Николай Христіановичъ Вессель – ПРАКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА (IV): Практическія правила касательно составленія понятій.
Практическія правила касательно составленія понятій.
Чтобы составлять понятія правильно, для этого нужно слѣдовать извѣстнымъ правиламъ, которыя сами-собою вытекаютъ изъ того, что до сихъ поръ уже сказано нами о понятіяхъ. И такъ какъ эта логика должна быть практическою, то мы и считаемъ нужнымъ остановиться на этихъ правилахъ нѣсколько долѣе.
1) Прежде всего нужно стараться, чтобы было поболѣе частныхъ (единичныхъ) представленій и чтобы представленія эти были какъ можно яснѣе, совершеннѣе.
Положимъ мы хотимъ сообщить понятіе о крокодилѣ ребенку, который ни-разу не видалъ крокодила и ничего не слыхалъ объ этомъ животномъ, а между тѣмъ видалъ ящерицъ и имѣетъ о нихъ понятіе. Въ такомъ случаѣ нужно уже готовое понятіе ребенка о ящерицѣ разложить на частныя представленія, лежащія въ его основаніи, и потомъ соединить ихъ въ другомъ порядкѣ. – Это значитъ замѣщать одни душевные образы другими. Но составленное такимъ путемъ понятіе будетъ во всякомъ случаѣ слишкомъ бѣдно въ сравненіи съ тѣмъ понятіемъ о крокодилѣ, которое составляетъ изъ собственныхъ впечатлѣній каждый, видѣвшій различныхъ дѣйствительныхъ крокодиловъ. Правда, на первый случай можно помогать и доставлять нѣкоторую наглядность понятію о крокодилѣ изображеніями этого животнаго на бумагѣ, но это все-таки не вполнѣ соотвѣтствуетъ цѣли, потому что дѣйствительные крокодилы, наблюдаемые нами, оставляютъ въ нашей душѣ образы во сто разъ яснѣйшіе и совершеннѣйшіе, чѣмъ всякое изображеніе этого животнаго на бумагѣ. Попробуйте объяснить напр. шестилѣтнему ребенку понятія: поэтъ, ораторъ, естествоиспытатель, – и вы увидите, въ какой степени ясныя представленія будетъ соединять онъ съ этими словами. Тоже самое бываетъ и съ взрослымъ человѣкомъ, когда у него нѣтъ частныхъ представленій, нужныхъ для составленія того или другаго понятія.
Но положимъ, что частныя представленія есть, только ихъ не много; – въ этомъ случаѣ можетъ-ли быть успѣшнымъ составленіе понятій? Слабость, неясность и неприложимость къ дѣлу – вотъ тѣ недостатки, которыми необходимо должны страдать понятія, составленныя при означенномъ условіи. Нисколько не удивительно, почему между диллетантомъ и спеціалистомъ какой-нибудь науки такая огромная разница.
Послѣдній составляетъ свои понятія, выдѣляя извѣстные, нужные ему признаки изъ сотни частныхъ представленій, между тѣмъ какъ первый быть можетъ только изъ десятка. Говорятъ, что примѣры объясняютъ предметъ, и это справедливо; но въ томъ случаѣ, когда нѣть самыхъ представленій о предметѣ, дурно то, что примѣры замѣняютъ уже собою самый предметъ, между тѣмъ какъ они и могутъ быть вполнѣ понятны только при представленіяхъ о предметѣ.
Философскія науки еще до сихъ поръ, какъ извѣстно, очень несовершенны, и въ отношеніи ясности, общедоступности и практической примѣнимости никакимъ образомъ не могутъ быть сравниваемые съ науками естественными. Отчего же это? Оттого, что естествоиспытатели начинаютъ съ чувственныхъ ощущеній, съ впечатлѣній и этимъ приготовляютъ для составленія своихъ понятій богатый и прочный матеріалъ, вслѣдствіе чего и понятія, составляемыя ими, должны быть и бываютъ совершенными. А философы, напротивъ, выходятъ изъ началъ, т. е. изъ общаго понятія, которое въ такомъ случаѣ необходимо должно быть неопредѣленнымъ, чтобы не сказать – безсодержательнымъ, потому что общее, отвлеченное въ нашемъ душевномъ развитіи есть послѣдующая степень понятія, а не первая. Установивъ общія начала, философы подводятъ потомъ подъ эти начала частныя представленія и понятія, пріобрѣтенныя ими прежде, – руководясь въ этомъ подведеніи каждый своимъ благоусмотрѣніемъ, сообразно съ своими способностями, и потому не сходятся въ своихъ выводахъ: отсюда они постоянно обвиняютъ другъ друга въ томъ, что выдаютъ заблужденіе за истину. Они должны были бы помнить, что мышленіемъ не можетъ быть выработано никакого новаго содержанія для нашихъ представленій, а что чрезъ него пріобрѣтенныя уже представленія только достигаютъ большей ясности. Это избавило бы ихъ отъ множества заблужденій
Всестороннее и правильное мышленіе непремѣнно предполагаетъ богатый запасъ вѣрныхъ и установившихся внѣшнихъ и внутреннихъ воспріятій; кто избираетъ обратный путь, тотъ хочетъ строить домъ не съ основанія, а съ крыши. Но нужно также остерегаться излишества и разбросанности представленій, потому что при этомъ становится невозможнымъ ихъ сосредоточеніе, а безъ сосредоточенія представленій не можетъ идти успѣшно и самое составленіе понятій. Правило это имѣетъ значеніе преимущественно въ отношеніи къ воспріятіямъ внутреннимъ, т. е. касающимся области явленій психическихъ, потому что явленія эти не остаются неподвижными подобно домамъ, деревьямъ и друг., но безпрестанно смѣняются одни другими. Отъ этого и сосредоточеніе ихъ при процессѣ отвлеченія вдвойнѣ трудно, а разбросанность ихъ оказывается вдвойнѣ вредною.
2) Нужно заботиться, чтобы частныя представленія, пріобрѣтенныя въ достаточномъ количествѣ, сохранялись въ томъ же видѣ, безъ измѣненій и утратъ.
Недостаточно только пріобрѣтать представленія, а нужно еще сохранять ихъ. Если мы принуждены упрочивать тѣ представленія, которыя уже пріобрѣтены нами, то это все равно, какъ если бы мы никогда и не пріобрѣтали ихъ. Если же пріобрѣтенныя представленія мы сохраняемъ – только не вполнѣ и не вѣрно, то изъ такихъ представленій, хотя и можно составлять понятія, однако понятія эти будутъ недостаточны и ошибочны.
Отчего люди слабоумные, равно какъ и животныя, не составляютъ никакихъ понятій, или, если и составляютъ, то очень несовершенныя? Вѣдь и животныя также видятъ, слышатъ и т. под., часто даже гораздо лучше, чѣмъ человѣкъ; напр: у хищныхъ птицъ зрѣніе гораздо острѣе, у крота слухъ гораздо тоньше, у собаки обоняніе гораздо лучше, чѣмъ у человѣка; вообще почти каждое животное въ какомъ-нибудь чувствѣ превосходитъ человѣка. Отсюда естественно должно бы выходить, что изъ такихъ воспріятій, какъ болѣе совершенныхъ, должны составляться лучшія и совершеннѣйшія понятія. Но этого на дѣлѣ не бываетъ, потому что совершенство внѣшнихъ чувствъ у животныхъ, при внимательномъ разсмотрѣніи, оказывается слишкомъ одностороннимъ. Оно состоитъ только въ болѣе легкой воспріимчивости впечатлѣній; между тѣмъ какъ животныя не обладаютъ тою долговѣчностью впечатлѣній которою обладаетъ человѣкъ. Животныя не сохраняютъ воспринятыхъ ими впечатлѣній, подобно тому какъ зеркало не удерживаетъ въ себѣ тѣхъ образовъ, которые отражаются въ немъ. Конечно и животныя, какъ показываетъ опытъ, могутъ иногда узнавать видѣнное и слышанное ими прежде, – значитъ и въ нихъ что-нибудь остается отъ впечатлѣній; только остатокъ-то этотъ въ сравненіи съ непосредственнымъ впечатлѣніемъ не болѣе какъ тѣнь, какъ самое слабое отраженіе.
Въ слабоумныхъ людяхъ мы находимъ тоже самое, что и въ животныхъ. И у нихъ воспріимчивость (способность принимать впечатлѣнія) бываетъ такою, какою должна быть: они видятъ, слышатъ, обоняютъ такъ же хорошо, какъ и другіе люди; нѣкоторые изъ нихъ одарены даже и живостію этихъ основъ способностей: они быстро схватываютъ впечатлѣнія. Все дѣло въ томъ, что у нихъ этимъ основамъ способностей недостаетъ только законченности (въ этомъ-то и состоитъ сущность слабоумія). Поэтому слабоумные ничего не могутъ удерживать въ порядкѣ: то, чѣмъ по-видимому они очень внимательно и прилежно занимаются теперь, спустя нѣсколько мгновеній у нихъ перемѣшивается съ другимъ и забывается. Не будучи въ состояніи вспоминать воспринятаго ими прежде, они направляютъ глаза и уши къ чему-нибудь новому, которое также быстро ускользаетъ отъ нихъ безслѣдно, или почти безслѣдно (это зависитъ отъ высшей или нисшей степени слабоумія). Само собою понятно, что такія недостаточныя и несовершенныя представленія служатъ очень дурнымъ и неудовлетворительнымъ матеріаломъ для составленія понятій. По этому мы у слабоумныхъ людей, равно какъ и у животныхъ, не находимъ собственно разсудка, а только что-то похожее на него.
Изъ сказаннаго нами выходитъ, что каковы чувственныя воспріятія, таковы и понятія. Чтобы убѣдиться въ справедливости этого закона, нужно только обратитъ вниманіе на людей, у которыхъ всѣ душевныя силы и способности находятся въ совершенно нормальномъ состояніи. Ни у кого изѣ подобныхъ людей не можетъ быть столь много и такихъ ясныхъ понятій о томъ, что они воспринимаютъ чувствами вкуса, обонянія и осязанія, какъ о томъ, что воспринимаютъ чувствами зрѣнія и слуха. Если станемъ разсматривать науки, имѣющія своимъ предметомъ внѣшній міръ, то увидимъ, что ⁹⁄₁₀ встрѣчающихся въ нихъ понятій произощли изъ воспріятій чувства зрѣнія и только ⅒, заимствована изъ воспріятій, всѣхъ другихъ чувствъ. Отчего-же происходитъ такая огромная несоразмѣрность между числомъ тѣхъ и другихъ понятій? Объяснить это легко, всѣ чувства отличаются гораздо меньшею, сравнительно съ чувствомъ зрѣнія, крѣпостію при воспріятіи впечатлѣній. А потому всѣ воспріятія другихъ чувствъ, остаются въ душѣ не такъ долго, какъ воспріятія чувства зрѣнія, вслѣдствіе чего изъ нихъ можетъ быть составлено только небольшое число и, то не очень совершенныхъ понятій. По долговѣчности къ чувству зрѣнія ближе всѣхъ, другихъ чувство слуха, почему оба эти чувства и называются высшими{1}.
И такъ что же нужно дѣлать для того, чтобы прочно сохранять въ душѣ точныя представленія? И не безразсудно-ли это требованіе въ отношеніи къ такому множеству представленій, какое имѣетъ каждый человѣкъ?
Конечно природы передѣлать нельзя; дѣло человѣка состоитъ въ томъ, чтобы пользоваться дарами, которыми надѣляетъ его природа. Но какъ съ извѣстнаго поля при тщательной обработкѣ, получается плодовъ болѣе, такъ точно бываетъ и съ нашей духовной природой. Весьма много значитъ то, какъ мы воспринимаемъ впечатлѣнія, производимъ наблюденія, читаемъ, изучаемъ что-нибудь и проч., дѣлаемъ-ли мы все это прилежно, энергически и продолжительно, или напротивъ-бѣгло, лѣниво и вяло. Въ первомъ случаѣ у насъ довольно времени для того, чтобы образуемыя вами представленія усилились, вслѣдствіе притока къ нимъ новыхъ признаковъ; въ послѣднемъ случаѣ мы неизбѣжно лишаемся этой выгоды. Слѣдовательно нужно дѣлать первое и избѣгать второго. При этомъ не слѣдуетъ обольщаться мгновенвой живостью и свѣжестью, которую нерѣдко можно замѣтить въ представленіяхъ, возникающихъ въ нашей душѣ, не смотря на это, ихъ нужно возобновлять и усиливать при каждомъ удобномъ случаѣ. Но преимущественно обезпечиваетъ свое пріобрѣтеніе тотъ, кто самодѣятельно переработываетъ представленія, т. е. поставляетъ ихъ въ новыя, имъ самимъ составленныя, комбинаціи, выражаетъ ихъ другими словами и оборотами. Чрезъ это изъ представленій отдѣляются, могшіе войти въ нихъ, чуждые признаки, и сама она посталяются въ связь съ ясными мыслями, составляющими уже нашу собственность.
Нужно не только твердо, но и безъ измѣненій удерживать пріобрѣтенныя представленія. Правило это нарушается тогда, когда къ представленіямъ примѣшиваются какія-нибудь дополненія, которыя такъ охотно предлагаетъ фантазія. Поэту пожалуй это можетъ быть дозволено; разсказчикъ можетъ чрезъ это много выиграть въ занимательности, но мыслитель рѣшительно долженъ избѣгать такихъ прикрасъ. Онъ долженъ имѣть въ виду только интересы науки, а наука разработывается не чрезъ вымыселъ, но единственно чрезъ вѣрное и точное изображеніе предметовъ и явленій, о которыхъ въ ней рѣчь; какъ вездѣ, такъ и въ интеллектуальной области, только самая строгая добросовѣстность ведетъ къ цѣли успѣшно.
3) Представленія, твердо и безъ измѣненій удержанныя въ душѣ, для составленія изъ нихъ понятій должны быть возбуждаемы, т. е. приводимы въ сознаніе и поставляемы во взаимную связь между собою (конбинируемы) по одинаковымъ признакамъ.
Здѣсь нужно различать два случая. Иногда самый внѣшній міръ, безъ всякой заботы съ нашей стороны содѣйствуетъ соединенію однороднаго въ нашей душѣ. Таковы именно первоначальныя понятія, которыя у насъ жъ дѣтствѣ составляются о различныхъ окружащихъ насъ предметахъ. Различные видѣнные нами мужчины, различныя женщины, дѣти, и пр. производятъ на насъ впечатлѣнія, которыя безо всякаго нашего усилія и желанія превращаются въ понятія: мужчина, женщина, дитя и проч. Тоже самое бываетъ, когдя учитель чертитъ передъ ученикомъ буквы и цифры одну за другою, или показываетъ на картѣ различныя земли и части свѣта; послѣ этого въ ученикѣ невольно возникаютъ понятія: буква, цифра, земля, часть свѣта и проч. При дальнѣйшемъ развитіи человѣка чаще бываетъ другой случай, т. е. внѣшній міръ или совсѣмъ не помогаетъ образованію понятій въ его душѣ или, если и помогаетъ, то очень мало. Отвнѣ тогда намъ рѣдко дается то илиы другое представленіе, а всѣ остальныя мы должны сами пріобрѣтать внутреннею дѣятельностію. Если же посредствомъ внутренняго возбужденія мы не соединяемъ ихъ между собою, то, – хотя они и могутъ сохраняться въ нашей душѣ, быть полною нашею собственностію и приносить въ различныхъ отношеніяхъ пользу, – для мышленія все равно, что ихъ нѣтъ потому что изъ нихъ въ такомъ случаѣ не составляются понятія.
Это ясно видно изъ примѣра глупца. Какъ то странно слышать, что глупый человѣкъ можетъ много знать, быть даже ученымъ и все-таки оставаться глупымъ. Но въ дѣйствительности это такъ, и видимое противорѣчіе очень легко уничтожить. Кого называютъ человѣкомъ ловкимъ, смѣтливымъ{2}? Того, кто составилъ себѣ такія понятія, которыя могутъ годиться для обсужденія различныхъ случаевъ и обстоятельствъ, встрѣчающихся въ жизни, и для рѣшенія того, какъ поступать въ нихъ. Понятія эти совершенно отличны отъ понятій встрѣчающихся въ разныхъ наукахъ, напр. въ математикѣ. Составленіе этихъ послѣднихъ понятій, хотя оно и кажется труднымъ, легче составленія первыхъ, потому что матеріалъ, изъ котораго онѣ образуются, точнѣе, вѣрнѣе и доступнѣе. Но кто самъ не воспроизводитъ быстро и живо многочисленныхъ группъ представленій, необходимыхъ для составленія этпхъ понятій, а совершенно спокойно полагается на другихъ, когда они ему ихъ указываютъ, тотъ долго можетъ коснѣть въ естественной медлительности духа (а въ этомъ то и состоитъ сущность глупости), пока наконецъ одинаковые признаки въ его представленіяхъ соединятся между собою и произведутъ такимъ образомъ понятія. И такъ, теперь понятно, что глупому человѣку не достаетъ только живости и быстроты въ возбужденіи представленій, что онъ можетъ составлять понятія и даже мыслить посредствомъ нихъ, когда только не требуется при этомъ быстроты. Справедливо говорится, что «глупому все приходитъ на умъ поздно, или и совсѣмъ не приходитъ». Преимущественно нужно сказать это о тѣхъ представленіяхъ, по которымъ человѣкъ смѣтливый обсуживаетъ различныя обстоятельства, встрѣчающіяся въ жизни, и располагаетъ свое поведеніе при нихъ. Эти представленія нужно соединять силою внутренняго возбужденія, такъ какъ они въ душѣ нашей бываютъ по большей части смѣшаны съ другими представленіями и, такъ сказать, разбросаны. Нужно какъ можно тѣснѣе связывать и упорядочивать одинаковое въ нихъ, при чемъ нельзя ограничиваться только нѣсколькими представленіями, оставляя другія безъ вниманія; а всему этому мѣшаетъ медленность возбужденія (представленій). Сколько долженъ передумать и принять въ соображеніе тотъ, кто хочетъ составить правильныя понятія о настроеніи, цѣляхъ и намѣреніяхъ другихъ людей, которые часто для собственной пользы скрываютъ то, что у нихъ въ душѣ. Человѣкъ глупый, у котораго мышленіе идетъ слишкомъ медленно, никогда не можетъ успѣть во время составить этихъ понятій его непремѣнно обманутъ и введутъ въ заблужденіе другіе люди, которыхъ онъ, быть можетъ, превосходитъ по своимъ познаніямъ и даже по способности къ отмеченному мышленію. Все это происходитъ съ глупыми людьми вслѣдствіе природнаго ихъ недостатка, который состоитъ въ томъ, что они очень медленно и слабо могутъ соединять одинаковые признаки представленій, вѣрно и прочно сохраняющихся въ ихъ душѣ. Тоже самое случается и съ тѣми, которымъ не природная умственная медленность и неповоротливость – глупость, а какія-нибудь другія причины препятствуютъ соединять представленія другъ съ другомъ. Отсюда ясно видно, какъ необходимо постоянно при составленіи понятій имѣть въ виду указанное нами правило.
Безъ сомнѣнія правило это не можетъ непосредственно улучшить природнаго склада способностей. Но какъ вездѣ, такъ и въ этомъ дѣлѣ, можно искусственнымъ образомъ уменьшить или ослабить вредныя дѣйствія этого склада. Искусство много можетъ сдѣлать, особенно въ томъ случаѣ, когда слабость возбужденія или недѣятельность и вялость, замѣчаемая въ процессѣ мышленія, зависятъ отъ обстоятельствъ образованія (развитія) человѣка: искусство можетъ тогда удалить то, что собственно произвело или производитъ въ человѣкѣ медленность и слабость возбужденія и соединенія представленій.
Прежде всего нужно стараться упорядочить сколько возможно духовное состояніе человѣка, такъ чтобы душа его не походила болѣе на какое-нибудь складочное мѣсто, въ которомъ все разбросано въ страшномъ безпорядкѣ. Кто привыкъ соблюдать между своими вещами строгій и неизмѣнный порядокъ, тотъ тотчасъ же можетъ найти какую угодно изъ своихъ вещей; онъ не теряетъ въ поискахъ ни времени, ни хорошаго настроенія духа и предотвращаетъ множество замѣшательствъ, въ которыя могъ бы привести его безпорядокъ. Точно тоже нужно сказать и о нашей душѣ. Мы представляемъ и мыслимъ не случайно и произвольно, а въ зависимости отъ тѣхъ образовъ, которые лежатъ въ основѣ нашего развитія и которые вообще пріобрѣтены нами прежде. Если между ними царствуетъ строгій порядокъ, если всѣ они подведены подъ извѣстныя общія точки зрѣнія, то съ теченіемъ времени они сами собою будутъ соединяться все тѣснѣе и тѣснѣе. Поэтому все, что мы видимъ, слышимъ, читаемъ и проч. должны тотчасъ приводить въ порядокъ, на основаніи сродства, замѣчаемаго между пріобрѣтаемымъ и уже пріобрѣтеннымъ матеріаломъ; должны съ этою цѣлію отъ времени до времени пересматривать весь кругъ нашихъ представленій и вообще исполнять въ отношеніи къ самимъ себѣ самыя строгія требованія. Все это непремѣнно будетъ сопровождаться быстрымъ успѣхомъ въ навыкѣ мыслить.
Противъ недѣятельности и слабости въ возбужденіи и соединеніи представленій (т. е. въ составленіи изъ нихъ понятій) съ успѣхомъ можно употреблять и внѣшнія средства. Они бываютъ двухъ родовъ: одни дѣйствуютъ на душу не прямо, а чрезъ чувства, и потому могутъ быть названы посредственно-духовными, а другія дѣйствуютъ прямо, безъ всякаго посредства, и называются поэтому непосредственно-духовными. Во время прогулки по полямъ или лѣсамъ нерѣдко приходятъ въ голову такія умныя и дѣльныя мысли, которыя съ удовольствіемъ были бы встрѣчены и при сосредоточенныхъ кабинетныхъ занятіяхъ. Далѣе, при созерцаніи звѣзднаго неба, при разсматриваніи прекрасной картины, при слушаніи нѣжной и трогательной музыкальной пьесы и т. под., человѣкъ нерѣдко чувствуетъ какую-то особенную, не обычную энергію въ своихъ мысляхъ. Ближайшимъ образомъ конечно здѣсь бываютъ заняты и оживляются чувства но чувственныя воспріятія распространяютъ свое вліяніе и на чисто духовное наше состояніе, возбуждая въ душѣ то, что прежде находилось въ ней какъ бы мертвымъ. Но гораздо дѣйствительнѣе этихъ посредственно духовныхъ средствъ, средства непосредственно-духовныя. Къ послѣднимъ относится напр. разговоръ съ человѣкомъ, у котораго образъ мыслей и кругъ представленій во многомъ отличенъ отъ нашего. Его замѣчанія западаютъ въ нашу душу и возбуждаютъ въ насъ представленія, которыя уже давно не приходили въ сознаніе; въ душѣ нашей можетъ при этомъ происходить нѣчто въ родѣ бури, бывающей въ природѣ, и во время ея все въ душѣ оживляется, потрясается и измѣняется. Сюда-же относится и чтеніе книги, въ которой авторъ излагаетъ свои мысли живо, съ воодушевленіемъ и видимымъ сочувствіемъ къ тому, что пишетъ. Воспринимая его мысли мы невольно увлекаемся его одушевленіемъ, которое и въ насъ рождаетъ новый взглядъ на предметъ и новыя понятія о немъ, которыхъ мы прежде не имѣли. Дѣти, не отличающіяся проворствомъ и живостію душевныхъ силъ, легче и скорѣе всего оживляются въ обществѣ дѣтей проворныхъ и рѣзвыхъ: такъ и взрослый человѣкъ, у котораго дальнѣйшее развитіе представленій, т. е. образованіе изъ нихъ понятій иногда совершенно останавливается или бываетъ слишкомъ медленно, долженъ для устраненія этого недостатка искать общества людей оживленныхъ, или же читать книги, написанныя съ живостію и воодушевленіемъ.
Что же касается до средствъ возбужденія, въ родѣ вина, кофс, крѣпкаго табаку и проч., то ихъ вовсе нельзя рекомендовать. Правда, что и они могутъ оживлять насъ, распространяя это оживленіе съ тѣла и на душу. Но кто не знаетъ, какъ скоро подобное возбужденіе и оживленіе смѣняются ослабленіемъ и изнеможеніемъ, если только при употребленіи этихъ средствъ не наблюдается чрезвычайно строгой умѣренности и осторожности. Частые и сильные пріемы этихъ средствъ разстронваютъ тѣлесное здоровье человѣка и доводятъ нѣкоторыхъ до того, что разсудокъ ихъ совершенно отказывается работать безъ сильнаго пріема одного изъ указанныхъ выше средствъ.
4) Представленія, соединяемыя между собою, должны быть связаны такъ тѣсно, чтобы общіе, одинаковые признаки въ нихъ по возможности совершенно слились между собою, а отличительные совсѣмъ были исключены.
Кто соблюдаетъ три первыя правила, тотъ можетъ только правильно начать составленіе понятій, а чтобы правильно же и окончить этотъ процессъ, онъ долженъ имѣть въ виду и только что высказанное нами правило. И здѣсь конечно очень много зависитъ отъ того, каково первоначальное составленіе отдѣльныхъ представленій. Но кромѣ того здѣсь имѣютъ значеніе еще два условія:
а) Представленія въ моментъ ихъ соединенія должны быть ни слишкомъ живы и свѣжи, ни слишкомъ вялы и блѣдны. Наши представленія, оставаясь въ сущности по своему содержанію постоянно неизмѣнными, въ разныя времена принимаютъ различныя оттѣнки. Положимъ, что мы только что увидали прекрасно нарисованную картину. Впечатлѣніе, произведенное ею на насъ такъ сильно и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ живо, что впродолженіе нѣсколькихъ дней мы какъ будто видимъ передъ собою самую картину. Спустя нѣсколько недѣль или мѣсяцевъ это впечатлѣніе теряетъ свою живость, и мы воспроизводимъ его вовсе не такъ ясно и отчетливо, какъ прежде, а чрезъ нѣсколько лѣтъ оно ослабѣваетъ до того, что мы съ трудомъ можемъ воспроизвесть его и то только въ основныхъ чертахъ, – разумѣется если мы снова не увидимъ самой картины. Тоже самое бываетъ съ испытанными удовольствіями, съ видѣнными мѣстностями и проч. Ясно, что для составленія понятій нужно избирать средину между двумя указанными крайними оттѣнками нашихъ представленій. Слишкомъ большая свѣжесть и живость дѣлаетъ представленія очень порывистыми, неспокойными, а слишкомъ большая неясность и блѣдность не сообщаетъ имъ энергіи настолько, что-бы могло быть достигнуто возможно тѣсное соединеніе одинаковыхъ признаковъ. Этимъ объясняется, отчего эстетическія понятія, т. е. тѣ, въ которыхъ мы мыслимъ о прекрасномъ и высокомъ, только у небольшаго числа людей достигаютъ и то только нѣкотораго совершенства. Одинъ составляетъ ихъ въ то время, когда рѣшительно подавленъ впечатлѣніями прекраснаго, а другой – тогда, когда эти впечатлѣнія уже блѣднѣютъ и получаютъ туманный оттѣнокъ. Человѣкъ, очарованный какою-нибудь музыкальною пьесою, или какимъ-нибудь стихотвореніемъ, дѣлается неспособнымъ возбуждать въ своей душѣ другія, одинаковыя съ этимъ впечатлѣнія, сохранившіяся въ немъ отъ того, что онъ прежде читалъ или слышалъ. Если въ это время онъ станетъ составлять понятіе, то частные, отличительные признаки не вполнѣ отдѣлятся отъ общихъ, одинаковыхъ, и вслѣдствіе того понятіе выйдетъ не вполнѣ яснымъ. Если же, напротивъ, будетъ выжидать болѣе спокойнаго состоянія, то очень легко можетъ пропустить нужный моментъ и остановиться тогда, когда будетъ уже поздно, т. е. когда впечатлѣніе ослабѣетъ и отодвинется на задній планъ новыми, иными впечатлѣніями.
б) Уловивъ моментъ, когда извѣстныя представленія находятся въ такомъ состояніи, которое наиболѣе удобно для составленія понятія, нужно стараться, чтобы они не разъединялись слишкомъ скоро. Общіе, одинаковые признаки этихъ представленій должны быть соединены между собою какъ можно тѣснѣе, а отличительные должны быть совсѣмъ исключены, – для этого, безъ сомнѣнія, нужна извѣстная продолжительность времени. Люди съ живымъ и очень уже подвижнымъ характеромъ, при всемъ богатствѣ, прм всемъ разнообразіи и наглядности своихъ понятій, очень рѣдко отличаются надлежащею ясностію ихъ (понятій). Это происходитъ отъ того, что процессы отвлеченія и соединенія рѣдко доводятся ими до конца. Они очень быстро переходятъ отъ одного предмета къ другому, а потому у нихъ въ число общихъ признаковъ, соединяемыхъ между собою при составленіи того или другаго понятія, нерѣдко попадаютъ и признаки отличительныя. Слѣдовательно, нужно составлять понятія безъ поспѣшности, не оставляя дѣла, если съ перваго раза и не удается ясное и отчетливое представленіе общихъ признаковъ, и если работа прерывается на время чѣмъ-нибудь, то нужно возвращаться къ ней какъ можно скорѣе, пока еще не исчезли изъ сознанія и не разъединились окончательно тѣ представленія, изъ которыхъ должно быть составлено понятіе.
5) Нужно, наконецъ, заботиться и о томъ, чтобы процессу образованія понятій не препятствовали и не останавливали его другіе роды душевной дѣятельности, т. е. желанія и чувствованія.
Четырьмя первыми правилами собственно исчерпывается все, что съ положительной стороны требуется для правильнаго составленія понятій. Но въ душѣ всегда находится множество другихъ образовъ, кромѣ тѣхъ, изъ которыхъ составляется понятіе, и нѣкоторые изъ этихъ образовъ могутъ быть возбуждены одновременно съ образами, нужными для составленія извѣстнаго понятія. Наши желанія, чувствованія, склонности, волненія и пр., – все это, если только бываетъ возбуждено, приноситъ въ составляемое понятіе много совершенно чуждаго и лишняго; вслѣдствіе этого-то и составляются сбивчивыя, неясныя и неправильныя понятія, которыя вышли бы гораздо удачнѣе, если бы, во время ихъ составленія, душа походила на спокойную зеркальную поверхность воды. Значитъ для надлежащаго составленія понятій нужно еще и отрицательное содѣйствіе, состоящее въ томъ, чтобы удалять по возможности всѣ препятствія и затрудненія, представляемыя другими родами душевной дѣятельности. Обыкновенно говорятъ, что ясности мышленія вредитъ неспокойное состояніе души. И это совершенно справедливо: какъ во внѣшнемъ мірѣ только въ спокойной и нисколько не колышущейся поверхности воды можетъ ясно и отчетливо отражаться окружающая природа, такъ и внутри насъ, въ нашей душѣ внѣшній міръ можетъ отражаться хорошо и вѣрно только тогда, когда тамъ все спокойно и тихо. Очень легко можно встрѣтить людей, которые никогда не сознаютъ ясно, чего они хотятъ, что они намѣреваются сдѣлать, – и это происходитъ отъ того, что они бываютъ слишкомъ отуманены корыстолюбіемъ, честолюбіемъ и пр., такъ что при составленіи понятій не могутъ ограничиться соединеніемъ только однихъ существенно-сходныхъ признаковъ нужныхъ представленій. Кому неизвѣстно, напр. что большая часть родителей, очень правильно обсуживая дѣятельность и недостатки чужихъ дѣтей, въ тоже время имѣетъ слишкомъ неправильныя понятія о характерѣ, недостаткахъ и достоинствахъ своихъ собственныхъ дѣтей. Это очень понятно: любовь къ дѣтямъ, наполняющая родительское сердце, примѣшиваетъ въ составляемыя этими послѣдними понятія о своихъ дѣтяхъ много дишняго и чуждаго, чего никогда не было бы, если бы понятія эти составлялись при спокойномъ, совершенно-отрѣшенномъ отъ любви, взглядѣ.
Случается, что и сами представленія оказываютъ препятствія и затрудненія въ дѣлѣ, о которомъ мы говоримъ. Возьмемъ, напр. такъ называемыхъ необыкновенныхъ дѣтей. Почему они, какъ показываетъ опытъ, въ болѣе зрѣломъ возрастѣ отстаютъ отъ своихъ сверстниковъ, которыхъ въ началѣ они далеко превосходили? Потому что они или останавливались на однихъ только словахъ, или же, составляя и представленія, складывали ихъ въ своей памяти какъ попало, однѣ на другія безъ всякаго порядка. Небольшая трудность пріобрѣсть огромный запасъ словъ и фразъ, если этому исключительно посвятить дѣятельность душевныхъ силъ; но какимъ образомъ изъ однихъ словъ и фразъ могутъ составиться понятія? Не трудно также пріобрѣсть для словъ и слабыя представленія, даже расположить эти послѣднія въ кой-какомъ порядкѣ, рядами, если только на это заранѣе будетъ обращено вниманіе. Но эти многочисленные ряды не будутъ ли затруднять составленіе понятій, когда къ однороднымъ представленіямъ будутъ примѣшиваться и другія, находящіяся возлѣ нихъ, но вовсе не однородныя съ ними представленія? Отвѣтъ на это едва ли можетъ быть какой-нибудь, кромѣ утвердительнаго.
Кто хочетъ быть мыслителемъ, тотъ не долженъ заниматься только тѣмъ, чтобы запоминать и чрезъ это развивать одну память. Не можетъ также онъ, безъ вреда самому себѣ, распредѣлять свои духовныя занятія по строго-разсчитанной мѣркѣ. Иногда быть можетъ составляемое имъ понятіе получило бы гораздо большую ясность, если бы онъ еще нѣсколько времени остался въ состоянія размышленія, но наступило время, назначенное для другаго занятія, – и все брошено. А между тѣмъ можно ли завтра уложить въ сознаніи все такъ, какъ было уложено сегодня? Можно-ли быть увѣреннымъ въ успѣшномъ окончаніи дѣла? Можно-ли самовольно распоряжаться душевными настроеніями и приводить душу, когда захочется, въ благопріятное расположеніе? Не нарушаемъ-ли послѣ этого и не искажаемъ-ли своего мышленія мы сами, когда не остаемся въ состояніи размышленія столько времени, сколько бываетъ нужно и не дожидаемся такимъ образомъ окончательной зрѣлости наливающагося плода?
«Учитель». Журналъ для наставниковъ, родителей и всѣхъ желающихъ заниматься воспитаніемъ и обученіемъ дѣтей. Спб. 1862. Т. 2. № 15. С. 654-662. (Продолженіе въ слѣд. №)
{1} И чувство осязанія имѣетъ также довольно долговѣчности, какъ это можно замѣчать въ людяхъ, которые упражняютъ это чувство, каковы слѣпорожденные. Между тѣмъ какъ зрячіе пользуются этимъ чувствомъ немного, слѣпорожденные необходимо должны развивать его и достигаютъ того, что изъ полученныхъ чрезъ это чувство воспріятій дѣйствительно составляютъ ясныя понятія, замѣняющія для нихъ понятія, составления зрячими людьми изъ воспріятій чувства зрѣнія.
{2} Мы разумѣемъ здѣсь хорошее значеніе этого (эпитета) названія.
