Протоіерей Петръ Смирновъ – Память святыхъ отцевъ седьмаго Вселенскаго Собора.
Помянухъ дни древнія... и поучахся (Пс. CXLII, 5).
Въ ближайшій къ 11 октября воскресный день Церковь воспоминаетъ святыхъ отцевъ 7-го вселенскаго собора. Соборъ этотъ былъ созванъ при императрицѣ Иринѣ въ городѣ Никеѣ въ 787 году противъ ереси иконоборцевъ и опредѣлилъ и утвердилъ догматъ о почитаніи святыхъ иконъ и мощей угодниковъ Божіихъ.
Волненіе по поводу ереси иконоборцевъ возникло въ срединѣ первой половины VIII вѣка по Рождествѣ Христовомъ, а окончилось къ концу первой половины IX вѣка. Итакъ, болѣе вѣка страдала Церковь. 7-ой вселенскій соборъ высится надъ этимъ волнующимся моремъ, какъ нѣкій свѣтоносный маякъ, посылающій въ эту бурную ночь Церкви свои свѣтоносные лучи. Такъ сильно было волненіе, что и онъ не могъ утишить его, но живоносные лучи праваго ученія ясно и незыблемо указывали путь вѣрнымъ, и корабль Церкви невредимо прошелъ среди ужасающей бури. Окончательное умиреніе Церкви послѣдовало уже черезъ полвѣка послѣ него, и тогда установлено праздновать праздникъ Православія. Періодъ вселенскихъ соборовъ, продолжавшійся болѣе пяти вѣковъ, закончился. Церковь пережила вторую страшную борьбу, борьбу съ ересями и лжеученіями, и вышла побѣдительницею.
Вторая борьба Церкви съ ересями и лжеученіями была и вдвое продолжительнѣе первой борьбы Церкви съ внѣшними гонителями и вдвое, если еще не болѣе, тяжелѣе. Жившіе среди этой борьбы исповѣдники и защитники вѣры съ сожалѣніемъ вспоминаютъ о прежнихъ временахъ гоненій на Церковь отъ іудеевъ и язычниковъ. Тогда острадали болѣе тѣломъ, теперь, говорили, мы страждемъ и тѣломъ, и духомъ... Но какъ во время перваго испыытанія Церкви въ особенности жестоки были послѣднія гоненія, бывшія во второй половинѣ III вѣка и началѣ IV, такъ нѣчто подобное видимъ и при окончаніи этой второй борьбы Церкви.
Гоненіе на святыя иконы было лишь началомъ борьбы или наиболѣе виднымъ знакомъ ея. Подъ этимъ знакомъ скрывались другія, несравненно болѣе яростныя, нападенія на Церковь. За отверженіемъ иконъ слѣдовали поруганія надъ мощами угодниковъ Божіихъ. Наиболѣе ревностными защитниками и почитателями святыхъ иконъ и мощей были иноки и инокини. Гоненіе обрушилось на нихъ: ихъ изгоняли изъ обителей и принуждали къ вступленію въ бракъ и жизни мірской; монастыри или разрушали до основанія, или обращали въ казармы. Отъ иночества гоненіе простерлось на всѣ заповѣди и установленія Церкви, какія обуздывали плоть въ ея страстяхъ и похотяхъ, и на все церковное. Церковь-де воспитываетъ общество въ какомъ-то мрачномъ настроеніи, поселяетъ въ обществѣ духъ унынія, внушаетъ равнодушіе къ общественнымъ и государственнымъ обязанностямъ, слишкомъ много напоминаетъ о небѣ, внушаетъ надѣяться на небесныхъ заступниковъ; надѣясь на нихъ, люди недостаточно думаютъ о себѣ, теряютъ бодрость. Надо-де не только удалить съ глазъ долой, но и совсѣмъ вырвать изъ памяти и сознанія этихъ небесныхъ покровителей. Отвергалось почитаніе святыхъ, Божіей Матери, глумились надъ смиреніемъ и добровольнымъ уничиженіемъ самого Господа Спасителя. Великая тайна Евхаристіи низводилась къ простому образу жизни и страданій Спасителя: вотъ-де единственный образъ Спасителя, данный Имъ самимъ, который только, въ качествѣ таковаго, и можетъ быть терпимъ въ Церкви; всѣ другіе образы или изображенія Спасителя отвергались. Но и на этомъ не останавливались замыслы иконоборцевъ: они простирались на совершенное порабощеніе Церкви и граничили съ безбожіемъ.
Ни одна изъ предшествующихъ ересей не представляла такихъ тонкихъ ухищреній, такой глубины богопротивнаго замысла. «Богъ, говорили иконоборцы, во свѣтѣ живетъ неприступномъ, котораго никто изъ людей не видѣлъ и видѣть не можетъ; кто же и какъ можетъ изобразить невидимое и непостижимое Божество? Изображеніе Господа должно быть подобно Ему: кто же можетъ поручиться за портретное сходство иконъ Спасителя? Употребляемыя въ храмахъ иконы уничижаютъ Его Божеское достоинство. Вторая заповѣдь гласитъ: не сотвори себѣ кумира и всякаго подобія; какъ же осмѣливаются дѣлать на иконѣ подобіе Божеству? Указывали на заблужденіе простолюдиновъ, считавшихъ иконы за само Божество. Незадолго до начала иконоборческой ереси было страшное нашествіе на юго-восточныя страны имперіи магометанъ, орды которыхъ затопили области патріарховъ Антіохійскаго, Іерусалимскаго и Александрійскаго. Ставился вопросъ: нѣтъ ли чего нечистаго въ Церкви, за что покарали христіанъ такія ужасныя бѣдствія? У магометанъ строго воспрещались всякія изображенія Божества; не за то ли посылаетъ имъ Богъ такіе успѣхи въ ихъ войнахъ противъ христіанъ? Предъ самымъ началомъ иконоборства императору Льву III Исавру удалось отбить нѣкоторыя нападенія сарацинъ. Явилась мечта, нельзя ли покорить этихъ враговъ силою вѣры, устранивъ, съ уничтоженіемъ иконъ, одно изъ самыхъ сильныхъ препятствій къ ихъ обращенію? Тѣ же самыя перспективы представлялись въ мечтахъ объ обращеніи къ христіанству евреевъ, коими также былъ занятъ императоръ Левъ III.
Сѣтями лжеученія уловлялись сами избранные. Въ началѣ волненія видимъ двухъ епископовъ, сочувствовавшихъ императору Льву III въ его богопротивномъ замыслѣ, а чрезъ 17 лѣтъ, за 33 года до 7-го вселенскаго собора, 338 епископовъ были уже въ числѣ иконоборцевъ, и они составляютъ лжевселенскій иконобороческій соборъ въ Константинополѣ (754), послѣ котораго и послѣдовали наиболѣе рѣшительныя и яростныя нападенія иконоборцевъ на Церковь. Сами предстоятели Константинопольской Церкви патріархи Анастасій, Никита, Павелъ, частію добровольно, частію по принужденію уклонились къ злой ереси. Что же думать и дѣлать оставалось малымъ симъ простымъ вѣрующимъ?
Ученіе о почитаніи иконъ до 7-го о собора не было еще ясно опредѣлено и изложено. Хотя и встрѣчаются въ катакомбахъ и другихъ убѣжищахъ христіанъ первыхъ вѣковъ изображенія, но болѣе символическія, чѣмъ прямо живописныя. Нѣкоторые уважаемые писатели, какъ напримѣръ Евсевій Кесарійскій, высказывались противъ употребленія иконъ въ Церкви. Бывшіе прежде шесть вселенскихъ соборовъ не дали никакихъ узаконеній относительно употребленія иконъ. Злоупотребленія иконами, какія дозволяли себѣ иногда люди, лишенные образованія, принимая ихъ за самое Божество, были слишкомъ извѣстны, чтобы ихъ отрицать. Не напрасно же присоединилось къ иконоборцамъ столько епископовъ!..
Прошло уже болѣе тысячи лѣтъ послѣ этой церковной смуты, но есть историки и гражданскіе, и даже церковные, которые стараются придать этой смутѣ значеніе нѣкоей великой, только якобы къ несчастью неудавшейся, реформы, которые стараются увѣрить, что, еслибы удалась эта реформа, хотя бы такъ же, какъ впослѣдствіи на западѣ Европы Лютерова, обновилась бы жизнь греческой имперіи, процвѣли бы въ ней науки и искусства, и имперія не пала бы отъ нашествія турокъ. А между тѣмъ иконоборческая ересь совсѣмъ не благопріятствовала этимъ радужнымъ мечтаніямъ историковъ и устремлялась прямо къ истребленію убѣжищъ наукъ и просвѣщенія, къ униженію искусства и попранію образованія. Одною изъ мѣръ императора Льва Исавра въ борьбѣ съ иконопочитателями было закрытіе богословскихъ школъ въ Константинополѣ. Вмѣстѣ съ иконами порицалось искусство живописи и вообще искусство, какъ представленіе идеи въ образѣ. Значитъ, еслибы удалась затѣя иконоборцевъ, это было бы гибелію и науки и искусства, и послѣдовали бы для восточнаго христіанства времена варварства. Если же такой сумбуръ, вопреки яснымъ указаніямъ исторіи, возможенъ теперь въ головахъ людей и притомъ ученыхъ, какой же туманъ, какой мракъ могъ быть тогда, во время этихъ стремительныхъ и порывистыхъ бурь?
Ко всѣмъ этимъ мѣрамъ прельщенія присоединялись страшныя мѣры устрашенія: лишеніе имущества, ссылки, заточенія, публичное издѣвательство, бичеванія, лишеніе жизни. Чѣмъ далѣе идетъ гоненіе на иконопочитателей, тѣмъ эти мѣры устрашенія становятся яростнѣе, ожесточеннѣе, и на наконецъ принимаютъ чудовищный видъ, какого не имѣли даже во времена самыхъ страшныхъ гоненій отъ Декія и Діоклитіана и его соправителей. Избожденіе очей, рѣзаніе носа, бичеванія – были обычными мѣрами пытокъ и казней. Страшно читать, до чего могла простираться здѣсь злоба вражеская. Вотъ что, напримѣръ, претерпѣлъ доблестный ревнитель и защитникъ иконопочитанія преподобный Ѳеодоръ Студитъ, по званію настоятеля славной обители и по извѣстнымъ всѣмъ личнымъ достоинствамъ одно изъ почетнѣйшихъ лицъ въ столицѣ. Въ царствованіе Льва (Армянина) онъ сосланъ былъ въ ссылку, а потомъ переводился съ одного мѣста на другое, при чемъ ему запрещено было съ кѣмъ-либо видѣться и даже переписываться. Не разъ предписывалось наказать Ѳеодора сотнею ударовъ ремня. Отъ одного изъ такихъ бичеваній Ѳеодоръ едва не умеръ. Раны, воспалившіяся и обратившіяся въ страшнѣйшія язвы и загноившіеся куски тѣла, почти не давали ему возможности перевести духъ или погрузиться въ сонъ, или получить аппетитъ къ принятію чего-либо съѣстнаго. Ученикъ его, союзникъ въ подвигахъ и заключеніи, Николай, за неимѣніемъ врачей, обрѣзывалъ ножичкомъ сгнившія части висѣвшей кожи Ѳеодора, чтобы остальныя части тѣла пришли мало по малу въ обыкновенное положеніе. Въ такомъ страданіи отъ болѣзней «огненосный столпъ православія» Ѳеодоръ провелъ все время святой четыредесятницы и долѣе, и едва въ послѣдніе дни святыя Пятидесятницы возстановилось его здоровье{1}. Или вотъ что пишется объ истязаніи двухъ братьевъ Ѳеодора и Ѳеофана. Они уже были разъ страшно бичеваны и терпѣли темничное заключеніе, и сосланы въ заточеніе. Но вотъ императоръ Ѳеофилъ, послѣдній изъ гонителей, вызываетъ ихъ изъ мѣста ссылки и велитъ ихъ обнаженныхъ въ своемъ присутствіи бить до крови и наконецъ приказываетъ заклеймить лица ихъ позорными стихами, и вотъ, въ теченіе нѣсколькихъ часовъ, раскаленными желѣзными иглами выводили имъ, связаннымъ по рукамъ и ногамъ, буквы позорнаго стихотворенія{2}. Отъ этого страшнаго истязанія святые братья Ѳеодоръ и Ѳеофанъ именуются въ Церкви «начертанными».
Что же тогда, въ эти смутныя и страшныя времена иконоборчества, спасло Церковь?
Созижду Церковь Мою и врата адова не одолѣютъ ей, сказалъ Господь Спаситель (Мѳ. XVI, 18).
По всей истинѣ въ прельщеніяхъ и ужасахъ иконоборческой ереси представлялись самыя врата адской крѣпости, врата, откуда наведены были на воинствующую Церковь Христову самыя сильныя, самыя страшныя, дальнобойныя орудія.
Но Сильнѣйшій невидимо вяжетъ сильнаго (Мѳ. XII, 29) и ниспровергаетъ всѣ его козни и сокрушаетъ всѣ его силы вѣрою, терпѣніемъ, кротостію и любовію – этими великими нравственными силами вѣрныхъ Своихъ слугъ и послѣдователей. Богу Вседержителю и Спасителю слава и благодареніе! Доблестнымъ защитникамъ истины честь и хвала и вѣчная память!
Чрезвычайно интересна и въ высшей степени поучительна для насъ исторія Церкви за это мятущееся время. Ограничимся нѣкоторыми отрывочными указаніями.
Однимъ изъ важныхъ фактовъ въ этой исторіи было то, что, при самомъ началѣ иконоборческой смуты, враждебной для Церкви затѣѣ императора Льва III данъ былъ отпоръ рѣшительнымъ несочувствіемъ его дѣлу, выраженнымъ со стороны предстоятеля Константинопольской Церкви патріарха Германа I, который внимательно слѣдилъ за образованіемъ нечестиваго замысла, предостерегалъ единомысленныхъ съ императоромъ епископовъ и въ рѣшительную минуту открытія грядущей на Церковь напасти оказался на стражѣ ея и на высотѣ своего положенія. Благодаря этому отпору, ударъ не сразу постигъ вѣрныхъ чадъ Церкви и далъ имъ возможность и время подготовиться къ битвѣ. Но зато впослѣдствіи этому вѣрному стражу Церкви и доблестному защитнику вѣры привелось претерпѣть много притѣсненій отъ императора и другихъ властей и кровныхъ оскорбленій отъ подчиненныхъ священнослужителей, пока наконецъ въ патріаршій домъ не явились воины и съ пинками и другими оскорбленіями не выгнали изъ него восьмидесятилѣтняго старца (память его 12 мая).
Къ дѣйствіямъ ревностнаго архипастыря Германа присоединилась помощь со стороны, откуда никакъ нельзя было ждать ее. Въ городѣ Дамаскѣ, которымъ владѣли сарацины, воспитался мужъ великихъ и разностороннихъ дарованій и глубокой богословской учености, и всталъ на защиту правой вѣры. Это былъ святый Іоаннъ Дамаскинъ. Во время самой сильной смуты умовъ и сердецъ отъ начавшагося гоненія на святыя иконы, въ Константинополѣ ходили по рукамъ и съ сердечною жаждою читались посланія Дамаскина, въ которыхъ, съ глубокимъ знаніемъ слова Божія и святоотеческихъ твореній, съ художественнымъ искусствомъ и прозрачною ясностію въ словѣ, выяснялись основанія для почитанія святыхъ иконъ, проводилось различіе между служеніемъ, подобающимъ единому Богу, и почитательнымъ поклоненіемъ, которое приличествуетъ священнымъ изображеніямъ, между иконою и кумиромъ, между воззрѣніями на священныя изображенія послѣдователей Ветхаго и Новаго завѣтовъ, и разсѣкались всѣ хитросплетенія иконоборческаго лжеученія. Святый Іоаннъ занималъ въ это время должность градоначальника города Дамаска и перваго министра у калифа дамасскаго. Императоръ Левъ III, не имѣя возможности казнить его, не постыдился прибѣгнуть ко лжи и коварству, недостойнымъ самаго послѣдняго раба: велитъ изучить почеркъ руки Іоанна, сочиняетъ письмо, якобы писанное отъ него къ императору съ предложеніемъ ему сдать Дамаскъ, и посылаетъ это письмо калифу. Низкій замыселъ достигъ цѣли, Іоанну отсѣкли кисть руки, но онъ получилъ чудесное исцѣленіе молитвами Богоматери и, оставивъ міръ, въ лаврѣ святаго Саввы обогащаетъ Церковь своими чудными канонами, установляетъ законы церковной музыки, пишетъ свои творенія и даетъ первую стройную и цѣльную систему догматическаго богословія. Воспитаніе этого знаменитаго отца Церкви, явленіе его на поприще дѣйствія, вся жизнь его одинъ изъ величественныхъ эпизодовъ церковной исторіи. О достоинствѣ трехъ защитительн ныхъ словъ противъ порицающихъ святыя иконы святаго Іоанна Дамаскина общій приговоръ исторіи тотъ, что они искони считались за лучшее изъ того, что когда-либо быго написано для защиты иконописанія, и они много и послужили не только къ успокоенію умовъ и сердецъ въ смутное время иконоборческихъ соблазновъ и волненій, но и къ уясненію и утвержденію догмата о почитаніи святыхъ иконъ на седмомъ вселенскомъ соборѣ{3}. Какъ явился въ столь нужное время этотъ избранникъ, что подвигло его на столь энергичную защиту праваго ученія, какъ озарился его умъ такимъ свѣтомъ познанія истины, это тайна Божіей мудрости и благости...
Послѣ доблестнаго защитника православія патріарха Германа I, на престолъ патріаршій иконоборцами возведенъ былъ единомысленный съ ними бывшій діаконъ великой Церкви Анастасій. Слѣдовавшій за нимъ патріархъ Константинъ II, по оговору въ неодобреніи крутыхъ мѣръ противъ иконопочитателей, былъ низложенъ. Преемникъ его Никита I былъ ревностный иконоборецъ. Ему преемствовалъ Павелъ IV. Въ душѣ онъ не сочувствовалъ иконоборческой реформѣ, но вынужденъ былъ молчать, такъ какъ партія иконоборцевъ была сильна, и не только молчать, но и дать клятву, что признаетъ иконоборчество за истину. Но въ это время уже стало нѣсколько стихать гоненіе. Третій изъ иконоборствующихъ императоровъ, Левъ IV, по матери именуемый Хозаромъ, хотя и продолжалъ политику своихъ предшественниковъ, но не имѣлъ такой ожесточенной ненависти къ иконопочитателямъ, какою горѣли тѣ. Супруга его Ирина чтила святыя иконы, хотя должна была скрывать это отъ мужа. Чрезъ полгода по вступленіи Павла IV на престолъ патріарха, умеръ императоръ Левъ IV, оставивъ престолъ малолѣтнему сыну своему Константину VI подъ опекою императрицы Ирины, которая и совсѣмъ прекратила гоненіе. Подобныя затишья бури не разъ бывали и во времена первой борьбы Церкви.
Во время этого избытія искушенія (1 Кор. X, 13) совершается слѣдующее событіе, произведшее на жителей Константинополя и на всю Церковь сильное впечатлѣніе и увѣковѣченное особымъ днемъ церковной памяти. Патріархъ Павелъ 30 августа 784 года вдругъ оставляетъ свой престолъ, надѣваетъ убогое монашеское платье, идетъ въ монастырь и неутѣшно сокрушается о томъ, что потворствовалъ иконоборцамъ. Императрица Ирина была поражена неожиданнымъ поступкомъ патріарха, вмѣстѣ съ сыномъ императрица отправляется къ нему въ монастырь, проситъ его объяснить, почему онъ такъ поступилъ, проситъ возвратиться къ осиротѣвшей паствѣ. Патріархъ отвѣчаетъ со слезами «О еслибы я и совсѣмъ никогда не возсѣдалъ на патріаршемъ тронѣ Константинопольскомъ, ибо церковь эта во зло употребила свою власть, за что и была въ отлученіи отъ всѣхъ церквей». Императрица отправляетъ къ нему нѣкоторыхъ сенаторовъ и патриціевъ, но отвѣтъ патріарха былъ одинъ и тотъ же. При этомъ патріархъ Павелъ просилъ, чтобы для возстановленія иконопочитанія былъ созванъ вселенскій соборъ. «Если не будетъ созванъ вселенскій соборъ и не будетъ искоренено господствующее заблужденіе, то не надѣйтесь получить прощеніе». Посланные замѣтили ему: «зачѣмъ же ты при посвященіи далъ письменное клятвенное обѣщаніе, что никогда не будешь почитать святыхъ иконъ?» Патріархъ отвѣчалъ: «вотъ это то и есть истинная причина моихъ слезъ, это то и побудило меня положить на себя покаяніе и молить Бога о прощеніи». Больной и душевно и тѣлесно, патріархъ вскорѣ скончался. Вотъ она – совѣсть добраго христіанина, отъ которой желаютъ насъ освободить хвалящіеся мудростію сыны вѣка! Вотъ что значитъ допустить неправду въ мысли и жизни! Своимъ раскаяніемъ, такъ открыто и громко заявленнымъ, патріархъ Павелъ совершилъ великій подвигъ и многихъ образумилъ и предостерегъ отъ увлеченія иконоборческою ересью. Церковь ублажаетъ его память, какъ мужа праведнаго и святаго, не въ день его кончины, какъ это обычно принято, а въ день его подвига – 30 августа{4}.
Читая объ этомъ подвигѣ святителя Павла, достойно ублажаемомъ Церковію, намъ вспоминался одинъ изъ современныхъ намъ дѣятелей, съ громкимъ мірскимъ именемъ, получившій такую печальную извѣстность въ Церкви: что же, думалось намъ, неужели съ своимъ выдающимся умомъ онъ не видитъ своихъ заблужденій, ужели не тяготитъ его, если не страхъ суда Божія въ близкомъ виду и не разъ даже предощущенія смерти, то это отчужденіе отъ Церкви, отчужденіе отъ народа, отъ его родныхъ преданій, отъ всего, что такъ дорого и священно для русскаго человѣка, природу, бытъ, привычки, нравы, нужды котораго онъ умѣлъ нѣкогда такъ ясно и художнически изображать, а для этого долженъ былъ хорошо знать и живо чувствовать? Ужели все это онъ забылъ? Ужели не желательно ему встать опять въ рядъ вѣрныхъ сыновъ земли русской, соединиться духомъ съ членами даже родной семьи своей? О, какъ бы радостно встрѣчено было бы его возвращеніе! Какую бы тяжесть сняло оно съ души почитателей его таланта! Съ какою бы любовію приняла его святая Церковь! Какимъ бы добрымъ дѣломъ заключилась его долголѣтняя жизнь! Какимъ бы сіяніемъ окружено было его славное имя въ потомствѣ! Что же препятствуетъ ему сказать слово, которое, думается намъ, не разъ приходило ему на мысль, не разъ просилось съ его языка?.. Вотъ онъ – погибельный грѣхъ гордости!.. Что скажутъ обо мнѣ эти десятки подобныхъ же, хотя пока и не названныхъ по имени, отщепенцевъ отъ Церкви и отъ всей земли русской? Изъ грѣховъ гордости самый тяжкій, самый упорный и самый погибельный грѣхъ – гордость ума... Сопоставляя этотъ примѣръ съ подвигомъ святителя Павла, научаемся выше и выше цѣнить его: все оставить и честь высокаго сана и удобство положенія и всю славу міра, чтобы исповѣдатъ и загладить, омыть слезами предъ Богомъ и людьми свой грѣхъ невольный! Зато и увѣнчанъ этотъ подвигъ вѣчною славою у Бога и человѣковъ, и слезами раскаянія на концѣ своихъ дней онъ принесъ Церкви болѣе пользы, чѣмъ иной многими трудами и долговременными подвигами.
По отреченіи Павла, приступлено было къ избранію новаго патріарха. Императрица остановила свое вниманіе на лицѣ свѣтскомъ, Тарасіи. Человѣкъ высокообразованный и благочестивый, Тарасій занималъ должность государственнаго секретаря. Въ Византіи, замѣчаетъ по сему поводу нашъ историкъ, свѣтскiе люди были хорошо свѣдущи въ богословіи; человѣкомъ образованнымъ здѣсь почитался только такой человѣкъ, который вмѣстѣ съ другими науками изучилъ и богословіе; поэтому не представлялось затрудненія изъ лицъ свѣтскихъ выбирать патріарховъ{5}. Чрезъ нѣсколько времени послѣ Тарасія былъ прямо изъ свѣтскихъ людей избранъ въ патріарха знаменитый Фотій. Таково было и есть образованіе по завѣтамъ православія. Борьба римско-католической церкви съ государствами и обществами на западѣ была причиною того, что тамъ богословское и вообще религіозное образованіе въ системѣ общаго образованія умалилось до послѣдней крайности, и этимъ недугомъ запада страждутъ наши такъ называемые образованные люди, которые иногда, не твердо помня школьные уроки по Закону Божію, берутся разбирать тонкіе богословскіе вопросы. Тарасій не принималъ патріаршаго сана, говоря, что санъ этотъ слишкомъ высокъ для него, и онъ, какъ человѣкъ свѣтскій, мало къ нему подготовленъ, и, по неоднократномъ убѣжденіи къ принятію сана, согласился на это подъ тѣмъ только условіемъ, чтобы для умиренія Церкви и былъ созванъ вселенскій соборъ.
Почему же не далъ желаннаго успокоенія умамъ и сердцамъ вѣрующихъ иконоборческій соборъ 754 года, состоявшій изъ 338 епископовъ – такого количества, какого не имѣли соборы Никейскій 1-й, Константинопольскій 1-й и другіе? Здѣсь выступаетъ значеніе Церкви – соборной, вселенской. Еслибы и многія церкви уклонились къ заблужденію, Верховный глава Церкви не допуститъ, чтобы уклонилась къ нему вся Церковь. Въ описываемое время страшная опасность угрожала той церкви, отъ которой намъ суждено принять святую вѣру. Но, когда сами патріархи Константинопольскіе уклонились къ ереси, другіе православные патріархи и епископы ихъ области твердо держали правую вѣру. Это несочувствіе другихъ представителей Церкви затѣѣ иконоборцевъ лишило силы и значенія, хотя и многочисленный, Константинопольскій соборъ 754 года и давало чувствовать потребность новаго вселенскаго собора для умиренія Церкви, о чемъ единогласно и заявили патріархи Павелъ и Тарасій.
Новоизбранный патріархъ Тарасій оказался именно такимъ правителемъ Церкви, какой нуженъ былъ въ это мятущееся время. Онъ вошелъ въ сношенія съ римскимъ папою и другими патріархами и подъ его предсѣдательствомъ былъ созванъ 7-й соборъ, поистинѣ вселенскій, такъ какъ на немъ были представители отъ всѣхъ главныхъ областей Церкви вселенской. Какъ однакоже трудно было сіе дѣло, видно изъ слѣдующаго. Мѣстомъ собранія первоначально назначенъ былъ Константинополь. 786 года 31 іюля открыто засѣданіе его въ храмѣ святыхъ Апостоловъ, произнесены были рѣчи патріархомъ и нѣкоторыми отцами и начались разсужденія. Но храмъ вдругъ окруженъ былъ взбунтовавшимся войскомъ, которое при предшествовавшихъ иконоборствующихъ императорахъ успѣло проникнуться ихъ духомъ. Отцы собора вынуждены были разойтись. Патріархъ Тарасій впослѣдствіи на 7-мъ вселенскомъ соборѣ заявляетъ, что «только рука Божія спасла его и другихъ епископовъ отъ войска, исполненнаго желчи и гнѣва». Солдаты буйствовали до тѣхъ поръ, пока не проголодались. Нужно было придумывать средства, чтобы отозвать и разсѣять эту противную силу, и только черезъ годъ послѣ сего могли собраться отцы собора въ городѣ Никеѣ.
Великія задачи предстояли седьмому вселенскому собору: возсоединить съ Церковію епископовъ, виновныхъ въ иконоборствѣ, выяснить мѣста Священнаго Писанія и ученіе святыхъ отцевъ о почитаніи святыхъ иконъ и мощей угодниковъ Божіихъ и произнести судъ надъ остававшимися въ ереси иконоборческой, и, при помощи Божіей, соборъ выполнилъ всѣ сіи задачи въ полномъ согласіи съ святою истиною и далъ на всѣ послѣдующіе вѣка ясное и твердое руководство вѣрующимъ. О значеніи собора для возникшаго послѣ него волненія иконоборческаго сказано выше.
При воспоминаніи святыхъ отцевъ седмаго вселенскаго собора и обстоятельствъ этого смутнаго въ исторіи Церкви времени, нельзя не видѣть нѣкоего сходства идей и стремленій того и нашего времени, которому также нерѣдко усвояется названіе смутнаго. Благодареніе Господу! у насъ нѣтъ ооткрытыхъ гоненій на Церковь, Церковь, наоборотъ, пользуется особымъ покровительствомъ Предержащей Власти; но глумленія надъ вѣрою и Церковію слышатся такія, отъ которыхъ пришли бы въ ужасъ даже ближайшіе наши предки, не говоря о болѣе отдаленныхъ, отъ которыхъ многіе и теперь приходятъ въ ужасъ, вопрошая самихъ себя: да что же это такое? куда же мы идемъ? Зломысліе, какъ и тогда, простирается до отверженія бытія Божія и до обоготвотворенія твари и человѣка! И все это идетъ отъ порицанія иконъ и мощей угодниковъ Божіихъ. Все зломысліе вертится около этого какъ бы средоточнаго пункта. Эти дерзкія и безумныя поруганія надъ святынею храма, эти издѣвательства надъ иконами, это умерщвленіе ни въ чемъ неповиннаго церковнаго сторожа, совершенное ближайшимъ его родственпикомъ сектантомъ-изувѣромъ, какія въ послѣднее время были въ селеніи Павловкѣ, Харьковской губерніи, показываютъ, до какого звѣрства могли бы, дойти и наши туземные иконоборцы, еслибы не было удерживающаго теперь (2 Солун. II, 7), т. е. самодержавной власти царя православнаго.
Въ то же время въ нѣкоторыхъ повременныхъ изданіяхъ печатаются статьи, позбуждающія общество противъ духовенства, якобы оно небрежетъ о Церкви, ширится и богатѣетъ на счетъ другихъ сословій, даетъ многимъ укрываться отъ исполненія воинской повинности, владѣя безпошлинно имуществами, лишаетъ казну доходовъ на пользу государства: все это какъ будто списывается со словъ и рѣчей, раздававшихся во времена иконоборцевъ, только размахъ нападенія шире: тогда глумились надъ монахами и монахинями, теперь надъ всѣми безъ исключеній служителями Церкви. Наконецъ и это имя Льва, верховода и иконоборнаго и богоборнаго движенія, такъ напоминаетъ имена трехъ Львовъ, иконоборческихъ императоровъ...
Но если исторія иконоборческой смуты напоминаетъ иконоборческую и богоборную смуту нашего времени, то она же даетъ не мало указаній и къ опредѣленію характера этой смуты. Это та же продолжающаяся въ воинствующей Церкви брань древняго змія съ Агнцемъ Божіимъ: тѣ же привычные ему пріемы, тѣ же орудія, тѣ же стрѣлы лукаваго, только съ большимъ напряженіемъ и силой бросаемыя. Движеніе церковной жизни наклоняется къ тому, что близокъ уже конецъ и третьей великой борьбы, которая длится вотъ уже около двѣнадцати вѣковъ: отступившій вскорѣ послѣ иконоборческой смуты отъ православія римско-католическій западъ Европы уже доходитъ до послѣднихъ выводовъ въ отверженіи вѣры: владычество магометанъ на православномъ Востокѣ уже видимо рушится. Въ то же время обнаруживаются признаки новой, надвигающейся на Церковь борьбы съ закоченѣвшимъ въ теченіе многихъ вѣковъ язычествомъ дальняго юго-востока. Естественно ожидать особенныхъ напряженій со стороны врага, какъ это было при окончаніи и первой и второй борьбы, уже пережитыхъ Церковію. Съ той и другой стороны собираются тучи и идутъ на Церковь волны лжемыслія: то безбожникъ раціоналистъ, то изувѣръ буддистъ слышатся въ иконоборныхъ и богоборныхъ рѣчахъ послѣдняго времени. Врагъ видимо направляетъ на Церковь наиболѣе сильныя орудія съ самыхъ вратъ своей крѣпости. Но, благодареніе Господу, наша отечественная православная Церковь не застигнута врасплохъ нападеніемъ врага: стражи стояли на своемъ мѣстѣ и благовременно указали вражеское нападеніе. Приснопамятный святитель Филаретъ ясно видѣлъ и указалъ движеніе противнаго вѣтра, святители Никаноръ и Амвросій встрѣтили первыя вражескія нападенія и дали вѣрнымъ оружіе для борьбы. Сколько разъ относительно сихъ борцевъ за вѣру и Церковь приходилось слышать: зачѣмъ такая горячность, зачѣмъ ясно и прямо называть врага? Теперь оцѣнена по достоинству ихъ святая ревность, теперь оказывается, что нужно было встать противъ врага прямо и въ слухъ всѣхъ назвать наиболѣе виновнаго. Благовременно произнесено надъ нимъ и слово церковнаго суда. Долгъ вѣрныхъ чадъ Церкви стать ближе подъ крыло этой своей Матери и, кто какъ можетъ и умѣетъ, твердо исповѣдывать истину Православія.
Протоіерей Петръ Смирновъ.
«Прибавленія къ Церковнымъ Вѣдомостямъ». 1901. № 43. С. 1567-1576.
{1} «Исторія вселенскихъ соборовъ» профессора А. П. Лебедева. Изд. 2-е (Серг. Посадъ 1897 г.), стр. 217.
{2} Это стихотвореніе какого-то нескладнаго «придворнаго стихоплета» въ русскомъ переводѣ изъ 12 строкъ приведено въ «Лѣтописи церковныхъ событій». Еп. Арсенія. Спб. 1899 г., стр. 297.
{3} Три защитительныхъ слова противъ порицающихъ святыя иконы, или изображенія, святаго Іоанна Дамаскина переведены съ греческаго преподавателемъ С.-Петербургской духовной семинаріи, нынѣ профессоромъ академіи, А. Бронзовымъ. Въ введеніи къ книгѣ собраны данныя о жизни и трудахъ святаго и дана обстоятельная оцѣнка защит. словъ.
{4} Полный мѣсяцесловъ Востока архіеп. Сергія. Изд. 2, т. 1, стр. 94.
{5} Профессоръ А. П. Лебедевъ. Исторія вселенскихъ соборовъ, ч. 2, стр. 178.
⸭ ⸭ ⸭
Объ уставѣ памяти Свв. Отецъ 7-го Вселенскаго Собора.
Въ Типиконѣ подъ 11-мъ октября сказано такъ: «Подобаетъ вѣдати, яко по 11-мъ дни сего мѣсяца въ пріидущую (а не въ предыдущую) недѣлю совершаемъ память святыхъ отецъ. И аще случится 11-й день настоящій въ недѣлю, (то въ такомъ только случаѣ) поется въ той же день служба святыхъ отецъ седмаго Вселенскаго собора». Рядоваго же святаго служба оставляется и поется, егда разсудитъ екклисіархъ. Слѣдовательно ранѣе 11-го октября не можетъ совершаться память св. отецъ, а только между 11-мъ и 16-мъ октября. Если 11-го октября случится въ воскресенье, то служба Отцовъ поется въ тотъ же день.
Совершенно иное говорится въ уставѣ о памяти 6-ти вселенскихъ соборовъ, «совершаемой въ 16-й день іюля», а не по 16-мъ дни: «Вѣстно буди, яко въ сíй 16-й день.., аще случится недѣля, служба поется святыхъ отецъ въ сію недѣлю. Аще же въ среду, поется служба ихъ въ мимошедшую недѣлю. Аще же въ четвертокъ, поется служба ихъ въ пріидущую недѣлю». Слѣдовательно память совершается въ воскресенье ближайшее (предшествующее или послѣдующее) къ 16 іюля, такъ образомъ этотъ празднованіе попадаетъ въ періодъ отъ 13 іюля и 19 іюля. Если до среды включительно – поется въ предшествующее воскресенье. Если же въ четвергъ и позже, поется въ послѣдующее воскресенье.
⸭ ⸭ ⸭
Тропарь, гласъ 8-й:
Препросла́вленъ еси́, Христе́ Бо́же на́шъ,/ свѣти́ла на земли́ отцы́ на́ши основа́вый,/ и тѣ́ми ко и́стиннѣй вѣ́рѣ вся́ ны́ наста́вивый,// Многоблагоутро́бне, сла́ва Тебе́.
Инъ тропарь, гласъ 4-й:
Боже́ственными Ду́ха заря́ми седмочи́сленными,/ отцы́ боже́ственнiи, у́мъ озаря́юще,/ седмы́й Собо́ръ собра́ша отъ коне́цъ въ Нике́ѣ гра́дѣ,/ утверди́вше богому́дро ико́ны всечестны́я.// Тѣ́хъ съ весе́лiемъ па́мять воспои́мъ.
Кондакъ, гласъ 6-й:
Иже изъ Отца возсія́въ, Сы́нъ неизрече́нно/ изъ Жены́ роди́ся сугу́бъ естество́мъ,/ Его́же ви́дяще, не отмета́емся зра́ка изображе́нія,/ но, сіе́ благоче́стно начерта́юще, почита́емъ вѣ́рно./ И сего́ ра́ди и́стинную вѣ́ру Це́рковь держа́щи,// лобыза́етъ ико́ну вочеловѣ́ченія Христо́ва.
