Проф. Иванъ Игнатьевичъ Малышевскій – Пресвитеръ Саприкій и св. Никифоръ мученикъ.

У христіанъ первыхъ вѣковъ такъ крѣпка была взаимная любовь, что они представляли собой какъ бы общество друзей, братьевъ, гдѣ личное имущество казалось общимъ, гдѣ каждый готовъ былъ поднять тяготы другаго, а избраннѣйшіе – положить душу за други своя, – гдѣ, наконецъ, духъ братской любви выразился въ особенныхъ прекрасныхъ обрядахъ, каковы, напримѣръ, святое лобзаніе, вообще древнія вечери любви (агапы). При такой общей любви, общемъ братствѣ, дружествѣ, мало оставалось мѣста для дружества частнаго, личнаго, исключительнаго. И если оно проявлялось въ комъ-либо, то было одушевлено, укрѣплено духомъ той-же общей любви христіанской, или лучше – общей любви христіанъ – друзей къ Тому, Кто, возлюбивъ насъ и назвавъ другими своими, завѣщалъ и намъ хранить взаимную дружескую любовь. За то, въ комъ оказывалось прямое отсутствіе духа любви, дружества, а вмѣсто того – присутствіе духа вражды, ненависти, тотъ напрасно казался имѣющимъ любовь къ общему Другу и Спасителю всѣхъ: любовь эта падала при первомъ сильномъ испытаніи, и самъ Господь отвергалъ ее, какъ бы для того, чтобы показать великую святость завѣщаннаго Имъ закона любви, составлявшей наилучшее украшеніе и силу первенствующихъ христіанъ. Разительный примѣръ такой несовмѣстимости любви ко Христу съ ненавистію къ ближнему представляется въ лицѣ пресвитера Саприкія, друга св. Никифора{1}.

Саприкій и Никифоръ жили въ Антіохіи сирійской, во времена кесарей Валеріана и Галліена сына его. Между пресвитеромъ и міряниномъ существовали любовь и дружество, такъ что многіе принимали ихъ за родныхъ братьевъ. Дружество это шло съ давней поры и, казалось, расло и крѣпло отъ самой продолжительности своей. Но единъ Господь неизмѣненъ въ своей любви къ намъ, въ словахъ и дѣйствіяхъ, выражающихъ эту любовь. Людская же любовь и дружество со всѣми ихъ обязательствами, увѣреніями, клятвами очень часто бываютъ непрочны. Онѣ бываютъ непрочны не только у людей слабыхъ духомъ, но и у людей сильнаго и твердаго характера. За долгимъ и крѣпкимъ дружествомъ Саприкія и Никифора вдругъ послѣдовали разрывъ, взаимная вражда, ненависть – и ненависть сильнѣйшая. Прежніе друзья не хотѣли теперь ни видѣться, ни даже встрѣчаться на пути. «Мѣра ненависти ихъ опредѣлялась мѣрою прежней дружбы», говоритъ благочестивый сказатель, не объясняя видимаго повода и обстоятельства, разрушившаго дружбу этихъ двухъ лицъ – пресвитера и мірянина.

Долго длилась эта вражда, какъ наконецъ Никифоръ, пришедши въ себя, сталъ доискиваться источника ея, – и пришелъ къ мысли, что не другой кто, какъ только духъ злобы заронилъ и раздулъ искру вражды между имъ и прежде бывшимъ крѣпкимъ другомъ его – Саприкіемъ. Эта мысль окончательно перемѣнила Никифора, и онъ спѣшилъ возвратить себѣ дружбу пресвитера. Впрочемъ, въ покаявшемся отъ вражды другѣ было теперь столько робости, осторожности, что онъ не посмѣлъ самъ итти къ Саприкію, и, вмѣсто того, упросилъ сосѣдей и друзей собраться къ послѣднему и умолять его, чтобы онъ простилъ кающагося прежняго друга, принялъ его въ прежнюю любовь – ради Господа, простившаго и возлюбившаго насъ. Напрасны были всѣ убѣжденія и прозьбы этихъ посредниковъ: пресвитеръ былъ не умолимъ! Опечаленный Никифоръ послалъ другихъ и третьихъ посредниковъ, – и таже неудача: ожесточенный Саприкій презрѣлъ и посредниковъ и просителя – друга. Но ожесточеніе Сапракія не поколебало доброй рѣшимости Никифора, напротивъ еще усилило въ немъ желаніе примиренія. Онъ самъ пошелъ къ пресвитеру, упалъ къ ногамъ его и повторялъ: «прости меня, отецъ, прости Господа ради»! Саприкій не хотѣлъ и взглянуть на молившаго друга: «не имѣлъ онъ», прибавляетъ повѣствователь, «милосердія, ни любви, ни страха Божія, потому что, будучи христіаниномъ, да еще пресвитеромъ, долженъ былъ простить брата и прежде, прошенія его». Итакъ Никифоръ возвратился отъ Саприкія, отверженный, пристыженный, опечаленный.

Между тѣмъ, въ Антіохіи открылось гоненіе на христіанъ. Въ числѣ другихъ взятъ былъ и Саприкій и представленъ игемону. «Какъ твое имя?» спросилъ игемонъ. «Саприкій», отвѣчалъ первый. – «Какого ты рода?» «Я христіанинъ». – «Не клирикъ ли ты?» – «Я пресвитеръ». – «Такъ ты знаешь, что наши кесари{2} повелѣли, чтобы всѣ, такъ называемые, христіане приносили жертвы безсмертнымъ богамъ подъ опасеніемъ жестокихъ мукъ и смертной казни за ослушаніе»? «Мы христіане», смѣло отвѣчалъ Саприкій, «имѣемъ одного верховнаго Владыку – Христа: Онъ есть истинный Богъ, Творецъ неба и земли, моря и всего, что есть въ нихъ. Всѣ же ваши боги – бѣсы; пусть они пропадутъ съ лица земли съ своими истуканами, созданными человѣческими руками н не могущими никому ни въ чемъ помочь»! Разгнѣванный игемонъ, велѣлъ растянуть его на колесо и этимъ способомъ мучить. Мучимый пресвитеръ говорилъ игемону: «ты имѣешь власть надъ тѣломъ моимъ, но – не надъ душею: она – во власти Создателя своего Господа Іисуса Христа». Долго и мужественно выносилъ Саприкій жестокія мученія, и судія, потерявъ надежду одолѣть ими исповѣдника, произнесъ надъ нимъ смертный приговоръ.

Итакъ Саприкій – исповѣдникъ, готовый сдѣлаться мученикомъ. Какая высота и крѣпость духа! Какая твердая любовь ко Христу! Какъ же въ этой душѣ, такъ глубоко и крѣпко любящей своего Господа и Спасителя, – какъ могла умѣститься въ ней ненависть къ брату? Или – эта ненависть теперь изчезла изъ сердца, распаленнаго любовію мученическою? Но послѣдуемъ за церковнымъ сказателемъ.

Саприкій уже веденъ былъ на казнь, какъ услышалъ о томъ его другъ – Никифоръ, поспѣшно бѣжалъ на встрѣчу ему, упалъ къ ногамъ его, взывая: «мученикъ Христовъ, прости меня, я согрѣшилъ предъ тобою»! Ничего не отвѣчалъ, на этотъ зовъ Саприкій. Нѣсколько далѣе, Никифоръ опять перенялъ дорогу Саприкію, опять лежалъ у ногъ его и молилъ: «мученикъ Христовъ, прости меня; согрѣшилъ я предъ тобою, какъ человѣкъ: вотъ уже дается тебѣ вѣнецъ отъ Христа, ибо ты не отвергся Его, но исповѣдалъ имя Его святое передъ многими свидѣтелями». Но сердце Саприкія казалось окаменѣлымъ отъ ненависти: онъ остался неумолимымъ, не простилъ друга, не сказалъ ему ни одного слова! Сами мучители удивлялись подобному ожесточенію, а Никифору замѣтили: «мы еще не видали безумца, подобнаго тебѣ: онъ идетъ на смерть, а ты молишь его о прощеніи: какая тебѣ нужда въ немъ? Вѣдь по смерти онъ не будетъ же вредить тебѣ». – «Не знаете вы», отвѣчалъ Никифоръ, «чего я прошу у исповѣдника Христова: но знаетъ это Богъ». Вотъ Саприкій – на мѣстѣ казни. Тутъ же стоялъ передъ нимъ умоляющій Никифоръ: «молю тебя, мученикъ Христовъ, прости меня, я грѣшенъ передъ тобою. Писано: просите и дастся вамъ: вотъ я прошу тебя – дай мнѣ прощеніе. Растроганный Никифоръ истощилъ тутъ всѣ убѣжденія и мольбы, – и все напрасно! Саприкій остался глухъ и нѣмъ, – какъ будто былъ онъ теперь безъ сердца, безъ памяти, забывъ сказанное: возлюби, Господа Бога твоего всѣмъ сердцемъ твоимъ, и всею душею твоею, и ближняго твоего, какъ себя самаго. Но есть ли теперь въ немъ самая любовь къ Господу? – Вотъ наступила минута казни. «Становись на колѣни, наклони голову къ отсѣченію», сказали ему совершители казни. «За что хотите казнить меня»? – вругъ спросилъ ихъ измѣнившійся въ лицѣ Саприкій. «За то, что не слушаешь повелѣнія кесарей, не кланяешься богамъ, не приносишь имъ жертвы». «Да я исполню все это»! – сказалъ несчастный пресвитеръ; – и отрекся Христа Спасателя, вѣнца мученическаго, жизни вѣчной! Но откуда эта перемѣна въ – дотолѣ мужественномъ исповѣдникѣ? – По объясненію благочестиваго сказателя, Господь отъялъ отъ него свою благодать, укрѣплявшую исповѣдника на подвигъ. Господь сдѣлалъ это по нелицепріятному и праведному суду своему: Онъ не принялъ подвига любви къ Нему отъ того, кто носилъ въ сердцѣ своемъ жесточайшую ненависть къ ближнему. Да и была ли это вполнѣ чистая любовь? Если бы она была такова: то дозволила-бы она Саприкію презрѣть слова возлюбленнаго Спасителя: отпустите и отпустится вамъ? Такъ: гдѣ могла изъсякнуть и изъсякла любовь къ ближнему, тамъ не укоренилась, не утвердилась и любовь къ Богу!

Отступничество Саприкія необычайно опечалило его друга. «Не дѣлай этого», со слезами молилъ его Никифоръ; «не дѣлай этого, братъ возлюбленный! не отвергайся Господа нашего Іисуса Христа, не теряй вѣнца мученическаго, который ты сплелъ себѣ столькими страданіями. Вотъ уже при дверехъ стоитъ Владыка Христосъ: ты узришь его по праведной кончинѣ своей, и Онъ воздастъ тебѣ жизнь вѣчную за эту минутную кончину, пріять которую ты пришелъ на это мѣсто». Не послушалъ этого Саприкій и погибъ на вѣки, погибъ какъ бы у самой пристани! Отъ жалости къ другу, Никифоръ перешелъ теперь къ ревности по Христѣ, отъ котораго тотъ отступился. «Я христіанинъ, громко сказалъ онъ мучителямъ, «и вѣрую въ Господа Іисуса Христа, котораго отвергся Саприкій: казните же меня вмѣсто его»! Удивленные мучители послали сказать, обо всемъ игемону: тотъ велѣлъ Сапрпкія освободить, а св. Никифору отсѣчь голову, что происходило 9-го Февраля. Такъ, душа Никифора, исполненная чистой любви къ ближнему, оказалась способною и къ совершеннѣйшей любви къ Господу Богу.

Сказаніе о Саприкіѣ и Никифорѣ – одно изъ рѣдкихъ сказаній священной древности. Не покажется ли кому подобная ненависть невозможною – психически, непостижимою? Но не бываютъ ли и въ настоящее время между людьми подобныя состоянія забывчивости, раздраженія, вражды? Не происходятъ ли иногда такія состоянія изъ-за самыхъ пустыхъ предлоговъ. недоразумѣній? Не удерживаются ли онѣ иногда не на минуты и часы, но на дни, мѣсяцы и годы, хотя приличіе, благоразуміе, образованіе не дозволяютъ намъ обнаружить, высказать ихъ, или же просто – не представляется къ тому удобнаго повода, случая?

Впрочемъ, въ виду разительнаго примѣра несчастнаго пресвитера Саприкія, обратимся въ особенности къ быту христіанскаго пресвитера. Въ немъ болѣе, чѣмъ въ комъ-либо другомъ, несообразны вражда и ненависть къ ближнему, особенно члену своей паствы, прихода. Какъ духовьный отецъ, учитель, воспитатель своихъ пасомыхъ, онъ долженъ утверждать это высокое значеніе свое на любви, уваженіи, довѣріи къ себѣ послѣднихъ. А можетъ ли достигнуть этого пресвитеръ раздражительный, сварливый? Будетъ ли слово его сильно и дѣйственно для его чадъ духовныхъ? И о чемъ скажетъ Онъ имъ: о любви ли ко Христу, къ ближнимъ, къ врагамъ, о незлобіи, кротости, прощеніи обидъ? Не встрѣчены ли будутъ слова его тайнымъ отвѣтомъ: врачу, исцѣлися самъ? Самыя сильныя и убѣдительныя слова его будутъ, такъ сказать, отскакивать, какъ отъ камня, отъ сердца того, въ комъ онъ возбудилъ вражду, злость къ себѣ и не поспѣшилъ потушить ее. Потомъ, пресвитеръ есть служитель алтаря, совершитель таинствъ. Какъ же приступитъ онъ къ престолу любви и благодати, нося вражду и ненависть въ сердцѣ? Съ какимъ духомъ будетъ возглашать онъ народу: миръ всѣмъ! возлюбимъ другъ друга, да единомысліемъ исповѣмы Отца и Сына ц Святаго Духа! Достойно ли будетъ онъ выполнять свое званіе посредника между Богомъ и человѣкомъ, примирителя человѣка съ Богомъ, когда самъ не примирился съ ближнимъ? – Но перейдемъ къ самой обыденной, жизни и вспомнимъ двѣ-три черты, въ какихъ проявляется иногда въ пресвитерѣ духъ сварливости, раздражительности, ссоры, вражды. Вотъ прихожанинъ не сдѣлалъ своему батюшкѣ, просимой, услуги, не пришелъ для него день докосить, попахать и т. под.: послѣдній ждетъ только, когда тотъ придетъ къ нему воспріемникомъ или просить на погребеніе, освященіе дома и проч., – и тутъ-то дастъ волю своему злопамятному гнѣву, и нерѣдко, разбранивши, обругавши прихожанина, начинаетъ совершать таинство и священный обрядъ! Или: прихожанинъ хочетъ жениться, – съ него требуютъ платы большой за вѣнчаніе: начинается торгъ, распря, доходитъ до брани и угрозъ; наконецъ совершается таинство, между тѣмъ какъ совершитель и пріемлющій его исполнены взаимной досады и злости{3}. Бываетъ, что спѣсивость и тщеславіе внушаютъ батюшкѣ мысль, что прихожане недостаточно его уважаютъ, фамиліарничаютъ съ нимъ: – и вотъ, забывъ, что уваженіе должно пріобрѣтать личными достоинствами, онъ хочетъ пріобрѣсть его страхомъ, хочетъ дать почувствовать свою силу, а отсюда – цѣлый рядъ столкновеній, непріятностей и проч. Вмѣсто всего этого, христіанскій пресвитеръ долженъ обладать мужествомъ, терпѣніемъ, сдержанностію; при помощи этихъ качествъ, онъ легко можетъ предупреждать или прекращать всякую непріятность и вражду съ своимъ прихожаниномъ или кѣмъ-либо другимъ. Если бы это оказалось необычайно трудно, почти не возможно: въ такомъ случаѣ, покрайней мѣрѣ, собственная христіанская и іерейская совѣсть пресвитера скажетъ ему, что съ его стороны, сдѣлано было все возможное для достиженія мира, который и самъ апостолъ не считаетъ всегда возможнымъ, когда говоритъ: аще возможно, еже отъ васъ, со всѣми человѣки миръ имѣйте (Римл. 13, 18). И здѣсь-тο нужна та самоотверженная любовь къ согрѣшающему или заблуждающему ближнему, которая долготерпитъ, милосердствуетъ, не ищетъ своихъ си, не раздражается, вся любитъ (покрываетъ), вся терпитъ (1 Коринѳ. 13, 4-6). Въ отцѣ духовномъ она будетъ прекраснымъ подобіемъ ничѣмъ непобѣдимой любви Отца небеснаго и Пастыреначальника Іисуса, заповѣдавшаго прощать согрѣшающему противъ насъ брату не до седми, но и седмижды семидесяти разъ (Матѳ. 18, 22).

Этотъ духъ всетерпящей и всепримиряющей любви еще болѣе долженъ сказываться во взаимныхъ отношеніяхъ самихъ священно-и-церковнослужителей. Нигдѣ не кажется столько непріятнымъ, прискорбнымъ и соблазнительнымъ духъ несогласія, зависти, заносчивости, препирательства, вражды, какъ въ средѣ священнослужителей. Тая вражду въ сердцѣ, какъ могутъ они, иногда и совмѣстно, предстоять алтарю Господню, пріобщаться единой чаши и единаго тѣла Христова? Съ какою совѣстію дадутъ они взаимное лобзаніе, съ словами: Христосъ посредѣ насъ! – есть и будетъ! Но вспомнимъ и здѣсь назидательные примѣры древности. О св. Іоаннѣ милостивомъ, патріархѣ александрійскомъ (†620 г.), говорится, что однажды онъ наложилъ эпитимію на двухъ провинившихся клириковъ. Одинъ изъ нихъ вполнѣ покаялся и смирился, другой не думалъ исправляться и еще сильно злился на святителя. Вскорѣ послѣ того святитель, готовясь приносить безкровную жертву, вспомнилъ о гнѣвающемся на него клирикѣ, также и о словахъ Спаситиля: аще принесеши даръ твой ко олтарю и проч.; отступивъ отъ алтаря, св. Іоаннъ призвалъ клирика, припалъ къ ногамъ его, прося прощенія. Тронутый клирикъ поспѣшилъ взаимно припасть къ ногамъ святителя и со слезами просилъ прощенія. Послѣ такого примиренія, святитель возвратился къ алтарю, для приношенія безкровной жертвы{4}. Таковы были любовь и кротость древнихъ святителей. Онѣ примѣчались и въ священнослужителяхъ. Благочестивый діаконъ Созонтъ былъ въ тѣсной дружбѣ съ однимъ, столько же благочестивымъ и благоговѣйнымъ, іеремъ. И однако жъ, совершенно неожиданно, какъ будто подъ вліяніемъ какой-то темной и злобной силы, возникла у нихъ вражда; еще не успѣли друзья потушить ее, какъ іерей скончался. Въ глубокомъ уныніи, Созонтъ много оплакивалъ свою вину, видя особенное наказаніе Божіе въ томъ, что ему не дано было помириться съ другомъ прежде кончины его. Онъ пошелъ искать духовнаго отца, предъ которымъ бы могъ открыть свою совѣсть и который бы облегчилъ и уврачевалъ болѣющее сердце его. Послѣ долгихъ исканій, онъ нашелъ одного великаго добродѣтелями старца, открылъ ему свою душу и, при помощи его молитвъ и совѣтовъ, достигъ наконецъ того, что посредствомъ особеннаго знаменія дано было ему утѣшительное увѣреніе въ прощеніи ему вины скончавшимся іереемъ{5}. Но мы еще ближе имѣемъ назидательный примѣръ того, какъ тяжекъ грѣхъ непримиримой вражды между священнослужителями. Въ древней печерской обители жили въ иночествѣ священникъ Титъ и діаконъ Евагрій: ихъ единомысліе, искренняя, нелицемѣрная любовь удивляли всѣхъ. Но еще болѣе удивились всѣ, когда между давними друзьями зашла сильная ненависть: не могли они смотрѣть другъ на друга, избѣгали встрѣчъ. Ненависть ихъ высказывалась и въ церкви – при служеніи: когда одинъ изъ нихъ обходилъ алтарь и церковь съ кадильницею, другой убѣгалъ отъ его кажденія; если же не убѣгалъ, то тотъ миновалъ его, не покадивши. Соблазнъ былъ открытый, тѣмъ болѣе что грѣховная вражда эта длилась долго, и враждующіе – пресвитеръ и діаконъ дерзали участвовать въ приношеніи божественныхъ даровъ, причащаясь съ ненавистію въ сердцѣ. Много разъ братія умоляла ихъ помириться, но они не хотѣли и слышать о томъ. По Божію смотрѣнію, Титъ священникъ крѣпко заболѣлъ и казался близкимъ къ смерти. Тутъ-то сталъ онъ горько оплакивать грѣховную вражду свою и съ великимъ смиреніемъ послалъ сказать діакону Евагрію: «прости меня, братъ, Господа ради; оскорбилъ я тебя гнѣвомъ своимъ!». Жестокою бранью и проклятіями отвѣчалъ на это Евагрій. Братія, поминутно ожидая смерти Тита и желая облегчить послѣднія минута его искомымъ прощеніемъ отъ Евагрія, силою привела послѣдняго къ одру умирающаго: при этомъ и самъ Титъ, собравъ послѣднія силы, приподнялся съ одра и упалъ къ ногамъ Евагрія, моля со слезами: «прости меня, отецъ, и благослови!» – «Никогда»! отвѣчалъ съ неистовствомъ Евагрій, – «никогда не хочу помириться съ нимъ, ни въ сей вѣкъ, ни въ будущій!». Съ этими страшными словами онъ вырвался изъ рукъ братій, но тутъ же упалъ замертво, и болѣе не вставалъ! А незлобивый Титъ почувствовалъ себя здоровѣе и уже не ложился на свой одръ. При общемъ смятеніи и ужасѣ братій, блаженный пресвитеръ разсказалъ о бывшемъ ему въ эти минуты видѣніи ангела, который, поражая Евагрія, въ тоже время возставлялъ его отъ болѣзни. Отселѣ пресвитеръ Титъ далъ себѣ обѣтъ – скоренить изъ сердца всякій гнѣвъ и стяжать николиже отпадающую любовь ко всей братіи о Господѣ Богѣ. И вся братія уразумѣла, что любовь есть союзъ совершенства (Колос. 3, 14), что она выше всѣхъ жертвъ и внѣшнихъ дѣлъ благочестія, что наконецъ съ этою любовію отъ чиста сердца и совѣсти благія (1 Тим. 1, 5) водворится въ сердцахъ нашихъ миръ Божій и миръ съ ближними (Колос. 3, 15){6}.

Эти святыя истины тѣмъ понятнѣе для мудраго христіанскаго пресвитера, убѣжденнаго, что званіе его, болѣе чѣмъ всякое другое, требуетъ отъ него не только быть въ мирѣ со всѣми, но, насколько возможно, и быть миротверцемъ всѣхъ, особенно духовныхъ чадъ своихъ. Призваніе миротворца – призваніе святое, блаженное: кому болѣе всего прилично оно, если не христіанскому пастырю, имѣющему власть примирить человѣка съ самимъ Богомъ! Очень часто выполнялось это призваніе древними пастырями, какъ въ нашей церкви, такъ въ другихъ церквахъ. Отъ чего бы не выполняться ему и теперь?.. Очень можетъ быть, что во многихъ случаяхъ, посредство пресвитера, какъ судіи и миротворца, будетъ не принято, неудачно, какъ неудачно было посредство за Никифора его друзей и сосѣдей и печерской братіи за Тита. И то вѣроятно, что такое посредство часто не обошлось бы для пресвитера безъ нѣкоторыхъ огорченій, оскорбленій, какія, напримѣръ, испытали друзья-посредники отъ раздраженнаго Саприкія. Но если пресвитеру удается хоть въ одномъ, двухъ, трехъ случаяхъ достигнуть мира между враждующими, то въ каждомъ изъ этихъ случаевъ онъ совершитъ истинно-христіанскій и истинно-пастырскій подвигъ. Каждое испытанное имъ при этомъ огорченіе, каждая жертва, принесенная въ пользу мира ближнихъ, получатъ высокую цѣну въ очахъ Божіихъ и увеличатъ сердечную радость его, при видѣ совершеннаго имъ святаго дѣла миротворства. Говорятъ впрочемъ, что есть и теперь, особенно между сельскими пастырями, лица, умѣющія настолько внушить довѣрія къ христіанской правдивости, опытности и мудрости своей, что прихожане охотно обращаются къ ихъ суду и посредничеству въ своихъ несогласіяхъ и ссорахъ, какъ стороннихъ, такъ еще болѣе домашнихъ, семейныхъ. Если представимъ всѣ тѣ несчастныя послѣдствія, какія происходятъ въ простолюдьи отъ семейныхъ неудовольствій и ссоръ; то поймемъ все важное значеніе, все достоинство сельскаго пастыря – судіи и миротворца. Здѣсь опять вспомнимъ нашу древность, когда семейныя дѣла, распри, ссоры подлежали, по церковнымъ уставамъ, суду духовному. Теперь гражданская власть имѣетъ всѣ эти дѣла въ своемъ завѣдываніи. Но это, конечно, не лишаетъ пастыря права, или лучше не освобождаетъ его отъ долга – быть для своихъ пасомыхъ судіею и миротворцемъ въ смыслѣ нравственномъ, дѣйствуя не какими-либо законными судебными формальностями, а словомъ вѣры, христіанскаго совѣта, увѣщанія, мольбы. Этому не можетъ воспротивиться никакой законъ гражданскій: но этого требуетъ отъ него законъ Христовъ!

 

«Руководство для сельскихъ пастырей». 1862. Т. 1. № 6. С. 149-163.

 

{1} Въ сказаніи о мученичествѣ св. Никифора подъ 9-мъ чис. Февраля. Есть, впрочемъ, три сказанія о мученичествѣ св. Никифора. Онѣ въ главномъ согласны между собою. То, которое помѣщено въ нашей Чети-Минеи изъ Метафраста, принадлежало первоначально неизвѣстному автору и считается полнѣе одного и исправнѣе другаго. Acta Sanct. Februarii T.II. подъ 9-мъ числомъ.

{2} Валеріанъ и Галліенъ царствовали вмѣстѣ. Гоненіе, воздвигнутое ими, есть осьмое въ ряду гоненій; началось съ 257 года.

{3} Считаемъ нужнымъ замѣтить, что подобныя обстоятельства неудовольствій и внутренняго неуваженія вступающихъ въ бракъ къ приходскимъ священникамъ не даютъ брачущимся права, минуя своего приходскаго священника, обращаться за совершеніемъ брака къ церкви и священнику чужеприходнымъ, – на что иногда рѣшаются нѣкоторые изъ прихожанъ. Всякій долженъ согласиться, что приходскій пресвитеръ далеко не всегда бываетъ виновникомъ подобныхъ уклоненій прихожанъ отъ совершенія имъ церковныхъ требъ, – что очень часто виновны здѣсь бываютъ послѣдніе, и особенно тѣ изъ нихъ, которые считаютъ себя повыше, посильнѣе, поумнѣе и образованнѣе его. Никто не можетъ оспаривать, что вѣрное пониманіе достоинства и званія христіанскаго пресвитера мало еще развито въ нашемъ обществѣ.

{4} Память его 12-го ноября.

{5} Въ сказаніи о блаженномъ Никитѣ подъ 9-мъ чис. Сентября.

{6} Патерикъ печерскій – о Титѣ и Евагріѣ (27-го Феврали).




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: