Проф. Иванъ Игнатьевичъ Малышевскій – Святые Агаѳоподъ діаконъ и Ѳеодулъ чтецъ, солунскіе мученики.
Агаѳоподъ и Ѳеодулъ были уроженцами г. Солуни и служили вмѣстѣ въ составѣ клира солунской Церкви въ то время великаго испытанія ея, которое наступило съ первыхъ годовъ ІV в. Агаѳоподъ уже много лѣтъ служилъ ей въ санѣ діакона и на этомъ служеніи достигъ глубокой старости, уважаемый всѣми христіанами мѣстной Церкви за неизмѣнную любовь и святую ревность, съ какими исполнялъ обязанности своего служенія, въ тогдашнее время болѣе сложныя, чѣмъ въ наше время. Ѳеодулъ былъ еще юношей и еще недавно поступилъ на служеніе Церкви въ званіи чтеца. Онъ происходилъ изъ знатной и богатой семьи, извѣстной во всемъ городѣ. Съ добрыми врожденными качествами соединялись въ Ѳеодулѣ привлекательныя черты христіанской благовоспитанности, въ которой соревновали ему и его, также еще молодые, братья: Капитонъ, Метродоръ и Филосторгій. Особенная живость христіанскаго чувства и настроенія сказалась на его рѣшимости принять на себя смиренное званіе чтеца, къ чему одобрительно и сочувственно относились и всѣ члены этой почтенной семьи. Въ древней Церкви не рѣдки примѣры на то, что лица изъ знатныхъ фамилій принимаютъ на себя такія простыя служенія, какъ служенія чтеца, иподіакона. Любовь къ Церкви возвышала достоинство такихъ служеній въ глазахъ какъ тѣхъ, которые сами принимали ихъ, такъ и всей фамиліи ихъ. О св. Ѳалалеѣ мученикѣ разсказывается, что спрошенный на судѣ о родѣ и званіи онъ отвѣчалъ съ достоинствомъ: «отецъ мой былъ воеводой; есть у меня братъ Іоаннъ иподіаконъ, а я – врачъ»{1}. Агаѳоподъ и Ѳеодулъ, служа при одной и той же Церкви, сблизились душею на столько, что стали друзьями, не смотря на различіе происхожденія и возраста. Уважаемые христіанами, они были извѣстны и въ средѣ мѣстныхъ язычниковъ, вели знакомство съ нѣкоторыми изъ нихъ, безъ сомнѣнія, въ надеждѣ расположить ихъ къ своей вѣрѣ. Наступило время, когда старцу-діакону и молодому чтецу пришлось выступить на подвигъ торжественнаго свидѣтельства этой вѣры въ виду христіанъ и язычниковъ всего города.
Въ мартѣ 303 г. прибыли въ Солунь всадники съ указомъ Максиміана Геркулія, которымъ повелѣвалось разрушать христіанскія Церкви, принуждать христіанъ къ принесенію языческихъ жертвъ, вымогать отъ нихъ и предавать сожженію священныя книги ихъ{2}. Солунскій презесъ или игемонъ Фаустинъ открылъ публичный судъ надъ христіанами съ участіемъ ассистентовъ, въ числѣ которыхъ былъ и языческій жрецъ Ксеносъ{3}. Предъ тѣмъ въ точеніе дѣсятилѣтій не было общихъ гоненій на христіанъ и общихъ судовъ надъ ними, и потому зрѣлище суда, какъ давно не бывалое, привлекло громадную толпу народа. Самъ Фаустивъ не былъ жестокимъ судьею и наклоненъ былъ дѣйствовать сдержанно. Но жрецъ Ксеносъ, яростный язычникъ, стоялъ за жестокія мѣры и чувствовалъ свою силу. Были ли позваны на судъ мѣстный епископъ и священники, какъ этого слѣдовало ожидать и какъ бывало во многихъ другихъ мѣстахъ, являлись ли они на судъ, или укрылись отъ него? – остается неизвѣстнымъ. Могло быть и это послѣднее{4}. Въ самомъ сказаніи объ Агаѳоподѣ и Ѳеодулѣ упоминается, что съ объявленіемъ въ Солуни указа о гоненіи на христіанъ явились среди нихъ слабые, спѣшившіе укрыться, были колеблющіеся, наклонные наружнымъ исполненіемъ языческихъ жертвъ избавить себя отъ суда и мученій. Съ глубокою скорбію видѣли это Агаѳоподъ и Ѳеодулъ и мужественно рѣшились не только остаться на мѣстѣ своего служенія, но и выступить съ словомъ проповѣди, съ свидѣтельствомъ своей вѣры въ обличеніе язычникамъ и въ назиданіе малодушнымъ христіанамъ. Въ то же время молитвою и постомъ они приготовили себя къ подвигу свидѣтельства этой вѣры на судѣ, куда и были приведены первыми или въ числѣ первыхъ, безъ сомнѣнія, потому, что бывъ всѣмъ извѣстны и прежде, теперь еще болѣе дали знать о себѣ, какъ смѣлыхъ исповѣдникахъ вѣры.
Приведенные воинами на судъ, старецъ-діаконъ и юноша чтецъ стояли предъ нимъ, держась за руки въ знакъ единодушія и готовности пострадать вмѣстѣ. На первые вопросы Фаустина они въ одинъ голосъ повторяли: мы христіане. Говорили они это такъ спокойно и благодушно, что презесъ приходилъ въ нѣкоторое смущеніе. Онъ попробовалъ разлучить друзей, приказалъ увесть Агаѳопода, въ надеждѣ осилить твердость молодаго Ѳеодула. Презесъ: «дай себя убѣдить къ покорности: упорствомъ въ заблужденіи погубишь жизнь свою». Ѳеодулъ: «давно освободился я отъ всякаго заблужденія, за тебя же опасаюсь, чтобы, ревнуя о своемъ заблужденіи, ты не навлекъ на себя вѣчной смерти». Пробовалъ Фаустинъ склонить Ѳеодула хотя бы къ наружному исполненію указа о жертвоприношеніи, обѣщалъ милости и почести, а жрецъ Ксеносъ заговорилъ и о мукахъ. Молча слушавшій все это, Ѳеодулъ сказалъ наконецъ, что какъ не обольстительны для него почести и вообще блага земной жизни, такъ не страшны и муки въ виду тѣхъ высшихъ благъ жизни небесной, какихъ онъ чаетъ отъ возлюбленнаго Подателя ихъ. Презесъ: «кто же этотъ Податель высшихъ благъ, изъ любви къ которому ты готовъ иа муки и смерть?» Ѳеодулъ: «Богъ Вседержитель и Его Сынъ Іисусъ Христосъ, Слово Отчее: Его крестомъ я назнаменованъ еще въ дѣтствѣ и до конца жизни не измѣню этому знамени; скорѣе разлучите меня съ тѣломъ моимъ, чѣмъ съ симъ знаменемъ». Фаустинъ приказалъ вывести Ѳеодула и привесть Агаѳопода. Пробуя обмануть его, Фаустинъ сказалъ, что Ѳеодулъ уже согласился принесть жертву богамъ и совѣтовалъ Агаѳоподу сдѣлать то же. Старецъ отвергъ обманъ и на новыя увѣренія Фаустина, отвѣчалъ, возвыся голосъ и слегка потрясая сѣдою головою: «о какихъ богахъ говоришь ты мнѣ? О вашихъ ли безумныхъ истуканахъ, сдѣланныхъ людьми, на подобіе людей? Если же эти истуканы суть образъ жившихъ нѣкогда боговъ, о которыхъ говорятъ древніе (поэты), то но говорятъ ли они и того, что эти боги были преданы грубымъ порокамъ и страстямъ? Боги ли это? Но принесу я жертвы такимъ недостойнымъ богамъ: принесу жертву хвалы и молитвы единому живому и всемогущему Богу и Господу моему!» Рѣчи старца-діакона произвели смущеніе въ судебномъ собраніи. Нѣкоторые изъ судебныхъ ассистентовъ замѣтили Фаустину, что если подобныя рѣчи будутъ услышаны другими, имѣющими предстать на судъ, христіанами, то онѣ послужатъ къ укрѣпленію ихъ въ своей вѣрѣ, что вообще надо удалить изъ суда обоихъ подсудимыхъ, чтобы продолжать судъ надъ другими. Фаустинъ приказалъ отвесть діакона и чтеца въ тюрьму.
Когда повели ихъ туда, то за ними слѣдовала толпа, окружавшая зданіе суда. Нѣкоторые изъ язычниковъ позволяли себѣ оскорблять страдальцевъ; но другіе высказывали къ нимъ участіе, жалость къ молодому чтецу и почтительность къ старцу-діакону. Молчали на эти отзывы къ нимъ діаконъ и чтецъ и тихо молились. Тюрьма, въ которую ихъ заключили, оказалась обширною и въ ней было много уголовныхъ преступниковъ, въ числѣ которыхъ были разбойники, убійцы{5}. Но это не смутило новыхъ св. узниковъ. Съ наступленіемъ ночи они уснули. Добрыя сновидѣнія, какъ даръ небесной благодати, посѣтили ихъ. Укрѣпленные ими, они къ разсвѣту проснулись въ радостномъ настроеніи, призывая св. имя Господа Іисуса. Умывъ руки чистою водою, которая нашлась въ тюрьмѣ, они преклонились на молитву. То была вдохновенная молитва, которую громко произносилъ старецъ-діаконъ, а за нимъ мысленно повторялъ другъ его чтецъ. Старецъ началъ воззваніемъ къ Богу, Творцу и Промыслителю всея твари, прославлялъ Его благость и премудрость, видимыя въ дивныхъ дѣлахъ Его творенія на тверди небесной, на землѣ, въ воздухѣ и морѣ, славилъ особенно – благости Его къ роду человѣческому, на служеніе и пользу которому созданы и устроены всѣ земныя твари, чтобы за нихъ онъ возносилъ хвалы и благодаренія Богу. Далѣе старецъ говорилъ о безконечномъ милосердіи Божіемъ къ падшимъ и грѣшнымъ людямъ, по которому Господь Богъ не оставилъ ихъ погибать въ рабствѣ грѣху и діаволу и, забывая преступленія и неправды людей, послалъ въ міръ Единороднаго Сына Своего, Который воспріялъ естество человѣческое, чтобы просвѣтить людей Своимъ словомъ, искупить ихъ Своими страданіями и смертію, даровать имъ спасеніе и безсмертіе. Въ своей молитвѣ воспомянулъ старецъ дивную силу ученія Сына Божія, Слова Отчаго, просвѣтившаго омраченныхъ, воззвавшаго неправедныхъ и грѣшныхъ къ жизни святой и праведной, говорилъ о силѣ Духа Покровителя, съ которою благовѣстники Христовы прошли міръ, призывая людей къ покаянію и вѣрѣ истинной, исповѣдалъ чудеса милосердія и всемогущества, совершенныя Христомъ Спасителемъ въ уврачеваніи больныхъ, слѣпыхъ, страждущихъ, въ воскресеніи мертвыхъ. Свою вдохновенную молитву старецъ закончилъ опять воззваніемъ къ Господу Богу о дарованіи ему и его другу-сомолитвеннику силы для довершенія мученическаго подвига, въ надеждѣ достиженія чрезъ сіе вѣчной жизни въ небесныхъ обителяхъ.
Вдохновенная молитва св. узниковъ, произносимая громко, слышана была и всѣми преступниками, бывшими въ тюрьмѣ. Она стала для нихъ проповѣдію и произвела на нихъ потрясающее дѣйствіе. Эти закоснѣлые преступники возчувствовали пробужденіе совѣсти и съ сокрушеніемъ припали къ ногамъ св. соузниковъ своихъ, прося помолиться и о нихъ, о прощеніи тяжкихъ грѣховъ ихъ. Конечно, св. узники исполнили эту просьбу съ призывомъ кающихся къ вѣрѣ во Христа Спасителя. Въ тюрьмѣ произошло движеніе, которое огласилось и внѣ ея, привлекло къ ней большею толпу, которая, проломавъ двери, ворвалась въ самую тюрьму, удивляясь тому, что здѣсь увидѣли и услышали. Встревожился этимъ солунскій квесторъ Евсевій{6} и поспѣшилъ донесть обо всемъ Фаустину, представляя на видъ, что многіе изъ преступниковъ-язычниковъ обратятся въ христіанство, если не будутъ удалены изъ среды ихъ христіанскіе учители. Встревожился этимъ и Фаустинъ и приказалъ тотчасъ привесть діакона и чтеца на судъ. Когда повели ихъ туда, то уже никто изъ толпы не позволялъ себѣ оскорблять ихъ; примѣтно было только удивленіе ея къ св. исповѣдникамъ, шедшимъ на судъ спокойно и благодушно, съ сіяніемъ радости на ихъ лицахъ.
На судѣ презесъ началъ свои новые допросы прежде съ Ѳеодула. Побѣждаемый его твердыми отвѣтами, въ которыхъ чтецъ исповѣдывалъ предъ судомъ истины св. вѣры, презесъ вздумалъ испытать еще одно средство къ осиленію твердости Ѳеодула. Онъ приказалъ привесть тѣхъ изъ христіанъ, которые, страшась мученій, соглашались принесть языческія жертвы и теперь сдѣлали это на глазахъ Ѳеодула и Агаѳопода. На все это Ѳеодулъ отвѣчалъ презесу: «для насъ ты можешь изобрѣсть мученія болѣе жестокія, чѣмъ для другихъ, если хочешь убѣдиться, на сколько мы тверды въ нашей единодушной вѣрѣ». Теряя надежду принудить Ѳеодула къ принесенію жертвъ, Фаустинъ желалъ добиться исполненія по крайней мѣрѣ той части мартовскаго указа 303 г., которою требовалось вымогать отъ христіанъ священныя книги ихъ для публичнаго сожженія. Онъ зналъ, что эти книги находятся на храненіи у Ѳеодула, какъ чтеца, и теперь потребовалъ, чтобы онъ представилъ ихъ въ судъ. «Я охотно принесу сюда эти книги, отвѣчалъ чтецъ, если ты раскаешься, сознаешь пустоту идолослуженія и захочешь узнать слова апостоловъ и пророковъ, чтобы обратиться на путь вѣры и благочестія. Если же у тебя другая мысль, то не думай, что я стану предателемъ дара Божія и моего служенія предъ Богомъ». Долго тянулся допросъ о книгахъ, сопровождаемый обѣщаніями и угрозами со стороны какъ Фаустина, такъ и другихъ участниковъ суда. Но доблестный чтецъ подтверждалъ одно, что книгъ не выдастъ. Очевидно, онѣ напередъ были сокрыты чтецомъ и безъ него никто не могъ открыть ихъ. Съ видомъ послѣдняго устрашенія Ѳеодула Фаустинъ приказалъ ликторамъ вести его на казнь чрезъ усѣченіе мечемъ. На мѣстѣ казни Ѳеодулъ, склоняя голову подъ мечъ, молился: «слава Тебѣ, Боже и Господи, пріявшій смерть за насъ трѣшныхъ; по Твоей благости, сподобляюсь и я быть съ Тобою, уповая на Тебя, побѣдителя смерти». Но на этотъ разъ казнь не совершилась, бывъ пріостановлена по приказу Фаустина.
Приведенный опять въ судъ, Ѳеодулъ засталъ здѣсь Агаѳопода, котораго продолжали допрашивать. Послѣ допросовъ о свойствѣ дружбы, соединяющей старца съ юношей, судья ставилъ въ укоръ Агаѳоподу, что онъ губитъ не только себя старика, но и молодаго друга своего. Агаѳонодъ отвѣчалъ: «мнѣ, преклонному лѣтами, прилично съ большою бодростію исполнить свой подвигъ, но я хвалю этого юношу, который въ цвѣтущей молодости такъ уже крѣпокъ въ своемъ подвигѣ». Судья совѣтовалъ Ѳеодулу не слушать старика, которому въ пору отдаваться на смерть: «тебя же, прибавилъ онъ, ни истощеніе жизни, ни что-либо другое не можетъ располагать къ такой странной рѣшимости». Ѳеодулъ отвѣчалъ, что онъ, хотя я молодъ, но не менѣе старца готовъ на мученія и смерть. Предсѣдатель суда покончилъ съ допросами и приказалъ діакона и чтеца увести въ тюрьму. На пути къ ней обступили ихъ ближніе и знакомые ихъ, провожали ихъ съ плачемъ и жалобными вздохами. «Не для чего вамъ плакать о насъ, тихо отозвался къ нимъ Ѳеодулъ; не забывайте о своихъ печаляхъ и бѣдахъ; а мы идемъ на лучшій подвигъ». Воины поспѣшили увесть діакона и чтеца въ тюрьму, на этотъ разъ отдѣльную и пустую, крѣпко заперевъ ее, чтобы преградить доступъ къ узникамъ.
Оставшись одни, діаконъ и чтецъ прежде всего вознесли благодарственную молитву къ Богу, укрѣпляющему ихъ на подвигъ, а дождавшись ночи, спокойно уснули. Одинаковое духовное настроеніе сказалось въ нихъ одинаковымъ соннымъ видѣніемъ. Видѣлось имъ, что они были на кораблѣ среди моря, волнуемаго бурею. Началось кораблекрушеніе. Изъ бывшихъ на кораблѣ одни тонули, другіе ударялись о скалы, выбрасываемые на нихъ волнами. Но сами, видѣвшіе это, уцѣдили. Кормчій корабля спасъ ихъ, облекъ въ свѣтлыя одежды, возвелъ на высокую гору и поднялся съ ними къ небу. Проснувшись, они разсказали другъ другу о видѣніи и поняли его, какъ видѣніе о Церкви, подобно кораблю обуреваемой гоненіемъ, и какъ откровеніе отъ Господа, спасающаго ихъ отъ бури и готовящаго имъ воздаяніе на небѣ. Съ радостнымъ сердцемъ стали они на молитву, молились долго. Уже кончали они молитву, какъ вошли тюремные приставники и сказали, что ихъ требуетъ презесъ. Осѣнивъ себя крестнымъ знаменіемъ, діаконъ и чтецъ пошли въ судъ. Тутъ опять обступили ихъ бывшіе знакомые и благопріятели изъ христіанъ и язычниковъ съ выраженіями состраданія. «Если дѣлаете это изъ дружбы къ намъ, сказалъ имъ Ѳеодулъ, то приличнѣе было бы вамъ привѣтствовать насъ, страдающихъ за дѣло святое... И всѣмъ теперь открыто поприще для подвиговъ за вѣру: но не всѣ достигаютъ вѣнца на этомъ поприщѣ, а только тѣ, которые не отягчены пристрастіемъ къ земнымъ благамъ и утѣхамъ». Судъ, па который предстали теперь діаконъ и чтецъ, имѣлъ быть окончательнымъ. Съ тяжолымъ чувствомъ приступалъ къ нему самъ Фаустинъ. Три раза спрашивалъ онъ ихъ, но перемѣнятъ ли они своей рѣшимости, и получалъ одинъ и тотъ же отвѣтъ: мы христіане и готовы все претерпѣть за имя Христово. Съ печальнымъ видомъ Фаустинъ произнесъ приговоръ: Агаѳоподъ и Ѳеодулъ, отказавшіеся принесть жертву богамъ, осуждаются на утопленіе въ морѣ.
Къ мѣсту у берега моря, откуда должна была отчалить лодка съ осужденными на утопленіе, собралось много христіанъ и язычниковъ. Осужденныхъ посадили въ лодку, вокругъ которой собралось много и другихъ лодокъ съ знакомыми, родными и благопріятелями осужденныхъ. Одни оплакивали ихъ участь, другіе прославляли ихъ мужество. Всѣ лодки двинулись къ мѣсту въ даль отъ берега, гдѣ назначено было исполнить приговоръ объ утопленіи. Когда лодки стали на мѣстѣ, то нѣкоторые изъ язычниковъ, благопріятелей Агаѳопода и Ѳеодула, упросили подождать съ исполненіемъ приговора. По просьбѣ этихъ благопріятелей, Фаустинъ, желавшій и самъ пощадить осужденныхъ, прислалъ знатнаго солунянина Фульвія съ предложеніемъ Агаѳоподу и Ѳеодулу исполнить по крайней мѣрѣ самый незначительный обрядъ воскуренія предъ идолами, чтобы этимъ наружнымъ видомъ покорности избѣгнуть казни. Діаконъ и чтецъ отвѣчали на это призваніемъ имени Іисуса Христа... Осталось исполнить приговоръ. Агаѳоподъ, поднявъ взоръ къ небу, громко возгласилъ: «нынѣ, побѣдивъ помыслы нечестія, пріемлемъ мы второе крещеніе и съ чистою мыслію спѣшимъ къ нашему Господу Іисусу Христу!» Тутъ воины подняли его, а затѣмъ Ѳеодула и бросили въ море. Вскорѣ св. тѣла ихъ найдены были христіанами и погребены съ возданіемъ обычнаго чествованія. Остававшееся у родныхъ имущество Ѳеодула, согласно посмертной волѣ его, открытой Церкви солунской, роздано вдовамъ и сиротамъ.
Близкій ко времени св. мучениковъ повѣствователь заключаетъ свою повѣсть о нихъ такъ: «память сихъ св. мучениковъ мы ежегодно чествуемъ въ нашихъ собраніяхъ. Ибо достойно и праведно, чтобы мы обращались въ своихъ молитвахъ къ тѣмъ, которые доблестно пострадали за истину Христову и чтобы, чествуя ихъ, мы учились подражать вѣрѣ ихъ». Въ пору данъ былъ христіанамъ Церкви солунской примѣръ подражанія въ лицѣ ея діакона и чтеца. Для нея наступало новое, болѣе тяжкое, испытаніе. На мѣсто мягкаго и сдержаннаго Фаустина прибылъ новый презесъ, болѣе суровый, а затѣмъ прибылъ и самъ Максиміанъ. Открылось жесточайшее гоненіе на христіанъ въ Солуни, и Церковь солунская этого времени украсилась цѣлымъ ликомъ мучениковъ, въ которомъ наиболѣе просіяло имя великомученика Димитрія солунскаго (†306 г.), но въ которомъ первыми по времени стоятъ имена смиренныхъ служителей этой Церкви діакона Агаѳонода и чтеца Ѳеодула.
Священная двоица солуискихъ діакона и чтеца, въ своей жизни и въ послѣднемъ подвигѣ этой жизни даетъ много назиданія тѣмъ особенно, которые, подобно имъ, служатъ Церкви Божіей въ ликахъ діаконовъ и чтецовъ. Глубоко уважалъ и любилъ свое діаконское служеніе Агаѳоподъ: всю жизнь свою онъ посвятилъ этому служенію, будучи достойнымъ и высшихъ служеній по той силѣ вѣры и свѣтлости духовнаго разума, какія мы видимъ въ немъ. Также уважалъ и любилъ свое служеніе и чтецъ Ѳеодулъ, поступившій на него изъ знатной и богатой семьи. На своихъ смиренныхъ служеніяхъ они умѣли быть на столько видными представителями клира мѣстной Церкви, что ихъ знали и уважали во всей солунской Церкви, уважали даже и лучшіе изъ язычниковъ. Личными достоинствами служащаго возвышается и красится и самое простое, но значимое въ Церкви Божіей, служеніе. Назидателенъ и тотъ союзъ любви о Христѣ, который соединялъ старца-діакона и юношу-чтеца и, безъ сомнѣнія, находилъ опору для себя въ общей имъ обоимъ любви къ своимъ служеніямъ. Этотъ же союзъ любви укрѣплялъ ихъ и на подвигъ исповѣдничества и мученичества. Самый этотъ подвигъ ихъ плодовитъ назиданіями на всѣхъ стадіяхъ, его составляющихъ. Отыщетъ на каждой изъ нихъ свое назиданіе тотъ, кто будетъ искать его съ вѣрующимъ сердцемъ и прилежнымъ размышленіемъ.
«Руководство для сельскихъ пастырей». 1887. Т. 2. № 33. С. 536-547.
{*} Память ихъ 5-го апрѣля, подъ какимъ числомъ помѣщено и сказаніе о нихъ въ Четьи-Минеѣ и въ изд. «Acta Sanctorum», основанное, какъ признаютъ агіографы, на подлинныхъ актахъ мученическихъ.
{1} Память его 5-го мая.
{2} Десятое гоненіе на христіанъ, извѣстное подъ названіемъ: гоненіе Діоклитіана и Максиміана, началось еще въ 302 г., но пока только въ видѣ отдѣльныхъ и частныхъ распоряженій и дѣйствій гонителей. Общіе же указы, распространившіе гоненіе на всю имперію, появились съ 303 г. Первымъ указомъ этого рода и былъ тотъ, которымъ, между прочимъ, повелѣвалось сожигать христіанскія книги. Послѣдствіемъ этого именно перваго указа и былъ судъ надъ Агаѳоподомъ и Ѳеодуломъ, отъ котораго, какъ чтеца, потребовали выдачи священныхъ книгъ. Поэтому агіографы справедливо относятъ мученичество ихъ къ 303 г. По свидѣтельству Евсевія (Цекр. Ист. кн. VIII, гл. 2), указъ изданъ въ мартѣ; по мнѣнію другихъ – даже въ февралѣ 303 г. Но несомнѣнно, что въ мартѣ онъ уже былъ объявленъ въ Солуни, судя по ходу судебнаго процесса надъ Агаѳоподомъ и Ѳеодуломъ, окончившагося 5-го апрѣля. Въ актахъ мученическихъ онъ справедливо называется указомъ отъ Максиміана, ибо области восточнаго Иллирика, къ которому принадлежалъ и г. Солупь, находплись подъ властію Максиміана.
{3} Названіе презесъ (praeses), прилагаемое къ Фаустину въ сказаніи объ Агаѳоподѣ и Ѳеодулѣ встрѣчается и въ другихъ сказаніяхъ о мученикахъ того времени съ приложеніемъ также къ судьямъ ихъ. Въ позднѣйшее время Римской имперіи презесами назывались чиновники, управлявшіе небольшими провинціями или отдѣльными частями большихъ провинцій (Словарь Любкера, въ русскомъ перев., вып. III, подъ словомъ praeses. Спб. 1884 г.). Въ нашихъ Четьихъ-Минеяхъ названіе презесъ обыкновенно переводится болѣе общимъ терминомъ игемонъ. Жрецы, какъ члены суда надъ христіанами, извѣстны по преимуществу именно въ десятое гоненіе, которое и было воздвигнуто главнымъ образомъ по внушенію жрецовъ.
{4} Евсевій, описывая первые годы гоневія Діоклитіанова, замѣчаетъ: «мы собственными глазами видѣли и разрушеніе молитвенныхъ домовъ, и сожженіе священныхъ книгъ среди площадей, и постыдное укрывательство здѣсь и тамъ пастырей Церкви» (Церк. Ист. кн. VIII, гл. 2). Слѣдуетъ пояснить, что нѣкоторые изъ такихъ пастырей укрывались только на время, чтобы изъ своего убѣжища посылать увѣщанія и утѣшенія христіанамъ, но потомъ сами отдавались въ руки гонителей, какъ то извѣстно напр. о священномуч. Анѳимѣ, еп. Никомидійскомъ.
{5} О томъ, что христ. епископовъ, пресвитеровъ, діаконовъ, чтецовъ заключали въ подобныя тюрьмы, свидѣтельствуетъ тотъ же современникъ Евсевій (Тамъ же, гл. 6).
{6} Къ обязанностямъ квесторовъ относилось обвиненіе подсудимыхъ и объявленіе смертныхъ приговоровъ (Словарь классическихъ древностей по Любкеру. Спб. 1884 г. подъ словомъ quaestor). Этимъ объясняются случаи упоминанія о квесторахъ въ мученическихъ актахъ.
⸭ ⸭ ⸭
Тропарь:
И́стину храня́ще неколе́блемо въ ва́шихъ сердца́хъ Агаѳопо́дѣ и Ѳеоду́лѣ, позна́сте житіе́ земно́е я́ко суету́, сѣ́нь и со́ніе, вѣ́ра же въ любо́вь боже́ственную пу́ть къ вѣ́чности откры́, Христа́ Бо́га въ таково́е ва́съ приве́дшаго позна́ніе моли́те, о святíи му́ченицы, поми́ловати ду́ши на́ша!
