ЧТО ТАКОЕ ОГОНЬ НЕУГАСАЮЩІЙ?
Что такое огонь неугасающій? – Прямого отвѣта на этотъ вопросъ мы не находимъ ни въ Св. Писаніи, ни въ ученіи Церкви. Поэтому св. Іоаннъ Дамаскинъ объ огнѣ адскомъ выражается такъ: «грѣшники преданы будутъ огню вѣчному, не такому вещественному, какой у насъ, но такому, какой извѣстенъ одному Богу»[1]. И блаженный Августинъ: «каковъ огонь, какого рода и въ какомъ мѣстѣ вселенной, того, думаю, никто изъ людей не можетъ знать, кромѣ развѣ того, кому откроетъ Духъ Божій»[2].
Какъ ни трудно уразумѣніе этого предмета, но мысль человѣческая, ищущая разгадки всего таинственнаго для ней, не оставила совсѣмъ не затронутымъ рѣшеніе занимающаго насъ вопроса. Рѣшеніе его распадается на два вида: одни думали и думаютъ, что огонь неугасающій и червь неумирающій могутъ быть понимаемы въ смыслѣ переносномъ, какъ символы жесточайшихъ адскихъ мученій, что червь выражаетъ преимущественно внутреннія угрызенія совѣсти, а огонь – страшныя мученія внѣшнія. Такъ думали: Оригенъ[3], Амвросій[4], Іеронимъ[5] и Августинъ[6]; такъ думали и думаютъ и прежде и теперь многіе, пытавшіеся опредѣлить таинственный предметъ[7]. Другіе, напротивъ, понимаютъ слова писанія совершенно буквально, вывѣскою него могутъ служить картины страшнаго суда, на которыхъ мучащіеся въ адѣ представляются горящими въ пламенѣющихъ кострахъ, зацѣпленные желѣзными крюками – кто за языкъ, кто за бокъ, кто за ноги, или сидящими въ котлахъ съ кипящею смолою, или стоящими на раскаленномъ желѣзѣ. Большинство христіанъ, особенно изъ низшаго, необразованнаго или малообразованнаго класса, смотритъ, кажется, на адскія мученія именно такъ, а не иначе.
Изъ этихъ двухъ взглядовъ на адскія мученія Церковь не приняла перваго, хотя онъ высказывался и высказывается лицами высокаго образованія, оставляя его въ ряду частныхъ мнѣній. Да и не могла Церковь принять его, такъ какъ крайности не свойственны точному ученію Православной вѣры; а таковое, безъ ущерба истинѣ, не можетъ принимать словъ Христовыхъ объ адскихъ мученіяхъ за метафору: Христосъ много разъ съ точностію и опредѣленностію говоритъ, что мученіями грѣшниковъ во адѣ будутъ – огонь и червь[8]. Апостолы говорятъ то же[9]. Общій голосъ Церкви таковъ же. Этотъ голосъ преосвященнѣйшій Антоній, въ своемъ Догматическомъ богословіи, сокращенно выражаетъ такъ: «множество свидѣтельствъ Священнаго Писанія, очевидно, не оставляетъ никакого сомнѣнія въ томъ, что огонь гееннскій должно понимать не въ какомъ-нибудь переносномъ смыслѣ, или иносказательномъ, а въ смыслѣ собственномъ»[10].
Не придавая значенія точнаго ученія первому взгляду на адскія мученія, оставляя его въ ряду частныхъ мнѣній, Церковь тѣмъ болѣе не можетъ принять послѣдняго, какъ переводящаго на будущую обновленную жизнь грубыя понятія теперешней жизни, скрывающія отъ нашихъ очей высокій образъ любвеобильнаго Бога христіанскаго. Грубыя понятія объ адскихъ мученіяхъ могутъ быть приличны религіямъ, составляющимъ произведеніе человѣческаго ума, и людямъ, мыслящимъ въ духѣ такихъ религій. Такія понятія ничѣмъ не выше магометанскаго ученія объ адѣ, которое, по Корану, таково: «Какое страшное жилище (геенна)! Когда грѣшники будутъ ввержены (туда), то услышатъ ее рыкающею, а огонь загорится еъ силой. Адъ чуть не треснетъ отъ ярости». – «Кожа мучащихся истребится огнемъ, но мы одѣнемъ ихъ другою, чтобы заставить ихъ испытать наказаніе». – «Мы заставимъ его (грѣшника) жариться на огнѣ сакара (адскаго огня). Онъ ожигаетъ тѣло человѣка. Онъ не оставляетъ ничего, не истребивши, не оставляетъ ничего цѣлымъ, ничему не даетъ скрыться». – «Осуждаемый на жилище въ огнѣ, имѣя тѣло сверху покрытымъ слоями огня, будетъ напоенъ кипящей смолой, которая изорветъ ему внутренности; онъ покроется вонючей водой». «Нечестивые еще будутъ накормленны деревомъ Цаккумъ. Это дерево растетъ изъ глубины ада; его вершины какъ будто демонскія головы. Отверженные будутъ имъ питаться и наполнять желудокъ». «Сверхъ того увидимъ ихъ обремененными по рукамъ и ногамъ цѣпями. Ихъ туники будутъ изъ смолы, огонь покроетъ ихъ лица, потому что Богъ распредѣляетъ каждую душу по дѣламъ, ея»[11]. Эти буквальная выдержки изъ Корана не оставляютъ никакого сомнѣнія въ томъ, что магометанство разумѣетъ адскія мученія въ грубо-чувственномъ смыслѣ.
Если же ни одинъ изъ двухъ приведенныхъ взглядовъ на адскія мученія не можетъ быть принятъ за точное ученіе Вѣры православной, а Церковь сочла за лучшее оставить вопросъ объ адскомъ огнѣ безъ опредѣленнаго отвѣта, который, по выраженію блаженнаго Августина, вѣдомъ только Духу Божію и тому, кому благоволитъ открыть этотъ Духъ, то не слѣдуетъ ли, въ виду молчанія Церкви и замѣчанія блаженнаго учителя оной, отказаться отъ уясненія довольно нелегкаго для пониманія предмета? Слѣдовало бы, если бы Духъ Божій Самъ не поднималъ завѣсы, прикрывающей будущее отъ нашихъ глазъ. Заглянемъ же за эту завѣсу, насколько она приподнята Духомъ Божіимъ вѣрующимъ во Христа и приникающимъ съ благоговѣніемъ къ Его Божественному слову, къ ученію Церкви и къ книгѣ природы. Что же читаемъ въ этихъ органахъ вѣщаній Духа Божія?
Слово Божіе, говоря объ огнѣ гееннскомъ, усвояетъ ему странныя, по-видимому, свойства. Оно, во-первыхъ, называетъ его огнемъ неугасимымъ[12]; во-вторыхъ – огнемъ, опаляющимъ свои несчастныя жертвы и никогда не сожнгающимъ ихъ[13]; въ третьихъ – огнемъ, въ которомъ не будетъ ни луча свѣта, который будетъ непроглядною тьмою[14]. На этихъ чудныхъ свойствахъ адскаго огня, какъ свойствахъ, заслуживающихъ особеннаго вниманія размышляющихъ о немъ, останавливались многіе отцы и учителя Церкви, напр.: Григорій Нисскій, Іоаннъ Златоустъ, Августинъ, Тертулліанъ, Минуцій Феликсъ, Лактанцій, Василій Великій и др. Послѣдній, напр., говоритъ: «тамошній огонь будетъ огонь несвѣтлый, который во тьмѣ содержитъ попаляющую силу, но лишенъ свѣтозарности»[15], въ которомъ, по Ефрему Сирину, «нѣть ни луча свѣта»[16], который совсѣмъ не похожъ на настоящій: этотъ, что захватить, сожжетъ и измѣнитъ на другое, а тотъ, кого однажды обыметъ, будетъ жечь всегда и никогда не перестанетъ, почему и называется неугасимымъ», – говоритъ святой Златоустъ[17]. Лактанцій пишетъ: «этотъ (адскій) огонь будетъ весьма отличенъ отъ употребляемаго нами огня. Нашъ огонь потухаетъ, какъ скоро не достаетъ топлива для поддержки его; но огонь, который Богъ возжжетъ для казни нечестивыхъ, будетъ огнемъ, не имѣющимъ надобности ни въ какомъ топливѣ; онъ будетъ безъ дыма, будетъ чистъ и жидокъ, какъ вода, не будетъ подниматься вверхъ, какъ нашъ огонь, котораго земляныя части и грубыя испаренія принуждаютъ подниматься къ небу неровными и нестройными волнами. Этотъ огонь будетъ имѣть силу вмѣстѣ и жечь нечестивыхъ, и сохранятъ ихъ; ибо, служа самъ для себя пищею, онъ будетъ уподобляться баснословному коршуну, который гложетъ Титія, не умерщвляя его, какъ то поэты повѣствуютъ. Онъ будетъ жечь и мучитъ тѣла, не истребляя ихъ. – Тѣ, которыхъ добродѣтель будетъ совершенна, нисколько не коснутся этого огня, потому что будутъ имѣть въ себѣ силу, отъ него ихъ устраняющую. Огню этому Богъ даруетъ власть мучить преступныхъ, но щадить непорочныхъ»[18]. И нельзя мыслящей душѣ не остановиться вниманіемъ на свойствахъ адскаго огня! Въ природѣ, намъ извѣстной, мы знаемъ огонь угасающій, огонь истребляющій вещи, подвергающіяся его дѣйствію, огонь, въ обыкновенномъ видѣ сопровождающійся пламенемъ. Разница, очевидно, громадная. Какъ же понимать чудныя свойства адскаго огня и какое составить понятіе о немъ?
Ключъ къ разрѣшенію этого вопроса мы думаемъ видѣть въ словахъ Самого Іисуса Христа, заимствуемыхъ изъ Его притчи «о богатомъ и Лазарѣ». Въ этой притчѣ, извѣстной всякому христіанину, внимательному къ слову Божію, – говорится, что богатый, находясь въ адѣ, въ мукахъ, увидѣлъ вдали отъ себя Авраама и Лазаря на лонѣ его и, возгласивъ, рече: отче Аврааме, помилуй мя и посли Лазаря, да омочитъ конецъ перста своего въ водѣ и устудитъ языкъ мой: яко стражду въ пламени семъ. Рече же Авраамъ: чадо, помяни, яко воспріялъ еси благая въ животѣ твоемъ, и Лазарь такожде злая: нынѣ же здѣ утѣшается, ти же страждеши. Изъ этихъ словъ притчи прежде всего видно, что мученіе богача въ гееннскомъ огнѣ состоятъ въ тѣснѣйшей, внутренней связи съ земною его жизнью: помяни, яко воспріялъ еси благая въ животѣ твоемъ, – говоритъ ему Авраамъ; въ замѣнъ чего – нынѣ страждеши. – Что же это за благая, яже богатый воспріялъ въ животѣ своемъ? Во время земной своей жизни, – какъ сказано въ началѣ притчи, богатый каждый день пиршествовалъ блистательно: по вся дни веселяся свѣтло. Послѣ такого рода земной жизни, какой родъ мученія выпалъ на долю богача? У него опаляется нестерпимо жгучимъ огнемъ гортань; для ней проситъ прохлажденія у Авраама несчастный страдалецъ. Чѣмъ грѣшилъ онъ во время земной своей жизни, то и опаляется адскимъ огнемъ; страдалецъ былъ сластолюбецъ, и страждетъ у него органъ сластолюбія, языкъ; страдалецъ любилъ на землѣ искусственный, изысканный способъ удовлетворенія своего вкуса, – въ адѣ видитъ единственное средство къ прохлажденію этого органа чувствъ въ самомъ естественномъ предметѣ утоленія жажды, въ водѣ; онъ говоритъ: отче Аврааме, посли Лазаря, да омочитъ конщъ перста своего въ водѣ и устудитъ языкъ мой: яко стражду во пламени семъ. Чтобы гееннскій огонь опалилъ все тѣло страдальца, этого изъ притчи не видно[19].
Какое же понятіе объ адскомъ огнѣ, имѣющемъ опалять нераскаянныхъ грѣшниковъ, слѣдуетъ изъ притчи Хриета Спасителя? – Приточный страдалецъ горитъ въ огнѣ своей земной страсти; огонь получаетъ свою пищу въ искусственности, изысканности, ненормальности употребленія грѣшившаго органа; источникъ прохлажденія для него усматривается въ самомъ простомъ, естественномъ предметѣ, назначенномъ для удовлетворенія опаляемой части тѣла; словомъ ими же страдалецъ согрѣшалъ, сими и мучится[20]. Отсюда такъ естественно слѣдуетъ, что всякій нераскаянный грѣшникъ будетъ опаляться въ гееннѣ огнемъ своей страсти, опаляться настолько, насколько органы страсти уклонялись отъ естественнаго употребленія ихъ къ неестественному, отъ простого къ искусственному, отъ нормальнаго къ ненормальному, отъ законнаго къ незаконному; эта ненормальность, эта незаконность и будутъ очагомъ адскаго огня, который могъ бы быть погашенъ только тѣмъ, что составляло простой, безыскусственный, нормальный, законный способъ удовлетворенія грѣшившихъ органовъ, но поздно. Каждый изъ отходящихъ въ геенну будетъ вопіять подобно приточному страдальцу: стражду въ пламени семъ, въ пламени моей земной страстной наклонности. Въ этомъ источникѣ будетъ заключаться и разнообразіе адскаго огня для разнаго рода грѣшниковъ, о чемъ святой Ефремъ Сиринъ говоритъ такъ: «иначе мучится прелюбодѣй, иначе убійца, иначе воръ и пьяница» и т. д.[21].
Чтобы выводъ, извлеченный нами изъ притчи Спасителя, получилъ прочность, и понятіе объ адскомъ огнѣ – большую опредѣленность и ясность, обратимся за разъясненіемъ занимающаго насъ предмета къ книгѣ природы и прочитаемъ изъ ней необходимое для насъ при пособіи науки. Это необходимое будетъ относиться къ обстоятельнѣйшему разсмотрѣнію устройства нашего тѣла, насколько оно имѣетъ значенія въ нашей нравственной жизни. Что же мы черпаемъ изъ этого источника?
а) «По всему нашему тѣлу, вездѣ, гдѣ только есть признаки ощущенія и движенія, распространяется сѣть нервовъ, получающихъ свое начало въ центрахъ нервной системы – головномъ и спинномъ мозгу, находящихся въ костяныхъ хранилищахъ».
б) «Нервныя нити сами по себѣ не обладаютъ ни силою возбуждаться и дѣйствовать, ни способностью чувствовать, мыслить и хотѣть, но посредствомъ ихъ и не иначе душа управляетъ всѣми жизненными отправленіями, онѣ не что иное, какъ безсознательные проводники возбужденій, которыя производятся душою, или получаются ею отъ внѣшняго міра. Когда порывъ какой-нибудь страсти волнуетъ душу человѣка, тогда возбужденное состояніе ея сообщается нервной системой, какъ бы телеграфными проволоками, всѣмъ членамъ человѣческаго тѣла»[22].
в) «Нервъ, возбуждаемый душою къ извѣстной дѣятельности, отъ частаго повторенія однихъ и тѣхъ же дѣйствій, не только легче выполняетъ эти дѣйствія, но можетъ получить и нерѣдко получаетъ къ нимъ физическую наклонность, даетъ чувствовать эту наклонность душѣ, которая ощущаетъ нервный организмъ съ его особенностями и тѣми физическими наклонностями, которыя въ немъ установились отъ частаго повторенія той или другой дѣятельности. Такимъ образомъ, сначала намъ нужно употреблять значительное напряженіе сознанія и воли, чтобы дать то или другое направленіе той или другой дѣятельности нашихъ нервовъ, а потомъ мы принуждены бываемъ употреблять такое же усиліе сознанія и воли, чтобы противодѣйствовать наклонности нервовъ, которую мы сами же въ нихъ укоренили: сначала мы ведемъ свои нервы, куда хотимъ, а потомъ они ведутъ насъ, куда, быть-можетъ, мы совсѣмъ не хотимъ итти». «Правда, сознаніе и воля всегда остаются при насъ и, какъ бы сильно ни было влеченіе нервнаго организма въ какомъ-нибудь направленіи, мы всегда можемъ противодѣйствовать ему, но дѣло въ томъ, что, тогда какъ сознаніе наше и воля дѣйствуютъ почти моментально, урывками, нервный организмъ, съ своими наклонностями и привычками, вліяетъ на насъ постоянно. Какъ только воля наша ослабѣетъ на мгновеніе, или сознаніе займется другимъ предметомъ, такъ нервы и начинаютъ подталкивать насъ на тотъ образъ дѣйствія, къ которому они привыкли, и "мы, по выраженію Рида, увлекаемся привычкою, какъ потокомъ, когда плывемъ, не сопротивляясь теченію". Только напряженное вниманіе къ самому себѣ и время могутъ измѣнить настроеніе нервнаго организма».
г) «Опыты показываютъ, что одинъ и тотъ же нервъ можетъ порождать только одного рода ощущенія, хотя и въ различной степени. Мы, напр., замѣтно устаемъ живо представлять себѣ, т. е. выражать въ нервныхъ движеніяхъ какую-нибудь одну картину, такъ что картина эта, несмотря на всѣ усилія нашей воли, начинаетъ блѣднѣть же болѣе и болѣе, тогда какъ въ то же самое время мы можемъ представить себѣ живо другую картину. Но пройдетъ нѣсколько времени, и мы можемъ представить себѣ прежнюю съ прежнею живостью».
д) Изъ этого поясненія о способности извѣстнаго рода нервовъ производить только извѣстную работу поясняется новое положеніе: «нервы отъ дѣятельности устаютъ, но, отдохнувъ, снова продолжаютъ свою работу». Объ этомъ свойствѣ нервовъ замѣтимъ себѣ слѣдующее: «правильная смѣна утомленія отдыхомъ составляетъ нормальную дѣятельность нервовъ и даетъ себя чувствовать всему существу человѣка хорошо. Но когда нервы выведены изъ своей нормальной дѣятельности, то какъ бы перестаютъ уставать, продолжаютъ работать съ необыкновенною энергіею и часто мучатъ насъ своею непрошенною дѣятельностью. Ненормальная дѣятельность раздраженныхъ нервовъ, повторяясь часто и продолжаясь долго, истощаетъ силы тѣла, – это общеизвѣстный фактъ»[23].
е) Если же ненормальная дѣятельность нервной системы и всегда сказывается болѣзненно, то не можемъ изъ опыта не видѣть, что такая болѣзненность съ большею силою заявляетъ себя въ ненормальномъ раздраженіи нервовъ противозаконными, безнравственными поступками людей. Возьмемъ для примѣра распутство: до чего доводитъ оно предающихся ему? – При продолжающемся удовлетвореніи страсти, т. е. при гашеніи пожара масломъ, жертвы распутства не всегда замѣчаютъ опасность своего положенія. Впрочемъ, и при этомъ дѣло доходитъ иногда до такого неестественнаго настроенія нервнаго организма, при которомъ жертвы страсти являются фуріями, выходящими изъ границъ всякаго приличія[24]. А что, если бы онѣ вздумали остановиться отъ своихъ страстныхъ подвиговъ? О, тогда онѣ испытали бы то, что испытала Марія Египетская, со всею добросовѣстностью исповѣдавшая грѣховныя дѣянія своей жизни, не задолго до своей смерти. Она говоритъ: «седмьнадесять лѣтъ пребылъ въ пустыни сей, яко со звѣрьми лютыми, съ моими безумными похотьми борющися: егда бо пищи вкушати начинахъ, желахъ мясъ и рыбъ, яже ми бяху во Египтѣ. Желахъ же и питія вина вожделѣннаго мнѣ: много бо вина піяхъ въ мірѣ сущи: бываше же ми и желаніе блудныхъ пѣсней, зѣло смущающее и понуждающее мя пѣти пѣсни бѣсовскія, ниже навыкахъ». При этомъ «огнь внутрь сердца моего страстнаго возгарашеся и всю отвсюду опаляше мя, и къ желанію смѣшенія понуждаше... и тако скончахъ седмьнадесять лѣтъ, безчисленныя бѣды пострадавши»[25]. Изъ этихъ словъ преподобной Маріи для насъ важно ея признаніе въ томъ что ее нестерпимо опалялъ огонь привычныхъ страстей, съ прекращеніемъ удовлетворенія ихъ. Эти слова признанія даютъ намъ возможность понять, что и всѣ фуріи сладострастія потому и являются фуріями, что горятъ въ огнѣ своей страсти, возженномъ ими самими и поддерживаемомъ непрекращающимся удовлетвореніемъ страстныхъ требованій. Да едва ли не испытывалъ внутренняго горѣнія и всякій, кто состоялъ когда-нибудь подъ вліяніемъ сильно возбужденной плотской страсти. – Прислушаемся также къ заявленію горькихъ пьяницъ, когда имъ отказываютъ въ рюмкѣ водки на похмѣлье. По собственному признанію этихъ несчастныхъ, они сгораютъ внутренне опаляющимъ ихъ огнемъ. Это признаніе пьяницъ св. Василій Великій выражаетъ такъ: «въ утробахъ безмѣрно піющяхъ вино горитъ пламень, который погасить они не въ состояніи. О такихъ людяхъ пророкъ Исаія проливаетъ слезы, говоря: горе возстающимъ заутра, и сикеръ гонящимъ, ждущимъ вечера: вино бο сожжетъ я»[26].
Что сказано объ однихъ страстяхъ, то же бываетъ и при всѣхъ, съ наступленіемъ невозможности удовлетворять имъ; что на высшей степени ненормальнаго раздраженія нервовъ сказывается такъ наглядно, то же совершается и на низшихъ степеняхъ, только въ меньшей мѣрѣ. Св. Василій Великій говоритъ: «живущіе страстно имѣютъ собственный огонь страстей, какъ и богачъ имѣлъ внутри себя причину, которая палила его жаждою»[27]. Или: «сами себя пріуготовляемъ къ тому, чтобы стать годными къ сожженію, и, какъ искры огненныя, возгнетаемъ въ себѣ душевныя страсти для возгорѣнія гееннскаго пламени, какъ и палимый жаждою въ пламени богатый»[28]. Или еще: «сладостное для тебя въ настоящемъ будетъ имѣть горькій конецъ; это, нынѣ отъ удовольствія происходящее въ нашемъ тѣлѣ, щекотаніе породитъ ядовитаго червя, который будетъ безконечно мучить насъ въ гееннѣ, и это раздраженіе плоти будетъ матерью вѣчнаго огня»[29].
ж) Что же сказать объ этомъ огнѣ, жгущемъ людей, приводящихъ свой нервный организмъ въ ненормальное страстное раздраженіе: есть ли этотъ огонь метафорическое выраженіе болѣзненнаго, мучительнаго состоянія организма подъ вліяніемъ страсти, или это дѣйствительный огонь? Приходится, отстранивъ всякую мысль о метафоричности, сказать: да, это дѣйствительный огонь, а не огонь, въ переносномъ смыслѣ понимавшій. – Объяснимся. – Мы сказали, что уставшіе нервы, по отдыхѣ, опять являются способными къ дѣятельности. Что же дѣлается съ ними во время отдыха? Что за сущность отдыха? – Во время его въ нервы поступаютъ новые матеріалы изъ питательнаго процесса, вмѣсто израсходованныхъ, матеріалы, пополняющіе убыль и, – вслѣдствіе того, возобновляющіе крѣпость и силу уставшаго организма. – Что же это за расходуемый матеріалъ, восполняемый изъ питательнаго процесса? – Это электричество, присутствіе токовъ котораго въ нервахъ положительно доказано Дюбуа-Раймономъ[30] и принято наукою, какъ фактъ уже не подлежащій сомнѣнію. При нормальной дѣятельности нервовъ, во время отдыха въ нихъ поступаетъ новаго матеріала столько, сколько нужно для продолженія таковой дѣятельности. Но если извѣстный отдѣлъ нервовъ раздраженъ ненормально, если, потому, количество электричества, притекающаго изъ питательнаго процесса, не можетъ соотвѣтствовать силѣ и напряженности возбужденныхъ нервовъ, то этотъ недостатокъ восполняется изъ наличныхъ средствъ организма такимъ образомъ: наука, на основанія опыта, принимаетъ солидарность между всѣми физическими силами, по которой одна изъ нихъ можетъ переходить въ другую: движеніе въ тепло, тепло въ движеніе, то и другое въ электричество, электричество въ магнитизмъ и т. д. Отсюда становится понятнымъ, что чрезмѣрно, ненормально раздраженные нервы могутъ превращать въ необходимое для нихъ электричество другія силы, потребныя для другихъ отправленій организма, вслѣдствіе чего, какъ сказано выше, и бываетъ истощеніе тѣла при нормальной дѣятельности нервовъ того или другаго отдѣла[31].
Сообразивъ все сказанное о нервномъ организмѣ, и зная, что люди воскреснутъ въ томъ же самомъ тѣлѣ, въ какомъ теперь живутъ на землѣ, въ томъ же, хотя оно явится по воскресеніи въ обновленномъ видѣ, тѣлѣ, съ тою же нормальностью или ненормальностью отправленій, какая выработана въ немъ душою на землѣ, и которая, потому, окажется сродною ей и по воскресеніи, – сообразивъ все это, мы полагаемъ, что будущій адскій огонь будетъ огонь не метафорически понимаемый, но огонь дѣйствительный, матеріальный, только огонь не совнѣ опаляющій грѣшника, но жгущій его нзвнутри, тотъ самый, который составляетъ основу жизнедѣятельности нервнаго организма, огонь электрическій. При чрезмѣрной, ненормально раздраженной дѣятельности нервовъ, служившихъ той иля другой грѣховной наклонности, количество этого огня явится въ нихъ несравненно больше того, чѣмъ сколько слѣдуетъ для нормальнаго состоянія организма, явится на основаніи перехода силъ одной въ другую, вслѣдствіе ихъ солидарности. Увеличеніе количества огня въ грѣховно-настроенныхъ нервахъ и сдѣлаетъ то, что человѣкъ будетъ горѣть именно въ огнѣ своей страсти, горѣть тѣмъ сильнѣе, чѣмъ значительнѣе ненормальное раздраженіе нервовъ, чѣмъ обильнѣе, потому, будетъ переходъ силъ страдающаго организма, вслѣдствіе ихъ солидарности, въ электричество ненормально раздраженныхъ нервовъ. Этотъ огонь будетъ жечь человѣка-грѣшника, но не сожжетъ, потому что онъ (огонь) есть самая основа жизнедѣятельности нервнаго организма, будетъ горѣть и никогда не угаснетъ по той же причинѣ, подробнѣе разъясняемой немного ниже, будетъ горѣть, но не свѣтитъ, даже скорѣе отуманивать сознаніе человѣка, вслѣдствіе своей невыразимо мучительной жгучести. Чтобы горѣть человѣку въ этомъ огнѣ, не нужно ни пламенѣющихъ костровъ, ни прислуги, возжигающей костры и поддерживающей силу пламени прибавкою новаго горючаго матеріала, вмѣсто израсходованнаго, ни кипящихъ котловъ съ смолою, ни другихъ какихъ-либо орудій казни грѣшниковъ. Съ этимъ огнемъ, куда бы ни былъ помѣщенъ нераскаянный грѣшникъ на жительство, вездѣ будетъ мучитьея, хотя бы даже помѣстили его въ рай, по прекрасному выраженію покойнаго Высокопреосвященнѣйшаго Иннокентія[32].
Въ настоящее время излишнее количество огня въ ненормально возбужденныхъ нервахъ уменьшается чрезъ разнаго рода органическія выдѣленія, слѣдствіемъ чего бываетъ усталость нервовъ, а не жженіе ихъ привлеченнымъ въ излишествѣ огнемъ, – хотя и теперь, какъ сказано выше, какъ бы въ показаніе будущаго огня, бываютъ случаи горѣнія въ огнѣ страсти. Теперешнія выдѣленія ненормально возбужденнаго огня, носящія на себѣ печать нравственнаго поврежденія, образуютъ нравственно растлѣнную атмосферу, растлѣвающую міръ и подготовляющую матеріалъ для огня, имѣющаго преобразовать и обновить вселенную, о чемъ будетъ рѣчь ниже. Но когда міръ преобразится и обновится, когда въ предѣлы его, по Писанію, не можетъ уже войти нечто скверное и нечистое[33], не можетъ, иначе снова нарушилась бы гармонія природы и явилась бы не соотвѣтствующею блаженному состоянію праведниковъ, тогда выдѣленія ненормально возбужденнаго и излишне накопленнаго внутренняго огня грѣшниковъ не будетъ, слѣдовательно, не будетъ и усталости нервовъ, тогда внутренній огонь останется безысходно въ своемъ внутреннемъ очагѣ и составитъ для собравшаго его мученіе неослабляющееся, непрекращающееся, вѣчное, всегда равное самому себѣ.
Этотъ огонь, какъ плодъ нарушеннаго равновѣсія силъ, привлеченныхъ въ излишествѣ къ ненормально-настроеннымъ нервамъ, въ ущербъ другимъ, естественнымъ образомъ и необходимо произведетъ физическое безобразіе въ организмѣ, которое увеличится еще въ слѣдствіе болѣзненныхъ потрясеній внутренно горящаго страдальца. Поясненіе на это можемъ привести изъ явленій теперешней жизни, со словъ св. Василія Великаго. Этотъ святой отецъ, изображая состояніе гнѣвающагося человѣка на высшей степени раздраженія, говоритъ: «у тѣхъ, кои желаютъ мщенія, въ сердцѣ кровь кипитъ, какъ отъ огня, волнуясь и шумя; вышедши же наружу, въ иномъ образѣ гнѣвающагося показуетъ: очи гнѣвающихся свойственныя и обыкновенныя не познаются; взоръ свирѣпъ и огневиденъ; они зубы острятъ, какъ свиніи во время ярости; лицо синее и кровавое, голосъ жестокъ и паче мѣры напряженъ, слова не ясно, безразсудно, не подробно, ниже благочинно и благознаменито произносимыя. Когда же неисцѣльно, какъ пламень отъ многаго подгнета, разжжется человѣкъ, тогда можно видѣть позорище еще большее, кое ни словомъ объяснить, ни дѣломъ показать нельзя»[34]. Если же человѣкъ такъ сильно обезображивается отъ внутренно-дѣйствующаго огня страсти теперь, когда равновѣсіе силъ можетъ снова возстановиться, то что будетъ съ прекращеніемъ этой возможности? Естественно заключать, что степень безобразія обнаружится тогда въ несравненно большей мѣрѣ.
Поясненіе на то, что адскій огонь останется безвыходно внутри страдальца, а вслѣдствіе своей безвыходности – безъ возможности прохлажденія адскаго жженія, можно находить въ слѣдующемъ церковномъ повѣствованіи. Изъ этого повѣствованія усматриваемъ, что язвы, мучащія грѣшника во адѣ, сокрыты отъ всего окружающаго, – что выражается покрывающею ихъ одеждою, – и, если дѣлаются замѣтными для принимавшаго откровеніе тайны о загробной жизни, то только по особому устроенію Божію, для вразумленія нерадящихъ о своемъ спасенія[35]. Повѣсть эта передается такъ: «Двое друзей вошли въ храмъ Божій, и какъ разъ попали на трогательное, сильное истинами и сладостію рѣчи слово проповѣдника, который доказывалъ спасительность самоотверженія и всю опасность мірской суетности. Одинъ изъ нихъ такъ тронутъ былъ силою этого слова, что его сердце не выносило упрековъ потрясенной совѣсти и теплоты умидившихся чувствъ: онъ горько плакалъ о своемъ положеніи и, въ этихъ горючихъ слезахъ души кающейся, далъ обѣщаніе Господу – разлюбить все и пойти въ монахи; напротивъ, другой былъ совершенно въ иномъ расположеніи. Вмѣсто того, чтобы убѣдиться справедливостью слова Божія и, при искренности покаянія, рѣшиться исправить свое развращенное сердце, онъ ожесточился и жестоко издѣвался надъ евангельскими истинами. Эти друзья въ церкви еще разстались между собою духомъ, а по выходѣ изъ нея – и тѣломъ: одинъ, дѣйствительно, роздалъ все имѣніе свое по нищей братіи и сдѣлался монахомъ, а другой жилъ роскошно и въ точномъ исполненіи сердечныхъ прихотей, какъ евангельскій богачъ, веселяся по вся дни свѣтло. Случилось, что монахъ пережилъ мірянина, и когда этотъ послѣдній скончался, другъ его пожелалъ узнать положеніе загробной судьбы его, и въ этомъ желанія искренно и съ вѣрою молился Господу Богу, предоставляя Его святой волѣ исполненіе своей дѣтской молитвы. Богъ услышалъ его, и чрезъ нѣсколько дней въ тонкомъ снѣ ему является умершій другъ его. – Что, братецъ, каково тебѣ, – хорошо ли? спросилъ обрадованный видѣніемъ монахъ. – Ты хочешь знать это? – со стономъ отвѣчалъ мертвецъ. – Горе мнѣ, бѣдному! Червь неусыпающій точитъ меня и не даетъ покою чрезъ цѣлую вѣчность. – Что жъ это за мученіе? – продолжалъ вопрошать монахъ. – Это мученіе невыносимо, но дѣлать нечего: нѣтъ возможности избѣжать гнѣва Божія. Мнѣ теперь дана свобода ради твоихъ молитвъ и, если хочешь, я тебѣ покажу мое мученіе, только совершенно ли хочешь ты видѣть и чувствовать то, или отчасти? Вполнѣ моего мученія ты не можешь вынести, итакъ, нѣкоторую часть испытай и виждь... При этихъ словахъ онъ приподнялъ подолъ своего платья по колѣно, и – ужасъ и невыносимый смрадъ такъ поразили всѣ чувства спящаго, что онъ въ то же мгновеніе проснулся... Вся нога, которую открылъ ему другъ его, была покрыта страшнымъ червемъ, и отъ ранъ его выходилъ такой зловонный смрадъ, что нѣтъ слова и пера для выраженія того... И этотъ адскій смрадъ такъ охватилъ келью и монаха того, что онъ едва могъ выскочить изъ нея, не успѣвши даже захлопнуть дверь за собою, отъ чего смрадъ не переставалъ распространяться на весь монастырь; всѣ кельи переполнились имъ, и переполошенные иноки не понимали, что это значитъ... Въ теченіе долгаго времени этотъ адскій воздухъ не исчезалъ, и братія по-неволѣ должны были оставить монастырь и въ другомъ мѣстѣ искать себѣ пріюта, а другъ покойнаго не могъ ничѣмъ и никакъ избавиться отъ разъ вдохнутаго зловонія, ни омыть, ни заглушить ароматическими эссенціями этого запаха»[36].
О замкнутости внутри страдальца адскаго огня и невозможности ослабленія адскаго жженія говоритъ и Св. Писаніе въ приведенной нами притчѣ Христа Спасителя «о богатомъ и Лазарѣ». Несчастный страдалецъ опаляется огнемъ своей страсти, дѣйствующимъ внутри его, и ни въ чемъ не находитъ облегченія своему мученію. Въ этой невозможности и заключается вѣчная отдѣленность ада отъ рая, или, по евангельскому выраженію, пропасть велика, которой никому нельзя перейти[37].
Слабое подобіе состоянія имѣющихъ страдать въ адскомъ огнѣ можно видѣть на землѣ въ людяхъ, страдающихъ горячкою. Всѣ мы по опыту знаемъ, что правильное распредѣленіе теплоты въ организмѣ, соединенное съ правильнымъ и своевременнымъ выдѣленіемъ всего излишняго, производитъ пріятное ощущеніе, составляетъ удовольствіе для организма. Но лишь только организмъ станетъ въ ненормальное положеніе, лишь только поры его, въ слѣдствіе какой-нибудь причины, закроются для испаренія, что тогда происходитъ въ человѣкѣ? Внутренній огонь, благодѣтельно согрѣвавшій его, начинаетъ мучительно жечь; жженіе этого огня замѣтно и для окружающихъ больного. При этомъ горѣніи пламени однако нѣтъ; тьма огня увеличивается помраченіемъ самаго ума, при которомъ страждущій мечется во всѣ стороны, готовъ бы броситься и въ огонь и въ воду, если бы его не удерживали, не замѣчая даже опасности для себя.
Этимъ сравненіемъ пользуется св. Іоаннъ Златоустъ при разсужденіи объ адскомъ огнѣ, который понималъ онъ, кажется, одинаково съ нами. Онъ говоритъ: «Услышавши объ огнѣ вѣчномъ, не думай, будто тамошній огонь похожъ на здѣшній: этотъ, что захватитъ, сожжетъ и измѣнитъ на другое, а тотъ, кого однажды обыметъ, будетъ жечь всегда и никогда не перестанетъ, почему и наывается неугасимымъ... Если ты будешь когда въ сильной горячкѣ, то перенесись умомъ къ оному (геенскоиу) пламени[38]. Ибо если горячка мучитъ и безпокоитъ насъ, то что мы будемъ чувствовать, когда попадемъ въ огненную рѣку, которая будетъ течь предъ страшнымъ судилищемъ»[39]!
Изъ области таинственнаго. Простая рѣчь о бытiи и свойствахъ души человѣческой, какъ богоподобной духовной сущности. Сост. свящ. магист. Григорій Дьяченко. М. 1900. С. 684-691.
[1] Точное изложеніе Православной вѣры, кн. IV, гл. 27, стр. 308.
[2] De civit. Dei XX, 16
[3] De princip. II, 10. п. 4. 5.
[4] Jn Luc. lib. VII, п. 205.
[5] Jn Ephes. V, 6.
[6] De civit. Dei. XXI, 9. п. 2; 10 п. 1.
[7] Изъ новѣйшихъ богослововъ такъ думаетъ, напр., епископъ Михаилъ и излагаетъ свои мысли въ объясненіи притчи «о богатомъ и Лазарѣ». См. его Толковое евангеліе на Луку, изд. 1871 г., стр. 483. – Также къ объясненіи словъ Іисуса Христа изъ 25 гл. Матѳ. ст. 41-43 объ участи грѣшниковъ, гдѣ говоритъ: «огонь изображаетъ высшую степень мученій, такъ какъ огнемъ казнь (сожженіе) есть самая жестокая казнь». Стр. 496.
[8] Матѳ. 5, 22. 30. 13, 50. 25, 41. Марк. 9, 43-50. Лук. 16, 24 и др.
[9] 2 Солун. 1, 8. Евр. 10, 21. Апок. 20, 15 и др.
[10] Догматическое богословіе преосв. Антонія, изд. 1862 г., стр. 271.
[11] Коранъ Магомета въ русскомъ перев. Николаева, изд. 1864 г.
[12] Марк. 9, 45. 46. 48. Матѳ. 25. 41.
[13] Апок. 20, 10.
[14] Матѳ. 8, 11. 12, 22, 13 и др.
[15] Василія Великаго, бесѣда на Псал. XXXIII. – Слово о будущемъ судѣ, въ изд. 1826 г., стр. 214.
[16] Ефрема Сирина, слово о страхѣ Божіемъ и послѣднемъ судѣ, въ Твор. св. отц. XV, 308.
[17] Златоуста, слово 1 къ Ѳеодору падшему.
[18] Лактанція, въ переводѣ Корнѣева, кн. VII, о блаженной жизни, XXI, стр. 16.
[19] Притча эта находится въ евангеліи отъ Луки, гл. 16, ст. 19-31.
[20] Премудр. Соломон. 11, 17.
[21] Ефрема Сирина, слово на честной крестъ и на второе пришествіе Господа, въ Твор. св. отец. XIV, стр. 50.
[22] Космосъ. Библія природы, Бенера, кн. IX, гл. 221, стр. 13.
[23] Человѣкъ, какъ предметъ воспитанія, Ушинскаго. тонъ I, гл. ХІІІ, X и XI, стр. 104, 84, 85 изд. 1871 г:
[24] Кто не слыхалъ о безпутствахъ – Мессалины, Поппеи, Лукреціи Борджіо и многихъ другихъ?
[25] Житіе преп. Маріи Египетской въ Чет.-Минеи, подъ 1 числомъ апрѣля.
[26] Нравственныя слова Василія Великаго, изд. 1855 г., въ словѣ противъ пьяницъ, стр. 224 и 226. – Исаіи 5, 11.
[27] Собраніе твореній Василія Великаго, т. II, стр. 241, въ толкованіи на 23 ст. V гл. Исаіи.
[28] Собраніе твореній Василія Великаго, т. II, стр. 90, въ толкованіи на 31 ст. I гл. Исаіи.
[29] Въ томъ же собраніи, т. IV, стр. 43.
[30] Учебная физіологія Германа стр. 176, 228.
[31] См. объ этомъ у Ушинскаго въ книгѣ: Человѣкъ, какъ предметъ воспитанія, гл. XI, §§ 5, 6, стр. 87; у Секки, въ книгѣ: «Единство физическихъ силъ».
[32] См. сборникъ лекцій профессоровъ Кіевской Духовной Академіи, изд. по случаю юбилея Академіи.
[33] Апок. 21, 27.
[34] Слово «противу гнѣвающихся» въ собраніяхъ нравственныхъ словъ Василія Великаго, избранныхъ Симеономъ Метафрастомъ, въ рус. перев. изд. 1866 г., стр. 149.
[35] Хотя въ предлагаемой повѣсти говорится о червѣ неусыпающемъ, а не объ огнѣ неугасающеиъ, но мы приводамъ ее здѣсь, какъ повѣсть, подтверждающую наши мысли о томъ, что адскія мученія будутъ замкнуты внутри мучащихся грѣшниковъ. О самомъ червѣ неусыпающемъ рѣчь будетъ ниже.
[36] Собраніе сочиненій и писемъ Святогорца о св. горѣ Аеонской, т. I, гл. 36, стр. 162-164.
[37] Лук. XVI, 26.
[38] Трудно самому больному горячкой переноситься умомъ отъ обдержащей ею болѣзни къ гееннскону пламени, даже едва ли это возможно; удобнѣе наблюдать надъ больными этого рода со стороны.
[39] Слово 1 къ Ѳеодору падшему въ Христіанскомъ Чтеніи. 1844 г. 1, 336.
