Новосвмуч. пресвитеръ Іоаннъ Восторговъ – Иконопочитаніе (Слово въ праздникъ Нерукотвореннаго Образа Спасова).

Праздникъ Нерукотвореннаго Образа Спасителя – древнѣйшій праздникъ, чтимый во всѣхъ древнихъ церквахъ Востока...

Торжественно звучитъ прекрасно-поэтическое слово пѣсни церковной въ честь Нерукотвореннаго Образа Спасителя, и вмѣстѣ являетъ всю глубину вдумчивой мысли, просвѣщенной вѣрою: «Неизреченнаго и Божественнаго Твоего къ человѣкомъ смотрѣнія Неописанное Слово Отчее и образъ написанный, и богописанный побѣдителенъ, вѣдуще неложнаго Твоего воплощенія, почитаемъ того лобызающе». (Кондакъ).

Невидимое и неописанное приближено къ нашему взору и къ человѣческой природѣ сначала воплощеніемъ Божества, потомъ, для тѣхъ, кто не имѣлъ счастья зрѣть Бога во плоти, – Его изображеніемъ. И самое изображеніе дано сначала чудодѣйственно, силою Божіей, потомъ предоставлено силамъ человѣческимъ. Какая здѣсь Божественная благость и какая мудрость! Благость въ томъ, что въ отвѣтъ на мучительныя исканія человѣческаго духа и на захватывающее желаніе видѣть невидимое въ видимомъ и доступномъ для внѣшнихъ чувствъ образѣ, дано изображеніе Богочеловѣка. Мудрость же въ томъ, что отвѣтъ данъ столь глубоко удовлетворяющій запросамъ души человѣческой, что когда, – по соображеніямъ прямолинейной, грубой мысли, въ области вѣры, не желавшей считаться съ тѣмъ, что въ человѣкѣ кромѣ души есть и тѣло, – начато было гоненіе на иконы, то вѣрующіе отстаивали иконопочптаніе цѣною несказанныхъ жертвъ и страданій, – отстаивали какъ бы самое существо вѣры.

Намъ пришлось въ одной изъ древнихъ церквей православнаго Востока видѣть Нерукотворенный Образъ Спасителя, по крайней мѣрѣ, десятаго вѣка. Мѣстное народно-церковное преданіе говоритъ, что это тотъ именно подлинный Нерукотворенный Образъ, который нѣкогда данъ былъ Одесскому князю Авгарю отъ Христа, чрезъ посредство художника; преданіе увѣряетъ, что образъ сей изъ Одессы, захваченной врагами христіанства, перенесенъ былъ въ Царьградъ и, наконецъ, тайно сокрытъ вѣрующими послѣ мусульманскаго нашествія и принесенъ изъ Царьграда чрезъ Каппадокію въ Малой Азія въ Западную, потомъ въ Восточную Грузію. Народъ живою вѣрою, какъ всегда, безъ ученыхъ и историческихъ справокъ и изысканій, принялъ и принимаетъ это преданіе.

И вотъ, въ нынѣшній день праздника нужно видѣть стеченіе богомольцевъ у этой святыни, нужно видѣть благоговѣніе вѣрующихъ! Пусть изверженные за негодностью и за предательство бывшіе служители, а нынѣ враги Церкви православной, объявляютъ «пустыми колодцами» мѣста святынь и народныхъ богомоленій{1}: кто видѣлъ эти тысячи людей, пришедшихъ издалека къ святынѣ и приходящихъ къ ней ежегодно, тотъ вмѣстѣ съ тѣмъ ясно видитъ, ясно разумѣетъ и то, что, очевидно, есть вода въ колодцахъ церковныхъ что удовлетворяется тамъ жажда духа, что не пусто у святынь народныхъ. Терпѣливо идутъ одинъ за другимъ богомольцы; терпѣливо въ ночь и день стоятъ и ждутъ своей очереди; тьма и свѣтъ мѣняются; безконечно тянется время; но все – и дождь и ненастье, холодъ и зной, голодъ и усталость, – все сносится въ терпѣніи и усердіи. Подошла очередь, поклонился богомолецъ святынѣ, поцѣловалъ образъ, – и отошелъ въ сторону, весь охваченный благоговѣйной радостью. Кажется, что онъ получилъ? По-видимому, – ничего! Но почему же вырвался у него вздохъ, почему блеснула слеза, почему почувствовалось обновленіе духа, почему сладокъ этотъ подвигъ, и чрезъ годъ снова онъ повторится?

Такъ самая жизнь отвѣчаетъ бездушнымъ мнимымъ ревнителямъ одного духа въ области проявленія вѣры. Такъ оправдывается служеніе искусства религіознымъ влеченіемъ.

И вмѣстѣ здѣсь падаетъ другое, совершенно противоположное обвиненіе противъ Церкви, нынѣ столь распространенное.

Въ то время, какъ протестанты и сектанты въ иконопочитаніи видятъ какъ бы приниженіе и грубость вѣры, желаніе осязать неосязаемое, оземленить небесное и плотью покрыть безплотное: рядомъ съ такими обвиненіями слышимъ нѣчто другое, – жалобу на то, что Церковь будто бы умертвила плоть, обезплотила Самого Христа, возненавидѣла и отвергла все то прекрасное въ области внѣшней природы, что давало и даетъ человѣку столько высокихъ и несказанныхъ ощущеній красоты и величія, столько наслажденія прекраснымъ, воплощеннымъ въ видимомъ окружающемъ насъ мірѣ и въ художествѣ. Слышимъ вмѣстѣ съ жалобами воздыханія о язычествѣ, особенно древнемъ, греко-римскомъ, которое не унижало-де плоти, а возвело ее на степень обожанія, которое отдало должное матеріальной сторонѣ природы вообще и въ частности природы человѣка, и поэтому такъ преисполнено было духа радости и жизни, вмѣсто вѣянія смерти, мрака и унынія въ христіанствѣ... Кто знакомъ съ нашей современной литературой, тому ясно, о какихъ писателяхъ и о какомъ направленіи мысли и міровоззрѣніи мы здѣсь ведемъ рѣчь{2}.

Въ отвѣтъ, мы, вмѣсто разсужденія о такъ называемой философіи христіанства и его догматовъ, быть можетъ, не для всѣхъ доступной, укажемъ на одно осязательное и всѣмъ извѣстное явленіе. Посмотрите на православно-церковное христіанство, и скажите, какое художество, какое искусство имъ не призвано на служеніе Богу и религіозному началу жизни? Посмотрите, что есть самаго достойнаго, прекраснаго и цѣннаго въ матеріальномъ мірѣ, что не взято Церковью въ орудіе для безсмертнаго духа въ служеніи его Единому и Вѣчному Царю міра?

Благословенный и препрославленный образъ нерукотворенный освятилъ образы рукотворенные. Спуститесь въ катакомбы перваго и второго вѣковъ, что тысячами верстъ тянутся вокругъ городовъ, бывшихъ митрополіями древняго христіанства, и вы увидите тамъ зачатки того художества, которое потомъ расцвѣло пышнымъ цвѣтомъ, украсило храмы всего міра и привлекло къ себѣ, и воспитало, и вдохновило выдающихся по генію и таланту художниковъ. Посмотрите на храмы христіанскіе, начиная съ того дня, когда христіанству можно было, вслѣдствіе прекращенія кровавыхъ преслѣдованій, показаться открыто въ мірѣ, и даже раньше того, еще въ третьемъ вѣкѣ, въ Тирѣ и Никодиміи: и вы увидите, что христіанству служило искусство зодчества въ его самыхъ лучшихъ и вдохновенныхъ представителяхъ. Злато, камень, багряница развѣ не взяты въ орудіе прославленія Бога? Развѣ поэзія въ лицѣ святого Іоанна Дамаскина и другихъ пѣснонисцевъ не сложила къ ногамъ Христа свои цвѣты? Развѣ краснорѣчіе и ораторское искусство не отдали Ему всего, что было у нихъ лучшаго? Развѣ музыка не вдохновлялась религіозными чувствами и мотивами? Развѣ въ богослуженіи, въ неподражаемо-прекрасной обрядности Церкви православной не сказалось во всей полнотѣ проявленіе прирожденнаго человѣку чувства прекраснаго?

Гдѣ же послѣ этого въ Церкви, гдѣ, скажите, презрѣніе къ міру, къ плоти, къ природѣ? Гдѣ у нея признаніе только и исключительно начала «отвлеченно-духовнаго, безкровнаго и безплотнаго»? Гдѣ воззрѣніе на природу, какъ на нѣчто «неискупимо-грѣшное, проклятое и бѣсовское»{3}.

Развѣ плоть человѣка въ лицѣ Богоматери не возведена до высоты и достоинства Честнѣйшей херувимъ и Славнѣйшей безъ сравненія серафимъ? Развѣ плоть человѣка не признана достойною боговоплощенія? Развѣ, по ученію православія, не воскрешена будетъ даже мертвая плоть? Развѣ новость, что мы чтимъ даже останки плоти святыхъ?

И гдѣ же истинное «обоженіе плоти», тамъ ли, гдѣ она является владычицею міра, обращаетъ человѣка въ безгласнаго раба и за смертью его тѣлеснаго состава не видитъ ничего, – или тамъ, гдѣ плоть, дѣйствительно, возвышена до Божества, но не унижаетъ духа, гдѣ она, простираясь въ безсмертіе, не убиваетъ безсмертнаго духа, вѣчно живого въ Богѣ и вѣчно себя сознающаго?

И гдѣ же христіанство обезплотило Христа? Не въ образѣ ли Его тѣла, достопокланяемаго даже на иконѣ? Не въ образахъ ли Пречистой Дѣвы и рожденнаго во плоти Богомдаденца, питаемаго молокомъ земной Матери, – не въ этихъ ли образахъ, которые мы найдемъ во всякомъ храмѣ и встрѣтимъ въ любомъ христіанскомъ домѣ?

Всѣ подобнаго рода обвиненія противъ Церкви могутъ повторять только тѣ, кто не знаетъ духа ученія церковнаго, только тѣ, которые не слышали апостола, желающаго, чтобы человѣкъ святъ былъ во всей полнотѣ своего существа: «и вашъ духъ, и душа и тѣло во всей цѣлости да сохранится безъ порока» (1 Сол. V, 23). Они не слышали и не разумѣютъ величайшей философіи вѣры Христовой, которая гласитъ міру: «Великая благочестія тайна, – Богъ явился во плоти» (1 Тим. III, 16) и еще: «во Христѣ обитаетъ вся полнота Божества тѣлесно» (Колос. II, 9).

Нѣтъ, не тѣсно въ Православной церкви, не тѣсно всему человѣку, – и его духу и тѣлу! Мало того, только въ жизни съ Церковію и въ Церкви найдетъ человѣкъ полноту и совершенство бытія. И какъ въ древности, такъ и нынѣ, если кто желаетъ служить высшему началу жизни, отдаться на служеніе чему-либо высокому, святому, чистому, совершенному, будетъ ли это область умственныхъ запросовъ, будетъ ли это служеніе прекрасному, будетъ ли это, наконецъ, служеніе благу человѣческому во всей его широтѣ и во всѣхъ безчисленныхъ его проявленіяхъ: тотъ можетъ достигнуть всего этого именно въ рядахъ церковныхъ. Только здѣсь воистину Божіе и вмѣстѣ братское дѣланіе; только здѣсь освящается и осмысливается свѣтомъ богообщенія и вѣчности всякій благородный порывъ, всякій именуемый на землѣ подвигъ. Только здѣсь и свобода духа, свобода отъ гнетущихъ узъ матеріи и вмѣстѣ съ тѣмъ, возвышеніе, освященіе всего матеріальнаго, возведеніе міра въ орудіе и среду спасенія, – въ царство Божіе, а не въ страшное и безсмысленное идолище, каковымъ неизбѣжно онъ становится безъ вѣры въ Бога и Христа.

Было время, когда въ жизни молодыхъ и высокоодаренныхъ народовъ Европы все сильное, все талантливое, всякое дарованіе и всякій подвигъ – все отдавалось на служеніе религіозному началу. Посмотрите же на исторію и жизнь европейскаго человѣчества, и вы увидите: все, что осталось въ жизни и дѣятельности народовъ Европы вѣчнаго, цѣннаго, блистательнаго, захватывающаго, достойнаго, – все это освѣщено и рождено одушевленіемъ вѣры. И если мы теперь желаемъ для нашего, въ сущности, очень молодого народа и общества такого же обилія жизни, полноты существованія, духовной цѣнности и красы, и вѣчной значимости общечеловѣческой и міровой работы, – то все это мы можемъ обрѣсти и осуществить только въ святыхъ и вѣчныхъ задачахъ Церкви.

Не отойдетъ отъ насъ тогда свѣтлый ликъ Христовъ, «богописанный побѣдителенъ»; будутъ взирать на насъ отъ Церкви, какъ отъ Нерукотвореннаго образа Спасова, Его свѣтлыя и кроткія очи; будетъ смыслъ жизни и всякаго подвига, увѣренность спасенія и радость, – та радость, которую ощущаетъ всякое существо въ сродной ему сферѣ, и которую возвѣщаетъ нынѣшняя церковная пѣснь: «радость, – радости исполнилъ еси вся, Спасе нашъ, пришедый спасти міръ»! Аминь.

 

Сказано въ Успенскомъ соборѣ въ Москвѣ, при священнослуженіи высокопреосвященныхъ митрополитовъ С.-Петербургскаго Антонія и Московскаго Владиміра.

 

Протоіерей І. Восторговъ.

 

«Прибавленія къ Церковнымъ Вѣдомостямъ». 1909. № 40. С. 1861-1864.

 

{1} См. возмутительный разсказъ въ «Русскомъ Словѣ» изверженнаго изъ сана Григорія Петрова: «У пустого колодца».

{2} Писанія Розанова, Мережковскаго и другихъ декаденствующихь «нео-христіанъ»...

{3} Слова Мережковскаго.




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: