Павелъ Петровичъ Забѣлинъ – Міръ духовный и его иконографія (къ 8-му ноября) (+Подборка икон).
Православное ученіе о мірѣ невидимомъ или духовномъ основывается главнымъ образомъ на св. Преданіи и только отчасти на св. Писаніи. Почитаніе ангеловъ извѣстпо было еще Ветхому Завѣту. Моисей получилъ отъ Бога повелѣніе поставить въ самомъ «Святая Святыхъ» золотыя изображенія херувимовъ. Явленія святыхъ ангеловъ возбуждали у ветхозавѣтныхъ людей благоговѣйный трепетъ и мѣста ихъ явленій были священны. О древнемъ почитаніи ангеловъ въ Новомъ Завѣтѣ свидѣтельствуетъ св. Діонисій Ареопагитъ, подробно разсуждающій о мірѣ духовномъ въ своемъ сочиненія о небесной іерархіи{1} и св. Іоаннъ Златоустъ, между сочиненіями котораго находится бесѣда о серафимѣ, а на Лаодикійскомъ соборѣ (364 г.) было уже точно опредѣлено достодолжное почитаніе святыхъ ангеловъ, какъ служителей Божіихъ.
Церковь Православная, раздѣляя весь неисчислимый сонмъ небожителей «на девять ликовъ, а сіи девять – на три чина, въ первомъ чинѣ помѣщаетъ тѣхъ, кои ближе къ Богу, какъ то: престолы, херувимы и серафимы; во второмъ чинѣ: власти, господства и силы; а въ третьемъ: ангеловъ, архангеловъ, начала»{2}. Вообще же древніе отцы и учители Церкви считали ученіе о небесной іерархіи таинственнымъ и непостижимымъ для разума. Сколько именно ангельскихъ чиновъ и каково точное значеніе этихъ степеней по отзыву св. Діонисія Ареопагита извѣстно только Богу, Виновнику ихъ іерархіи{3}. Тѣмъ не менѣе Православная Церковь всегда твердо хранила ученіе объ ангелахъ и еще въ глубокой древности установила празднованія для ихъ прославленія. Въ честь безплотныхъ небесныхъ силъ она назначила особый день въ недѣлѣ – первый послѣ воскресенія; въ честь нѣкоторыхъ ангеловъ, имена которыхъ упоминаются въ св. Писаніи, она установила особенныя празднованія, а 8-е ноября, также съ глубокой древности посвящаетъ въ честь архистратига Михаила и прочихъ безилотныхъ силъ, 26-го марта и 13-го іюля празднуетъ соборъ арх. Гавріила.
Святые ангелы Божіи, по ученію св. ап. Павла, сотворены Богомъ между прочимъ для того, чтобы помогать людямъ въ достиженіи вѣчнаго спасенія (Евр. 1, 14). Имѣя свои особенныя цѣли бытія и дѣятельности, они, изволеніемъ Божіимъ, по безконечной любви и милосердію Божію къ падшему человѣчеству, поставлены въ самое близкое, даже служебное отношеніе къ человѣку. Такая близость и благодѣтельное отношеніе къ людямъ безплотныхъ небожителей, естественно, очень рано должны были вызвать у христіанъ желаніе имѣть у себя ихъ иконографическія изображенія, какъ выраженіе благоговѣйнаго почтенія къ нимъ. Но окончательно вопросъ объ изображеніи ангеловъ рѣшенъ былъ только на седьмомъ Вселенскомъ соборѣ (787 г.). Отцы этого собора, выслушавъ разныя мнѣнія по данному вопросу, постановили: «чтимъ святыхъ и безплотныхъ ангеловъ... Подобаетъ изображать и ангеловъ, поелику они описуемы и, какъ бы люди, являлись многимъ». Св. Іоаннъ Дамаскинъ высказывается въ томъ же смыслѣ. «Ангелы, говоритъ онъ, преобразуются, какъ имъ повелѣно бываетъ Господомъ, и такимъ образомъ становятся видимыми... они описуемы; ибо когда на небѣ они, то уже не на землѣ. Впрочемъ ни стѣнами, ни дверьми не воспрещаются»{4}. Такимъ образомъ появленіе ангеловъ въ иконографіи объясняется общимъ направленіемъ богословской мысли, стремленіемъ облечь въ художественныя формы всю глубину содержанія христіанства, – не только земное, но и небесное.
Что касается основаній для изображенія высшихъ духовъ, то таковыми должны были служить и дѣйствительно служили для древне-христіанскихъ художниковъ прежде всего тѣ указанія, какія они находили въ библейскихъ повѣствованіяхъ объ ангелахъ. Откровеніе отличило нѣкоторыхъ изъ небожителей не только именами, въ которыхъ прежде всего указывается на ихъ служеніе, но также особенными дѣйствіями и свойствами. Правда библейскія сказанія объ ангелахъ слишкомъ общи для того, чтобы художники могли находить въ нихъ для себя вполнѣ опредѣленныя указанія по вопросу о томъ, какъ изображать того или другого изъ небожителей. Но тѣмъ не менѣе въ этомъ источникѣ православно-христіанское искусство всегда находило для себя образцы, правила и наставленія; къ нему оно должно обращаться и при изображеніи невидимаго міра.
Въ числѣ верховныхъ духовъ главнымъ и первымъ св. Церковь признаетъ Михаила, имя котораго съ еврейскаго языка означаетъ: «кто яко Богъ», или «кто равенъ Богу»? Онъ первый возсталъ противъ Люцифера и съ тѣхъ поръ не перестаетъ ратоборствовать за славу Творца и Господа, за дѣло спасенія рода человѣческаго, за Церковь и ея чадъ. Въ акаѳистѣ арх. Михаилу онъ воспѣвается, какъ хранитель и заступникъ не только христіанскаго міра, но и всѣхъ земныхъ племенъ и царствъ (конд. 7); онъ патронъ и владыка людей, приставникъ при разлученіи ихъ съ тѣломъ и проводникъ ихъ въ рай{5}; онъ совершитель множества чудесъ «не точію на небеси и на земли, но и въ темныхъ сѣнехъ преисподней, идѣже глубиннаго змія связалъ еси узами силы Господней{6}. Въ силу такого вѣрованія, на Руси съ первыхъ временъ распространенія въ ней христіанства благочестивые князья и святители нерѣдко посвящали этому архангелу построенные ими храмы и въ настоящее время во многихъ епархіяхъ также часто встрѣчаются храмы, посвященные арх. Михаилу, а изображеніе его съ давнихъ поръ принято въ гербъ г. Кіева, какъ знаменіе побѣды христіанства надъ язычествомъ при св. равноапостольномъ князѣ Владимірѣ.
Соотвѣтственно такимъ представленіямъ, и въ иконографіи св. архистратигъ Михаилъ обыкновенно представляется въ воинственномъ видѣ, какъ ратоборецъ за славу Творца и за дѣло спасенія рода человѣческаго. На иконахъ его изображаютъ топчущимъ ногами дракона, Люцифера, т. е. духа злобы, въ лѣвой рукѣ держащимъ финиковую зеленую вѣтвь, а въ правой рукѣ копіе, имѣющее на своемъ верху бѣлую хоругвь, а на ней червленный (красный) крестъ. Бѣлая хоругвь, украшающая верхъ копія архистратига, означаетъ неизмѣнную чистоту и непоколебимую вѣрность ангеловъ Царю Небесному, а крестъ, которымъ оканчивается копіе, даетъ знать, что брань съ царствомъ тьмы и побѣда надъ нимъ самими архангелами совершается во имя креста Христова, орудія нашего спасенія{7}. Въ иконописномъ подлинникѣ «Соборъ святаго архистратига Михаила и прочихъ безплотныхъ Силъ» требуется писать такъ: «Михаилъ подоболѣпный начальникъ высшимъ Силамъ: риза верхъ киноварь, исподь лазорь. Архангели младымъ образомъ пишутся, курчеваты, видѣніемъ благолѣпны, и велики прекрасны, на единомъ риза киноварь, средняя лазорь, исподь киноварь съ белилъ, держатъ Спаса Вседержителя Еммануила во облацѣ, подъ Спасомъ Херувимъ киноваренъ, съ другой Серафимъ лазорь, вси ангели крылаты, со скипетры».
Послѣ архистратига Михаила наиболѣе извѣстна дѣятельность архангела Гавріила, праздованіе которому св. Церковь установила 26-го марта и 13-го іюля. Имя архангела Гавріила съ еврейскаго языка означаетъ силу Божію или крѣпость Божію, и такъ какъ названіе небожителей всегда выражаетъ самую сущность, то арх. Гавріилъ представляется, какъ служитель всемогущества Божія, какъ оно проявляется въ тайнѣ воплощенія Сына Божія и искупленія человѣческаго рода. Насколько велика эта тайна, настолько великимъ въ мірѣ ангельскомъ является и служитель ея, архангелъ Гавріилъ, который самъ называетъ себя священнику Захаріи «предстоящимъ предъ Богомъ» (Лук. 1, 19), и такимъ образомъ ему, какъ высшему, дается чрезвычайное служеніе преимущественно величайшей тайнѣ домостроительства спасенія людей. Имѣя въ виду столь важное служеніе арх. Гавріила, православные художники изображаютъ его обыкновенно съ пальмовою зеленою вѣтвью въ рукѣ (символъ вѣры, благодати и спасенія, даруемыхъ чрезъ воплощеніе Сына Божія), которая была имъ принесена Богоматери во время благовѣщенія, а иногда – держащимъ въ правой рукѣ фонарь, внутри котораго горитъ свѣча, а въ лѣвой – съ каменнымъ зеркаломъ изъ зеленаго ясписа, съ красными по мѣстамъ крапинками{8}. Изображеніе арх. Гавріила со свѣчею въ фонарѣ означаетъ то, что судьбы Божіи бываютъ сокрыты до времени исполненія, да и потомъ, по самомъ исполненіи, ихъ постигаетъ только тотъ, кто неуклонно смотритъ въ зерцало слова Божія и своей совѣсти. Зеркало – символъ премудрости Божіей, въ тайнѣ сокровенной, а украшеніе драгоцѣнными камнями означаетъ высоту и чистоту ангельскихъ добродѣтелей; тоже значеніе имѣетъ и изображеніе арх. Гавріила въ бѣлой льняной одеждѣ съ золотымъ поясомъ{9}. Въ иконописномъ подлинникѣ «Соборъ святаго архангела Михаила» описанъ такъ: «На Гавріилѣ риза киноварь, средняя лазорь, исподь багоръ красенъ, на Михаилѣ риза празелень, средняя киноварь, исподь лазорь; держатъ Спаса Еммануила во облацѣ, отъ Него свѣтъ, кругомъ Его архангели и ангели, херувими и серафими, и всѣ девять чиновъ»{10}.
Изъ другихъ ангеловъ, собственныя имена которыхъ встрѣчаются въ св. Писаніи, извѣстны: Рафаилъ, Уріилъ, Салафіилъ, Іереміилъ, Варахіилъ и Іегудіилъ. Рафаилъ самъ называетъ себя однимъ изъ седьми, которые приносятъ молитвы святыхъ и входятъ предъ славу Святаго (Тов. 12, 15); имя его означаетъ помощь и исцѣленіе Божіе (Тов. 3, 16-17; 5, 4; 7, 9); такимъ онъ представляется и въ книгѣ Товита. Уріилъ означаетъ огонь или свѣтъ Божій (3 Ездр. 4, 1; 5, 20); Салафіилъ – молитва къ Богу (3 Ездр. 5, 16); Іереміилъ – возвышеніе Божіе (3 Ездр. 4, 36); Варахіилъ – податель благословенія Божія и благодѣяній, а Іегудіилъ – славитель Бога. Собственныя имена, какъ можно видѣть, указыютъ на дѣйствія и свойства этихъ ангеловъ. Соотвѣтственно этому и въ иконографическихъ памятникахъ Рафаилъ изображается съ врачевскимъ алавастромъ (сосудомъ) въ рукахъ, «десницею водящъ Товію отрока, носящаго рыбу, въ Тигрѣ ятую»; Уріилъ съ мечемъ противу персей въ правой рукѣ и опущеннымъ долу огненнымъ пламенемъ въ лѣвой; Салафіилъ – съ кадиломъ и въ молитвенномъ положеніи: съ очами, потупленными долу и съ руками, приложенными съ благоговѣніемъ къ персямъ; Варахіилъ – съ винограднымъ гроздомъ въ рукѣ и бѣлыми розами въ персяхъ; Іегудіилъ – съ золотымъ вѣнцемъ въ правой рукѣ и съ бичемъ «отъ трехъ вервей черныхъ съ тремя концы» въ лѣвой{11}. Вѣнецъ въ правой рукѣ Іегудіила означаетъ награду для всякаго истиннаго христіанина, которую воздастъ Правосудный Судія въ день онъ всѣмъ, возлюбившимъ явленіе Его (2 Тим. 4, 8).
На основаніи откровенія св. Іоанна Богослова, у котораго находимъ ангела, имѣющаго область на огни (14, 18), ангела, воднаго (16, 5), четыре ангелы, стоящіе на четырехъ углѣхъ земли, держащіе четыре вѣтры земскіе (7, 1), Православная Церковь вѣруетъ, что есть ангелы, которымъ ввѣряется власть и храненіе нѣкоторыхъ силъ и частей міра. По народному вѣрованію, перемѣны въ погодѣ и вообще явленія, вредно или благопріятно вліяющія па внѣшнее благополучіе людей, ставятся въ непосредственную зависимость отъ ангеловъ. Таковы ангелы: теплоты и лѣта, грома и молніи, дождя, росы, инея, бури и вѣтровъ, засухи, зимы и холода, льда морозовъ, плодородія земли, урожая хлѣба, винограда и пр. Есть ангелы, которымъ присвоены высшіе виды служенія, каковы: ангелы мудрости, разума, благочестія, воздержанія, страха Божія и др.
Обращаясь къ иконографическимъ памятникамъ, изображающимъ ангеловъ, которымъ ввѣрены особые виды служенія, нельзя не замѣтить, что всѣ они въ общемъ сходны и различаются только лишь символическими знаками (атрибутами). На рукахъ нѣкоторыхъ ангеловъ художники изображаютъ крылатыхъ младенцевъ, имѣющихъ нимбъ кругомъ головы и въ рукахъ трубу; такъ изображаются ангелы росы, вѣтра, дождя и бури; у другихъ ангеловъ въ рукахъ различной формы сосуды, въ видѣ ящика, чаши, чаще фонаря со свѣчею и безъ нея или же вазы; вверху этихъ сосудовъ виднѣются иногда пучки облаковъ, лучей, пламени огня или стебель растенія; иногда изъ сосудовъ сыплется пепелъ, означающій снѣгъ, иней, морозъ. У нѣкоторыхъ ангеловъ вовсе нѣтъ указанныхъ сосудовъ, за то при нихъ изображаются: огонь, облака, радуга; встрѣчаются и другіе предметы, какъ-то: мечъ, скипетръ, свѣча, кадило, подсвѣчникъ, ѳиміамница; у ангела премудрости въ рукахъ – кругъ, съ изображеніемъ имени Іисуса Христа, а на головѣ – царскій вѣнецъ и пр. Однимъ словомъ: символическіе знаки или аттрибуты, съ которыми изображаются ангелы, предназначаются художниками для болѣе точнаго опредѣленія особаго вида служенія этихъ ангеловъ; при чемъ выборъ символовъ зависитъ, конечно, отъ усмотрѣнія художника, отъ талантливости и умѣлости его кисти, отъ того, насколько онъ самъ въ душѣ художникъ и знатокъ своего искусства. Нужно, впрочемъ, замѣтить, что указанныя сейчасъ иконописныя изображенія ангеловъ чаще всего встрѣчаются среди памятниковъ древне-русской иконографіи и сравнительно рѣдко попадаются у новѣйшихъ художниковъ. Иные въ этомъ обстоятельствѣ усматриваютъ вліяніе миѳологическихъ воззрѣній славянъ, обнаруженіе «стихійнаго натурализма временъ язычества, который нынѣ превратился въ поэтическіе образы или простыя понятія, а на иконахъ является, конечно, въ тѣсной зависимости отъ христіанскаго ученія»{12}. Но, если мы вспомнимъ, какъ мало древне-русскіе иконописцы заботились о художественной сторонѣ своихъ произведеній и съ какимъ за то глубокимъ, религіозно-благоговѣйнымъ чувствомъ относились они къ самой живописи, то легко поймемъ, что нѣкоторая грубость и аляповатость, а въ иныхъ случаяхъ и совсѣмъ неудачный выборъ символическихъ знаковъ{13}, свидѣтельствуютъ только о скромной подготовкѣ ихъ къ занятію живописью, а не о вліяніи язычества. Не лишнимъ считаемъ упомянуть здѣсь о томъ, что на «Моленіи о чашѣ» у ангела въ рукахъ пишется крестъ, копіе и трость, рѣдко чаша, и что ангелъ хранитель изображается обыкновенно съ младенцемъ.
Переходя затѣмъ къ рѣчи объ общихъ пріемахъ и требованіяхъ при изображеніи ангеловъ, мы должны остановиться прежде всего на томъ, что иконописное изображеніе міра духовнаго, невидимаго возможно только при посредствѣ предметовъ міра видимаго, путемъ художественныхъ намековъ на существо ангельскаго міра. Здѣсь такимъ образомъ много условнаго, личнаго, многое зависитъ отъ степени развитія вкуса и образованности художника. Но прежде всего, конечно, важно и для всякаго художника необходимо и обязательно придерживаться тѣхъ общихъ пріемовъ и требованій, какіе выработаны уже въ православной греко-восточной иконографіи. Иконографическіе же памятники прежде всего показываютъ, что во всѣ времена ангеламъ придавали образъ или видъ человѣческій, чѣмъ выражали ту мысль, что эти существа близки человѣку, и, что первоначально ангелы изображались совсѣмъ безъ крыльевъ и безъ сіянія вокругъ головы, впрочемъ, не безъ исключеній. Сохранилось изображеніе 2-го вѣка, представляющее Товію, ведомаго крылатымъ спутникомъ, доказывающее такимъ образомъ, что уже въ то время извѣстно было и крылатое изображеніе ангеловъ. Такимъ образомъ юность, сіяніе, а затѣмъ и крылья съ древнѣйшихъ временъ приняты въ иконографіи, какъ общія требованія при всякомъ изображеніи ангеловъ. Крылья ангеловъ служатъ символомъ быстроты, съ какою они готовы всегда исполнять волю Божію, какъ Его посланники{14}. Юность – символъ безсмертія и красоты. Аттрибутъ этотъ усвоенъ ангеламъ съ одной стороны потому, что само св. Писаніе представляетъ ангеловъ юными, а съ другой – потому, что этотъ возрастъ всего болѣе соотвѣтствуетъ имъ, какъ существамъ, одареннымъ безсмертіемъ вѣчно юнымъ (Исх. 25, 18; 3 Цар. 23, 27. 28). Слова Писанія – умалилъ ecи его малымъ чимъ отъ ангелъ, славою и честію вѣнчалъ ecи его (Пс. 8, 5-6; Евр. 2, 7) обязываютъ иконописца писать ангеловъ прекрасными, съ красотою вышечеловѣческою, богоподобною. На этомъ основаніи православно-византійская иконографія представляетъ ангеловъ юными, чаще всего съ длинными волосами, отъ которыхъ около ушей вьются спирали. «Ангели Господни, говоритъ иконописный подлинникъ хотя и духи невещественны, но пишутся во образѣ красныхъ юношъ, ихъ же красоты изрещи невозможно: лица ихъ бяху пресвѣтлѣйшая, очи любезно взирающи, власы главы ихъ, аки снѣгъ бѣлы, злотовидное показующь блещаніе, одежды ихъ, яко молнія бяху, препоясаны поясы златыми по сосцамъ крестообразно»{15}. Одѣяніе ангеловъ воинское или царское: мантія, почти всегда застегнутая на плечѣ, иногда опоясанная вокругъ стана, въ знакъ готовности ихъ исполнять Божіи повелѣнія и на основаніи Апокалипсиса (15, 6), далматикъ или хитонъ, украшенный около шеи золотомъ, а отъ горла до подола полосою бисера и разноцвѣтныхъ камней, для обозначенія ангельскихъ добродѣтелей; такого же вида каймами украшаются кругомъ подолъ и рукава. Кромѣ того, у ангеловъ пишется дискъ со словами: святъ, или іх, хс; кадильница въ знакъ того, что они возносятъ наши молитвы къ Богу, какъ это изображено въ Апокалипсисѣ (8, 34); жезлъ или золотая трость тоже на основаніи Апокалипсиса (21, 15); мечъ, какъ символъ гнѣва Божія и вѣсы – правды Божіей; а иногда скипетръ, какъ символъ царскаго достоинства. Сіяніе – внѣшній знакъ святости и чистоты духовной ангельскаго міра; а облака для обозначенія того, что небо есть жилище ангеловъ.
Такое внѣшнее облаченіе и обстановка, вполнѣ соотвѣтствуя царственнымъ именамъ ангеловъ: престолы, господства, власти, силы, придаютъ ангеламъ величественную красоту и чужды той мелочной, изысканной нарядности, съ какою ангелы изображаются часто у западныхъ художниковъ. Нечего и говорить, что крылья у ангеловъ должны соотвѣтствовать величинѣ фигуры изображаемаго ангела. Что касается ангеловъ съ ребяческими головками и двумя крылышками, то такія изображенія, собственно говоря, не должны быть и допускаемы въ православной иконографіи. Это искаженные виды серафимовъ, которыхъ видѣлъ прор. Исаія (гл. 6), и херувимовъ, видѣнныхъ Іезекіилемъ (1 и 10 гл.) и Іоанномъ Богословомъ (Апок. гл. 4). Но въ пророческихъ видѣніяхъ ангелы являлись цѣльными существами, а не въ усѣченномъ видѣ головокъ; цѣльными существами они должны изображаться и на православныхъ иконахъ. Столь же мало соотвѣтствуетъ православному духу изображеніе ангеловъ въ видѣ обнаженныхъ дѣтей съ маленькими крылышками. Изображеніе ангеловъ въ видѣ младенцевъ не соотвѣтствуютъ понятію о высокомъ вѣдѣніи и мудрости, свойственныхъ безплотнымъ силамъ, и напоминаютъ скорѣе миѳологическихъ амуровъ и геніевъ, чѣмъ библейскія изображенія. Не принято въ практикѣ иконописанія восточной Церкви изображать ангеловъ и обнаженными, что по мнѣнію защитниковъ такого способа изображенія ангеловъ, должно служить символомъ ихъ непорочности и чистоты; напротивъ, длинная одежда, которая своими складками скрываетъ ихъ ноги, болѣе близка стремленіямъ и пріемамъ православнаго иконописнаго искусства и обыкновенно предпочитается всѣми лучшими православными художниками при изображеніи ангеловъ. Изображеніе ангеловъ обутыми или съ босыми ногами зависитъ отъ того, что служитъ исходною точкою для иконописца. Если хотятъ представить ангеловъ существами царственными: въ мантіи, съ жезломъ, каменьями и жемчугомъ на одеждѣ, то тутъ босыя ноги были бы совсѣмъ неумѣстны, но если берутъ во вниманіе служебное положеніе ангеловъ, которые выну видятъ лице Отца небеснаго (Матѳ. 18, 10), непрестанно окружаютъ престолъ Господа Саваоѳа и приносятъ молитвы вѣрующихъ къ престолу Всевышняго (Тов. 12, 15), то въ этомъ случаѣ слѣдуетъ предпочитать изображеніе ангеловъ босыми, согласно съ древне-библейскимъ обычаемъ, какъ находящихся въ непосредственной близости къ Богу{16}. Вообще же иконописныя изображенія ангеловъ въ Православной Церкви должны основываться на св. Писаніи и св. Преданіи, какъ это и дѣлаютъ лучшіе представители православной иконописи. На основаніи различныхъ мѣстъ Библіи, ангелы представляются препоясанными, съ крыльями, мечемъ или чашею въ рукахъ; изображенія серафимовъ съ шестью крыльями заимствуется у прор. Исаіи (6, 2); ангелы съ трубами и кадильницами, полными ѳиміама, упоминаются въ Апокалипсисѣ св. Іоанна и т. д.
Свои замѣтки объ иконописныхъ изображеніяхъ міра духовнаго намъ остается дополнить еще нѣсколькими замѣчаніями объ изображеніяхъ злыхъ духовъ. Православные художники и въ этомъ случаѣ должны основываться на тѣхъ же источникахъ, т. е. на св. Писаніи и св. Преданіи. Древняя Церковь такъ дѣйствительно, и поступала: согласно св. Писанію, она изображала діавола почти всегда подъ образомъ змія{17}. Въ раю исконный врагъ рода человѣческаго явился праматери нашей въ образѣ змія (Быт. 3, 1); вообще же образами зла и злого духа во многихъ мѣстахъ св. Писанія представляются: змій, аспидъ, василискъ, драконъ (Пс. 57, 5; 90, 13; Апок. 20, 2); зміямъ уподобляетъ Спаситель развращенныхъ книжниковъ и фарисеевъ (Матѳ. 23, 33), а св. Іоаннъ Богословъ называетъ змія большимъ дракономъ (Апок. 12, 3 и 9). И православно-христіанская живопись нисколько, значитъ, не отступаетъ отъ св. Писанія, когда изображаетъ злыхъ духовъ въ образѣ этихъ животныхъ или гадовъ, какъ называетъ ихъ народъ. На такомъ же основаніи православная живопись врагамъ рода человѣческаго приписываетъ ужасные и позорные рога, хвостъ и когти (Іовъ 40, 12; Апок. 12, 3-4. 9. 10. 17. 18. 19). Значитъ, православная живопись и въ этомъ случаѣ не измыслила страшные образы злыхъ духовъ самопроизвольно, но заимствовала ихъ изъ св. Писанія. Впрочемъ, наряду съ подобными изображеніями, всегда существовали изображенія діавола и иного рода – въ видѣ человѣка. Въ катакомбахъ св. Агнесы въ Римѣ сохранилась фреска, изображаются діавола въ видѣ человѣка съ змѣинымъ хвостомъ{18}, а въ средніе вѣка выработался и тотъ образъ діавола, который доселѣ сохраняется въ обыкновенной иконописной практикѣ: старивъ съ щетинистой бородой, съ блестящими глазами, съ хвостомъ, когтями и рогами. Вообще новѣйшая живопись, за рѣдкимъ исключеніемъ, старается изображать діавола похожимъ на человѣка и отличаетъ его только темнымъ цвѣтомъ и злобнымъ выраженіемъ лица. Вообще, нужно замѣтить, что, при изображеніи духа злобы, художникъ долженъ помнить, что въ діаволѣ онъ изображаетъ существо, хотя и падшее, но страшное и могущественное, существо ангельскаго чина, духа, обладающаго не земнымъ умомъ и высокою гордынею воли, того безпощаднаго человѣкоубійцу и губителя (Апок. 9, 11), которому въ ужасѣ поклонялся языческій міръ и умилостивлялъ его человѣческими жертвами, и который для вѣрующихъ людей и теперь является властителемъ бездны, искони человѣкоубійцею и страшнымъ врагомъ всѣхъ христіанъ. Задача художника въ томъ и заключается, чтобы, пользуясь библейскими образами, наилучше выразить православную мысль о злыхъ духахъ, для чего одного подбора грубыхъ и страшныхъ образовъ далеко еще недостаточно.
У насъ мало обращаютъ вниманія на живопись, а между тѣмъ она больше, чѣмъ слово, заслуживаетъ строгой и благоразумной цензуры, такъ какъ картины и иконы всегда однѣ и тѣ же предъ глазами молящихся и не могутъ забыться, какъ неосторожно сказанное слово. Цѣль христіанской живописи состоитъ въ томъ, чтобы чрезъ возбужденіе въ насъ должнаго благоговѣнія къ изображеннымъ предметамъ помочь намъ въ исполненіи обязанности нашей – входить въ общеніе съ міромъ духовнымъ, содѣйствовать усвоенію нами предметовъ вѣры и жизни и, наконецъ, ограждать насъ отъ соблазновъ настоящаго міра образами Господа Бога, Которому мы должны уподобляться (Матѳ. 5, 48) и благоугодившихъ Ему разумныхъ созданій, которымъ мы обязаны подражать (Евр. 3, 7). Вотъ почему и пастыри Церкви должны дорожить и высоко цѣнить мудрый способъ, предлагаемый Православною Церковью, назидать и научать людей посредствомъ живописныхъ изображеній. Но очевидно, что такое значеніе могутъ имѣть только тѣ иконописныя изображенія, которыя утверждаются на Словѣ Божіемъ и отвѣчаютъ духу Православной Церкви. Истинно-православный и образованный художникъ едва-ли будетъ нуждаться въ указаніяхъ пастыря, но наши замѣтки имѣютъ въ виду только обыкновенныхъ мастеровъ, тѣхъ рядовыхъ живописцевъ, съ которыми приходится имѣть дѣло сельскимъ пастырямъ и которые являются главными поставщиками иконъ для сельскихъ храмовъ и простого люда. Для такихъ мастеровъ совѣты, указанія и поправки положительно необходимы, а дѣлать ихъ могутъ и должны пастыри, не будучи сами живописцами. На иныхъ иконахъ случается, напр., видѣть въ одной рукѣ архангела кривую саблю вмѣсто меча, а въ другой прямыя ножны; спрашивается, какъ вложить такой мечъ въ эти ножны?, на иконѣ вознесенія прор. Иліи иногда пишется ангелъ летящій надъ головою праведника и правящій возжами четверку крылатыхъ коней, – т. е. ангелу безъ нужды приписывается запятіе ловкаго возницы. На иконѣ сошествія Христова во адъ нѣкоторые иконописцы изображаютъ, какъ два ангела держатъ сатану на цѣпи и бьютъ его молотами по головѣ, или при изображеніи потопа пишутъ на облакахъ ангеловъ, съ большимъ усердіемъ льющихъ ушатами на землю воду, что выходитъ уже слишкомъ человѣкообразно и грубо. Такая живопись не только не будетъ развивать простой народъ, но сама можетъ поддерживать въ немъ грубость и суевѣрія.
Другой недостатокъ, замѣчаемый въ иконописныхъ изображеніяхъ ангеловъ, котораго не чужды бываютъ иной разъ и произведенія художниковъ, происходитъ изъ подражанія западнымъ образцамъ. Западные художники, преслѣдуя главнимъ образомъ изящество и красоту, упускаютъ изъ виду высокое царское служеніе ангеловъ. Отличаясь большею вразумительностью, ихъ изображенія грѣшатъ излишнею свободою позы, изысканностью и театральностью. Отсюда предпочтеніе положеній, въ которыхъ выражается больше дви/Кенія и силы, напр. изображеніе летающихъ ангеловъ, колѣнопреклоненныхъ и т. п. Ангельскую красоту они выражаютъ слишкомъ чувственно: придаютъ ангеламъ прекрасные бѣлокурые, развѣвающіеся волосы, голубые глаза и прозрачное тѣло, одежды легкія и самыхъ нѣжныхъ цвѣтовъ, а иногда очень уже щеголеватыя и изысканныя. На благовѣствующемъ архангелѣ, напр. розовый шелковый шарфъ и хитонъ, застегнутый на плечахъ и колѣнахъ запонками изъ драгоцѣнныхъ камней, позволяетъ видѣть обнаженныя плечи и колѣна. Подъ вліяніемъ западныхъ образцовъ иной разъ и у насъ пишутъ ангеловъ въ видѣ обнаженныхъ дѣтей съ маленькими крылышками, напоминающихъ собою скорѣе миѳологическихъ амуровъ, или изображаютъ ихъ съ музыкальными инструментами. Но Восточная Церковь, не принявши инструменты въ употребленіе при богослуженіи, рѣдко пишетъ ихъ и у ангеловъ. Въ православной иконописи встрѣчаются изображенія трубы почти только въ рукахъ ангеловъ-вѣстниковъ Страшнаго суда. Подвигъ низверженія сатаны изображается нѣкоторыми такъ, какъ будто онъ состоялъ въ самомъ дѣлѣ въ рядѣ гигантскихъ битвъ, побѣдъ и пораженій и потому ангеловъ надѣляютъ щитами, копьями и шлемомъ съ страусовыми перьями, какъ средне-вѣковыхъ рыцарей. Но сатана изгнанъ, конечно, не мечемъ и копьями, а неотразимымъ повелѣніемъ Всемогущаго, а потому воинскіе доспѣхи не составляютъ необходимости, при изображеніи ангеловъ. Подъ католическимъ же вліяніемъ, очевидно, писаны и попадающіяся иногда изображенія ангеловъ плачущихъ съ платками въ рукахъ для вытиранія слезъ или смѣющихся ангеловъ съ озлобленнымъ выраженіемъ лицъ и жестовъ, что какъ-то несовмѣстимо съ идеею добрыхъ духовъ, ихъ высокимъ назначеніемъ и служеніемъ. Архистратигъ Михаилъ, поражающій Люцифера, оставаясь величественно прекраснымъ, долженъ имѣть выраженіе повелительное и строгое, какъ верховный воевода грозной силы небесной, но безъ озлобленія и зловѣщихъ угрозъ.
Въ заключеніе нашей статьи объ иконописныхъ изображеніяхъ духовнаго міра находимъ нужнымъ указать еще на одинъ недостатокъ, замѣчаемый не только у простыхъ мастеровъ живописи, но даже и въ произведеніяхъ художественныхъ. Разумѣемъ злоупотребленія изображеніями ангеловъ или помѣщеніе ихъ въ видѣ украшеній для пополненія пустыхъ мѣстъ на картинахъ. Для этой цѣли съ большимъ удобствомъ можно употреблять цвѣты, вѣнки, пальмовыя вѣтки и разные церковные предметы, которые не могутъ имѣть для насъ самостоятельнаго значенія. Ангелы существа богоподобныя для этой цѣли совсѣмъ не подходятъ. А, между тѣмъ, какъ часто можно встрѣтить ангеловъ, поддерживающихъ какую-нибудь корону, поставленную на иконостасѣ такъ-себѣ для украшенія, подсвѣчники и т. п. или раму для иконы, составленную изъ херувимовъ; однимъ словомъ помѣщеніе ангеловъ, какъ говорится, къ дѣлу и не къ дѣлу. Такое злоупотребленіе добавочными на иконѣ фигурами ведетъ только къ тому, что для простого человѣка затемняется главное изображеніе на иконѣ и вѣрующіе, прикладываясь къ иконѣ, лобызаютъ часто излишнія украшенія иконы, а не тѣ части ея, въ которыхъ выражается главная мысль праздника.
«Руководство для сельскихъ пастырей». 1900. Т. 3. № 43. С. 169-176; № 44. С. 207-216.
{1} Περὶ τῆς Ιεραρχίας οὑρανιου.
{2} Догмат. Богосл. Преосв. Макарія т. 1, стр. 400; Правосл. Испов. ч. 1. Дни богосл. прав, каѳолич. Вост. д. Дебольскаго стр. 3-4; Догмат. Богосл, Филарета стр. 151-168.
{3} Догмат. Бог. Макарія т. 1, стр. 400.
{4} Догмат. Богосл. Филарета ч. 1, стр. 158.
{5} «Пастырь Ермы»; Лук. 16, 22; Апокалипс. 12, 7.
{6} 11 конд. Акаѳ.
{7} Кіевскій гербъ представляетъ архистратига Михаила въ голубомъ полѣ въ видѣ римскаго воина съ открытою головою, въ серебряной одеждѣ держащимъ въ правой рукѣ пламенный мечъ, а въ лѣвой щитъ. На нѣкоторыхъ иконахъ св. архистратигъ Михаилъ изображается посреди свв. Флора и Лавра, которые, по народному вѣрованію, почитаются хранителями и сберегателями лошадей, а арх. Михаилъ – ангеломъ, отгоняющимъ отъ нихъ нечистую силу, и болѣзни. Подробнѣе объ изображеніи св. арх. Михаила см. въ Рук. для сельск. паст, за 1899 г. № 46 ст. «Св. арх. Михаилъ по церк.-богосл. пѣснопѣніямъ и икон. изобр. св. архистратига».
{8} Воскр. Чт. 1838 г. стр. 283-286.
{9} См. ст. «Соборъ арх. Гавріила и иконописное изображеніе архангела» въ «Руков. для сельск. паст.» за 1899 г. № 12.
{10} Иконоп. подлин. XVIII в. подъ 26-мъ марта стр. 301.
{11} Объ этихъ изображеніяхъ небожителей см. у Виноградова стр. 3, а также Четьи-Минеи и кон. под. 26 марта.
{12} См. «Опытъ сравнительнаго описанія и объясненія нѣкоторыхъ символическихъ иконъ древне-русскаго искусства» А. Виноградова СПб. 1877 г. стр. 3.
{13} О значеніи нѣкоторыхъ символовъ иной разъ трудно бываетъ догадаться даже съ помощію надписей надъ изображеніями ангеловъ. О надписяхъ и символахъ, съ которыми изображаются ангелы см. у Виноградова стр. 3-16.
{14} Кромѣ ангеловъ, иконопись придаетъ крылья отшельникамъ, напримѣръ, на иконѣ Страшнаго суда, какъ знаменованіе ихъ равноангелльскаго житія, Іоанну Предтечѣ, напоминая этимъ слова Писанія: се Азъ посылаю Ангела моего и призритъ на путъ предъ лииемъ Моимъ (Малах. 3, 1); крылатыми же пишутся иногда: кони св. прор. Иліи, левъ св. Марка и телецъ св. Луки.
{15} Иконоп. подлин. XVIII в. подъ 26-мъ марта стр. 301.
{16} Моисей на Хоривѣ, Іисусъ Навинъ у Іерихона и др.
{17} Прав. Соб. 1865 г. ч. 1, стр. 106.
{18} Душ. Чт. 1867 г. сент. стр. 14.
Пресвятая Троица посылает Архангела Гавриила к Приснодеве Марии. Миниатюра из гомилий Иакова Коккиновафского. 1130-50 гг. (Paris, Bibl. Nat., gr. 1208, fol. 153v)
Видение прор. Исаии: Господь и серафимы. Миниатюра из гомилий Иакова Коккиновафского. 1130-50 гг. (Paris, Bibl. Nat., gr. 1208, fol. fol. 162r)
Благовещение Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии. Мин. Миниатюра из гомилий Иакова Коккиновафского. 1130-50 гг. (Paris, Bibl. Nat., gr. 1208, fol. 173v)
Архангел Гавриил возвращается на небеса. Миниатюра из гомилий Иакова Коккиновафского. 1130-50 гг. (Paris, Bibl. Nat., gr. 1208, fol. 177v)
«Отечество» («Троица новозаветная»). Миниатюра из визант. рукоп. Нового Завета. 2-я пол. XII в. (ÖNB, Suppl. Gr. 52, fol. 1v)
Серафим и Херувим. Мозаика апсиды собора Санта-Мария-Нуова в Монреале, Сицилия, Италия. 1183-89 гг.
Свержение сатаны архангелом Михаилом и Небесными Силами. Пластина южных златых врат собора Рождества Богородицы в Суздале. Рубеж XII-XIII вв.
«Белый ангел». Фреска из церкви Вознесения мон-ря Милешева в Сербии (XIII в.), один из шедевров сербского и православного искусства.
9 ангельских чинов окружают мандорлу со Христом, поддерживаемую серафимами. Мозаика восточного купола собора Сан-Марко, Венеция. 1342-1354 гг.
Собор архангелов Михаила и Гавриила. Мон-рь Бачково, Болгария. XIV в.
Серафим. Фрагмент иконы «Христос с апостолами». Мон-рь Грачаница, Сербия. 1-я пол. XVI в.
Фрагмент иконы «Благословенно воинство Небесного Царя» из Успенского собора Московского Кремля. 1550-е гг. (ГТГ)
Собор бесплотных Небесных Сил и поверженный Люцифер. Фреска в трапезной мон-ря Дионисиат на Афоне. 1603 г.
Собор Михаила архангела в деяниях. Икона мон-ря Пантократор на Афоне (XVII в.)
Многоочий Херувим. Фреска купола кафоликона мон-ря Дионисиат на Афоне. 1546-47 гг.
Престолы. Фреска купола кафоликона мон-ря Дионисиат на Афоне. 1546-47 гг.
Шестикрылый Серафим. Фреска купола кафоликона мон-ря Дионисиат на Афоне. 1546-47 гг.
Тетраморф. Фреска купола кафоликона мон-ря Дионисиат на Афоне. 1546-47 гг.
Серафим посреди двух Херувимов.
