Священникъ Николай Коноплевъ – Притчи Господа, заимствованныя изъ быта еврейскахъ пастырей.
Ученіе Свое Іисусъ Христосъ очень рѣдко излагалъ въ прямой, буквальной рѣчи, но чаще для большей ясности и наглядности Онъ говорилъ притчами и сравненіями, которыя заимствовались обыкновенно изъ быта древнихъ евреевъ, – изъ различныхъ видовъ ихъ жизни и дѣятельности.
Особенно часто эти притчи и сравненія Божественный Учитель заимствовалъ изъ быта пастушескаго, ибо этотъ бытъ представлялъ собою много аналогичнаго съ жизнію и дѣятельностію Іисуса Христа. Такъ, Себя самого Іисусъ Христосъ называетъ агнцемъ, заколоннымъ прежде сложенія міра (Іоан. 1, 29), послѣдователей же Своихъ овчимъ стадомъ (Лук. XII, 32), грѣшнаго человѣка заблудшею овцею (Лук. XV, 4-6) и т. п. По обширности своего содержанія особенно замѣчательны двѣ притчи Спасителя, заимствованныя Имъ изъ быта еврейскихъ пастырей, изложенныя въ X главѣ Евангелія Іоанна, это – притчи о двери во дворъ овчій (Іоан. X, 1-10) и о добромъ пастырѣ (Іоан. X, 11-16)[1]. Древнееврейскій пастушескій бытъ въ настоящее время составляетъ уже предметъ археологіи, поэтому, чтобы яснѣе представить себѣ изображаемыя въ этихъ притчахъ бытовыя черты и точнѣе уразумѣть смыслъ самыхъ притчей, необходимо познакомиться съ древнееврейскимъ пастушествомъ.
«Истинно, истинно говорю вамъ: кто не входитъ дверью во дворъ овчій, но пролазить инудѣ: тотъ воръ и разбойникъ. А входящій дверью пастырь есть овцамъ. Ему придверникъ отворяетъ, и овцы слушаютъ голоса его, и онъ зоветъ овецъ своихъ по имени, и выводитъ ихъ» (Іоан. X, 1-3). Пастушество было однимъ изъ самыхъ главныхъ занятій древнихъ евреевъ. Среди различныхъ породъ домашняго скота у евреевъ было особенно много мелкаго скота: козъ, а болѣе всего – овецъ, такъ что овечьи стада составляли отдѣльный видъ пастушества, и для нихъ домовладѣльцы нанимали особыхъ пастуховъ, которые кочевали вмѣстѣ со стадами своими по пастбищамъ и равнинамъ и неотлучно находились при стадѣ[2]. Овечьи пастбища не всегда изобиловали большимъ количествомъ зелени; такія пастбища скорѣе были нужны для крупнаго скота, а для овецъ и козъ пастбищами служили въ большинствѣ случаевъ пустыни («мидбаръ»), находящіяся въ горахъ Палестины. Пастбища, скудныя растительностію, были полезнѣе для овечьей шерсти, ибо въ такомъ случаѣ она имѣла лучшее качество – становилась блестящей[3]. Для этого же сбереженія блеска шерсти овечьи стала обыкновенно цѣлый годъ паслись подъ открытымъ небомъ, – на открытомъ воздухѣ и очень рѣдко загонялись въ хлѣвы, испаренія которыхъ были вредны для шерсти[4]. Хлѣвы обыкновенно служили лишь мѣстомъ отдыха и безопасности въ дождливую погоду и темныя ночи. Что же касается самаго устройства такихъ хлѣвовъ, то они иногда были искуственные и устроялись самими пастухами. Такіе хлѣвы представляли изъ себя ничто иное, какъ небольшую и невысокую изгородь, чтобы овцы свободно могли помѣститься въ ней и не могли перескочить ее[5]. Ho чаще хлѣвами служили особыя помѣщенія, устроенныя самою природою въ горахъ, которыми изобилуетъ Палестина, есть много пещеръ, которыя и служили удобнымъ помѣщеніемъ для овецъ въ ночное и ненастное время[6].
Примѣръ такого рода пещеры мы можемъ видѣть въ пещерѣ близь Виѳлеема, въ которой родился Іисусъ Христосъ (Лук. II, 7). Изъ этого примѣра можно видѣть и то, что пещеры эти, служа мѣстомъ загонки въ ночное время скота, вмѣстѣ съ тѣмъ служили и для другой цѣли, – были мѣстомъ пріюта для путешественниковъ, служили для нихъ какъ бы нѣкоего рода постоялыми дворами. Этой послѣдней цѣли удовлетворяли особыя пристройки, такъ что пещера представлялась раздѣленною на двѣ части: одна служила для скота, а другая для людей, будутъ-ли то пастухи или какіе-либо путешественники. Нѣчто подобное представляютъ изъ себя нынѣшніе каравансараи[7]. Такому описанію, по-видимому, противорѣчитъ повѣствованіе Евангелиста Луки о рождествѣ Іисуса Христа, гдѣ мѣстомъ Его рожденія указываются ясли (Лук. II, 7); слѣдовательно, Іисусъ Христосъ родился въ самомъ хлѣвѣ, а не въ отдѣльномъ отъ него помѣщеніи, которое назначалось для людей. Но это могло зависѣть отъ того, что такое помѣщеніе въ Виѳлеемской пещерѣ было уже ранѣе занято бѣдными путешественниками, а Іосифу съ своей Обручницей осталось помѣститься только въ самомъ хлѣвѣ.
При всѣхъ своихъ удобствахъ для пастуховъ и стадъ такія пещеры однако имѣли и свои невыгодныя стороны. Дѣло въ томъ, что пещеры эти не рѣдко были притонами разбойничьихъ бандъ и шаекъ, которыми такъ изобиловала Палестина[8], а иногда въ нихъ находили себѣ убѣжище и дикіе звѣри[9]. Поэтому, для безопасности пастухи должны были неотлучно содержать при пещерѣ стражу, которая обыкновенно и находилась при двери, оберегая доступъ въ овчарню. Случалось даже, что при пещерахъ устраивались сторожевыя башни, чтобы наблюдать издали, не грозитъ ли опасность съ какой нибудь стороны[10]. Такая только бдительность и могла служить условіемъ безопасности стада, когда оно находилось во дворѣ овчемъ, будетъ-ли то искуственная изгородь, или устроенная самою природою пещера. Въ такомъ случаѣ, дѣйствительно, дѣло воровъ и разбойниковъ, гнѣздившихся гдѣ-либо по сосѣдству съ овчарнею, становилось очень затруднительнымъ. Чтобы похитить овцу, воръ не могъ пройти прямо (дверью) во дворъ овчій: тутъ была стража. Онъ, поэтому, могъ проникнуть туда лишь окольнымъ путемъ, или, если это была искуственная изгородь, то долженъ былъ перелезть чрезъ нее. И это было вѣрнымъ признакомъ для отличія пастыря отъ вора: пастырю, конечно, не было нужды перелезать черезъ заборъ или проникать въ пещеру чрезъ какое-либо отверстіе. Онъ прямо могъ войти въ нее дверью; его знали сторожа и безпрепятственно впускали. Знали его и овцы. Онѣ привыкали къ нему, голосъ пастыря былъ знакомъ имъ, и когда онъ, придя въ овчарню, начиналъ выкликать ихъ, именуя при этомъ каждую изъ нихъ извѣстною для нея кличкою[11], онѣ охотно слѣдовали за нимъ на пастбище[12].
«И когда выведетъ овецъ своихъ, идетъ предъ ними; а овцы за нимъ идутъ, потому что знаютъ голосъ его. За чужимъ же не идутъ, потому что не знаютъ его голоса» (Іоан. X, 4-5).
Пастухи, неотлучно находившіеся при стадѣ, должны были доставлять стаду кормъ, т. е. вести его по мѣстамъ, наиболѣе изобилующимъ зеленью, и охранять его отъ враждебной силы. Первая обязанность требовала отъ нихъ постояннаго передвиженія съ мѣста на мѣсто, чтобы стадо не страдало отъ недостатка травы, а вторая требовала отъ нихъ особой бдительности, чтобы которая-либо изъ овецъ не отстала отъ стада, или не увлечена была хищникомъ. Въ виду различія пастушескихъ обязанностей обыкновенно при стадѣ находилось нѣсколько пастуховъ[13]. Главиый изъ нихъ шелъ впереди стада и былъ его предводителемъ. Онъ медленными шагами шелъ впередъ и подавалъ голосъ стаду, чтобы овцы знали, куда слѣдовать, не уклонялись въ сторону и не отставали отъ стада. Цѣль эта была вполнѣ удобопостижима: овцы охотно слѣдовали по знакомому голосу, ибо знали по опыту, что пастухъ выбираетъ для нихъ лучшія мѣста, потому онѣ даже тѣснились у ногъ пастыря и наперерывъ старались занять мѣсто близъ него[14]. Нѣсколько же другихъ пастуховъ шли по сторонамъ и позади стада, наблюдая, чтобы овцы не уклонялись въ сторону и не отставали отъ стада и, въ случаѣ надобности, охраняя ихъ отъ нападенія воровъ.
Вотъ въ общихъ чертахъ описаніе пастьбы стадъ мелкаго скота у древнихъ евреевъ, изъ котораго заимствована разсматриваемая нами притча Господня. Впрочемъ, нельзя думать, чтобы этотъ образъ исключительно былъ достояніемъ древнихъ евреевъ. Нѣтъ, онъ сохранился еще и до нашихъ временъ, сохранился именно въ тѣхъ странахъ, гдѣ овцеводство водится въ такихъ же широкихъ размѣрахъ, какъ и въ древнія времена на востокѣ. Блаженной памяти Высокопреосвященный Никаноръ, Архіепископъ Одесскій и Херсонскій, въ одномъ изъ своихъ поученій, описывая современный образъ пастушества въ юго-восточной Руси, водитъ въ немъ полное тождество съ древне-еврейскимъ пастушествомъ, такъ что, по словамъ приснопамятнаго архипастыря, эта притча Господа и теперь еще представляется во всѣхъ своихъ подробностяхъ списанною съ натуры, спустя почти двѣ тысячи лѣтъ послѣ ея произнесенія. «Вотъ смотрю, писалъ упомянутый витія, и удивляюсь, какъ типически вѣрно притча Христова отражается въ современномъ намъ способѣ пасенія... Вотъ главный пастырь идетъ впереди, опираясь длиннымъ посохомъ, по безбрежной полянѣ около большой дороги, по которой я случайно проѣзжалъ. Я нарочно вышелъ изъ экипажа и долго шелъ среди овецъ, любуясь всѣми подробностями евангельской картины. Первый рядъ овецъ, разстянувшись весьма широко, двигался по сторонамъ пастуха. А ближайшія къ нему овцы тѣснились густою гурьбою у ногъ его, такъ что ни одна изъ нихъ не переступала впередъ его ни на одинъ аршинъ. Овецъ тутъ были цѣлыя тысячи, и всѣ онѣ, прижавшись одна къ другой, передвигаясь сплошною массою, какъ бы волнами переливаясь по широкому полю, дѣлая видъ волнующейся на нивѣ, въ вѣтренный день, спѣлой ржи. Пастухъ не употреблялъ ни бича, котораго у него не было, ни палки, которою онъ опирался, не только для ударовъ, но даже и для угрозъ. На моихъ глазахъ онъ дѣлалъ два дѣла: шелъ, не останавливаясь, тихими шагами вмѣстѣ съ овцами, впереди ихъ, да подавалъ голосъ. Буквально подавалъ голосъ, почти безпрерывно выкликивая направо и налѣво громкимъ крикомъ, но спокойнымъ, безъ всякой тѣни гнѣва или угрозы... Среди этого огромнаго стада, по двумъ угламъ его, шли два пастуха, шли также спокойно, какъ и передній, безъ бичей, съ одними только палками въ рукахъ. По временамъ и эти спокойно покрикивали; но постоянно подавалъ голосъ и велъ все стадо одинъ пастухъ. А эти задніе, очевидно, имѣли главнымъ назначеніемъ оберегать стадо, чтобы какое овча не отстало, не было украдено лихимъ человѣкомъ, не было утащено, растерзано лютымъ звѣремъ»[15].
Перейдемъ къ притчѣ о добромъ пастырѣ.
«Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый жизнь свою полагаетъ за овецъ. А наемникъ не пастырь, которому овцы не свои, видитъ приходящаго волка и бѣжитъ и волкъ расхищаетъ овецъ и разгоняетъ ихъ» (Іоан. X, 11-13). Очевидно, эта притча заключаетъ въ себѣ нѣкоторыя особенности отъ предыдущей въ самой постановкѣ дѣла и образѣ сравненія. Тамъ подъ словомъ «пастырь» разумѣется въ собственномъ смыслѣ пастырь (пастухъ), здѣсь же, напротивъ, этимъ именемъ обозначается домохозяинъ – владѣлецъ стада, который здѣсь противополагается наемнику. Тамъ Iисусъ Христосъ называетъ Себя «дверью во дворъ овчій», (т. е. Церковь), а здѣсь Онъ именуетъ Себя «пастыремъ добрымъ».
Въ виду этихъ особенностей справедливѣе вмѣстѣ съ архимандритомъ Михаиломъ[16] считать эти двѣ притчи за отдѣльныя.
Что же касается самаго содержанія этой притчи, то въ немъ прежде всего обращаетъ на себя вниманіе самое сравненіе Іисуса Христа: «Я есмь пастырь добрый». Пастушеское званіе только по современнымъ понятіямъ считается чѣмъ то низкимъ, презрѣннымъ. Не такъ было въ древности. Имя пастыря на древнемъ Востокѣ считалось уважаемымъ и почтеннымъ, такъ что оно было тамъ постоянно украшающимъ эпитетомъ царей и владыкъ. Такимъ почтеніемъ пользовалось пастырство не только у народа Божія, но и у другихъ народовъ, оставившихъ намъ памятники литературы и искусства. Это, напримѣръ, мы встрѣчаемъ у Грековъ, Персовъ и другихъ народовъ. Такъ, Гомеръ часто именуетъ царей «пастырями народовъ»[17]. Про Кира разсказываютъ, что онъ также любилъ прилагать къ себѣ названіе пастырь и т. д.[18]. Что же касается народа Божія, то тамъ примѣры подобнаго рода проходятъ чрезъ всю его исторію, начиная съ самыхъ первыхъ моментовъ ея и кончая послѣдними современными Іисусу Христу книжниками и фарисеями, которыхъ народъ и которые сами себя именовали очень часто этимъ почетнымъ именемъ[19]. Далѣе, въ этой притчѣ останавливаютъ на себѣ вниманіе слова: «добрый пастырь душу свою полагаетъ за овцы». Не одинъ ли нравоучительный смыслъ заключаютъ въ себѣ эти слова? Соотвѣтствовали-ли они исторической дѣйствительности? Неужели привязанность пастыря къ овцамъ простиралась до готовности положить за нихъ душу свою? Сдѣланное нами описаніе пастушескаго быта древнихъ евреевъ не только не препятствуетъ такому пониманію, но даже прямо подтверждаетъ его. Если въ настоящее время мы часто наблюдаемъ привязанность пастуховъ къ своему стаду, то это болѣе, конечно, могло быть наблюдаемо въ жизни древне-еврейскихъ пастырей, ибо если у насъ это занятіе часто является случайнымъ и кратковременнымъ, то тамъ оно являлось занятіемъ жизни, которому отдавались не только слуги, но и хозяева стадъ. Предводительствуя стадомъ и кочуя съ нимъ по пустынямъ, лишеннымъ человѣческихъ жилищъ, но изобиловавшимъ не рѣдко дикими звѣрями и шайками разбойниковъ, еврейскіе пастыри тѣмъ самымъ подвергали себя и свою жизнь серьезной опасности. Библія, дѣйствительно, прямо представляетъ намъ нѣсколько примѣровъ, гдѣ пастырь долженъ былъ вступать иногда даже въ неравный бой съ врагами своего стада (Ам. III, 12; Ис. XXI, 4).
Николай Коноплевъ.
«Минскій Епархіальныя Вѣдомости». 1893. № 23. Ч. Неофф. С. 601-609.
[1] Эти притчи часто принимаются за одну.
[2] Архим. Іеронимъ (Лаговскій) «Библейская археологія», т. 1, стр. 52.
[3] Ibidem, стр. 46 и 47.
[4] Ibidem, стр. 47.
[5] Архим. Михаилъ (Лузинъ). Примѣч. къ толк. Еванг. Іоанна X, 1.
[6] Архим. Іеронимъ «Библейская археологія», т. 1-й, стр. 55, прим. 11.
[7] Фарраръ. Жизнь Іисуса Христа. Перев. Матвѣева. М. 1870 г., стр. 8 и 9.
[8] Фарраръ, стр. 59. Архим. Іеронимъ. Биб. Арх., т. 1, стр. 4.
[9] Архим. Іеронимъ. Биб. Арх., т. 1, стр. 4.
[10] Кейль. Руков. къ библ. археол. т. 2, стр. 155, прим. 1. Архим. Іеронимъ. Биб. Арх., т. 1, стр. 49.
[11] Архим. Михаилъ. Прим, къ толков. Ев. Іоан. X, 2-5. ср. Н. Зайцевъ. Очерки быта др. евр., стр. 62.
[12] Архим. Іеронимъ. Биб. Арх., т. 1, стр. 54.
[13] Кейль. Руков. къ Б. Арх. т. 2, стр 154. Архим. Іеронимъ. Биб. Арх., т. 1, стр. 49.
[14] Ср. Архим. Іеронимъ. Биб. Арх., т. 1, стр. 55, прим. 2.
[15] Странникъ за 1884 г. Ноябрь. Слово Никанора, епископа Уфимскаго, на день Iоанна Златоуста, стр. 395 и 398.
[16] Архим. Михаилъ. Толковое Евангеліе, Іоанна X гл.
[17] Архим. Іеронимъ. Биб. Арх., т. 1, стр. 48.
[1]8 Ibidem.
[19] Ibidem, стр. 48.
