые ты видишь: вмѣсто одежды мнѣ служатъ они и покрываютъ наготу мою».
И слышавъ рѣчь праведнаго (такъ пишетъ Пафнутій), спросилъ я его:
– Повѣдай мнѣ, отецъ, о чемъ спрошу тебя: была ли тебѣ скорбь какая въ началѣ твоего прихода сюда, или нѣтъ?
И отвѣтилъ мнѣ праведникъ:
– «Безчисленныя претерпѣлъ я нападенія бѣсовскія. Много разъ брались они бороться со мною, но не одолѣли при помощи Божіей, ибо противился я имъ знаменіемъ крестнымъ и молитвою. Но скорбь мнѣ была не отъ однихъ нападеній вражіихъ, была мнѣ она и отъ тѣлесной болѣзни: я такъ мучился отъ страданій желудка, что отъ этой болѣзни падалъ на землю и не могъ, стоя на ногахъ, творить обычной молитвы; валяясь на землѣ въ пещерѣ моей, совершалъ я пѣніе мое въ такомъ тяжкомъ страданіи, что даже и наружу не могъ выйдти. Молился же я тогда Богу милосердому, да подастъ Онъ мнѣ прощеніе грѣховъ ради моей лютой болѣзни. И сидѣлъ я однажды на землѣ, тяжко утробою своею страдая, и увидѣлъ внезапно предъ собою почтеннаго мужа. И онъ спросилъ меня:
– «Чѣмъ хвораешь?».
Я же едва могъ отвѣтить ему:
– «Утробою болѣю, господинъ мой».
И сказалъ онъ мнѣ:
– «Покажи, гдѣ болитъ!».
Ня ему показалъ. Онъ же простеръ руку свою, возложилъ ее на больное мѣсто, и я тотчасъ же исцѣлился. И сказалъ мнѣ тотъ мужъ:
– «Ты здоровъ теперь. Смотри-жъ, не согрѣшай, чтобы горшаго тебѣ чего не было, но работай Господу отнынѣ и до вѣка!».
И съ того времени я всѣмъ здоровъ, благодаря Бога и прославляя милосердіе Его».
Въ такой-то бесѣдѣ, – пишетъ Пафнутій, – провели мы почти всю ночь, а къ утру возстали на обычную молитву. Когда же насталъ день, началъ я просить того преподобнаго отца, чтобы благословилъ онъ мнѣ жить при немъ, а если нельзя при немъ, то гдѣ-нибудь въ ближайшемъ отъ него мѣстѣ. Но онъ на просьбу мою отвѣтилъ:
– «Не можешь, братъ, терпѣть ты здѣсь бѣсовскихъ искушеній».
И не позволилъ мнѣ пребывать при немъ. И молилъ я его:
– «Скажи мнѣ хоть имя свое!».
– «Имя мое», сказалъ онъ мнѣ: «Тимоѳей. Поминай меня, братъ мой возлюбленный, и моли обо мнѣ Хріста Бога, чтобы Онъ до конца моего не лишилъ меня Своего милосердія, котораго я отъ Него удостаиваюсь».
Я же, Пафнутій, припалъ къ ногамъ его, прося и его молитвъ за меня. И сказалъ онъ мнѣ на это:
– «Да благословитъ тебя Владыка нашъ Іисусъ Хрістосъ и да покроетъ Онъ тебя отъ всякой сѣти дьявольской, и да подастъ Онъ тебѣ ходить въ путяхъ правыхъ и перейдти непреткновенно ко святымъ Его!».
И, благословивъ такъ, отпустилъ меня преподобный Тимоѳей съ миромъ. Изъ рукъ его принялъ я на путь плодовъ финиковыхъ, почерпнулъ въ сосудъ свой воды изъ источника, поклонился старцу святому и отошелъ отъ него, славя и благодаря Бога, что сподобилъ Онъ меня видѣть такого Своего угодника, попользоваться отъ словъ его и принять его благословеніе.
II.
Пустившись въ обратный путь отъ мѣста подвига преподобнаго Тимоѳея, я черезъ нѣсколько дней пришелъ въ одинъ пустынный монастырь и остановился въ немъ, чтобы отдохнуть до времени. И сталъ я скорбѣть и сокрушаться, размышляя и говоря себѣ: что же это за жизнь моя? что за подвиги? Нѣтъ въ нихъ и тѣни житія и подвиговъ того угодника Божія, котораго я видѣлъ. И немало дней провелъ я въ такомъ размышленіи, желая подражать въ богоугожденіи праведному тому мужу. И возбудило меня милосердіе Божіе къ тому, чтобы попекся я о душѣ моей и не полѣнился вновь идти во внутреннюю пустыню путемъ незнаемымъ въ ту страну, гдѣ обитаетъ народъ варварскій, имя которому «Мазикъ», или «Мазики». Одного только и желалъ я усердно, чтобы увѣдать мнѣ, есть ли еще въ пустынѣ и другой какой пустынникъ, работающій Богу, найдти его и отъ него получить пользу для души моей.
И, вотъ, отправился я, – пишетъ Пафнутій, – въ намѣченный мною путь пустынный, взявъ съ собою хлѣба и воды лишь столько, чтобы хватило мнѣ на малое время. Когда вышелъ у меня весь хлѣбъ и не стало у меня воды, сталъ я скорбѣть о лишеніи пищи, но я крѣпился и такъ шелъ четыре дня и четыре ночи безъ пищи и безъ питія, пока не изнемогъ тѣломъ до того, что упалъ на землю, ожидая смерти. И увидѣлъ я святолѣпнаго мужа прекраснаго и пресвѣтлаго. Подошелъ онъ ко мнѣ, возложилъ мнѣ руку свою на уста и сталъ невидимъ: и тотчасъ я ощутилъ въ себѣ силы, и уже не испытывалъ ни голода, ни жажды. Когда же поднялся я съ земли, то пошелъ опять въ глубь той пустыни и опять четыре дня и четыре ночи шелъ безъ пищи и безъ питія, – и вновь сталъ я изнемогать отъ голода и жажды. Тогда воздѣлъ я руки къ небу, помолился Господу и вновь увидѣлъ того же мужа. Коснулся онъ устъ моихъ и сталъ невидимъ. И отъ прикосновенія того я вновь почувствовалъ въ себѣ новую, еще большую силу и вновь отправился въ путь. И когда насталъ семнадцатый день путешествія моего, я дошелъ до нѣкоей высокой горы и сѣлъ у подножія ея отдохнуть, ибо очень утрудился. И увидѣлъ я вдали отъ меня идущаго мужа, образомъ страшнаго, какъ звѣрь всего обросшаго волосами и бѣлаго какъ снѣгъ; былъ же онъ сѣдъ отъ старости. Волосы же его головы и бороды были такъ длинны, что достигали земли и, какъ одеждой, покрывали его тѣло; чресла же его были препоясаны листьями пустынныхъ растеній. И когда увидѣлъ я, что приближается онъ ко мнѣ, то напалъ на меня страхъ, и я убѣжалъ на скалу, что была на верху горы. Мужъ же тотъ, дойдя до подножія горы, сѣлъ отдохнуть въ ея тѣни: а былъ онъ утомленъ отъ палящаго зноя и отъ немощи своей старческой. Взглянувъ же на гору и увидѣвъ меня воскликнулъ онъ громкимъ голосомъ:
– «Человѣкъ Божій, сойди ко мнѣ! Я такой же, какъ и ты, человѣкъ, Бога ради живущій въ этой пустынѣ».
И когда я услышалъ зовъ его, – пишетъ Пафнутій, – то поспѣшно притекъ къ нему и палъ предъ его ногами. Но онъ мнѣ сказалъ:
– «Встань, сынъ мой! Ты тоже рабъ Божій и другъ святымъ Его. Пафнутій – имя тебѣ».
И я всталъ, а онъ повелѣлъ мнѣ сѣсть. И сѣлъ я предъ нимъ съ радостію. И прилежно просилъ я его, чтобы повѣдалъ онъ мнѣ имя свое и житіе, и пребываніе свое въ пустынѣ, и сколько времени проводитъ онъ въ подвигѣ. Видя же прилежное моленіе мое, началъ онъ мнѣ сказывать повѣсть свою такими словами:
– «Имя мое – Онуфрій. Шестьдесятъ уже лѣть какъ я въ этой пустынѣ, скитаясь въ горахъ и не видя ни единаго человѣка. Тебя перваго я вижу нынѣ. Было же мое пребываніе прежде въ честномъ монастырѣ, именуемомъ Эрити, что близь города Ермополя, въ странѣ Ѳиваидской. Жило въ томъ монастырѣ сто братій единодушныхъ, живущихъ въ согласіи и великой о Господѣ нашемъ Іисусѣ Хрістѣ любви между собою. Все общее у нихъ было – и пища, и одежда, – и проводили они постническую жизнь свою въ безмолвіи и мирѣ, славя милость Господню. Я же, наставляясь тамъ въ новоначаліи съ дѣтства моего, поучался у святыхъ отцовъ вѣрѣ и любви къ Богу и уставамъ житія иноческаго. И слышалъ я тогда бесѣды ихъ о святомъ пророкѣ Иліи, какъ онъ, укрѣпляемый Богомъ, въ постѣ имѣлъ пребываніе въ пустынѣ. И о святомъ Іоаннѣ Предтечѣ слышалъ я въ тѣ дѣтскіе свои годы, о томъ пророкѣ великомъ, подобнаго которому не было никогда между человѣками. Внимая же бесѣдамъ о томъ, каково было житіе его въ пустынѣ до самого дня явленія его Израилю, вопросилъ я отцовъ:
– Больше ли васъ предъ Богомъ тѣ, что живутъ въ пустынѣ? Они же мнѣ отвѣчали:
– «Истинно, дитя, тѣ больше насъ передъ Богомъ: мы всякій день видимъ другъ друга и пѣніе соборное совершаемъ съ радостію; ѣсть ли захотимъ, – готовый хлѣбъ обрѣтаемъ; возжаждемъ ли – и вода намъ готова; заболитъ ли кто изъ насъ, – отъ братій утѣшеніе получаетъ, ибо всѣ мы живемъ общею жизнью, другъ другу помогаемъ и ради любви Божіей служимъ. У живущихъ же въ пустынѣ нѣтъ ничего того. Прилучится лк кому изъ пустынножителей какая печаль, – кто его утѣшитъ? кто въ недугѣ ему поможетъ и послужитъ? Наведется ли сатаною брань, – гдѣ отыщетъ онъ человѣка, который могъ бы измѣнить теченіе его мыслей словами убѣжденія? Во всемъ и вездѣ онъ одинокъ. Пищи ли у него не станетъ, – откуда онъ ее возьметъ? Возжаждетъ – и воды нѣтъ ему по близости... О, дитя! въ пустынѣ тамъ предстоитъ спасающемуся трудъ несравненно большій, чѣмъ намъ, живущимъ въ общежитіи, и тотъ, кто вступаетъ въ подвигъ житія пустыннаго, того трудъ выше передъ Господомъ: больше постъ, великодушнѣе терпѣніе въ голодѣ и жаждѣ, въ зноѣ полуденномъ и въ холодѣ ночи. Крѣпко противится тотъ бранямъ, невидимымъ врагомъ наносимымъ, всѣ силы свои напрягая на его одолѣніе. Вотъ, какова высота стремленія ихъ пройти весь тѣсный и скорби исполненный путь, ведущій въ Царство Небесное! И, вотъ, тѣхъ великихъ трудовъ ради, посылаемы къ нимъ Богомъ бываютъ святые Ангелы: они имъ и пищу приносятъ, и воду изъ камня изводятъ, и укрѣпляютъ ихъ такъ, что сбываются на нихъ слова Исаіи пророка: «измѣнится крѣпость терпящихъ Господа ради, – окрылятся они, какъ орлы, въ путь пойдутъ, и не утрудятся».
Кто же изъ нихъ не сподобляется очевиднаго ангельскаго видѣнія, тотъ все же не лишается невидимаго ихъ присутствія, соблюдающаго пустынника во всѣхъ путяхъ его, защищающаго его отъ навѣтовъ вражіихъ: помогаютъ ему Ангели Господни въ дѣланіи его и молитвы его Богу приносятъ. А случится кому изъ пустынниковъ вражья напасть, – воздѣнетъ онъ руки свои къ Богу; и въ тотъ же часъ посылается ему свыше помощь, и ради чистоты его сердечной, расточаются всѣ его напасти...
Ты слышалъ ли, чадо, что сказано въ Писаніи: «не оставляетъ Богъ ищущихъ Его, и не будетъ забвенъ нищій, и терпѣніе убогихъ не погибнетъ до конца?» и еще: «воззвали ко Господу въ скорби своей, и отъ бѣдъ ихъ избавилъ ихъ Господь»?
Воздастъ Господь каждому по труду его, подъятому Господа ради, и блаженъ творящій на землѣ волю Господню и усердно работающій Ему: и Ангелы, хотя бы и невидимо, ему служатъ и радостью духовною его исполняютъ, и укрѣпляютъ его на всякій часъ, пока живетъ онъ во плоти».
Слушалъ я все это отъ святыхъ отцовъ въ монастырѣ моемъ и услаждался я, смиренный Онуфрій, въ сердцѣ моемъ и душѣ слаще, чѣмъ отъ меда, и мнилъ я себя какъ бы въ иномъ мірѣ.
И возбудилось во мнѣ желаніе неизреченное удалиться въ пустыню.
И, вотъ, всталъ я ночью и, взявъ не больше какъ дня на четыре хлѣба, вышелъ я изъ монастыря и пошелъ, возложивъ упованіе на Бога, дорогою, ведущею въ горы, а оттуда въ пустыню. И только сталъ я вступать въ предѣлы пустыни, увидѣлъ я предъ собою лучъ сіяющаго свѣта. И остановился я въ сильномъ испугѣ, помышляя уже возвратиться обратно въ мой монастырь. Лучъ же тотъ свѣтлый приблизился ко мнѣ и изъ него услышалъ я голосъ, говорящій мнѣ:
«Не бойся! Я – Ангелъ, сопутствующій тебѣ отъ дня твоего рожденія: я приставленъ къ тебѣ Богомъ, чтобы охранять тебя въ путяхъ твоихъ. И нынѣ повелѣлъ мнѣ Богъ ввести тебя въ эту пустыню. Будь совершенъ и смиренъ сердцемъ предъ Господомъ, работай Ему съ радостью, и я не отступлю отъ тебя, пока не повелитъ Создатель взять душу твою».
Сказалъ то изъ свѣтовиднаго луча незримый Ангелъ и пошелъ предо мною; я же послѣдовалъ за нимъ съ великою радостью.
Такъ шли мы шесть, или семь милліарій[5]; и увидѣлъ я довольно большую пещеру; и сталъ мнѣ невидимъ лучъ ангельскаго свѣта. Когда же приблизился я къ пещерѣ, то пожелалъ узнать, нѣтъ ли въ ней человѣка и, по обычаю иноческому, подойдя къ ея входу, сказалъ громко:
– Благослови!
И увидѣлъ я честнаго старца, образомъ священнолѣпнаго, являющаго лицомъ и взоромъ пребываніе въ немъ великой блатодати Божіей и радости духовной. Увидѣвъ его, я кинулся къ ногамъ его и поклонился ему въ землю. Онъ же рукою поднялъ меня и, давъ цѣлованіе, сказалъ:
– «Такъ это ты, братъ Онуфрій, сотрудникъ мой о Господѣ? Войди, чадо, въ обиталище мое! Богъ въ помощь тебѣ въ призваніи твоемъ творить добрыя дѣла въ страхѣ Божіемъ»!
И вошелъ я въ пещеру его, и пробылъ съ нимъ нѣкоторое время, чтобы научиться отъ него доброму его дѣланію. И научилъ онъ меня образу житія пустыннаго. Когда же увидѣлъ старецъ, что просвѣтился духъ мой къ упражненію въ дѣлахъ, угодныхъ Господу нашему Іисусу Хрісту, и къ небоязненному противостоянію тайнымъ бранямъ противника-діавола и страшилищамъ, таящимся въ пустынѣ, то сказалъ онъ мнѣ:
– «Идемъ теперь, чадо мое: я поведу тебя въ иную пещеру – она во внутренней пустынѣ: живи въ ней одинъ и трудись съ помощью Божіей въ дѣланіи духовномъ, ибо на то смотреніемъ Своимъ и послалъ тебя Господь, чтобы быть насельникомъ внутренней пустыни».
Преподавъ мнѣ такое наставленіе, взялъ и повелъ онъ меня въ самую глубь пустыни. И шли мы четыре дня и четыре ночи, а на пятый день обрѣли мы на пути нашемъ малую пещеру. И сказалъ мнѣ святой тотъ мужъ:
– «Вотъ мѣсто то, которое для жительства твоего уготовалъ тебѣ Богъ»!
И пробылъ тутъ со мною старецъ тридцать дней наставляя меня въ добромъ дѣланіи. И когда исполнилось тридцать дней, отошелъ онъ на мѣсто своего пребыванія, поручая меня Богу. И отъ того дня приходилъ онъ ко мнѣ разъ въ годъ, ежегодна посѣщая меня до самаго преставленія своего къ Богу. Когда же преставился мой старецъ, я много плакалъ и предалъ его погребенію близь моего жилища.
И вопросилъ я его, смиренный Пафнутій:
– «Отецъ святой! много ли принялъ ты на себя трудовъ въ началѣ пришествія твоего въ эту пустыню?».
Отвѣчалъ мнѣ блаженный старецъ:
– «Повѣрь мнѣ, братъ возлюбленный, такъ тягостно мнѣ было, что много разъ я отчаявался даже въ жизни моей и мнилъ быть при смерти: изнемогалъ я отъ голода, и отъ жажды, не имѣя сначала ровно ничего, что ѣсть мнѣ, или что пить, кромѣ нѣкоего развѣ зелія пустыннаго, что было мнѣ пищей; а жаждѣ моей только отъ небесной росы бывала прохлада. И днемъ жгло меня солнце полуденнымъ зноемъ, а ночью померзалъ я отъ холода ночнаго; и сырѣло тѣло мое отъ росы небесной: чего только ни принялъ въ непроходимой этой пустынѣ? Нѣтъ возможности и высказать даже всего, что претерпѣлъ я и какіе понесъ я труды, да и не подобаетъ открывать того, что человѣку должно наединѣ творить ради любви Божіей. Благій же Богъ, видя, что я предалъ всего себя на постническіе подвиги и душу свою положилъ на алканіе и жажду, повелѣлъ Ангелу Своему имѣть обо мнѣ попеченіе и приносить мнѣ на каждый день немного хлѣба и немного воды для укрѣпленія моего тѣла: и такъ питаемъ я былъ Ангеломъ тридцать лѣтъ. Когда же протекли тѣ годы, тогда даровалъ мнѣ Богъ въ утѣшеніе пищу болѣе обильную: близь пещеры чудесно выросла финиковая пальма, и на ней – двѣнадцать вѣтвей, и каждая вѣтвь всякій мѣсяцъ стала приносить плоды свои. Пройдетъ мѣсяцъ, – сойдутъ и плоды съ одной вѣтви; тогда начинаетъ плодоносить слѣдующая: и такъ на всѣ двѣнадцать мѣсяцевъ распредѣлено было между вѣтвями той пальмы мое пропитаніе. Господнимъ же повелѣніемъ истекъ для меня изъ камня и малый источникъ ключевой воды. И, вотъ, съ тѣхъ поръ прошло еще тридцать лѣтъ и во всѣ эти годы всего было у меня въ изобиліи: или хлѣбомъ Ангельскимъ питаюсь, или финиками съ зеліемъ пустыннымъ, которое для меня, какъ медъ, услаждается повелѣніемъ Господнимъ; пью же я чистую воду ключевую, воздавая за все благодареніе Богу. Паче же всего питаюсь и упоеваюсь отъ словъ Божіихъ, какъ писано о томъ: «не хлѣбомъ единымъ живъ будетъ человѣкъ, но всякимъ словомъ, исходящимъ изъ устъ Божіихъ»... О, братъ мой Пафнутій! Стоитъ только тебѣ приложить усердіе къ исполненію воли Господа Бога, какъ все тебѣ потребное будетъ Имъ послано, ибо сказано въ святомъ Евангеліи: «не заботьтесь, говоря, что вамъ ѣсть и что пить, и во что одѣться, ибо всего этого и язычники ищутъ: Отецъ вашъ Небесный знаетъ, что все это вамъ необходимо. Ищите же прежде всего Царствія Божьяго и правды его, и это все приложится вамъ».
Такъ говорилъ мнѣ Онуфрій преподобный, и я, Пафнутій, дивился чудному житію его. И вопросилъ я его вновь:
– Отецъ! Какъ же причащаешься ты въ субботу и въ день воскресный Пречистыхъ Хрістовыхъ Таинъ?
И онъ мнѣ отвѣтилъ:
– «Приноситъ мнѣ Пречистыя Хрістовы Тайны и причащаетъ меня Ангелъ Господень. И не ко мнѣ одному приходить онъ съ божественнымъ причащеніемъ, но и къ прочимъ, живущимъ Бога ради въ пустынѣ и не видящимъ лица человѣческаго. И отъ того причащенія исполняемся мы неизреченнаго веселія. Когда же кому изъ пустынниковъ пожелается видѣть лицо человѣческое, то беретъ его Ангелъ и возноситъ на небо, чтобы видѣть ему тамъ святыхъ, возвеселиться и просвѣтиться тамъ душѣ его, какъ свѣту полуденному, возрадоваться духомъ, при видѣ благъ небесныхъ, уготованныхъ Богомъ для любящихъ Его. И забываетъ тогда сердце пустынника всѣ труды, подъятые имъ въ пустынѣ, и еще усерднѣе тогда, вернувшись на землю, работаетъ Богу пустынникъ, уповая навѣки получить на небесахъ то, что восхищеніемъ былъ удостоенъ видѣть».
У подножія горы той, гдѣ была наша первая встрѣча, говорилъ мнѣ все это преподобный Онуфрій. И отъ такой бесѣды преподобнаго исполнился я радости великой, и забылъ я всю тяготу, и голодъ и жажду путешествія моего. Когда же пришелъ я въ себя отъ восторга духовнаго, то сказалъ преподобному:
– О, какъ же блаженъ я, что удостоился видѣть тебя, отецъ святой, и слышать сладкія и прекрасныя твои рѣчи!».
Онъ же сказалъ мнѣ:
– «Встанемъ же теперь, братъ, и пойдемъ къ жилищу моему»! И мы встали, и пошли. Я же не переставалъ удивляться благодати, почивающей на преподобномъ старцѣ. Такъ прошли мы два или три милліарія и пришли къ честному жилищу святаго. Росла тамъ, близь него, большая финиковая пальма и протекалъ малый источникъ проточной ключевой воды. И, остановившись у пещеры, помолился преподобный. Когда же окончилъ молитву и сказалъ «аминь», то сѣлъ самъ и мнѣ велѣлъ сѣсть рядомъ съ собою: и такъ продолжали мы бесѣду, возвѣщая другъ другу милости Господни. Когда же стало солнце склоняться къ западу и гаснуть день, тогда увидѣлъ я лежащій между нами хлѣбъ чистый и приготовленную для питья воду; и сказалъ мнѣ блаженный тотъ старецъ:
– «Вкуси, братъ, положеннаго предъ тобою хлѣба и подкрѣпи силы: вижу я, что изнемогъ ты отъ голода и жажды, и отъ труда дорожнаго».
Я же отвѣтилъ ему:
– Живъ Господь мой! Онъ – Свидѣтель мнѣ, что не стану я ѣсть и пить одинъ, если ты самъ не будешь ѣсть со мною!
Но онъ не соглашался. И долго я просилъ его о томъ, и едва могъ умолить его. Тогда взяли мы хлѣбъ въ руки, преломили, ѣли и насытились, и еще остались остатки отъ хлѣба. И испили мы воды, и благодарили Бога, и всю ночь ту пребыли на молитвѣ.
Когда же возсіялъ день, то замѣтилъ я на утреннемъ пѣніи, что измѣнился въ лицѣ преподобный, и устрашался я перемѣнѣ этой. Онъ же, провидя страхъ мой, сказалъ мнѣ:
– «Не бойся, братъ мой Пафнутій! Милосердый ко всѣмъ Богъ послалъ тебя ко мнѣ, чтобы ты предалъ погребенію тѣло мое, ибо нынѣшній день окончится временное житіе мое, и перейду я въ жизнь безконечную ко Хрісту моему въ покой вѣчный».
Былъ же день тотъ двѣнадцатый мѣсяца Іюня. И далъ мнѣ, Пафнутію, завѣтъ свой преподобный Онуфрій:
– «Когда возвратишься ты, братъ мой возлюбленный, въ Египетъ, поминай меня тогда предъ лицомъ братіи и всѣхъ хрістіанъ!».
Я же сказалъ ему:
– Отецъ святой! Я желаю, по исходѣ твоемъ изъ тѣла, пребыть здѣсь, на твоемъ мѣстѣ.
Отвѣчалъ мнѣ преподобный:
– «Не для того, дитя мое, посланъ ты Богомъ въ эту пустыню, чтобы имѣть въ ней пребываніе, но для того, чтобы видѣть рабовъ Его, возвратиться затѣмъ домой и повѣдать добродѣтельное житіе ихъ братіямъ, на пользу слышащимъ и во славу Хріста Бога нашего. Иди же, дитя мое, въ Египетъ въ монастырь свой и въ иные и повѣдай, что видѣлъ уже и слышалъ ты въ пустынѣ, а также и то, что еще увидишь и услышишь. Самъ же пребудь въ дѣлахъ добрыхъ, работая Хрісту Богу».
И палъ я послѣ словъ этихъ предъ честными его ногами, и сказалъ я:
– Благослови меня, отецъ честнѣйшій, и помолися обо мнѣ: да удостоитъ меня Богъ Своей милости, и да сподобитъ меня Спаситель мой видѣть святыню твою въ жизни будущаго вѣка, какъ удостоилъ того и въ этой жизни привременной.
И поднялъ меня преподобный Онуфрій съ земли и сказалъ мнѣ:
– «Пафнутій, дитя мое! оправдаетъ вѣру твою Богъ и исполнитъ прошеніе твое. Благословитъ Онъ тебя, утвердитъ въ любви твоей и просвѣтитъ очи твои къ Боговѣдѣнію, избавитъ тебя отъ всякаго паденія и сѣтей противника – діавола и усовершптъ въ тебѣ начинанія твои добрыя; сохранятъ тебя Ангелы Его во всѣхъ путяхъ твоихъ и соблюдутъ тебя отъ враговъ невидимыхъ, да не обрѣтутъ они въ чемъ обвинить тебя предъ Богомъ въ часъ испытанія грознаго!».
И затѣмъ далъ мнѣ преподобный отецъ послѣднее о Господѣ цѣлованіе и началъ молиться Богу со слезами обильными и многимъ воздыханіемъ. Преклонивъ колѣни и помоляся довольно, возлегъ онъ на землю и изрекъ послѣднее свое слово:
– «Въ руки Твои, Боже мой, предаю духъ мой!».
И при словахъ этихъ, осіялъ его съ небесъ свѣтъ дивный, и въ осіяніи того свѣта, съ веселіемъ радости на ликѣ своемъ, испустилъ онъ духъ свой. И во мгновеніе то заслышалъ я въ воздухѣ гласъ пѣнія Ангеловъ Божіихъ, поющихъ и благословляющихъ Бога: то возносилась къ Господу душа преподобнаго, пріятая съ радостію на руки Ангельскія. И рыдалъ я, и плакалъ я надъ честнымъ его тѣломъ, ибо не успѣлъ я пріобрѣсти отца, какъ тутъ же его и лишился. И сорвалъ я съ себя одежду мою, отодралъ подшивку ея и ею покрылъ тѣло святаго, а верхомъ одежды моей вновь одѣлъ тѣло мое, чтобы не нагимъ возвратиться мнѣ къ братіи моей монастырской. И нашелъ я камень великій, въ которомъ не руками человѣческими, но Божьимъ смотреніемъ, устроено было углубленіе на подобіе гроба: и положилъ я въ томъ камнѣ съ подобающими пѣснопѣніями святое тѣло угодника Божьяго. И, собравъ множество камня мелкаго, покрылъ я тѣмъ камнемъ честное тѣло преподобнаго.
Когда же сталъ я молиться Богу, чтобы даровалъ Онъ мнѣ жить на томъ мѣстѣ и только хотѣлъ, было, войдти въ ту пещеру, какъ въ то же мгновеніе на глазахъ моихъ разрушившись пала пещера и пала съ корнемъ пальма, питавшая святаго, и изсякъ источникъ воды ключевой. Когда же увидѣлъ я совершившееся, то позналъ я, что нѣтъ благоволенія Божьяго на то, чтобы жить мнѣ на томъ мѣстѣ. И собрался я уходить оттуда; съѣлъ я куски хлѣба, оставшіеся отъ вчерашняго дня, выпилъ и остатки воды въ сосудѣ и, воздѣвъ руки къ небу и возведя очи, помолился. И увидѣлъ я того же мужа, котораго видѣлъ и прежде, направляясь въ пустыню; и тотъ, укрѣпивъ силы мои, пошелъ впередъ предо мною. Исходя же оттуда, скорбѣлъ я о кончинѣ святаго Онуфрія и о томъ, что не удостоился дольше видѣть его въ живыхъ, но скорбь свою растворялъ я и радостью души моей, что сподобился насладиться святою его бесѣдою и благословеніе отъ устъ его принялъ.
И такъ двинулся я въ путь, благодаря и прославляя Бога.
III.
Четыре дня шелъ я и дошелъ до нѣкоей кельи, находящейся вмѣстѣ съ пещерою на высокомъ плоскогорій. Вошелъ я въ нее и, не найдя въ ней ничего, посидѣлъ немного, размышляя въ себѣ: есть ли въ келіи этой, куда привелъ меня Богъ, кто-либо изъ числа живыхъ? И пока помышлялъ я объ этомъ, вошелъ нѣкій святой мужъ, сѣдинами украшенный; видъ же его былъ чуденъ и благолѣпенъ, и былъ онъ одѣтъ въ одежду, сплетенную изъ пальмовыхъ вѣтвей. И какъ только увидѣлъ онъ меня, тотчасъ же сказалъ мнѣ:
– «Не ты ли братъ Пафнутій, предавшій погребенію тѣло преподобнаго Онуфрія?».
И уразумѣлъ я, что то было ему откровеніе отъ Бога; и припалъ я къ ногамъ его. Онъ же привѣтливо сказалъ мнѣ:
– «Встань, братъ! Богъ сподобилъ тебя быть другомъ святыхъ, ибо отъ Промысла Его увѣдалъ я, что ты придешь ко мнѣ. Открою тебѣ, братъ мой возлюбленный, что шестьдесятъ уже лѣтъ протекло надъ пребываніемъ моимъ въ этой пустынѣ, и не видѣлъ я инаго ко мнѣ приходящаго, кромѣ братій, здѣсь со мною обитающихъ».
Пока же говорили мы между собою, вошли трое другихъ, святымъ подобныхъ, старцевъ и, какъ вошли, сказали:
– «Благослови, братъ! Ты – братъ Пафнутій, нашъ сотрудникъ о Господѣ, и ты погребалъ тѣло святаго Онуфрія. Радуйся же, братъ нашъ: великую ты сподобился видѣть благодать Божію! О тебѣ же возвѣстилъ намъ Господь, что сегодня ты долженъ придти къ намъ и что повелѣлъ Онъ тебѣ одинъ день пробыть съ нами. Вотъ, уже шестьдесятъ лѣтъ прошло, какъ мы пребываемъ въ этой пустынѣ, живя отдѣльно другъ отъ друга и собираясь вмѣстѣ въ субботу ко дню воскресному. И не видѣли мы за все время человѣка: тебя только перваго нынѣ видимъ».
Когда же бесѣдовали мы между собою о преподобномъ отцѣ Онуфріи и объ иныхъ святыхъ, и когда два часа протекли въ этой бесѣдѣ, сказали они мнѣ:
– «Вкуси, братъ, немного хлѣба и укрѣпи сердце твое, ибо издалека пришелъ ты, и слѣдуетъ намъ поэтому попраздновать съ тобою».
И, вставши, сотворили мы единодушно молитву къ Богу, и увидѣли предъ собою пять хлѣбовъ чистыхъ, прекрасныхъ, мягкихъ и теплыхъ, какъ бы только сейчасъ испеченныхъ. Принесли же отцы тѣ и еще кое-что изъ плодовъ земныхъ и сѣли, и ѣли вмѣстѣ. И сказали они мнѣ:
– «Какъ уже и говорили мы тебѣ, – шестьдесятъ лѣтъ пребываемъ мы въ этой пустынѣ, – и всегда только четыре хлѣба приносились невидимо намъ повелѣніемъ Божіимъ; а пришелъ ты, – и пятый хлѣбъ былъ намъ посланъ. Откуда же приносятся намъ они, то намъ невѣдомо; но всякій день каждый изъ насъ, входя въ свою хижину, находитъ въ ней по одному хлѣбу. Когда же, ко дню воскресному, соберемся мы сюда вмѣстѣ, то четыре здѣсь находимъ хлѣба, по одному для каждаго изъ насъ».
И вкусили мы отъ трапезы той, и благодарили Бога. День уже склонялся къ вечеру, и наставала ночь. Стали мы съ вечера субботняго на молитву и провели всю ночь безъ сна, молясь до свѣта дня воскреснаго. Когда же настало утро, сталъ я молить тѣхъ святыхъ отцовъ, чтобы повелѣли они мнѣ остаться съ ними до самой моей смерти. Они же на мольбы мои отвѣтили мнѣ:
– «Нѣтъ изволенія Божьяго на пребываніе твое съ нами въ этой пустынѣ, ибо надлежитъ тебѣ идти въ Египетъ и хрістолюбивой братіи открыть все, что ты видѣлъ: да будетъ же то въ память нашу, а слышащимъ на пользу».
Когда же дали они мнѣ такой отвѣтъ, тогда сталъ я молить ихъ, чтобы сказали они мнѣ имена свои; но они не пожелали мнѣ ихъ повѣдать. И долго, усердно молилъ я ихъ о томъ, но не было мнѣ успѣха; только одно сказали мнѣ они:
– «Всевѣдущъ Богъ, Τοтъ и имена наши знаетъ. Поминай же насъ, братъ, и молись о насъ, да сподобимся видѣть другъ друга въ небесныхъ обителяхъ Божіихъ. Бѣгай, возлюбленный, мірскихъ искушеній, чтобы не быть тебѣ отъ нихъ посрамленнымъ, ибо обольстили они уже многихъ».
И, слышавъ слова эти преподобныхъ, припалъ я къ ногамъ ихъ, и, получивъ отъ нихъ благословеніе, отошелъ съ миромъ Божіимъ въ путь мой.
И предсказали мнѣ нѣчто отцы тѣ, что и сбылось съ теченіемъ времени.
IV.
Уйдя оттуда, шелъ я глубочайшею пустынею день одинъ и дойдя до нѣкоей пещеры, при которой былъ источникъ ключевой воды, присѣлъ я тамъ отдохнуть. И залюбовался я красотою мѣста того: такъ было прекрасно то мѣсто. Тамъ, по берегамъ источника, росло множество садовыхъ деревьевъ, и всѣ они были отягчены разнообразнѣйшими чудными плодами. Отдохнулъ я немного, всталъ и пошелъ пройдтись подъ тѣнью тѣхъ деревьевъ, дивясь чрезвычайному обилію плодовъ ихъ. И размышлялъ я въ себѣ: кто бы это былъ, кто насадилъ здѣсь все это?.. Какихъ, какихъ только плодовъ тамъ не было! И плоды финиковыхъ пальмъ, и – лимонныхъ деревьевъ, и чудныя, крупныя яблоки, и смоквы, и винныя ягоды; и рдѣлись тамъ виноградныя лозы, обремененныя крупными гроздіями; и были тамъ иныя плодовыя деревья, плоды которыхъ на вкусъ слаще меда были. И отъ всѣхъ плодовъ тѣхъ исходило благоуханіе великое: и всѣ насажденія тѣ дивныя поились струями воды ключевой протекавшаго между ними источника. И мнилъ я, что рай это Божій. И когда любовался я на красоту ту прекрасную, издалека показались мнѣ идущіе ко мнѣ изъ пустыни четыре красоты неописанной юноши, опоясанные по чресламъ своимъ овечьими шкурами. И, приблизившись ко мнѣ, они мнѣ сказали:
– «Здравствуй, братъ нашъ Пафнутій»!
И палъ я ницъ на землю, и поклонился имъ. И, поднявъ меня, сѣли они со мною, и повели мы между собою бесѣду. И такою благодатію Божіею сіяли ихъ лица, что казалось мнѣ, не человѣковъ вижу въ нихъ, а Господнихъ Ангеловъ, съ неба сошедшихъ. И радовались они приходу моему и, срывая плоды съ деревьевъ, предлагали мнѣ ихъ въ пищу: и отъ любви ихъ преисполнилось сердце мое веселія. Семь дней пробылъ я у нихъ, питаясь плодами съ тѣхъ деревьевъ.
И вопросилъ я ихъ:
– Какъ пришли вы сюда, и откуда вы родомъ?
Они же отвѣчали мнѣ:
– «Такъ какъ посланъ ты къ намъ Богомъ, то мы откроемъ тебѣ житіе наше. Мы – изъ города, называемаго Оксиринхъ; родители наши были старѣйшинами того города. Желая отдать насъ въ обученіе книжное, отдали они насъ въ одно училище, и мы скоро научились тамъ грамотѣ. Когда же начали мы обучаться высшимъ наукамъ, то положили себѣ начать учиться и Божіей духовной премудрости. И помогъ намъ въ этомъ Господь: каждый день сходились мы между собою и возбуждали другъ друга къ служенію Богу. Съ такимъ-то добрымъ намѣреніемъ въ сердцѣ, задумали мы поискать гдѣ-нибудь уединенное мѣсто и пребыть на немъ нѣсколько дней въ молитвѣ, чтобы увѣдать намъ Божью о насъ волю. И взяли мы на каждаго по немногу хлѣба и воды, и чтобы только хватило не болѣе какъ дней на семь, и съ этимъ вышли изъ города. Когда же чрезъ нѣсколько дней пути достигли мы пустыни и вступили въ нее, тогда внезапно открылись намъ духовныя наши очи, и узрѣли мы предъ собою нѣкоего свѣтлаго мужа сіяющаго небесной славой: взялъ онъ за руки, повелъ и привелъ на то мѣсто, которое ты видишь, поручивъ насъ нѣкоему престарѣлому мужу, работавшему здѣсь Богу. И, вотъ, пошелъ уже шестой годъ, какъ здѣсь мы пребываемъ. Со старцемъ же тѣмъ мы пробыли вмѣстѣ годъ одинъ, и, когда годъ тотъ исполнился, ко Господу преставился отецъ нашъ, и съ того времени здѣсь мы одни... Вотъ и открыли мы тебѣ, братъ нашъ возлюбленный, откуда мы родомъ, и какъ сюда прибыли. Во всѣ шесть лѣтъ нашего здѣсь пребыванія не вкусили мы ни хлѣба, ни инаго чего, только отъ этихъ садовыхъ плодовъ и питались. Пребываетъ же каждый изъ насъ отдѣльно на своемъ безмолвіи. Когда же подходитъ суббота, то сходимся мы всѣ на это мѣсто, чтобы видѣть другъ-друга и вмѣстѣ утѣшаться о Господѣ. И такъ пробудемъ мы вмѣстѣ два дня, субботу и воскресенье, и опять расходимся каждый на свое пребываніе.
– Гдѣ же причащаетесь вы въ субботу и воскресенье Божественныхъ Таинъ Пречистаго Тѣла и Крови Хріста Спасителя нашего? – вопросилъ ихъ я, смиренный Пафнутій.
И отвѣтили мнѣ они:
– «Изъ за того-то и собираемся мы здѣсь всякую субботу и воскресенье, ибо Ангелъ святой и пресвѣтлый, посылаемый Богомъ, приходитъ къ намъ и преподаетъ намъ святое Причащеніе».
И весьма возрадовался я, слыша это, и рѣшилъ дождаться у нихъ субботы, чтобы и мнѣ сподрбиться видѣть святаго Ангела и изъ рукъ его принять Божественное Причащеніе. И пробылъ я у нихъ до субботы. И они, ради меня, пробыли со мною на томъ мѣстѣ, не расходясь на свое безмолвіе. И провели мы дни тѣ въ славословіи Бога и въ молитвахъ, вкушая отъ плодовъ садовыхъ и утоляя жажду водою источника.
Когда же наступила суббота, сказали тогда мнѣ тѣ рабы Хрістовы:
– «Готовься, братъ любимый, ибо сегодня явится Ангелъ Божій и принесетъ намъ Божественное Причащеніе. Кто отъ рукъ его удостоится пріобщиться, тому оставляються всѣ его согрѣшенія, страшенъ тотъ становится бѣсамъ, и не можетъ къ нему приблизиться искушеніе сатанинское».
И пока говорили они мнѣ это, ощутилъ я благоуханіе великое, какъ бы отъ дивнаго ѳиміама и драгоцѣнныхъ благовоній. И дивился я, ибо никогда и ни гдѣ не ощущалъ я такого запаха сладкаго. И вопросилъ я:
– Откуда исходитъ благоуханіе такое неизреченное?
Они же отвѣтили мнѣ:
– «То приближается Ангелъ Господень съ Пречистыми Тайнами Хріста и Бога нашего».
И тотчасъ же стали мы на молитву, и начали пѣть и славословить Хріста Царя Бога нашего. И осіялъ насъ внезапно съ небесъ свѣтъ предивный, и увидѣнъ былъ сходящій съ неба Ангелъ Г осподень. И былъ блескъ его, какъ блескъ молніи. И палъ я ницъ на землю отъ страха. Они же подняли меня и не велѣли бояться. И узрѣлъ я представшаго намъ Ангела Божія въ образѣ юноши прекраснаго; красоты же его мнѣ описать никакъ невозможно. И держалъ онъ въ рукѣ потиръ святой съ Причащеніемъ Божественнымъ. И къ тѣмъ Тайнамъ Святымъ по одному приступали тѣ рабы Божіи, а по нихъ приступилъ и я, грѣшный и недостойный, съ великимъ трепетомъ и ужасомъ, но и съ неизреченною радостію: и такъ сподобился я причаститься Пречистыхъ Таинъ Хрістовыхъ отъ рукъ Ангельскихъ. Когда же причащались мы, то слышали гласъ Ангела, говорящаго:
– «Тѣло и Кровь Господа Іисуса Хріста Бога нашего да будетъ въ васъ пищей нетлѣнной, непрестающимъ веселіемъ и жизнію вѣчною!».
И мы отвѣчали:
– «Аминь!».
По святомъ же томъ Причащеніи, приняли мы благословеніе отъ преславнаго того Ангела, и онъ на глазахъ нашихъ восшелъ на небеса; мы же пали на землю и поклонились Богу, благодаря за такую великую благодать Его. И какъ же велика была радость въ сердцахъ нашихъ! Не на землѣ мнилось мнѣ быть, а на небѣ. И отъ той радости великой духовной былъ я въ изступленіи, какъ бы внѣ себя отъ восторга.
И принесли затѣмъ тѣ святые рабы Божіи плоды садовые, и сѣли мы, и вкусили. Когда же прошелъ день субботній, и настала ночь, то провели мы ту ночь безъ сна въ псалмопѣніи и славословіи Божіемъ. Въ день же воскресный удостоились мы той же благодати Божіей, что и въ субботу: тотъ же Ангелъ Божій, въ томъ же видѣ и образомъ тѣмъ же сошелъ къ намъ и причастилъ насъ и превеликой исполнилъ радости сердца наши. Осмѣлѣлъ я тогда, принялъ на себя дерзновеніе и сталъ молить Ангела, чтобы повелѣлъ онъ мнѣ пребывать до конца моей жизни на мѣстѣ томъ со святыми рабами Божіими. Но сказалъ мнѣ на это Ангелъ:
– «Неугодно Богу, чтобы ты жилъ здѣсь; повелѣваетъ Онъ тебѣ, не медля, идти въ Египетъ и разсказать братіямъ, что ты видѣлъ и слышалъ въ пустынѣ, чтобы и они приложили усердіе проводить жизнь добрую и угодить Владыкѣ Хрісту. Повѣдай же особливо житіе и кончину блаженную преподобнаго Онуфрія, тѣло котораго ты въ камнѣ предалъ погребенію, и возвѣсти братіи все, что услышалъ ты изъ устъ его. Блаженъ и ты, что удостоился видѣть и слышать чудесное то и дивное величіе Божіе, которое совершалось на святыхъ Его въ этой пустынѣ. Пребудь же въ упованіи на Господа, что и тебя въ жизни будущей причтетъ Онъ къ тѣмъ же святымъ, которыхъ ты видѣлъ и съ кѣмъ имѣлъ ты бесѣды. Иди же сегодня въ путь твой, и да будетъ миръ Божій съ тобою!».
Сказалъ это Ангелъ и восшелъ на небеса. И отъ тѣхъ словъ Ангельскихъ исполнился я такого страха и радости, что не стало силы во мнѣ, и какъ бы внѣ себя, палъ я на землю. Святые же рабы Божіи помогли мнѣ подняться и, утѣшая меня, предложили свою трапезу. И вкусили мы, и благодарили Бога. Давъ затѣмъ цѣлованіе святымъ, пошелъ я въ путь свой; они же дали мнѣ на дорогу плодовъ садовыхъ и проводили меня около пяти милліарій. И просилъ я ихъ сказать мнѣ имена свои. И они мнѣ сказали: первый – Іоаннъ, второй – Андрей, третій – Иракламеонъ, четвертый – Ѳеофилъ. И повелѣли они мнѣ сказать братіи имена ихъ для поминовенія, а я молилъ ихъ поминать и меня въ молитвахъ ихъ святыхъ. И, вновь давъ другъ другу цѣлованіе о Господѣ, разошлись мы: они – въ свое мѣсто, а я своимъ путемъ – въ Египетъ.
V.
И когда шелъ я пустыней, былъ печаленъ и радостенъ вмѣстѣ: печалился о томъ я, что лишился лицезрѣнія и сладкой бесѣды такихъ Божьихъ угодниковъ, которыхъ и міръ весь недостоинъ; а радовался я тому, что удостоился ихъ благословенія, видѣнія Ангельскаго и изъ рукъ Ангельскихъ Причащенія Божественнаго. По трехъ же дняхъ пути дошелъ я до одного скита и нашелъ въ немъ двухъ братьевъ-отшельниковъ; и отдыхалъ я у нихъ десять дней, и разсказалъ имъ все видѣнное и слышанное мною въ пустынѣ. И слушали они меня съ великимъ умиленіемъ и радостію; и сказали мнѣ они:
– «Воистину, отецъ Пафнутій, великой ты сподобился благодати Божіей, даровавшей тебѣ видѣть такихъ рабовъ Божіихъ».
Были же и эти два брата добродѣтельны и любили Бога отъ всего сердца. И записали они все, что изъ устъ моихъ слышали. Простившись съ ними, я отошелъ въ монастырь свой, а они запись сказанія моего понесли ко всѣмъ скитскимъ отцамъ и братіямъ, и получали отъ нея пользу великую всѣ ее читавшіе и слышавшіе, и благословляли Бога, дивно являющаго милость Свою на рабахъ Своихъ. И положили они книгу записи той въ церкви, чтобы желающіе могли читать ее, ибо исполнена она созиданія духовнаго и богомыслія. Я же, нижайшій изъ рабовъ, Пафнутій, не по достоинству сподобившійся такой милости Божіей, возвѣщаю всѣмъ и устами моими, и писаніемъ то, что повелѣно было мнѣ возвѣстить во славу Божію и въ память святыхъ Его, и на пользу ищущимъ душѣ своей спасенія. Благодать же и миръ Господа нашего Іисуса Хріста, молитвами угодившихъ Ему святыхъ и преподобныхъ отцовъ нашихъ да пребудетъ съ вами нынѣ и присно, и во вѣки вѣковъ. Аминь.
* * *
Такъ, вотъ, о чемъ, читатель дорогой, повѣдали намъ «звѣзды пустыни».
«Въ часъ полночнаго молчанья,
Отогнавъ обманы сновъ,
Ты вглядись душой въ писанья
Галилейскихъ рыбаковъ........».
Истинно, вѣра наша Хрістова заключена вся не въ словахъ премудрости земной, а – въ явленіяхъ силы и духа.
Молитвами преподобныхъ пустыни Египетской да проститъ, и сохранитъ насъ Господь и въ этомъ вѣкѣ, и въ будущемъ!
Оптина Пустынь
27 февраля 1909 г.
Сергѣй Нилусъ.
«Церковное слово», изд. Вологодскаго братства Всемилостиваго Спаса. 1909. № 134. С. 533-536; № 135. С. 548-552; № 136. С. 566-574; № 137. С. 582-588.
[1] Лермонтовъ. Стих. «Выхожу одинъ я на дорогу»
[2] А. С. Хомяковъ. Стих. «Звѣзды».
[3] Св. Симеонъ Метафрастъ. Житіе преп. Ксеніи (24 января).
[4] Преп. Ефрема Сирина «Похвальное слово подвижникамъ».
[5] Мѣра длины, равная 1431, 75 метра, или около 1½ версты.