Св. Василій Великій, архіепископъ Кесаріи Каппадокійской, какъ пастырь.

Пир учения св. Василия. Фреска притвора Архангельской церкви Лесновского мон-ря в Македонии (1349 г.)

Удаляясь въ пустыню, св. Василій искалъ въ ней уединенія и безмолвія; но промыслу Божію не угодно было, чтобы такой великій человѣкъ остался въ неизвѣстности. Слава его мудрости и высокой подвижнической жизни скоро распространилась по всему Понту и Капподокіи и привлекла къ нему многихъ, искавшихъ назиданія. Сначала эти посѣщенія утомляли св. Василія и заставляли скорбѣть о нарушаемомъ безмолвіи; но потомъ, когда онъ увидѣлъ, что слово его способствовало распространенію и утвержденію царства Божія въ душахъ вѣрующихъ, онъ рѣшился не отказывать въ руководствѣ никому, кто требуетъ его. Мало того, возревновавъ о спасеніи ближнихъ, онъ нерѣдко и самъ оставлялъ свое уединеніе, чтобы утвердить христіанъ въ вѣрѣ и добродѣтели. Однихъ онъ убѣждалъ пробудиться отъ грѣховнаго усыпленія; другихъ наставлялъ въ истинной вѣрѣ и увѣщевалъ отстать огъ еретическихъ заблужденій; иныхъ побуждалъ къ благотворительности, а иныхъ въ подвижнической жизни; словомъ-всѣмъ давалъ наставленія соотвѣтственно нуждамъ каждаго.

Вслѣдствіе этого число ревнующихъ о своемъ спасеніи значительно умножилось и одни, воспользовавшись его мудрыми совѣтами, удалились въ пустыни и положили начало многимъ монастырямъ, а другіе, пожелавшіе постоянно руководствоваться его совѣтами и примѣромъ, поселились около него. Пустыня св. Василія такимъ образомъ быстро заселялась и не далѣе, какъ чрезъ три года обратилась въ многолюдный городъ. Въ первое время, когда число братіи было не велико, св. Василій руководилъ ихъ частными наставленіями и собственнымъ примѣромъ; но впослѣдствіи, когда это число значительно возрасло, онъ соединилъ всѣхъ въ одно общество, по временамъ говорилъ къ нимъ общія поученія{1} и наконецъ написалъ для нихъ общій уставъ, въ которомъ подробно опредѣлилъ обязанности подвижника благочестія. Уставъ этотъ сохранился и до нашего времени подъ именемъ монашескихъ правилъ, не только какъ письменный памятникъ древняго времени, но и какъ руководство, законъ для всего православнаго монашества. Онъ положилъ основаніе для жизни киновитовъ, т. е. такихъ монаховъ, которые въ отличіе отъ еремитовъ, подвизающихся уединенно, по одиночкѣ, живутъ вмѣстѣ и имѣютъ возможность способствовать одинъ другому во взаимныхъ нуждахъ, какъ тѣлесныхъ, такъ и особенно въ духовныхъ. Такимъ образомъ св. Василій, по своему смиренію отказывавшійся сначала отъ руководства другихъ и искавшій безмолвія въ пустынѣ, впослѣдствіи очутился среди многочисленнаго общества и сдѣлался его руководителемъ въ духовной жизни, чѣмъ положилъ начало своей общественной дѣятельности.

Можно думать, что и епископы искали руководства въ св. Василіѣ, прося его помощи противъ усилившагося аріанства. Опасности, угрожавшія вѣрѣ и церкви православной отъ еретиковъ, заставляли его покидать пустыню и идти даже за предѣлы своего отечества. Такъ мы видимъ его 360 г. въ Константинополѣ, на соборѣ, гдѣ онъ, будучи еще на степени чтеца кесарійской церкви, поражалъ еретиковъ силою своего слова, и не только въ Константинополѣ, но и въ окрестностяхъ его – Халкидонѣ и Гераклеѣ. Ревность его къ православію простиралась до того, что онъ прервалъ было сношенія съ своимъ епископомъ Діаніемъ, пока не узналъ, что онъ по недоразумѣнію подписалъ аріанское исповѣданіе вѣры. Впрочемъ, чтобы не произвесть соблазна между братіями своего и другихъ монастырей, состоявшихъ подъ его руководствомъ, онъ удалился въ Назіанзъ къ св. Григорію и оттуда въ посланіяхъ къ инокамъ раскрывалъ истинное ученіе о спорномъ догматѣ. Вѣроятно въ это время онъ написалъ знаменитое свое сочиненіе противъ Евномія, которое служило лучшимъ пособіемъ для православныхъ въ борьбѣ съ аріанами{2}. Потому-то еще во времена Констанція св. Василій считался ревностнѣйшимъ поборникомъ православія противъ послѣдователей Арія.

Въ царствованіе богоотступника Юліана, который угрожалъ христіанству и его послѣдователямъ совершеннымъ уничтоженіемъ, св. Василій явилъ не меньше ревности въ защищеши невинно гонимыхъ и письменно, и устно вездѣ ободрялъ христіанъ держаться твердо своихъ догматовъ, не осквернять себя языческими жертвами и возліяніями и не поддаваться ни ласкамъ, ни угрозамъ богоотступника, предсказывая, что нечестивые замыслы его скоро разрушатся.

По смерти кесарійскаго епископа Діанія, на его мѣсто избранъ былъ одинъ изъ важнѣйшихъ кесарійскихъ чиновниковъ, членъ верховнаго суда, Евсевій. Занимая до того времени одни гражданскія должности, онъ мало знакомъ былъ съ вѣроученіемъ православной церкви и, для успѣшной борьбы съ аріанами, нуждался въ опытномъ руководителѣ и дѣятельномъ помощникѣ. Выборъ его остановился на св. Василіѣ, который, стоя на степени чтеца, успѣшно поражалъ еретиковъ въ Константинополѣ и его окрестностяхъ и не задолго предъ симъ показалъ себя сильнымъ защитникомъ православія въ опроверженіи защитительной рѣчи Евномія. И потому св. Василій въ 364 г. посвященъ былъ въ санъ пресвитера. Теперь онъ долженъ былъ совсѣмъ оставить свою пустыню и жить въ мірѣ, при каѳедрѣ епископа. Впрочемъ съ перемѣною мѣста жительства онъ не перемѣнилъ образа прежней жизни: живя въ мірѣ, какъ и въ пустынѣ, онъ отличался нестяжательностію, строгимъ воздержаніемъ, постояннымъ пребываніемъ въ молитвѣ и ревностію о славѣ Божіей и спасеніи ближнихъ. Епископъ, зная умъ и образованіе своего пресвитера, поручилъ ему составить и произнесть въ храмѣ бесѣду на первые стихи книги Притчей. Какъ ни трудно было эту порученіе, св. Василій исполнилъ его съ блистательнымъ успѣхомъ. На новомъ поприщѣ онъ скоро пріобрѣлъ себѣ такое уваженіе, какимъ не пользовался самъ епископъ и этимъ возбудилъ противъ себя его нерасположеніе. Не прошло еще года пресвитерства св. Василія, какъ охлажденіе въ нему епископа стадо замѣтнымъ для всѣхъ. Большинство кесарійской паствы, подозрительно смотрѣвшей на своего епископа, поставленнаго изъ оглашенныхъ, и сомнѣвавшейся въ законности самаго избранія, совершеннаго даже при помощи войска, было на сторонѣ невинно оскорбляемаго пресвитера. Монахи, не перестававшіе считать св. Василія своимъ великимъ наставникомъ, естественно были на его сторонѣ, привлекли на свою сторону многихъ не только изъ простаго класса, но даже изъ высшаго сословія и уже замышляли совершенно отдѣлиться отъ своего епископа. Не желая сдѣлаться причиною возмущенія кесарійской паствы, св. Василій, по совѣту св. Григорія, удалился въ свою мирную пустыню и тамъ ожидалъ благопріятнаго случая объяснить, предъ епископомъ свою невинность. Случай этотъ вскорѣ представился.

Въ 365 г. въ Кесарію ожидали императора Валента, сильнаго гонителя православныхъ. Онъ велъ съ собою аріанскихъ епископовъ и вездѣ поставлялъ ихъ на мѣста низложенныхъ православныхъ пастырей церкви. Неопытность епископа и отсутствіе ревностнаго защитника православія давали надежду на утвержденіе аріанства и въ Кесаріи. Очевидная опасность, грозившая кесарійской церкви, и заботливость епископа назіанзскаго объ устраненіи ея заставили Евсевія примириться съ невинно оскорбленнымъ пресвитеромъ. Св. Василій возвратился изъ пустыни въ Кесарію и все приняло иной видъ. По свидѣтельству св. Григорія, тотчасъ по узнаніи опасности, св. Василій отправляется изъ Понта, дѣлается добровольнымъ споборникомъ истины и самъ себя предаетъ на служеніе матери церкви... «примиряется, подаетъ совѣты, приводитъ въ порядокъ воинство (духовное), уничтожаетъ встрѣчающіяся препятствія, преткновенія, и все то, на что положившись, противники воздвигли брань». Благодаря мудрой распорядительности св. Василія и благопріятнымъ обстоятельствамъ, опасность для православія была устранена.

Теперь св. Василій, по умиротвореніи церкви, со всѣмъ усердіемъ принялся за дѣло проповѣди слова Божія. Онъ проповѣдывалъ не только каждый день, но иногда и по два раза на день, утромъ и вечеромъ. Иногда послѣ проповѣди въ одной церкви приходилъ проповѣдывать въ другой, – такъ былъ неутомимъ. Къ этому времени относятся знаменитыя бесѣды его на первую главу книги Бытія, извѣстныя подъ именемъ Шестоднева, бесѣды на псалмы, на-16-ть главъ книги пророка Исаіи и многія изъ бесѣдъ на отдѣльныя мѣста св. писанія и особые случаи{3}. Къ сожалѣнію, многое изъ проповѣдническихъ трудовъ св. Василія не дошло до насъ, какъ это можно заключать не только изъ свидѣтельства Кассіодора (который говоритъ объ изъясненіи св. Василіемъ всего св. писанія, какъ ветхаго, такъ и новаго завѣта), но и изъ самыхъ бесѣдъ. О характерѣ бесѣдъ св. Василія мы скажемъ отдѣльно.

Дѣятельность св. Василія, какъ пресвитера кесарійской церкви, была въ высшей степени разнообразною и всегда опредѣлялась нуждами паствы. Когда нужно было удовлетворять однѣ духовныя потребности паствы, тогда онъ дѣйствовалъ словомъ; но когда нужно было удовлетворять тѣлеснымъ нуждамъ ея, тогда къ слову пастыря-проповѣдника онъ присоединялъ и дѣло. Такъ было въ 368 г., когда Кесарію постигъ сильный голодъ. Бѣдствіе это, странное и само по себѣ, сдѣлалось еще ужаснѣе вслѣдствіе алчности богачей. Они вздумали воспользоваться имъ, какъ благопріятнымъ случаемъ къ умноженію богатствъ, и чрезвычайно возвысили цѣну на хлѣбъ. Бѣдные страдали ужасно, но страданія ихъ не трогали жестокаго сердца богачей. Св. Василій большую часть имущества, оставшагося послѣ матери, не задолго предъ этимъ скончавшейся, употребилъ на пособіе бѣднымъ, не лишая своей милости даже дѣтей іудеевъ. Но оно было слишкомъ недостаточно для удовлетворенія нужды цѣлаго города. Тогда онъ всходитъ на каѳедру и говоритъ къ богачечъ замѣчательнѣйшее слово по случаю голода и засухи, въ которомъ, яркими красками изобразивъ страданія бѣдныхъ, причину общаго несчастія указываетъ въ жестокости богачей: «оттого и земля изсохла, что изсякла любовь». Слово это подкрѣпленное примѣромъ, такъ подѣйствовало на богачей, что они открыли свои житницы для бѣдныхъ и одни сами, непосредственно раздавали хлѣбъ алчущимъ, а другіе присылали для раздачи нуждающимся къ св. Василію. Несмотря на крайнее изнеможеніе силъ, заставлявшее его съ часу на часъ ожидать смерти, онъ не отказался облегчить страданія бѣдныхъ. Отверзиши словомъ и увѣщаніемъ хранилища имущихъ, онъ «собираетъ въ одно мѣсто изнемогавшихъ отъ голода, изъ коихъ иные едва дышали, мужей и женъ, младенцевъ и старцевъ, весь жалкій возрастъ, испрашиваетъ всякаго рода снѣди, какими только можетъ быть утоленъ голодъ, выставляетъ котлы, полные овощей и соленыхъ припасовъ, какими питались бѣдные, потомъ, при содѣйствіи своихъ рабовъ или служителей, удовлетворяетъ тѣлеснымъ потребностямъ нуждающихся, а въ заключеніе и душевнымъ, къ напитанію присоединивъ честьи облегчивъ ихъ участь тѣмъ и другимъ».

Не распространяясь о дѣлахъ св. Василія, совершенныхъ имъ въ санѣ пресвитера кесарійской церкви, скажемъ о нихъ кратко словами св. Григорія: «много есть доказательствъ Василіевой заботливости и попечительноети о церкви, таковы: смѣлость его предъ начальниками, какъ вообще предъ всѣми, такъ и предъ самыми сильными въ городѣ, его рѣшенія распрей, чрезъ употребленіе обратившіяся въ законъ; его предстательство за нуждающихся, большею частію въ дѣлахъ духовныхъ, а иногда и въ плотскихъ, препитаніе нищихъ, страннопріииство, попеченіе о дѣвахъ, чиноположеніе молитвъ, бдагоукрашеніе алтаря и многое иное, чѣмъ только Божій воистину человѣкъ можетъ быть полезнымъ народу». Чтобы понять, какъ св. Василій, будучи пресвитеромъ, могъ проявлять такую широкую дѣятельность, нужно имѣть въ виду, что со времени возвращенія его изъ пустыни въ Кесарію и примиренія съ епископомъ, церковное управленіе перешло къ нему, хотя по каѳедрѣ онъ занималъ второе мѣсто. «Ибо былъ, говоритъ св. Григорій, у предстоятеля для всѣхъ добрымъ совѣтникомъ, правдивымъ предстателемъ, истолкователемъ слова Божія, наставникомъ въ дѣлахъ, жезломъ старости, опорою вѣры, самымъ вѣрнымъ въ дѣлахъ внутреннихъ, самымъ дѣятельнымъ въ дѣлахъ внѣшнихъ». А въ отношеніяхъ его къ Евсевію было какое-то чудное согласіе и сочетаніе власти: одинъ управлялъ народомъ, а другой управляющимъ. Св. Василій уподоблялся укротителю львовъ, своимъ искусствомъ смиряя властителя, который имѣлъ нужду въ руководствѣ и поддержкѣ, потому-что показывалъ еще въ себѣ нѣкоторые слѣды мірскихъ привычекъ и не утвердился въ духовномъ».

Въ 370 году скончался епископъ кесарійскій Евсевій. Всѣ ревнители вѣры и благочестія желали имѣть епископомъ Кесаріи св. Василія, и только враги православной вѣры и всякаго добра не желали его. Наконецъ, въ виду опасности, угрожавшей отъ аріанъ, большинствомъ голосовъ избранъ и поставленъ былъ на кесарійскую епископскую каѳедру св. Василій. Удостоенный предсѣдательства, онъ не только ничѣмъ не посрамилъ ни своего любомудрія, ни надежды ввѣрившихъ ему служеніе; но, по словамъ св. Григорія, подучивъ большій кругъ дѣйствій, нашелъ больше предметовъ, гдѣ показать себя. Быть нехудымъ или сколько-нибудь добрымъ, онъ считалъ добродѣтелью частнаго человѣка, а въ начальникѣ и предстоятелѣ, по его суду, и то уже порокъ, если онъ не оказывается постоянно лучшимъ и лучшимъ, и если не соразмѣряетъ добродѣтели съ саномъ и высокостію престола. Человѣкъ частный, думалъ онъ, и при посредственной непорочности жизни можетъ считаться добродѣтельнымъ и назидать своею жизнію другихъ; но епископъ, даже при самой высокой степени человѣческой святости, едва можетъ возвысить ввѣренный ему народъ до посредственности. Поэтому сколько прежде, до своего поставленія во епископа, св. Василій превосходилъ другихъ по святости жизни, столько теперь началъ превосходить въ добродѣтели самаго себя. Съ перемѣною сана онъ не только не измѣнилъ своего прежняго подвижническаго образа жизни, но еще болѣе возвысилъ его чрезвычайною строгостію, и самоотверженіемъ. Несмотря на значительные доходы кесарійской епископской каѳедры, онъ былъ и теперь такъ-же бѣденъ, какъ и прежде; и теперь онъ носилъ одну суровую одежду, и теперь хлѣбъ, соль и вода составляли его постоянную пищу, а незначительное количество овощей и вина, которыя онъ позволялъ себѣ въ нѣкоторыхъ случаяхъ, считались у него роскошью. Что-же касается до его дѣятельности, то теперь, съ принятіемъ епископства, она дѣлается еще многостороннѣе и разнообразнѣе. Объ этомъ свидѣтельствуетъ самъ св. Василій въ своихъ письмахъ: «такъ много у меня дѣлъ, говоритъ онъ въ одномъ письмѣ, и такъ они необычайны, что нужно было-бы вести ежедневную исторію, которую и составиль-бы я, если-бы непрерывность событій не отвлекала меня отъ моего намѣренія». «Велико число облежащихъ меня дѣлъ, тысячами заботъ объята у меня мысль, писалъ онъ въ другомъ письмѣ, и только кратковременное отдохновеніе я могу улучить отъ постоянныхъ моихъ недосуговъ». Было-бы утомительно перечислять всѣ дѣла кесарійскаго святителя, совершенныя имъ въ новомъ санѣ; поэтому мы ограничимся весьма немногими, важнѣйшими изъ нихъ, изъ которыхъ достаточно видны будутъ заслуги его не пользу не только кесарійской, но и всей православной церкви.

По вступленіи на кесарійскій престолъ, св. Василій прежде всего позаботился примирить съ собою тѣхъ епископовъ, которые не соглашались на его избраніе и возмущали противъ него разными клеветами кесарійскую паству. Средствомъ для этого онъ избралъ не лесть и угодливость, а разъясненіе истины; съ одними недовольными онъ бесѣдовалъ устно, а съ другими, которые избѣгали встрѣчи съ нимъ, или находились вдали отъ него, велъ борьбу посредствомъ писемъ, защищая свою невинность и правоту, и опровергая распускаемыя врагами клеветы. Такой открытый, прямой образъ дѣйствій св. Василія скоро привелъ къ желанной цѣли: число недовольныхъ становилось все меньше и меньше, а наконецъ и совсѣмъ никого не осталось изъ таковыхъ, за исключеніемъ, разумѣется, враговъ православія-аріанъ. Каждый приносилъ свое извиненіе св. Василію, и сколько прежде оказывалъ вражды, столько теперь благорасположенія теперь всѣ уступали ему превосходство, признали и умъ, и добродѣтель его для себя недосязаемыми и такъ высоко о немъ думали, что отступленіе отъ него считали, по свидѣтельству св. Григорія Богослова, отчужденіемъ отъ Бога.

Умиротворивъ пастырей церкви, св. Василій немедленно принялся за исправленіе тѣхъ безпорядковъ, какіе вкрались въ церковное управленіе и частную жизнь духовенства еще до него. Строгій блюститель церковныхъ законовъ и христіанской нравственности, онъ естественно не могъ терпѣть, чтобы состоящіе подъ его властію пастыри церкви своими поступками подавали дурной примѣръ для пасомыхъ и вводили въ соблазнъ другихъ. Въ этомь случаѣ онъ дѣйствовалъ съ такою твердостію, какая возможна только у самаго строгаго, самаго ревностнаго пастыря Христова. Узнавъ, напр., что нѣкоторые изъ его хорепископовъ позволяютъ себѣ брать деньги съ посвящаемыхъ ими духовныхъ лицъ, оправдываясь тѣмъ, что берутъ эти взятки не предъ посвященіемъ, а послѣ посвященія, св. Василій въ окружномъ посланіи къ нимъ убѣждаетъ прекратить это зло, угрожая въ противномъ случаѣ удаленіемъ таковыхъ отъ алтаря, на которомъ должны быть возносимы чистыя жертвы чистыми отъ беззаконія руками.

Другой безпорядокъ, обратившій на себя бдительное вниманіе кесарійскаго архипастыри, состоялъ въ томъ, что пресвитеры, по разными побужденіямъ, по дружбѣ и родству, вводили въ клиръ людей недостойныхъ, безъ испытанія ихъ вѣры и жизни, и о своихъ дѣйствіяхъ не доносили епископамъ. Отсюда происходило то, что въ каждомъ селеніи считалось много служителей церковныхъ; но между ними очень мало было достойныхъ служить алтарю, и церковь нерѣдко терпѣла недостатокъ въ людяхъ при избраніяхъ въ священнослужители. Напомнивъ о существующемъ по этому предмету церковномъ законѣ, св. Василій предписалъ хорепископамъ, чтобы они выслали ему списки всѣхъ церковнослужителей съ означеніемъ, кѣмъ кто опредѣленъ и какого рода жизни; затѣмъ, чтобы завели подобные списки и у себя, дабы никто не могъ приписать себя въ число членовъ клира, когда захочетъ; наконецъ, чтобы всѣ принятые до того времени церковнослужители были подвергнуты испытанію и оказавшіеся недостойными были исключены изъ клира. Этими и другими подобными мѣрами къ возвышенію нравственнаго совершенства кесарійскаго клира св. Василій достигъ до того, что епископы другихъ церквей и разные города просили у него клириковъ для занятія не только священно-служительскихъ, но даже епископскихъ мѣстъ.

Заботясь о духовныхъ нуждахъ своей паствы, св. Василій не опускалъ изъ вниманія и матеріальныхъ. Первыя онъ удовлетворялъ посредствомъ пастырскаго слова и добродѣтельной жизни, а послѣднія, сверхъ того, всѣмъ своимъ достояніемъ. Въ Кесаріи, какъ столичномъ городѣ, было не мало людей богатыхъ, которые жили очень роскошно; но еще больше было такихъ бѣдняковъ, которые сегодня не знали, гдѣ проведутъ и чѣмъ пропитаются завтрашній день. Подвергаясь постоянно всѣмъ невзгодамъ отъ воздушныхъ перемѣнъ и терпя нерѣдко жестокій голодъ, послѣдніе естественно болѣе другихъ подвергались разнаго рода болѣзнямъ и вообще представляли собою самое жалкое зрѣлище. Заботливость о бѣдныхъ св. Василій показалъ еще до своего епископства; сдѣлавшись архипастыремъ кесарійской церкви, онъ еще съ большимъ усердіемъ и съ большимъ успѣхомъ заботился объ улучшеніи ихъ бѣдственнаго состоянія. Желая доставить имъ по крайней мѣрѣ, самое необходимое для жизни, пріютъ, пищу и одежду, онъ устроилъ для нихъ въ предмѣстья Кесаріи громаднѣйшую богадѣльню, для которой употреблялъ не только всѣ свои, довольно значительныя, средства, но и пожертвованія другихъ. Главнымъ побужденіемъ къ устройству этой богадѣльни служили для св. Василія прокаженные, отъ которыхъ удалялись всѣ чужіе и свои, нерѣдко самые близкіе родственники, и которые были изгоняемы не только изъ домовъ, но даже изъ города. Предоставленные самимъ себѣ, истаевая отъ разрушительной болѣзни и отъ голода, они валялись подобно мертвецамъ и своимъ видомъ вызывали въ проходящихъ не столько сожалѣніе, сколько отвращеніе. Для этихъ-то несчастныхъ преимущественно, а вмѣстѣ съ ними и для другихъ безпомощныхъ бѣдняковъ, кесарійскій архипастырь устроилъ богадѣльню. По своимъ размѣрамъ она была такъ велика, что походила на городъ: тамъ была устроена великолѣпная церковь, помѣщеніе для архіепископа, для временнаго пребыванія высшихъ гражданскихъ начальниковъ, посѣщавшихъ Кесарію, особыя отдѣленія для больныхъ разнаго рода и для врачей, помѣщенія для безпріютныхъ нищихъ и увѣчныхъ и затѣмъ разнаго рода мастерскія и ремесленныя заведенія, такъ-какъ все необходимое для живущихъ въ богадѣльнѣ приготовлялось тамъ-же. Какое значеніе имѣло это благотворительное учрежденіе, созданное трудами и средствами св. Василія, можно видѣть изъ словъ св. Григорія Богослова: «Теперь нѣтъ уже, говоритъ онъ, предъ нашими взорами тяжкаго и жалкаго зрѣлища; не лежатъ предъ нами люди, еще до смерти умершіе и омертвѣвшіе большею частію своихъ тѣлесныхъ членовъ, гонимые изъ городовъ, изъ домовъ, съ торжищъ, отъ водъ, отъ людей наиболѣе имъ любезныхъ, узнаваемыхъ только по именамъ, а не по тѣлеснымъ чертамъ. Ихъ не кладутъ товарищи и домашніе при мѣстахъ народныхъ собраній и сходбищъ, чтобы возбуждали своею болѣзнію не столько жалость, сколько отвращепіе, слагая жалобныя пѣсни, если у кого остается еще голосъ»... Но не одно матеріальное значеніе имѣла эта богадѣльня; она была вмѣстѣ съ тѣмъ и училищемъ благочестія; по словамъ св. Григорія Богослова, «тамъ училась любомудрію болѣзнь, ублажалось несчастіе, испытывалась сострадательность». Самъ св. Василій очень часто посѣщалъ свое учрежденіе и своимъ теплымъ участіемъ старался облегчить не одни тѣлесныя скорби, но и душевныя. Онъ училъ призрѣваемыхъ смотрѣть на болѣзни не какъ на зло, но какъ на средства къ нравственному исправленію, постоянно возводя взоръ ихъ отъ временнаго къ вѣчному, отъ земнаго къ небесному. Христіанская любовь до того преодолѣла въ немъ естественное отвращеніе отъ больныхъ, что онъ не только прикасался къ нимъ, но даже не гнушался чтить болѣзнь и лобзаніемъ устъ, и обнималъ недужныхъ, какъ братьевъ. «Это было, говоритъ назіанзскій святитель, и многовѣщее, и безмолвное увѣщаніе!» По примѣру и по предложенію св. Василія, хорепископы его устроили подобныя богадѣльни и въ другихъ мѣстахъ кесарійской архіепископіи, такъ-что заботами его облегчены страданія несчастныхъ не одного только города, а цѣлой области. Воспоминаніе объ этомъ благодѣяніи для страждущаго человѣчества надолго сохранилось въ памяти людей, такъ-какъ богадѣльня, устроенная св. Василіемъ, въ честь своего основателя названа была «Василіадою», какое имя удержала и по смерти его.

Съ попеченіемъ о бѣдныхъ своей паствы св. Василій соединялъ заботы о чистотѣ православія не только кесарійской, но и всей восточной церкви. Время, въ которое жилъ онъ, можетъ быть названо временемъ самой упорной борьбы православія съ аріанствомъ, преимущественно на востовѣ. Еретики нашли могущественную поддержку въ свѣтской власти и, благодаря ей, могли дѣйствовать не только убѣжденіями, но и насиліемъ. Кесарійская церковь и ея архипастырь обращали на себя особенную злобу аріанъ, такъ-какъ всѣ попытки ихъ утвердить тамъ свою ересь окончились неудачно. Главнымъ защитникомъ ея православія былъ св. Василій, сначала въ санѣ пресвитера при Евсевіи, а потомъ въ санѣ епископа. Борьбу эту мы отчасти уже знаемъ; она кончилась въ пользу православія, благодаря мудрой распорядительности св. Василія, прибывшаго изъ пустыни въ виду опасности, угрожавшей кесарійской церкви, при малоопытномъ епископѣ. Въ 371 году борьба возобновилась съ прежнею ревностію и опять окончилась счастливо для церкви православной, благодаря мужеству и твердости ея защитника-архіепископа. Императоръ Валентъ, отправляясь въ сирійскій походъ чрезъ Кесарію, предварительно поручилъ своему префекту Модесту подготовить св. Василія къ принятію аріанства. Исполняя слѣпо волю своего повелителя, префектъ немедленно приступилъ къ дѣлу; по прибытіи въ Кесарію, призвалъ ея архипастыря и съ яростію сталъ требовать согласія на принятіе аріанскаго ученія, увѣряя, что скоро явится туда самъ императоръ съ тою-же цѣлію. Объясненія св. Василія съ префектомъ по этому случаю представляютъ собою такой подвигъ вѣры, который одинъ можетъ доставить ему славу ревностнѣйшаго пастыря православной церкви и сдѣлать образцемъ для другихъ. Вотъ этотъ подвигъ кесарійскаго архипастыря, по изображенію св. Григорія Богослова{4}, который самъ былъ въ то время въ Кесаріи.

Призвавъ къ себѣ св. Василія, Модестъ, спросилъ его: «для чего ты, Василій, противишься государю и одинъ изъ всѣхъ остаешься упорнымъ? Для чего не держишься одной вѣры съ царемъ, когда всѣ другіе склонились и уступили?» – Мой царь не хочетъ этого, возразилъ св. Василій, да и я не могу покланяться твари, потому-что я самъ тварь Божія. – «Но что-же мы, по твоему мнѣнію? спросилъ правитель. Почему неважно для тебя присоединиться къ намъ и быть въ общеніи съ нами?» – Вы – правители, отвѣчалъ святитель, – и не отрицаю, что правители знаменитые, однако-же не выше Бога. И для меня важно быть въ общеніи съ вами, и вы тварь Божія, впрочемъ не важнѣе, чѣмъ быть въ общеніи со всякимъ другимъ изъ подчиненныхъ вамъ, потому-что христіанство славно не по честямъ, а по вѣрѣ» – Раздраженный префектъ началъ угрожать ему различными наказаніями: отнятіемъ имущества, изгнаніемъ, истязаніемъ, смертію. Но великій духомъ архипастырь спокойно отвѣчалъ: «если можешь, угрожай чѣмъ-нибудь другимъ, а этого я не страшусь. Кто ничего у себя не имѣетъ, у того нечего описывать; развѣ потребуешь и этого волосянаго рубища и немногихъ книгъ, въ которыхъ состоятъ всѣ мои пожитки. Изгнанія не знаю, потому-что не связанъ никакимъ мѣстомъ; и то, на которомъ живу теперь, не мое, и всякое другое, куда меня ни кинутъ, будетъ мое; лучше-же сказать, вездѣ Божіе мѣсто, гдѣ ни буду я пресельникомъ и пришельцемъ. Мучить, истязать меня нельзя, поелику у меня почти совсѣмъ нѣтъ тѣла. Развѣ первый ударъ назовешь мученіемъ? это въ твоей волѣ. Смерть-же будетъ для меня благодѣяніемъ: она скорѣе препошлетъ меня къ Богу, для котораго живу и тружусь, для котораго большею частію себя самаго уже умеръ и къ которому давно поспѣшаю». – Правитель, изумленный такою твердостію характера, выразившагося въ отвѣтѣ, сказалъ: «доселѣ никто такъ не говорилъ со мною»; на что смиренный служитель алтаря Христова спокойно отвѣчалъ: «можетъ быть ты не встрѣчался съ епископомъ; иначе, безъ сомнѣнія, имѣя дѣло о подобномъ предметѣ, ты услышалъ-бы такія-же слова. Ибо во всѣхъ другихъ случаяхъ мы бываемъ кротки и смиреннѣе всякаго, какъ повелѣваетъ намъ заповѣдь, и не только предъ такою властію, но даже предъ кѣмъ-бы то ни было, не поднимаемъ брови. Когда-же дѣло идетъ о Богѣ, и противъ Него дерзаютъ возставать, тогда, презирая все, мы имѣемъ въ виду одного Бога. Огонь-же, мечъ, дикіе звѣри и терзающіе плоть когтп скорѣе будутъ для насъ наслажденіемъ, нежели произведутъ ужасъ. Итакъ оскорбляй, грози, дѣлай все, что тебѣ угодно, что въ твоей власти; пусть узнаетъ объ этомъ и царь, – ты не покоришь себѣ насъ и не заставишь приложиться къ нечестію, какими ужасами ты ни будешь угрожать». Убѣдившись, что угрозы не дѣйствуютъ на св. Василія, Модестъ началъ склонять его лестію, говоря: «не почитай за маловажное, что великій государь хочетъ соединиться съ твоея паствою; согласись называться и его учителемъ и не противься его волѣ; онъ хочетъ немногаго: только чтобы исключено было изъ символа слово «Единосущный». – Конечно, отвѣчалъ святитель, желаніе государя вступить въ общеніе съ церковію – дѣло весьма важное, ибо важно спасеніе души; но допустить исключеніе изъ символа хотя-бы одного слова, или прибавить что-нибудь къ нему, или даже перемѣнить въ немъ порядокъ, никакъ не соглашусь». – Послѣ этого, отпуская св. Василія, префектъ совѣтовалъ ему еще подумать о предложеніи до слѣдующаго утра и не подвергаться явной опасности; но услыхавъ въ отвѣтъ: «я и завтра буду таковъ-же, какъ и сегодня», оставилъ его въ покоѣ до прибытія въ Кесарію Валента. Скоро и Валентъ убѣдился, что архіепископъ кесарійскій выше веякихъ угрозъ, что его ничѣмъ нельзя склонить къ уступкамъ, и опять потерпѣлъ неудачу въ своемъ предпріятіи – ввести аріанство въ кесарійскую церковь. По свидѣтельству св. Григорія нисскаго, изъ всѣхъ восточныхъ областей одна только Каппадокія спасена была отъ общей участи православныхъ церквей при императорѣ-аріанинѣ Валентѣ и этимъ своимъ спасеніемъ обязана единственно великому кесарійскому святителю – Василію. Одного этого подвига достаточно, чтобы имя св. Василія произносилось съ уваженіемъ; но, кромѣ его, кесарійскій архипастырь совершилъ еще множество другихъ, не менѣе значительныхъ. Не касаясь ихъ, такъ-какъ мы не пишемъ исторіи жизни его, мы упомянемъ только о его трудахъ на пользу всей восточной церкви, а не одной кесарійской, которой былъ іерархомъ.

На западѣ, во времена св. Василія, православная вѣра по большей части оставалась неприкосновенною; но на востокѣ, особенно при Валентѣ, она сильно страдала отъ аріанъ. Желая защитить ее отъ насилія и испытывая всѣ средства къ этому, св. Василій, между прочимъ, рѣшился искать помощи у западной церкви, предполагая, что если-бы западные епископы употребили свои усилія вмѣстѣ съ восточными, то аріанство было-бы низложено. Мысль о соединеніи этихъ усилій для водворенія мира въ церкви Христовой родилась у св. Василія еще въ то время, какъ онъ былъ пресвитеромъ, и онъ пытался тогда-же приложить ее къ дѣлу. Сдѣлавшись епископомъ, онъ естественно трудился надъ осуществленіемъ ея еще съ большею ревностію. Нѣсколько разъ онъ обращался, и при посредствѣ св. Аѳанасія, котораго труды на пользу православія высоко цѣнились какъ на востокѣ, такъ и на западѣ, и самъ непосредственно, къ западнымъ епископамъ и папѣ съ просьбами о помощи противъ аріанъ, живо и трогательно изображая предъ ними тѣ бѣдствія, вакимъ подвергались православные на востокѣ во все время царствованія Валента, въ теченіе 13 лѣтъ; но, къ сожалѣнію, западные епископы мало выказали участія къ судьбамъ восточной церкви. Этотъ недостатокъ сочувствія св. Василій объяснялъ, съ одной стороны, дѣйствіемъ промысла Божія, не попустившаго западнымъ возстать на помощь восточнымъ, такъ-какъ не исполнилась еще мѣра наказанія, съ другой – гордостію римскихъ первосвященниковъ. «Надменные духомъ, писалъ онъ въ одномъ изъ своихъ писемъ (231), когда ихъ уважаютъ, становятся еще надменнѣе. Нѣтъ, если умилосердится надъ нами Господь, то для чего намъ сторонняя помощь? А если пребудетъ на насъ гнѣвъ Божій, то какая намъ будетъ помощь отъ западной гордости? Они не знаютъ дѣда и не хотятъ его узнать, а только примѣромъ своимъ освящаютъ ложь». Надежда на Бога не обманула вѣрнаго пастыря. Покровитель аріанъ Валентъ погибъ на войнѣ противъ готѳовъ въ въ 378 г., а съ нимъ рушилось и господство враговъ православія. Участь православныхъ была облегчена, и исповѣдники православія, заточенные при Валентѣ, начали возвращаться въ свои города. Въ твердомъ упованіи на милостивое попеченіе о церкви Господа Iисуса Христа, къ которому и самъ непрестанно возносилъ молитвы, и другихъ побуждалъ къ тому, св. Василій оставилъ свое служеніе церкви на землѣ, чтобы ходатайствовать о ней на небѣ. Онъ скончался 1 января 379 г., имѣя около пятидесяти лѣтъ отъ рожденія, послѣ восьмилѣтнаго управленія кесарійскою церковію.

Кончина св. Василія вполнѣ обнаружила, какъ горячо любила его Кесарія. «Когда Василій лежалъ при послѣднемъ издыханіи, призываемый къ горнему ликостоянію. повѣствуетъ св. Григорій Богословъ, вокругъ него волновался весь городъ: нестерпима была потеря, жаловались на его отшествіе, какъ на притѣсненіе, думали удержать его душу, какъ будто можно насильно остановить ее руками и молитвами; всякій, если-бы только возможно было, готовъ былъ приложить ему что-нибудь отъ своей жизни».... Когда-же выносили его изъ дома, каждый заботился о томъ, чтобы взяться или за воскрыліе ризъ, или за сѣнь, или за священный одръ, или коснуться только его тѣла, или даже идти подлѣ несущихъ, или насладиться однимъ зрѣніемъ. Наполнены были торжища, переходы, вторыя и третьи жилья; тысячи всякаго рода и возраста людей, совершенно незнаемыхъ до того времени, то предшествовали, то сопровождали, то окружали одръ и тѣснили другъ друга. Псалмопѣнія заглушаемы были рыданіями. Даже язычники и іудеи раздѣляли горесть осиротѣвшей паствы, – горесть, которая окончилась дѣйствительнымъ бѣдствіемъ: отъ тѣсноты стремленія и волненія народнаго не малое число людей лишилось жизни и переселилось отсюда съ своимъ пастыремъ, удостоившись чрезъ это одно хвалы и благословеній отъ живыхъ.

Личность кесарійскаго святителя, великаго по умственнымъ дарованіямъ и обширнымъ познаніямъ, равно по нравственному характеру и добродѣтельной жизни, пользовалась такимъ уваженіемъ у современниковъ, что сдѣлалась предметомъ подражанія для многихъ. Нѣкоторые изъ этихъ подражателей старались усвоить себѣ не только существенныя черты характера св. Василія, его обращеніе съ другими и поведеніе въ обществѣ; но даже тѣлесные недостатки. «Такова доблесть сего мужа, таково обиліе славы, говоритъ св. Григорій Богословъ, что многое маловажное въ Василіи, даже тѣлесные его недостатки, другіе думали обратить для себя въ средство къ славѣ. Таковы были: блѣдность лица, отращеніе волосъ, тихость походки, медленность въ рѣчахъ, необычайная задумчивость и углубленіе въ себя.... видъ одежды, устройство кровати, пріемы при вкушеніи пищи, что все дѣлалось у него не по намѣренію, но просто и какъ случилось», – такъ-что можно было встрѣчать многихъ Василіевъ по наружности. Мало того, въ великую честь ставилось, если кому случалось или близкимъ быть къ св. Василію, или прислуживать ему, или замѣтить что-либо сказанное или сдѣланное имъ, въ шутку-ли то, или съ намѣреніемъ; потому-что у Василія, по свидѣтельству его друга Богослова, и необдуманное было драгоцѣннѣе и замѣчательнѣе сдѣланнаго другими съ усиліемъ.

По внѣшнему виду св. Василій былъ станомъ прямъ, сухощавъ; лице смуглое, блѣдное, продолговатое и съ нѣсколькими морщинами, впрочемъ веселое; носъ прямой, волоса сѣдоваты, борода довольно длинная съ просѣдью{5}.

Св. Григорій Богословъ, изобразившій въ надгробномъ словѣ св. Василію всю жизнь его, съ величайшими похвалами отзывается какъ о личныхъ его качествахъ, такъ и всей его дѣятельности не только общественной, но и частной. Когда-же онъ говоритъ объ ораторскихъ способностяхъ своего друга, о совершенствѣ въ словѣ, о дарѣ учительства, о достоинствахъ его сочиненій, то не находитъ никого равнаго св. Василію. «Думаю, говоритъ онъ, если была или будетъ труба, оглашающая большую часть воздуха, если представить или гласъ Божій, объемлющій міръ, или, вслѣдствіе новаго явленія и чуда, потрясающуюся вселенную, то сему можно уподобить голосъ и умъ Василіевъ, которые столько превзошли и оставили ниже себя всякій голосъ и умъ, сколько превосходимъ мы естество безсловесныхъ». Глубину созерцанія божественныхъ предметовъ и совершенство толкованія св. писанія св. Григорій объясняетъ святостію жизни св. Василія, просвѣщеніемъ свѣтомъ вѣдѣнія отъ св. Духа. «Василіемъ испытаны, говоритъ онъ, всѣ глубины Духа, и изъ сихъ-то глубинъ почерпалъ онъ нужное, чтобы образовать нравы, научать высокой рѣчи, отвлекать отъ настоящаго, переселять въ будущее..... И потому мнѣ не коснѣя можно сказать: во всю землю изыде вѣщаніе его и въ концы вселенныя глаголы его, что сказалъ Павелъ объ апостолахъ, заимствовавъ слова у Давида (Римл. 10, 18. Пс. 18, 5). Что иное составляетъ сегодня пріятность собранія? Что услаждаетъ на пиршествахъ, на торжищахъ, въ церквахъ, увеселяетъ начальниковъ и подчиненныхъ, монаховъ и уединенно общежительныхъ, людей бездолжностныхъ и должностныхъ, занимающихся любомудріемъ внѣшнимъ или нашимъ? Вездѣ одно и величайшее услажденіе – это писанія и творенія Василіевы. Послѣ него не нужно писателямъ инаго богатства, кромѣ его писаній. Умолкаютъ старыя толкованія Божія слова, надъ которыми потрудились нѣкоторые, возглашаются-же новыя; и тотъ у насъ совершеннѣйшій въ словѣ, кто преимущественно предъ другими знаетъ Василіевы писанія, имѣетъ ихъ въ устахъ и дѣлаетъ внятными для слуха. Вмѣсто всѣхъ одинъ онъ сталъ достаточенъ учащимся для образованія». Подобные лестные отзывы, хотя болѣе частные, относящіеся только къ ораторскимъ рѣчамъ или словамъ св. Василія, встрѣчаются и въ письмахъ, приписываемыхъ Ливанію, и сочиненіяхъ извѣстнаго константинопольскаго патріарха Фотія. «Искусствомъ составленія рѣчей, говоритъ первый, Василій въ состояніи доказать, что напрасно превозносятся и Платонова мудрость и Димосѳенова стремительность». «И во всѣхъ словахъ своихъ, говоритъ второй, великій Василій превосходенъ. Если кто другой, то онъ особенно владѣетъ языкомъ чистымъ, изящнымъ, величественнымъ; въ порядкѣ и силѣ мыслей за нимъ первое мѣсто; убѣдительность соединяетъ онъ съ пріятностію и ясностію. Рѣчь его такъ плавна, какъ потокъ, вышедшій изъ своего источника. Кто хочетъ быть отличнымъ гражданскимъ ораторомъ, не нуженъ ему ни Димосѳенъ, ни Платонъ, если онъ принялъ себѣ за образецъ и изучаетъ слова Василія».

Приступая къ разбору проповѣдническихъ трудовъ св. Василія, мы должны замѣтить, что до насъ дошло весьма немногое изъ нихъ. Онъ былъ проповѣдникомъ слова Божія въ теченіи пятнадцати лѣтъ слишкомъ, сначала въ санѣ пресвитера (съ 364-370), а потомъ въ санѣ архіепископа кесарійской паствы (съ 370-379 г.). Правда, не одно проповѣданіе слова Божія останавливало на себѣ его вниманіе; во всякомъ случаѣ оно было однимъ изъ важнѣйшихъ его занятій. Къ тому-же мы знаемъ, что въ дѣлѣ проповѣди онъ былъ чрезвычайно ревностенъ, проповѣдуя не только въ праздники и дни воскресные, но и въ будни, не только каждый день, но и по два раза въ день, утромъ и вечеромъ, разумѣется, когда не препятствовали этому обстоятельства и позволяло слабое его здоровье. Доказательства на это мы находимъ въ собственныхъ проповѣдяхъ св. Василія. Такъ изъ второй бесѣды на Шестодневъ видно, что первая говорена была утромъ, а вторая вечеромъ{6}. Третья бесѣда сказана была на другой день{7} утромъ{8}; седьмая вечеромъ{9}, а шестая, вѣроятно, утромъ (объ этомъ не упоминается въ самой бесѣдѣ, но такъ можно заключать по связи ея съ седьмою, въ которой говорится, что проповѣдникъ поучалъ своихъ слушателей и поутру){10}; восьмая – утромъ, а девятая – вечеромъ{11}. To-же самое видно изъ бесѣды на окончаніе четырнадцатаго псалма, которая была сказана св. Василіемъ на другой день, какъ показываютъ начальныя слова ея: «Вчера бесѣдовалъ я съ вами, говоритъ проповѣдникъ, о четырнадцатомъ псалмѣ, но время не дозволило дойти до конца рѣчи. Нынѣ являюсь, какъ признательный должникъ, чтобы отдать вамъ оставшійся долгъ...» (стр. 212). Можетъ быть этихъ свидѣтельствъ о ревности къ проповѣди св. Василія было-бы гораздо больше, если-бы всѣ его бесѣды дошли до насъ. Впрочемъ и по тѣмъ немногимъ указаніямъ, какія находятся въ извѣстныхъ нынѣ его бесѣдахъ, мы можемъ судить о степени усердія кесарійскаго архипастыря въ дѣлѣ проповѣди. Извѣстно, напр., что св. Василій не только въ своей церкви проповѣдывалъ часто, иногда каждодневно по разу, а иногда по два раза въ день, но случалось, можетъ быть нерѣдко, что послѣ проповѣди въ одной церкви, онъ отправлялся для той-же цѣли въ другую, какъ это можно заключать изъ бесѣды на сто четырнадцатый псаломъ{12}. Мало того, онъ проповѣдывалъ даже въ такое время, когда самъ былъ сильно боленъ и чувствовалъ чрезвычайное истощаніе своихъ тѣлесныхъ силъ. Въ одной изъ своихъ бесѣдъ на псалмы св. Василій прекрасно изобразилъ свои отношенія къ слушателямъ, которые съ горячимъ усердіемъ собирались слушать его пастырскія поученія; онъ сравниваетъ себя съ матерью больною, а слушателей съ подросшимъ младенцемъ. «Когда смотрю на ваше усердіе слушать, говоритъ проповѣдникъ въ началѣ бесѣды на пятьдесятъ девятый псаломъ, и на немощь силъ моихъ, приходитъ на мысль изображеніе уже подросшаго младенца, который еще не отнятъ отъ груди и тревожитъ матерній сосецъ, изсушенный болѣзнію. Мать знаетъ, что у ней пересохли источники молока; но, привлекаемая и обезпокоенная младенцемъ, даетъ ему сосцы, не съ намѣреніемъ напитать его, но чтобы прекратить его плачъ. Такъ, хотя и мои силы изсушены долговременными и различными тѣлесными недугами, однакожъ, готовы предложить вамъ, если не наслажденіе значительное, то нѣкоторое удовлетвореніе; потому-что преизбытокъ вашей любви удовольствуется и тѣмъ, если однимъ моимъ гласомъ утолится ваше влеченіе ко мнѣ. Посему, да слышитъ вѣщаніе мое церковь Божія и да научится говорить то, что недавно мы произносили: даждь намъ помощь отъ скорби...». Бывало и такъ, что проповѣдникъ, совсѣмъ оканчивая свою бесѣду, неожиданно получалъ отъ слушателей намеки, что они желали-бы слышать отъ него еще о томъ, о чемъ онъ не говорилъ, – и добрый пастырь, несмотря на свое утомленіе, исполнялъ желаніе своей паствы. Словомъ сказать, св. Василій съ такою ревностію проповѣдывалъ своимъ пасомымъ слово Божіе, съ такимъ истинно-отеческимъ вниманіемъ относился къ нуждамъ ихъ, что дѣятельность его въ этомъ отношеніи навсегда останется для пастырей церкви Христовой образцемъ въ ихъ проповѣдническомъ служеніи.

По свидѣтельству церковнаго историка Руфина, св. Василій говорилъ свои бесѣды большею частію безъ письменнаго приготовленія. Если-бы даже этого свидѣтельства не существовало, то мы могли-бы заключать объ этомъ на основаніи самихъ бесѣдъ, или по крайней мѣрѣ нѣкоторыхъ изъ нихъ. Такъ, наир., въ седьмой бесѣдѣ на Шестодневъ, сказанной вечеромъ, св. Василій говорилъ о рыбахъ и вообще о плавающихъ, а на другой день утромъ началъ разсуждать о животныхъ земныхъ, не сказавъ ничего о птицахъ. Понятно, что этотъ пропускъ цѣлаго класса существъ возможенъ только при импровизаціи въ самомъ тѣсномъ смыслѣ этого слова, когда проповѣдникъ не только не излагаетъ своихъ мыслей на бумагѣ, но и не обдумываетъ ихъ, и даже не опредѣляетъ напередъ, о чемъ ему нужно бесѣдовать. Иначе подобный пропускъ былъ-бы замѣченъ дома, во время размышленія о предстоящемъ предметѣ проповѣди. А между тѣмъ мы видимъ изъ восьмой бесѣды св. Василія на Шестодневъ, что онъ замѣтилъ свою ошибку во время самой бесѣды во храмѣ, когда слушатели взглядами и знаками обратили на себя его вниманіе и привели ему на мысль опущенное. Остановивши теченіе слова, онъ на нѣкоторое время умолкъ и молча обдумывалъ, какой сдѣлать переходъ отъ животныхъ земныхъ, о которыхъ началъ уже бесѣду, къ птицамъ, о которыхъ надобно было говорить прежде, а онъ не сказалъ ни слова. «Для чего, спрашиваетъ св. Василій, при обильномъ теченіи слова, молчалъ я не малое время, удивляются, можетъ быть, многіе? Но внимательнѣйшимъ изъ слушателей, конечно, не безъизвѣстна причина, по которой прервана рѣчь. Изъ чего-же сіе видно? Изъ того, что они, взглядывая другъ на друга и подавая другъ другу знаки, обратили на себя мое вниманіе и привели мнѣ на мысль опущенное мною. Ибо цѣлый рядъ тварей, и притомъ немаловажный, укрылся отъ насъ, и слово наше едва не простерлось далѣе, оставивъ его вовсе неизслѣдованнымъ... Говорили мы о плавающихъ, сколько позволило вечернее время, а сегодня перешли къ изслѣдованію живущихъ на сушѣ; но забыты нами птицы, занимающія средину между тѣми и другими. Посему по примѣру забывчивыхъ путешественниковъ, которые, не захвативъ чего-либо важнаго, хотя и много уже прошли пути, опять возвращаются тою-же дорогою и въ этомъ путешественномъ трудѣ несутъ достойное наказаніе за свою нерадивость, по сему, говорю, примѣру и намъ, кажется, необходимо идти назадъ прежнимъ путемъ. Ибо опущенное нами не должно быть презрѣно, но составляетъ, какъ кажется, третью часть живыхъ тварей, такъ-какъ три рода животныхъ: живущее на сушѣ, летающее и водное» (стр. 139-140). Подобныя доказательства того, что бесѣды свои св. Василій говорилъ большею частію безъ прпготовленія, находимъ въ одной изъ бесѣдъ па псалмы, именно – на сто четырнадцатый псаломъ, и въ одной изъ бесѣдъ, говоренныхъ по разнымъ случаямъ, двадцать первой по русскому переводу твореній его. Свидѣтельства эти мы уже привели выше, говоря о ревности кесарійскаго пастыря въ дѣлѣ проповѣди, и потому теперь сдѣлаемъ только указаніе на нихъ. Явившись во храмъ, св. Василій засталъ вѣрующихъ за пѣніемь сто четырнадцатаго псалма и тотчасъ сталъ объяснять его съ церковной каѳедры. Нельзя-же предположить, чтобы онъ, приготовивъ предварительно бесѣду на означенный псаломъ, старался прійти какъ разъ въ то время, когда онъ долженъ былъ быть пѣтъ. To-же самое надобно сказать и о двадцать первой его бесѣдѣ, по крайней мѣрѣ объ окончаніи ея, въ которомъ говорится о бывшемъ наканунѣ пожарѣ. Допустимъ, что онъ могъ приготовить бесѣду о томъ, что не должно прилѣпляться къ житейскому; но онъ не могъ знать, что слушатели вызовутъ его на бесѣду о бывшемъ пожарѣ. Все это ясно говоритъ, что св. Василій произносилъ свои бесѣды, если не всѣ, то большею частію, безъ приготовленія: неожиданные переходы, пропуски, возвращеніе назадъ и собесѣдованіе о предметахъ, которые указываются слушателями все это встрѣчаемое въ бесѣдахъ кесарійскаго святителя, очевиднѣйшимъ образомъ подтверждаетъ мысль о томъ, что бесѣды его – бесѣды импровизированныя. Впрочемъ оказываніе безъ приготовленія не помѣшало св. Василію излагать свои мысли въ порядкѣ, строго послѣдовательно, съ соблюденіемъ соотвѣтствія въ развитіи частей, такъ что бесѣды его, большею частію, отличаются необыкновенною стройностію расположенія, подробностію въ частяхъ и единствомъ въ цѣломъ. По замѣчанію изучавшихъ его великія творенія, онъ обладалъ рѣдкимъ даромъ ума и слова, какой можно встрѣтить только у весьма немногихъ св. отцевъ, даже изъ самыхъ знаменитыхъ.

Проповѣдническія творенія св. Василія всѣ носятъ названіе бесѣдъ, хотя нѣкоторыя изъ нихъ, по взгляду современной намъ гомилетики, скорѣе могутъ быть отнесены къ разряду словъ. Это относится главнымъ образомъ къ проповѣдямъ, сказаннымъ на отдѣльные тексты св. писанія и по особымъ случаямъ. Впрочемъ, если понятіе бесѣды будемъ принимать въ общемъ смыслу и разумѣть подъ именемъ ея не особенную какую форму рѣчи, болѣе внѣшнюю, чѣмъ внутреннюю, а простое собесѣдованіе о разныхъ предметахъ, отличающееся ясностію, простотою и удобопонятностію, – то оно вполнѣ приложимо къ проповѣдническимъ твореніямъ св. Василія. Что-же касается до его изъяснительныхъ поученій на св. писаніе, какъ, напр., на Шестодневъ или на псалмы, то они совершенно выдерживаютъ характеръ древней гомиліи или, по нашему, бесѣды, въ какомъ-бы смыслѣ мы ни принимали это понятіе, и въ самомъ общемъ, и въ самомъ тѣсномъ, т. е. или какъ особую форму рѣчи, или какъ отличительный характеръ церковной проповѣди.

 

«Руководство для сельскихъ пастырей». 1875. Т. 2. № 23. С. 157-166; № 25. С. 217-228; № 26. С. 245-253.

 

{1} Эти поученія извѣстны подъ именемъ словъ о подвижничествѣ. Твор. св. Василія, ч. VI.

{2} Опроверженіе на защитительную рѣчь Евномія помѣщено въ III ч. твореній св. Василія.

{3} Съ точностію невозможно опредѣлить, какія изъ бесѣдъ св. Василія сказаны имъ въ санѣ пресвитера, а какія въ санѣ епископа. Только въ бесѣдѣ на книгу Притчей есть прямое указаніе, что она говорена по порученію епископа. Обыкновенно полагаютъ, что тѣ бесѣды, въ которыхъ упоминаются аріане, относятся ко времени пресвитерскаго служенія св. Василія; тѣ-же, въ которыхъ обличаются македоніане, или духоборцы, принадлежать ко времени его служенія въ санѣ епископа.

{4} Объ этомъ говоритъ и св. Григорій Нисскій, но нѣсколько короче и въ болѣе общихъ выраженіяхъ; Григорій Богословъ передаетъ дѣло обстоятельнѣе, почему мы и пользуемся его словами.

{5} Baron. Annal. ad an. 378.

{6} «На немногихъ словахъ остановившись утромъ». такъ начинаетъ свою бесѣду проповѣдникъ, «нашли мы въ нихъ такую сокровенную глубину мыслей, что приходимъ въ совершенную безнадежность касательно послѣдующихъ» (стр. 21)... а оканчиваетъ слѣдующими словами: «по разсужденія объ ономъ вечерѣ, застигнутыя настоящимъ вечеромъ, здѣсь полагаютъ конецъ нашему слову» (стр. 39).

{7} «Дѣла перваго дня, лучше-же сказать единаго дня, именно то, что произведено въ оный, говоритъ проповѣдникъ въ началѣ своей бесѣды, изобразило слово вчера, и преподавъ толкованіе слушателямъ, составило для душъ какъ утреннее препитаніе, такъ и вечернее веселіе... Почему, увеселивъ вчера души ваши, по мѣрѣ возможности, собесѣдованіемъ о словесахъ Божіихъ, опять собрались мы нынѣ – на другой день, чтобы обозрѣть чудеса дѣлъ втораго дня» (стр. 40-41).

{8} «Симъ да прекратится у насъ слово о второмъ днѣ, такъ оканчиваетъ свою третью бесѣду св. Василій, чтобы трудолюбивымъ слушателямъ осталось времени изслѣдовать слышанное... и чтобы снискивающимъ пропитаніе трудами имѣть досугъ кончить свои попеченія въ остающееся свободнымъ время и съ душею чистою отъ заботъ прійдти на вечерній пиръ слова» (стр. 60).

{9} «Хотя честное сіе собраніе, говоритъ проповѣдникъ въ концѣ седьмой бесѣды на Шестодневъ, и имѣетъ охоту къ слушанію, и для слуха рабовъ пріятно повѣствованіе о чудесахъ Владычнихъ; однако-же, здѣсь введя слово въ пристань, подождемъ дня, чтобы пересказать остальное... Да будетъ у васъ и во время принятія пищи предметомъ застольныхъ бесѣдъ какъ то, чего коснулось слово утромъ, такъ и то, что излагало оно вечеромъ: въ мысляхъ о семъ застигнутые сномъ и почивая, да насладитесь дневнымъ веселіемъ, чтобы можно было сказать вамъ о себѣ: азъ сплю, а сердце мое бдитъ, день и ночь поучаясь въ законѣ Господа» (стр. 135).

{10} Въ концѣ восьмой бесѣды св. Василій говоритъ: «но здѣсь положимъ конецъ утреннему угощенію, чтобы чрезмѣрное пресыщеніе не притупило въ насъ вкуса въ вечернему наслажденію» (стр. 156).

{11} Такъ можно заключать изъ первыхъ словъ ея: «Какою вамъ показалась утренняя словесная трапеза?» (стр. 157) и изъ заключительныхъ: «Однако вечеръ, давно уже приведшій солнце на западъ, предписываетъ намъ молчаніее» (стр. 174).

{12} Это видно изъ бесѣды на сто четырнадцатый псаломъ: «Заранѣе занявъ сію священную ограду мучениковъ, и съ половины ночи умилостивляя пѣснопѣніями Бога мучениковъ, вы терпѣли до сего полудня, ожидая моего пришествія... Но если и мнѣ должно оправдывать себя въ замедленіи и въ томъ, что надолго оставилъ васъ, скажу на это причину. Все время настоящаго дня употребилъ я на то, чтобы устроить другую сей равночестную церковь Божію, отдѣленную отъ васъ не малымъ разстояніемъ. Итакъ, поелику Господь даровалъ мнѣ – и имъ служеніе исполнить, и вашу любовь не обмануть, то воздайте со мною благодареніе Благодѣтелю, который эту видимую немощь моего тѣла подкрѣпляетъ своею невидимою силою. Но, чтобы не огорчить васъ, удерживая долго, кратко побесѣдую изъ псалма, который засталъ я васъ поющими»...




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: