Священникъ Леонидъ Иваницкій – Великій канонъ св. Андрея Критскаго (Предметъ, планъ, время и цѣль его написанія).
Воспою Господеви въ животѣ моемъ, пою Богу моему, дондеже есмъ... (Псал. 103, 33).
Вотъ тѣ достославныя слова св. пророка и царя Давида, которыя всегда служили глубоко-одушевляющимъ мотивомъ для всѣхъ пѣснописцевъ православно-христіанской Церкви при написаніи ими своихъ высоко художественныхъ твореній. Въ самомъ дѣлѣ какую неизглаголанную радость должны ощущать въ своемъ сердцѣ эти св. люди, идеалъ своей жизни положившіе въ Богѣ и постоянно стремившіеся къ осуществленію этого идеала! Внутреннимъ прозрѣніемъ своего духовнаго существа они чувствовали, что всякая хвалебная пѣснь всещедрому Создателю иеба и земли Господу Богу, составляя сокровеннѣйшее достояніе человѣческаго ума и сердца, служитъ крѣпкимъ связующимъ звеномъ, соединяющимъ нашъ тлѣнный міръ съ тихимъ пристанищемъ отъ житейскихъ бурь небеснымъ царствіемъ. Самоотверженные служители слова, безкорыстные работники на нивѣ Христовой, не стремятся къ тлѣнной славѣ земного величія, но «преобразивъ въ живую и трогательную пѣснь Божественное благовѣстіе о домостроительствѣ нашего спасенія», по большей части «возводятъ насъ этимъ пѣніемъ къ небесамъ, вызываютъ въ нашихъ душахъ потребность и жажду вѣчной жизни, подаютъ намъ часто весьма далекимъ отъ неба гласы истинной молитвы къ Богу{1}. «Они по справедливому замѣчанію самой Церкви Христовой» исполняютъ дѣло апостольское, пророческое или лучше дѣло Божіе{2}. Безъ сомнѣнія «всякій разъ, когда пѣснопѣвецъ ощущаетъ въ своей душѣ Образъ Создавшаго его, онъ исполняется радости – свѣтлой какъ солнце и живой какъ сама жизнь. А когда видитъ, какъ въ душѣ человѣческой затмѣвается Божественный Образъ, – чувствуетъ всю слабость и безпомощность твари и исполняется скорбью мрачною какъ ночь, и страшною какъ самый адъ»{3}. Къ необозримому сонму сихъ досточтимыхъ мужей, глубокихъ подвижниковъ вѣры и благочестія принадлежитъ и св. Андрей, Архипастырь Критскій. Въ церковно-богословской литературѣ ему приписывается множество высоко-поэтическихъ твореній, въ которыхъ рельефно отпечатлѣлся его духовный образъ. Но, главнымъ образомъ, св. Андрей извѣстенъ всему христіанскому міру какъ безсмертный творецъ великаго покаяннаго канона, читаемаго по предписанію св. Церкви дважды въ теченіи великаго поста: на великомъ повечеріи первыхъ четырехъ дней по частямъ и на утрени въ четвертокъ пятой недѣли весь полностью. Предлагая вниманію своихъ вѣрныхъ сыновъ, въ вел. дни поста покаянія этотъ канонъ, наша духовная матерь Св. Церковь подтверждаетъ дѣйственность покаянныхъ мыслей Св. Андрея, какъ – бы говорятъ, что онъ «зрѣлъ св. исторіи не собственнымъ окомъ, а окомъ древности, озаренный свѣтомъ откровеннымъ»{4}. Поистиннѣ, въ этомъ возвышеннѣйшемъ пѣснопѣніи какъ бы въ неисчерпаемой духовной сокровищницѣ Церкви Христовой заключается все, потребное для человѣка грѣшника въ великіе дни Св. Четыредесятницы. Найдется ли хотя одинъ изъ искренно вѣрующихъ христіанъ, который, при чтеніи или слушаніи этого божественнаго гимна, съ молитвеннымъ благоговѣніемъ и благодарностью не произносилъ бы имени Св. Андрея, Архипастыря Критскаго, изъ свѣтлой души котораго излилось столько умилительныхъ пѣснопѣній! «Посмотри», какъ бы такъ говоритъ о своемъ великомъ канонѣ Св. Архипастырь Критскій, «каждому изъ насъ, я собралъ для тебя удивительныя мѣста изъ св. писанія и сплелъ тебѣ – душистый вѣнокъ покаянія изъ лучшихъ Евангельскихъ цвѣтовъ. Возьми его на чело твое, пріими кроткій духъ, возьми крылья голубицы и полети искать покоя и примиренія у Господа Милосерднаго Отца»{5}.
Предметъ. Въ великомъ канонѣ св. Андрея Критскаго при внимательномъ его разсмотрѣніи намѣчается одна характеристичная черта, одна общая идея, которая красною нитью проходитъ чрезъ все его содержаніе. Эта идея, – есть покаянное чувство. – невыразимый плачъ сердца человѣческаго о своихъ тяжкихъ грѣхахъ, во власти которыхъ находится все его существо. И дѣйствительно, обращаясь къ великому канону мы замѣчаемъ, что св. пѣснописецъ не щадитъ красокъ при описаніи бѣдственнаго положенія человѣка грѣшника. «Грѣхомъ», говоритъ онъ, «человѣкъ погубилъ ума красоту{6}, осквернилъ плоти своей ризу{7}, и съ этой минуты получила въ тѣлѣ работа тлѣнія и смерти. Подъ образовавшеюся вслѣдствіе этого крѣпкою корою грѣховной скверны совершенно потемнѣли свѣтлыя свойства души человѣческой, созданной по образу и подобію Божію{8}. Ужасающія нестроенія въ духовномъ царствѣ неминуемо должны были отразиться и въ тѣлесномъ. Безпощадно «разодравъ ту одежду первую, иже сотка Зиждитель изначала»{9}, падшій человѣкъ «облекся вмѣсто нея въ раздранную ризу, тоже истка змій совѣтомъ{10}. Такая перемѣна вмѣсто ожидаемаго улучшенія принесла человѣку сильнѣйшій вредъ. Прежде всего, духовно-нравственную одежду у первыхъ людей, сотканную изъ невинности и благодати Божіей, но потерянную вслѣдствіе грѣхопаденія. не могла замѣнить имъ новая диравая одежда, составленная по указанію коварнаго змія изъ грѣховныхъ расположеній{11}. Когда прародители наши облеклись въ эту новую одежду, то скоро почувствовали, какъ душа ихъ, потерявъ свое прежнее значеніе для тѣла, сама безропотно подчинилась его вліянію, ставъ чувствительною къ его болѣзнямъ и все болѣе и болѣе забывая объ общеніи со всемогущимъ источникомъ вѣчной жизни Господомъ Богомъ, что до грѣхопаденія составляло одну изъ существеннѣйшихъ ея обязанностей. Удалившись такимъ образомъ вслѣдствіе грѣха отъ Бога и отъ присносущнаго царствія и блаженства{12} человѣкъ остался одинъ, въ непрестанномъ трудѣ{13}, съ вѣчно больными ранами отъ самовольныхъ страстей{14}. «Вдохновенный пѣвецъ великаго канона своими возвышенными созерцаніями объемлетъ далѣе» въ своемъ безсмертномъ твореніи «оба завѣта и поставляетъ нѣкоторыя изъ важнѣйшихъ лицъ священной исторіи, въ особенномъ свѣтѣ, извлекая назиданія даже изъ самаго паденія и растворяя плачъ собственными слезами»{15}. Такъ, предъ нашимъ взоромъ длиннымъ рядомъ проносится вся священная исторія въ главнѣйшихъ своихъ представителяхъ благочестія и нечестія, въ образцахъ глубокаго обращенія къ Богу и жестокосердной нераскаянности въ беззаконіяхъ. Здѣсь, мы читаемъ о паденіи первыхъ людей и глубокомъ растлѣніи первобытнаго мира, – добродѣтели Ноя, выдающемся благочестіи патріарховъ Авраама, Исаака и Іакова, и о упорной нераскаянности Содома и Гоморры, великихъ мудрецовъ древняго міра: Іова, Моисея, Іисуса Навина, Іефая, благочестіи Давида, его страшномъ паденіи, умиленномъ покаяніи и возстаніи, величіи и уничиженіи Соломона, нечестіи Ахава и Іезавели, великихъ образцахъ покаянія: Ниеневитянахъ. Манассіи, блудницы, мытаря, разбойника»{16} и т. д. и т. д. Но одно перечисленіе св. историческихъ фактовъ, хотя и примѣняющееся къ нравственному состоянію души кающагося грѣшника, св. Андрей считаетъ недостаточнымъ. Помимо этого и для болѣе яркаго оттѣненія покаянныхъ мыслей великаго канона, св. отецъ намекаетъ еще на то, что грѣхи, совершенные свободно-разумнымъ существомъ отличаются большею силою виновности, потому что они совершены сознательно, а не по невѣдѣнію{17}. Совершая такимъ образомъ тяжкія преступленія грѣшникъ безотчетно отдаетъ себя во власть безразсудныхъ страстей, которыя подобно оралу избороздили душу и тѣло нравственнаго преступника{18}. Умъ его они сдѣлали неспособнымъ возвышаться къ Богу и мудрствовати горняя, убивъ въ немъ всякую воспріимчивость къ духовнымъ радостямъ и скорбямъ{19}. Вслѣдствіе сего обстоятельства желая фундаментъ своей жизни утвердить на похотяхъ{20}, злосчастная душа человѣка грѣшника, сдѣлавъ саму себя истуканомъ{21}, начала болѣе заботиться о внѣшнемъ украшеніи тѣла, презрѣвъ свою внутреннюю скинію – свѣтлый образъ и подобіе Божіе{22}. Нѣтъ въ жизни ни грѣха, ни порока, ни зла, въ которыхъ она не была бы виновна предъ Богомъ{23}. Но такое поведеніе грѣшной души весьма безразсудно, потому что при этихъ страстяхъ она не можетъ имѣть спокойствія и надѣется на благословеніе Симово{24}. Прежде всего въ то время, какъ убійственные помыслы внушаютъ ей самыя нехорошія чувства{25}, она постоянно чувствуетъ угрызенія совѣсти, постоянно осуждается, бываетъ препрена отъ нея «еяже ничтоже въ мірѣ страшнѣйше есть»{26}. Совѣсть всегда внушаетъ человѣку, что добро и что зло, и потому всегда увеличиваетъ тяжесть душевнаго настроенія, въ особенности когда онъ разумомъ мудрствуя согрѣшаетъ, а не по невѣдѣнію{27}. Не надо забывать грѣшной человѣческой душѣ, что она кромѣ сего потерпитъ еще болѣе сильное наказаніе отъ Господа Бога, Который строго караетъ отступниковъ отъ своего закона не обращающихъ никакого вниманія на Его любвеобильный зовъ – исправиться и дустигнуть царствія небеснаго. Находясь въ такомъ безпомощномъ состояніи и покинутый всѣми вслѣдствіе своихъ грѣховъ, человѣкъ подобенъ прокаженному Озіи, который уже ничего не можетъ сдѣлать для своего выздоровленія, а все болѣе и болѣе уподобляется бездушному истукану, не имѣющему въ себѣ ни одной искры жизни{28}. Какъ быть и что предпринять грѣшной душѣ человѣческой для своего исправленія? Прошедшее не привлекательно, – въ жизни не было ни одного свѣтлаго дня, но вся она – сплошная ночь грѣха{29}. Настоящее не радуетъ, – пришла старость{30} оскудѣла во мнѣ моя крѣпость{31} и все мое разбитое существо вопіетъ о помощи{32}. На исправленіе трудно надѣяться, потому что тѣло измождено настолько, что не способно уже противоборствовать нападеніямъ страстей какъ Іов{33}. Будущее же покрыто мракомъ неизвѣстности. «Законъ изнеможе, празднуетъ (недѣйствительно) Евангеліе, писаніе же въ тебѣ небрежно бысть пророцы изнемогоша и все праведное слово! струни твоя, о душе, умножишися несущу врачу исцѣляющу тя»{34}. Между чѣмъ какъ конецъ, приближается Судія близко при дверяхъ{35}, а что съ тобою? Умъ уязвися, тѣло разслабѣ, духъ болѣзнуетъ, слово изнеможе{36}. Окаянная душе! востани, что спиши{37}, позаботься о своемъ спасеніи, Моисеева рука да увѣритъ тебя, какъ Богъ можетъ убѣлить и очистить жизнь прокаженную; но не предавайся отчаянію о себѣ, хотя ты и поражена проказою{38}. Если пожелаешь исправиться, то не забывай, что въ твоемъ распоряженіи осталось еще одно средство, которое ты обязательно испробуй, если не желаешь подвергнуться вѣчной погибели за свои беззаконія и оно обязательно поможетъ тебѣ. Это средство – покаяніе{39}. Первое необходимое условіе, входящее въ составъ этого великаго дѣла есть живое сознаніе своей грѣховности и ея гибельныхъ послѣдствій{40}. Это начало покаянія, потому что кто раскаивается, тотъ прежде всего долженъ знать въ чемъ раскаивается. Чѣмъ яснѣе сознаніе своихъ грѣховъ, тѣмъ глубже убѣжденіе въ ихъ гибельныхъ послѣдствіяхъ, тѣмъ сильнѣе и прочнѣе покаяніе, а посему, «разумъ, сердце, воля и весь человѣкъ внутренній долженъ быть направленъ всецѣло къ покаянію и благой перемѣнѣ»{41}. Итакъ, подумай душе, о томъ, сколько ты совершила непотребныхъ дѣлъ и пролей за это столько же каплей твоихъ слезъ{42}. Но для искренняго раскаянія одного познанія своихъ грѣховъ недостаточно, потому что это познаніе можетъ носить и поверхностный характеръ. Грѣховныя наклонности человѣческой природы облекаются иногда въ такія формы, что трудно бываетъ угадать ихъ дѣйствительную подкладку, напр. самолюбіе наше такъ превращаетъ самыя непростительныя измѣны долгу и совѣсти, что онѣ кажутся намъ слишкомъ немаловажными, если не сказать болѣе этого. Для полноты покаяннаго чувства, за раскаяніемъ должно слѣдовать горькое сожалѣніе о своемъ прежнемъ непривлекательномъ образѣ жизни и живѣйшее стремленіе исправиться{43}, какъ бы извергнуть изъ своего сердца все нечистое и грѣховное. Вступивъ на этотъ трудный и тернистый путь испытаній, грѣшная душа неминуемо должна вступить въ борьбу съ окружающими ее препятствіями, затрудняющими достиженіе царствія небеснаго. Печальный опытъ суровой жизненной школы приводитъ человѣка грѣшника къ непоколебимому убѣжденію въ невозможности освободиться собственными силами отъ грѣха и его гибельныхъ послѣдствій, а посему и къ послѣдней ступени покаянія – къ искреннему упованію на милость Божію{44}. Святая вѣра Христова внушаетъ грѣшнику плавающему въ молвѣ житейскихъ попеченій, что Всемогущій Господь Спаситель всегда поможетъ ему въ трудную минуту жизни, ибо невозможное у человѣка – возможно у Бога (Матѳ. XIX, 26). Замѣчательно рельефно отмѣчаетъ это состояніе св. Андрей Критскій. Показавши грѣшной человѣческой душѣ всю настоятельную нужду въ покаяніи вдохновенный пѣснописецъ призываетъ ее послѣдовать примѣрамъ мытаря{45}, и блудницы{46}, горячо оплакать свое печальное положеніе подобно тому, какъ пророкъ Іеремія оплакивалъ гибель Іерусалима{47} и всѣми силами просить у Господа себѣ помилованія. «Обратись», говоритъ онъ грѣшной человѣческой душѣ, покайся, открой сокровенное, скажи Богу Всевѣдущему: Ты Единый Спаситель, знаешь тайны мои, самъ помилуй меня, какъ поетъ Давидъ по милости Твоей{48}. И вотъ кающаяся душа, вполнѣ сознавшая свои грѣхи{49}, которые превзошли грѣхи всѣхъ людей{50}, такъ что она совсѣмъ исказила въ себѣ образъ Божій{51} молитъ Господа{52}, чтобы Онъ не судилъ по нимъ{53}, такъ какъ всякій человѣкъ во грѣхахъ рождается, а воззрѣлъ бы милостиво на свое созданіе{54}, на смиреніе его и скорбь{55}, слезы{56}, и исповѣданіе{57}, какъ Агнецъ Божій простилъ бы его грѣхи, какъ Онъ простилъ покаявшемуся апостолу Петру{58} и разбойнику{59} какъ пастырь добрый{60} омылъ бы ея одежду{61}, въ Силоамѣ{62}, и подъ старость{63} привелъ бы въ тихое пристанище{64} призвалъ въ разумъ и не осудилъ бы на страшномъ судѣ{65}{66}, прежде кончины даровавъ добродѣтель и покаяніе{67}. Это и есть покаянный вопль грѣшной души человѣческой къ Богу, которой изливается въ великомъ канонѣ и служитъ его главнымъ предметомъ.
Такимъ образомъ пройдя очистительное горнило покаянія всякая благочестивая душа должна совершенно отказаться отъ прежняго грѣховнаго образа жизни{68}, сдѣлавшаго ее нравственнымъ мертвецомъ и начать новую спасительную жизнь по заповѣдямъ закона Божія. Избѣгая всего грѣховнаго, она должна стремиться ко всему доброму и прекрасному въ этомъ Божьемъ мірѣ, – въ скорбныя минуты житейскихъ невзгодъ не падать духомъ, а всѣ свои надежны возлагать на Господа Бога Единаго Защитника всѣхъ обиженныхъ, и, наконецъ, въ случаѣ яростнаго паденія со стороны исконнаго врага рода человѣческаго діавола, неустрашимо отражать всѣ его навѣты постомъ и молитвою{69}.
При изложеніи предмета великаго канона св. Андрея Критскаго, мы видѣли, что въ немъ одна общая идея – покаянное чувство раскрывается въ двухъ пунктахъ: 1) ужасающая грѣховность человѣческой природы и 2) необходимость чрезъ покаяніе сбросить съ себя эту «разданную ризу плоти»{70}.
Планъ. Въ великомъ канонѣ св. Андрея Критскаго тернистый путь покаянія излагается въ формѣ дѣятельной лѣствицы{71} восхожденія къ Богу. Грѣшный человѣкъ, вступивъ на этомъ путь постепенно восходитъ отъ силы въ силу, – отъ чистосердечнаго сознанія своихъ грѣховъ до смиреннаго упованія на милость Божію. Въ качествѣ необходимаго подкрѣпленія, въ трудныя минуты борьбы человѣка съ завѣдомо сильными врагами – грѣховными наклонностями его природы, мудрый художникъ покаяннаго слова, св. Архипастырь Критскій приводитъ различные примѣры изъ ветхозавѣтной и новозавѣтной исторіи, прекрасно характеризующія то или другое душевное настроеніе.
«Откуду начну плакати окаяннаго моего житія дѣянія? Кое ли положу начало, Христе, нынѣшнему рыданію, но яко благоутробенъ, даждь ми прегрѣшеній оставленіе»{72}. Вотъ тѣ умилительныя слова, которыми начинается велихій покаянный канонъ. Его безсмертный творецъ св. Андрей Критскій съ искреннимъ сожалѣніемъ сѣтуетъ о бѣдной душѣ человѣка грѣшника, которая чрезъ свои вопіющія беззаконія низвергнулась въ пучину грѣха. Онъ обращаетъ свой взоръ къ первому человѣку, благодаря грѣху котораго все человѣчество лишилось первозданной красоты и совершенства. Всемогущій Господь, сотворивъ прародителя нашего безгрѣшнымъ, надѣлилъ его природу богатыми благодатными дарами: богоподобными духовными силами и совершенствами. Получивъ такія высокія преимущества, человѣкъ естественно долженъ былъ любить Бога, укрѣпляться въ добрѣ и чрезъ то вѣчно блаженствовать. Но такое безбѣдное существованіе продолжалось недолго, какъ скоро первый человѣкъ, «сотворенный по образу и подобію Божію, съ безсмертной, свободной душой, – возвеличенный безмѣрно надъ всѣми неразумными тварями, – по невниманію, самомнѣнію и неблагодарности палъ въ грѣхъ непослушанія, гордыни, своеволія, прельстившись запрещеннымъ плодомъ»{73}. Изгнанные изъ рая сладости по повелѣнію Господа и лишившись чрезъ это всеосвящающей благодати Божіей первые люди измѣнились до неузнаваемости. Такъ ивративъ грѣхомъ красоту своего ума они обратили его, ко всему тлѣнному земному{74}, все болѣе и болѣе подвергаясь мучительному вліянію своихъ низкихъ страстей и разнаго рода грѣховныхъ увлеченій{75}. Кристально чистая душа ихъ, носившая до грѣхопаденія свѣтлую одежду невинности и благодати Божіей, – въ состояніи паденія настолько загрязнилась, что почувствовала даже наготу{76}, и облеклась въ одѣяніе стыда, согласно указаніямъ древняго коварнаго врага рода человѣческаго{77} – діавола. Съ этого глубоко-знаменательнаго момента въ исторіи рода человѣческаго грѣхъ подобно бурному потоку разлился по всему лицу земли, передавая послѣдующимъ поколѣніямъ незавидное первородное наслѣдство.
Въ покаянномъ канонѣ св. Андрея Критскаго эго событіе можно сказать составляетъ его глубокій жизненный нервъ. Въ самомъ дѣлѣ, послѣ каждаго тропаря канона, св. пѣснописецъ дѣлаетъ нравственное призоженіе къ душѣ кающагося грѣшника «Ты», говоритъ онъ душѣ, «уподобилась первозданной Евѣ, потому что вкусила дерзостно безумной снѣди»{78}, въ результатѣ вмѣсто Евы чувственной возстала въ тебѣ Ева мысленная – сладострастный помыселъ{79}. Ты – подражала Каину{80} и Ламеху{81} убійцамъ, – но даже далеко превзошла ихъ своими непотребными дѣлами; ты послѣдовала некрасивымъ примѣрамъ нечестивыхъ современниковъ Ноя{82}, – ненавистному Исаву{83}, кровосмѣснику Рувиму{84}, – лишая себя отеческаго благословенія, распалялась чувственными страстями и т. д. Такимъ путемъ св. Андрей, начиная отъ первыхъ людей, излагаетъ почти всю ветхозавѣтную и новозавѣтную исторію, съ яркимъ освѣщеніемъ событій и лицъ носящихъ грѣховный характеръ. Но нужно замѣтить, что при изложеніи этихъ мыслей святой пѣснописецъ не довольствуется простымъ перечисленіемъ священно-историческихъ фактовъ. Въ его великомъ канонѣ есть не мало тропарей, въ которыхъ рельефно оттѣняется еще та мысль, что Господь тяжело наказываетъ людей, закоренѣлыхъ во грѣхахъ, ни во что ставящихъ Законъ Божій, – исполненіе Его Святой воли и такимъ образомъ постепенно затемняющихъ въ себѣ свѣтлый образъ и подобіе Божіе. «Вспомни грѣшная душа», какъ бы такъ восклицаетъ св. мужъ, «тѣ событія и лица изъ св. исторіи, изъ которыхъ видно какъ Господъ поступалъ съ пренебрегавшими Его любвеобильнымъ зовомъ къ исправленію. Вспомни! Наши прародители Адамъ и Ева были изгнаны изъ небеснаго жилища за одинъ грѣхъ»{85}. Несчастная жена патріарха Лота за свое недостойное любопытство была обращена въ соляной столпъ{86}; безбожный Оза за тоже безумное любопытство навлекъ на себя неизсякаемый гнѣвъ Божій{87}; и наконецъ, религіозныхъ бунтовщиковъ Дафана и Авирона за ихъ непристойное поведеніе по повелѣнію разгнѣваннаго Господа Саваоѳа поглотила земля»{88}. Приведенные примѣры ясно указываютъ, что наказаніе за грѣхъ составляетъ вторую отличительную черту – вторую часть великаго канона. Послѣдовательный генезисъ покаянныхъ идей въ этомъ безсмертномъ твореніи приводитъ насъ къ указанію въ немъ новой черты, которая служитъ какъ бы заключительнымъ аккордомъ всего его глубоко-назидательнаго содержанія. За напоминаніемъ грѣшной душѣ того, что Господь строго наказываетъ отступниковъ отъ своего Закона, св. пѣснописецъ изображаетъ далѣе средства, при тщательномъ соблюденіи которыхъ возможно не только исправленіе, но даже и полное забвеніе прежняго грѣховнаго образа жизни. Первое средство, которое предлагаетъ св. Андрей жаждущей покаянія грѣшной человѣческой душѣ, есть дѣятельное подражаніе прекраснымъ примѣрамъ добродѣтельной жизни самоотверженныхъ подвижниковъ вѣры и благочестія: патріарховъ, царей и пророковъ. Проникая мысленнымъ взоромъ въ глубь св. историческихъ временъ мудрый художникъ покаяннаго слова останавливаетъ свое вниманіе на примѣрѣ праотцовъ – патріарховъ Авраама{89} и Исаака{90}, которые своего неустанною борьбою съ грѣховными привычками и таковымъ же послушаніемъ къ Господу Богу удостоились небеснаго отечества. Прекраспый образецъ скромности въ жизни, сдѣлавшейся согласно пророчествамъ подобіемъ святой жизни Христа Спасителя, пѣснопѣвецъ находитъ въ лицѣ священника Божія Мелхиседека{91}; не проходитъ молчаніемъ Архипастырь Критскій и страдальческаго поприща патріарха Іакова, который въ лучшую пору своей жизни – юности по должности пастуха стадъ «терпѣлъ зной дневной, переносилъ и холодъ ночной, пася стадо тестя своего, всячески трудясь и служа»{92}; подъ двумя его женами Ліею и Рахилью онъ совѣтуетъ подразумевать дѣятельность и разумѣніе, потому что добавляетъ св. отецъ безъ трудовъ ни дѣятельность, ни созерцаніе не совершатся{93}; мужественному перенесенію скорбей и несчастій грѣшная душа можетъ научиться у патріарха Іова, который гноище считалъ своимъ чертогомъ и язвы – драгоцѣнными камнями{94}. Доброе настроеніе кающейся души грѣшника получитъ болѣе существенное подкрѣпленіе въ своихъ нравственныхъ силахъ, если она постарается еще подражать цѣломудрію праведнаго Іосифа{95}, дивному образу жизни пророка и Боговидца Моисея{96}, – выдающемуся покаянію царей іудейскихъ Давида{97} и Манассіи{98}, а также Неневитянъ{99} и наконецъ – смиренной благотворительности вдовицы Сарептской{100}. – «Дни мои исчезли», восклицаетъ далѣе пѣснопѣвецъ отъ лица кающагося грѣшника, «какъ сновидѣнія пробуждающагося и плачу на ложѣ моемъ, какъ царь Іезекія, чтобы приложились мнѣ лѣта жизни, но какой Исаія предстанетъ, тебѣ, душа, если не Самъ Спаситель твой»{101}. Переходя теперь къ обозрѣнію новозавѣтнаго домостроительства божественный гимнологъ считаетъ своимъ долгомъ обратить всю неисчерпаемую лирику священной поэзіи къ центральному пункту этого домостроительства – факту воплощенія Сына Божія. Въ этомъ поистинѣ величайшемъ актѣ Божественной премудрости во всей красотѣ и величіи проявилась высочайшая любовь Божія къ грѣшному человѣческому роду. Вочеловѣчившійся Христосъ Спаситель Самъ призвалъ къ покаянію разбойниковъ и блудницъ и открылъ всѣмъ кающимся грѣшникамъ дверь царствія небеснаго{102}. Принявъ все свойственное человѣческому естеству кромѣ грѣха Онъ, Всемилосердый показалъ намъ глубоко жизненный примѣръ и спасительный образъ своего снисхожденія{103}, когда исцѣлялъ всякія недуги{104} благовѣствовалъ нищимъ{105}, врачевалъ увѣчныхъ{106} съ мытарями раздѣлялъ трапезу, съ грѣшниками бесѣдовалъ. Іаировой дочери единымъ прикосновеніемъ руки возвратилъ жизнь{107} и вообще втеченіи Своей земной жизни совершилъ цѣлое море чудесъ, такъ что по слову св. Евангелиста Іоанна Богослова всему міру не вмѣстить бы пишемыхъ о семъ книгъ (Іоан. 21 гл., 25 ст.). Но и въ этихъ чудесахъ совершенныхъ Агнцемъ Божіимъ вземлющимъ грѣхи міра «треблаженнѣйшій пастырь Критскій» находитъ для грѣшной души достойные примѣры для подражанія. Такъ чистосердечному раскаянію она можетъ научится у мытаря{108}, который по своему милосердію чувствовалъ, что недостоинъ даже молиться въ храмѣ, и посему стоя въ притворѣ его, бія въ перси своя, взывалъ покаяннымъ гласомъ: «Боже милостивъ буди мнѣ грѣшнику», горькому плачу о своихъ грѣхахъ – у жены Хананеянки{109} и бѣсноватыхъ восклицавшихъ: «помилуй насъ Сыне Давидовъ»{110}; истинному покаянію у Апостола Петра и у блудницы удостоившейся омыть пречистыя ноги Спасителя драгоцѣннымъ мѵромъ, смѣшаннымъ со слезами и отереть ихъ волосами головы своей{111}, а также у іудеевъ и самарянъ, которые слушали Іоанна Предтечу, исповѣдывали предъ Нимъ грѣхи свои и крестились{112}; и наконецъ – вѣрѣ и надеждѣ на безконечное милосердіе Божіе грѣшная душа можетъ научиться у благоразумнаго разбойника возгласившаго Христу: «помяни мя Господи во царствіи Твоемъ»{113}. Призывая людей къ дѣятельному покаянію и указывая имъ достойные примѣры для подражанія св. гимнологъ свидѣтельствуетъ далѣе въ великомъ канонѣ, что плодотворная дѣятельность на этомъ поприщѣ возможна и дѣйствительна только при пламенной вѣрѣ въ помощь Божію, соединенной съ непрестанной молитвою къ Господу Вседержителю. Неизъяснимую пользу молитвы и близость Божественной помощи Архипастырь Критскій выясняетъ кающемуся грѣшнику путемъ приведенія примѣровъ изъ царства ветхозавѣтнаго и новозавѣтнаго; такъ молитвой царь и пророкъ Давидъ не только избавился отъ вопіющихъ недостатковъ своей прежней грѣховной жизни, но даже преложилъ гнѣвъ Господа на милость{114}. Самъ Господь Спаситель во время сорокадневнаго поста въ пустынѣ молитвою побѣдилъ искушавшаго Его діавола{115}. Послѣднее средство могущее оказать существенную помощь кающемуся грѣшнику въ его неустанной борьбѣ со страстями и пороками – есть постъ. И въ этомъ случаѣ изъ неисчерпаемой сокровищницы Божественной премудрости Св. Писанія церковной пѣснописецъ извлекаетъ назидательные примѣры, такъ пророкъ Моисей удостоился быть Боговидцемъ{116}, Іисусъ Навинъ побѣдилъ Амаликитянъ и Гаваонитянъ{117}, пророкъ Илія на колесницѣ добродѣтелей вознесся на небо{118}, а пророкъ Даніилъ во рву львиномъ даже заградилъ уста львовъ{119}, и, наконецъ, уже приведенный примѣръ изъ жизни Господа Спасителя, когда Онъ Всемилосердный пришедый спасти міръ, побѣдилъ искушавшаго Его діавола молитвою и постомъ{120}.
Такимъ образомъ, вдохновенный творецъ великаго канона св. Андрей Критскій, заимствуя разнаго рода примѣры изъ св. исторической жизни ветхаго и новаго завѣтовъ пользуется ими какъ бы средствами для уясненія грѣшной человѣческой душѣ, покаянной идеи въ формѣ глубочайшаго чувства раскаянія. Въ своемъ канонѣ онъ строго придерживается планомѣрнаго развитія этой идеи. Отсюда и планъ его канона можно изобразить въ такомъ видѣ:
1) первородный грѣхъ и его дальнѣйшія развѣтвленія источникъ всѣхъ золъ и бѣдствій на землѣ;
2) наказаніе за грѣхъ – примѣры изъ св. исторіи;
3) средства, могущія помочь человѣку въ борьбѣ съ грѣховными наклонностями его природы: а) дѣятельное подражаніе примѣрамъ изъ жизни св. мужей, б) молитва и в) постъ.
Время. Во всякомъ научномъ изслѣдованіи, при опредѣленіи времени написанія какого-нибудь произведенія обыкновенно обращаются къ біографіи его писателя, гдѣ и получаютъ потребное для себя указаніе. Глубочайшій интересъ, связанный съ выясненіемъ вопроса о времени написанія неликаго канона Св. Андрея Критскаго побуждаетъ насъ привести, хотя краткія свѣдѣнія изъ жизнедѣятельности его составителя. Такая научная экскурсія прольетъ нѣкоторый свѣтъ на положеніе дѣла и быть можетъ приблизитъ насъ къ тому или иному рѣшенію упомянутаго вопроса. Но при первой же попыткѣ указать опредѣленную дату рожденія Св. Архипастыря Критскаго, мы встрѣчаемъ большое затрудненіе. Все дѣло въ томъ, что «за исключеніемъ хроники Ѳеофана, гдѣ подъ 712 годомъ упоминается Св. Андрей, Митрополитъ Критскій, нѣтъ ни одного историческаго указанія, которое съ большей или меньшей точностью опредѣляло бы время и обстоятельства жизни святителя Андрея»{121}. Въ виду скудости матеріала о святителѣ Критскомъ, въ своемъ изслѣдованіи намъ придется ограничиться общими указаніями. Центральными и наиболѣе существенными источниками о жизнедѣятельности Св. Андрея считаются: 1) церковное преданіе, запечатлѣнное въ синаксарѣ славянскихъ богослужебныхъ книгъ; 2) пѣснопѣнія, составленныя въ честь святителя Критскаго и наконецъ 3) его творенія.
Согласно свидѣтельству церковнаго преданія, сохраняемаго въ синаксарѣ богослужебныхъ книгъ, выходитъ, что Св. Андрей родился не позднѣе 10-15 г. VII вѣка. Но это показаніе не можетъ быть признано достовѣрнымъ, потому что не мирится съ показаніями другихъ источниковъ. Такъ, въ богослужебныхъ пѣснопѣніяхъ въ день его прославленія 4-й іюля проводится мысль, что жизнь Архипастыря Критскаго нужно простирать до времени изданія Императоромъ Львомъ Исавряниномъ перваго иконоборческаго эдикта{122}, когда Св. Андрей, якобы выступалъ крѣпкимъ борцомъ за святыя иконы съ цѣлью уяснить устами свѣтлыми ихъ (честныхъ иконъ) поклоненіе»{123}. Какъ примиритъ эти два свидѣтельства о жизнедѣятельности Св. Андрея, и гдѣ можно найти достовѣрный критерій при рѣшеніи этого вопроса? Обращаемся къ твореніямъ св. Андрея, приписываемымъ ему св. Церковію, мы находимъ потребныя для себя указанія. «Между ними есть небольшой трактатъ объ иконахъ, гдѣ въ доказательство основательности иконопочитанія приводятся три примѣра самыхъ древнихъ изображеній Христа и Богоматери, а въ словѣ на обрѣзаніе Господне и на св. Василія упоминается о претерпѣваемымъ Церковію гоненіяхъ на иконы и кратко разъясняется смыслъ поклоненія послѣднимъ»{124}. Руководствуясь этими свѣдѣніями самаго Св. Андрея находящимися въ согласіи съ церковнымъ преданіемъ можемъ высказать двоякое соображеніе, во 1) что Св. пѣснописецъ если и жилъ во время иконоборческихъ волненій, то выступалъ борцомъ а не исповѣдникомъ за святыя иконы и что во 2) онъ отошелъ съ миромъ ко Господу вскорѣ послѣ изданія перваго иконоборческаго эдикта въ 726-27 г. Творенія Св. Архипастыря Критскаго даютъ намъ возможность высказывать предположительныя данныя и относительно другихъ датъ его жизни. Среди церковно-литературныхъ произведеній сего святого мужа, при писываемыхъ ему св. Церковію есть одно «слово на Апостола Тита». Вся оригинальность этого памятника литературной древности заключается въ томъ, что здѣсь идетъ между прочимъ рѣчь о «двухъ равновѣнечныхъ и сопрестольныхъ царяхъ». Если на основаніи историческихъ указаній опредѣлить время написанія похвальнаго слова на Ап. Тита, а также и узнать: кого разумѣть подъ упомянутыми двумя царями, то станетъ очевидною дата епископскаго служенія Св. Андрея на островѣ Критѣ. Руководствуясь такими соображеніями, мало ошибемся, если скажемъ, что «время написанія этого слова слѣдуетъ пріурочить къ первому пятилѣтію 80 г. VII вѣка{125}, а подъ «двумя равновѣнечными и сопрестольными царями» необходимо разумѣть византійскихъ императоровъ-соправителей: Константина Погоната и его сына Юстиніана{126}. Такому мнѣнію соотвѣтствуетъ и печальное положеніе острова Крита во время исторически – вѣрнаго нападенія на него со стороны арабовъ, безпощадно грабившихъ во второй половинѣ VI вѣка побережье Средиземнаго моря. Въ словѣ на Ап. Тита находимъ самыя горячія молитвы его сочинителя съ просьбою о помощи. Теперь ясно до нѣкоторой степени, что св. Андрей епископомъ Крита былъ съ 80 г. VII столѣтія (680-85 г.). Столько же времени можно допустить былъ и возрастъ его жизни, принимая во вниманіе, что, согласно канонамъ церковнымъ, онъ былъ посвященъ во епископа не ранѣе 40 л. Тщательно взвѣшивая все сказанное о св. Андреѣ Критскомъ, можно заключить свои изслѣдованія о немъ вѣроятнымъ предположеніемъ. что родился сей святой мужъ въ 30-40 г. VII столѣтія (633-45) г. Обогатившись такими свѣдѣніями о жизни и дѣятельности св. Архипастыря Критскаго, мы переходимъ къ опредѣленію времени написанія его великаго канона. Скудость свѣдѣній о времени возникновенія этого высоко-художественнаго творенія и здѣсь даетъ себя чувствовать. Единственнымъ источникомъ дающимъ пѣкоторыя свѣдѣнія по интересующему насъ вопросу считается показаніе синаксаря богослужебныхъ книгъ. Согласно свидѣтельству этого памятника церковнаго преданія, св. Андрей Критскій будто-бы изъ лавры св. Саввы Освященнаго въ Іерусалимѣ, гдѣ онъ проходилъ первоначальные подвиги иноческаго послушанія, приходилъ въ Константинополь на VI вселенскій соборъ, куда захватилъ, какъ жизнь Маріи Египетской, сочиненную Софроніемъ патріархомъ Іерусалимскимъ, такъ, главнымъ образомъ, и свой великій канонъ. Но къ этому показанію синаксаря нужно относиться съ величайшею осторожностью. Будучи весьма вѣроятнымъ относительно перваго сообщенія – принесенія на соборъ житія Маріи Египетской, оно не можетъ имѣть надлежащей силы и значенія для второго т. е. великаго канона. Весьма трудно допустить безъ противорѣчія съ фактами исторической дѣйствительности, чтобы великій канонъ св. Андрея Критскаго появился въ свѣтъ при жизни патріарха Софронія. Исторія свидѣтельствуетъ, что Софроній, патріархъ Іерусалимскій умеръ въ 639-644 г., т. е. вскорѣ послѣ взятія Іерусалима арабами. Теперь, если и допустить, что великій канонъ написанпый при жизни патр. Софронія былъ принесенъ св. Андреемъ на VI Вселенскій Соборъ, то придется дать его составителю въ это время не болѣе 35-40 лѣтъ. Но это немыслимо, какъ съ точки зрѣнія соображеній, высказанныхъ раньше, такъ и съ точки зрѣнія самого великаго канона. При внимательномъ разсмотрѣніи сего безсмертнаго труда, мы убѣждаемся въ томъ, что онъ писанъ былъ въ глубокой старости. Объ этомъ свидѣтельствуетъ изумительное знаніе вдохновеннымъ пѣснописцемъ грѣшнаго человѣческаго сердца, глубокій жизненный опытъ, исполненый величайшей мудрости и наконецъ прямое указаніе на факты старости, какъ на такое состояніе, когда «умъ уязвися, тѣло разслабѣло, духъ болѣзнуетъ, слово изнеможе»{127}. Но этого мало, въ великомъ канонѣ есть болѣе точныя, и болѣе опредѣленныя указанія на то, что св. Андрей Критскій писалъ его въ старости. Такъ, обращаясь къ содержанію канона, мы читаемъ: «ты, несчастная душа, непрестанно подражала нечистому нраву Гіезія, отринь, сребролюбіе его хотя на старости (ἐν γήρα), избѣги огня геенскаго, оставь свои злодѣянія»{128}, дни мои прошли, какъ сновидѣніе пробуждающагося; посему подобно Езекіи, я плачу на ложѣ моемъ, чтобы продлись годы моей жизни»{129}; поверженнаго предъ вратами твоими Спаситель, хотя въ старости (ἐν τῷ γήρει) не изринь меня во адъ непотребнаго, но прежде конца, даруй мнѣ оставленіе прегрѣшеній, какъ человѣколюбецъ»{130}. Теперь, послѣ этихъ свидѣтельствъ великаго канона, ясно, что св. Андрей не могъ принести его на VI вселенскій соборъ, а также и заслуживающимъ вниманія весьма вѣроятное предположеніе одного изслѣдователя жизни и дѣятельности св. Андрея Критскаго, что «Никифоръ Каллистъ», составитель синаксаря, «жившій въ XIV в., очень легко могъ спутать историческіе факты. Именно спутать VI вселенскій соборъ съ соборомъ, бывшимъ въ Константинополѣ въ 712 г.»{131}, на который св. Андрей уже могъ принести свой великій канонъ, потому что ему въ это время было 77 л.{132}. Такому пониманію соотвѣтствуютъ какъ сдѣланныя нами ранѣе вычисленія, находящіяся въ согласіи съ церковнымъ преданіемъ, такъ, главнымъ образомъ, показанія самого великаго канона.
Резюмируя все сказанное доселѣ о великомъ канонѣ, заключаемъ, что онъ написанъ былъ вѣроятнѣе всего въ концѣ VII или въ началѣ VIII вѣка.
Цѣль. Высоко-умилительный канонъ св. Андрея Критскаго исполненъ неисчерпаннымъ обиліемъ духовныхъ сокровищъ, въ которыхъ такъ сильно нуждается во время земного странствованія всякая христіанская душа, скорбящая же и озлобленная, чающая Христова утѣшенія. Здѣсь собрано все, что необходимо для истиннаго покаянія. «Въ немъ» (канонѣ), по словамъ синаксаря, «умиленіе невыразимое и онъ такъ силенъ и трогателенъ, что можетъ смягчить самую загрубѣлую, самую зачерствѣлую душу и вдохнуть въ нее бодрость и силу къ спасительной дѣятельности»{133}. Самая главная черта великаго канона, производящая неотразимое вліяніе на умы его слушателей и читателей есть та неподдѣльная глубина искренняго чувства, которымъ проникнуто это высоко-художественное твореніе. Но этого мало. Св. пѣснописецъ. умудренный глубокимъ жизненнымъ опытомъ, въ достаточной степени изучилъ человѣческую душу, и посему излагаетъ такія мысли, приводитъ такіе св. историческіе примѣры, которые вполнѣ допустимы въ жизни каждаго изъ насъ. При чтеніи этого величайшаго памятника христіанскаго богослуженія «чувствуешь и сознаешь, что тутъ не общее обличеніе испорченности, а мое личное, что св. Андрей говоритъ именно то, что приходится сказать и мнѣ, если всѣ эти примѣры, наставленія и увѣщанія поставить въ сравненіе съ моею жизнью и дѣятельностію». Вотъ, почему, великій канонъ и возбуждаетъ въ душѣ нашей необыкновенное умиленіе и не менѣе сильную благочестивую настроенность къ покаянію. Истинное же покаяніе и состоитъ въ познаніи своихъ грѣховъ, сокрушеніи о нихъ, намѣреніи исправить свою жизнь и затѣмъ – самомъ исправленіи жизни. Для сознанія своихъ грѣховъ необходимо прежде всего провѣрить свои поступки съ точки зрѣніи Закона Божія{134}. Если каждый человѣкъ сдѣлаетъ такой пересмотръ своихъ дѣяній, то вся жизнь его окажется далеко несоотвѣтствующею его первоначальному назначенію. Но это только внѣшнее покаяніе. Нужно непрестанно работать въ этомъ направленіи, потому что безъ трудовъ ни дѣятельность, ни созерцаніе не совершатся{135}. Кающемуся грѣшнику предстоитъ далѣе трудная задача, среди множества и разнообразія своихъ грѣшныхъ поступковъ, выбрать такіе, которые занимаютъ доминирующее положеніе въ жизни нашей, и затѣмъ уже избавиться отъ нихъ. Вглядываясь въ окружающую насъ жизнь, мы замѣчаемъ, что, «между Богомъ и человѣкомъ непрестанно усиливается стоять грѣхъ въ безчисленныхъ видахъ земныхъ похотей и страстей»{136}, растлѣвающихъ душу{137}. Такимъ образомъ, познаніе внутренняго змія господствующей страсти, вотъ послѣдній этапъ покаяннаго чувства грѣшника. Всякій грѣхъ производитъ гибельное опустошеніе въ душѣ человѣка, а посему для успѣшной борьбы съ нимъ «требуется непрестанное вниманіе къ себѣ, къ своимъ помысламъ, чувствамъ, вожделѣніямъ – требуется непрестанная борьба всего внутренняго человѣка»{138}. Глубоко-поучительные примѣры приведенные въ канонѣ: царей Манассіи{139}, и Давида{140}. Ап. Петра{141} и блудницы{142} указываютъ средства, къ которымъ должна прибѣгнуть всякая душа, «плавающая въ молвѣ житейскихъ попеченій, съ кораблемъ потопляема грѣхи»{143}. Восходя постепенно отъ силы въ силу по тернистому пути покаянія, для большой дѣйственности этого спасительнаго дѣла Божія, кающійся грѣшникъ долженъ затѣмъ опредѣлить общій уровень своей духовно-нравственной жизни или одну ея отличительную черту. Громадную услугу въ этомъ случаѣ можетъ оказать единственный, неподкупный стражъ и доброжелатель нашъ – совѣсть «ея-же ничто же въ мірѣ страшнѣйше»{144}. Она можетъ намъ прямо указать, кому мы больше служимъ въ своей жизни. Богу или себѣ и грѣху{145}. И, вотъ, когда при посредствѣ совѣсти – вспомогательнаго фактора покаянія откроется вся непривлекательная картина нашей грѣховной жизни, – долгъ каждаго истиннаго христіанина, возбудивъ въ себѣ чувство виновности во всемъ содѣянномъ, оплакать горькими слезами свое печальное положеніе{146}. Обличая грѣшную человѣческую душу за ея порочныя наклонности, св. Андрей говоритъ: «Я представилъ тебѣ душа Моисеево сказаніе о бытіи міра и, начиная съ этого, все боговдохновенное писаніе, повѣствующее о праведныхъ и неправедныхъ; изъ нихъ ты, душа, подражала послѣднимъ, а не первымъ, согрѣшая противъ Бога»{147}. За такое малодушіе, соединенное съ полнымъ забвеніемъ Всемогущаго Творца; она должна будетъ подвергнуться участи Содомлянъ{148}. Какъ бы для усиленія виновности безотвѣтнаго грѣшника Св. пѣснопѣвецъ представляетъ въ великомъ канонѣ весь невыразимый ужасъ его печальнаго положенія. «Представь себѣ», говоритъ св. Андрей, обращаясь къ кающемуся грѣшнику, «что ты совершенно безъ одежды{149} и весь покрытъ гнойными ранами»{150}. Чувствуя всю нежелательность настоящаго непріятнаго состоянія ты стыдишься{151} и употребляешь всѣ усилія, какъ бы поскорѣе освободиться отъ него, но скоро сознаешься, что не можешь этого сдѣлать, потому что главною причиною твоего печальнаго положенія являются твои грѣхи, которые тебя такъ обнажили{152}. И вотъ ты взываешь къ Богу о помощи, но долго не получаешь никакого отвѣта, потому что не достоенъ ея, вслѣдствіе окружающей тебя тьмы грѣховной. Мимо тебя проходятъ священникъ и левитъ, идущіе въ Іерусалимъ на поклоненіе Богу духомъ и истиною и не обращаютъ на тебя никакого вниманія{153}. Отъ величайшей болѣзненности ты пришелъ въ разслабленіе, потерялъ всякую способность къ дѣятельности{154}, ощущая, что и сама то жизнь въ тебѣ еле-еле теплится». Если каждый человѣкъ грѣшникъ вообразитъ себя въ такомъ несчастномъ положеніи и будете постоянно памятовать о семъ ужасномъ образѣ, то безъ сомнѣнія непрестанное упражненіе въ этомъ дѣлѣ приведетъ его къ живому сознанію своей грѣховности. Онъ самъ путемъ горькаго, глубоко-жизненнаго опыта познаетъ: въ какую пропасть толкаютъ его грѣхи, почувствуетъ къ нимъ отвращеніе и постарается дать себѣ обѣтъ не грѣшить такъ впредь{155}. Въ этомъ отвращеніи – опора рѣшимости не грѣшить и надежда самоуправленія. Теперь остается кающемуся грѣшнику упасть ницъ предъ Господомъ и восклицать вмѣстѣ съ царемъ и пророкомъ Давидомъ: «Помилуй мя, Тебѣ бо единому согрѣшихъ всѣхъ Богу: Самъ очисти мя»{156}, и если возможно то «возбуди мой умъ къ обращенію, прими мя кающагося и умилосердись къ вопіющему»{157}. И «Господь не хотяй смерти грѣшника, но еже обратится и живу быти ему, пріиметъ покаяніе кающагося и проститъ ему всѣ вольныя и невольныя согрѣшенія» (Іезек. XXXIII, 11). Въ качествѣ наисильнѣйшаго побужденія къ добродѣтельной жизни, вдохновенный пѣснописецъ великаго канона, по словамъ синаксаря «всякую ветхаго и новаго завѣта повѣсть снискалъ и собралъ отъ Адама даже до самого Христова вознесенія, поучая симъ каждую душу еликихъ убо благимъ поревновати и подражати по силѣ: еликихъ же злыхъ отбѣгати и присно къ Богу востекати покаяніемъ, слезами, исповѣданіемъ и инымъ явѣ благоугожденіемъ»{158}.
Такимъ образомъ «великій канонъ можно уподобить такому христіанскому училищу, гдѣ управляетъ имъ цѣлый сонмъ святыхъ учителей, способныхъ научить жизни праведной, преподать душеполезные уроки покаянія и исправленія жизни, гдѣ также указывается длинный рядъ людей грѣхолюбивыхъ и нечестивыхъ, достойныхъ за свою упорную нераскаянность во грѣхахъ, строгаго наказанія»{159}. Резюмируя все сказанное о великомъ канонѣ, можно заключить свое изслѣдованіе о немъ тѣмъ, что существеннѣйшая цѣль этого высоко-художественнаго творенія и состоитъ главнымъ образомъ въ томъ, чтобы показать кающемуся грѣшнику тлетворное дѣйствіе грѣха съ его гибельными для человѣка послѣдствіями, довести его тѣмъ до искренняго раскаянія и смиреннаго сознанія своей виновности – строгому внутреннему самоиспытанію, указавъ также и необходимыя средства къ исправленію.
Всѣ эти условія, способствующія раскрытію основной покаянной идеи великаго канона, въ совершенствѣ выполнены его безсмертнымъ творцемъ св. Андреемъ, Архипастыремъ Критскимъ.
Студентъ III курса С.-Петербургской Духовной Академіи, Леонидъ Евгеніевичъ Иваницкій.
«Курскія Епархіальныя Вѣдомости». 1911. Ч. Неофф. № 11. С. 90-91; № 12. С. 105-108; № 13. С. 119-122; № 14-15. С. 137-141.
{1} Священникъ П. Флоринскій. «Исторія богослужебныхъ пѣснопѣній», стр. 6.
{2} См. въ Посланіи патріарховъ Вост. каѳолич. Церкви о прав. вѣрѣ, приб. в. 3.
{3} «Странникъ» 1893 т. III, Статья А. Надеждина «Христінскіе поэты пѣснотворцы», стр. 215.
{4} Филаретъ Арх. Черниговскій «Историческій обзоръ пѣснопѣвцевъ и пѣсннопѣній греч. церкви», стр 238.
{5} Слова и мысли блаженнаго Іеронима, по книгѣ Ушакова «Св. Андрей Критскій и его великій покаянный канонъ, стр. 4.
{6} Понед. п. 2, тр. 4.
{7} Понед. п. 2, тр. 6.
{8} Понед. п. 2, тр. 7.
{9} Понед. п. 2, тр. 8.
{10} Понед. п. 2, тр. 9.
{11} Вторн. п. 2 тр. 15.
{12} Понед. п. 1, тр. 3.
{13} Понед. п. 1 тр. 6.
{14} Четв. 5-й седм. п. 2 втор. тр. 8.
{15} Муравьевъ «Письма о богослуженіи православной Церкви», стр. 116.
{16} Н. Ушаковъ «Святый Андрей Критскій и его великій покаянный канонъ». Владиміръ 1903 г., стр. 21.
{17} Сред. п. 5 тр. 15.
{18} Понед. п. 2, тр. 12.
{19} Понед. п. 2 тр. 7.
{20} Четв. 5-й седм. п. 2 втор. тр. 7.
{21} Четв. 5-й седм. п. 4 втор. тр. 26.
{22} Вторн. п. 2 тр. 19.
{23} Понед. п. 4 тр. 4, Сред. п. 3 тр. 7.
{24} Сред. п. 3 тр 1.
{25} Вторн. п. 1 тр. 11.
{26} Понед. п. 4 тр. 5.
{27} Сред. п. 5 тр. 3.
{28} Вторн. п. 8 тр. 7.
{29} Понед. п. 5 тр. 1.
{30} Понед. п. 8 тр. 6.
{31} Четв. 5-й седм. п. 9 втор. тр. 24.
{32} Сред. п. IV тр. 15.
{33} Вторн. п. IV тр. 13.
{34} Понед. п. 9 тр. 3.
{35} Понед. п. 4 тр. 2.
{36} Понед. п. 9 тр. 1.
{37} Кондакъ.
{38} Понед. п. 6 тр. 4.
{39} Четв. 5-й седм. п. 7 тр. 20, ср. Четв. 5-й седм. п. 1 тр. 21.
{40} Четв. 5-й седм. п. 4 тр. 25 и 27.
{41} О. Іоаннъ Ильичъ Сергіевъ (Кронштадтскій) «Путь къ Богу», стр. 255.
{42} Понед. п. 4, тр. 3.
{43} Вторн. п. 6 тр. 10.
{44} Понед. п. 5 тр. 1.
{45} Сред. п. 9 тр. 16.
{46} Ibid.
{47} Вторн. п. 8 тр. 9.
{48} Четв. 5-й седм. п. 7 тр. 20.
{49} Четв. 5-й седм. п. 4 тр. 27.
{50} Вторн. п. 3 втор. ирм. тр. 2.
{51} Вторн. п. 3 втор. ирм. тр. 1.
{52} Четв. 5-й седм. п. 1 тр. 20.
{53} Понед. п. 7 тр. 1.
{54} Понед. п. 4 тр. 1.
{55} Понед. п. 7 тр. 2.
{56} Понед. п. 6 тр. 1.
{57} Понед. п. 2 тр. 2.
{58} Четв. 5-й седм. п. 1 тр. 18.
{59} Понед. п. 2 тр. 5
{60} Четв. 5-й седм. п. 9 тр. 18.
{61} Понед. п. 3 тр. 5.
{62} Сред. п. 5 тр. 17.
{63} Ibid. чтв. тр. 20.
{64} Сред. п. 1 тр. 14.
{65} Вторн. п. 3 тр. 6 втор. ирм.
{66} Священникъ М. Колокольниковъ «Великій канонъ Св. Андрея Критскаго», стр. 199-200.
{67} Сред. п. 8 тр. 1.
{68} Четв. 5-й седм. п. 4 тр. 27.
{69} Понед. п. 9 тр. 8.
{70} Понед. п. 2 тр. 9.
{71} Понед. п. 4 тр. 6; ср. Вторн. п. 4 тр. 10.
{72} Понед. п. 1 тр. 1.
{73} Прот. о. Іоаннъ Ильичъ Сергіевъ (Кронштадтскій) «Путь къ Богу», стр. 15.
{74} Понед. п. 2 тр. 7.
{75} Понед. п. 2 тр. 12.
{76} Понед. п. 2 тр. 11.
{77} Вторн. п. 2 тр. 14.
{78} Понед. п. 1 тр. 4.
{79} Понед. п. 1 тр. 2.
{80} Вторн. п. 1 тр. 9.
{81} Сред. п. 2 втор. ирм. тр. 2.
{82} Вторн. п. 3 втор. ирм. тр. 3.
{83} Понед. п. 2 тр. 4.
{84} Понед. п. 5 тр. 2.
{85} Понед. п. 1 тр. 6.
{86} Вторн. п. 3 тр. 17.
{87} Вторн. п. 8 тр. 7.
{88} Понед. п. 6 тр. 2.
{89} Сред. п. 3 втор. ирм. тр. 8.
{90} Ibid. тр. 11.
{91} Четв. 5-й седм. п. 3 втор. тр. 13.
{92} Понед. п. 4 тр. 7.
{93} Ibid. тр. 8.
{94} Вторн. п. 4 тр. 14.
{95} Понед. п. 5 тр. 5.
{96} Вторн. п. 5 тр. 10.
{97} Понед. п. 7 тр. 5 и 6.
{98} Сред. п. 7 тр. 13.
{99} Вторн. п. 8 тр. 10.
{100} Сред. п. 7 тв. 15.
{101} Четв. 5-й седм. п. 7 тр. 17.
{102} Понед. п. 9 тр. 5.
{103} Понед. п. 9 тр. 6.
{104} Сред. п. 9 тр. 15.
{105} Тоже.
{106} Сред. п. 3 тр. 15.
{107} Ibid.
{108} Сред. п. тр. 16.
{109} Ibid. тр. 20.
{110} Четв. 5-й седм. п. 9 тр. 21.
{101} Четв. 5-й седм. п. 8 тр. 17.
{102} Вторн. п. 9 тр. 11.
{103} Четв. 5-й седм. п. 9 тр. 22.
{104} Понед. п. 9 тр. 8.
{105} Понед. п. 7 тр. 5 и 6.
{106} Вторн. п. 6 тр. 10.
{107} Сред. п. 6 тр. 11.
{108} Понед. п. 8 тр. 2.
{109} Понед. п. 8 тр. 11.
{110} Понед. п. 9 тр. 8.
{111} «Христіанское чтеніе» 1902 г. ч. I статья свящ. Виноградова «Св. Андрей Архіепископъ Критскій», стр. 247.
{112} 726 г.
{113} Тропарь 6 п. канона въ день прославл. Св. Андрея Критскаго 4 іюля.
{114} «Христіанское чтеніе» 1902 г. ч. I статья свящ. Виноградова: «Св. Андрей Арх. Крит.», стр. 251-252.
{115} «Христіанское чтеніе» 1902 г. ч. I статья свящ. Виноградова: «Св. Андрей Арх. Крит.», стр. 256.
{116} Обращаясь къ свидѣтельствамъ исторіи, мы находимъ, что, дѣйствительно, «въ 680 г. императоръ Константинъ Погонатъ, усмиривъ разныя возмущ. въ имперіи возстан. власть греч. импер. и раздѣл. ее со своимъ юнымъ сын. Юстин. П. процарствовавъ послѣ этого вмѣстѣ съ сыномъ до 685 г. (года своей смерти)». Тамъ же, стр. 256.
{117} Понед. п. 6 тр. 4.
{118} Вторн. п. 8 тр. 6.
{119} Четв. 5-й седм. п. 7 тр 17.
{120} Понед. п. 1 тр. 14.
{121} «Странникъ» 1902 г. Мартъ, статья М. Рождественскаго: «св. Андрей Критскій, какъ церковный пѣснописецъ», стр. 450.
{122} Согласно нашимъ вычисленіямъ, св. Андрей Критскій родился въ 635-45 г., слѣдовательно во время собора 712 г. ему было 77 или 82 г.
{123} Синаксарь.
{124} Четв. 5-й седм. п. 4 тр. 27.
{125} Понед. п. 4 тр. 8.
{126} Прот. о. Іоаннъ Ильичъ Сергіевъ (Кронштадтскій) «Путь къ Богу», стр. 47.
{127} Четв. 5-й седм. п. 4 тр. 26.
{128} Прот. о. Іоаннъ Ильичъ Сергіевъ (Кронштадтскій) «Путь къ Богу», стр. 101.
{129} Сред. п. 7 тр. 13.
{130} Понед. п. 7 тр. 5 и 6.
{131} Сред. п. 8 тр. 14.
{132} Ibid. тр. 17.
{143} Ирм. 7 гл. пѣснь 6-я. Ред.
{144} Понед. п. 4 тр. 5.
{145} Понед. п. 9 тр. 3.
{146} Понед. п. 1 тр. 2; п. 4, тр. 3; п. 6, тр. 1; Вторн. п. 2, тр. 9; Сред. п. 2, тр. 5; п. 5, тр. 2, Четв. п. 8, тр. 1.
{147} Понед. п. 9 тр. 2.
{148} Понед. п. 3 тр. 3.
{149} Понед. п. 2 тр. 8,
{150} Четв. 5-й седм. п. 2 втор. тр. 9.
{151} Понед. п. 2 тр. 9.
{152} Вторн. п. 8 тр. 13.
{153} Сред. п. 1 тр. 5.
{154} Понед. п. 9 тр. 1.
{155} Глубоко-трогательный примѣръ покаянія мы видимъ въ лицѣ преп. Маріи Египетской, которой посвящено въ великомъ канонѣ нѣсколько тропарей, надписанныхъ ея именемъ.
{156} Понед. п. 7 тр. 6.
{157} Понед. п. 8 тр. 1.
{158} Синаксарь.
{159} Н. Ушаковъ, «Св. Адрей Критскій и его великій покаянный канонъ», стр. 20.