Новосвмуч. Архіеп. Сильвестръ (Ольшевскій) – «Буду молиться Богу тогда, когда явится для сего подобающее настроеніе».
Непреста́нно моли́теся {а҃ Сол. е҃, зі҃}.
По катехизическому опредѣленію, молитва есть «благоговѣйное возношеніе нашего ума и сердца къ Богу». «Молитва есть общеніе (συνουσία – сосущность, слитіе въ одно бытіе) и единеніе человѣка и Бога», какъ говоритъ св. Іоаннъ Лѣствичникъ. «Молитва есть то, какъ говоритъ св. Симеонъ Солунскій, чтобы съ Богомъ быть, всегда сосущимъ Богу быть, имѣть по слову пророка Давида, душу прилѣпленную къ Нему и нерасторжимую съ Нимъ и умъ неотторжимымъ отъ Него, – прильне душа моя по Тебѣ (Псал. LХІІ, 9)» (Доброт. т. V, стр. 477). Въ молитвѣ, какъ возношеніи, единеніи и прилѣпленіи къ Богу, обыкновенно выражаются Господу Богу наши прошенія, благодаренія и славословія. Однако молитва не всегда имѣетъ такое опредѣленное содержаніе въ видѣ прошеній, благодареній и славословій. «Молитвенное возношеніе и молитвенный вопль человѣка ко Господу могутъ имѣть мѣсто въ душѣ и исторгаться изъ сердца безъ словъ, т. е. не облекаясь въ слова» (Еп. Ѳеофанъ). Такою молитвою безъ словъ молился Моисей, когда Египтяне настигли его и народъ еврейскій на берегу Чермнаго моря (Исх. ХІV, 10-15). Молитва можетъ сказаться въ вѣрующемъ сердцѣ только какъ сокрушеніе, какъ умиленіе, какъ духовный восторгъ, какіе въ самой высокой степени переживалъ напримѣръ, въ Іерусалимѣ св. ап. Павелъ (Дѣян. XXII, 17) или Коринѳскіе христіане (1 Кор. ХІV, 15). Во всѣхъ сихъ случаяхъ молитвы разумѣется личное общеніе человѣка съ Богомъ, какъ съ Личнымъ Существомъ. Какъ видно изъ этихъ опредѣленій и примѣровъ, молитва есть такимъ образомъ именно нѣкое таинственное сближеніе благоговѣйнаго конечнаго духа человѣческаго съ премірнымъ Духомъ Божественнымъ, – и въ этомъ заключается самое существо молитвы. Существо въ молитвѣ такимъ образомъ составляетъ собою далеко не ея содержаніе, не мысли въ ней заключающіяся, но именно самый фактъ или сама дѣйствительность нашего духовнаго общенія съ Богомъ. Вотъ почему возможно самое чистое молитвенное настроеніе и молитвенныя обнаруженія у маловозрастныхъ дѣтей, а также у людей совершенно простыхъ, не способныхъ разумѣть высокое содержаніе церковныхъ молитвъ. Вотъ почему признается возможнымъ у подвижниковъ, при исполненіи ими молитвеннаго правила, краткою молитвою Іисусовой замѣнять всѣ церковныя службы, кромѣ Божественной литургіи.
Далѣе. Для вѣрующаго человѣка ясно, что все у насъ – отъ Господа. По слову св. апостола Павла, «Господомъ мы живемъ, движемся и существуемъ» (Дѣян. XVII, 28). Ясно поэтому должно быть, что молитва, какъ общеніе съ Источникомъ жизни, для истинной жизни нашего духа такъ-же существенна, какъ существенно дыханіе для жизни тѣла. При такомъ значеніи молитвы, можно ли христіанину молитвенное дѣло равнодушно предоставлять невѣрной смѣнѣ душевныхъ настроеній и состояній, чтобы тогда только помолиться, когда само явится у него подобающее для сего настроеніе? А что если не явится подобающаго для молитвы настроенія до самой смерти? Какъ быть на тотъ случай? Господь Богъ призываетъ къ себѣ людей разными путями, но молитвенное настроеніе у обыкновеннаго человѣка безпричинно само собой не является. Бываютъ молитвенные порывы. Но это особенное молитвенное настроеніе въ видѣ внезапныхъ порывовъ является только у особенныхъ людей – у подвижниковъ. По изъясненію высокихъ молитвенниковъ отцовъ, подобные порывы появляются у нихъ даже «не съ первыхъ поръ, какъ посвятитъ себя человѣкъ труду навыкновенія молитвѣ, а спустя болѣе или менѣе продолжительное время. Въ этомъ – свидѣтельство успѣха въ молитвенномъ трудѣ» («Невидим. брань» Никодима святогорца, гл. 49). Вотъ что значитъ молитвенное настроеніе и молитвенный порывъ. Потому въ обыкновенномъ теченіи духовной жизни ожидать настроенія нечего. Обосновывать на этомъ свою бездѣятельность значитъ – оправдывать свою духовную лѣность и тѣмъ отдалять самую возможность истинной молитвы. Мы не быстры на добро, намъ нужно понуждать себя. Вспомнимъ евангельскіе примѣры. Когда Господь сходилъ съ горы Преображенія, то нашелъ внизу бѣсноватаго глухо-нѣмого отрока, съ нимъ народъ, а также учениковъ, которые пытались, но не возмогли исцѣлить отрока. То духовное ничтожество, какое оказалось здѣсь предъ глазами Христа, вызвало у Него прямое негодованіе: «о, родъ невѣрный! доколѣ буду съ вами?! доколѣ буду терпѣть васъ?!» Потребовавъ отрока къ себѣ, Онъ изгналъ духа нечистаго и исцѣлилъ отрока. Потомъ наединѣ ученики попросили объясненія, почему они не возмогли изгнать злаго духа, и Христосъ далъ имъ такой отвѣтъ: «сей родъ, т е. діаволъ и всякое зло, не можетъ выйти иначе, какъ отъ молитвы и поста» (Map. IX, 14-29). Такимъ образомъ за недостаточность и несовершенство именно молитвы и поста обличилъ ихъ Господь. Другой примѣръ. Въ саду Геѳсиманскомъ ученики Христовы совершенно не способны были молиться, ибо «глаза ихъ отяжелѣли», и они «спали отъ печали», иначе сказать – у нихъ не было подобающаго для молитвы настроенія. Однако самъ Спаситель понуждаетъ ихъ къ молитвѣ, и притомъ понуждаетъ укорнымъ словомъ. «Такъ ли не могли одинъ часъ бодрствовать со Мною» (Матѳ. XXIV, 40-43), – говоритъ Онъ «Что вы спите? встаньте и молитесь, чтобы не впасть въ искушеніе» (Лук. XXII, 45-46).
Симъ случаемъ понужденія къ молитвѣ Господь показалъ намъ и рѣшеніе того вопроса, нужно ли понуждать дѣтей съ молитвѣ дома и въ школѣ, допустимо ли вообще понужденіе въ дѣлѣ религіознаго воспитанія. Какъ все это просто рѣшается на основаніи библейскихъ и многочисленныхъ церковно-историческихъ примѣровъ. А между тѣмъ не очень давно (въ началѣ 1905 г.) многолюдное собраніе интеллигентныхъ родителей учащихся въ г.г. Курскѣ и Екатеринославѣ дѣтей высказалось за отмѣну обязательной классной молитвы и обязательнаго посѣщенія богослуженія учащимися, за отмѣну религіознаго воспитанія въ учебныхъ заведеніяхъ, и между этими родителями нашлись даже священники... (см. Душеполез. чтеніе 1905 г. № 5). Въ самое же послѣднее время такъ много стали высказываться въ семъ смыслѣ въ разныхъ мѣстахъ, что даже нужно перестать удивляться. Видно, «уже дѣется тайна беззаконія» (2 Сол. II, 7).
Много говорить и пишутъ теперь о разныхъ свободахъ. Боятся иные давать дѣтямъ надлежащее христіанское воспитаніе, съ наученіемъ молитвѣ также ради того, что бы этимъ не была нарушена ихъ свобода. Мы обратимъ вниманіе на такіе факты. Если отрокъ и юноша издѣтства пріученъ къ обнаруженіямъ церковно-религіозной жизни и любить ихъ, а въ зрѣломъ возрастѣ по влеченію сердца отдается имъ, – развѣ онъ не свободенъ? Если человѣкъ такъ проникается началами добра въ своемъ сознаніи и въ своей жизнедѣятельности, что ему противно зло, что онъ не способенъ не только къ грубымъ, но и къ болѣе тонкимъ проявленіямъ зла, – развѣ въ этомъ онъ потерялъ свободу? Съ другой стороны, если человѣкъ такъ навыкъ порокамъ и страстямъ, что совершенно не можетъ совладать съ собой и отстать отъ нихъ, какъ это бываетъ напримѣръ – съ пьяницами, развратниками, игроками, скупцами и другими, – развѣ такой человѣкъ сохранилъ свободу, и не есть ли онъ рабъ грѣха? Поэтому пріученіе къ добру укрѣпляетъ въ человѣкѣ свободу, а упражненіе въ порокахъ лишаетъ его свободы. Такъ добро и свобода, въ истинномъ ихъ понятіи, совпадаютъ. Въ этомъ смыслѣ Спаситель сказалъ ученикамъ Своимъ: «истина освободитъ васъ» (Іоан. VIII, 32); въ этомъ же смыслѣ сказано у апостола: «гдѣ Духъ Господень, тамъ свобода» (2 Кор. III, 17). Поэтому, можно ли считать человѣка свободнымъ потому только, что онъ располагаетъ правомъ дѣлать, что ему угодно? Никакъ. Дѣйствительно и истинно свободнымъ становится человѣкъ съ того момента, съ какого онъ располагаетъ полной нравственной крѣпостію для сознательнаго осуществленія добра. Такъ исполненіе нравственнаго закона по расположенности и внутреннему влеченію къ нему исполнителя – человѣка есть обнаруженіе истинной свободы. А это достигается именно истинно христіанскимъ воспитаніемъ изъ дѣтства, а также добрыми жизненными навыками.
Затѣмъ, неужели молитвенное дѣло на столько просто, что – принялся и сразу исполнилъ его совершеннѣйшимъ образомъ? Для другихъ душевныхъ замятій необходимою признается выучка и подготовка. Дается ли художественное творчество безъ труда? Стоитъ только посмотрѣть измазанные черновые листы произведеній Пушкина и Гоголя, или многочисленные предварительные эскизы Иванова, Васнецова и другихъ художниковъ, чтобы видѣть, что упорный трудъ необходимъ для самыхъ крупныхъ талантовъ. Необходимо изучать, чтобы понимать хорошую музыку. Требуется значительная подготовка, чтобы съ чувствомъ воспроизвесть поэтическія произведенія Пушкина, Шекспира и другихъ писателей. При этомъ далеко недостаточно школьной выучки, но нужна самодѣятельность. Неужели произведенія вдохновеннаго молитвеннаго творчества, возбуждающія и выражающія всю высоту и глубину нашихъ духовныхъ состояній, не требуютъ ни труда, ни изученія, ни самодѣятельности? Неужели сама собою явится въ потребномъ видѣ и силѣ та гармонія нашей мысли, чувства и всего душевно-тѣлеснаго состоянія, которая обязательна для достойной молитвы? Не только извлечь пламенную молитву изъ нѣдръ собственнаго духа, но достойно прочувствовать готовое содержаніе молитвы не можетъ никто, кто въ этомъ раньше достаточно не упражнялся. Необходимо самому выработать въ себѣ молитвенное настроеніе посредствомъ аккуратнаго исполненія молитвы домашней и храмовой, затѣмъ постепенно и дѣятельно всходить въ семъ дѣлѣ съ низшихъ ступеней на высшія. И путь сего восхожденія не краткій, но всегда требуетъ труда, сообразнаго съ природою дѣла.
О притрудности молитвеннаго дѣла вотъ какъ высказывается св. Григорій Синаитъ: «всякое въ духовной жизни дѣланіе тѣлесное и духовное, не имѣющее болѣзнованія или труда, никогда не приноситъ плода проходящему его; потому что съ нуждею воспріемлется царствіе небесное говоритъ Господь, и нуждницы восхищаютъ е (Матѳ. XI, 12). Подъ нуждностію разумѣй приболѣзненное во всемъ чувство даже тѣлесное» (Доброт. т. V, стр. 255). Въ молитвенномъ дѣлѣ необходимъ трудъ непрерывный. «Какъ взявшійся очистить золото, говоритъ блаж. Діадохъ, если хоть на короткое время оставитъ горнило безъ огня, дѣлаетъ то, что очищаемая руда опять озкестѣваетъ. Такъ и тотъ, кто иногда памятуетъ о Богѣ, а иногда нѣтъ, что кажется пріобрѣтаетъ молитвою, то теряетъ пресѣченіемъ ея» (Доброт. т. III, стр. 71). Въ молитвенномъ дѣланіи необходимъ трудъ тѣмъ болѣе настойчивый, что есть внутреннія и внѣшнія силы, которыя постоянно намъ противодѣйствуютъ. Это показываетъ опытъ всѣхъ достойно потрудившихся въ молитвѣ. Здѣсь нельзя стоять на одномъ мѣстѣ: или будетъ движеніе впредь, или пойдетъ назадъ, ибо всякій застой есть уже извѣстная степень закрѣпленія небреженія или безблагодатности. «Кто не собираетъ со Мною, тотъ расточаетъ» (Лук. XI, 23), сказалъ самъ Господь. Именно, не сказано – «не пріобрѣтаетъ», но сказано – «расточаетъ».
Главною помѣхою при молитвѣ обычно являются у насъ наши же собственные помыслы. Чтобы молитвенное устремленіе нашего ума и сердца къ Богу было дѣйствительнымъ и полнымъ, нужно вступать въ прямую борьбу съ помыслами. Вотъ какъ опредѣляетъ условія этой борьбы св. Макарій Великій. «Истинное основаніе молитвы, говоритъ онъ, таково – быть внимательнымъ къ помысламъ и совершать молитву въ великомъ безмолвіи (духа) и мирѣ. Человѣку молящемуся надобно все усиліе свое обращать на помыслы, и что служитъ пищею лукавымъ помысламъ, то отсѣкать, а устремляться мыслію къ Богу, и хотѣнія помысловъ не исполнять, но кружащіеся помыслы собирать отовсюду воедино, различая естественные помыслы отъ лукавыхъ. Душа подъ грѣхомъ уподобляется какъ бы большому лѣсу на горѣ, или тростнику на рѣкѣ, или какой-нибудь чащѣ терній и деревъ; посему намѣревающіеся проходить симъ мѣстомъ должны протягивать впередъ руки и съ усиліемъ и съ трудомъ раздвигать предъ собою вѣтви. Такъ и душу окружаетъ цѣлый лѣсъ помысловъ, внушаемыхъ сопротивною силою; почему потребны великая рачительность и внимательность ума, чтобы человѣку отличать чуждые помыслы, внушаемые сопротивною силою. Внимательные къ помысламъ весь подвигъ въ молитвахъ совершаютъ внутренно. Таковые своимъ разумѣніемъ и разсудительностію могутъ преуспѣвать, отражать возстающіе помыслы и ходить въ волѣ Господней» (Доброт. т. I. стр. 216-217). Такъ говоритъ изъ собственнаго опыта великій знатокъ жизни духа. Божественная благодать, всегда немощная врачующая и оскудѣвающее восполняющая, способна собою закрѣпить плодъ молитвеннаго труда и утѣшить труженника.
Боятся иные часто молиться и посѣщать Богослуженіе, чтобы не потерять свѣжести впечатлѣнія отъ молитвъ и Богослуженія, – боятся, чтобы молитвенное дѣло не обратилось у нихъ въ механизмъ и привычку. Тому, кто такъ понимаетъ и говоритъ, святоотеческія писанія и молитвенный опытъ со всей силой заявляютъ, что только частое молитвенное упражненіе, обращая внѣшнее дѣло молитвы въ механизмъ, тѣмъ самымъ дѣлаетъ духъ нашъ свободнымъ и способнымъ для возможно полныхъ порывовъ его въ высь къ небу. Механизмъ не только внѣшнихъ пріемовъ, но даже механизмъ внутренняго движенія мысли въ молитвенномъ дѣлѣ, при наличности нравственныхъ условій, есть тоже, что совершенство техники у музыканта, для художественнаго исполненія и для художественнаго творчества, при наличности у него дарованія. При этомъ только частое повтореніе и молитвенная привычка можетъ сдѣлать постоянною потребностію тѣ высокіе порывы духа, которые прежде были рѣдкими. Прекрасенъ видомъ и запахомъ свѣжій листочекъ и цвѣтокъ, и скученъ слѣдующій за цвѣтеніемъ періодъ постепеннаго роста и созрѣванія плода. Однако крѣпость растенія и полезный плодъ способны дать только отвердѣвшая по осени вѣтка и плодникъ. Таковъ законъ дѣла и дѣланія и въ духовной жизни. Въ духовномъ дѣлѣ, когда оно держится и останавливается на первыхъ пріятныхъ впечатлѣніяхъ молитвенныхъ занятій, получается цвѣтъ безъ плода.
Истинной молитвѣ дѣйствительно присуща духовная сладость. Богослуженіе нашей Церкви исполнено великой художественной красоты, которая способна собою доставить высокое наслажденіе. Однако одностороннее увлеченіе этою красотою и пріятностію не безвредно для существа дѣла. Когда въ нарочитыхъ заботахъ о красотѣ священнослужитель ставитъ себя въ положеніе художника, тогда все свое вниманіе при молитвенномъ дѣлѣ ему приходится отдавать художественному творчеству и его техникѣ. Гдѣ тутъ у него останется вниманія для возношенія ума и сердца къ Богу. т. е. для самой молитвы? Конечно, нельзя привести другихъ къ молитвѣ, самому не молясь. Нечего уже говорить о несоотвѣтствіи молитвенному дѣлу того театральнаго положенія, въ какое ставитъ себя при подобномъ случаѣ священнослужитель. Бываетъ, что совершитель, а также участникъ общественной молитвы, односторонне увлекаясь красотою, всецѣло отдаются при семъ своимъ эстетическимъ впечатлѣніямъ, услаждаясь красотою образовъ въ молитвахъ, музыкою пѣснопѣній, благолѣпіемъ обряда, даже удовольствіемъ отъ собственнаго умиленія, – и все это вмѣсто дѣйствительной молитвы. При такомъ случаѣ происходитъ у нихъ замѣна одного дѣла другимъ. Такіе религіозные эстеты обычно уходятъ изъ храма во время богослуженія, если просто дѣйствуетъ священнослужитель, если не поетъ любимый ими хоръ, если хоръ не исполняетъ нравящихся имъ мотивовъ. Здѣсь мы такимъ образомъ встрѣчаемся съ вопросомъ: неужели эстетика и искуство не соединимы съ молитвой? Ригористы протестаиты такъ и признаютъ, что онѣ не соединимы. Но что искуство и красота допустимы въ христіанскомъ Богослуженіи и молитвѣ, это съ древнихъ временъ утвердительно показала намъ церковная практика, и такъ же утвердительно рѣшилъ Седьмой вселенскій соборъ. Самъ Спаситель есть красенъ добротою паче сыновъ человѣческихъ (Псал XLIV, 3). Прекрасное много содѣйствуетъ рожденію высокихъ мыслей и добрыхъ чувствъ. Однако, что искусство въ Богослуженіи должно имѣть свои границы, это также опредѣленно выражено церковной практикой и соборомъ. Красота и искусство допустимы въ молитвѣ по столько, по сколько они не мѣшаютъ, а помогаютъ существу молитвеннаго дѣла. Если у священнослужителя выразительная красота его возглашеній выходитъ просто и естественно, означая собою наличныя его душевныя состоянія, если участникъ молитвы, умиленный красотою Богослуженія, съ благоговѣйнымъ смиреніемъ чувствуетъ при этомъ присутствіе Божіе, то оба они находятся у цѣли. Искренность и простота составляютъ собою болѣе существенную принадлежность молитвы, чѣмъ красота въ какомъ бы то ни было видѣ, и потому извѣстнѣйшіе своимъ молитвеннымъ духомъ архипастыри и пастыри наши болѣе являютъ собою безхитростной простоты, чѣмъ художественной красоты.
Въ дѣлѣ своего религіозно-нравственнаго совершенствованія человѣкъ входитъ съ одной стороны въ соприкосновеніе съ міромъ, и съ другой стороны въ общеніе съ Богомъ. При такихъ соотношеніяхъ у человѣка, пекущагося о своемъ спасеніи, обнаружиться должны съ одной стороны добродѣтельная чистота совѣсти, а съ другой стороны дерзновенная молитва. Обѣ стороны человѣческаго духа между собою связаны неотдѣлимо. По словамъ св. Марка подвижника, «добрая совѣсть пріобрѣтается молитвою, а чистая молитва – совѣстію. Онѣ по естеству своему одна въ другой имѣютъ нужду» (Доброт. т. I, стр. 537). Однако по самому существу дѣла первенствующее значеніе остается за молитвой. Господь Іисусъ нарочитою молитвою сорокадневной началъ свое открытое общественное служеніе, постоянно молился по ночамъ и днемъ, нарочитою молитвою закончилъ свой подвигъ въ саду Геѳсиманскомъ и на Голгоѳѣ. Въ семъ жe смыслѣ отцы Церкви единогласно поучаютъ насъ своею жизнію и своимъ наставительнымъ словомъ. Молитву почитаютъ они «царицею добродѣтелей» (св. І. Златоустъ). У благодатныхъ подвижниковъ молитва признается прямымъ показателемъ нашего духовнаго состоянія. Вышенскій затворникъ Владыка Ѳеофанъ въ письмѣ къ одной изъ своихъ совопросницъ о семъ такъ высказывается: «какъ вѣрно ваше заключеніе: такъ выходитъ все дѣло въ молитвѣ! Да, въ молитвѣ. Молитва – для самонаблюденія барометръ духовный. Барометръ опредѣляетъ, какъ тяжелъ или легокъ воздухъ; и молитва показываетъ, насколько высокоходенъ, или низкоходепъ духъ нашъ въ его обращеніи къ Богу» («Что есть дух. жизнь», пис. XLV). «Молитва – проба всего; молитва – и источникъ всего; молитва – и двигатель всего; молитва – и направитель всего» («Собраніе писемъ еп. Ѳеофана» вып. 5, пис. 796 и 797). Молитвенное богообщеніе, повторимъ, есть основа и движущая сила всяческой добродѣтели. Какъ живой ростокъ и цвѣтокъ тянется къ свѣту и солнечному лучу, такъ и душѣ человѣческой, по мѣрѣ освобожденія ея отъ путъ грѣха, свойственно влеченіе къ Солнцу правды Христу Богу. «О Немъ бо (о Господѣ) живемъ, и движемся, и есмы» (Дѣян. XVII, 28). Душа, настойчиво ищущая совершенства, въ себѣ обрѣтаетъ осуществленіе словъ пророка: «предзрѣхъ Господа предо мною выну» (Псал. XV, 8. Дѣян. II, 25), – и тогда для нея возможнымъ становится исполненіе Христовыхъ словъ: «бдите убо на всяко время молящеся» (Лук. XXI, 36), а также исполненіе апостольскаго наставленія: «молитеся во всякое время духомъ» (Ефес. VІ, 18), «непрестанно молитеся» (1 Ѳессал. V, 17)!
Какъ это ни трудно бываетъ мірскимъ людямъ представить себѣ непрестанную молитву, но она возможна и бываетъ. По объясненію отцовъ подвижниковъ, «непрестанная молитва есть та, которая не отходитъ отъ души ни днемъ, ни ночью, и которая состоитъ не въ воздѣяніи рукъ, не въ положеніи тѣла молитвенномъ, и не въ возглашеніи молитвъ языкомъ, чтобы можно было ее видѣть тѣлесными очами, но состоитъ въ умномъ дѣланіи съ памятованіемъ о Богѣ при постоянномъ умиленіи, и уразумѣвается только умѣющими уразумѣвать сіе», – такъ говоритъ преп. Никита Стифатъ (Доброт. т. V, стр. 143). И эта непрестанная молитва есть средство и есть цѣль всѣхъ ищущихъ въ Богѣ совершенствованія подвижниковъ; она есть и завершеніе нравственнаго преспѣянія. «Когда человѣкъ сподобится непрестанной молитвы, говоритъ св. Исаакъ Сиріанииъ, то это будетъ означать, что онъ восшелъ на самый верхъ всѣхъ добродѣтелей и содѣлался уже жилищемъ Святого Духа» (Слово XXI, стр. 151-152). Такое значеніе непрестанной молитвы опредѣляется самымъ существомъ ея и природою нашего духа. Непрестанная молитва можетъ быть недалека, отъ каждаго Христіанина. Въ обыкновенной жизни нашей всякій благоговѣйный вздохъ, идущій отъ сердца ко Господу, можетъ быть молитвой. Живущій въ міру благодатный пастырь – Кронштадскій о себѣ такъ говорить: «я постоянно молюсь, – и даже не понимаю, какъ можно проводить время безъ молитвы. Воистнну молитва есть дыханіе души» (Церков. Вѣд. 1904 г № 39). Несомнѣнно, въ этомъ, а не въ иномъ чемъ, кроется тайна духовной силы о. Іоанна.
Тысячелѣтній опытъ подвижниковъ выработалъ молитвенное дѣло въ стройную систему, такъ что надлежащее исполненіе молитвы Іисусовой носитъ у нихъ наименованіе «художества». «Бей супостатовъ Іисусовымъ Именемъ, говоритъ св. Іоаннъ Лѣствичникъ, ибо противъ нихъ нѣтъ болѣе сильнаго оружія ни на небѣ, ни на землѣ» (Лѣств. сл. XXI, 7). «Не думаете ли вы, что въ молитвенныхъ словахъ вся сила? – разъясняетъ значеніе молитвы Іисусовой преосвящ. Ѳеофанъ. Слова суть пособія нашему немощному уму, который неохотно стоитъ на одномъ мѣстѣ, и на одномъ предметѣ. А существо сего дѣла таково: умное стояніе предъ лицемъ Господа, – со страхомъ и трепетомъ, непрестанное, неотходное, сопровождаемое теплотою сердца, стягивающею во едино всѣ мысли, и чувства, и расположенія. Когда у васъ тепло на сердцѣ, есть благоговѣніе, умъ зритъ Господа, это и есть существо дѣла... облеките въ форму слова это состояніе, и будетъ: Господи, Іисусе Христе, сыне Божіи, помилуй мя» (Письма о Христ. жизни, пис. 25)! Въ новѣйшее время молитвенное художество въ связи со старчествомъ возстановлено и организовано въ иноческихъ обителяхъ трудами великаго старца – Паисія Величковскаго «родимца Полтавскаго», блаженно почившаго въ Нямецкомъ монастырѣ въ Молдавіи въ 1794 г. (см. «Житіе и писанія старца Паисія Величковскаго», изд. Козельслой Оптиной пустыни). Мастеръ отечественнаго слова и знатокъ народной души Ѳ. М. Достоевскій въ своемъ произведеніи «Братья Карамазовы» въ прекрасномъ обликѣ русскаго инока старца Зосимы воспроизводитъ намъ оптинскихъ старцевъ Макарія (†1860 г.) и Амвросія (†1891 г.), духовныхъ потомковъ старца Паисія. Подробное изложеніе молитвеннаго художества можно найти въ аскетическихъ писаніяхъ и главнымъ образомъ въ наставленіяхъ для безмолвниковъ. Таковы по преимуществу наставленія восточныхъ отцовъ – св. Іоанна Златоуста (†407 г.), св. Іоанна Лѣствичника (†563 г. «Лѣствица»), св. Симеона новаго Богослова. (†нач XI в.), св. Григорія Синаита (†ХІV в.), св. Григорія ІІаламы (†ХІV в.), патріарха Каллиста и его сподвижника Игнатія Ксаѳонулова (†ХIV в.) (см. Доброт. т. V), а также Никодима Овятогорца (см. «Невидимая брань»). Изъ русскихъ подвижниковъ по преимуществу даютъ въ семъ глубокія наставленія – преп. Нилъ Сорскій (†1508 г. см. «Преданіе ученикамъ своимъ о жительствѣ скитскомъ»), преосвящ. Игнатій Брянчаниновъ (†1867 г. см «Аскетическіе опыты») – и недавно скончавшійся Вышенскій затворникъ преосвящ Ѳеофанъ (†1894 г. см. «Письма о христіанской жизни», «Письма о духовной жизни», «Путь ко спасенію и др.»). Однако надлежаще уразумѣть силу и дѣйствіе молитвеннаго художества можно только въ личномъ достойномъ опытѣ, но не помощію однихъ только наставительныхъ писаній.
Въ знаменованіе труда по стяженію непрестанной умной молитвы каждому иноку съ древнихъ временъ всегда вручалось такъ называемая «вервица» или по древне-русскому обычаю «лѣстовка», а по нынѣшнему «четки». Въ древней Руси, столько явившей намъ прославленныхъ Господомъ князей, княгинь и простыхъ людей, многіе міряне молились по четкамъ. Вышенскій владыка Ѳеофанъ о себѣ повѣствуетъ, что о молитвѣ по четкамъ въ первый разъ онъ услышалъ отъ мірянина, а не отъ монаха. Въ разныхъ домахъ теперь приходилось намъ видѣть фамильные портреты бабушекъ съ четками въ рукахъ, но только бабушекъ. Во время же нашихъ путешествій по Востоку и Западу, особенно въ Іерусалимѣ и въ Римѣ, теперь много приходилось намъ видѣть во святыхъ храмахъ съ четками въ рукахъ мужчинъ и женщинъ изъ мірянъ. Но это теперь внѣ Россіи.
Поелику молитва есть основное средство и путь духовнаго совершенствованія, то молитвенное дѣло въ полнотѣ, возможной для нравственныхъ силъ и жизненныхъ обстоятельствъ человѣка, есть призваніе не однихъ подвижниковъ и священнослужителей, – оно есть долгъ всякаго христіанина. Существовало и въ древности такое понятіе, по которому непрестанная молитва признавалась возможною и долгомъ однихъ подвижниковъ, однако отцы Церкви, какъ напримѣръ св. Григорій Палама, архіепископъ Солунскій, настойчиво его опровергали (см. Доброт. т. V, стр. 519-251). И дѣйствительно. Всѣ мы нечисты и грѣшны, всѣ призваны къ очищенію и спасенію, всѣ можемъ достигать его посредствомъ усилій своихъ при благодати Божіей, и всѣ будемъ судимы за нерадѣніе. Самъ Спаситель говорить: «смотрите, бодрствуйте – и молитесь: ибо не знаете, когда наступитъ это время (т. е. время кончины вашей и кончины міра). А что вамъ говорю, говорю всѣмъ: бодрствуйте» – (Map. XIII, 33. 37).
«Бдите и молитеся» (Матѳ. XXVI, 41), – завѣщалъ Господь и въ саду Геѳсиманскомъ.
Протоіерей Іуст. Ольшевскій.
«Полтавскія Епархііальныя Вѣдомости». 1907. № 23. Ч. Неофф. С. 1019-1030.
