Священникъ Николай Романскій – Гдѣ находится подлинная чудотворная явленная икона Казанской Богоматери.
Фактъ похищенія чудотворной Казанской иконы Богоматери изъ Казанскаго Богородицкаго женскаго монастыря въ ночь на 29 іюня сего 1904 года возбудилъ среди, общества и въ литературѣ важный и жизненный вопросъ, какая именно икона Казанской Богоматери похищена – та ли, что обрѣтена была въ Казани въ 1579 году въ нѣдрахъ земли т. е. явленная подлинная и, если похищена не та икона, то гдѣ же находится явленная подлинная икона?
Говоря въ Московскомъ Успенскомъ соборѣ слово на день 8 іюля сего 1901 г., не имѣя въ виду изслѣдовать подобнаго вопроса, такь какъ такое изслѣдованіе, понятно, не входитъ въ рамки назиданія, не желая въ то же время затрогивать только-что открывшейся въ сердцѣ православныхъ русскихъ людей раны по случаю дерзкаго похищенія иконы, въ надеждѣ скораго ея розыска, я, подъ вліяніемъ распространеннаго и утвердившагося въ литературѣ мнѣнія, въ томъ «словѣ», напечатанномъ въ № 29 «Московскихъ Церковныхъ Вѣдомостей», дѣйствительно, сказалъ, что явленная чудотворная икона Казанской Богоматери въ началѣ 17 вѣка изъ Казани была перенесена въ Москву, а затѣмъ, по повелѣнію Императора Петра I, она взята была въ С.-Петербургъ, гдѣ въ Казанскомъ соборѣ она находится и нынѣ.
Вскорѣ послѣ того въ Казанскомъ академическомъ журналѣ «Православный Собесѣдникъ»[1] появилась статья И. Покровскаго о явленной чудотворной Казанской иконѣ Богоматери, гдѣ г. Покровскій позволилъ себѣ замѣтить, что я «продолжаю вводить слушателей и читателей въ заблужденіе».
Въ этой же статьѣ, написанной имъ по поводу похищенія Казанской иконы Богоматери изъ Казанскаго Богородицкаго женскаго монастыря, г. Покровскій съ самоувѣреннымъ тономъ, не допускающимъ возраженія, заявляетъ, что вопросъ о мѣстѣ нахожденія подлинной явленной иконы Казанской Богоматери именно въ Казанскомъ Богородицкомъ женскомъ монастырѣ рѣшенъ уже давно и безповоротно, 50 лѣтъ тому назадъ, профессоромъ Казанской духовной академіи Г. З. Елисѣевымъ, что подлинная явленная икона Казанской Богоматери никогда не находилась ни въ Москвѣ; ни въ С.-Петербургѣ, что Московская и С.-Петербургская чудотворныя иконы Казанской Богоматери – позднѣйшіе и даже далеко не точные списки съ явленной иконы.
Въ доказательство своихъ словъ г. Покровскій приводитъ въ копіяхъ изъ Архива Казанской духовной академіи переписку между Московскимъ протоіереемъ Невоструевымъ и Казанскимъ профессоромъ Елисеевымъ, бывшую между ними въ 1851 году по вопросу, гдѣ находится подлинная явленная икона Казанской Богоматери.
Эта переписка безъ указанія лицъ – вопрошающаго и отвѣчающаго – въ связной статьѣ была уже напечатана въ томъ же «Православномъ Собесѣдникѣ» за 1858 годъ[2]; при чемъ авторомъ сей статьи, какъ оказывается теперь, г. Елисѣевымъ приведены описаніе иконы Казанской Богоматери, что въ Казанскомъ Богородицкомъ монастырѣ, и сказаніе патріарха Гермогена объ обстоятельствахъ обрѣтенія иконы въ г. Казани въ 1579 году.
Затѣмъ, въ подкрѣпленіе своихъ разсужденій, г. Покровскій отыскиваетъ себѣ единомышленниковъ и для большей убѣдительности читателей называетъ ихъ учеными, авторитетными, знатоками церковной старины, чтобы тѣмъ легче пріобрѣсти довѣріе читателей, вводя ихъ подъ гипнозъ громкихъ титуловъ. Такихъ единомышленниковъ г. Покровскій, судя по его статьѣ, видитъ въ лицѣ Московскаго протоіерея Д. Кастальскаго по его «сказанію о чудотворной Казанской иконѣ Божіей Матери» во второмъ изданіи въ Москвѣ 1892 г., затѣмъ въ лицѣ А. А. Завьялова по его статьѣ или, какъ выражается г. Покровскій, спеціальному изслѣдованію его «чудотворная икона Казанскія Божія Матери, въ С.-Петербургѣ», напечатанной въ «С.-Петербургскомъ Духовномъ Вѣстникѣ» за 1895 г. и наконецъ въ лицѣ С.-Петербургскаго придворнаго протоіерея В. Жмакина по его замѣткѣ по поводу статей А. Завьялова, напечатанной въ семъ 1904 году въ прибавленіяхъ къ № 29 «Церковныхъ Вѣдомостей, издаваемыхъ при Святѣйшемъ Правительствующемъ Синодѣ». На основаніи изложенныхъ литературвыхъ трудовъ г. Елисѣева, о. Кастальскаго, г. Завьялова и о. Жмакина Покровскій категорически утверждаетъ, что не можетъ быть и спора о мѣстѣ нахожденія подлинной явленной иконы Казанской Богоматери, какъ только въ Казанскомъ Богородицкомъ женскомъ монастырѣ, что похищенная Казанская икона – есть дѣйствительно явленная – подлинная, что литература, трактующая, что эта подлинная икона была взята сначала въ Москву, а затѣмъ перенесена въ Петербургъ еще долго будетъ вводить русское общество въ заблужденіе, но изъ всей литературы послѣдняго мнѣнія г. Покровскій, судя по его статьѣ, знаетъ и читалъ только «сказаніе о чудотворно явленной Казанской иконѣ Божіей Матери» съ краткимъ описаніемъ С.-Петербургскаго Казанскаго Собора, изъ 1867 г., вошедшее въ II отдѣд. 1-го выпуска «Историко-статистическихъ свѣдѣній о С.-Петербургской епархіи», изданнаго особымъ ученымъ комитетомъ, да мое вышеупомянутое слово въ № 29 «Москов. Цер. Вѣдомостей». При этомъ г. Покровскій самоувѣренно заявляетъ, что ученому Комитету, занимавшемуся историко-статистическимъ описаніемъ С.-Петербурга, очевидно, не была знакома статья Елисѣева.
Оканчивая статью, г. Покровскій приводитъ описаніе чудотворныхъ иконъ въ Казани, Москвѣ и С.-Петербургѣ.
Вопросъ, вновь чрезъ 50 лѣтъ затронутый г. Покровскимъ, дѣйствительно, важный и живой; вызванъ онъ бѣдствіемъ и горемъ русскихъ людей, потерявшихъ дорогую святыню. Нельзя мимоходомъ не замѣтить и не пожалѣтъ, что къ возбужденію и разработкѣ многихъ важныхъ и жизненныхъ вопросовъ среди русскихъ людей побуждаютъ большею частію горе и бѣдствія...
Наше Церковно-Археологическое отдѣленіе при Московскомъ Обществѣ Любителей Дух. Просвѣщенія не можетъ пройти молчаніемъ этотъ насущный вопросъ. Въ настоящемъ собраніи я желалъ бы подѣлиться тѣми свѣдѣніями, какія имѣются у меня въ рукахъ, и съ своей стороны просить своихъ сочленовъ, особенно знатоковъ церковной иконописи, принести на алтарь истины и правды свои труды и изысканія. Приступая къ настоящему вопросу, я считаю необходимымъ разобрать доводы, приведенные въ статьѣ г. Покровскаго, для ясности же и облегченія дѣла предложу исторію явленной Казанской иконы со времени ея обрѣтенія съ отмѣткою спорныхъ пунктовъ.
Исторія явленной чудотворной иконы Казанской Богоматери такова.
Икона сія была обрѣтена 8 іюля 1579 г. въ г. Казани при самомъ обрѣтеніи изъ нѣдръ земли принялъ св. икону Гермогенъ, бывшій въ то время священникомъ при Николо-гостиннодворской церкви, въ г. Казани, а впослѣдствіи митрополитъ и патріархъ, составившій описаніе обрѣтенія св. иконы и чудесъ, происходившимъ отъ нея. Эта явленная икона, какъ впослѣдствіи оказалось, была спискомъ съ чудотворной иконы Богоматери, извѣстной подъ именемъ Одигитріи. Списокъ съ новоявленнаго образа съ описаніемъ его обрѣтенія и чудесъ, бывшихъ отъ него, отосланъ былъ изъ Казани въ Москву къ царю Іоанну Грозному; самая же явленная икона поставлена въ новооткрытый, по новелѣнію царя Іоанна Грознаго, Казанскій Богородицкій женскій монастырь и обложена золотомъ и драгоцѣнными камнями изъ царскихъ сокровищъ. До 1612 г. икона Казанской Богоматери была чтима только мѣстно – въ одной Казани и празднованіе ея совершалось 8 іюля въ день ея обрѣтенія.
Эти пункты исторіи Казанской иконы не подлежатъ сомнѣнію и никѣмъ не оспариваются.
Настало смутное время въ Россіи – междуцарствіе.
Россія оставалась безъ царя, а Москва была занята литовскими людьми – поляками. Патріархъ Гермогенъ, этотъ стойкій блюститель вѣры, заступившій въ Москвѣ мѣсто царя, призывалъ къ возстанію на защиту отечества; по его мановенію, во имя вѣры, вставала и собиралась русская земля. Смерть Лжедимитрія вызвала среди русскихъ людей еще большее оживленіе. Русскіе люди стали другъ съ другомъ говорить, какъ бы всей русской землѣ, всѣмъ русскимъ людямъ соединиться и стать противъ литовскихъ людей. Завязалась между городами оживленная переписка; грамоты изъ одного города разсыпались въ другіе. И вотъ въ январѣ 1611 года составилось большое ополченіе земскихъ людей на защиту отечества подъ начальствомъ князя Трубецкаго и Заруцкаго.
Патріарха поляки отдали подъ стражу въ заточеніе, но онъ и изъ заточенія не переставалъ благословлять русскихъ людей на возстаніе противъ Литвы и даже велѣлъ имъ взять въ полки свои чудотворную икону Казанской Богоматери, принятую имъ изъ земли на свои руки во время ея обрѣтенія. Ополченіе земскихъ людей во главѣ съ княземъ Трубецкимъ и Заруцкимъ 1 апрѣля 1611 г. подошло къ Москвѣ. Сюда-тο, подъ Москву, былъ принесенъ изъ Казани образъ Казанской Богоматери. Духовенство и всѣ служилые люди вышли пѣшкомъ навстрѣчу къ иконѣ, Заруцкій же съ казаками встрѣтилъ на коняхъ. При помощп Пресв. Богородицы чрезъ эту икону былъ взятъ и освобожденъ отъ Литовскихъ людей Новодѣвичій монастырь. Затѣмъ, этотъ образъ, находившійся подъ Москвою до зимы, былъ отпущенъ обратно въ Казань съ Казанскимъ протопопомъ.
Когда же сей протопопъ пришелъ съ образомъ Казанской Богоматери въ Ярославль, то въ это время къ Ярославлю подошло изъ Нижняго другое ополченіе земскихъ людей, во главѣ съ княземъ Пожарскимъ и Мининымъ.
Князь Пожарскій и Мининъ, увидѣвъ въ Ярославлѣ икону Казанской Богоматери, и узнавъ, что ея помощію взятъ былъ Новодѣвичій монастырь у Литовскихъ людей, оставили тотъ образъ Казанской Богоматери въ Ярославлѣ и взяли его съ собою для освобожденія Москвы, съ образа же того былъ списанъ списокъ, который по украшеніи его и отпущенъ въ Казань съ тѣмъ же протопопомъ. «Ратные же люди велію вѣру начаша держати къ тому образу Пречистыя Богородицы, и многія чудеса отъ того образа быша».
Здѣсь спорный пунктъ только въ томъ, какая именно икона была прислана изъ Казани – подлинная явленная ли, или только списокъ съ нея, и сообразно этому вопросъ о мѣстѣ нахожденія подлинной иконы Казанской рѣшается различно, но никто не возражаетъ противъ изложенныхъ обстоятельствъ дѣла; равнымъ образомъ никто не возражаетъ противъ извѣстія хронографовъ Лобковскаго и Ельнинскаго, свидѣтельствующихъ о завѣщаніи патріарха Гермогена.
Затѣмъ, въ 1710 году, по повелѣеію Императора Петра I, икона Казанской Богоматери изъ Москвы перенесена въ С.-Петербургъ, во освященіе новой столицы, и поставлена первоначально въ центрѣ тогдашняго Петербурга, на Петербургской сторонѣ, на Посадской улицѣ въ полотняной церкви, устроенной въ часовнѣ; въ 1721 году образъ Казанской Богоматери перенесенъ въ Троицкій соборъ, а въ 1737 году въ новоустроенную церковь Рождества, на Невскомъ проспектѣ и отсюда въ нынѣшній Казанскій соборъ.
Обстоятельства перенесенія иконы Казанской Богоматери изъ Москвы въ Петербургъ оспариваются.
Вотъ спорные пункты въ исторіи подлинной – явленной чудотворной Казанской иконы Богоматери.
Если обратиться за разрѣшеніемъ этихъ пунктовъ къ литературѣ, то въ ней найдемъ самыя разнообразныя указанія и встрѣтимъ различныя до противоположности воззрѣнія. Такъ, по одному воззрѣнію подлинная явленная икона Казанской Богоматери находится въ Казани, по другому – въ Москвѣ, а третье относитъ ее въ С. Петербургъ. Послѣднее мнѣніе носитъ на себѣ два оттѣнка; изъ нихъ одинъ – болѣе распространенный – говоритъ о томъ, что въ С.-Петербургъ перенесенъ чудотворный списокъ съ явленной Казанской иконы, ибо только таковой списокъ и находился въ Москвѣ; по другому – перенесена изъ Москвы въ С.-Петербургъ подлинная явленная икона, а не списокъ, такъ какъ въ Москвѣ находился не списокъ, но явленная икона.
По этому случаю любопытно отмѣтить самую литературу вопроса.
Раньше всѣхъ, а именно въ 1844 году объ иконѣ Казанской Богоматери высказался Строевъ въ своемъ указателѣ къ «Выходамъ царей», изданномъ Археографической Коммиссіей, въ томъ смыслѣ, что чудотворная икона Богоматери, обрѣтенная въ Казани въ 1579 году, находится въ Казанскомъ Богородицкомъ женскомъ монастырѣ, у князя же Пожарскаго въ 1612 году былъ списокъ съ этой иконы, прославившійся при очищеніи Кремля отъ поляковъ[3]. Затѣмъ, въ томъ же смыслѣ говорятъ: профессоръ Казанской Дух. Академіи Елисѣевъ[4], историкъ Сергѣй Соловьевъ[5], митрополитъ Московскій Макарій[6], архіепископъ Владимірскій Сергій[7], профессоръ Московской Дух. Академіи П. Казанскій[8], священникъ (нынѣ протоіерей) К. Ѳоменко[9], авторъ статьи въ «Московскихъ Церковныхъ Вѣдомостяхъ»[10], авторъ брошюры «Казанская чудотворная икона Богоматери[11], протоіерей К. Никольскій[12]. Всѣ означенныя лица, исключая Елисѣева, не имѣли нарочитой цѣли изслѣдовать сего вопроса и ограничиваются краткими извѣстіями.
Совершенно противоположный взглядъ по тому же вопросу, взглядъ, утверждающій, что самая явленная икона Казанской Богоматери, а не списокъ съ нея, была принесена въ Москву изъ Казани въ смутное время Россіи, что изъ Москвы она перенесена въ Петербургъ, находимъ прежде всего во множествѣ проповѣдей, разсыпанныхъ въ приложеніяхъ разнаго рода къ духовнымъ журналамъ. Чтобы убѣдиться въ этомъ, стоитъ только взять приложенія, напримѣръ, къ журналу «Пастырскій Собесѣдникъ». Приложенія эти называются «Христіанской бесѣдой» и многія изъ нихъ представляютъ перепечатки изъ разныхъ Епархіальныхъ Вѣдомостей. Для примѣра укажемъ на проповѣди: свящ. Сиземскаго[13], свящ. Сабинина[14], протоіерея Войтковскаго[15], свящ. Якимова[16], протоіерея Грамматина[17], архимандрита, нынѣ преосвященнаго Владиміра[18].
Къ сему любопытно прибавить, что въ томъ же «Православномъ Собесѣдникѣ» помѣщена проповѣдь высокопреосвященнаго архіепископа Казанскаго Павла на день 22 октября 1890 г., въ которомъ высокопреосвященный Павелъ положительно говоритъ, что явленная икона Казанской Богоматери въ началѣ 17 вѣка перенесена изъ Казани въ Москву и съ переселеніемъ Царствующаго Дома изъ Москвы въ новую столицу, она переносится, по повелѣнію Императора Петра I, въ новосозданную столицу[19]. Тотъ же взглядъ, какого держался высокопреосвященный Павелъ, находимъ въ «Историко-Статистическихъ свѣдѣніяхъ о С.-Петербургской епархіи», изданныхъ въ 1869 году Ученымъ Комитетомъ[20] и у прот. Дебольскаго[21].
Н. Снегиревъ въ изложеніи крестныхъ ходовъ на дни 8 іюля и 22 октября писалъ, что «чудотворная икона Казанской Божіей Матери, принесенная въ Москву княземъ Пожарскимъ, поставлена была въ приходской его церкви Введенія, на Лубянкѣ»[22]. Правда, Снегиревъ здѣсь не упоминаетъ, что эта чудотворная икона Казанская была явленною – подлинною, но не говоритъ и о томъ, что это былъ списокъ. Отсюда Снегирева мы причисляемъ къ лагерю тѣхъ, кто полагаетъ, что въ Москву принесена была изъ Казани именно икона явленная. Протоіерей Левшинъ держался того же мнѣнія въ своемъ изложеніи о московскихъ крестныхъ хожденіяхъ[23]. Того же мнѣнія держался прот. Невоструевъ, о чемъ извѣстно изъ переписки его съ Елисѣевымъ, и то обстоятельство, что онъ не отвѣчалъ на статью Елисѣева, не можетъ быть сочтено, какъ полагаетъ Покровскій, за аргументъ, чтобы о. Невоструевъ отказался отъ своего мнѣнія. Это подтверждается и тѣмъ, что и протоіерей Кастальскій, который былъ, по увѣренію Покровскаго, въ числѣ ученыхъ совоспросниковъ Елисѣева и въ которомъ Покровскій видитъ себѣ единомышленника, держался того же мнѣнія, но протоіерей Левшинъ и Невоструевъ полагали, что подлинная явленная икона Казанской Богоматери находится въ Московскомъ Казанскомъ соборѣ, протоіерей же Кастальскій въ составленномъ имъ «Сказаніи о чудотворной Казанской иконѣ Божіей Матери»[24], полагаетъ, что эта икона теперь находится въ С.-Петербургѣ въ Казанскомъ соборѣ.
Не могу здѣсь не остановиться и не замѣтить, что Покровскій возвелъ на прот. Кастальскаго небылицу. Придавая ему титулъ ученаго, Покровскій однако не читалъ брошюры Кастальскаго, о чемъ и сожалѣетъ[25], и пишетъ о ней, пользуясь статьею г. Завьялова въ «С.-Петербургскомъ Вѣстникѣ» за 1895 г., почему и приписалъ Кастальскому то. что никогда ему не принадлежало. Такъ, на стр. 275 Покровскій пишетъ, что о. Кастальскому будто бы принадлежатъ слѣдующія слова: «благочестивый царь, возымѣвъ вмѣстѣ со своею матерью, великою старицею Марѳою, особенную вѣру къ сему образу, повелѣлъ чествовать оный въ Москвѣ дважды въ годъ, совершая крестные ходы 8 іюля въ день явленія первообраза этой (т. е. Московской) въ Казани и 22 октября въ память очищенія Москвы отъ враговъ». Приписавъ эти слова о. Кастальскому, Покровскій дѣлаетъ изъ нихъ умозаключеніе, что первообразомъ или явленною Казанскою иконою ученымъ протоіереемъ здѣсь признается хранившаяся въ Казани, а не Московская. Но дѣло въ томъ, что приписанныя Покровскимъ прот. Кастальскому слова принадлежатъ совсѣмъ не Кастальскому, но г. Завьялову, автору статьи, которою пользовался Покровскій. Послѣдній, читая статью Завьялова, не съумѣлъ отличить словъ автора отъ словъ цитируемаго имъ прот. Кастальскаго, которому въ статьѣ Завьялова принадлежатъ лишь послѣднія въ строфѣ восемь строкъ. Если бы Покровскій имѣлъ въ рукахъ брошюру Кастальскаго, то нашелъ бы въ немъ не единомышленника, но какъ разъ наоборотъ – противника. Вотъ что значитъ говорить и при томъ такъ самоувѣренно о трудахъ ученаго автора, не читая его произведенія! Кстати: какіе ученые труды о. Кастальскаго извѣстны Покровскому?
Переходя снова къ литературѣ вопроса, слѣдуетъ отмѣтить брошюру «Чудотворная Казанская икона Божіей Матери, находящаяся въ С. Петербургскомъ Казанскомъ соборѣ». Эта брошюра издана въ С.-Петербургѣ въ 1896 году пятымъ изданіемъ и продается въ С.-Петербургскомъ Казанскомъ соборѣ, но, несмотря на то, что она издана послѣ статьи г. Завьялова, однако въ ней положительно утверждается, что ополченіе Пожарскаго и Минина имѣло при себѣ явленную Казанскую икону (стр. 9) и что эта явленная икона въ 1710 г., по повелѣнію Императора Петра I, перенесена въ С.-Петергургъ и поставлена въ сердце города, какъ огражденіе и освященіе новой столицы (стр. 14).
Такимъ образомъ, существуетъ цѣлый лагерь людей, утверждающихъ, что въ Москву изъ Казани была принесена именно явленная икона Казанской Богоматери. При этомъ нѣкоторые изъ нихъ видятъ эту икону въ Московскомъ Казанскомъ соборѣ, а другіе полагаютъ, что она перенесена въ С.-Петербургъ, гдѣ обрѣтается и нынѣ. Эти два совершенно противоположные взгляда породили литературу примирительнаго характера; появились палліативныя изданія, желавшія угодить тѣмъ и другимъ. Эти палліативныя изданія, не желая обидѣть Казань, трактуютъ, что въ Москву изъ Казани принесенъ списокъ съ явленной иконы, и такимъ образомъ признаютъ подлинную икону въ Казани, но не могутъ возразить и противъ С.-Петербурга, а потому утверждаютъ, что въ С.-Петербургъ перенесенъ изъ Москвы тотъ чудотворный списокъ, съ явленной иконы, ради котораго была очищена Москва отъ поляковъ.
Изъ такихъ изданій отмѣчу: изложеніе исторіи Казанской иконы въ «Настольной Книгѣ» Булгакова[26], брошюру свящ. Булгаковскаго «Казанская чудотворная икона Божіей Матери и бывшія отъ нея чудеса»[27], книгу Снессоревой «Земная жизнь Пресв. Богородицы[28], книгу неизвѣстнаго автора «Сказанія о земной жизни Пресв. Богородицы»[29]; книгу неизвѣстнаго автора «Благодѣянія Богоматери роду человѣческому чрезъ св. иконы»[30], брошюру неизвѣстнаго автора «Краткое описаніе С.-Петербургскаго Казанскаго собора»[31].
Въ литературѣ вопроса нельзя не упомянуть и про акаѳистъ, составленный проф. Московской Дух. Академіи П. С. Казанскимъ для Казанской иконы въ С.-Петербургскомъ Казанскомъ соборѣ и одобренный Св. Сѵнодомъ въ 1867 году[32]. Въ этомъ акаѳистѣ говорится, что Петръ Великій взялъ Казанскую икону Богоматери изъ Москвы въ С.-Петербургъ – въ путеводительницу своему воинству и въ день брани на шведовъ въ щитъ и покровъ и, побѣдивъ до конца врага помощію Богоматери, основалъ на рѣкѣ Невѣ новую столицу русскаго царства, а св. икону Божіей Матери, какъ огражденіе и освященіе новой столицы, въ сердце города поставилъ (Икосъ 5-й). Откуда именно и какую именно Казанскую икону Петръ 1 взялъ изъ Москвы въ С.-Петербургъ, въ акаѳистѣ однако умалчивается.
Такое разнообразіе мнѣній о подлинной явленной Казанской иконѣ Богоматери побуждаетъ обстоятельно разсмотрѣть всѣ доводы и данныя, высказанные въ литературѣ за и противъ, чтобы читатель безъ пристрастія могъ увидѣть, какая сторона болѣе основательна и болѣе достойна довѣрія.
Такъ какъ центральными статьями по нашему вопросу являются статьи ироф. Елисѣева и г. Завьялова, то къ разбору представленныхъ ими доводовъ я и приступаю. Протоіерей Невоструевъ, предлагая вопросъ г. Елисѣеву, находитъ вѣроятнымъ, что явленная Казанская икона находится въ Москвѣ, ибо въ «Выходахъ царей» ей присвоено названіе «Казанской, что на пожарѣ» по первоначальному ея явленію на пожарищѣ Казанскомъ. Съ этимъ объясненіемъ о. Невоструева не соглашается г. Елисѣевъ и находитъ болѣе вѣроятнымъ, что названіе «на пожарѣ» усвояется не иконѣ, но площади; при чемъ и названіе это, говоритъ онъ, придано иконѣ всего три раза.
Дѣйствительно, выраженіе «на пожарѣ» въ «Выходахъ церей» употребляется три раза, а именно за 1644, 1645 и 1659 гг.[33].
Но если г. Елисѣевъ находитъ свое объясненіе только болѣе вѣроятнымъ, то это объясненіе его слѣдуетъ укрѣпить, такъ какъ названіе «на пожарѣ» въ «Выходахъ царей», а также въ книгахъ казеннаго патріаршаго приказа[34] ясно усвояется не иконѣ, но мѣсту, куда бывали выходы. Названіе это, усвоившееся мѣсту, было извѣстно еще довольно раньше. Такъ, во время правленія Елены, супруги великаго князя Василія IV Іоанновича бояръ въ Москвѣ былъ построенъ Китай-городъ. Построенный изъ красныхъ кирпичей, онъ прозывался краснымъ; мѣсто же это, составлявшее ближній посадъ съ торгомъ, Ильинскимъ торговищемъ, отъ частыхъ пожаровъ слыло «пожаромъ». Равнымъ образомъ Китай городъ долго слылъ «пожаромъ», по сожженіи его врягами-поляками во время междуцарствія[35].
Указывая на хронографовъ Лобковскаго и Ельнинскаго, свидѣтельствующихъ, что патріархъ Гермогенъ, изъ заточенія благословляя нижегородцевъ на возстаніе противъ Литвы, велѣлъ имъ взять въ полки свои чудотворную икону Казанской Богоматери, принятую имъ изъ земли на свои руки во время ея явленія, прот. Невоструевъ замѣчаетъ, что едва ли правдоподобно думать, чтобы въ столь смутное время, каково было при господствѣ поляковъ въ Россіи и для столь важной цѣли, какъ освобожденіе отечества отъ сихъ враговъ, была истребована и прислана изъ Казани въ Москву копія съ чудотворной иконы, а не самая ея икона. На это г. Елисѣевъ отвѣчаетъ, что 1) можно понимать завѣщаніе Гермогена въ переносномъ смыслѣ и 2) завѣщаніе могло остаться неисполненнымъ и въ доказательство послѣдней мысли указываетъ, что при разстроенномъ состояніи тогда государства мало городовъ повиновалось опредѣленіямъ Москвы, что казанцы, находясь съ Москвою въ непріязненныхъ отношеніяхъ, имѣли свои виды и вовсе не желали очищенія Москвы отъ поляковъ, какъ это можно, по его мнѣнію, видѣть изъ непріязненнаго къ Москвѣ движенія въ Казани дьяка Никанора Шульгина.
Но отвѣтъ Елисѣева нельзя назвать состоятельнымъ. Дьякъ Шульгинъ «замыслилъ не благъ совѣтъ» и радовался, что «Москва за Литвою» уже послѣ факта отправленія св. иконы изъ Казани. Если казанцы, дѣйствительно, вначалѣ измѣнили Москвѣ, присягнувъ Лжедимитрію[36], то они скоро и раскаялись и, стыдясь своего заблужденія, цѣловали крестъ быть въ любви, въ единодушіи со всею землею и выслали дружины къ Москвѣ: области Низовыя и Поморскія также[37]. Чтобы загладить свою вину послѣ бывшей измѣны и выказать свое усердіе къ отечеству послѣ цѣлованія креста, Казань, высылая дружины, естественно, не могла не исполнить воли патріарха Гермогена[38] – тѣмъ болѣе, что и самъ Елисѣевъ признаетъ, что въ народныхъ бѣдствіяхъ прибѣгаютъ съ мольбою къ извѣстнымъ иконамъ не самопроизвольно, но по указанію Божественному.
При двукратномъ спасеніи Казани отъ смертоносной язвы въ половинѣ 17 в. въ Казани были мощи св. Гурія и св. Варсонофія; была въ городахъ и окрестностяхъ Казанскихъ чудотворная икона преп. Сергія въ Свіяжскѣ; была чудотворная икона явленная въ пустыни Мироносицкой, однако казанцы обратились съ мольбою о помощи не къ этимъ иконамъ, но къ иконѣ Смоленской Богоматери, находившейся въ Седміозерской пустынѣ, потому что эта икона указана была Московскимъ гостемъ Шоринымъ, въ голосѣ котораго видѣли высшее указаніе[39].
Если это признаетъ и самъ г. Елисѣевъ, то тѣмъ болѣе это слѣдуетъ сказать про Москву.
Въ Москвѣ было много чудотворныхъ иконъ и св. мощей въ смутное время, но Москва обратилась съ мольбою о помощи къ иконѣ Казанской Богоматери потому, что эту икону завѣщалъ взять самъ патріархъ Гермогенъ и въ этомъ завѣщаніи патріарха видѣли волю Божію. Къ этому слѣдуетъ прибавить, что при народныхъ бѣдствіяхъ и раньше неоднократно обращались съ мольбою къ чудотворнымъ иконамъ, но не бывало случаевъ, чтобы въ отвѣтъ на эти мольбы русскаго народа были присылаемы не самыя иконы, а копіи съ нихъ.
Такъ, напр., въ 1395 году, по случаю грознаго на шествія на Россію Тамерлана, самая чудотворная икона Владимірской Богоматери, а не копія съ нея была принесена изъ Владиміра въ Москву, въ которой она навсегда и осталась[40].
Тоже слѣдуетъ сказать и о Донской иконѣ Богоматери, принесенной донскими казаками въ Москву на помощь къ великому князю Димитрію Іоанновичу, когда онъ имѣлъ брань съ Мамаемъ, и затѣмъ оставшейся въ Москвѣ навсегда[41].
Такимъ образомъ, объясненіе г. Елисѣева о возможномъ неисполненіи казанцами завѣщанія патріарха Гермогена, какъ не согласное съ обстоятельствами дѣла, не представляется убѣдительнымъ, возраженіе же прот. Невоструева пріобрѣтаетъ полную силу.
Также не убѣдительна ссылка г. Елисѣева и на народное преданіе. Онъ говоритъ, что если бы явленная икона была въ Москвѣ, а не въ Казани, то народное преданіе о томъ, что образъ Казанской иконы въ Казани чудотворный, слѣдовало признать лживымъ, между тѣмъ извѣстно, что крестьянинъ Авксентій Васильевъ, исцѣлившійся въ 1647 г. отъ иконы Казанской Богоматери, находившейся именно въ Казани, назвалъ эту икону чудотворною и слѣдовалъ въ этомъ случаѣ общему мнѣнію; въ періодъ же времени 1612-1647 г. неизвѣстно, чтобы прославилась чудотвореніями другая икона Богоматери въ Казани[42].
Но народное преданіе не можетъ служить прочнымъ критеріемъ истины. Извѣстно, какъ много иконъ Богоматери народнымъ преданіемъ приписывается евангелисту Лукѣ. Здѣсь же слѣдуетъ обратить вниманіе главнымъ образомъ на то, что народное преданіе, о которомъ говоритъ г. Елисѣевъ, и самъ крестьянинъ Васильевъ, слѣдовавшій (да слѣдовалъ ли?) общему мнѣнію, говорятъ не о подлинной явленной Казанской иконѣ, но вообще о чудотворномъ Казанскомъ образѣ, каковымъ могъ быть и списокъ, высланный Пожарскимъ изъ Ярославскаго стана въ Казань. Списокъ сей могъ прославиться и въ періодъ времени 1612-1647 гг. чудотвореніями, извѣстными народному преданію, но не исторической хроникѣ. Наконецъ, чудо исцѣленія Васильева въ 1647 г. могло слушать и первымъ фактомъ для общаго признанія этого списка чудотворнымъ.
Елисѣевъ замѣчаетъ, что названіе иконы, принесенной изъ Казани въ ряды Трубецкаго въ Москву, чудотворною онъ въ лѣтописяхъ не встрѣчалъ и что объ этой иконѣ, какъ чудотворной, лѣтописи говорятъ уже послѣ того, какъ она показала свое чудодѣйствіе при очищеніи Новодѣвичьяго монастыря, а въ доказательство ссылается на Никонову лѣтопись (т. VIII, стр. 208)[43], но на указанной страницѣ нѣтъ никакого упоминанія о Казанской иконѣ, а есть на стр. 209-210, однако лѣтописецъ, говоря о чудесахъ отъ иконы Казанской, не называетъ ее чудотворною, а просто «образомъ Пр. Богородицы Казанскія», «иконою Преч. Богородицы Казанскія» – даже по воцареніи Михаила Ѳеодоровича. Подъ такими именно названіями «Образъ Преч. Богородицы Казанскія», «иконы Преч. Богородицы Казанскія» она именуется и въ лѣтописи о мятежахъ[44].
Такимъ образомъ возраженіе г. Елисѣева безсильно, протоіерей же Невоструевъ правъ.
Гораздо труднѣе для разъясненія и разрѣшенія вопроса ссылки г. Елисѣева на лѣтописи Никонову и о мятежахъ. Дѣйствительно, Никоновская лѣтопись говоритъ, что изъ Казани «былъ принесенъ Образъ Пречистыя Богородицы, списокъ съ Казанскія иконы»[45], а лѣтопись о мятежахъ: «образъ Пречистыя Богородицы, списанной съ Казанскія»[46]. Мало того: образъ Казанской Богородицы именуется «спискомъ съ Казанскія иконы» еще въ «книгѣ, глаголемой Новой лѣтописецъ Степень»[47].
Это – единственное мѣсто съ указаніемъ о спискѣ съ Казанской иконы. Такого указанія болѣе не встрѣчаемъ ни въ лѣтописяхъ, ни въ другихъ разнообразныхъ актахъ и документахъ во все послѣдующее время. Ни одинъ историческій актъ, ни одна записная книга не обмолвились, что Московская Казанская икона есть списокъ съ явленной иконы.
Одно уже это наводитъ подозрѣніе въ истинности указаній помянутыхъ лѣтописей.
Если брать во вниманіе эти краткія указанія лѣтописей сами по себѣ, безъ связи съ послѣдующими, дополнительными и исправляющими первоначальныя, извѣстіями, а также безъ связи съ другими историческими документами, и если вполнѣ довѣрять только этимъ краткимъ указаніямъ лѣтописей, то, пожалуй, слѣдовало бы признать, что въ ополченія Трубецкаго и Заруцкаго принесенъ былъ изъ Казани, дѣйствительно, списокъ съ иконы Казанской, а не самая явленная икона.
Такъ именно и поступили въ данномъ случаѣ Строевъ, митроп. Макарій, архіепископъ Сергій, историкъ Соловьевъ, не имѣвшіе нарочитой цѣли изслѣдовать вопроса о Казанской иконѣ.
Но извѣстно, что къ извѣстіямъ лѣтописей слѣдуетъ относиться осторожно, такъ какъ лѣтописцы нерѣдко вносили въ свои лѣтописи извѣстія, опровергаемыя историческими документами. Поэтому одни извѣстія лѣтописей необходимо слѣдуетъ принимать въ связи какъ съ извѣстіями тѣхъ же лѣтописей болѣе подробными, такъ въ связи съ другими актами, несомнѣнно историческими.
Въ самомъ дѣлѣ, въ болѣе подробныхъ извѣстіяхъ тѣхъ же лѣтописей – Никоновой[48], лѣтописи о мятежахъ[49] и въ лѣтописи Новый лѣтописецъ Степенъ[50] уже о спискѣ не упоминается, а прямо говорится, что «принесенъ образъ Пречистыя Богородицы Казанскіе» (выраженіе, обычное въ лѣтописяхъ по отношенію къ чудотворнымъ иконамъ), что образъ этотъ былъ сопровождаемъ изъ Казани въ Москву и изъ Москвы въ Казань особымъ наблюдателемъ и хранителемъ святыни, Казанскимъ протопопомъ, который долженъ былъ, по минованіи надобности, воротить съ собою св. икону въ Казань, но на пути, въ Ярославлѣ, этотъ образъ былъ удержанъ Пожарскимъ, знавшимъ, конечно, о завѣщаніи патріарха Гермогена и видившимъ въ той иконѣ исполненіе этого завѣщанія, т. е. подлинную, явленную икону Казанской Богоматери. Но онъ долженъ былъ вознаградить убытокъ казанцевъ, у которыхъ въ Казани, быть можетъ, не оставалось и списка съ нея; поэтому съ того образа снятъ былъ списокъ, который съ тѣмъ же посольствомъ и отправленъ въ Казань, взамѣнъ явленнаго образа, и списокъ сей, какъ подобіе, а не точная копія съ оригинала, могъ имѣть нѣкоторую разницу съ оригиналомъ. Мало того: этотъ образъ, принесенный подъ Москву въ ополченія Трубецкаго, хотя въ то время и почитался только мѣстно, въ одной Казани, однако духовенство и всѣ служилые люди, хотя и безъ крестнаго хожденія, пѣшкомъ вышли навстрѣчу и оказали ему такую же честь, какую обычно оказывали русскіе люди прославившимся мѣстно св. иконамъ, извѣстіе же о помощи Пресв. Богородицы чрезъ эту Казанскую икону подъ Новодѣвичьимъ монастыремъ только укрѣпило въ ратныхъ людяхъ вѣру въ Казанскую икону, пользовавшуюся дотолѣ мѣстною честію. Если же Заруцкій и казаки встрѣтили эту икону на коняхъ и тѣмъ выразили небреженіе, то казацкіе отряды, стоявшіе въ то время во главѣ съ Заруцкямъ, вообще не отличались благочестіемъ и небрежное отношеніе къ святынѣ вообще было обычнымъ съ ихъ стороны явленіемъ тогдашняго времени, а потому въ счетъ не идетъ.
Если бы явленная Казанская икона оставалась бы въ Казани, то, дѣйствительно, не зачѣмъ было бы Пожарскому посылать въ Казань списокъ со списка, какъ совершенно правильно возражаетъ прот. Невоструевъ. Ополченіе Пожарскаго потому-то и должно было послать списокъ съ бывшей въ станѣ Казанской иконы, что въ самой Казани, быть можетъ, не осталось Казанской иконы съ богатыми украшеніями, и въ этомъ случаѣ, дѣйствительно, нужно было вознаградить убытокъ казанцевъ.
Такимъ образомъ, приходится признать, что извѣстія лѣтописей дополняютъ и исправляютъ другъ друга.
Можно предположить и то, что лѣтописцы вначалѣ своихъ извѣстій о Казанской иконѣ не безъ цѣли упомянули о спискѣ. Казанцы, отправляя изъ Казани въ Москву, рисковали лишиться ея навсегда по бывшимъ ранѣе примѣрамъ. Отсюда отправлявшіе ее изъ Казани, цѣловавшіе крестъ быть въ любви и соединиться со всею землею, исполняя завѣщаніе патріарха Гермогена, для потребности времени, во избѣжаніе какихъ-либо недоразумѣній, могли внести среди казанцевъ слухъ, что отправлена подъ Москву не самая явленная икона, но списокъ съ нея. Лѣтописцы этотъ слухъ могли внести въ лѣтопись, но затѣмъ, желая исправить его, въ отдѣльной главѣ предложили другое изложеніе извѣстія о Казанской иконѣ. И это для потребности времени легко могло быть.
Наконецъ, лѣтописцы знали, что явленная икона Казанской Богоматери была въ свою очередь спискомъ съ иконы Одигитріи; послѣднюю они могли называть также Казанскою. Поэтому при такомъ предположеніи Казанская икона могла быть названа и спискомъ съ Казанской, т. е. Одигитріи. Косвенное указаніе на то, что въ отрядѣ Пожарскаго была подлинная явленная икона Казанской Богоматери, можно видѣть въ «подробной лѣтописи отъ начала Россіи до Полтавской баталіи». Не разсказывая исторіи Казанской иконы, сія лѣтопись замѣчаетъ: «при семъ великомъ государѣ царѣ Михаилѣ Ѳеодоровичѣ построена церковь Пр. Богородицы Казанскія и чудотворный Ея образъ поставленъ въ той церкви, на которомъ той богатой окладъ весь, каковъ онъ есть, построилъ своимъ иждивеніемъ князь Димитрій Михайловичъ Пожарскій»[51]. О спискѣ здѣсь нѣтъ упоминанія.
Въ видѣ солиднаго аргумента въ пользу своего утвержденія Покровскій указываетъ на запись отъ 1 іюня 1798 года, внесенную въ одинъ изъ списковъ сказанія митрополита Гермогена о Казанской иконѣ. Запись эта, сдѣланная по случаю бывшей 30 мая 1798 г. закладки новаго соборнаго каменнаго храма въ Казанскомъ женскомъ монастырѣ, въ Высочайшемъ присутствіи Императора Павла Петровича съ наслѣдникомъ Александромъ Павловичемъ и вел. кя. Константиномъ Павловичемъ, гласитъ: «по отпустѣ святѣй литургіи, котору Его Императорское Величество, Ихъ Императорскіе Высочества благоизволили слушать въ теплой соборной церкви Рождества Пр. Богородицы со изнесеніемъ явленной Богородичной пконы, шествовали съ преосвященнымъ архіепископомъ, властьми духовными и гражданскими къ мѣсту святого престола». На основаніи этой записи Покровскій замѣчаетъ, что въ концѣ 18 вѣка явленной Казанской иконой считалась бывшая въ Казанскомъ женскомъ монастырѣ[52].
Но эта запись, неизвѣстно, кѣмъ сдѣланная, отражавшая личный взглядъ автора записи, внесенная именно въ одинъ изъ списковъ сказанія патріарха Гермогена, а не въ другой какой-либо документъ, а потому подозрѣваемая въ предвзятомъ умыслѣ, внесенная, быть можетъ, въ позднѣйшее время, никоимъ образомъ не можетъ быть принята за документъ, на которомъ можно бы строить свои заключенія и выдавать ихъ за истинныя.
Наконецъ, нельзя пройти молчаніемъ еше одного возраженія. Это возраженіе приводитъ г. Завьяловъ и видитъ его въ прологѣ, повѣствующемъ «о явленіи иконы Пр. Богородицы во градѣ Казани». Послѣ разсказа объ обстоятельствахъ обрѣтенія иконы, прологъ оканчивается слѣдующими словами: «Честную же ону икону новоявленную Пресвятыя Богородицы по времени проводите честно въ монастырь съ молебнымъ пѣніемъ и иконами и кресты, архіепископъ и боляре, со всѣмъ народомъ, яже и до нынѣ съ вѣрою приходящимъ многа исцѣленія подаваетъ».
Слова «яже и донынѣ» г. Завьяловъ подчеркиваетъ и по поводу ихъ замѣчаетъ, что «дальнѣйшую исторію иконы Казанскія можно бы и не излагать, такъ какъ вся она исчерпывается выраженіемъ пролога, отмѣченнымъ выше о томъ, что явленная Казанская икона донынѣ пребываетъ въ Казанскомъ женскомъ женскомъ Богородичномъ монастырѣ»[53].
Слова «яже и донынѣ» г. Завьяловъ относитъ къ иконѣ, но не говоря уже о томъ, что не только личныя прибавки составителей прологовъ, какъ это имѣется здѣсь, но и самые прологи должны быть провѣряемы другими историческими документами и тогда только они могутъ быть приняты за вспомогательные, но не главные аргументы для утвержденія истины, – здѣсь ясно, что составитель пролога слова «яже и донынѣ» относилъ не къ иконѣ, но ко Пр. Богородицѣ, почему смыслъ пролога въ данномъ мѣстѣ будетъ уже иной, чѣмъ даетъ ему г. Завьяловъ. Покровскій, пытающійся, во чтобы то ни стало, доказать подлинность Казанской иконы именно въ Казанскомъ Богородичномъ монастырѣ и въ доказательство своей мысли приводящій даже не имѣющія никакого значенія замѣтки, вродѣ вышепомянутой записи па одномъ изъ списковъ сказанія патріарха Гермогена, и тотъ не пользуется для своей цѣли выраженіемъ составителя пролога; значитъ, и онъ слова «яже и донынѣ» относитъ не къ иконѣ, но къ Самой Пр. Богородицѣ, которая и подаетъ исцѣленія вѣрующимъ чрезъ свои св иконы.
Но если эти мысли, что въ ополченіяхъ Трубецкаго подъ Москвою была именно явленная икона Казанской Богоматери, которая затѣмъ удержана Пожарскимъ въ Ярославлѣ, принесена въ Москву и поставлена сначала въ приходской его церкви Введенія Богородицы, что на Лубянкѣ, – покажутся не убѣдительными, то для полнаго убѣжденія въ ихъ истинѣ я приведу несомнѣнно – историческія данныя, свидѣтельствующія о томъ, что въ отрядѣ Пожарскаго была именно явленная икона Казанской Богоматери, а не списокъ ея.
При этомъ не могу высказать удивленія, почему писатели Елисѣевъ, Покровскій и Кº, пытающіеся отстаивать подлинную икону Казанской Богоматери именно въ Казанскомъ женскомъ монастырѣ, не обратили никакого вниманія на эти данныя и умолчали объ нихъ.
Въ Актахъ Археографической Экспедиціи подъ 29 сентября 1649 года напечатана слѣдующая окружная царская грамата Маркеллу, архіепископу Вологодскому и Велико-пермскому о празднованіи явленію чудотворной иконы Казанской Богородицы въ 22-й день октября, – отъ царя и великаго князя Алексѣя Михайловича: «Въ прошломъ во 121 (1613) году октября въ 22 день, милостію Божіей и молитвами и заступленіемъ Владычицы нашей Богородицы, явленія чудотворныя иконы Казанскія, на память святого Аверкія, епископа Еропольскаго чудотворца, Московское государство отъ литовскихъ людей очистилось, и сего ради Божія милосердія уставили праздновать Пречистой Богородицѣ, явленію чудотворныя иконы Казанскія, въ царствующемъ градѣ Москвѣ, при отцѣ нашемъ, блаженныя памяти при великомъ Государѣ царѣ и великомъ князѣ Михаилѣ Ѳеодоровичѣ всеа Русіи, а въ прошломъ во 157 (1649) октября въ 22 день на праздникъ Пречистыя Богородицы, явленіе чудотворныя иконы Казанскія, во время всенощнаго пѣнія, Богъ даровалъ, родися намъ сынъ, государь царевичь князь Дмитрій Алексѣевичъ: и мы указали нынѣ въ тотъ день, октября въ 22 день, празновать Пречистой Богородицѣ, явленію чудотворныя иконы Казанскія, во всѣхъ городѣхъ по вся годы»[54].
Въ этой окружной царской граматѣ царя Алексѣя Михайловича положительно утверждается, что Московское государство очистилось отъ литовскихъ людей заступленіемъ Пр. Богородицы чрезъ Ея явленную чудотворную икону Казанской Богоматери, что царемъ Михаиломъ Ѳеодоровичемъ установленъ въ Москвѣ въ 1613 году праздникъ въ день 22 октября, по случаю освобожденія Москвы отъ поляковъ, въ честь этой явленной иконы Казанской, что и царь Алексѣй Михайловичъ, по случаю рожденія сына Дмитрія Алексѣевича, въ честь той же явленной иконы Казанской установилъ праздникъ въ день 22 октября по всѣмъ городамъ навсегда.
Здѣсь ужъ никоимъ образомъ нельзя понимать царской граматы въ переносномъ смыслѣ, какъ въ свое время предложилъ Елисѣевъ удивительно понимать простое и ясное завѣщаніе патріарха Гермогена, очевидца событій обрѣтенія Казанской иконы. Вотъ еще документы.
По воцареніи Михаила Ѳеодоровича первыя усилія правительства были обращены противъ Заруцкаго, который вмѣстѣ съ Мариною Мнишекъ засѣлъ въ Астрахани и заставлялъ народъ присягать ея маленькому сыну отъ Лжедимитрія II, объявляя себя правителемъ государства. Противъ Заруцкаго изъ Москвы былъ полянъ съ войскомъ князь Одоевскій, но еще до прихода его астраханскіе жители возстали противъ Заруцкаго и прогнали его съ помощью терскихъ казаковъ.
Къ Никоновской лѣтописи[55], въ лѣтописи о мятежахъ[56] по сему предмету нѣтъ никакихъ особенностей и изложеніе ихъ весьма кратко, но въ Актахъ Историческихъ по сему предмету имѣются для нашего вопроса цѣнныя данныя.
Здѣсь имѣются двѣ отписки: одна отъ 29 мая 1614 г. воеводъ Ивана Одоевскаго и Семена Головина стрѣлецкому головѣ Василію Хохлову о порядкѣ встрѣчи и приготовленіи имъ для постоя домовъ въ Астрахани и проч., другая отъ 4 іюня 1614 г. стрѣлецкаго головы Хохлова кпязю Одоевскому и Головину о распоряженіяхъ, сдѣланныхъ имъ для встрѣчи ихъ и пріема въ Астрахани.
Въ первой отпискѣ пишется: «Вѣдомо намъ учинилось, что милостію Божьего и Пречистые Богородицы и всѣхъ святыхъ молитвами, и Государя Царя и Великаго Князя Михаила Ѳеодоровича всея Русіи счастьемъ, Астарахань отъ воровъ очистилась, и воръ и заводчикъ крови крестьянскіе розлитію Ивашко Заруцкій и съ Маринкою и съ выблядкомъ и съ воры съ казаки, которые къ нему пристали, не дождався нашего, со всѣми ратными людми, приходу, изъ Астарахани бѣжалъ, а вы у Ивашка Заруцкаго многихъ воровъ побили, а къ намъ о томъ не писывали: и мы, слыша такую неизреченную Божію милость, со всѣми ратными людми, обрадовались и воздали всемогущему въ Троицы Славимому Богу хвалу, и идемъ съ образомъ Пречистые Богородицы новоявленные чюдотворные Казанскіе и со всѣми ратными людми, въ Астарахань, на спѣхъ. И тебѣ бъ, господине, велѣти изъ собору, и изъ монастырей и ото всѣхъ храмовъ, всему освященному собору, и всему народу и съ сущими младенцы, встрѣтите со кресты чюдотворный образъ Пречистые Богородицы, въ Николскіе ворота, съ звономъ, и прислати бы съ собору ризы, которые лутче, съ протодьякономъ съ Герасимомъ, а насъ велѣти встрѣтити Терскимъ и Астараханскимъ людемъ, по половинымъ, отъ Астарахани верстъ за тридцать или двадцать»[57].
Стрѣлецкій голова Хохловъ 4 іюня 1614 года отвѣчалъ: «Въ нынѣшнемъ въ 122 (1614) маія въ 31 день писали вы мнѣ съ сыномъ боярскимъ съ Максимомъ съ Нудомовымъ, что... вы съ образомъ Пречистые Богородицы новоявленные чюдотворные иконы Казанскіе со всѣми ратными людми идете на спѣхъ въ Астарахань... И по вашей грамотѣ тотчасъ я велѣлъ соборные церкви Пречистые Богородицы Успенія и отъ монастырей и ото всѣхъ храмовъ попомъ и діакономъ, всемъ освященнымъ соборомъ, готовымъ быта встрѣчать образъ Пречистые Богородицы новоявленные чюдотворные иконы Казанскіе, а въ тотъ же часъ велѣлъ кликати, чтобы царьства Астарахани весь народъ и съ сущими младенцы шли въ соборную церковь Пречистые Богородицы, а служилые бъ люди всѣ съ оружьемъ шли къ Николскимъ воротамъ къ Волгѣ, на берегъ, для вашего приходу въ Астарахань[58].
Однихъ уже этихъ документовъ достаточно для того, чтобы утверждать, что въ рядахъ Пожарскаго, а затѣмъ въ Москвѣ въ 1612-1614 гг. несомнѣнно была явленная чудотворная икона Казанской Богоматери, а не списокъ съ нея; въ сихъ документахъ она именуется новоявленною по недавнему ея явленію въ 1579 г. для Казани, а тѣмъ болѣе для Москвы. Списокъ съ иконы, хотя бы и прославился чудотвореніями, не можетъ быть названъ ни явленнымъ, ни новоявленнымъ образомъ. И если этотъ явленный образъ Казанской Богоматери въ станѣ Трубецкаго и Заруцкаго встрѣченъ былъ съ честію, но безъ торжественнаго крестнаго хожденія потому, что сей образъ въ то время пользовался только мѣстною честью въ Казани, то теперь, когда сей образъ получилъ уже славу и честь въ Москвѣ и за Москвою, когда въ честь этого образа самъ царь Михаилъ Ѳеодоровичъ установилъ въ Москвѣ въ 1613 году праздникъ въ день 22 октября, теперь, въ 1614 году, этотъ образъ встрѣчаютъ уже съ торжественнымъ крестнымъ хожденіемъ и воздаютъ честь, какую воздавали общеизвѣстнымъ чудотворнымъ иконамъ.
Что въ Московскомъ Казанскомъ соборѣ въ началѣ 17-го вѣка дѣйствительно была подлинная – явленная чудотворная икона Казанской Богоматери, а не списокъ съ нея, о томъ свидѣтельствуютъ и надписи, бывшія на колоколахъ этого собора до ихъ перелитія. Такъ, на соборной колокольнѣ, въ концѣ 18 вѣка, находился большой (главный) колоколъ, слитый въ годъ освященія собора и бывшій вкладомъ всего царскаго семейства; на этомъ колоколѣ имѣлась слѣд. надпись: «Бжіею милостію великій Гдарь царь и великій князь Михаилъ Ѳеодоровичь, всея Россіи самодержецъ, и его Боголюбивая царица и великая княгиня Еѵдокія Лукіановна, и благородныя чада, царевичь князь Иванъ Михайловичь и царевна великая княжна Ирина Михайловна, сей колоколъ велѣли слить къ церкви новоявленнаго образа Пречистые Бцы Казанскія, лѣта 7145 году», т. е. въ 1636 г. (см. Путев. къ древн. Моск. 1792 г. ч. 2, стр. 7). Протоіерей Московскаго Казанскаго собора о. Невоструевъ въ своей книгѣ отпусковъ, исходящихъ и оффиціальныхъ бумагъ по Казанскому собору въ 1870 г. отмѣчаетъ особенное усердіе къ сему собору царя Михаила Ѳедоровича и въ свидѣтельство своего замѣчанія указываетъ на (другой) колоколъ, имѣвшій до перелитія въ позднѣйшее время слѣд. надпись: «Бжіею милостію повелѣніемъ Гдаря царя и великаго князя Михаила Ѳеодоровича, всея Русіи самодержца слитъ сей колоколъ къ церкви новоявленнаго образа пречистыя Бцы Казанскія, лѣта 7145», т. е. 1636».
Живымъ, непосредственнымъ впечатлѣніемъ отъ имѣвшейся въ Москвѣ явленной чудотворной иконы Казанской объясняется и то, почему въ записныхъ книгахъ разнаго рода, по случаямъ выходовъ царей и патріарховъ въ царствованіе Михаила Ѳеодоровича, значится эта икона подъ наименованіемъ «явленія иконы Казанскія».
Особенно это надо сказать о томъ времени, когда былъ построенъ на красной площади Казанскій соборъ и въ 1836 году освященъ именно въ честь явленія чудотворной иконы Казанской[59].
Такъ, въ «Выходахъ царей» читаемъ:
За 1636 г. въ 22 день октября Государь былъ у обѣдни на праздникъ Пречистыя Богородицы явленія иконы Казанскія, что у Земскаго Приказу на площади; за 1637 г. въ 8 день іюля Государь ходилъ за кресты въ соборную церковь на праздникъ Пречистыя Богородицы – явленіе иконы Казанскія; за тотъ же 1637 г. въ 21 день октября былъ Государь у вечерни у Рождества Пречистыя Богородицы, что на сѣняхъ: праздновалъ Пречистой Богородицѣ явленіе иконы Казанскія, октября въ 22 день ходилъ Государь за кресты – явленіе иконы Пречистыя Богородицы Казанскія, и обѣдню слушалъ[60].
Такихъ выраженій, придающихъ слово «явленіе» къ чудотворной иконѣ Казанской въ «Выходахъ» царя Михаила Ѳеодоровича можно найти не мало; логическое удареніе ставится на слово «явленіе» и даже опускается слово «чудотворная», ибо чудодѣйствіе сей иконы – всѣмъ извѣстное дѣло. Но когда живое, непосредственное впечатлѣніе прошло и чудотворная икона Казанской Богоматери, принесенная Пожарскимъ въ Москву, всѣмъ стала извѣстна явленною, какъ обычное уже дѣло, тогда и въ «Выходахъ» царя Алексѣя Михайловича это слово «явленіе», приписывавшееся чудотворной Казанской иконѣ, почти уже не встрѣчаемъ.
Но за то находимъ въ книгахъ казеннаго патріаршаго приказа за послѣдніе годы 17 вѣка. Въ этихъ книгахъ икона Казанской Богоматери въ Московскомъ Казанскомъ соборѣ не разъ именуется «чудотворною иконою явленія», а не просто чудотворною, соборъ же именуется всегда «соборомъ Богородицы Казанскія», или «соборною церковію Пресв. Богородицы Казанскія», или просто «соборною Богородичною» церковію. Такъ, за 199 (1691) читаемъ: «октября въ 22 день патріархъ ходилъ изъ соборной Успенской церкви въ соборную церковь Пр. Богородицы чудотворныя иконы явленія Казанскія, что въ Китаѣ»; за 200 (1692) г.: «іюля 7 патріархъ ходилъ для празднества Пр. Богородицѣ явленія чудотворныя ея иконы Казанскія въ соборную Богородицкую церковь, что въ Китаѣ, на площади, и слушалъ малыя вечерни»[61].
Если бы явленная Казанская икона со времени ея обрѣтенія находилась въ Казани, то въ подтвержденіе того отъ старины сохранились бы какіе-либо акты и документы, но таковыхъ, кромѣ сомнительнаго краткаго указанія лѣтописей, встрѣчающагося всего одинъ разъ, ие имѣется.
Такимъ образомъ, пребываніе въ Москвѣ явленной чудотворной иконы Казанской, а не списка съ нея, въ теченіе 17 вѣка не подлежитъ сомнѣнію, почему и мнѣніе лицъ, утверждающихъ, будто бы эта явленная чудотворная икона Казанская никогда не была въ Москвѣ, но находилась постоянно въ Казани и нынѣ дерзко похищена, не имѣетъ для себя достаточныхъ основаній, и какъ таковое, должно быть отвергнуто. «Казанское горе было бы легче, говоритъ Покровскій[62], если дѣйствительно въ Казани хранился и похищенъ списокъ съ явленной иконы». Пусть же казанцы, а съ ними всѣ русскіе люди нѣсколько успокоятся.
Теперь подойдемъ къ вопросу, была ли эта явленная чудотворная Казанская икона Пр. Богородицы перенесена, по повелѣнію императора Петра I, изъ Москвы въ С.-Петербургъ, или же она остается и понынѣ въ Московскомъ Казанскомъ соборѣ?
Г. Завьяловъ[63] доказываетъ, что чудотворная икона Казанской Богоматери, находящаяся въ С.-Петербургскомъ Казанскомъ Соборѣ, есть особая икона, сооруженная и украшенная по обѣщанію царицею Параскевою Ѳеодоровною, вдовою царя Іоанна Алексѣевича, брата Петра Великаго; по его мнѣнію, она признана чудотворною въ 1727 году, со времени разрѣшенія Св. Синодомъ «входить съ онымъ образомъ въ дома приходскихъ людей для моленія, когда кто востребуетъ по обѣщанію о болящемъ».
Это мнѣніе г. Завьялова, какъ основанное на архивныхъ данныхъ, протоіерей Жмакинъ называетъ болѣе основательнымъ, чѣмъ то, по которому чудотворная Казанская икона перенесена, по повелѣнію императора Петра I, изъ Московскаго Казанскаго собора въ С.-Петербургъ[64].
Если, дѣйствительно, неоспоримы тѣ данныя, кои приводятся г. Завьяловымъ въ доказательство своего мнѣнія, то изъ одного этого слѣдуетъ признать, что явленная чудотворная икона Казанской Богоматери, несомнѣнно пребывавшая въ 17 вѣкѣ въ Московскомъ Казанскомъ соборѣ, пребываетъ тамъ и нынѣ.
Но предварительно разсмотрѣнія статьи г. Завьялова по существу, считаю необходимымъ исправить допущенныя имъ въ изложеніи нѣкоторыхъ правительственныхъ распоряженій неточности – тѣмъ болѣе, что эти неточности, безъ провѣрки и исправленія, цѣликомъ вошли въ статью г. Покровскаго.
Такъ, г. Завьяловъ говоритъ: «изъ другого дѣла нзвѣстно, что еще 25 ноября 1707 г. Императоръ Петръ Великій издалъ указъ, которымъ воспрещалось строеніе часовенъ» и ставитъ очень кратко цитатъ «1721 г. № 606»[65]. (Неизвѣстно, гдѣ искать). Г. Покровскій, передавая со словъ г. Завьялова сей указъ, послѣ слова «часовенъ» прибавилъ отъ себя еще слово «вообще»[66], и въ такой формѣ указъ Петра I получается въ извращенномъ видѣ. Между тѣмъ сей указъ прописанъ въ указѣ Св. Сѵнода отъ 28 марта 1722 г. и выражается такъ: «...по состоявшемуся въ 1707 г. данному Его Императорскаго Величества указу велѣно всѣ въ Санктъ Питербурхѣ построенныя часовни разобрать и обрѣтающіяся въ нихъ иконы и книги брать въ церковь: и понеже онымъ Его Императорскаго Величества имяннымъ указомъ въ царствующемъ въ Санктъ Питербурхѣ такъ учинить опредѣлено, то и въ прочихъ городѣхъ и селѣхъ, по силѣ того Его Императорскаго Величества имянного указу, такія часовни упразднить должно»...[67]. Очевидно, указъ Петра I отъ 1707 г. о разобраніи часовенъ касался только одного Петербурга.
Затѣмъ, г. Завьяловъ пишетъ: «21 февраля 1722 г, Св. Сѵнодъ издалъ указъ объ отобраніи чудотворныхъ иконъ въ соборныя церкви и монастыри»[68]. Г. Покровскій, не провѣривъ самаго указа, внесъ его въ томъ же видѣ въ свою статью[69]. Читатель можетъ подумать, что Св. Сѵнодомъ издано распоряженіе объ отобраніи всѣхъ чудотворныхъ иконъ, кои признаны чудотворными издавна. Между тѣмъ, здѣсь рѣчь идетъ объ отобраніи отъ частныхъ людей иконъ, только оглашаемыхъ чудотворными, но не тѣхъ чудотворныхъ иконъ, кои уже признаны таковыми. Приведемъ буквально сей указъ: «Св. Прав. Сѵнодъ приговорили: ежели гдѣ явятся въ домѣхъ чудотворные образы, слѣдовать о томъ подлинно духовнымъ управителямъ, въ которыхъ годѣхъ и какія отъ котораго образа были чюдеса и кѣмъ явно, и ежели такіе образы, по достовѣрному слѣдованію, гдѣ явятся, и тѣ образы брать въ соборныя церкви и въ монастыри; взявъ оные образы въ соборныя церкви и въ монастыри, подлинное объ нихъ свидѣтельство къ разсмотрѣнію присылать въ Св. Прав. Синодъ»[70].
Затѣмъ, не распространяясь о необычномъ объясненіи Завьяловымъ выраженія «полотняная церковь»[71], о допущенномъ имъ нѣкоторомъ противорѣчіи въ установленіи даты въ построеніи Рождество-Богородичной церкви[72] и нѣкоторыхъ другихъ предположеніяхъ и догадкахъ автора, вызывающихъ въ читателѣ нѣкоторое недоумѣніе[73], перехожу прямо къ тому главному основанію, на которомъ г. Завьяловъ строитъ свое воззрѣніе о происхожденіи С.-Петербургской чудотворной Казанской иконы.
Это основаніе онъ видитъ въ доношеніи «церкви Рождества Пр. Богородицы, что на С.-Петербургскомъ острову, священника Ивана Стефанова съ товарищи и приходскихъ людей», поданномъ въ Св. Сѵнодъ въ 1727 г., и послѣдовавшемъ по сему указѣ Св. Сѵнода. Въ своемъ прошеніи отъ 2 марта 1727 г. священникъ Иванъ Стефановъ и приходскіе люди, всѣ въ числѣ 23 человѣкъ, писали въ Св. Сѵнодъ: «Прошедшаго 1720 года бывшей Новгородской архіерей Ѳеодосъ, незнамо ради чего изъ той приходской нашей Рождества Пресв. Богородицы церкви взявъ образъ явленія Казанской Пр. Богородицы, поставилъ въ Троицкомъ С.-Петербургскомъ соборѣ, гдѣ онъ и понынѣ обрѣтается. Тотъ явленія Казанскія Пресвятыя Богородицы образъ по обѣщанію вновь написанъ и украшенъ достоблаженныя памяти[74] царицы и великія княгини Параскевіи Ѳеодоровны и отъ насъ не малымъ иждивеніемъ. Изъ усердія нашего и по должности христіанстей желаемъ мы, нижеподписавшіеся, для изящнѣйшаго благолѣпія святѣй церкви и моленія нашего тому Пресвятыя Богородицы образу быть въ той нашей приходской церкви по прежнему». Св. Сѵнодъ, получивъ таковое доношеніе, послалъ 21 марта 1722 г. для справки протопопу Троицкаго собора Іоанну Семенову указъ, гдѣ, повторивъ помянутое прошеніе, о томъ образѣ выражается такъ: «образъ Пресв. Богородицы, именуемый Казанскія, которой написанъ и украшенъ блаженныя памяти отъ благовѣрныя великія государыни и великія княгини Парасковіи Ѳеодоровны и отъ нихъ приходскихъ людей»[75].
На основаніи сихъ документовъ г. Завьяловъ приходитъ къ тому заключенію, что царица Параскева Ѳеодоровна, будучи прихожанкою церкви Рождества Богородицы въ самомъ началѣ существованія этой церкви, по обѣту, связанному, вѣроятно, съ событіями ея перваго пребыванія въ С.-Петербургѣ, соорудила для своей приходской церкви Казанскую икону[76]. Эта-то икона и была тою, которая скоро прославилась чудотвореніями и въ 1737 г. перенесена въ новоустроенную церковь Рождества Богородицы на Невскомъ проспектѣ, а затѣмъ и въ нынѣшній Казанскій соборъ, построенный въ честь ея Императорами Павломъ I и Александромъ I, рядомъ съ церковію Рождества Богородицы.
Сооруженіе царицею Параскевою Ѳеодоровною Казанской иконы г. Завьяловъ, конечно, усматриваетъ изъ словъ вышеизложеннаго доношенія, что тотъ образъ Казанской Пр. Богородицы «по обѣщанію вновь написанъ и украшенъ» царицею, почему эти слова и подчеркнуты имъ въ его статьѣ.
Но выраженіе «вновь написанъ» нельзя понимать въ смыслѣ сооруженія иконы, какъ дѣлаетъ то г. Завьяловъ, такъ какъ старинные документы подъ этимъ выраженіемъ разумѣютъ лишь рѣчь о полной реставраціи, полномъ поновленіи иконы въ смыслѣ новаго, по случаю большой ветхости, прописанія иконы. Ели же иконопись на образахъ ветшала мѣстами, то таковые образа не вновь писались, а только чинились. Это ясно можно видѣть хотя бы изъ того документа, который приведенъ мною ниже по случаю ремонта Московскаго Казанскаго собора въ 1754 г. Разница лишь въ томъ, что иконы прописывались вновь обычно по случаю ветхости, а здѣсь, въ данномъ случаѣ, икона Казанской Богоматери вновь прописана по обѣщанію царицы. При такомъ необходимомъ исправленіи и все воззрѣніе г Завьялова о сооруженіи царицею иконы, какъ основанное на невѣрномъ пониманіи архивнаго документа, падаетъ само собою, но въ то же время статья г. Завьялова цѣнна потому, что она даетъ неоспоримыя изъ подлинныхъ дѣлъ данныя, на основаніи которыхъ должно придти къ другимъ заключеніямъ. Является вопросъ, откуда же взялась въ церкви Рождества Пр. Богородицы Казанская икона, реставрированная царицею Параскевою Ѳеодоровною, не взята ли она, дѣйствительно изъ Казанской часовни, находившейся близъ той же церкви тоже на Посадской улицѣ и существовавшей уже до 1707 г.?
Если самъ г. Завьяловъ утверждаетъ, что съ устройствомъ приходской церкви Рождества Пр. Богородицы приблизительно между 1712-1716 г. утварь Казанской часовни, что на Посадской улицѣ, должна была поступить въ нее и въ томъ числѣ, дѣйствительно, передана была и имѣвшаяся въ часовнѣ Казанская икона Богоматери[77], то надо придти къ заключенію, что эта-то Казанская икона Богоматери, перешедшая изъ Казанской часовги въ церковь Рождества Пр. Богородицы, и есть та самая икона, которая по обѣту была вновь поновлепа и украшена царицею Параскевою Ѳеодоровною и затѣмъ перенесена послѣдовательно въ нынѣшній Казанскій соборъ въ С.-Петербургѣ.
Теперь напрашивается другой вопросъ, откуда Казанская часовня въ свою очередь получила икону Казанской Богоматери, икону, отъ которой и самая часовня, какъ утверждаетъ г. Завьяловъ, получила свое имя?
Для рѣшенія этого вопроса примемъ во вниманіе слѣдующее.
Казанская часовня въ С.-Петербургѣ стояла въ центрѣ этой новой столицы, близъ домика Петра Великаго[78]; производившимися при этой часовнѣ денежными сборами (чему нельзя удивляться въ виду такого обычнаго явленія даже и при богатыхъ церквахъ и монастыряхъ) распоряжался самъ Императоръ Петръ I[79]; при возвращеніи въ 1727 году Казанской иконы изъ Троицкаго собора обратно въ церковь Рождества Пр. Богородицы Св. Сѵнодомъ наводилась справка главнымъ образомъ о томъ, не имѣется ли Собственнаго Его Императорскаго Величества указа о взятіи ея въ Троицкій соборъ[80]; указъ Св. Сѵнода отъ 21 февраля 1722 г. объ отобраніи иконъ, оглашаемыхъ чудотворными, не коснулся этой Казанской иконы, хотя есть основаніе полагать, что она оглашалась таковою еще до изданія сего указа[81]; въ 1727 году возникло ходатайство объ изношеніи этой Казанской иконы по домамъ для моленія предъ нею по обѣщанію приходскихъ людей ради болящихъ, при существованіи указа Св. Сѵнода отъ 21 февраля 1722 г., запрещавшаго ходить изъ монастырей и церквей съ образами въ дома приходскихъ людей[82]; царица Параскева Ѳеодоровна, украсившая эту икону, не разъ брала эту икону къ себѣ на нѣсколько недѣль еще прежде выноса ея въ Троицкій соборъ[83]; ходатайство причта и приходскихъ людей церкви Рождества Пр. Богородицы объ изношеніи сей иконы въ дома для моленія ради болящихъ Св. Сѵнодомъ было уважено въ 1727 году[84], когда вышеизложенный указъ 21 февр. 1722 г., запрещавшій подобнаго рода хожденія съ образами, продолжалъ дѣйствовать во всей силѣ и былъ отмѣненъ только 4 апрѣля 1744 г.[85]; икона сія считалась семейною, царскою и столь была почитаема въ Царскомъ Семействѣ, что Императрица Анна Ивановна, дочь царицы Параскевы Ѳеодоровны, въ 1737 г. построила для этой иконы новый храмъ на Невскомъ проспектѣ[86], при чемъ всѣ распоряженія по устройству этого храма давались въ видѣ именныхъ Ея Величества указовъ[87].
Всѣ эти данныя, взятыя изъ статьи же г. Завьялова, засвидѣтельствованныя документами, ясно свидѣтельствуютъ о томъ, что Казанская икона Богоматери, бывшая въ Казанской часовнѣ, на Посадской улицѣ, близъ Стараго Гостиннаго двора, реставрированная самою царицею Параскевою Ѳеодоровною, перенесенная въ Церковь Рождества Пр. Богородицы, что на Петербургской сторонѣ, близъ той же часовни, а затѣмъ въ новоустроепную церковь Рождества Пр. Богородицы, что на Невскомъ проспектѣ, находилась въ исключительномъ положеніи и получала удивительныя для того времени привиллегіи. Это исключительное положеніе Казанской иконы Пр. Богородицы даетъ основаніе утверждать, что икона эта и въ началѣ своего пребыванія въ С. Петербургѣ не могла почитаться за обыкновеникону, но за такую, которая была подъ особымъ покровительствомъ самого Императора и Царской Семьи.
При такомъ положеніи вполнѣ естественно полагать, что эта икона, дѣйствительно, вывезена Императорскою Семьею изъ Москвы въ С.-Петербургъ, поставлена въ тогдашнемъ центрѣ его на Петербургской сторонѣ, близъ домика Петра I, въ Казанскую часовню, гдѣ стоялъ царскій дворецъ царицы Параскевы Ѳеодоровны и отдана подъ наблюденіе этой царицы. Полагать, что икона Казанской Богоматери взята была Царскою Семьею изъ Москвы въ С.-Петербургъ съ переселеніемъ Царствующаго Дома въ новую столицу, – это такъ естественно потому, что почитаніе Казанской иконы вообще, какъ семейной, въ царскомъ родѣ упрочилось еще при царѣ Михаилѣ Ѳеодоровичѣ.
Но какая именно икона Казанской Богоматери вывезена была Царскою Семьею изъ Москвы въ С.-Петербургъ.
Конечно, не подлинная – явленная, хранившаяся въ Московскомъ Казанскомъ соборѣ. Это, дѣйствительно, было бы слишкомъ громко, и современники, безъ сомнѣнія, такой крупный фактъ не промолчали бы. Между тѣмъ какихъ-либо извѣстій по сему предмету отъ современниковъ Петра I нѣтъ. Это было бы и въ высшей степени чувствительнымъ лишеніемъ для москвичей, привыкшихъ видѣть у себя явленный чудотворный образъ Казанской Богоматери, какъ бывшій якорь спасенія Москвы отъ поляковъ въ смутное время, и ходить къ ней съ торжественными крестными хожденіями. Съ чѣмъ бы тогда осталась Москва? Оставленъ былъ бы списокъ съ этой иконы? Но вѣдь крестныя хожденія къ чудотворной Казанской иконѣ въ Москвѣ продолжались изъ года въ годъ два раза, и только 8 іюля 1722 года этого хожденія не было, какъ это свидѣтельствуетъ отмѣтка въ записной книгѣ съ расписаніемъ крестныхъ хожденій, хранящейся въ патріаршей библіотекѣ подъ № 107 л. 310-312.
Съ другой стороны икона Казанской Богоматери въ С.-Петербургѣ въ началѣ ея пребыванія по крайней мѣрѣ до 1727 г. въ документахъ нигдѣ не именуется чудотворною, чего не могло бы быть если бы изъ Москвы была принесена чудотворная икона Казанская изъ Казанскаго собора.
Собственно говоря, Царской Семьѣ не было никакой надобности и прибѣгать къ такимъ крупнымъ мѣрамъ, какъ вывозъ изъ Московскаго Казанскаго собора чудотворной Казанской иконы. Въ царскихъ палатахъ находилось много образовъ Казанской Богоматери и между ними тотъ, который былъ присланъ изъ Казани еще царю Іоанну Грозному.
Вотъ эти-то образа изъ царскихъ Московскихъ палатъ и были перевезены въ С.-Петербургъ, а одинъ изъ нихъ по обѣщанію реставрированъ царицею Параскевою Ѳеодоровною и затѣмъ отданъ ею въ приходскую церковь Рождества Пр. Богородицы, гдѣ и прославился чудотвореніями.
И если въ описи этой Рождественской церкви, составленной при ея закрытіи въ 1737 году, значатся еще три иконы Казанской Богоматери, описаніе которыхъ даетъ г. Завьяловъ[88], то легко могло быть, что и эти иконы изъ царскихъ палатъ царицы Параскевы Ѳеодоровны также перешли въ церковь Рождества Пр. Богородицы.
При такомъ разсужденіи все дѣло приходитъ въ ясность и получаетъ простоту, и споры, дѣйствительно, должны быть окончены.
Права литература съ лагеремъ тѣхъ, кто утверждаетъ, что находящаяся въ С.-Петербургскомъ Казанскомъ соборѣ чудотворная икона Казанской Богоматери имѣетъ свое начало въ Москвѣ, но не права она въ утвержденіи, что вывезена въ С.-Петербургъ чудотворная явленная икона Казанской Богоматери изъ Московскаго Казанскаго собора.
Когда дѣло такъ просто объяснилось, легко понять теперь, что размѣръ С.-Петербургской Казанской иконы (13⅜×12 в.) значительно не подходитъ yи къ подлинной явленной Казанской иконѣ въ Москвѣ, ни къ чудотворной Казанской иконѣ въ Казани.
Отсюда же получаетъ надлежащее объясненіе и акаѳистъ, составленный для С.-Петербургской Казанской чудотворной иконы. Но сей же акаѳистъ, за неимѣніемъ другаго – съ особенностями для Москвы и Казани, читается по всей Россіи, хотя по содержанію не соотвѣтствуетъ ни Москвѣ, ни Казани, ни другой мѣстности.
Собственно говоря, этимъ можно бы и окончить нашъ рефератъ, но считаю не лишнимъ привести еще нѣсколько документовъ, касающихся Московской чудотворной Казанской иконы, а именно ея реставраціи.
На нижнемъ полѣ этой иконы съ лицевой стороны сдѣланы двѣ надписи – одна отъ 1687 г., а другая отъ 1754 года. Первая гласитъ: «сей пречистый образъ поновлялъ Міхаилъ Малютинъ; другая: а сего 754 г. паки сей святый обра поновляла г-жа баронѣсса Прасковья Ивановна Строганова.
Подлинность второй надписи не подлежитъ сомнѣнію, но если подлинна и первая надпись[89], то эти надписи, существующія на одной и той же иконѣ, свидѣтельствуютъ не только о томъ, что иконопись на Московской Казанской иконѣ до половины 18 вѣка не менѣе двухъ разъ была поновляема, но еще и о томъ, что эта икона, существовавшая въ Московскомъ Казанскомъ соборѣ въ 1754 г., находилась тамъ и въ 1687 году и, такимъ образомъ, не могла быть перенесена въ С.-Петербургъ.
Имѣющіеся историческіе документы свидѣтельствуютъ, что Московскій Казанскій соборъ неоднократно испытывалъ значительный ремонтъ.
Такъ, въ 1728 году происходило исправленіе кровли на всемъ соборѣ и поновлялись поврежденныя отъ сырости иконы[90], но не видно, чтобы исправленіе касалось иконописи иконы.
Другое дѣло – въ 1754-1755 гг. Въ это время обновлялся весь соборъ и вся иконопись; реставрація коснулась и иконописи чудотворнаго образа Казанской Богоматери.
Такъ, въ дѣлахъ архитектора князя Д. Ухтомскаго имѣется подробный контрактъ, заключенный 31 мая 1754 г. государственною статсъ-конторою съ Московскимъ купцомъ Шестаковымъ и крестьяниномъ Сеземовымъ, на исправленіе разныхъ ветхостей въ Московскомъ Казанскомъ соборѣ, кромѣ церковной утвари, Ризъ и книгъ, согласно осмотру архитектора Ухтомскаго. Положено исправить «окромѣ иконостаса въ предѣлѣ Гурія и Варсанофія Казанскихъ чюд., который окромѣ позолоты сдѣланъ доброхотнымъ дателемъ, а имннно: въ церкви Казанской Богородицы во иконостасѣ образъ ея, (это и есть чудотворный образъ) на ономъ иконостасѣ письмо мѣстами обетшало; въ вѣнцѣ сломлены четыре камни, оные вставить и придѣлать по прежнему. (По исполненіи контракта 8 февраля 1755 г. поданъ реэстръ съ нижеслѣдующими въ скобкахъ отмѣтками священниковъ собора: во исполненіе все исправлено доброхотнымъ дателемъ). Сата золотая, низаная жемчугомъ, которую за ветхостію передѣлать (золотой не имѣется, но токмо по описи церковной риза серебреная, позлащеная, перенизаная доброхотнымъ дателемъ). Вокругъ оного образа ковчегъ съ створчатыми дверьми и надъ нимъ шпрендель, на которомъ иконное письмо обетшало, написать вновь; кругъ объявленнаго-жь ковчега и шпренделя и затворовъ обложено серебромъ басемнымъ и вызолоченнымъ; оной окладъ обетшалъ, вновь передѣлать съ прибавкою серебра; высотою ковчегъ три, шириною одинъ аршинъ три вершка, глубиною 12 вершковъ (не исправленъ). Образъ мѣстной Знаменія Пресв. Богородицы, образъ Архангела Гавріилa, образъ Рождества Богородицы, образъ Благовѣщенія Богородицы, образъ Всемилостиваго Спаса, образъ Гурія и Варсонофія, образъ Нерукотворениаго Спаса съ предстоящими, образъ Спасителевъ съ предстоящими-жъ святыми; при помянутомъ иконостасѣ царскія и сѣверныя и южныя двери, на которыхъ иконное письмо и около ихъ, обетшало, починить и столбъ золоченой вновь сдѣлать, а окладъ вычистить. (Исправлено и принято въ церковь и вычинено). Во объявленной же церкви вверху при иконостасѣ двадцать пять образовъ починить. (Принято въ церковь всё сполна и вычинено). Во означенномъ же иконостасѣ образъ Казанскія Богородицы, образъ Страстныя Богородицы и оные за ветхостію вновь написать; изъ оныхъ одинъ вышиною два, шириною одинъ аршинъ шесть вершковъ, другой вышиною два аршина, шириною двадцать четыре вершка; при означенныхъ образахъ окладъ вычистить и прибить по прежнему. (Приняты и исправлены). При объявленномъ жe иконостасѣ тябла и брусья обиты серебромъ басемнымъ и вызолоченнымъ, оное мѣстами гдѣ обетшало починить. (Починено и вновь серебро прибавлено). По лѣвую сторону оной церкви во иконостасѣ, образъ Спасителевъ, образъ Богоматери, образъ Іоанна Предтечи, образъ Живоноснаго источника, образъ Блаженнаго Чрева, четыре образа штилистовые, которые обетшали мѣстами, починить (Принято все во исполненіе исправлено). Во объявленномъ же иконостасѣ семнадцать образовъ штилистовыхъ вновь написать; вокругъ оного иконостаса позолоту и краску починить. (Оные образа въ церковь всѣ приняты сполна и во исполненіе исправлено и починено). Передъ царскими дверми амвонъ въ церкви на крылосахъ обито алымъ сукномъ по полетѣ, оное сукно около крылосовъ вновь сдѣлать, а при амвонѣ починить; вокругъ оныхъ крылосовъ мѣстами позолоту, которая обетшала, починить. Въ олтарѣ, на горнемъ мѣстѣ образъ Господа Саваофа, который обетшалъ, вновь написать высотою полтора аршина, шириной девять четвертей. (Принято. Писанъ вновь). Въ томъ же алтарѣ и церкви по сводамъ и стѣнамъ, гдѣ имѣется иконное писаніе, которое за ветхостью починить, а въ протчихъ мѣстахъ вновь написать, (Починено и вновь написано).
При трапезѣ образъ Печерскія Богородицы со иконостасомъ, которой обветшалъ, вновь написать; высотою оной три съ половиною аршина, шириною три съ четвертью аршина. (Принято не много, а написанъ вновь). Съ сѣверной стороны у трапезы при затворѣ замокъ нутреной сдѣлать. (Принятъ и прибитъ къ двери желѣзной). Надъ папертью той соборной церкви въ трехъ ширенделяхъ имѣющееся иконное писаніе починить. (Починено вновь). Въ церкви Гурія и Варсонофія Казанскихъ чюд. иконостасъ, которой сдѣланъ доброхотнымъ дателемъ, вызолотить. (По сему реестру исправлено). Въ олтарѣ образъ Богоматери за престоломъ вновь написать оной высотою три и три четверти аршинъ, шириною тожъ; той церкви въ трапезѣ 17 образовъ починить, а одинъ въ кіотѣ штилистовой за ветхостію вновь написать. (Исправлено).
Передъ образами девять лампадъ починить и вылудить. (Исправлено).
Во оной же церкви при лампадахъ пять крюковъ желѣзныхъ, два подсвѣшника жестяные за ветхостю вновь сдѣлать. Той же церкви въ алтарѣ при трапезѣ и паперти, гдѣ имѣется стѣнное письмо возобновить. (Во ономъ предѣлѣ вновь сдѣлано въ исправности). Въ церкви Аверкія Іерапольскаго Чюд. иконостасъ за ветхостью вновь сдѣлать съ позолотою, длиною восемь, высотою девять аршинъ съ половиною, образъ Смоленскія Богориды., образъ Аверкія Іерапольскаго Чюд., кои мѣстами обетшали, починить; въ олтарѣ при горнемъ мѣстѣ образъ Спасителевъ полукружіемъ, высотою одинъ аршинъ съ четвертью, шириною два аршина съ половиною; за престоломъ образъ Смоленскіе Богородицы, Николая Чюд,, высотою три четверти аршина, шириною тожъ; другой образъ Николаю Чюд. высотою двадцать два вершка, шириною тринадцать вершковъ; образъ Аверкія Іеропольскаго Чюд. штилистовый вновь сдѣлать. (По сему реестру исправлено). И вышеписанное все исправить имъ Шестакову и Сеземову подъ смотрѣніемъ архитектора князя Ухтомскаго»[91].
Эта подробная опись ремонта Московскаго Казанскаго собора представлена мною съ одной стороны, чтобы показать, какъ правильно нужно понимать починку, новое написаніе иконъ и сооруженіе ихъ, съ другой чтобы засвидѣтельствовать правильность вышеупомянутой надписи о поновленіи иконы баронессою Строгановой, а съ третьей – прибавить страницу къ исторіи Московскаго Казанскаго собора, который и до сего времени не имѣетъ печатнаго описанія.
Правда, здѣсь прямо не говорится, чтобы иконопись на сей иконѣ было положено по контракту поновить, но при такомъ значительномъ ремонтѣ всего собора, на основаніи отмѣтки священниковъ собора, надо полагать, что такое поновленіе чудотворнаго Казанскаго образа, дѣйствительно, было въ 1754 году, вышепомянутая же надпись на иконѣ дополняетъ эту отмѣтку, указывая доброхотнаго дателя.
Легко предполагать, что поновленія сего образа могли быть и въ послѣдующее время, такъ что и иконопись на немъ, естественно, носитъ характеръ позднѣйшаго времени, но заключать на этомъ основаніи и о позднѣйшемъ происхожденіи самой иконы, какъ это дѣлаетъ г. Покровскій[92], по меньшей мѣрѣ наивно.
Не могу при этомъ не отмѣтить и о сдѣланныхъ г. Покровскимъ описаніяхъ Казанскихъ чудотворныхъ иконъ въ Москвѣ и въ С. Петербургѣ. Покровскій самъ сознается, что описаніе чудотворной Казанской иконы, что въ Московскомъ Казанскомъ соборѣ, онъ заимствовалъ «по изображенію, приложенному къ брошюрѣ г. Елисѣева о Казанскихъ иконахъ», изд. 1849 г.[93], но изъ отзыва г. Елисѣева объ этихъ изображеніяхъ онъ отлично долженъ знать, что изображенія эти были приложены не г. Елисѣевымъ, но издателемъ сказанія «съ другихъ иконъ, которыя ио мѣсту его жительства (въ Сергіевомъ посадѣ, Москов. губ.) были для него ближе и доступнѣе[94], или какъ полагалъ[95] Елисѣевъ, съ иконы Казанской Богоматери, что въ Казанскомъ Московскомъ соборѣ, вѣрнѣе же сказать, съ неизвѣстныхъ иконъ. Слѣдовательно, довѣрять подобнаго рода изображеніямъ, безъ провѣрки ихъ съ оригиналами, рискованно. Въ такое именно положеніе и попалъ г. Покровскій въ описаніи Московской Казанской иконы. Послѣдняя размѣромъ 6⅛×5½ в., но не 6¼×5⅜ в., какъ у Покровскаго[96]. Того пробора на головѣ Богомладенца, который найденъ г. Покровскимъ, на иконѣ совсѣмъ нѣтъ, а лишь спущена немного на лобъ прядь волосъ. Глава Богоматери, дѣйствительно, не доходитъ до главы Богомладенца, но не далеко, какъ утверждаетъ Покровскій. Благословляющая десница не имѣетъ «совершенно правильнаго именословнаго благословенія». Образъ сей иконнаго писанія, на липовой доскѣ съ двумя назади шпонками, изъ коихъ верхняя отступаетъ отъ праваго, а нижняя отъ лѣваго края, каждая на полвершка. Доска съ выдававшимися на лицевой сторонѣ полями кругомъ, шириной вверху и внизу одинъ вершокъ, а но бокамъ – ¾вер. На нижнемъ полѣ иконы съ лицевой стороны – двѣ вышеупомянутыя надписи, а сзади никакихъ надписей нѣтъ.
Къ этому надо прибавить, что точныхъ снимковъ съ этого образа нѣтъ и до сего времени, а снимокъ, взятый для Высочайшаго Археологическаго Комитета, неизвѣстно, когда появится.
Правда, на брошюрѣ, составленной въ 1892 году прот. Кастальскимъ о сей иконѣ, помѣщено изображеніе иконы Казанской Богоматери, но это изображеніе не согласно съ оригиналомъ; откуда оно взято не знаю.
Въ 1812 году всѣ драгоцѣнности съ ризою были сняты съ этой иконы французами, а самая икона остававшимся при соборѣ протоіереемъ Мошковымъ спрятана была отъ ихъ неистовства. Въ 1813 г. сдѣлана была на нее недорогая риза, но въ 1824 г. къ осеннему храмовому празднику собора усердіемъ двухъ московскихъ купцовъ Лепешкина и Тихомирова устроена новая серебряная вызолоченная и украшенная разными каменьями, какъ это показываетъ надпись на финифти внизу ризы. Наконецъ, въ 1850 г. при обновленіи собора риза сія обновлена и вѣнецъ украшенъ болѣе прежняго жемчугомъ и каменьями. Тогда же на иждивеніе А. С. Мельгунова сдѣланъ для чудотворной иконы придворнымъ фабрикантовъ Сазиковымъ изящный серебряный позлащенный съ чеканными украшеніями кіотъ.
Въ неловкое положеніе поставилъ себя г. Покровскій и по отношенію къ описанію С.-Петербургской Казанской иконы, взятому, какъ говоритъ онъ, съ описанія ея у г. Завьялова и со словъ очевидцевъ[97]. Писать изображеніе иконы со словъ хотя бы и очевидцевъ – легко можно впасть въ погрѣшность противъ оригинала.
Гораздо проще было бы взять изображеніе сей иконы, приложенное къ брошюрѣ «Чудотворная Казанская икона Божіей Матери, находящаяся въ С.-Петербугскомъ Казанскомъ соборѣ» (Спб. 1895 г. изд. 5). Вотъ какое описаніе предлагается тамъ на стр. 25: «чудотворная икона Божіей Матери, именуемая Казанскою, написана на кипарисной доскѣ; доска вышиною 13⅜ вершковъ, а шириною 12 в. Ликъ Богоматери, нѣсколько наклоненный влѣво къ Богомладенцу, нарисованъ болѣе, чѣмъ въ натуральную величину человѣческаго лица и занимаетъ всю средину иконы, почему изображеніе Ея нельзя назвать пояснымъ, такъ какъ на иконѣ написаны только верхняя часть праваго плеча и груди (курсивъ нашъ); нельзя назвать и изображеніемъ одного лика, такъ написана и часть плечъ. Справа отъ молящагося, а слѣва отъ лика Богоматери написанъ ликъ Предвѣчнаго Богомладенца съ благословляющей ручкой. Это изображеніе поясное и въ такомъ положеніи, какъ будто Богомладенецъ стоитъ на колѣняхъ Богоматери. Взоры какъ Богоматери, такъ и Богомладенца обращены къ предстоящимъ поклонникамъ». Г. Завьяловъ, если въ описаніи сей иконы и выражается, что «Богоматерь на лѣвой рукѣ держитъ Богомладеица[98], то онъ имѣлъ въ виду, такъ сказать, вообще лѣвую сторону Богоматери, Покровскій же это выраженіе г. Завьялова принялъ въ буквальномъ смыслѣ и отъ себя прибавилъ въ скобахъ, что руки Богоматери не видно ни на Казанской, ни на Московскихъ иконахъ[99].
Если статья г. Покровскаго распространится въ отдѣльныхъ оттискахъ, то поселитъ въ читателяхъ не мало смущенія...
По поводу статьи И. Покровскаго. Рефератъ, читанный 18 ноября въ Собраніи Церковно-Археологическаго Отдѣла при Московскимъ Обществѣ Любителей Духовнаго Просвѣщенія.
Свящ. Н. Романскій.
«Московскія Церковныя Вѣдомости». 1904. № 50. С. 585-589; № 51-52. С. 598-602; 1905. № 4. С. 41-45; № 5 С. 51-35.
[1] Прав. Соб. 1904 г. іюль-авг. Стр. 254-285.
[2] Прав. Соб. 1858 г. III, 391-412.
[3] Выходы царей. М. 1844, стр. 35.
[4] Прав. Соб. 1858 г., III, стр. 391-412.
[5] Исторія Россіи М. 1873, изд. 3, т. VIII, стр 389.
[6] Исторія Русской церкви. Спб 1881, т. X, стр. 162.
[7] Полн. мѣсяц. Востока. Владиміръ 1901 г. изд. 2, замѣтки стр. 437.
[8] Душ. Чт. 1861 г., III, стр. 408. Въ статьѣ Казанскаго допущена, очевидно, опечатка: тамъ на стр. 410 сказано, что арх. Арсеній вышелъ навстрѣчу ополченію съ чудотворною Казанскою иконою, когда слѣдуетъ сказать: съ чудотворною Владимірскою иконою.
[9] Брошюра «Происхожденіе праздниковъ Казанской иконы Пр. Богородицы». Кіевъ 1872 г., стр. 6.
[10] Моск. Церк. Вѣд. 1869 г. № 43.
[11] Изданіе отдѣла распростр. дух. нрав, книгъ при Москов. Общ, Люб. Дух. Просв. 1897 г.
[12] Пособіе къ изуч. Устава. Спб. 1888 г. изд. 4, стр. 496.
[13] 1896 г. вып. 1 стр. 47; прил. къ Пастыр. Собесѣд.
[14] Ibid. стр. 52.
[15] 1898 г. т. 2, № 7 стр 123; прил. къ Пастыр. Собесѣд.
[16] Простонар. поученія 1890 г. изд. 2, стр. 302.
[17] 1889 г. т. 2, стр. 157; 1900 г. т. 1, стр. 336; прил. кь Паст. Собесѣд.
[18] Проповѣди «Массіон. Обозр.» 1901 г. № 4, стр. 223; 1903, іюль-дек. стр. 93.
[19] Прав. Соб. 1890 г., окт. стр. 13-16. Удивительно, почему редакція, сдѣлавшая подстрочную оговорку къ слову высокопреосвящ. Палладія (1885 г. II, стр. 1): «Сказано въ Казанскомъ женскомъ монастырѣ, гдѣ находится явленная чудотворная Казанская ивона», не сдѣлала таковой дла истины здѣсь, къ слову высокопреосв. Павла. Покровскій также умолчалъ о семъ обстоятельствѣ.
[20] Покровскій замѣчаетъ, что сему ученому комитету, очевадно, не былъ извѣстенъ основательный взгладъ Елисѣева. Замѣчаніе, дла ученаго комитета, обидное; комитетъ, конечно, зналъ статью его въ Правом. Соб. за 1858 г., но не удовлетворился его доводами.
[21] Дни богослуженія. Спб. 1901 г. изд. 10 т. 1, стр. 199-203. На заглавномъ листѣ этой книги сдѣлана отмѣтка, что книга сія училищнымъ Совѣтомъ при Св. Сѵнодѣ внесена въ списокъ для библіотекъ церковно-приходскихъ школь. Эта отмѣтка сдѣлана уже послѣ появленія въ 1895 г. статьи Завьялова.
[22] Душ. Чт. 1861 г. ч. 2, стр. 91.
[23] Историческое опис. Большаго Успенскаго Собора. М. 1783, стр. 104-106.
[24] М. 1892, стр. 17-20. О. Кастальскій въ подерочномь примѣчаніи своей брошюры недовѣрчиво прибавляетъ: «по нѣкоторымъ лѣтописямъ, перенесенъ изъ Казани въ Москву списокъ съ чудотворной иконы».
[25] Прав. Соб. 1904 г., іюль-авг. стр. 275, примѣч. Покровскій, прописывая эти слова, пропустилъ послѣ словъ «первообраза этой» слово «иконы».
[26] Харьковъ 1900 г. изд. 2, стр. 384-385. Въ примѣчаніи Булгаковъ болѣе склоненъ видѣть въ Москвѣ подлинную – явлевную Казанскую икону.
[27] Спб. 1896. Помѣстивъ изображеніе, авторъ почему-то не указалъ, что это изображеніе – изъ Казанскаго Богородицкаго женскаго монастыря.
[28] Спб. 1891 г., стр. 466-467.
[29] Москва. 1891 г. изд. 6, стр. 271.
[30] Москва. 1892 г., стр. 466-467.
[31] Спб. 1895 г. Авторъ сей брошюры пользовался статьею г. Завьялова.
[32] С.-Петербургскій Дух. Вѣстн. 1895 г. № 18, стр. 410.
[33] Выходы, стр. 116, 132, 316.
[34] Матеріалы Забѣлина. М. 1884 г. ч. 1, стр. 350.
[35] Москва. Подр. истор. и археол. описаніе г. Мосввы, Мартынова. М. 1875 г. т. 1, стр. XVII и ХХIII. Такой же неправильный взглядъ, усвояющій названіе «на пожарѣ» иконѣ, высказываетъ и г. Завьяловъ. Сн. С.-Петербургскій Дух. Вѣстникъ 1895 г. № 18, стр. 411.
[36] Лѣт. о мятежахъ. М. 1788 г. изд. 2, стр. 142; Соловьевъ Ист. Россіи. 1873 г. изд. 3 т. VIII, стр. 352; Карамзинъ. Ист. Рос. госуд. Спб. 1892 г. т. XII, стр. 169.
[37] Акты Истор. Спб. 1841 г. т. II, стр. 396 и 399; т. III, стр. 28; Соловьевъ. Ист. Россіи. Спб. 1873 г, изд. 3, т. VIII, стр. 399-400. Карамзинъ. Ист. Рос. гос. Спб. 1892 г., т. ХII, стр. 188 а прим. 750.
[38] Дебольскій, Дни богослуженіи. Спб 1901 г. изд. 10, т 1, стр. 199.
[39] Прав. Соб. 1904 г. іюль-авг., стр. 271-272.
[40] Полн. Собр. Лѣт. т. VI (Соф. 1-я лѣт.), стр. 248-249. Голубинскій, 2-я пол. 1 т., стр. 3
[41] Дебольскій. Дни богослуженіи. Спб. 1901 г. т. 1, стр. 231-232.
[42] Прав. Соб. 1904 г. іюль-авг., стр. 268.
[43] Ibid., стр. 270.
[44] Лѣт. о мят. М. 1788 г. изд. 2, стр. 281-282,
[45] Никон. лѣт. т. VIII, стр. 167.
[46] Лѣт. о мят., стр. 225.
[47] Спб. 1792 г. ч. 8, стр. 168.
[48] Никон, лѣт. VIII, стр. 209-210.
[49] Лѣт. о мятежахъ, стр 281-282.
[50] Спб. 1792 г. ч. 8, стр. 209-210.
[51] Лѣт. Спб. 1799 г. ч. 3, стр. 326-327.
[52] Прав. Соб 1904 г. іюль-авг., стр. 282-283.
[53] С.-Петербургскій Дух. Вѣсн. 1895 г. № 16, стр. 366 и № 18, стр. 406.
[54] Акт. Арх. Экспед. т. IV, стр. 61. Г. Завьяловъ (С.-Петербургскій Дух. Вѣстн. 1895 г. № 18, стр. 410) также приводитъ эту царскую грамату въ подлинникѣ, но слова «явленія», обозначенныя у насъ 4 раза курсивомъ, почему-то выпускаетъ о цитуетъ на первомъ мѣстѣ т. VIII, стр. 148 Древ. Рос. Вивліоѳики. Между тѣмъ этой граматы нѣтъ и во всей Вивліоѳикѣ даже въ полномъ ея второмъ изданіи.
[55] Ник. лѣт. т. VIII, стр. 212-213.
[56] Лѣт. о мят., стр. 285-286.
[57] Акт. Истор. Сиб. 1841 г. т. III, стр. 16, № 17.
[58] Акты Истор. Спб. 1841 г. доп. къ т. III, мтр. 446-447, № 28. Курсивы въ отпискахъ – наши.
[59] Др. Рос. Вивліоѳики. Μ. 1788, изд. г. XI, стр. 278.
[60] Выходы царей, стр. 41, 51, 55.
[61] Матеріалы Забѣлина. М. 1884 г. ч. 1, стр. 353.
[62] Прав. Соб. 1904 г. іюль-авг., стр. 259.
[63] С.-Петербургскій Дух. Вѣстн. 1895 г. №№ 16, 18, 20, 22, 24 и 25.
[64] Церк. Вѣд. изд. при Св. Сѵнодѣ 1904 г. № 27, стр. 995.
[65] С.-Петербургскій Дух Вѣстн. 1895 г. № 20, стр. 447.
[66] Прав. Соб. 1904 г. іюль-авг., стр. 278.
[67] Пол. Собр. Пост. и Расп. по вѣд. Прав. исповѣд. за 1722 г. т. II, № 509.
[68] С.-Петербургскій Дух. Вѣстн. 1895 г. № 20, стр. 448.
[69] Прав. Соб. 1904 г. іюль-авг., стр. 279.
[70] Пол. Собр. Пост, и Расп. по вѣд. Пр. исп. 1722 г. т. II, № 423 и указатель въ нему объ иконахъ.
[71] С.-Петербургскій Дух. Вѣстн. 1895 г. № 20, стр. 447. Подъ «полотняной церковью» вообще разумѣютъ церковь съ подвижнымъ антиминсомъ изъ полотна-холста, безъ утвержденіи престола, г. Завьяловъ же понимаетъ это выраженіе въ буквальномъ смыслѣ и удивляется, какъ могла существовать такая церковь въ С.-Петербургѣ при неблагопріятномъ климатѣ и дешевизнѣ матеріаловъ.
[72] Въ № 20, стр. 448 Завьяловъ полагаетъ построеніе сей церкви въ 1715-1716 г.г., а на стр. 487 № 22 замѣчаетъ, что царица Параскева Ѳеодоровна съ весны 1712 г. изъ Москяы переселилась въ С -Петербургъ окончательно и первоначально помѣщена на Петербургскомъ островѣ въ приходѣ церкви Рождества Богородицы, которой, выходитъ, въ 1712 г. уже существовала. Прот. Жмакинъ понялъ статью г. Завьялова танъ, что часовня, стоявшая на Петерб. сторонѣ, въ 1712 г. была обращена въ церковь Рождества Богородицы (Синод. Вѣд 1904 г. № 27, стр. 995), когда эта церковь было построена рядомъ съ часовнею.
[73] Въ № 20, стр. 448 г. Завьяловъ пишетъ: «Если бы даже допустить, что Императоръ приказалъ помѣстить Московскую чудотворную икону въ часовню, то это могло быть только на время, впредь до устройства въ С.-Петербургѣ Казанскаго собора, подобно Московскому, откуда икона будто, бы взята, между тѣмъ во все Петровское время о Казанскомъ соборѣ въ Петербургѣ не поднималось и рѣчи». И самъ въ томъ же № спустя нѣсколько строкъ приводитъ указъ Св. Синода отъ 30 апр. 1722 о воспрещеніи строить церкви во ими Пресв. Богородицы Казанскія или Владимірскія или инымъ какимъ Богородичнымъ наименованіемъ, кромѣ двоенадесятыхъ праздниковъ – Благовѣщенія, Рождества и пр. Слѣдовательно, и ожидать построенія въ С.-Петербургѣ Казанскаго собора въ Петровское время было нельзя.
[74] Царица Параскева Ѳеодоронна скончалась 13 октября 1723 г.
[75] С.-Петербургскій Дух. Вѣстн. 1895 г. № 20, стр. 449-450.
[76] Ibid. № 22, стр. 488.
[77] Ibid. № 20, стр. 448.
[78] Ibid. № 22, стр. 487.
[79] Ibid. № 20, стр. 447.
[80] Ibid. № 20, стр. 450.
[81] Ibid. № 22, стр. 489.
[82] Ibid. № 20, стр. 450, примѣч.
[83] Ibid. № 22, стр. 488.
[84] Ibid. № 20, стр. 450.
[85] Полн. Собр. Зак. № 8913.
[86] С.-Петербургскій Дух. Вѣстн. 1895 г. № 22, стр. 488.
[87] Ibid. № 22, стр. 533.
[88] Ibid. № 22, стр. 491.
[89] Въ недавнее время дли Высочайшаго Археологическаго Комитета съ Московской чудотворной Казанской иконы былъ снятъ точный фотографическій снимокъ. Г. Треневъ, принимавшій участіе въ этомъ дѣлѣ, замѣчаетъ, что подпись Малютина – подлинна и ему хорошо извѣстна, что кисти Малютина принадлежитъ вся иконопись сплошь, но что эта иконопись въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, особенно ликъ Богомладенца, при поновленіи баронессою Строгановой испорчена грубыми тонами, что на одномъ краю иконы обнажилось небольшое мѣсто прежней до Малютина иконописи, но по незначительности этого обнажившагося мѣста не представляется возможности высказать о той иконописи какое-либо сужденіе тѣмъ болѣе, что и подъ обнажившимся мѣстомъ можетъ быть еще слой иконописи.
[90] Матеріалы Забѣлина. М. 1891 г. ч. 2, стр. 805-806.
[91] Матеріалы Забѣлина. М. 1891 г. ч. 2, стр. 929-932.
[92] Прав. Соб. 1904 г. іюль-авг., стр. 285.
[93] Ibid. стр. 284.
[94] Ibid. стр. 202-264.
[95] Прав. Соб. 1858, III, стр. 411-412.
[96] По размѣру она близко подходить къ Казанской иконѣ въ Казани, которая по показанію г. Елисѣева, имѣетъ размѣромъ 5×6 вер., но описки бываютъ и не точны по размѣру съ оригиналомъ.
[97] Прав. Соб. 1904 г. іюль-авг., стр. 284, примѣч.
[98] С.-Петербургскій Дух. Вѣстн. 1895 г. № 25 стр. 550.
[99] Прав. Соб. 1904 г. іюль-авг., стр. 284. Въ примѣчаніи къ описанію иконъ г. Покровскій заявляетъ, что о Казанской иконѣ (т. е. въ г. Казани) онъ говоритъ, зная ее въ подлинникѣ и фотографическомъ снимкѣ, однако это не мѣшаетъ ему буквально пользоваться описаніемъ иконы, сдѣланнымъ г. Елисѣсвымъ въ Прав. Соб. 1858 г. III, стр. 391.