Проф. Василій Ѳедоровичъ Пѣвницкій – Св. Іоаннъ Креститель, какъ проповѣдникъ покаянія.

I.

Имя св. Іоанна Крестителя оживляетъ передъ нами великій образъ человѣка, котораго Спасителъ назвалъ самымъ большимъ изъ рожденныхъ женами. Онъ стоитъ на распутій двухъ эпохъ: въ немъ, послѣ долгаго перерыва, вновь ниспослано было людямъ божественное пророчество, и явилось въ такой силѣ, какой не имѣло и въ цвѣтущія времена Израиля, когда голосъ Божій часто раздавался предъ слухомъ избраннаго народа, – и въ немъ же заключилась длинная исторія ветхозавѣтнаго откровенія, приготовлявшаго человѣчество къ принятію новаго слова о спасеніи. Св. Іоаннъ Креститель проповѣдывалъ приближеніе новаго царства, говорилъ о скоромъ явленіи величайшаго необыкновеннаго Посланника Божія, и себѣ вмѣнялъ въ особенную честь быть предтечею этого Посланника Божія.

Наша церковь окружаетъ особеннымъ благоговѣніемъ память послѣдняго и большаго изъ ветхозавѣтныхъ пророковъ, и приглашаетъ всѣхъ чадъ своихъ чтить его пророческое величіе. Между тѣмъ образъ его у насъ въ сознаніи теменъ и неясенъ. Мы знаемъ больше чудесныя обстоятельства его рожденія и мученической смерти, чѣмъ собственно пророческую и проповѣдническую его дѣятельность. Пророческая дѣятельность его заслонена предъ нами величіемъ божественнаго Учителя, еще при жизни Іоанна начавшаго возвѣщатъ исполненіе ветхозавѣтнаго пророчества, и произведшаго спасительную перемѣну въ состояніи всего рода человѣческаго. Благоговѣйная память побуждаетъ насъ приблизиться своею мыслію къ образу Предтечи Господня и по мѣрѣ возможности уяснить тѣ черты, изъ которыхъ слагается его величіе. Полнаго возстановленія великаго историческаго характера мы не можемъ обѣщать: у насъ предъ глазами только немногія отрывочныя извѣстія, сообщенныя намъ въ Библіи, и послѣ нихъ едва ли нужно и упоминать о нѣкоторыхъ извѣстіяхъ объ Іоаннѣ Іосифа Флавія. Но мы не можемъ не сознаться, что для внимательнаго и чуткаго ума здѣсь содержится все, что можетъ вызывать благоговѣйное почтеніе къ великому имени.

II.

Смутное время переживала Іудея во дни рожденія св. Іоанна Крестителя. Это время богато было надеждами, ожиданіями и запросами, но бѣдно было средствами удовлетворенія духовныхъ потребностей. Книга откровенія хранила для іудеевъ дорогіе завѣты Божіи и указывала имъ чистое ученіе вѣры и нравственности. Но при чтеніи ея темное покрывало лежало на глазахъ Израиля, и онъ видя и слыша не разумѣлъ завѣщаннаго ему откровенія, и не столько изъ него извлекалъ для себя просвѣтительныя начала, сколько въ него старался влагать свои плотяныя воззрѣнія, наросшія на его сознаніе въ теченіе длинной перемѣнчивой его исторіи. Изъ среды его возвышались особенные знатоки и толкователи закона и пророковъ. Но для вѣрнаго толкованія божественнаго слова мало одного механическаго знанія; для этого нужно живое дѣйствіе духовнаго чувства божественной истины, а его-то и не доставало книжникамъ іудейскимъ, считавшимъ буквы и слова, и не умѣвшимъ уловить вложенную къ нихъ силу духа и истины. Божественный законъ у нихъ обезображенъ былъ разными преданіями человѣческими; единая заповѣдь любви, указанная въ немъ Спасителемъ, у нихъ раздѣлялась на множество большихъ и малыхъ заповѣдей, а вмѣсто того, чтобы возбудитъ и направитъ къ святымъ цѣлямъ внутреннее расположеніе духа народа, они до мельчайшихъ подробностей расписывали для него правила и формулы внѣшняго поведенія. Храмъ Божій загороженъ былъ множествомъ громоздкихъ человѣческихъ пристроекъ, совершенно не гармонировавшихъ съ нимъ, и блуждая по этимъ пристройкамъ народъ не проникалъ до средины своего святилища. Его руководители духовную силу раздробили на мелкія единицы, и не могли составить изъ нихъ цѣлаго, – какъ бы считали деревья и не видѣли за ними лѣса.

Въ духовномъ настроеніи іудейскаго народа, предъ явленіемъ Іоанна Крестителя, замѣтна нѣкоторая смѣсь гордости и униженія. Люди считаютъ себя избраннымъ и возлюбленнымъ народомъ Божіимъ, присвоиваютъ себѣ право на особенную близость къ Богу и особенныя благодѣянія Божіи, на основаніи великихъ обѣтованій ихъ великимъ отцамъ. Но политическое ничтожество, переносимое ими иго иноплеменнаго правительства, разныя гражданскія невзгоды, сознаніе своего безсилія естественными средствами перемѣнить и возвысить свое положеніе, – все это наносило жестокій ударъ высокомѣрному чувству іудеевъ. Въ ихъ умахъ горькая дѣйствительность плохо сживалась съ ихъ гордыми требованіями и воззрѣніями на себя, и на каждомъ шагу при этомъ слышалась дисгармонія, служившая отголоскомъ внутренняго раздора, разъѣдавшаго народное чувство. Тяжесть такого положенія вызывала иногда взрывы національнаго фанатизма, не хотѣвшаго сносить рабской покорности чужому властителю. Эти взрывы причиняли новую смуту народному сознанію. Они увлекали собою много самонадѣянныхъ жизней, разражались кровію и смертію, но народу не приносили облегченіе и не исправляли его обольщеннаго самосознанія.

Ожиданіе Мессіи, обѣтованнаго избавителя, было при этомъ средоточіемъ всѣхъ помысловъ народа. Имя его было на устахъ всѣхъ, и всѣ съ особенною внимательностію слѣдили за признаками времени, какъ бы допрашивая у нихъ, скоро ли явится къ нимъ Тотъ, къ Кому направлялись умы и сердца ихъ отцовъ и дѣдовъ. Но этотъ ожидаемый Мессія въ умахъ народа не былъ тѣмъ, чѣмъ Его представляли пророки. Задушевныя желанія порабощеннаго народа призывали въ немъ къ себѣ царя освободителя и завоевателя. Внѣшнее бѣдствіе удручало народъ; умственное настроеніе его образовалось подъ вліяніемъ чувственныхъ склонностей молодаго восточнаго организма, и эти склонности брали въ немъ верхъ надъ другими стремленіями всякій разъ, когда умолкали воздвигаемые Богомъ ревнители духовнаго закона, и мѣста учителей занимали тѣ, которые хотѣли быть устами народныхъ желаній, по слову Іезекіиля. И вотъ тоскливое ожиданіе мучитъ народъ іудейскій, онъ видитъ предъ собою въ будущемъ человѣка, котораго пошлетъ Богъ къ потомкамъ Авраама и Давида для того, чтобы этотъ посланникъ Божій избавилъ его отъ политическаго униженія, прогналъ изъ Іудеи чужихъ правителей, возвратилъ народу Божію самостоятельность, основалъ для него величественное царство, сдѣлалъ его господиномъ и властителемъ земли и подчинилъ ему всѣ сосѣднія племена и народы. Это была чувственная мечта обольщеннаго народа, но она окрѣпла и сгустилась до того, что подчиняла себѣ и тѣхъ, которые владѣли относительно трезвымъ сознаніемъ. Какой-то темный покровъ заслонялъ глаза всѣхъ іудеевъ, и они не видѣли и не понимали того внутренняго избавленія, къ какому велъ ихъ и какое готовилъ для нихъ Промыслъ Божій.

Въ кругѣ людей, которые возвышались надъ массою народа своимъ образованіемъ, и вызывались быть руководителями другихъ силою обстоятельствъ или своею волею, съ весьма давнихъ временъ, по свидѣтельству Іосифа Флавія[1], было три особливыхъ толка или направленія. Каждый толкъ рѣзко отличался одинъ отъ другаго, и между ними не было мира и доброжелательныхъ отношеній. Человѣкъ, искавшій высшаго просвѣщенія, часто проходилъ всѣ три толка, посѣщая разныя школы, какъ напримѣръ дѣлалъ самъ Іосифъ Флавій въ молодые годы. Люди изъ значительныхъ семействъ, особенно юноши особенныхъ дарованій и благочестиваго настроенія, окончательно останавливались на томъ или другомъ толкѣ только послѣ колебаній и короткаго знакомства съ ученіемъ и требованіями каждаго изъ нихъ.

Самымъ популярнымъ и наиболѣе распространеннымъ толкомъ былъ толкъ фарисейскій. Его направленіе и недостатки намъ извѣстны изъ евангелія. Господу и Спасителю нашему часто приходилось имѣть дѣло съ гордыми вождями народа – фарисеями. Завладѣвъ всѣми видными мѣстами, окруженные почетомъ, увѣренные въ своей силѣ и святости своего направленія, они съ неудовольствіемъ встрѣтили новое божественное ученіе Господа Іисуса Христа, и возстали противъ него со всею неумолимостію уязвленнаго самолюбія, когда увидали, что оно тревожитъ ихъ спокойную самоувѣренность и подрываетъ у народа вѣру въ ихъ значеніе, проливая новый свѣтъ на затемненный и искаженный ими законъ правды и истины. И вотъ, по обличеніямъ Спасителя, мы знаемъ ихъ гордость, лицемѣріе и нѣкоторое чванство своими благочестивыми подвигами, ихъ показную и скрупулезную религіозность, чисто внѣшнюю и бездушную, и ихъ умственную ограниченность. Они расширяли хранилища своя и увеличивали воскрилія одеждъ своихъ, любили предвозлежанія на пиршествахъ и предсѣданія въ синагогахъ, и привѣтствія на площадяхъ, и чтобы люди звали ихъ: учитель! учитель! Народъ хвалилъ ихъ за подвиги ихъ религіозной ревности и любви къ ближнимъ, но высшій его Сердцевѣдецъ называлъ фарисеевъ лицемѣрами за эти подвиги: они творили милостыни, посты и моленія, но любили это дѣлать такъ, чтобы эти милостыни, посты и моленія всѣмъ были видны и у всѣхъ снискивали имъ славу и почетъ. Такъ во время поста они принимали на себя мрачныя лица, чтобы всѣмъ показаться постящимися; для совершенія молитвъ и для подаванія милостыни они останавливались на углахъ людныхъ улицъ, или избирали для этого сходбища въ синагогахъ. Привязанность къ закону у нихъ была самая сильная, и они предъ лицомъ народа ревновали объ его исполненіи, и даже не довольствовались соблюденіемъ повелѣннаго имъ, а хотѣли налагать на себя особенныя какъ-бы сверхдолжныя обязательства. Ихъ скрупулезная ревность къ яснымъ требованіямъ закона прибавила множество мелкихъ предписаній или преданій человѣческихъ, касающихся соблюденія субботы, храненія внѣшней чистоты, порядка при столѣ и т. под. Этими мелочными предписаніями связана была обыденная жизнь фарисея отъ утра до ночи, и пунктуальное исполненіе ихъ было для него предметомъ особенныхъ заботъ и источникомъ гордости и самообольщенія. Но жизнь ихъ, размѣренная и разсчитанная механически и связанная самыми подробнѣйшими правилами внѣшняго благоповеденія, лишена была внутренняго духа и содержанія. И Спаситель уподобляетъ ихъ гробамъ повапленымъ, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвыхъ и всякой нечистоты. По Его словамъ, они людямъ казались праведными, а внутри были исполнены лицемѣрія и беззаконія. Они сами между тѣмъ не замѣчали внутренней пустоты своей. Ихъ мысль прикована была къ закону внѣшней праведности, и за нимъ они не видѣли важнѣйшаго въ законѣ, – духа и силы. Они давали положенную десятину съ мяты, аниса и тмина, и оставляли судъ, милость и правду, и не умѣли различать, Кто больше виновенъ въ нарушеніи закона, – тотъ ли, кто обижаетъ сиротъ и вдовицъ, или тотъ, кто приступаетъ къ столу съ неумытыми руками. Противорѣчій цѣлыя массы росли и уживалась въ фарисейскомъ сознаніи, и они не возбуждали въ немъ стремленія какъ нибудь покрыть и исправить ихъ, – и эти противорѣчія видны были какъ въ общемъ строѣ ихъ жизни, такъ и въ тѣхъ частныхъ предписаніяхъ, какими они упорядочивали свою нравственную дѣятельность. Спаситель называетъ ихъ безумными и слѣпыми за то, что они не замѣчали оскорбляющей чистое сознаніе силы этихъ противорѣчій, и приводитъ въ примѣръ ихъ слѣпоты странныя правила ихъ касательно клятвы. Они говорили, что если кто поклянется храмомъ, то ничего, а если кто поклянется золотомъ храма, то повиненъ; – также, если кто поклянется жертвенникомъ, то ничего, если же кто поклянется даромъ, который на немъ, то повиненъ. Безумные и слѣпые (говорилъ имъ по этому поводу Господь нашъ)! Что больше, – золото, или храмъ, освящающій золото? Даръ, или жертвенникъ, освящающій даръ?... Но какъ ни печально было умственно-нравственное состояніе этой первенствующей іудейской секты, видъ добродѣтели и религіозности, какимъ прикрывали фарисеи свою духовную нищету, сдѣлалъ ихъ вождями народа, и они, по свидѣтельству Іосифа Флавія[2], снискали себѣ въ народѣ такое уваженіе, что всѣ обряды, относящіеся до богопочитанія, какъ молитвы и жертвоприношенія, происходили единственно по ихъ предписанію, и всѣ города іудейскіе съ великими похвалами свидѣтельствовали о нихъ, что они какъ жизнью своею, такъ и словами показываютъ себя послѣдователями одной добродѣтели.

Противоположного толка придерживались саддукеи, которые, однако, не пользовались столь высокимъ авторитетомъ у іудейскаго народа, какъ фарисеи. На іудейской почвѣ саддукейскія ученiя представляли отпрыскъ сухаго раціонализма, котрый подчиняетъ себѣ умы во времена ослаблѣнiя въ обществѣ религіознаго чувства. Если фарисеи множествомъ своихъ предписанiй желали подвести жизнь человѣка подъ механическій законъ и навлекали на себя упрекъ въ суевѣріи, то саддукеи, напротивъ, давали поводъ обличать себя въ невѣріи. Въ то время, какъ у первыхъ было слишкомъ много внѣшнихъ предписаній, у послѣднихъ ихъ недоставало. Саддукеи вѣрили въ одно Пятокнижіе, не допуская никакихъ аллегорическихъ толкованій, и потому отвергали все, чего нельзя было вывести изъ буквы писанія. Воззрѣніе ихъ на вѣщи было поверхностно и безжизненно: міръ духовный для нихъ почти не существовалъ, и они не вѣрили ни въ воскресеніе, ни въ вѣчную жизнь, ни въ бытіе высшихъ бесплотныхъ существъ. Идея самаго Промысла Божія имъ представлялась въ туманной дали и неясномъ полумракѣ: она отождествлялась у нихъ съ представленіемъ слѣпаго рока, потому что въ действіяхъ Промыслителя они не видѣли любви и благой воли, считая частную жизнь людей недостойной Его заботы. Ихъ нравоученіе было освященіемъ естественныхъ требований нашей природы, и они не столько старались возвысить свою дѣятельность по требованіямъ закона Моисеева, сколько подчиняли своимъ желаніямъ этотъ самый законъ. Нужда высшего освященія и высшихъ нравственныхъ подвиговъ ими не сознавалась, и они при низкомъ уровнѣ своихъ нравственныхъ требованій съ самодовольствомъ смотрѣли на свою честность, если она не запятнана была черными преступленіями. Ихъ руководителемъ былъ разсудокъ, испытанный въ преніяхъ, увѣренный въ своей силѣ и правдѣ тѣхъ сужденій, какія составляли содержаніе саддукейскаго толка. Потому, какъ свидѣтельствуетъ Іосифъ Флавій, они очень любили состязанія о той премудрости, которой сами слѣдовали. Утонченность и сухость саддукейскаго раціонализма, конечно, не приходилась по характеру іудейскому народу. Потому симъ направленіемъ болѣе увлекались знатные и богатые люди, особенно подверженные чужероднымъ вліяніямъ, и по самимъ условіямъ жизненной обстановки могущіе держать себя независимо. «Въ обществѣ, – говоритъ Іосифъ Флавій, – они не дѣлаютъ ничего, а когда по принужденію отправляютъ какія-нибудь государственныя должности, то соглашаются съ фарисеями; потому что народъ иначе не могъ бы сносить ихъ»[3]. Это свидѣтельство говоритъ намъ, какъ мало силы въ народѣ имѣли саддукеи. Ученiя ихъ распространялись какъ бы прикровенно, и державшіеся его должны были набрасывать на себя чужую одѣжду, когда имъ приходилось дѣйствовать навиду у народа.

Третій толкъ образовали такъ называемые ессеи. Къ нему относились люди съ теплымъ религіознымъ чувствомъ, искавшіе высшей святости. Отъ фарисеевъ, хвалившихся своею праведностью они отличались тѣмъ, что не довольствовались однимъ формальнымъ исполненіемъ различныхъ преданій человѣческихъ, а желали внутренняго освеженія своимъ душамъ, томящимся духовной жаждой среди пустыни іудейскихъ суевѣрій. Они не хотѣли занимать видныхъ мѣстъ въ обществѣ, удаляясь и считая его нечистымъ, видя въ немъ опасность для своей нравственной чистоты и препятствіе къ достиженію святости. При такомъ настроеніи и при такомъ взглядѣ на окружающую среду, они удалялись въ пустыню и образовывали изолированныя общины, и въ тишинѣ своего круга стремившіяся развить такое благочестіе и такое чистое настроеніе души, какіе казались имъ невозможными среди обыденной жизни городовъ и селеній, занятыхъ мѣлочными заботами и зараженныхъ своекорыстіемъ и неправдами. Говоря о ессеяхъ, Іосифъ Флавій[4] насчитывалъ въ ихъ общинахъ «болѣе четырехъ тысячъ мужей, которыя ни женъ не поемлютъ, ни рабовъ имѣть не стараются, почитая послѣднее несправедливымъ, а первое подверженнымъ многимъ безпокойствамъ и ссорамъ; и для того обитаютъ раздѣльно, и одни другимъ услуживаютъ... Имѣнія же у нихъ общія, такъ что богатый столько же довольствуется своимъ стяжаніемъ, сколько и ничего не имѣющій». Ессеи занимались земледѣліемъ и другими промыслами, необходимыми для удовлетворенія тѣлесныхъ потребностей; надъ произращеніями и плодами земли, по свидѣтельству Флавія, надзирателями поставляли людей добрыхъ изъ священническаго сана, которыя имѣли заботу о приуготовленіи жита и другихъ снѣдѣй. Среди развивавшихся у нихъ искусствъ особенно процвѣтало цѣлебное, въ которомъ они опирались не на одни естественныя знанія, но и на таинственныя силы, для нихъ будто доступныя. – Въ жизни и поведеніи они являлись людьми безупречными и могли внушить къ себѣ уваженіе не у однихъ іудеевъ. Сосредоточенные въ себѣ, они чтили власть и выполняли все повинности, трудились сколько могли и отличались благотворительностью, тихимъ нравомъ и религіознымъ настроеніемъ. Особенное удивленіе Флавія заслужила ихъ правдивость и честность, которою, по его словамъ, они превосходили всѣхъ грековъ и варваровъ, и по которой они отвергали клятву и присягу, какъ предполагающую взаимное недовѣріе, немыслимое между честными людьми, допуская ее только для тѣхъ, кто послѣ трехлѣтняго искуса принимался ими въ число посвященныхъ. – Касательно вѣрованій, ессеи свято хранили все, чего держались вѣрующіе іудеи. Кроме того, у нихъ предполагаютъ существованіе особой ѳеософіи, въ которой они старались объяснить вопросы высшаго духовнаго міра. Посвящающійся въ ессеи послѣ трехлѣтняго приготовленія и искуса, въ предписанной для этого единственной присягѣ, дозволительной по обычаямъ секты, клялся, между прочимъ, никому не открывать именъ ангеловъ, о какихъ ему будетъ сообщено. Отсюда мы заключаемъ, что въ ессейскомъ толкѣ развилось и укрѣпилось ему собственно принадлежащее ѳеософское мiровоззрѣніе, и что оно тщательно хранилось ессеями въ тайнѣ, чтобы непосвященная мысль, такъ сказать, не осквернила его своимъ нечистымъ прикосновеніемъ, – почему столь мало о немъ донесла исторія. Уединенная жизнь ессеевъ вдали отъ людского шума способствовала образованію оригинальной ѳеософіи. Мечтательное настроеніе этихъ людей чувства, обращеннаго къ выспреннему міру и не удовлетворявшагося дѣйствительностью не предполагаетъ въ ихъ ученiяхъ особенной сложности. Въ тишинѣ пустыни ихъ воображеніе рисовало картины высшаго міра, полныя таинственности; они могли быть очень заманчивы для человѣка съ живымъ чувствомъ, но мало существеннаго давали трезвой разсудочной мысли. – Но главная черта, которая резко характеризовала ессеевъ и бросала на нихъ невыгодную тѣнь, – это было высокомѣрное мнѣніе о себѣ, доходившее до презрѣнія всѣхъ, кто не принадлежалъ къ ихъ толку, и отсюда проистекавшая исключительность или сепаратизмъ, дышавшій духомъ нетерпимости, по которому они боялись прикоснуться ко всему, что выходило изъ обыкновеннаго, чуждаго имъ общества. Высокомѣрнымъ самомнѣніемъ еесеи превосходили фарисеевъ, и оно раждалось у нихъ отъ того, что они болѣе другихъ заботились о выполненіи закона, избѣгали тѣхъ нечистотъ и пороковъ, какими заражена была нравственная жизнь ихъ современниковъ, и совершали частыя и особенныя религіозныя бдѣнія и подвиги. Своимъ сепаратизмомъ они напоминаютъ закоренѣлыхъ изъ нашихъ раскольниковъ. Думая, что у нихъ только святые обряды и угодное Богу служеніе, и что они только чистые люди, они не ходили въ храмъ и не отправляли въ немъ жертвоприношеній; они боялись здѣсь оскверниться чрезъ соприкосновеніе съ другими людьми, и надѣялись своими частными молитвами и священнодѣйствіями больше усладить свою душу, чѣмъ сколько это возможно во храмѣ, при обычномъ богослуженіи. Свое отношеніе къ іудейскому храму они выражали только тѣмъ, что присылали въ него дары. – Свое отчужденіе отъ другихъ ессеи не ограничивали религіозною областію, но переносили его и въ обыденный бытъ: они напримѣръ принимали только ту пищу, которая приготовлена въ ихъ обществѣ, и скорѣе согласились бы умереть, чѣмъ ѣстъ отъ другихъ. Внѣшнее очищеніе или омовеніе, указывавшее на необходимость внутренняго очищенія и замѣнявшее это послѣднее, слишкомъ часто употреблялось у нихъ: къ нему они прибѣгали всякій разъ, когда получали оскверненіе отъ прикосновенія чего нибудь нечистаго. А это, при всей ихъ осторожности, могло случаться почти на каждомъ шагу, въ силу той щепитильности, какою они отличались. Кругомъ себя они видѣли множество нечистотъ и въ природѣ и въ людяхъ, и внѣшними средствами хотѣли спасать себя отъ нихъ. Не только язычникъ, не только простой Іудей своимъ прикосновеніемъ возмущалъ спокойствіе ихъ самоуслажденія; но даже свой братъ ессей заставлялъ другаго ессея принимать очищеніе, если только онъ принадлежалъ не къ одной степени съ нимъ и между тѣмъ случайно касался его. Всѣхъ степеней въ ессейскомъ толкѣ было четыре, и низшія степени по отношенію къ высшимъ были нечистыми; потому прошедшіе первыя степени не хотѣли и боялись имѣть общеніе съ людьми низшаго совершенства, по странной пугливости мелкаго духа. Духъ высокомѣрія и нетерпимости, проявлявшійся въ чувствахъ и дѣлахъ ессеевъ, подрывалъ въ корнѣ ихъ благочестіе. Въ ихъ настроеніи и дѣятельности, при серьезныхъ желаніяхъ, много было дѣтскаго. Внутренняго обновленія и жизни по духу искали они, и съ этою цѣлію они бѣжали отъ людей въ пустыни. Но непросвѣтленная свобода не знала, куда вести человѣка: робко она озиралась кругомъ и разными внѣшними преградами старалась предохранить избранное общество отъ нравственной заразы, гнѣздившейся въ современныхъ поколѣніяхъ. Отсюда суевѣрныя привычки и странныя недѣйствительныя средства очищенія и освященія, успокоивающія встревоженную совѣстъ. Въ своемъ замкнутомъ кругѣ, съ своею робкою совѣстію, съ своими узкими воззрѣніями, съ своими подвигами, въ которыхъ за внѣшнимъ напряженіемъ ослаблялась внутренняя сила, ессеи представляютъ изъ себя видъ людей, начавшихъ духомъ и кончившихъ плотію, стремившихся къ духовной свободѣ и подпадавшихъ духовному рабству.

Рядомъ съ указанными тремя толками въ еврейскомъ обществѣ Іосифъ Флавій ставитъ четвертый толкъ, введенный Іудою галилеяниномъ. Это собственно былъ политическій отпрыскъ фарисейской секты. Державшіеся этого толка въ религіозномъ отношеніи согласны были съ фарисеями, но къ фарисейской закваскѣ они присоединяли политическія стремленія, – были защитниками вольности и самостоятельности іудейскаго народа, и кромѣ Бога не хотѣли признавать другихъ правителей и властителей. Эти мечты о самостоятельности іудейскаго народа подъ ѳеократическимъ правленіемъ приводили людей новаго толка въ столкновеніе съ чужими властями, управлявшими Іудеею. И вотъ они, въ избыткѣ національнаго фанатизма, съ удивительною твердостію выступали на неравную борьбу, и скорѣе соглашались терять жизнь, подвергать себя, своихъ друзей и сродниковъ самымъ жестокимъ казнямъ, чѣмъ признавать кого-либо изъ людей своимъ господиномъ. Іосифъ Флавій удивляется[5] упрямству, рѣдкому ожесточенію этихъ людей и почти невѣроятному презрѣнію къ чувствованію боли, но въ тоже время замѣчаетъ, что этимъ суемудріемъ заразился безумный народъ...

III.

Среди такого религіозно-нравственнаго состоянія іудейскаго народа воспитался и проповѣдывалъ послѣдній и самый большій изъ пророковъ, Предтеча Господа и Спасителя нашего. Сынъ благочестиваго священника, рожденный по молитвамъ и обѣтамъ, еще во чревѣ матери посвященный на служеніе Богу, онъ съ первыхъ же дней своей жизни, находился подъ особеннымъ наитіемъ Духа Божія. Исторія не передаетъ намъ подробностей о его воспитаніи. Евангелистъ Лука замѣчаетъ только, что когда онъ родился, тотчасъ слава о чудесныхъ обстоятельствахъ его рожденія распространилась по всей странѣ іудейской, и былъ страхъ на всѣхъ окрестныхъ жителяхъ; и не только отецъ его Захарія, просвѣщенный благовѣстіемъ архангела, смотрѣлъ на него съ надеждою и привѣтствовалъ въ немъ пророка Вышняго, но и всѣ слышавшіе о немъ, съ чувствомъ благоговѣнія къ судьбамъ Божіимъ, спрашивали о немъ: что будетъ изъ этого отрока? Съ нимъ была рука Господня; онъ росъ и укрѣплялся духомъ, и былъ въ пустыняхъ до дня явленія своего Израилю (Лук. 1, 65-80). Имя назорея и завѣты архангела Захаріи даютъ намъ понятіе о той строгости, съ какою устроилась нравственная жизнь избранника Божія, съ перваго обнаруженія его свободы и до полнаго укрѣпленія его характера. По обѣтамъ онъ не долженъ былъ пить вина и сикера (Лук. 1, 15), и держалъ самое строгое воздержаніе. Народъ, когда ходилъ въ пустыни, не видѣлъ въ немъ человѣка, одѣтаго въ мягкія ризы, напоминающія собою людей богатыхъ, заботившихся объ удобствахъ жизни. Одежда его была изъ верблюжьяго волоса, и поясъ кожаный на чреслахъ его. Пищею его были акриды и дикій медъ (Матѳ. III, 4. IX, 14. XI, 8, 18).

На основаніи такихъ изображеній нѣкоторые западные богословы[6] полагали, что св. Іоаннъ Креститель принадлежалъ къ ессеямъ, державшимся строгихъ правилъ жизни, и въ ихъ обществѣ получилъ свое образованіе. Мы не находимъ ничего предосудительнаго въ томъ предположеніи, что ессеи, ихъ ѳеософія, ихъ честные нравы и аскетическіе обычаи были извѣстны св. Іоанну Предтечѣ, какъ хорошо были извѣстны ему всѣ воззрѣнія фарисеевъ и саддукеевъ. Очень можетъ быть, что онъ еще юношею[7] познакомился со всѣми толками, на какіе распадалось тогдашнее іудейское религіозное сознаніе, и секта ессеевъ могла понравиться ему болѣе, чѣмъ другія. Но мы никакъ не можемъ допустить, чтобы онъ принадлежалъ къ числу посвященныхъ ессеевъ, и отъ нихъ заимствовалъ хоть часть своихъ воззрѣній и нравственныхъ привычекъ. И это не потому только, что ни въ Евангеліи, ни у Іосифа Флавія нѣтъ ни малѣйшихъ намековъ на что-либо подходящее къ высказаннымъ положеніямъ, но и потому, что жизнь и дѣятельность св. Іоанна Крестителя производитъ собою на наблюдательнаго историка впечатлѣніе, совершенно противоположное тому, какое въ свое время производили ессеи. Въ средѣ ессеевъ св. Іоаннъ Креститель не могъ найти себѣ полнаго удовлетворенія. Для его сильной и широкой богопросвѣщенной мысли нужна была истина болѣе полная, горизонтъ болѣе объемлющій, чѣмъ какими довольствовались ессеи. Ессеи были честные и добрые люди; они искали святости. Но ихъ воззрѣнія были довольно тѣсни; у нихъ въ практикѣ много было сепаратизма, нетерпимости и суевѣрныхъ замашекъ и обычаевъ. Ими ли удовлетвориться такому свѣтлому и необыкновенному духу, какой съ первыхъ дней обнаружилъ въ себѣ великій предъ Господомъ Іоаннъ? Онъ могъ питать нѣкоторое уваженіе къ стремленіямъ ессеевъ, къ ихъ честности и любви къ правдѣ, но въ тоже время съ сожалѣніемъ объ ихъ ограниченности онъ долженъ бы былъ оставить ихъ, если бы обстоятельства какъ нибудь сблизили его съ ними, – и искать себѣ у Бога новаго свѣта, новаго откровенія. Онъ идетъ въ пустыню; потому что ищетъ высшаго совершенства, и потому что окружающая дѣйствительность оскорбляетъ его впечатлительную, но ревнивую душу. Среди пустыни молодой человѣкъ повѣряетъ и оцѣниваетъ всю мудрость, какую доставило ему современное ему поколѣніе; онъ видитъ духовно-нравственную бѣдность тогдашняго человѣчества, заключается въ самаго себя, въ свою собственную мысль, и посредствомъ внѣшняго уединенія и внутренней самососредоточенности воспитываетъ себя до высшихъ созерцаній, до новыхъ откровеній Божіихъ, неизвѣстныхъ тогдашнему народу. Съ высоты, на которую при содѣйствіи небесной помощи вознесся его окрыленный духъ, онъ смотритъ на эти жалкія и ничтожныя направленія, какія тогда опредѣляли собою сознаніе и дѣятельность іудейскаго народа. Онъ скорбитъ объ ослѣпленіи людей; его обнимаетъ при этомъ чувство гнѣва и негодованія, или святая ревность по истинному богодознанію. Формальная святость и тусклое, фальшивое богопознаніе фарисеевъ, бездушный раціонализмъ и естественная нравственность саддукеевъ у него не заслуживаютъ даже имени человѣческаго; онъ называетъ ихъ порожденіями эхидниными (Матѳ. III, 7). Самые честные ессеи, довольные малымъ и въ этомъ самодовольствѣ возвышавшіе себя надъ всѣми людьми, внушаютъ ему горькую мысль о низкомъ уровнѣ духовно-нравственныхъ требованій и превратномъ узкомъ взглядѣ на святое начало жизни у самыхъ лучшихъ представителей тогдашнихъ поколѣній. Итакъ, когда мы представляемъ св. Іоанна въ пустынѣ, мы представляемъ высоту его боговѣдѣнія и чистоту его нравственныхъ понятій, родившихся, по дѣйствію Св. Духа, въ его собственной душѣ, а не вынесенныхъ имъ изъ какой-либо школы, представляемъ его горькую мысль о религіозномъ усыпленіи народа, представляемъ броженіе горячихъ чувствъ, – ревности, гнѣва и любви. При этомъ понятнымъ становится, что въ этомъ человѣкѣ, бродящемъ по пустынямъ, мало занятомъ мыслію о своемъ продовольствіи и одеждѣ, питающемся тѣмъ, что дастъ ему Богъ и природа, сбирается и готовится сила, могущая поразить поколѣнія, отъ давняго томленія привыкшія къ религіозной бѣдности, но не потерявшія впечатлительности и воспріимчивости къ новымъ, болѣе питательнымъ, словамъ, помнившія времена пророковъ и съ часу на часъ ожидавшія Мессіи.

Но это понятно намъ, когда мы издали смотримъ на великія совершившіяся событія. Чувствовалась ли эта сила, собиравшаяся въ св. Іоаннѣ, его современниками? Для нихъ молодой человѣкъ, въ пустыняхъ ищущій себѣ спокойнаго мѣста для самовоспитанія, могъ казаться юношею мечтательныхъ увлеченій, который удаляется отъ міра, – потому что онъ охлаждаетъ его мечты и требуетъ отъ него дѣла, а не праздныхъ созерцаній. Но нѣтъ, не такая молва ходила объ св. Іоаннѣ. Онъ же обращался среди людей, знакомился съ ихъ ученіемъ и обычаями, и вездѣ, гдѣ былъ, онъ оставилъ впечатлѣніе силы и рѣшительности. Съ его именемъ, съ самыхъ первыхъ дней проявленія его самостоятельной личности, соединяли настойчивую, непреклонную волю, огненную, сильную душу, крѣпкую, сосредоточенную мысль. Знавшіе его говорили о немъ, что въ немъ воплотилась сила и духъ Иліи, и въ немъ они ожидали такого же исполина, какъ Илія, готоваго, подобно ему, бороться и съ небомъ и съ землею, съ величіемъ и малостію этого грѣшнаго міра. Потому, когда св. Іоаннъ жилъ въ пустынѣ, онъ не терялся и не исчезалъ для общества; изъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ знали его, расходилась по народу молва о немъ, какъ о человѣкѣ необыкновенномъ.

IV.

Въ пятнадцатый годъ правленія Тиверія Кесаря, когда Понтій Пилатъ начальствовалъ въ Іудеѣ, Иродъ былъ четверовластникомъ въ Галилеѣ, Филиппъ, братъ его, четверовластникомъ въ Итуреѣ и Трахонитской области, а Лисаній четверовластникомъ въ Авилинеѣ, при первосвященникахъ Аннѣ и Каіафѣ, былъ глаголъ Божій ко Іоанну, сыну Захарій, въ пустынѣ (Лук. III, 1. 2). Ни евангелистъ, ни самъ Іоаннъ не говорятъ намъ, въ чемъ состоялъ этотъ глаголъ Божій. Онъ звалъ Іоанна на публичную всенародную проповѣдь: упомянувши объ этомъ глаголѣ Божіемъ къ Іоанну, евангелистъ тотчасъ же прибавляетъ: и онъ проходилъ по всей странѣ іорданской, проповѣдуя крещеніе покаянія во оставленіе грѣховъ (Лук. ІII, 3). Чувствуется необычайная важность глагола Божія, позвавшаго Іоанна на проповѣдь, когда вы читаете у евангелиста подробное опредѣленіе времени этого событія (что бываетъ обыкновенно при описаніи происшествій особеннаго историческаго значенія), и когда вы видите еще, что онъ представляетъ его исполненіемъ пророчества Исаіи, который, предвозвѣщая о необыкновенномъ проповѣдникѣ, сказалъ: «гласъ вопіющаго въ пустыни: уготовайте путъ Господень; правы творите стези его» (Лук. ІII, 4; Ис. XL, 3). Имя человѣка, удостоившагося необычайнаго зова Божія, еще болѣе внушаетъ благоговѣнія къ силѣ Божіей, овладѣвшей волею Іоанна. Давно Богъ приготовлялъ его къ свершенію великихъ судебъ среди своего народа. Его сознаніе и душа давно полны были зачатками великихъ дѣйствій, и нужно было только возбужденіе и освященіе свыше для того, чтобы полнымъ цвѣтомъ распустилось богатое сѣмя, возраставшее въ великое дерево, подъ особеннымъ попеченіемъ Промсла. Великую душу волновали глубокія разнообразныя чувства, и столкновеніе въ ней противоборствующихъ элементовъ должно было разрѣшиться такъ или иначе. Въ ней боролись и сталкивались между собою высшее просвѣщеніе духа и скорбь при видѣ жалкаго состоянія народной вѣры, услажденіе небесными созерцаніями и горькое чувство отъ плотяныхъ стремленій и тусклаго, омраченнаго взора братій, его окружающихъ, сознаніе божественнаго закона и необходимости его воплощенія въ жизни для блага самой жизни и горячая ревность при его непониманіи и постоянномъ уклоненіи отъ него со стороны народа и его вождей. Тьма облегала кругомъ, а въ душѣ Іоанна возрасталъ внутренній свѣтъ, усиленный содѣйствіемъ свѣта небеснаго. Слабая воля людей съ опущенными руками стояла предъ ношею жизни, не имѣя силъ поднять ее на свои плечи, и безъ протеста позволяла увлекать себя ничтожеству и беззаконію, – и надъ разбитымъ, пораженнымъ тѣломъ стоялъ исполинъ, чувствующій въ себѣ избытокъ свѣжихъ, кипучихъ силъ. Но чтобы видѣть все величіе нравственнаго характера св. Іоанна, вспомнимъ, чѣмъ обыкновенно въ жизни и исторіи разрѣшаются коллизіи, подобныя той, въ какой чувствовалъ себя св. Іоаннъ Предтеча. Душа сантиментальная или чувствительная, безъ силы воли, могла бы разрѣшиться при этомъ безплодными жалобами, вздохами и стенаніями. Душа самолюбивая, съ характеромъ, но съ малымъ внутреннимъ положительнымъ содержаніемъ, отворотилась бы отъ жизни и людей и язвила бы ихъ раздражающимъ сарказмомъ и безплодною насмѣшкою. Душа темная и мрачная исчахла бы въ опьяняющей атмосферѣ отчаянія. У Іоанна не было ни сантиментальности, ни самолюбія, ни мрачной меланхоліи. Его душа была твердою, любвеобильною, свѣтлою и многосодержательною, и эти свойства привлекли къ ней укрѣпляющую силу Духа Божія. Тяжелая дисгармонія между его внутреннимъ сознаніемъ и внѣшнею дѣйствительностію только вызвала и усилила энергію въ этой несокрушимой и огненной душѣ. Св. Іоаннъ оставляетъ уединеніе, ищетъ людей, чтобы высказать имъ свои свѣтлыя мысли и полученныя имъ небесныя откровенія, чтобы излить предъ ними наболѣвшее чувство, обличить ихъ въ нравственной ничтожности и утѣшить ихъ словомъ Божіимъ, обѣщающимъ имъ скорое избавленіе подъ условіемъ покаянія. Какъ скоро разъ услыхали это могучее и крѣпкое слово, запечатлѣнное достоинствомъ вышечеловѣческимъ, – толпа взволновалась; въ ней пробудилось желаніе лучшей, болѣе питательной религіозной пищи, чѣмъ какую доставляли ей тогдашніе книжники, и цѣлыя сотни и тысячи пошли къ Іоанну въ пустыню, чтобы послушать его слова и ученія. «Тогда исхождаше къ нему Іерусалима, и вся Іудея, и вся страна Іорданская» (Матѳ. III, 5; Марк. I, 5). Сильная душа св. Іоанна Крестителя сдѣлалась центромъ, притягивающимъ къ себѣ блуждающія сердца, потерявшія оживляющее начало духа, коснѣвшія прежде во тьмѣ и проводившія въ томленіи время, ихъ истощавшее.

Интересный пунктъ въ исторіи св. Іоанна Крестителя первое его явленіе народу съ публичнымъ словомъ, по зову божественной силы. Оно имѣло рѣшительное значеніе по отношенію къ народу, который съ перваго явленія новаго проповѣдника обратилъ къ нему сердца и взоры. Оно можетъ давать богатый матеріалъ для размышленія и историку и философу и художнику. Мы представляемъ себѣ стеченіе народа въ какомъ-либо мѣстѣ около Іордана, по случаю религіознаго праздника или по чему-либо другому. Можетъ быть, общество, стекшееся въ одномъ мѣстѣ, читало законъ или воспоминало судьбы Божіи, явленныя въ исторіи ихъ отцовъ и дѣдовъ. Среди бесѣды, предъ обществомъ, погруженнымъ въ размышленіе, вдругъ является молодой человѣкъ, прикрытый эпанчею изъ верблюжьяго волоса, подпоясанный кожанымъ поясомъ. Суровая аскетическая жизнь его молодому лицу придала сухость и блѣдность. Но эта сухость и блѣдность не показываетъ истощанія: крѣпкіе мускулы и широкія кости, видныя изъ-подъ его верблюжьей одежды, свидѣтельствуютъ о силѣ и твердости его организма и вмѣстѣ съ этимъ о силѣ и твердости его духа и воли. На челѣ его слѣды трудовой сосредоточенной мысли; въ его глазахъ блеститъ и выражается какое-то особенное одушевленіе, и на всемъ лицѣ ясный отпечатокъ самоуглубленія и рѣшительности. На него указываютъ; на него обратили вниманіе. Сильнымъ высокимъ голосомъ онъ начинаетъ сильную рѣчь къ этому собравшемуся обществу: оно поражается неожиданностію этой рѣчи, поражается видомъ этого человѣка, Богъ вѣсть откуда явившагося, такого оригинальнаго и заманчиваго по виду. Молодость и нѣжность возраста, строгій аскетизмъ и непреклонная энергія, рѣдко соединимыя въ одномъ лицѣ, придаютъ ему въ глазахъ народа особенный интересъ. Слова его, полныя небесной святости и внутренней энергіи, какъ громъ, раздаются предъ собраніемъ, и послѣ того, какъ этого слова уже не стало, не вдругъ приходитъ въ себя ошеломленное собраніе: первое впечатлѣніе парализовало самостоятельную мысль слушателей, и въ нихъ говоритъ только какое-то неясное чувство, похожее на страхъ и благоговѣніе. Они одумываются, приходятъ въ себя; новыя слова глубоко запали въ ихъ душу, и уже слились съ содержаніемъ ихъ сознанія, и потому отъ нихъ они не могутъ оторваться. Начинаютъ спрашивать, кто этотъ странный и, по-видимому, великій человѣкъ. Называютъ имя Іоанна, молва о которомъ уже ходила, какъ о человѣкѣ высшаго просвѣщенія. Желаніе слушать его растетъ все больше и больше, по мѣрѣ слуховъ о первомъ впечатлѣніи, произведенномъ проповѣдію Іоанна. Пророчество, давно не слышное во Іудеѣ, проявилось снова съ такою силою, какой не было, говорятъ, и въ устахъ Иліи. Проповѣдь продолжается, впечатлѣніе усиливается, и св. Іоаннъ дѣлается великимъ провозвѣстникомъ новыхъ началъ и вождемъ новаго направленія духовной жизни въ іудейскомъ народѣ.

V.

О чемъ же проповѣдывалъ этотъ новый и великій пророкъ? Объ этомъ мы имѣемъ краткія, но многосодержательныя и характерныя извѣстія у евангелистовъ, и съ этими извѣстіями согласуется свидѣтельство Іосифа Флавія объ Іоаннѣ Крестителѣ. Іосифъ Флавій называетъ Іоанна Крестителя праведнымъ мужемъ, и говоритъ, что онъ возбуждалъ іудеевъ къ добродѣтельному житію, и научалъ ихъ, чтобы они хранили правду между собою, и наблюдали должное почтеніе къ Богу, и потомъ приступали ко крещенію. Это омовеніе, проповѣдывалъ онъ имъ, тогда будетъ угодно Богу, когда вы станете употреблять его не для одной чистоты тѣла, но и для очищенія себя отъ пороковъ, расположивъ напередъ къ истинѣ сердца свои. Народъ, восхищенный симъ ученіемъ его, стекался къ нему въ великомъ множествѣ»[8]. Евангелисты съ большею подробностію передали намъ содержаніе Іоанновой проповѣди. Они говорятъ намъ, что онъ проповѣдывалъ крещеніе покаянія во оставленіе грѣховъ. «Покайтеся (говорилъ онъ): приближи бо ся царствіе небесное». Народъ стекался къ нему, и Іоаннъ видѣлъ многихъ фарисеевъ и саддукеевъ, идущихъ къ нему креститься. Приходившему креститься отъ него народу Іоаннъ говорилъ: порожденія эхиднины! Кто внушилъ вамъ бѣжать отъ грядущаго гнѣва? Сотворите же достойные плоды покаянія, и не думайте говорятъ въ себѣ: отецъ у насъ Авраамъ; ибо говорю вамъ, что Богъ можетъ изъ камней сихъ воздвигнуть чадъ Аврааму. Уже и сѣкира при корени древа лежитъ: всякое древо, не приносящее добраго плода, срубаютъ и бросаютъ въ огонь. И спрашивалъ его народъ: что же намъ дѣлать? Онъ сказалъ имъ въ отвѣтъ: у кого двѣ одежды, тотъ дай неимущему; и у кого есть пища, дѣлай тоже. Пришли и мытари креститься, и сказали ему: учитель! что намъ дѣлать? Онъ отвѣчалъ имъ: ничего не требуйте болѣе опредѣленнаго вамъ. Спрашивали его также и воины: а намъ что дѣлать? И сказалъ имъ: никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своимъ жалованьемъ. – Когда же народъ былъ въ ожиданіи, и всѣ помышляли въ сердцахъ своихъ объ Іоаннѣ, не Христосъ ли онъ, Іоаннъ всѣмъ отвѣчалъ: я крещаю васъ водою, но идетъ Сильнѣйшій меня, у котораго я не достоинъ развязать ремень его обуви: Онъ будетъ крестить васъ Духомъ Святымъ и огнемъ. Лопата Его въ рукѣ Его, и Онъ очиститъ гумно свое, и соберетъ пшеницу въ житницу свою, а солому сожжетъ огнемъ неугасимымъ. Многое и другое благовѣствовалъ онъ народу, поучая его. Обличалъ онъ и Ирода четверовластника за Иродіаду, жену брата своего, и за все, что Иродъ сдѣлалъ худаго. И Иродъ боялся Іоанна, зная, что онъ мужъ праведный и Святый и берегъ его: многое дѣлалъ слушаясь его и съ удовольствіемъ слушалъ его (Лук. III, 7-19; Матѳ. III, 1. 2. 5-12; Марк. I, 4-8. VI, 18-30).

Вотъ извѣстіе о проповѣди Іоанна Крестителя. Изъ него само собою вытекаетъ ясное и опредѣленное представленіе о ея характерѣ. Іоаннъ прямо нападаетъ на плотское пониманіе ѳеократическаго царства іудеями, и хочетъ разрушить ихъ грубыя и горделивыя представленія о себѣ. Не думайте надѣяться на то, что вы дѣти Авраама (прежде всего говорилъ онъ имъ). Современная жизнь и нравственность во всей наготѣ открывала свои язвы и болѣзни предъ его богопросвѣщеннымъ умомъ, и онъ проповѣдуетъ общее покаяніе, приглашаетъ всѣхъ къ новой жизни, полагая крещеніе видимымъ ея знаменіемъ, и отъ принимающихъ это знаменіе онъ требуетъ, чтобы они приносили плоды достойные покаянія. «Мы ждемъ царства Божія (говоритъ онъ, отвѣчая на жгучія желанія народа): оно вотъ скоро настанетъ. Но готовы ли мы для него? Сѣкира при корнѣ дерева лежитъ, и васъ, какъ безплодныя деревья, срубятъ и бросятъ въ огонь. Я проповѣдую вамъ покаяніе и приглашаю васъ креститься, не дѣлая надъ вами, въ случаѣ непринятія моего приглашенія, никакого властительскаго распоряженія. Но идетъ за мною Силънѣншій меня, и Онъ не водою будетъ крестить васъ, а Духомъ Святымъ и огнемъ. Я вижу и представляю Его: у Него лопата въ рукѣ, и Онъ очищаетъ гумно свое, собираетъ пшеницу, а солому сожжетъ огнемъ неугасимымъ». Обличеніе сильное и проповѣдь новая. Доселѣ іудеи думали, что вотъ явится Мессія и облагодѣтельствуетъ ихъ за то, что они дѣти великихъ отцовъ; они надѣялись, что въ новомъ царствѣ они всѣ будутъ блаженствовать, безъ всякой съ ихъ стороны личной заслуги, по одному благоволенію къ нимъ Божію. Эту надежду разбиваетъ Іоаннъ: въ новомъ ожидаемомъ царствѣ онъ указываетъ грозныя судьбы, отверженіе всѣхъ неправедныхъ; онъ говоритъ своимъ современникамъ, что они, при своей нравственной косности, не годятся туда, ихъ не примутъ тамъ, и они подвергнутся жестокому и окончательному осужденію, если не начнутъ новой жизни.

Надежда народа поколеблена; въ его сознаніи потрясены улегшіяся было и спокойно почивавшія представленія. Что же дѣлать намъ (спрашиваютъ Іоанна), чтобы войти въ царство Божіе? Всѣмъ онъ проповѣдуетъ братскую любовь, милосердіе къ неимущимъ, чистоту и добродѣтель, благочестіе, но благочестіе внутреннее, а не соблюденіе однихъ церковныхъ обрядовъ. Онъ хочетъ внутренняго исправленія и очищенія сердца; онъ ищетъ перемѣнъ, но его стремленіе при этомъ простирается не на внѣшнее положеніе человѣка и общества, а на нравственное состояніе и настроеніе каждаго человѣка въ частности и цѣлаго общества. Взглядъ, возвышающій нашего проповѣдника надъ всею окружающею его средою! Фарисеи преслѣдовали внѣшнюю праведность; саддукеи ослабляли требованія нравственнаго закона до уровня простой чувственности; ессеи, при всемъ добромъ своемъ направленіи, отталкивали отъ себя фанатическимъ сепаратизмомъ и ставили себя во враждебное отношеніе къ обществу и обыденной жизни, удаляясь отъ своихъ собратій и не желая принимать участія въ общественныхъ трудахъ и скорбяхъ. Св. Іоаннъ прямо ведетъ въ жизнь своихъ слушателей, не отрываетъ ихъ отъ своихъ мѣстъ, и здѣсь только требуетъ отъ нихъ новаго нравственнаго направленія.

Общею проповѣдію покаянія и нравственнаго исправленія не довольствовался св. Іоаннъ Креститель. Каждому сословію и каждому лицу онъ старался сказать то, что наиболѣе соотвѣтствовало ихъ настроенію, и что наиболѣе могло быть полезно для нихъ. Услышавъ о новомъ проповѣдникѣ, приходятъ къ нему мытари, воины и другія лица изъ народа. Онъ имъ не велитъ бѣжать въ пустыню, какъ сказалъ бы ессей, а совѣтуетъ свято совершать тѣ занятія, какія возлагались на нихъ общественнымъ служеніемъ. Званіе мытарей было одно изъ самыхъ презрѣнныхъ званій у іудеевъ, и на нихъ неблагосклонно смотрѣлъ народъ, считая ихъ людьми безъ чести и сердца, людьми потерянными въ нравственномъ отношеніи. И когда эти люди, презираемые за свою должность, подававшую поводъ ко многимъ несправедливостямъ и утѣсненіямъ народа, съ безпокойною мыслію приходятъ къ Іоанну, и требуютъ у него наставленія, онъ говоритъ имъ: «не притѣсняйте народъ, и не берите съ него больше того, сколько положено, – и ваше дѣло будетъ чистое». «Не оставляйте службы (говоритъ онъ воинамъ въ то время, когда во Іудеѣ не хотѣли мириться съ этимъ званіемъ), только никого не обижайте, никого не браните, ни на кого не клевещите, и довольствуйтесь тѣмъ, что даютъ вамъ».

«Иродъ же четвертовластникъ обличаемъ (былъ) отъ него о Иродіадѣ женѣ брата своего, и о всѣхъ, яже сотвори злая Иродъ» (Лук. III, 19). Слово св. Іоанна Крестителя, исходя изъ пустыни, распространялось по всей Іудеѣ и Галилеѣ и достигало до высоты царскаго престола. Утѣшая, наставляя и обличая народъ, своимъ правдивымъ и неподкупнымъ словомъ великій проповѣдникъ поражалъ знатныхъ и сильныхъ земли, и блюстителямъ гражданскаго закона съ смѣлостію посланника Божія напоминалъ объ отступленіяхъ отъ закона божественнаго. Человѣкъ сильнаго и крѣпкаго духа, какъ скоро по сознанію правда выступаетъ на общественное служеніе силою своего слова, и это сознаніе утверждаетъ божественнымъ полномочіемъ, – ни кому не льститъ, ни предъ кѣмъ не сдерживаетъ сильной проповѣди, но всѣмъ говоритъ разное и, если нужно, рѣзкое слово. Въ исторіи мы видимъ много искусныхъ, но слабыхъ волею, проповѣдниковъ: они большею частію воскуряютъ ѳиміамъ знатнымъ и сильнымъ, и закрываютъ глаза отъ ихъ слабостей и пороковъ. Если казнятъ они своимъ словомъ, то казнятъ ту низкую и презрѣнную толпу, которой нечего бояться, и которой нужно скорѣе слово утѣшенія и ободренія, чѣмъ суроваго обличенія; но предъ людьми высшими они раскрываютъ свои уста или для хвалы и величанія, или для общихъ разглагольствій, никого не задѣвающихъ и теряющихся въ воздухѣ. Какъ не похожъ на нихъ великій Іоаннъ! Желая обратить стропотное въ правое и острое въ путь гладый, по пророчеству Исаія, онъ преслѣдуетъ пороки и уклоненія отъ закона вездѣ, на всѣхъ поприщахъ жизни, и въ своихъ строгихъ обличеніяхъ не щадитъ никого, ни черни, ни богатыхъ, ни знатныхъ, ни сильныхъ. Ему даже казалось нужнѣе направлять свое слово на тѣхъ, которые, бывъ поставлены на верху общества, своимъ развращеніемъ могли соблазнять обыкновенный народъ, чѣмъ на людей простыхъ и невидныхъ. И вотъ Иродъ и своею частною жизнію, и своимъ управленіемъ вызываетъ у него сильное противъ себя слово. Какъ посланникъ Божій, онъ его обличаетъ также смѣло, какъ и послѣдняго раба, – и при этомъ нѣтъ у него робкой мысли о томъ, что съ нимъ будетъ за это смѣлое слово. Онъ исполняетъ свое служеніе, а гнѣвъ сильныхъ, темница, казни для него какъ бы не существуютъ. Съ различнымъ чувствомъ выслушивалъ Иродъ проповѣдь св. Іоанна, – то онъ умилялся и смягчался отъ нея, «въ сладость его послушаше» (Марк. VI, 20), то спѣшилъ выполнять совѣты и наставленія Іоанна, то приходилъ въ какой-то робкій страхъ, сознавая неподкупную святость и нравственное величіе человѣка Божія и видя силу его у народа, то воспламенялся гнѣвомъ и грозилъ Іоанну тѣмъ, другимъ, третьимъ. Проповѣдь, значитъ, достигала своей цѣли, и сильна была для того, чтобы преклонятъ себѣ земное могущество и возвращать его на путь правды и закона, въ случаяхъ уклоненія его съ этого пути. Но Иродъ, имѣющій въ исторіи печальную извѣстность, если и слушалъ Іоанна, не перемѣнилъ отъ его слова своего злаго нрава. Проповѣдь св. Іоанна сдерживала иногда порывъ его страстей, не разъ вынуждала у него добрыя дѣла, но не пересоздала его. Въ борьбѣ разнообразныхъ и противоположныхъ чувствъ, съ какими Иродъ относился къ св. Іоанну и выслушивалъ его обличенія, сила зла взяла перевѣсъ надъ силою добра, и мы видимъ въ темницѣ того проповѣдника, котораго самъ Иродъ считалъ мужемъ праведнымъ и святымъ. Обличеніе въ грубомъ и соблазнительномъ нарушеніи законовъ о семейной святости вызвало у Ирода такую неправду по отношенію къ св. Іоанну (Марк. VI, 17). Иродъ возъимѣлъ сильную страсть къ Иродіадѣ, женѣ брата своего Филиппа, родившагося отъ другой матери, приходившейся притомъ ему племянницею (она была дочь брата его Аристовула). Онъ убѣдилъ ее оставить своего мужа, пріѣхать къ нему въ домъ и вступить съ нимъ въ супружество, и съ своей стороны обѣщался удалить отъ себя свою первую жену, дочь царя аравійскаго Ареты. Чѣмъ больше могла тревожить Ирода его совѣсть за такое явное беззаконіе, тѣмъ тяжелѣе и непріятнѣе ему были смѣлые упреки великаго мужа. Арестомъ или темничнымъ заключеніемъ Іоанна Иродъ думалъ оградить себя отъ того голоса, который будилъ его дремавшую совѣстъ. Но и изъ темницы достигалъ до его слуха обличающій голосъ. Иродъ въ смущеніи и нерѣшитъльности: онъ боится поднять руку на пророка Божія; потому что чувствуетъ, что съ нимъ и въ немъ живетъ сила Божія. Но вмѣшалась въ дѣло жена, и нерѣшительность мужа пала предъ ея наущеніями и хитростію. Злобясь на Іоанна за обличенія его, Иродіада часто побуждала Ирода дать повелѣніе объ убіеніи докучавшаго ему проповѣдника. Но въ спокойномъ состояніи Иродѣ имѣлъ силу отказывать женѣ въ исполненіи преступнаго ея намѣренія. Но для Иродіады насталъ удобный день, когда Иродъ, по случаю дня своего рожденія, дѣлалъ пиръ вельможамъ своимъ и старѣйшинамъ галилейскимъ, – и здѣсь среди пира у упоеннаго виномъ и страстію Ирода нечестивая жена выпросила какъ награду кровавое приказаніе объ убіеніи Іоанна послѣ того, какъ Иродъ съ клятвою обѣщалъ ея дочери, угодившей ему своимъ плясаніемъ, дать все, чего она ни попроситъ, даже до половины его царства (Марк. VI, 19-29). Но когда Иродъ услыхалъ нежданную просьбу объ отсѣченіи, главы Іоанна Крестителя отъ той, которой, безъ сожалѣнія готовъ былъ дать половину своего царства, онъ сдѣлался прискорбенъ и не могъ освободиться отъ давящихъ его чувствъ. Связанный клятвою, онъ не посмѣлъ отказать просительницѣ; но внутренній голосъ говорилъ ему, что, ратуя противъ Іоанна, онъ ратуетъ противъ силы Божіей, и онъ до конца жизни не преставалъ бояться и умершаго Іоанна, и ждалъ себѣ мщенія небеснаго за совершенное надъ Іоанномъ Крестителемъ злодѣяніе. Потому, когда услышалъ онъ о чудесныхъ дѣлахъ Господа Іисуса Христа, онъ говорилъ: это Іоаннъ, котораго я обезглавилъ; онъ воскресъ изъ мертвыхъ» (Марк. VI, 14-16)[9].

VI.

Послѣ нашихъ замѣчаній у читателя, вѣроятно, уже слагается представленіе о нравственномъ характерѣ св. Іоанна Крестителя, какъ проповѣдника. Образъ строгій, суровый и энергическій! Въ его словѣ мало мягкаго, ласкающаго элемента; въ немъ слышится строгая и жесткая проповѣдь, сильная и привлекательная своею правдою и энергіею. Когда онъ обличаетъ, онъ не ищетъ успокоивающихъ, бальзамныхъ, нашихъ свѣтскихъ выраженій и полунамековъ, а говорить прямо, не стѣсняясь обращаетъ къ людямъ тяжеловѣсныя слова, въ родѣ: порожденія эхидновъ! кто сказалъ вамъ бѣжать отъ грядущаго гнѣва? Болѣзнь была сильна; и врачъ не хочетъ обманывать и обольщать больнаго; онъ съ строгою, даже съ суровою миною даетъ ему острое лекарство, предлагаетъ тяжелую операцію, и въ этомъ случаѣ не разбираетъ ни званія, ни состоянія, ни пола, ни возраста. Сердце его наболѣло, и онъ не видитъ возможности безъ крайнихъ мѣръ и суровыхъ словъ вывести уснувшій нравственный народъ изъ его несчастнаго нравственнаго положенія. Самъ онъ жизни безупречной, нравственности самой строгой; постъ и молитвенныя бдѣнія его и его учениковъ извѣстны всѣмъ, кому только знакомо имя Іоанна. Потому на него никто не посмѣетъ обратить хоть, часть того упрека, какой онъ относитъ къ своимъ слушателямъ. – Строгость и жесткость видна не только въ выраженіяхъ, но и въ содержаніи проповѣди Іоанна. Онъ говоритъ о казни, о конечномъ отверженіи тѣхъ людей, которые ждали себѣ избавителя и считали себя избранными и особенно любимыми Богомъ, и въ этихъ мысляхъ мало заботились о нравственной чистотѣ и добродѣтели. Этотъ сильный и строгій голосъ нуженъ былъ для пробужденія тогдашнихъ поколѣній. Другаго рода слово могло бы пропасть безслѣдно, и остаться безъ дѣйствія на народъ.

Это строгое слово – выраженіе энергіи характера и силы воли. Съ этою энергическою силою соединяется кипучая фантазія, блещущая образами. Молодой аскетъ проповѣдникъ не былъ человѣкомъ холоднаго разсудка; съ холоднымъ разсудкомъ человѣкъ сидитъ въ кабинетѣ, и не выступаетъ на общественное слово. Его душа живымъ вмѣщала въ себѣ цѣлый міръ; даже въ то время, когда онъ ходилъ по пустынѣ и носился съ своею думою, эта дума не была жидкимъ, безжизненнымъ отвлеченіемъ. Она имѣла въ виду практику жизни, къ ней направлялась, и въ головѣ пустынника облекалась въ пеструю одежду радужныхъ образовъ. Пустынники, говорятъ, всегда люди болѣе или менѣе сильнаго воображенія, которымъ не скучно въ своемъ собственномъ душевномъ кругѣ, и пустыня въ свою очередь своимъ постояннымъ, нашептываніемъ и чарующимъ вліяніемъ еще больше возбуждаетъ пламенную дѣятельность этого воображенія. Потому въ нихъ, въ ихъ положеніи, въ ихъ рѣчи всегда много поэтическаго. Съ природою сживается человѣкъ и говорить ея образнымъ языкомъ. Такимъ, по крайней мѣрѣ, былъ Іоаннъ Креститель, отъ силы ли его кипучей натуры, или отъ вліянія пустыни. Смотрите, не многое передали намъ евангелисты изъ его рѣчи, но въ этомъ не многомъ какая полнота образовъ, какая радужная и поэтическая одежда! Убѣждая народъ искренно покаяться и исправиться, онъ говоритъ съ угрозою: «уже и сѣкира при корнѣ деревъ лежитъ: всякое древо, не приносящее добраго плода, посѣкаютъ и въ огонь бросаютъ». Онъ изображаетъ Мессію и его дѣйствіями – новый образъ: «у Него лопата въ рукѣ, и Онъ очищаетъ гумно свое, собираетъ пшеницу въ житницу свою, а солому сожжетъ огнемъ неугасимымъ!». Онъ указываетъ свое отношеніе къ Нему и изображаетъ Его такимъ сильнымъ и великимъ, у котораго онъ не достоинъ разрѣшить ремень Его сандалій. Другой разъ на вопросъ своихъ учениковъ о Спасителѣ, уже начавшемъ свои дѣйствія и возбудившемъ нѣкоторую ревность въ приверженцахъ Крестителя, онъ отвѣчаетъ: «имѣяй невѣсту, женихъ есть: а другъ жениховъ стоя и послушая его радостію радуется за гласъ жениховъ. Сія убо радость моя исполиися. Оному подобаетъ расти, мнѣ же малитися» (Іоан. III, 29. 30). Вообще, что ни слово отъ Іоанна, то образъ и картина, и евангелисты свими немногими выдержками изъ рѣчей Іоанна, имѣющими оригинальный, своеобразный и всегда вѣрный себѣ характеръ, ясно даютъ понять желающему коренныя отличительныя ихъ свойства.

Когда мы, при мысли объ Іоаннѣ Крестителѣ, обращаемся къ исторіи, и ищемъ въ ней подобныхъ ему дѣятелей слова, – во всей совокупности историческихъ лицъ намъ представляются три выдающіеся типа, родственные между собою и по своей натурѣ, и по дѣятельности, и по той внѣшней судьбѣ, какую они испытали. Читатель, можетъ быть, догадывается, кого ми хотимъ назвать. Это именно св. Илія, самый замѣчательный изъ ветхозавѣтныхъ пророковъ, – св. Іоаннъ Креститель, самый большій изъ рожденныхъ женами, стоящій на распутіи двухъ эпохъ, служащій предтечею божественнаго Учителя человѣчества и Спасителя міра, – а наконецъ св. Іоаннъ Златоустъ, одинъ изъ самыхъ сильныхъ и славныхъ проповѣдниковъ христіанской церкви. Всѣ трое аскеты и подвижники; всѣ трое любили пустыню и находили въ ней особенное услажденіе. У всѣхъ трехъ душа была сильная и независимая, характеръ энергическій и непреклонный, фантазія богатая и пылкая. Всѣ трое хотѣли поднять своимъ энергическимъ словомъ упадшій уровень народной нравственности, и смѣло выступали на борьбу съ противоборствующими имъ силами. И, какъ нарочно, въ періодъ дѣятельности каждаго изъ нихъ около трона являлась развращенная царица, съ которою, конечно, не мирились аскеты-проповѣдники, и которая воздвигала на нихъ гоненіе и доводила ихъ до темницы, изгнанія или ссылки. Илія ратовалъ съ лживыми пророками Ваала, обличалъ Іезавель и былъ гонимъ ею. Іоаннъ Креститель говорилъ сильное слово на саддукеевъ и фарисеевъ, – представителей современной ему нравственности и религіозной науки, обличалъ Ирода и Иродіаду, и потерпѣлъ темничное заключеніе, а потомъ и смерть отъ обличаемой властительницы. Іоаннъ Златоустъ нападалъ на развращенное высшее общество константинопольское, на испорченное духовенство, усыпленное богатствомъ и ласками двора и вельможъ, и встрѣтилъ себѣ врага въ развращенной Евдоксіи, которой онъ не щадилъ въ своихъ строгихъ обличеніяхъ. Сила божественнаго полномочія воздвигала великихъ проповѣдниковъ на борьбу съ развращеніемъ своего времени, и содѣйствіе высшей помощи поддерживало ихъ, когда противъ нихъ возставала земная власть и внѣшнее могущество, и ихъ слову давало неумолимую строгость. Но голосъ Божій находилъ отраженіе въ голосѣ народа, и народъ большимъ почтеніемъ окружалъ ревнителей вѣры и благочестія, возбуждавшихъ къ противъ себя гоненія сильныхъ земли. Ахаавь, одинъ изъ наиболѣе сильныхъ израильскихъ царей, распоряжавшійся всѣми средствами земнаго могущества, трепещетъ имени Иліи, пророка, ничѣмъ не владѣвшаго, кромѣ силы своего слова, отступаетъ предъ нимъ въ открытомъ состязаніи, и чувствуетъ, что онъ оскорбляетъ народъ, когда поднимаетъ противъ него гоненіе. Іоанна Крестителя, такого же строгаго ревнителя, какимъ былъ Илія, Иродъ долго соблюдалъ, т. е., долго не рѣшался сдѣлать съ нимъ какое-либо насиліе, – и въ за этомъ случаѣ много значило предъ нимъ необычайное вліяніе Іоанна на народъ, который всецѣло преданъ былъ своему учителю и готовъ былъ слушаться его во всемъ. Іоаннъ Златоустъ слишкомъ много любви и преданности видѣлъ у толпы бѣдныхъ и незнатныхъ, которая готова была все отдать за него. Когда Евдоксія ссылаетъ его изъ Константинополя, народъ возмущается изъ-за него, и устрашенные Аркадій и Евдоксія униженно просятъ изгнанника возвратиться на свою каѳедру. Другой разъ изгоняютъ Златоуста, – народъ стережетъ его, не хочетъ съ нимъ разстаться и съ угрозами идетъ во дворецъ требовать себѣ своего архипастыря, и если бы не покорность Златоуста, Константинополь не избѣжалъ бы кровопролитія. – Сближенія наши не выисканы произвольно; въ одной половинѣ, по отношенію къ предшественнику Іоанна Крестителя, они указаны были мнѣніемъ современниковъ и подтверждены евангеліемъ. Духъ и силу Иліи предвозвѣстилъ въ Іоаннѣ Крестителѣ архангелъ, благовѣствовавшій Захаріи о рожденіи отъ него сына (Лук. I, 17), а самъ Спаситель сказалъ о немъ, что онъ Илія, котораго ожидали и который долженъ былъ прійти, предъ явленіемъ Мессіи (Матѳ. XI, 14). Изъ одной стороны мы только продолжили это сближеніе въ другую, и изъ представителей христіанской церкви, чтившихъ память великаго проповѣдника покаянія, самъ собою рядомъ съ именемъ Іоанна крестителя становится энергическій и сильный образъ соименнаго ему пастыря – проповѣдника антіохійской, а потомъ константинопольской церкви.

VII.

Значительную часть проповѣди св. Іоанна Крестителя составляетъ проповѣдь о приближеніи царства небеснаго и о Мессіи. Мысль о Мессіи и его царствѣ носилась въ воздухѣ того времени, и была общею мыслію и общимъ чаяніемъ всего народа израильскаго. Когда возвѣщалъ и раскрывалъ эту мысль св. Іоаннъ Предтеча, онъ становился, такъ сказать, въ самомъ средоточіи своего общества, и затрагивалъ его думы и надежды. Точка соприкосновенія между проповѣдникомъ и его слушателями была здѣсь самая близкая и тѣсная. Что же собственно новаго, оригинальнаго внесъ въ эту народную мысль св. Іоаннъ Предтеча? Какъ изображалъ онъ Мессію и Его царство?

Мы уже говорили, что онъ грубымъ, чувственнымъ воззрѣніямъ и надеждамъ израильскаго народа противополагалъ взглядъ на Мессію болѣе внутренній и широкій, и ожидаемому царству его придавалъ духовный, нравственный характеръ. Онъ ожидалъ отъ Мессіи нравственнаго дѣятеля необычайной силы, съ высшимъ божественнымъ полномочіемъ, съ властію, какой не можетъ имѣть простой смертный человѣкъ. Заслышавъ о проповѣди и дѣлахъ Іоанна, чающій народъ думалъ, не Мессія ли онъ (Лук. III, 15): Іоаннъ говорить на это, что Мессія скоро придетъ, и что Онъ несравненно выше его. Я крещаю васъ водою, а Онъ будетъ крестить Духомъ Святымъ и огнемъ. Я только приготовляю путь для Него: «Я гласъ вопіющаго въ пустыни: уготовайте путъ Господень; правы творите стези Его» (Лук. III, 4). Я приготовляю васъ къ пришествію высшаго Властителя, и говорю вамъ, что васъ постигнетъ отверженіе и гибель, если вы не покаетесь и не перемѣните жизни. Высшій Властитель «очиститъ гумно свое, пшеницу соберетъ въ житницу свою, а солому сожжетъ огнемъ неугасимымъ» (Лук. III, 17). – Такими и подобными представленіями поучалъ своихъ современниковъ Іоаннъ Креститель касательно Мессіи, тогда всѣми призываемаго и ожидаемаго. Намъ понятною становится ихъ высота и святость, когда мы вспоминаемъ, какъ узки и плотяны были въ этомъ случаѣ ожиданія іудеевъ, подсказываемыя имъ фанатизмомъ угнетеннаго и не очищеннаго національнаго чувства. И кто не видитъ ихъ божественной правды? Откровеніе Духа Божія укрѣпляло и освѣщало ихъ въ сознаніи великаго Предтечи Господня, и новозавѣтная исторія показала исполненіе предсказаній св. Іоанна.

Но пытливость человѣческая иногда внушаетъ изслѣдователямъ прошедшаго, можетъ быть, излишнее дерзновеніе приподнимать самые таинственные покровы съ священныхъ судебъ и дѣятелей исторіи. Благочестивое чувство, предавшись этой пытливости, съ благоговѣйнымъ трепетомъ приступаетъ къ уясненію, какъ божественное соединяется съ человѣческимъ, не нарушая его самостоятельности, и изслѣдующая мысль силится оживить предъ собою человѣческую дѣятельность сознанія св. Іоанна, просвѣщаемаго Духомъ Божіимъ. – Въ этомъ отношеніи мы не можемъ представлять одну страдательную воспріемлемость сильнаго и свѣтлаго сознанія, безъ самодѣятельности подчиняющуюся внушеніямъ свыше; не можемъ также допускать въ немъ жесткой неподвижности, при которой бы мысль безъ перемѣны стояла на одной точкѣ, безъ малѣйшихъ порываній впередъ, безъ желанія болѣе и болѣе уяснить себѣ предметъ всеобщихъ ожиданій. Напряженная дѣятельность высокаго ума призывала къ чистой душѣ небесное откровеніе, но и послѣ полученныхъ откровеній въ ней не прекращался, а только усиливался, при содѣйствіи благодати, духовный трудъ, – непремѣнное условіе плодотворнаго явленія великихъ людей въ царствѣ Божіемъ. То царство Божіе, о приближеніи котораго проповѣдывалъ Іоаннъ, скрывалось отъ него въ предѣлахъ будущаго, всегда полнаго таинственной темноты, и онъ не могъ созерцать его съ такою ясностію, съ какою открывалась предъ нимъ и открывается предъ нами широта настоящаго со всѣми его подробностями. Лучи свѣта Божія, ему сообщеннаго, озаряли предъ нимъ таинственную область будущаго, и давали ему возможность видѣть выдающіяся здѣсь точки такъ ясно, какъ не могъ видѣтьихъ ни одинъ изъ его современниковъ. Но это было во всякомъ случаѣ сіяніе денницы предъ солнцемъ, и свѣтъ этой денницы – полумракъ въ сравненіи съ яркимъ свѣтомъ наступившаго дня. Изъ людей, по слову Господа, никто не обладалъ такимъ величіемъ ума и силы, какое даровано было св. Іоанну Крестителю; но благодать, принесенная на землю Іисусомъ Христомъ, восполнила немощи искушеннаго человѣчества, и въ слѣдствіе этой благодати, хранимой и раздаваемой въ церкви Божіей, взгляду христіанина, слышавшаго и усвоившаго себѣ ученіе Христово, видно болѣе въ небесномъ царствѣ, основанномъ нашимъ Спасителемъ, чѣмъ сколько указывалъ здѣсь Предтеча Господень, издалека привѣтствовавшій день искупленія. «Аминь глаголю вамъ (говорилъ Господь и Спаситель нашъ), не воста въ рожденныхъ женами болій Іоанна Крестителя: мній же во царствіи небеснѣмъ болій бо есть» (Матѳ. XI, 11). Т. е., намъ, меньшимъ членамъ царства Божія, открытаго нашимъ Спасителемъ, болѣе ясны судьбы этого царства, чѣмъ сколько ясны онѣ великому пророку, предрекавшему явленіе этого царства, и больше дано благодатныхъ просвѣщающихъ и спасающихъ средствъ, чѣмъ сколько предлагала Іоанну Крестителю ветхозавѣтная церковь, его воспитавшая. – Личныя святыя желанія непреклоннаго ревнителя правды и добродѣтели невольно и незамѣтно могли приражаться къ откровеніямъ свыше о дѣйствіяхъ Мессіи; и представленіямъ о Немъ они могли давать бодѣе опредѣленное содержаніе, чѣмъ какое указано имъ небеснымъ внушеніемъ. Въ слѣдствіе этихъ личныхъ стремленій энергической воли, св. Іоаннъ Креститель могъ ожидать больше видимыхъ проявленій божественной власти отъ проповѣдуемаго имъ Мессіи, больше властительскихъ распоряженій, наглядныхъ и осязательныхъ, чѣмъ сколько открылъ ихъ божественный Основатель царства Божія, возраставшаго не замѣтно изъ святыхъ сѣмянъ, тихо посѣянныхъ въ нравственную почву человѣчества. Проповѣдуемое Іоанномъ царство небесное – царство правды и добродѣтели, но желанія ревниваго сердца могли призывать, при основаніи этого царства, наглядное очищеніе народа, избраніе въ новое царство добрыхъ и приготовленныхъ къ нему и отверженіе злыхъ и глухихъ къ слову истины. Руководимый Духомъ Божіимъ, св. Іоаннъ Креститель узналъ и указалъ своимъ ученикамъ Агнца Божія, вземлющаго грѣхи міра (Іоан. I, 29-35), еще прежде явленія Его съ силою слова и чудесъ во Израили. Но со времени перваго указанія Іоанна на явившагося Мессію, не замолкала въ немъ мысль объ этомъ Исполнителѣ всѣхъ ветхозавѣтныхъ пророчествъ. Съ нею жилъ онъ, ею питалъ и утѣшалъ себя, и всѣ, открывшіяся предъ немъ или доходившія до его слуха, чудныя дѣянія нашего Спасителя производили разнообразныя колебанія и вызывали соотвѣтственный себѣ отзвукъ, какъ въ туго натянутой струнѣ, въ напряженномъ духовномъ организмѣ Предтечи Господня. Какъ къ магниту, влеклись къ исполненію предсказаній Крестителя всѣ его помыслы, надежды и желанія. Когда былъ уже въ темницѣ Іоаннъ и предвидѣлъ свой близкій конецъ, онъ слышитъ о дѣлахъ Христовыхъ и посылаетъ къ Нему двухъ учениковъ своихъ спросить Его: «Ты ли еси грядый, или иного чаемъ?» (Матѳ. XI, 2. 3; Лук. XII, 18. 19). Намъ кажется этотъ фактъ очень знаменательнымъ. Благочестивое чувство объясняетъ этотъ вопросъ Іоанна Спасителю тѣмъ, что онъ сдѣланъ былъ для убѣжденія учениковъ Іоанна и всего народа въ божественномъ достоинствѣ Іисуса Христа. Но ни тексту Евангелія, ни благоговѣнію къ имени Іоанна Крестителя не противно и другое изъясненіе, которое въ отвѣтѣ Іисуса Христа ученикамъ Іоанна видитъ послѣднее предсмертное откровеніе самому Іоанну. Личныя желанія Іоанна могли ожидать другаго болѣе рѣшительнаго образа дѣйствій Мессіи, другаго болѣе нагляднаго осуществленія новаго Царства Божія. Они могли въ разныя времена, подъ вліяніемъ такихъ или другихъ обстоятельствъ, нисколько не колебля его вѣры въ божественное достоинство Іисуса Христа, тревожить спокойствіе его ожиданія. Читатель помнитъ отвѣтъ, данный Господомъ Іисусомъ Христомъ ученикамъ Іоанновымъ: «шедше возвѣстите Иоаннови, яже слышите и видите. Слѣпіи прозираютъ, и хромiи ходятъ, прокаженнiи очищаются, и глусіи слышатъ, мертвiи востаютъ и нищiи благовѣствуютъ. И блаженъ есть, иже аще не соблазнится о Мнѣ» (Матѳ. XI, 4-6). Отвѣтъ не прямой, но слишкомъ много содержательный для человѣка глубокой мысли. Онъ доказываетъ необычайныя дѣйствія, видимыя вокругъ Іисуса, но дѣйствія чисто-нравственныя, состоящія въ благотвореніяхъ страждущему человѣчеству. Въ этихъ дѣйствіяхъ указывается недоступное для человѣка величіе божественной силы, и въ тоже время представляется духовный характеръ ея, чуждый всего внѣшняго и юридическаго. Царство небесное, по этимъ дѣйствіямъ, – царство великое, сильное и спасительное для человѣчества; но оно не похоже на видимыя царства, опирающіяся на внѣшнія учрежденія, не стоитъ въ параллели съ ними и не имѣетъ стремленія стѣснять и отмѣнятъ ихъ. Неся спасеніе человѣку, оно не пріидетъ съ соблюденіемъ, и не будетъ окружено внѣшнимъ шумомъ. Такими указаніями Спаситель давалъ удовлетвореніе пламеннымъ желаніямъ Іоанна, призывавшаго скорѣйшее явленіе новаго царства и какъ бы побуждавшего Іисуса Христа скорѣе объявить Себя Мессіею предъ всѣмъ народомъ, и вмѣстѣ съ этимъ въ этихъ указаніяхъ сообщалась сила, направляющая эти желанія къ самой чистой высотѣ боговѣдѣнія. Сидя въ темницѣ, видя свое служеніе исполненнымъ и собираясь оставить свою земную жизнь, св. Іоаннъ Креститель неотступною мыслію слѣдитъ за Тѣмъ, чьимъ Предтечею ему предназначено было явиться. Въ дѣлахъ Его, о которыхъ разносится молва по всей Іудеѣ и Галилеѣ, нѣтъ рѣшительности, и благодѣющій народу небесный Учитель не объявляетъ Себя прямо обѣтованнымъ избавителемъ. Характеръ энергическій, самоотверженно жертвовавшій всѣмъ правдѣ и смѣло выступавшій на борьбу со всякою силою, онъ едва сдерживаетъ порывы своей покорной, но огненной души, при видѣ той медлительности, съ какою Господь Іисусъ Христосъ открываетъ прямое мессіанское свое назначеніе людямъ, ждущимъ отъ Него избавленія. Вопросы не сомнѣнія, но недоумѣнія волнуютъ его сознаніе, и онъ посылаетъ къ Спасителю двухъ своихъ учениковъ, чрезъ нихъ отдаетъ на судъ божественнаго Учителя свое собственное сердце, и получаетъ отъ Него отвѣтъ, который запечатлѣлъ его прежнюю вѣру и очистилъ его воззрѣнія отъ всякой примѣси личныхъ желаній. Послѣ этого послѣдняго откровенія, послѣ того, какъ ученики передали ему то, что поручилъ возвестить Іоанну (Матѳ. XI, 4. Лук. VII, 22) Господь Іисусъ Христосъ, Іоаннъ Креститель умеръ полнымъ христіаниномъ.

Но какъ предположить въ человѣкѣ такой необычайной силы и высшаго небеснаго просвѣщенія нѣкоторую неясность представленія о будущемъ, внутреннюю борьбу сознанія и раздвоеніе его личныхъ желаній съ указаніями свыше? Такое предположеніе кажется рѣзкимъ напряженному догматическому воззрѣнію. Но едва ли не напрасна въ этомъ случаѣ щекотливость напряженнаго воззрѣнія. Мы цѣнимъ тѣ благочестивыя побужденія, по которымъ благоговѣйное чувство устраняетъ все земное изъ драгоцѣннаго и любезнаго образа, и нисколько не думаемъ тревожить ихъ, если въ драгоцѣнномъ образѣ, поражающемъ насъ своимъ величіемъ, указываемъ частныя черты, уясняющія намъ его внутреннее сложеніе и не умаляющія его силы и святости. Всѣ великіе и святые люди, пока жили въ мірѣ, подчинены были условіямъ земнаго бытія, и человѣческій элементъ въ нихъ не стѣсненъ, не подавленъ былъ избыткомъ благодати, имъ сообщаемой; напротивъ онъ только возвышался и укрѣпился отъ дѣйствія этой благодати. И мы не возвысили бы, а унизили бы достоинство прославленнаго богопросвѣщеннаго мужа, если бы представляли его безвольнымъ и какъ бы бездѣятельнымъ орудіемъ высшаго откровенія, если бы не хотѣли видѣть въ немъ внутренней напряженной работы, внутренняго восхожденія отъ силы въ силу. Вѣра религіозная не есть простое холодное логическое знаніе: такихъ истинъ, какъ та, что дважды два четыре, человѣкъ достигаетъ безъ всякой борьбы, а знаніе ихъ, всегда одинаковое, не производитъ въ душѣ никакихъ видоизмѣненій; – при этомъ знаніи душа можетъ стоять спокойно и неподвижно. Вѣра религіозная есть подвигъ и заслуга; этотъ подвигъ доступенъ человѣку при трудовомъ участіи воли и всѣхъ силъ души: иначе это будетъ вѣра не живая, а мертвая, чужая. Достигая этого подвига, человѣкъ достигаетъ такой нравственной высоты, на которой душа стоитъ уже какъ бы между небомъ и землею, и свои низшія желанія подчиняетъ желаніямъ высшимъ, божественнымъ. Съ его стороны нужно постоянное напряженіе, чтобы удержаться на этой высотѣ, чтобы не ниспасть съ нея, а напротивъ съ одной степени переходить на другую, болѣе высшую. Міръ и святыхъ людей, удостоившихся благодатнаго откровенія, окружаетъ своими вліяніями, когда они возрастаютъ въ немъ, какъ святое избранное сѣмя: предъ ихъ просвѣщеннымъ умомъ онъ разстилаетъ свои тѣни; ихъ волѣ онъ подставляетъ камни преткновенія и соблазна, ихъ сердцу онъ представляетъ свои утѣхи и обольщенія. Святые люди побѣждаютъ эти вліянія и возвышаются надъ ними; но побѣда предполагаетъ борьбу, и вѣнцы славы даются не даромъ. Нашъ глазъ поражается свѣтомъ откровенія, озарявшимъ св. Іоанна Крестителя; но этотъ свѣтъ не сожигалъ, а воспламенялъ его: откровеніе не тяготило насильно его духа, и не уничтожало естественной дѣятельности его мысли и сознанія. Колебанія вѣрующей души встрѣчаются часто и въ мірѣ христіанскомъ, при полномъ свѣтѣ солнца правды. Св. Іоаннъ Креститель несравненно выше всѣхъ насъ; но онъ стоялъ на границѣ между двумя мірами, и новый міръ мерцалъ предъ нимъ какъ бы въ утреннемъ полумракѣ, – былъ міромъ надеждъ и ожиданій, а не явившейся дѣйствительности.

VIII.

Какой авторитетъ имѣлъ св. Іоаннъ Креститель у своихъ современниковъ? И какіе были плоды его проповѣди? По немногимъ указаніямъ, до насъ дошедшимъ, мы видимъ, что сила его духа и слова производила необыкновенное впечатлѣніе на современныя ему поколѣнія. Іосифъ Флавій свидѣтельствуетъ, что «народъ, восхищенный его ученіемъ, стекался къ нему въ великомъ множествѣ,... и что власть этого мужа была такъ велика надъ іудеями, что они готовы были сдѣлать все по его совѣту, и что самъ Иродъ царь боялся этой власти великаго учителя надъ своими подданными, видѣлъ, что они скорѣе послушаются Іоанна, чѣмъ его самого, и потому въ безпокойствѣ за собственную власть заключилъ его въ темницу»[10]. – По словамъ евангелистовъ (Марк, I, 5; Матѳ. III, 5. 6) къ нему выходила въ пустыню вся іудейская страна и іерусалимляне, и крестились отъ него, исповѣдуя грѣхи свои. Онъ сдѣлался такимъ образомъ, предъ явленіемъ Мессіи, самымъ виднымъ общественнымъ дѣятелемъ и такимъ вліятельнымъ учителемъ, какихъ рѣдко представляетъ исторія. Вокругъ него образовался союзъ избранныхъ учениковъ, которымъ онъ давалъ наставленія и правила жизни болѣе строгія, чѣмъ прочему народу. Ихъ онъ научалъ молиться особеннымъ образомъ или учреждалъ для нихъ особенныя молитвенныя бдѣнія, и это побудило учениковъ Спасителя просить Его, чтобы Онъ и ихъ также научилъ молиться, какъ Іоаннъ научилъ своихъ учениковъ (Лук. XI, 1). Они постились больше другихъ людей, и возлагали на себя особенные аскетическіе подвиги, и въ этомъ случаѣ ихъ противопоставляли ученикамъ Іисуса Христа (Матѳ. IX, 14), и Спаситель нашъ нашелъ нужнымъ защищать своихъ учениковъ предъ народнымъ мнѣніемъ въ томъ, что они не постятся, подобно ученикамъ Іоанновымъ (Матѳ. IX, 15)... Въ народѣ образовалось благоговѣйное уваженіе къ имени и дѣятельности Іоанна. Всѣ поражались необычайно его словомъ и его подвигами, и у всѣхъ на умѣ при этомъ таилось помышленіе: не Христосъ ли, не обѣщанныя ли Мессія этотъ великій посланникъ Божіи (Лук. III, 15)? И многіе лично высказывали св. Іоанну свои чаянія и помышленія, на него возлагаемыя. Народное мнѣніе взволновало членовъ духовнаго правительства, и синедріонъ послалъ изъ Іерусалима нарочито въ пустыню іереевъ и левитовъ спросить Іоанна: «ты кто еси? И исповѣда и не отвержеся: и исповѣда, яко нѣсмь азъ Христосъ. И вопросиша его: что убо? Илiа ли еси ты? И глагола: нѣсмь. Пророкъ ли еси? И отвѣща: ни. Рѣша же ему: кто еси? Да отвѣтъ дамы пославшымъ ны: что глаголеши о тебѣ самѣмъ» (Іоан. I, 19-22)? Люди всѣхъ сектъ безъ различія стремились къ нему, а св. Іоаннъ въ числѣ приходящихъ къ нему на крещеніе видѣлъ многихъ фарисеевъ и саддукеевъ (Матѳ. III, 7). И самъ Господь Іисусъ Христосъ свидѣтельствуетъ, что фарисеи малое время хотѣли порадоваться при свѣтѣ его (Іоан. V, 35). Но это было дотолѣ, доколѣ проповѣдь Іоанна не касалась ихъ лично, а держалась общихъ обличеній. Въ исторіи св. Іоанна Крестителя повторилась исторія многихъ сильныхъ проповѣдниковъ, говорившихъ о покаяніи и исправленіи. Великіе и сильные въ общественномъ положеніи окружаютъ ихъ похвалами и сочувствіемъ, когда они проповѣдуютъ противъ общаго развращенія или противъ развращенія другихъ, далекихъ отъ нихъ, слоевъ общества. Но какъ скоро проповѣдь касается ихь, нападаетъ на ихъ недостатки, – тотчасъ пропадаетъ прежнее сочувствіе, и раждается ненависть, злоязычіе плететъ клеветы, оскорбленное самолюбіе готовитъ непріятности и гоненія. И вотъ мытари, любодѣйцы и грѣшники тѣснѣе пристаютъ къ св. Іоанну, жаднымъ сердцемъ ловятъ и принимаютъ слова его, и воздаютъ за него славу Богу; а фарисеи и законники отталкиваются отъ него, отвергаютъ волю Божію о себѣ, открывавшуюся имъ чрезъ Іоанна, и видѣвъ оправданную вѣру мытарей и блудницъ, не раскаиваются въ своемъ невѣріи (Матѳ. XXI, 32. Лук. VII, 29-30). Они напротивъ въ дурную сторону толкуютъ его святость и благочестіе. «Пріиде Іоаннъ (говоритъ Спасителъ нашъ) ни ядый, ни пія: и глаголютъ: бѣса иматъ» (Матѳ. XI, 18). Между тѣмъ авторитетъ Іоанна возросъ до того въ народѣ, что недовольная имъ власть боится нападать на него, и не рѣшается открыто отвергать его правду и божественное посланничество. Какъ-то въ храмѣ, уже по смерти Іоанна, приступили къ Іисусу Христу, изгнавшему средъ тѣмъ изъ церкви продающихъ и покупающихъ, первосвященники и старѣйшины народа, съ вопросомъ: «коею властію сія твориши? И кто Ти даде власть сію»? Іисусъ Христосъ вмѣсто отвѣта говоритъ имъ: «вопрошу вы и азъ слово едино: еже аще речете мнѣ, и Азъ вамъ реку, коею властію сія творю. Крещеніе Іоанново откуду бѣ? Съ небесе ли, или отъ человѣкъ? Они же помышляху въ себѣ, глаголюще: аще речемъ съ небесе: речетъ намъ: почто убо не вѣроваше ему? Аще ли речемъ: отъ человѣкъ: боимся народа: вcи бо имутъ Іоанна яко пророка. И отвещавше Іисусови, рѣша: не вѣмы» (Матѳ. XXI, 23-27). Изъ этихъ словъ евангелиста понятно все величіе авторитета, какимъ окружено было имя Іоанна въ глазахъ всего іудейскаго народа. Ему волею или неволею подчинялись всѣ, безъ различія званій и состояній, отъ Ирода, который боялся и уважалъ его и долгое время соблюдалъ его въ безопасности, не смотря на строгія его обличенія, считая его человѣкомъ праведнымъ и святымъ (Марк. VI, 20), и да послѣдняго мытаря и поденнаго работника, которые съ жаромъ непритворнаго усердія выслушивали проповѣдь неподкупнаго судіи и повелителя народной совѣсти. Синедріонъ, высшее правительственное мѣсто іудейское, при всемъ своемъ желаніи не можетъ поколебать побѣждающей силы великого авторитета и послѣ того, какъ посланникъ Божій, его пріобрѣтшій, уже пересталъ дѣйствовать среди людей на этомъ колеблющемся земномъ поприщѣ.

Между тѣмъ св. Іоаннъ Креститель, окруженный необычайнымъ вниманіемъ народа, со всѣхъ сторонъ встрѣчавшій благоговѣйное уваженіе, стоя неизмѣримо выше всѣхъ своихъ современниковъ по духу и силѣ, былъ довольно смиренъ въ своей собственной оцѣнкѣ, и при всякомъ случаѣ отстранялъ отъ себя всѣ пышныя титла и всѣ почетныя званія. «Я не Мессія, ни Илія, ни пророкъ» – отвѣчалъ онъ посланнымъ отъ синедріона спросить его: кто онъ такой (Іоан. I, 19-27). И синедріону и народу, чаявшему видѣть въ немъ обѣтованнаго Мессію, онъ представлялъ себя простымъ передовымъ вѣстникомъ, который посланъ приготовить путь Господу, имѣющему скоро явиться среди людей своихъ для ихъ избавленія отъ всѣхъ бѣдъ и напастей, и, по его словамъ, къ нему относились Слова Исаіи: «гласъ вопіющаго въ пустыни: уготовайте путь Господень: правы творите стези Бога нашего» (Лук. III, 4; Марк. I, 3; Матѳ. III, 3). По отношенію къ этому Господу, о пришествіи котораго онъ возвѣщалъ іудеямъ, онъ представлялъ себя такимъ малымъ, что называлъ себя недостойнымъ преклонившись разрѣшить ремень сапоговъ Его (Марк. I, 7; Лук. ІII, 16; Матѳ. III, 11; Іоан. I, 27). Явился новый божественный Учитель, – Тотъ Могущественнѣйшій и Сильнѣйшій его, къ срѣтенію Котораго онъ приготовлялъ народъ, – св. Іоаннъ склонилъ предъ Нимъ свою голову, признавая и указывая въ Немъ высшее небесное посланничество. Ученики Іоанна, видя откровеніе славы новаго учителя, Господа Іисуса Христа, съ нѣкоторымъ чувствомъ ревности говорятъ Іоанну о дѣлахъ Христовыхъ. Наставляя ихъ, Іоаннъ говоритъ имъ: «вы сами мнѣ свидѣтелствуете, яко рѣхъ: нѣсмь азъ Христосъ, но яко посланъ есмь предъ Нимъ. Имѣяй невѣсту женихъ есть: а другъ жениховъ, стоя и послушая его, радостiю радуется за гласъ жениховъ. Сiя убо радость моя исполнися. Оному подобаетъ расти, мнѣ же малитися» (Іоан. III, 28-30). Іоаннъ не вступилъ въ число учениковъ Господа Іисуса Христа, но продолжалъ свою приготовительную проповѣдь и послѣ того, какъ выступилъ на общественное поприще новый высочайшій Дѣятель. Въ этомъ указано было Іоанну его назначеніе, и слово приготовленія къ принятію Мессіи нужно было и имѣло значеніе и въ то время, когда самъ Мессія началъ дѣло своего служенія. Онъ указывалъ другимъ великаго Учителя, и самымъ близкимъ своимъ совѣтовалъ слѣдовать за Нимъ (Іоан. 1, 29-37); но ему самому Богъ, призвавшій его къ служенію, не судилъ перемѣнять званіе учителя на званіе ученика, хотя и открылъ ему необыкновенную важность и новаго ученія и новаго Учителя (Іоан. ІІІ, 30-36). При встрѣчѣ съ Спасителемъ на Іорданѣ, когда Іисусъ Христосъ пришелъ принять крещеніе отъ Іоанна, Іоаннъ удерживалъ Его отъ этого, и изъявляетъ желаніе вступить въ число Его учениковъ. «Азъ требую Тобою креститися (говорилъ онъ Ему), и Ты ли грядеши ко мнѣ» (Матѳ. III, 14)? Но Іисусъ Христосъ отклонилъ такое предложеніе, какъ дѣло, не согласное съ предустановленными законами божественной правды, и воля Іоанна подчинилась велѣнію Грядущаго съ неба и Высшаго всѣхъ (Іоан. III, 31). По указанію Божію, св. Іоаннъ Креститель, съ первыхъ дней своего общественнаго явленія въ Іудеѣ и до послѣдняго дня своей жизни, остался однимъ и тѣмъ же, – проповѣдникомъ покаянія и предтечею Господа.

IX.

Исторія въ нравственномъ быту іудеевъ не указала намъ ясно тѣхъ слѣдствій, какими увѣнчалась проповѣдь св. Іоанна о покаяніи и исправленіи жизни. Святое слово, какъ сѣмя, падало на сердца слушателей, и въ глубинахъ этихъ сердецъ оно скрывалось отъ посторонняго наблюдательнаго глаза, и тамъ, незамѣтно для людей, производило дѣйствія, оплодотворяющія духовную почву народа добрыми замыслами, чувствами и дѣлами. Современники Іоанна, скупые на записи и повѣствованія, увлеченные теченіемъ обстоятельствъ, не имѣли довольно свободы воззрѣнія для того, чтобы приглядѣться къ тому перевороту, какой давало народной волѣ сильное слово необыкновеннаго пророка. Мы, стоя въ исторической дали отъ тѣхъ временъ, по другой причинѣ не можемъ съ точностію обозначить тѣхъ нравственныхъ перемѣнъ, какія были слѣдствіемъ Іоанновой проповѣди о покаяніи. Въ слѣдъ за нимъ явился высшій божественный Учитель, и слово пророка и Предтечи Господня какъ бы непосредственно слилось, предъ взоромъ наблюдателя историческихъ перемѣнъ въ жизни народной, съ всепобѣждающимъ словомъ Того, Кѣмъ вдохновлялись и жили всѣ пророки. Сильный притокъ вошелъ въ великое русло, и съ нашей стороны было бы напрасною попыткою усиліе опредѣлить, что въ новыхъ нравственныхъ расположеніяхъ іудейскаго народа и всего міра, въ вѣкъ явленія Господа Іисуса Христа, принадлежитъ дѣйствію слова Іоаннова, и что дѣйствію слова Христова. Дѣйствіе слова Іоаннова было мало, если мы сравнимъ его съ дѣйствіемъ слова Христова, но оно было слишкомъ велико, если ми сопоставимъ его съ дѣйствіемъ проповѣди даже самыхъ замѣчательныхъ историческихъ дѣятелей слова. Не даромъ же отъ силы слова Іоаннова сверху до низу потрясся весь іудейскій міръ; не даромъ всѣ стремились къ нему въ пустыню, открытымъ сердцемъ принимали его строгія и назидательныя рѣчи, и крещеніемъ въ водѣ запечатлѣвали желаніе и обѣтъ вести новую, благочестивую и богоугодную жизнь.

Больше отмѣчено въ исторіи и виднѣе для насъ частное дѣйствіе проповѣди Іоанновой, состоявшее въ предрасположеніи или приготовленіи современныхъ поколѣній къ достойному срѣтенію Мессіи. Но въ этомъ заключалось самое важное и главное служеніе Предтечи Господа, посланнаго уготовать и исправить пути Ему, обратить стропотное въ правое и неровное сдѣлать гладкимъ. И съ этою частною проповѣдію св. Іоаннъ Креститель соединялъ общую проповѣдь о покаяніи и исправленіи жизни, какъ главномъ условіи достойнаго принятія Мессіи. Потому отсюда, изъ мѣры и степени приготовленности современниковъ Іоанна къ принятію Мессіи, мы справедливо можемъ заключатъ къ мѣрѣ и степени возвышенія нравственной жизни народа. Долго Богъ приготовлялъ Израиля и все человѣчество къ дню избавленія: Онъ ждалъ, пока сдѣлается удобною для возращенія новаго сѣмени нравственная почва грѣшнаго человѣчества, и слово Іоанна было, въ планахъ домостроительства Божія, послѣднимъ и самымъ сильнымъ, удобреніемъ ея. Гласъ вопіющаго въ пустынѣ не пропалъ безслѣдно; онъ проносился надъ дебрями и горами, достигалъ селъ и городовъ, – и долы наполнялись, холмы выравнивались, выпрямлялись кривизны, и открывался гладкій путь царственному шествію Мессіи. Самъ Господь и Спаситель нашъ засвидѣтельствовалъ, что отъ дней Іоанна Крестителя начала чувствоваться въ народѣ сильная ревность къ достиженію царства небеснаго, и при дѣйствіи доброй воли она доводила людей до желаемаго (Матѳ. XI, 12). Изъ учениковъ Іоанна были первые послѣдователи Господа Іисуса Христа. Когда предъ началомъ общественнаго служенія Іисуса Христа св. Іоаннъ Креститель встрѣчался съ Нимъ на Іорданѣ, онъ всякій разъ указывалъ въ Немъ окружающимъ себя агнца Божія, вземдющаго грѣхи міра, и этимъ указаніемъ какъ бы рекомендовалъ имъ новую высшую школу, къ которой они только готовились подъ его наставительнымъ вліяніемъ. И первозванные апостолы, – начатки общества Христова и новаго царства Божія, были именно изъ учениковъ Іоанна, и пошли за Господомъ Іисусомъ послѣ того, какъ слышали отъ своего учителя указаніе на Него, какъ на агнца Божія (Іоан. I, 29-42). Фактъ этотъ служитъ знаменательнымъ утвержденіемъ важнаго и плодотворнаго значенія приготовительной миссіи св. Предтечи Господня, и Спаситель нашъ какъ бы нарочно встрѣтился съ нимъ на Іорданѣ, чтобы непосредственно принять отъ него къ себѣ наиболѣе приготовленныхъ къ вступленію въ царство Божіе, и составить изъ нихъ ядро новаго христіанскаго міра. Школа Іоаннова, школа низшая по отношенію къ ученію Спасителя, служившая приготовленіемъ къ нему, оказалась вполнѣ достигшею того назначенія, какое указано ей высшими опредѣленіями Промысла.

Явленія непосредственнаго перехода вѣрующихъ изъ учениковъ св. Іоанна Предтечи въ ученики Господа Іисуса Христа были не одинъ только разъ, и не въ одномъ мѣстѣ. Слово Іоанна разнеслось далеко за предѣлы Галилеи, и его дѣйствіе не ограничивалось только временемъ его жизни. И послѣ его смерти во всѣхъ концахъ римской имперіи встрѣчались послѣдователи великаго пророка Божія. Проповѣдное слово Іоанна, вылившееся изъ сильной и могущественной богопросвѣщенной души, съ неимовѣрною быстротою распространялось по всему тогдашнему историческому міру, – и въ этомъ случаѣ оно предрасполагало умы и сердца людей къ принятію новаго христіанскаго ученія. Когда послѣ смерти Спасителя апостолы стали возвѣщать людямъ слово спасенія, и для этого предпринимать далекія путешествія, – въ разныхъ мѣстахъ они встрѣчали предупредившихъ ихъ проповѣдниковъ и послѣдователей ученія Іоаннова. И вездѣ проповѣдь Іоаннова ученія была достойнымъ и наилучшимъ приготовленіемъ къ явленію христіанства: она смягчала и разрыхляла жесткую и затвердѣлую почву и дѣлала ее способною къ воспріятію и возращенію новаго сѣмени. Какъ съ родными и знакомыми, встрѣчались проповѣдники христіанства съ послѣдователями св. Іоанна Крестителя; нѣкоторое внутреннее родство связывало ихъ между собою, и при первомъ словѣ о Христѣ, распятомъ и воскресшемъ, при первомъ соприкосновеніи съ Его послѣдователями, ученики Іоанна изъ низшей школы переходили въ школу высшую. Чтобы наше свидѣтельство не показалось голословнымъ, мы просимъ читателя припомнить исторію Аполлоса, разсказанную въ дѣяніяхъ апостольскихъ (XVIII, 24-28; XIX, 1-7). Аполлосъ быть родомъ іудей изъ Александріи, мужъ краснорѣчивий и свѣдущій въ писаніяхъ, по изображенію дѣяній апостольскихъ. Онъ былъ наставленъ въ начаткахъ пути Господня, и горя духомъ говорилъ и училъ о Господѣ, зная только крещеніе Іоанново. Онъ пришелъ въ Ефесъ и началъ смѣло говорить въ синагогѣ. Акила и Прискилла приняли его, услышавши его, и точнѣе объяснили ему путь Господень, т. е., изъ ревнителя Іоанновой проповѣди сдѣлали его послѣдователемъ Христовымъ. И онъ пошелъ въ Ахаію, и тамъ не преставалъ всенародно опровергать іудеевъ, доказывая писаніями, что Іисусъ есть Христосъ. – Во время пребыванія Аполлоса въ Коринѳѣ, прибылъ въ Ефесъ апостолъ Павелъ, и нашедши тамъ нѣкоторыхъ учениковъ, вѣроятно, наставленныхъ Аполлосомъ, сказалъ имъ: приняли ли вы Святаго Духа, увѣровавъ? Они же сказали ему: мы даже и не слыхали, есть ли Духъ Святый. Онъ сказалъ имъ: во что же вы крестились? Они отвѣчали: въ Іоанново крещеніе. Павелъ сказалъ: Іоаннъ крестилъ крещеніемъ покаянія, говоря людямъ, чтобы вѣровали въ Грядущаго по немъ, то есть, во Христа Іисуса. Услышавъ сіе, они крестились во имя Господа Іисуса. И когда Павелъ возложилъ на нихъ руки, – низшелъ на нихъ Духъ Святый, и они стали говоритъ языками и пророчествовать. Всѣхъ ихъ было человѣкъ около двѣнадцати. Уже послѣ пріобщенія къ церкви этихъ учениковъ Іоанна, апостолъ Павелъ пришелъ въ синагогу и началъ небоязненно проповѣдывать о царствіи Божіемъ. – Конечно, въ то время не одинъ Аполлосъ былъ ревнителемъ Іоанновой проповѣди; подобно ему, распространяли по городамъ Іудеи и Греціи Іоаннову проповѣдь о покаяніи и другіе мужи, сильные въ словѣ и ученіи. И конечно, не въ одномъ Ефесѣ послѣдователи этой проповѣди были такъ близки къ проповѣдникамъ христіанства, что эти считали ихъ за своихъ, и безъ особенныхъ убѣжденій присоединяли ихъ къ новой вѣрѣ, встрѣчая въ нихъ готовый начатокъ спасенія.

Когда мы, при мысли о св. Іоаннѣ Крестителѣ, обращаемъ вниманіе на длинное теченіе исторіи, мы здѣсь встрѣчаемъ новое доказательство обаятельнаго значенія имени и авторитета Іоаннова. Чрезъ длинный рядъ вѣковъ держится общество, которое считаетъ св, Іоанна Крестителя единымъ истиннымъ пророкомъ, прикрываетъ его именемъ свои вѣрованія и богослужебные обычаи, и въ своей сектѣ находитъ самое лучшее выраженіе религіознаго богопочитанія. На востокѣ, въ Сиріи донынѣ существуетъ эта секта мнимыхъ учениковъ Іоанна Крестителя, которые называютъ себя мандаитами или мандеями[11]. Упомянутая секта отнюдь не представляетъ вѣрнаго отраженія ученія Іоаннова. Она злоупотребляетъ именемъ св. Іоанна Крестителя; съ этимъ именемъ ее соединяетъ только вѣра въ особенное значеніе крещенія; крещеніе играетъ самую важную роль въ ихъ обычаяхъ и обрядахъ, и употребляется у нихъ очень часто, при каждомъ замѣчательномъ случаѣ жизни, и они почитаютъ его главнымъ средствомъ для прощенія грѣховъ. Въ ихъ вѣрованіяхъ содержится смѣсь всякихъ элементовъ, и восточныхъ, и эллинскихъ, и іудейскихъ, и христіанскихъ, и они служатъ остаткомъ древности, напоминающимъ гностико-манихейскія представленія. Для насъ эта секта не имѣетъ значенія. Св. Іоаннъ Креститель не могъ воспрепятствовать злоупотребленію его именемъ въ отдаленныхъ отъ него вѣкахъ, и не въ немъ, не въ его ученіи причина тѣхъ ошибокъ, въ какія впадали и впадаютъ люди, благоговѣющіе предъ его именемъ. Когда разрослось и широко распустилось по свѣту его ученіе, отъ великаго сочнаго дерева могли отпасть отдѣльныя вѣтви и сучья, и потомъ, оторвавшись отъ корня и ствола, потерять жизнь и способность къ развитію. Заблужденіе человѣческое легко могло завладѣть частями того святаго ученія, которое преподавалъ Іоаннъ, когда эти части въ раздробленномъ видѣ доносились до отдаленныхъ угловъ, и когда надъ ихъ цѣлостію не наблюдала душа самого учителя, въ своемъ земномъ служеніи стѣсненная предѣлами пространства и времени. Св. Іоаннъ не хотѣлъ учреждать особаго самостоятельнаго общества. Онъ называлъ себя только приготовителемъ путей Господнихъ, и его ясныя слова, какими онъ характеризовалъ свое служеніе и въ какихъ возвѣщалъ скорое пришествіе Мессіи, которому онъ наравнѣ съ другими желалъ покланятъся, служатъ всегдашнимъ и сильнымъ предостереженіемъ для тѣхъ, кто, опираясь на его авторитетъ, захотѣлъ бы учреждать особое религіозное общество. Въ свое время онъ осаждалъ ревнивыя замашки своихъ учениковъ, съ тономъ недоумѣнія возвѣщавшихъ ему объ откровеніи самостоятельнаго служенія Принявшаго крещеніе отъ него, и говорилъ имъ: не можетъ человѣкъ ничего принимать на себя, если не будетъ дано ему съ неба. Вы сами мнѣ свидѣтели въ томъ, что я говорилъ: не я Христосъ, но я только посланъ предъ Нимъ (Іоан. III, 27). Въ сектахъ, прикрывающихся именемъ св. Іоанна Крестителя, для насъ важно то значеніе, какое имѣетъ для людей на протяженіи многихъ вѣковъ это великое имя. Это далекій отголосокъ того могучаго впечатлѣнія, какое произвелъ на свое время богопросвѣщенный проповѣдникъ покаянія. Нужно необыкновенно-сильное дѣйствіе человѣческой личности для того, чтобы чрезъ осьмнадцать слишкомъ вѣковъ ея именемъ могло держаться цѣлое общество, и авторитетомъ ея придавать себѣ силу и освященіе.

X.

Мы кончили свой очеркъ. Мы не думаемъ, что исчерпали въ немъ все, что заключаетъ въ себѣ великое имя св. Іоанна Крестителя. Мы по крайней мѣрѣ старались по возможности дать ясное понятіе о высокой дѣятельности Предтечи Господня, на основаніи тѣхъ данныхъ, какія сохранила для насъ священная и простая, не священная исторія. Но въ заключеніе всего мы не хотимъ оставить читателя съ одними нашими сужденіями и представленіями. Для уясненія и усиленія ихъ мы прибѣгаемъ къ божественному авторитету Господа Іисуса Христа, и Его краткимъ но многозначительнымъ словомъ хотимъ прикрыть и исправить свои обмолвки и недомолвки. Пустъ читатель, недовольный тѣми или другими нашими замѣчаніями, примирится съ нами подъ сладостнымъ впечтлѣніемъ, какое производитъ на христіанина каждое слово нашего Господа и Спасителя.

Намъ припоминаются три отзыва Господа Іисуса Христа о св. Іоаннѣ Крестителѣ, переданные намъ евангелистами. Въ нихъ божественный Учитель указываетъ и изображаетъ предъ нами строгій и возвышенный характеръ своего Предтечи, важное значеніе его служенія, величіе его лица или духовной природы, силу и плодотворность его слова, и при этомъ равнодушіе и ожесточеніе людей, которые, владѣя такимъ сокровищемъ, какимъ былъ ниспосланный отъ Бога Іоаннъ, не съумѣли или не захотѣли воспользоваться имъ во благо своей души.

Разъ въ Іерусалимѣ, на праздникѣ іудейскомъ, по исцѣленіи тридцативосьмилѣтняго недужнаго, Іисусъ Христосъ говорилъ сильную рѣчь въ обличеніе и вразумленіе іудеевъ, укорявшихъ Его въ нарушеніи субботы и не понимавшихъ Его великихъ дѣлъ и Его божественнаго ученія. Въ этой рѣчи Онъ сослался между прочимъ на свидѣтельство Іоанново о Себѣ, и при этомъ случаѣ сказалъ о немъ: «онъ бѣ свѣтилникъ горя и свѣтя: вы же восхотѣсте возрадоватися въ часъ свѣтѣнiя его» (Іоан. V, 35).

Другой разъ спрашиваютъ Спасителя ученики Его: правда ли то; что книжники говорятъ, – будто предъ пришествіемъ Мессіи Иліи надлежитъ прійти прежде? Іисусъ Христосъ сказалъ имъ въ отвѣтъ: «Илiа убо прiидетъ прежде и устроитъ вся. Глаголю же вамъ, яко Илiа уже прiиде, и не познаша его, но сотвориша о немъ, елика восхотѣша: тако и Сынъ Человѣческiй имать пострадати отъ нихъ» (Матѳ. XVII, 11. 12). «Тогда разумѣша ученицы (прибавляетъ евангелистъ), яко о Іоаннѣ Крестителѣ рече имъ» (ст. 13).

Но самую полную и знаменательную рѣчь объ Іоаннѣ Крестителѣ сказалъ Господь Іисусъ Христосъ народу, по отшествіи отъ Него пословъ Іоанна, приходившихъ къ Нему съ вопросомъ: «Ты ли еси грядый, или иного чаемъ»? Спаситель здѣсь обращается къ собственному чувству народа, ходившаго слушать проповѣдь Іоанна, – обращается съ тѣмъ, чтобы довести его до сознанія великаго значенія Іоанна Крестителя. «Чесо изыдосте (говоритъ Онъ) въ пустыню видѣти? Трость ли, вѣтромъ колеблему?.. Но чесо изыдосте видѣти? Человѣка ли въ мягки ризы облеченна? Се, иже мягкая носящiи, въ домѣхъ царскихъ суть. Но чесо изыдосте видѣти? Пророка ли? Ей, глаголю вамъ, и лишше пророка. Сей бо есть, о немже есть писано: се, Азъ посылаю Ангела Моего предъ лицемъ Твоимъ, иже уготовитъ путь Твой предъ Тобою. Аминь глаголю вамъ, не воста въ рожденныхъ женами болiй Іоанна Крестителя: мній же во Царствiи Небеснѣмъ болiй его есть. Отъ дній же Іоанна Крестителя доселѣ Царствiе Небесное нудится, и нуждницы восхищаютъ е. Вси бо пророцы и законъ до Іоанна прорекоша. И аще хощете прiяти, той есть Илiа хотяй прiити: имѣяй ушы слышати да слышитъ. – Кому же уподоблю родъ сей? Подобенъ есть дѣтемъ сѣдящымъ на торжищихъ, и возглашающымъ другомъ своимъ и глаголющымъ: пискахомъ вамъ, и не плясасте: плакахомъ вамъ, и не рыдасте. Прiиде бо Іоаннъ ни ядый, ни пiяй: и глаголютъ: бѣса имать. Прiиде Сынъ Человѣческiй ядый и пiяй: и глаголютъ: се, человѣкъ ядца и винопійца, мытаремъ другъ и грѣшникомъ. И оправдися премудрость отъ чадъ своихъ» (Матѳ. XI, 7-19),

 

В. Пѣвницкій.

 

«Труды Кіевской Духовной Академіи». 1868. Томъ 1. № 1. С. 3-58.

 

[1] Древности іудейскія. Кн. 18, гл, 1. Пер. свящ. М. Самуйлова. Ч. 3, стр. 193.

[2] Тамъ же.

[3] Тамъ же.

[4] Тамъ же.

[5] Тамъ же.

[6] Paulus, Exegetischem Handbuch, Bd. 1. s. 136. Creuzer, Symbolik, Bd. 4, s. 413.

[7] По обычаю тогдашняго времени, юноши, ищущіе образованія, посѣщали разныя школы и принимались и ессеями. У ессеевъ назначено было три года приготовленія для вступленія въ ихъ секту. Но этого срока очень многіе не выдерживали, какъ напр. Іосифъ Флавій, остановившійся окончательно на фарисейскомъ толкѣ.

[8] Древности іудейскія. Кн. 18, гл, 5. Отд. 2.

[9] Іосифъ Флавій не съ такою подробностію и опредѣленностію, какъ евангелисты, говоритъ о убіеніи Іоанна Крестителя. Но его свидѣтельство объ этомъ не расходится существенно съ евангельскимъ сказаніемъ. О смерти Іоанна Крестителя онъ упоминаетъ при разсказѣ о войнѣ Ирода съ Аретою, царемъ аравійскимъ, и главною причиною этой войны представляетъ оскорбленіе, нанесенной Иродомъ дочери Ареты, бывшей первою его женою, Готовясь къ этой войнѣ, Иродъ заключилъ Іоанна въ темницу и потомъ лишилъ жизни, по догадкѣ Флавія, изъ опасенія, чтобы «вліяніе этого мужа не привело къ отступленію отъ него его подданныхъ, которые готовы были сдѣлать все по его совѣту. Онъ разсудилъ за благо, прежде нежели произойдетъ въ народѣ какое нибудь возмущеніе, лучше лишить Іоанна жизни, нежели самому, подвергшись какому нибудь бѣдствію, послѣ безполезно раскаиваться». Такимъ образомъ, причину темничнаго заключенія и потомъ смерти Іоанна Крестителя Іосифъ Флавій всецѣло приписываетъ безпокойству и подозрительной робости Ирода. Иродъ видѣлъ, что народъ соблазняется его супружествомъ съ Иродіадою и удаленіемъ его первой законной жены; онъ понималъ въ тоже время, что обличенія Іоанна Крестителя, какими этотъ праведный мужъ вразумлялъ соблазнявшаго народъ беззаконнаго царя, могутъ усилить недовольство народа, не могшаго мириться съ явнымъ нарушеніемъ святости семейныхъ законовъ. И вотъ, когда отецъ изгнанной или убѣжавшей жены Ирода грозилъ ему войною, Иродъ естественно сомнѣвался, на его ли сторонѣ въ этомъ случаѣ будетъ сочувствіе народа, и захочетъ ли этотъ народъ защищатъ его. При этомъ безпокойная совѣсть и разсчеты робости побудили виновнаго царя къ насилію противъ того, кто хотѣлъ примирять его съ народомъ, убѣждая его прекратить преступную и соблазнительную связь съ Иродіадою. – Въ войнѣ съ Аретою, въ одномъ жестокомъ сраженія войско Ирода побито было на голову. И іудеи думали, по замыслу Божію это пораженіе Иродоваго войска было наказаніемъ ему отъ Бога въ отмщеніе за смерть Іоанна Крестителя (Древности іудейскія. Кн. 18, гл. V, 1, 2).

[10] Древности іудейскія. Кн. 18, гл. 5.

[11] Имя это образовалось отъ Манда-дегайе, т. е., сына откровеннаго Бога, котораго чтятъ своимъ Спасителемъ принадлежащіе къ сектѣ, и имѣетъ аналогію съ именемъ христіанъ. См. о мандаитахъ или ученикахъ Іоанна Крестителя въ ноябрской книгѣ Трудовъ Кіев. Духов. Академіи за 1864 годъ.

• ← Схиепископъ Митрофанъ (Абрамовъ) – Предсказаніе о рожденіи и рожденіе св. Іоанна Предтечи (Лк. 1, 5-25 и 57-80).
• Протоіерей Феодоръ Знаменскій – Чудотворная Тихвинская икона Божіей Матери въ Исаакіевскомъ каѳедральномъ соборѣ въ С.-Петербургѣ. →

---

---

«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

• Церковь, Государство и Общество
• ЦЕРКОВНОЕ ПЕНИЕ
• ЦЕРКОВНОЕ ИСКУССТВО
• ЦЕРКОВНО-НАРОДНЫЙ МЕСЯЦЕСЛОВ НА РУСИ
• ЦЕРКОВНАЯ ДИСЦИПЛИНА
• ХРАМОЗДАТЕЛЬСТВО
• УЧИЛИЩЕ МОЛИТВЫ
• УЧАСТИЕ МИРЯН В ЖИЗНИ ЦЕРКВИ
• Уставные чтения (проповедь книги)
• УРОКИ ИЗ ЖИЗНИ СВЯТЫХ
• УРОКИ БОГОСЛУЖЕНИЯ
• Узкий путь в Царство Небесное
• СЛУЖЕНИЕ ЖЕНЩИНЫ ХРИСТИАНКИ
• СИНОДИК ПРАВОСЛАВИЯ
• СИЛА БОЖИЯ И НЕМОЩЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ
• СВЯЩЕННАЯ БОРЬБА РПЦЗ С АПОСТАСИЕЙ
• Святоотеческое Училище Благочестия
• СВЯТИТЕЛЬ ФИЛАРЕТ МОСКОВСКИЙ
• СВЯТИТЕЛЬ ФИЛАРЕТ (ВОЗНЕСЕНСКИЙ)
• СВЯТИТЕЛЬ ИОАНН ШАНХАЙСКИЙ И САН-ФРАНЦИССКИЙ
• СВЯТИТЕЛЬ АВЕРКИЙ (ТАУШЕВ)
• Святая Русь под омофором Богородицы
• СВЕТОЧИ ХРИСТИАНСТВА
• РУССКИЙ ПАСТЫРЬ
• РУССКИЙ ИНОК
• РПЦЗ, ТРЕТИЙ РЕЙХ И ВОВ
• РОЖДЕСТВЕНСКОЕ
• ПСАЛТИРЬ
• ПРОПОВЕДНИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
• ПРОПОВЕДНИЧЕСКАЯ ХРЕСТОМАТИЯ
• ПРАКТИЧЕСКОЕ РУКОВОДСТВО ДЛЯ ПАСТЫРЕЙ
• ПРАКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА
• ПРАВОСЛАВНЫЕ ОТВЕТЫ
• Православное Христиансто и современный мир
• Православное Христиансто и его враги
• Православная Христианская Семья
• ПРАВОСЛАВНАЯ ПОЭЗИЯ
• ПРАВОСЛАВНАЯ ПЕДАГОГИКА
• Православная Община
• ПРАВОСЛАВНАЯ ИКОНОГРАФИЯ
• ПОУЧИТЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ
• Поучения Святых Отцов
• ПОУЧЕНИЯ ПО РУКОВОДСТВУ ЧЕТИИХ-МИНЕЙ
• ПОСТНИЧЕСТВО
• ПОДВИЖНИКИ БЛАГОЧЕСТИЯ
• ПАСХАЛИЯ И ЦЕРКОВНЫЙ КАЛЕНДАРЬ
• ПАСХА ГОСПОДНЯ
• ПАСТЫРСКИЙ КРЕСТ
• Основная
• ОРУЖИЕ ПРАВДЫ
• О ПОКРОВИТЕЛЯ НАШЕГО ЦЕНТРА
• НОВОСТИ ИЗ ЖИЗНИ ЦЕРКВИ
• Новомученики и исповедники Российские
• НЕИЗВРАЩЕННАЯ ЦЕРКОВНАЯ ИСТОРИЯ
• НЕБЕСНАЯ ПОМОЩЬ В НАШИХ НУЖДАХ И ПЕЧАЛЯХ
• НАШИ ИЗДАНИЯ
• НАЗИДАТЕЛЬНЫЯ РАЗМЫШЛЕНІЯ
• МЫСЛИ НА КАЖДЫЙ ДЕНЬ ГОДА
• МОНАШЕСКОЕ ДЕЛАНИЕ
• МИТРОПОЛИТ ВИТАЛИЙ (УСТИНОВ)
• МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ (ХРАПОВИЦКИЙ)
• МИССИОНЕРСТВО
• ЛИТУРГИКА
• КРЕЩЕНИЕ ГОСПОДНЕ (СВЯТОЕ БОГОЯВЛЕНИЕ)
• КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН
• КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
• КАНОНИКА (ЦЕРКОВНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО)
• ИМЯБОЖИЕ - ДРЕВНЯЯ ЕРЕСЬ
• ЗАПАДНОЕ ПРАВОСЛАВИЕ
• ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
• ЕРЕСЬ СЕРГИАНСТВА (СЕРВИЛИЗМ)
• ЕПИСКОП ГРИГОРИЙ (ГРАББЕ)
• ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ЧТЕНИЕ
• ДУХОВНЫЕ СТИХИ
• ДУХОВНАЯ БЕСЕДА
• ДОГМАТ ИСКУПЛЕНИЯ
• ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ ВО ХРИСТЕ
• ГОЛОС РУССКОГО ПАСТЫРЯ
• ВОСКРЕСНАЯ БЕСЕДА
• ВНЕБОГОСЛУЖЕБНОЕ ЧТЕНИЕ
• Видео
• ВЕЛИКОЕ ТАИНСТВО ЕПИСКОПСТВА
• В ПОМОЩЬ ГОВЕЮЩИМ
• БОГОСЛУЖЕБНЫЕ ТЕКСТЫ И УКАЗАНИЯ
• БОГОСЛОВСКИЕ ТРУДЫ
• Архиерейский Собор РПЦЗ 2016
• Архиерейский Собор ПРЦ/РПЦЗ 2017
• АРХИЕПИСКОП АНТОНИЙ (БАРТОШЕВИЧ)
• Апостасия последних времен
• АНГЕЛОЛОГИЯ
• Азбука православного христианина
• АГИОЛОГИЯ
• «ДУХОВНАЯ БРАНЬ». Свято-Афанасьевское издание

Популярное:

• ПРАВОСЛАВНАЯ И ИУДЕЙСКАЯ ПАСХИ НИКОГДА НЕ СОВПАДАЮТ (ВРЕМЯ ПРАЗДНОВАНИЯ ПАСХИ).
• Икона Богородицы «Непроходимая Дверь» – пророческая дверь непроходимая, виденная пророком Иезекиилем.
• Протоіерей Стефанъ Луканинъ – О значеніи крестныхъ ходовъ и освященія воды (Слово въ день Происхожденія честныхъ древъ Креста Господня).
• О СОСТОЯНИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА В КОНЦЕ МИРА (ПОСМЕРТНЫЕ ВЕЩАНИЯ ПРЕПОДОБНОГО НИЛА МИРОТОЧИВОГО АФОНСКОГО, ГЛАВЫ 28-37)
• Священникъ Иларіонъ Софроновичъ – Чтецамъ и пѣвцамъ.