Митрополитъ Анастасій (Грибановскій) – Свѣтлой памяти Великой Княгини Елизаветы Ѳеодоровны.
Не всякому поколѣнію суждено встрѣтить на своемъ пути такой благословенный даръ неба, какимъ явилась для своего времени Великая Княгиня Елизавета Ѳеодоровна [1]. Это было рѣдкое сочетаніе возвышеннаго христіанскаго настроенія, нравственнаго благородства, просвѣщеннаго ума, нѣжнаго сердца и изящнаго вкуса. Она обладала чрезвычайно тонкой и многогранной душевной организаціей. Самый внѣшній обликъ ея отражалъ красоту и величіе ея духа: на ея челѣ лежала печать прирожденнаго высокаго достоинства, выдѣлявшаго ее изъ окружающей среды. Напрасно она пыталась иногда подъ покровомъ скромности утаиться отъ людскихъ взоровъ: ее нельзя было смѣшать съ другими. Гдѣ бы она не появлялась, о ней всегда можно было спросить: кто это смотрящая, какъ заря, свѣтлая, какъ солнце (Пѣсн. 6, 10)? Она всюду вносила съ собой чистое благоуханіе лиліи; быть можетъ, поэтому она такъ любила бѣлый цвѣтъ: это былъ отблескъ ея сердца. Всѣ качества ея души строго соразмѣрены были одно съ другимъ, не создавая нигдѣ впечатлѣнія односторонности. Женственность соединялась въ ней съ мужествомъ характера; доброта не переходила въ слабость и слѣпое безотчетное довѣріе къ людямъ; даръ разсужденія, который такъ высоко ставятъ христіанскіе подвижники, присущъ былъ ей во всемъ, даже въ лучшихъ порывахъ сердца. Быть можетъ, этими особенностями своего характера она обязана была отчасти своему воспитанію, которое получила подъ руководствомъ своей бабки по матери англійской королевы Викторіи. Англійскій отпечатокъ, несомнѣнно, лежалъ на всѣхъ ея вкусахъ и привычкахъ: Англійскій языкъ былъ ей ближе родного нѣмецкаго.
На образованіе внутренняго чисто духовнаго облика Великой Княгини, по собственному ея признанію, имѣлъ большое вліяніе примѣръ Елизаветы Тюрингенской или Венгерской (по отцу), сдѣлавшейся черезъ свою дочь Софію одной изъ родоначальницъ Гессенскаго дома. Современница Крестовыхъ походовъ, эта замѣчательная женщина отразила въ себѣ настроеніе своей эпохи. Глубокое благочестіе въ ней соединялось съ самоотверженной любовью къ ближнимъ. Ея супругъ считалъ ея щедрую благотворительность расточительностью и потому иногда преслѣдовалъ ее за это. Постигшее затѣмъ Елизавету раннее вдовство обрекло ее на скитальческую, полную лишеній жизнь. Послѣ она снова получила возможность помогать бѣднымъ и страждущимъ и всецѣло посвятила себя дѣламъ милосердія. Высокое почитаніе, какимъ пользовалась эта царственная подвижница еще при жизни, побудило католическую церковь уже въ XIII вѣкѣ причислить ее къ лику своихъ святыхъ. Впечатлительная душа Великой Княгини съ дѣтства была плѣнена свѣтлымъ образомъ ея достойной прабабки, и онъ глубоко запечатлѣлся въ ней.
Ея богатыя природныя дарованія изощрены были широкимъ многостороннимъ образованіемъ, не только отвѣчавшимъ ея умственнымъ и эстетическимъ запросамъ, но и обогатившимъ ее свѣдѣніями практическаго характера, необходимыми для каждой женщины въ домашнемъ обиходѣ. «Насъ съ Государыней (т. е. Императрицей Александрой Ѳеодоровной, ея младшей сестрой) обучали въ дѣтствѣ всему», — сказала она однажды въ отвѣтъ на вопросъ, почему ей извѣстны всѣ отрасли домоводства.
Будучи избрана въ супруги Великому Князю Сергію Александровичу, Великая Княгиня прибыла въ Россію въ то время, когда послѣдняя подъ крѣпкимъ скипетромъ Александра III достигла расцвѣта своего могущества и силы, и притомъ въ чисто національномъ духѣ. Со свойственной ей любознательностью и нравственной чуткостію молодая Великая Княгиня стала внимательно изучать національныя черты русскаго народа, и особенно его вѣру, положившую глубокій отпечатокъ на нашъ народный характеръ и на всю нашу культуру. Вскорѣ Православіе покорило ее своею красотою и богатствомъ внутренняго содержанія, которое она нерѣдко противопоставляла духовной бѣдности опустошеннаго протестантства («и при всемъ томъ они такъ самодовольны», — говорила она) [2].
И Великая Княгиня по собственному внутреннему побужденію рѣшила присоединиться къ Православной Церкви. Когда она сообщила о своемъ намѣреніи своему супругу, «у него», по словамъ одного изъ бывшихъ придворныхъ, «слезы невольно брызнули изъ глазъ». Глубоко тронутъ былъ ея рѣшеніемъ и самъ Императоръ Александръ III, благословившій свою невѣстку послѣ святаго мѵропомазанія драгоцѣнной иконой Нерукотвореннаго Спаса (копія чудотворной иконы въ часовнѣ Св. Спаса), которую Великая Княгиня свято чтила въ теченіе всей послѣдующей жизни. Пріобщившись, такимъ образомъ, къ нашей вѣрѣ и черезъ нее ко всему, что составляло душу русскаго человѣка, Великая Княгиня могла съ полнымъ правомъ сказать теперь своему супругу словами моавитянки Руѳи: твой народъ сталъ моимъ народомъ, твой Богъ — моимъ Богомъ (Руѳ. 1, 16).
Долговременное пребываніе Великаго Князя на посту Генералъ-Губернатора въ Москвѣ — этомъ истинномъ сердцѣ Россіи, — гдѣ онъ и его супруга были въ живомъ соприкосновеніи съ нашими вѣковыми святынями и исконнымъ русскимъ народнымъ бытомъ, должно было еще тѣснѣе сроднить Великую Княгиню съ ея новымъ отечествомъ.
Еще въ тѣ годы она посвящала много времени общественной благотворительности, но это считалось однимъ изъ преимуществъ ея высокаго положенія, поэтому не ставилось ей въ особую заслугу.
Платя дань окружающей ее средѣ, Великая Княгиня по необходимости должна была участвовать въ свѣтской жизни, но послѣдняя уже тогда начинала тяготить ее своею суетностію. Мученическая смерть Великаго Князя Сергія Александровича, растерзаннаго взрывомъ бомбы въ самомъ священномъ Кремлѣ (вблизи Николаевскаго дворца, гдѣ поселился Великій Князь послѣ оставленія имъ должности Генералъ-Губернатора), произвела рѣшительный нравственный переворотъ въ душѣ его супруги, заставивъ ее навсегда отойти отъ прежней жизни. Величіе духа, съ какимъ она перенесла постигшее ее испытаніе, вызвало справедливое удивленіе у всѣхъ: она нашла въ себѣ нравственную силу посѣтить даже убійцу своего мужа Каляева, въ надеждѣ смягчить и возродить его сердце своею кротостью и всепрощеніемъ. Эти-же христіанскія чувства она выразила и отъ лица мученика — Великаго Князя, написавъ на крестѣ-памятникѣ, воздвигнутомъ по проекту Васнецова на мѣстѣ его кончины, трогательныя евангельскія слова: Отче, отпусти имъ: не вѣдятъ бо, что творятъ...
Не всѣ, однако, были способны правильно понять и оцѣнить происшедшую въ ней перемѣну. Надо было пережить такую потрясающую катастрофу, какъ настоящая, чтобы убѣдиться въ непрочности и призрачности богатства, славы и прочихъ земныхъ благъ, о чемъ столько вѣковъ предупреждало насъ Евангеліе. Для тогдашняго общества рѣшимость Великой Княгини распустить свой дворъ, чтобы удалиться отъ свѣта и посвятить себя служенію Богу и ближнимъ, казалась еще соблазномъ и безуміемъ. Презрѣвъ одинаково и слезы друзей, и пересуды и насмѣшки свѣта, она мужественно пошла своей новой дорогой. Намѣтивъ себѣ заранѣе путь совершенныхъ, т. е., путь аскетическаго подвига, она, однако, съ мудрой постепенностью начала восходить по лѣстницѣ христіанской добродѣтели.
Ей не были чужды завѣты законоположниковъ, повелѣвающіе вступающему на поприще христіанскаго дѣланія учиться пути жизни у другихъ, дабы «не учить самому себя, не идти безъ руководителя по пути, по которому никогда не ходилъ, чтобы не сбиться скоро въ противную сторону, не ходить болѣе или менѣе должнаго, не устать при скоромъ бѣгѣ, или не заснуть во время отдыха» (Іеронимъ, письмо къ Рустику монаху).
Поэтому она старалась ничего не предпринимать безъ указаній опытныхъ въ духовной жизни старцевъ, въ особенности старцевъ Зосимовой пустыни, которымъ отдала себя въ полное послушаніе; небесными своими наставниками и покровителями она избрала преп. Сергія и святит. Алексія [3]: ихъ особенному покрову она вручила и ушедшаго отъ нея супруга, похоронивъ его прахъ подъ Чудовымъ монастыремъ въ великолѣпной усыпальницѣ, отдѣланной въ стилѣ древнихъ римскихъ катакомбъ. Продолжительный трауръ по Великомъ Князѣ, когда она замкнулась въ свой внутренній міръ и постоянно пребывала въ храмѣ, былъ первой естественной гранью, отдалившей ее отъ обычной до сихъ поръ жизненной обстановки. Переходъ изъ дворца въ пріобрѣтенное ею зданіе на Ордынкѣ, гдѣ она оставила для себя только двѣ очень скромныя комнатки — означалъ полный разрывъ съ прошлымъ и начало новаго періода въ ея жизни.
Отнынѣ ея главной заботой стало устройство общины, въ которой внутреннее духовное служеніе Богу органически соединено было бы съ дѣятельнымъ служеніемъ ближнимъ во имя Христово. Это былъ совершенно новый для насъ типъ организованной церковной благотворительности, поэтому онъ обратилъ на себя общее вниманіе. Въ основу его положена была глубокая и непреложная мысль: никакой человѣкъ не можетъ дать другимъ болѣе, чѣмъ имѣетъ самъ. Мы все почерпаемъ отъ Бога, а потому и въ Немъ только можемъ любить своихъ ближнихъ. Т. н. естественная любовь или гуманность быстро излучается, смѣняясь охлажденіемъ или разочарованіемъ. Тогда какъ тотъ, кто живетъ во Христѣ, способенъ подниматься на высоту полнаго самоотреченія и полагать душу свою за други своя. Великая Княгиня не только хотѣла одушевить нашу благотворительность духомъ Евангелія, но и поставить ее подъ покровъ Церкви и черезъ то приблизить къ послѣдней постепенно самое наше общество, въ значительной своей части остававшееся еще тогда равнодушнымъ къ вѣрѣ. Очень знаменательно самое наименованіе, какое Великая Княгиня дала созданному ей учрежденію, — Марѳо-Маріинская обитель: въ немъ заранѣе предопредѣлялась миссія послѣдней. Община предназначалась быть какъ бы домомъ Лазаря, въ которомъ такъ часто пребывалъ Христосъ Спаситель. Сестры обители призваны были соединить и высокій жребій Маріи, внемлющей вѣчнымъ глаголамъ жизни, и служеніе Марѳы, поскольку онѣ учреждали у себя Христа въ лицѣ Его меньшихъ братій. Оправдывая и поясняя свою мысль, приснопамятная основательница обители говорила, что Христосъ Спаситель не могъ осудить Марѳу за оказанное Ему гостепріимство, ибо послѣднее было проявленіемъ любви къ Нему, — Онъ предостерегалъ только Марѳу и въ лицѣ ея женщину вообще отъ излишней хлопотливости и суетности, способной отвлекать отъ высшихъ запросовъ духа.
Быть не отъ міра сего и, однако, жить и дѣйствовать среди міра, чтобы преображать его, — вотъ основаніе, на которомъ она хотѣла утвердить свою обитель.
Стремясь быть во всемъ послушной дочерью Православной Церкви, Великая Княгиня не хотѣла воспользоваться преимуществами своего положенія, чтобы въ чемъ-нибудь хотя бы самомъ маломъ освободить себя отъ подчиненія установленнымъ для всѣхъ правиламъ или нарочитымъ указаніямъ церковной власти: напротивъ, она съ полной готовностью исполняла малѣйшее желаніе послѣдней, хотя бы оно и не совпадало съ ея личными взглядами. Одно время, напримѣръ, она серьезно думала о возрожденіи древняго института діакониссъ, въ чемъ ее горячо поддерживалъ митрополитъ Московскій Владиміръ; но противъ этого, по недоразумѣнію, возсталъ епископъ Гермогенъ (въ то время Саратовскій, послѣ онъ былъ въ Тобольскѣ, гдѣ мученически окончилъ жизнь); обвинивъ безъ всякихъ основаній Великую Княгиню въ протестантскихъ тенденціяхъ (въ чемъ потомъ раскаявался самъ), онъ заставилъ ее отказаться отъ взлелѣянной ею идеи. Оказавшись, такимъ образомъ, непонятой въ своихъ лучшихъ стремленіяхъ, Великая Княгиня не угасила въ себѣ духа отъ пережитаго разочарованія, но вложила все сердце въ свое любимое дѣтище, т. е. Марѳо-Маріинскую обитель. Не удивительно, что обитель быстро расцвѣла и привлекла многихъ сестеръ, какъ изъ аристократическаго общества, такъ и изъ народа. Во внутренней жизни послѣдней царилъ почти монастырскій строй: во и внѣ ея дѣятельность выражалась въ лѣченіи приходящихъ и клиническихъ, помѣщенныхъ въ самой обители, больныхъ [4], въ матеріальной и нравственной помощи бѣднымъ, въ призрѣніи сиротъ и покинутыхъ дѣтей, которыхъ такъ много гибнетъ въ каждомъ большомъ городѣ. Особенное вниманіе Великая Княгиня обратила на несчастныхъ дѣтей Хитрова рынка, несшихъ на себѣ печать проклятія за грѣхи своихъ отцовъ, — дѣтей, рождавшихся на этомъ мутномъ «днѣ» Москвы, чтобы поблекнуть прежде, чѣмъ они успѣли расцвѣсти. Многія изъ нихъ были взяты въ устроенный для ихъ призрѣнія пріютъ, гдѣ они быстро возрождались физически и духовно; за другими было установлено постоянное наблюденіе на мѣстахъ ихъ жительства. Духъ иниціативы и нравственная чуткость, сопутствовавшія Великой Княгинѣ во всей ея дѣятельности, заставляли ее изыскивать новые пути и формы благотворительности, въ которыхъ иногда отражалось вліяніе ея первой, западной родины, опередившей насъ въ организаціи общественной помощи и взаимопомощи: на началахъ послѣдней ею была создана артель посыльныхъ-мальчиковъ съ благоустроеннымъ общежитіемъ для нихъ; квартиры для учащихся дѣвушекъ-курсистокъ и др. Не всѣ изъ этихъ учрежденій были непосредственно связаны съ Марѳо-Маріинской обителью, но всѣ они, какъ лучи въ центрѣ, объединялись въ лицѣ ея настоятельницы, обнимавшей ихъ своими заботами и покровительствомъ.
Избравъ своей миссіей не только служеніе ближнимъ вообще, но и духовное перевоспитаніе нашего общества [5], Великая Княгиня хотѣла заговорить съ послѣднимъ болѣе близкимъ и понятнымъ для него языкомъ церковнаго искусства и православной богослужебной красоты: всѣ храмы, созданные ею, особенно главный храмъ обители, построенный по новгородско-псковскимъ образцамъ извѣстнымъ архитекторомъ Щусевымъ и расписанный кистью Нестерова, отличались выдержанностью стиля и художественной законченностью внѣшней и внутренней отдѣлки. Церковь-усыпальница, помѣщенная ею подъ сводами этого послѣдняго храма, также вызывала общее восхищеніе своею умиротворяющею теплотою. Богослуженіе въ обители всегда стояло на большой высотѣ, благодаря исключительному по своимъ пастырскимъ достоинствамъ духовнику, избранному настоятельницею; время отъ времени она привлекала сюда для служенія и проповѣди и другія лучшія пастырскія силы Москвы и отчасти всей Россіи, собирая, какъ пчела, нектаръ со всѣхъ цвѣтовъ. Для нея, какъ истинной христіанки, не было, по выраженію Гоголя, «оконченнаго курса»; она всю жизнь оставалась ученицей, одинаково добросовѣстной, какъ и смиренной. На всей внѣшней обстановкѣ Марѳо-Маріинской обители и на самомъ ея внутреннемъ бытѣ, какъ и вообще на всѣхъ созданіяхъ Великой Княгини, кромѣ духовности, лежалъ отпечатокъ изящества и культурности не потому, чтобы она придавала этому какое-либо значеніе, но потому, что таково было непроизвольное дѣйствіе ея творческаго духа. Сосредоточивъ свою дѣятельность вокругъ обители, Великая Княгиня не порывала связи и съ другими общественными организаціями и учрежденіями благотворительнаго или духовно-просвѣтительнаго характера, съ которыми была соединена тѣсными нравственными узами съ первыхъ лѣтъ своего пребыванія въ Москвѣ. Едва ли не самое первое мѣсто среди нихъ принадлежало Православному Палестинскому обществу, столь близкому ей уже потому, что оно было вызвано къ жизни глубокимъ православно-русскимъ чувствомъ къ Святой Землѣ ея почившаго супруга Вел. Кн. Сергія Александровича. Унаслѣдовавъ отъ него предсѣдательство въ этомъ обществѣ, она подражала ему въ святой ревности о Сіонѣ и неустанныхъ заботахъ о русскихъ паломникахъ, устремляющихся въ Св. Землю. Ея завѣтнымъ желаніемъ было самой пріобщиться къ нимъ, хотя она уже посѣтила ранѣе святыя мѣста вмѣстѣ съ покойнымъ Великимъ Княземъ; но непрерывная цѣпь дѣлъ и обязанностей, усложнявшихся съ каждымъ годомъ, мѣшала ей надолго оставить Россію для Святаго града. Увы! Никто тогда не предвидѣлъ, что она пріѣдетъ въ Іерусалимъ уже по смерти, чтобы найти себѣ здѣсь мѣсто вѣчнаго упокоенія. Ея умъ вездѣ былъ на высотѣ ея сердца, и въ палестинскомъ дѣлѣ она проявляла не только любовь и усердіе къ Святой Землѣ, но и большую дѣловую освѣдомленность, создававшую такое впечатлѣніе, какъ будто она непосредственно руководила всѣми учрежденіями Общества. Въ послѣдніе годы передъ войной ее глубоко занимала мысль о сооруженіи достойнаго русскаго имени подворья въ Бари съ храмомъ въ честь святителя Николая. Проектъ и модель этого зданія, разработанный Щусевымъ въ древне-русскомъ стилѣ, находился всегда у нея въ пріемной комнатѣ. Многочисленные доклады и пріемы, разсмотрѣніе разнаго рода просьбъ и ходатайствъ, поступавшихъ къ ней со всѣхъ концовъ Россіи, и другія дѣла наполняли обыкновенно весь ея день, доводя ее часто до полнаго утомленія. Это не мѣшало ей, однако, проводить ночь у постели тяжело-больныхъ или посѣщать ночныя службы въ Кремлѣ и въ излюбленныхъ народомъ церквахъ и монастыряхъ въ разныхъ концахъ Москвы. Духъ превозмогалъ изнемогающее тѣло [6].
Скрывая свои подвиги, она являлась передъ людьми всегда со свѣтлымъ улыбающимся лицомъ. Только когда она оставалась одна или въ кругу близкихъ людей, у нея на лицѣ, особенно въ глазахъ, проступала таинственная грусть — печать высокихъ душъ, томящихся въ этомъ мірѣ. Отрѣшившись почти отъ всего земного, она тѣмъ ярче свѣтила исходящимъ отъ нея внутреннимъ свѣтомъ и особенно своей любовью и ласкою. Никто деликатнѣе ея не умѣлъ сдѣлать пріятное другимъ — каждому соотвѣтственно его потребностямъ или духовному облику. Она способна была не только плакать съ плачущими, но и радоваться съ радующимися, что обыкновенно труднѣе перваго. Не будучи монахиней въ собственномъ смыслѣ этого слова, она лучше каждой инокини блюла великій завѣтъ святаго Нила Синайскаго: «блаженъ инокъ, который каждаго человѣка почитаетъ какъ бы богомъ послѣ Бога». Найти хорошее въ каждомъ человѣкѣ и «милость къ падшимъ призывать» было всегдашнимъ стремленіемъ ея сердца. Кротость нрава не препятствовала ей, однако, пылать иногда священнымъ гнѣвомъ при видѣ несправедливости. Еще болѣе строго она осуждала саму себя, если впадала въ ту или другую даже невольную ошибку. Да позволено будетъ здѣсь привести одинъ фактъ, свидѣтельствующій объ этомъ свойствѣ ея характера, а также о томъ, насколько искренность превозмогала въ ней природную сдержанность и требованія высокаго этикета. Однажды въ бытность мою еще викарнымъ епископомъ въ Москвѣ она предложила мнѣ предсѣдательство въ чисто-свѣтскомъ по своему составу обществѣ, не имѣвшемъ притомъ по своимъ задачамъ непосредственнаго отношенія къ Церкви. Я невольно смутился, не зная, что отвѣтить на ея слова. Она тотчасъ-же поняла мое положеніе. «Извините, — рѣшительно произнесла она, — я сказала глупость» — и тѣмъ вывела меня изъ затрудненія.
Высокое положеніе Великой Княгини вмѣстѣ съ ея доступностью привлекало къ ней множество разнообразныхъ организацій и отдѣльныхъ просителей, искавшихъ ея помощи, покровительства или авторитетнаго ходатайства передъ высшими представителями власти, какъ мѣстной, Московской, такъ и центральной. И она чутко отзывалась на всѣ просьбы, кромѣ тѣхъ, которыя носили политическую окраску; послѣднія она рѣшительно отклоняла отъ себя, считая вмѣшательство въ политику несовмѣстимымъ со своимъ новымъ званіемъ.
Особеннымъ вниманіемъ и поддержкой съ ея стороны пользовались всѣ учрежденія церковнаго, благотворительнаго или научно-художественнаго характера. Горячо ратовала она также за сохраненіе наиболѣе цѣнныхъ бытовыхъ обычаевъ и преданій, которыми такъ богата была жизнь старой любимой ею Москвы. Юбилейныя торжества 1912 г. дали ей неожиданный поводъ проявить свою ревность въ этомъ направленіи.
Вотъ обстоятельства этого дѣла, извѣстныя до сихъ поръ только немногимъ лицамъ даже изъ тѣхъ, кто имѣлъ къ нему непосредственное отношеніе. При выработкѣ программы празднованія столѣтней годовщины Отечественной войны въ спеціальной комиссіи, организованной въ Москвѣ, возникли горячія пренія о томъ, чѣмъ отмѣтить 30 августа — заключительный день юбилейныхъ торжествъ въ Москвѣ — куда по церемоніалу Государь долженъ былъ прибыть изъ Бородина. Представитель министерства Двора предложилъ поставить въ центрѣ этого дня посѣщеніе Государемъ Земскаго Кустарнаго музея, абсолютно ничѣмъ не связаннаго съ историческими воспоминаніями о 1812 годѣ.
Другіе же поддерживали выдвинутое мною предложеніе о томъ, чтобы этотъ искони священный для Россіи день св. Александра Невскаго былъ ознаменованъ совершеніемъ торжественнаго благодарственнаго молебствія на Красной площади, что естественно вызывалось ходомъ юбилейныхъ празднествъ и самымъ характеромъ историческаго жертвеннаго подвига Русскаго народа, совершеннаго имъ подъ осѣненіемъ Церкви 100 лѣтъ тому назадъ. Церемоніальная часть, однако, ни за что не хотѣла отказаться отъ своего плана, прикрываясь, какъ непроницаемою бронею, «Высочайшимъ повелѣніемъ», наличность котораго провѣрить, конечно, никто не могъ. Мнѣ (присутствовавшему въ качествѣ представителя отъ духовнаго вѣдомства) и моимъ единомышленникамъ не оставалось ничего другого, какъ покориться неизбѣжному. При встрѣчѣ съ Великой Княгиней я разсказалъ ей о происшедшемъ конфликтѣ.
Выслушавъ мое сообщеніе съ большимъ волненіемъ, она сказала: «Я попробую написать объ этомъ Государю, вѣдь намъ, женщинамъ, — добавила она со сдержанной улыбкой, — все позволено».
Черезъ недѣлю она увѣдомила меня, что Государь измѣнилъ программу въ желательномъ для насъ смыслѣ.
Наступившій затѣмъ день 30 Августа далъ величественную и даже потрясающую картину подлинно всенароднаго церковнаго и вмѣстѣ патріотическаго торжества, котораго никогда не забудутъ очевидцы, и этимъ зрѣлищемъ Москва была обязана ходатайству Великой Княгини, показавшей въ настоящемъ случаѣ не только свою преданность Церкви, но и глубокое историческое чисто-русское чутье.
Съ наступленіемъ войны она съ полнымъ самоотверженіемъ отдалась служенію больнымъ и раненымъ воинамъ, которыхъ посѣщала лично не только въ лазаретахъ и санаторіяхъ Москвы, но и на фронтѣ. Клевета не пощадила, однако, ее, какъ и покойную Императрицу, обвинивъ ихъ въ излишнемъ сочувствіи къ раненымъ германцамъ. Великая Княгиня перенесла эту горькую незаслуженную обиду съ обычнымъ ей великодушіемъ.
Когда разразилась потомъ революціонная буря, она встрѣтила ее съ замѣчательнымъ самообладаніемъ и спокойствіемъ. Казалось, что она стояла на высокой непоколебимой скалѣ и оттуда безъ страха смотрѣла на бушующія вокругъ нея волны, устремивъ свой духовный взоръ въ вѣчныя дали.
У нея не было и тѣни озлобленія противъ неистовствъ толпы. «народъ — дитя, онъ не повиненъ въ происходящемъ, — кротко говорила она, — онъ введенъ въ заблужденіе врагами Россіи». Не приводили ее въ уныніе и великія страданія и униженія, выпавшія на долю столь близкой ей Царской Семьи. «Это послужитъ къ ихъ нравственному очищенію и приблизитъ ихъ къ Богу», — съ какой-то просвѣтленной мягкостью замѣтила она однажды. Она глубоко страдала за эту вдвойнѣ родственную ей семью только тогда, когда вокругъ послѣдней сплетались тернія оскорбительной клеветы, особенно во время войны; чтобы не подавать повода къ новому злорѣчію, Великая Княгиня старалась избѣгать разговоровъ объ этомъ предметѣ. Если же нескромное любопытство праздныхъ людей позволяло себѣ слишкомъ опредѣленно ставить столь деликатный вопросъ передъ нею, она сейчасъ же пресѣкала его своимъ выразительнымъ молчаніемъ. Только разъ по возвращеніи изъ Царскаго села она, какъ бы обмолвившись, сказала: «Этотъ ужасный человѣкъ (т. е. Распутинъ) хочетъ разлучить меня съ ними; но, слава Богу, это ему не удается». Обаяніе всего ея облика было такъ велико, что невольно покорило даже революціонеровъ, когда они впервые пришли осматривать Марѳо-Маріинскую обитель. Одинъ изъ нихъ (по-видимому, студентъ) даже похвалилъ жизнь сестеръ, сказавъ, что у нихъ не замѣтно никакой роскоши, а наблюдается только повсюду порядокъ и чистота, въ чемъ нѣтъ ничего предосудительнаго. Видя его искренность, Великая Княгиня вступила съ нимъ въ бесѣду объ отличительныхъ особенностяхъ соціалистическаго и христіанскаго идеала. «Кто знаетъ, — замѣтилъ въ заключеніе ея невѣдомый собесѣдникъ, какъ бы побѣжденный ея доводами, — быть можетъ, мы идемъ къ одной цѣли — только разными путями» — и съ этими словами покинулъ обитель. «Очевидно, мы недостойны еще мученическаго вѣнца», — отвѣтила Настоятельница сестрамъ, поздравлявшимъ ее со столь успѣшнымъ исходомъ перваго знакомства съ большевиками. Но этотъ вѣнецъ уже недалеко былъ отъ нея... Въ теченіи послѣднихъ мѣсяцевъ 1917 года и въ началѣ 1918-го совѣтская власть, ко всеобщему удивленію, предоставила Марѳо-Маріинской обители и ея начальницѣ полную свободу жить какъ онѣ хотѣли, и даже оказывала имъ поддержку въ смыслѣ обезпеченія населенія обители жизненными продуктами. Тѣмъ тяжелѣе и неожиданнѣе для послѣдней былъ ударъ, постигшій ее на Пасхѣ, когда Великая Княгиня внезапно была арестована и отправлена въ Екатеринбургъ. Святѣйшій патріархъ Тихонъ пытался при помощи церковныхъ организацій, съ которыми на первыхъ порахъ считалась большевицкая власть, принять мѣры къ ея освобожденію, но безуспѣшно. Пребываніе Великой Княгини въ ссылкѣ обставлено было сначала даже нѣкоторыми удобствами: она была помѣщена въ женскомъ монастырѣ, гдѣ всѣ сестры въ ней принимали самое искреннее участіе; особеннымъ утѣшеніемъ для нея было то, что ей безпрепятственно разрѣшено было посѣщать церковныя службы; гораздо стѣснительнѣе ея положеніе стало послѣ перевода въ Алапаевскъ, гдѣ она вмѣстѣ съ своей вѣрной до конца спутницей сестрой Варварой и другими Великими Князьями, раздѣлившими съ ней ту же участь, была заключена въ одной изъ городскихъ школъ. Тѣмъ не менѣе она не теряла присущей ей твердости духа и по временамъ посылала слова ободренія и утѣшенія глубоко скорбѣвшимъ о ней сестрамъ ея обители. Такъ продолжалось до роковой ночи 5/18 Іюля. Въ эту ночь она внезапно была вывезена вмѣстѣ съ прочими Царственными узниками, жившими съ ней въ Алапаевскѣ, и съ историческимъ отнынѣ лицомъ — своей доблестной сподвижницей Варварой въ автомобилѣ за городъ и, по-видимому, заживо была погребена вмѣстѣ съ ними въ одной изъ окрестныхъ шахтъ [7].
Результаты произведенныхъ потомъ раскопокъ показали, что она до послѣдней минуты старалась служить тяжело раненымъ при паденіи Великимъ Князьямъ, а мѣстные крестьяне, издали наблюдавшіе за казнью невѣдомыхъ имъ людей, долго слышали таинственное пѣніе, несущееся изъ-подъ земли. Это она, великая страстотерпица, пѣла себѣ и другимъ надгробныя пѣсни, пока непорвалась серебряная цѣпочка, и не разорвалась золотая лампада (Еккл. 12, 6), и для нея не зазвучали уже райскіе напѣвы. Такъ вожделѣнный для нея мученическій вѣнецъ увѣнчалъ ея главу и пріобщилъ ее къ сонму тѣхъ, о которыхъ повѣствуетъ тайнозритель Іоаннъ: Послѣ сего взглянулъ я, и вотъ, великое множество людей, котораго никто не могъ перечесть, изъ всѣхъ племенъ и колѣнъ, и народовъ, и языковъ стояло предъ престоломъ и предъ Агнцемъ въ бѣлыхъ одеждахъ и съ пальмовыми вѣтвями въ рукахъ своихъ... Это тѣ, которые пришли отъ великой скорби: они омыли одежды свои и убѣлили одежды свои кровю Агнца (Апок. 7, 9. 14). Какъ чудное видѣніе прошла она по землѣ, оставивъ послѣ себя сіяющій слѣдъ. Вмѣстѣ со всѣми другими страдальцами за Русскую землю она явилась одновременно и искупленіемъ прежней Россіи, и основаніемъ грядущей, которая воздвигнется на костяхъ новыхъ мучениковъ. Такіе образы имѣютъ непреходящее значеніе: ихъ удѣлъ — вѣчная память и на землѣ, и на небѣ. Не напрасно народный голосъ еще при жизни нарекъ ее святой [8].
Какъ бы въ награду за ея земной подвигъ и особенно за ея любовь къ Св. Землѣ ея мученическимъ останкамъ (найденнымъ въ шахтѣ, по словамъ очевидцевъ, совершенно нетронутыми тлѣніемъ) суждено почивать у самаго мѣста страданій и воскресенія Спасителя. Извлеченныя по распоряженію адмирала Колчака изъ земли, послѣднія вмѣстѣ съ тѣлами другихъ умерщвленныхъ одновременно съ Великой Княгиней членовъ Царскаго Дома (Великаго Князя Сергѣя Михайловича, Князей Іоанна, Игоря и Константина Константиновичей и сына Вел. Кн. Павла Александровича Князя Палѣй) и сестры Варвары были перевезены сначала въ Иркутскъ, а затѣмъ въ Пекинъ, гдѣ довольно долго оставались въ кладбищенскомъ храмѣ нашей духовной Миссіи. Отсюда уже заботами сестры почившей — маркизы Мильфордъ-Хавенъ Принцессы Викторіи, съ которой онѣ были связаны при жизни особенно тѣсными узами, ея гробъ вмѣстѣ съ гробомъ сестры Варвары былъ доставленъ черезъ Шанхай и Суэцъ въ Палестину. 15 января 1920 года тѣла обѣихъ неразлучныхъ до конца страдалицъ были торжественно встрѣчены въ Іерусалимѣ англійскими властями, греческимъ и русскимъ духовенствомъ, многочисленной русскою колоніею и мѣстными жителями. Черезъ день состоялось ихъ погребеніе, совершенное маститымъ главой Сіонской Церкви Блаженнѣйшимъ Патріархомъ Даміаномъ въ сослуженіи большаго сонма духовенства.
Усыпальницей для Великой Княгини избрана какъ бы нарочно для этого приспособленная крипта подъ нижними сводами русской церкви св. Маріи Магдалины. Сама эта церковь, построенная въ память Государыни Маріи Александровны ея Августѣйшими дѣтьми, не чужда почившей: послѣдняя присутствовала вмѣстѣ съ Вел. Кн. Сергѣемъ Александровичемъ на ея освященіи въ 1888 г. Это самый стильный и изящный храмъ изъ всѣхъ, какіе мы имѣемъ въ Палестинѣ. Онъ расположенъ на живописномъ склонѣ Елеона и своими красочными чисто русскими формами издали манитъ взоръ, заставляя переноситься мыслью въ далекую и близкую для Св. Земли Россію. Сама почившая мученица не могла бы избрать лучшаго мѣста для своего упокоенія, если бы она предвидѣла, что ей придется временно почивать внѣ своей обители, гдѣ ею уже заранѣе приготовлена была для себя могила.
Здѣсь все отвѣчаетъ ея духу: и золотыя главы храма, играющія на солнцѣ среди зелени маслинъ и кипарисовъ, и его художественное внутреннее убранство, запечатлѣнное вдохновеніемъ Верещагина, и самый характеръ святыхъ изображеній, какъ бы насквозь проникнутыхъ лучами Воскресенія Христова. Еще ближе, еще дороже ея сердцу тотъ ароматъ святыни, какой со всѣхъ сторонъ обвѣваетъ ея усыпальницу: внизу передъ послѣдней разстилается единственная въ своемъ родѣ картина Св. Града съ возвышающимся надъ нимъ величественнымъ куполомъ Живоноснаго Гроба, у самаго ея подножія — Геѳсиманскій садъ, гдѣ тужилъ и молился даже до кроваваго пота Божественный Страдалецъ, и далѣе Геѳсиманія — мѣсто погребенія Богоматери; налѣво можно различать полузакрытую складками горъ Виѳанію, эту истинную обитель Марѳы и Маріи, сестеръ Лазаря, котораго Господь воззвалъ здѣсь изъ гроба, а сверху — церковь св. Маріи Магдалины вѣнчаетъ радостный Елеонъ, откуда воскресшій Спаситель вознесся во славѣ на небо, чтобы вѣщать оттуда всѣмъ, кто въ искушеніи остался вѣренъ Ему до смерти: Побѣждающій облечется въ бѣлыя одежды; и не изглажу имени его изъ книги жизни... — Побѣждающему дамъ сѣсть со Мною на престолѣ Моемъ, какъ и Я побѣдилъ и сѣлъ со Отцемъ Моимъ на престолѣ Его (Апок. 5, 5. 21).
Іерусалимъ, 1925 г., 5/18 іюля.
Архіепископъ Анастасій. Свѣтлой памяти Великой Княгини Елизаветы Ѳеодоровны. Іерусалимъ 1925.
[1] До замужества Елизавета-Александра-Луиза-Алиса, род. 20 Октября 1864 г., дочь Великаго Герцога Гессенъ Дармштадскаго Людвига IV.
[2] Изъ своихъ встрѣчъ съ католическимъ міромъ Великая Княгиня иногда упоминала о путешествіи въ Римъ, предпринятомъ почившимъ Великимъ Княземъ вмѣстѣ съ нею вскорѣ послѣ юбилея папы Льва XIII. Послѣдній очень хорошо зналъ непоколебимую твердость православныхъ убѣжденій Сергія Александровича, однако очень высоко цѣнилъ его лично, познакомившись съ нимъ тогда, когда Великій Князь почти еще ребенкомъ гостилъ въ Римѣ. Давняя близость отношеній позволила имъ вступить въ непринужденную бесѣду между собою; между ними даже возникъ споръ относительно того, сколько было папъ съ именемъ Сергія. Оба высокихъ собесѣдника не хотѣли уступить другъ другу, и папа вынужденъ былъ удалиться въ библіотеку за справкой. Онъ вернулся оттуда въ нѣкоторомъ смущеніи. «Извините, — сказалъ, улыбаясь, Левъ XIII, — хотя и говорятъ, что папа непогрѣшимъ, но на этотъ разъ онъ впалъ въ ошибку».
[3] Высоко чтила она и преподобнаго Серафима, на прославленіи котораго она присутствовала вмѣстѣ съ другими членами Императорской Фамиліи.
[4] Здѣсь нельзя не упомянуть о томъ, что Великая Княгиня имѣла въ виду воспитать особыхъ сестеръ для духовнаго утѣшенія тяжкихъ больныхъ, стоящихъ на краю могилы. «Не страшно ли, — говорила она, — что мы изъ ложной гуманности стараемся усыплять такихъ страдальцевъ надеждою на ихъ мнимое выздоровленіе. Мы оказали бы имъ лучшую услугу, если бы заранѣе приготовили ихъ къ христіанскому переходу въ вѣчность».
[5] Великую Княгиню не могло не поражать въ этомъ отношеніи глубокое различіе между русскою и англійскою общественною психологіею. Въ Англіи нѣтъ раздвоенія между научнымъ образованіемъ и религіозною настроенностью. Самые просвѣщенные люди тамъ не стыдятся исповѣдывать «Христа Распята» и исполнять всѣ религіозныя обязанности наравнѣ съ простымъ народомъ. Христіанство до сихъ поръ [нач. XX в.] сохранило тамъ свое высокое вліяніе во всѣхъ областяхъ жизни и органически сраслось со всѣми формами быта. Естественно, что и духовенетво тамъ безъ всякихъ домогательствъ съ его стороны самымъ теченіемъ и строемъ жизни поднято на вершину обществонной лѣстницы и занимаетъ столь почетное положеніе, какъ ни въ какой другой христіанской странѣ въ мірѣ. Быть можетъ этою особенностью англійскаго народнаго характера объясняется устойчивость англійской культуры и самая политическая мощь этой страны. Не напрасно говорятъ, что Англійская Королева Викторія отвѣчая на вопросъ одного американца: въ чемъ заключается главная сила Англіи? — показала ему Библію и сказала: «въ этой небольшой Книгѣ».
[6] Единственнымъ отдыхомъ для нея служили поѣздки на богомолье въ разные концы Россіи. Народъ, однако и здѣсь отнималъ у нея возможность найти тишину уединенія. Высоко почитая въ ней соединеніе двойного ореола, — царственнаго происхожденія и высокаго благочестія, — онъ восторженно встрѣчалъ ее повсюду, и поѣздки Великой Княгини въ разные города Россіи противъ ея воли обращались въ тріумфальныя шествія.
[7] Только Вел. Кн. Сергѣй Михайловичъ былъ убитъ выстрѣломъ изъ револьвера еще въ пути.
[8] Замѣчательно, что вскорѣ послѣ рожденія Великой Княгини ея мать Принцесса Алиса, женщина высокаго и кроткаго духа, по поводу даннаго ею своей дочери имени писала королевѣ Викторіи: «We liked Elisabeth on account of St. Elisabeth being the ancestress of the Hessian, as well as of the Saxson House» [«Мы остановились на Елисаветѣ изъ-за святой Елисаветы, родоначальницы Гессенскаго и Саксонскаго Домовъ»]. Почившая Великая Княгиня сохранила это имя и послѣ принятія Православія, избравъ своей небесной покровительницей св. и прав. Елисавету (5 сентября).
14 июля 1919 года красные вновь захватили город Екатеринбург. В этот же день восемь гробов Алапаевских мучеников поместили в товарный вагон для отправки в Читу. Игумен Белогорского монастыря Серафим (Кузнецов) и два послушника Серафимо-Алексеевского монастыря Пермской епархии: Максим Кунников и Серафим Гневашев, 1 июля 1919 г. погрузили 8 гробов в товарный вагон и отправились по Восточно-Сибирской железной дороге в направлении Читы. От Алапаевска до Тюмени 10 дней, в Читу прибыли 16/29 августа 1919 г. Здесь гробы были спрятаны под полом одной из келий Покровского женского монастыря, где в течении 6 месяцев их охранял игумен Серафим. В монастыре гробы открывались, тело Великой княгини не было тронуто тлением, в этом монастыре тела Елизаветы Феодоровны и инокини Варвары были обмыты и облачены в монашеские одежды. В связи с наступлением Красной Армии 26 февраля по ст. ст. 1920 г. гробы алапаевских страдальцев двинулись к новому месту упокоения. По железной дороге из Читы к границе с Китаем, через станцию Хайлар в Харбин, далее в апреле 1920 г. гробы доставлены в Пекин, где были встречены начальником Русской Духовной Миссии архиепископом Иннокентием и помещены в новом склепе у храма преподобного Серафима Саровского.
Гробы с телами великого князя Сергея Михайловича, князей Иоанна и Константина Константиновичей в склепе храма во имя Всех Святых Мучеников.
В ноябре того же года по желанию сестры Е. Ф., принцессы Виктории Баттенбергской (маркизы Милфорд-Хейвен), останки Е. Ф. и добровольно принявшей с ней мученическую смерть мон. Варвары были отправлены в Иерусалим через Китай, а оттуда морем, через Суэцкий канал, в Египет (г. Порт-Саид). 28 янв. 1921 г. останки, сопровождаемые игум. Серафимом, были торжественно встречены в Иерусалиме греч. и рус. духовенством, принцессой Викторией, многочисленной рус. колонией, местными жителями и рус. паломниками. 30 янв. 1921 г. Иерусалимский Патриарх Дамиан совершил панихиду и погребение останков Е. Ф. и мон. Варвары в крипте ц. Марии Магдалины.
Траурная церемония отпевания доставленных из России останков великой княгини Елизаветы Федоровны и ее келейницы Варвары в храме Марии Магдалины в Иерусалиме. 30 января 1921 г. Из коллекции фотографий Американской колонии в Иерусалиме. Библиотека Конгресса, Вашингтон.
1 ноябре 1981 г. В.К. Елисавета Федоровна была прославлена РПЦЗ в сонме Новомучеников Российских в Синодальном соборе Знамения Божией Матери в Нью Йорке.
Ковчег с десницей святой преподобномучениц великой княгини Елисаветы Феодоровны и инокини Варвары.
Вынос гробов с останками В.К. Елисаветы Федоровны и инокини Варвары из усыпальницы.
1 мая 1982 г., в день празднования Недели св. жен-мироносиц в Иерусалиме, происходило торжество переноса мощей из склепа-усыпальницы в храм св. равноап. Марии Магдалины. В наст. время 2 гробницы из белого мрамора с иконами преподобномученицы находятся у алтаря храма.
Чин прославления совершают: архимандрит Антоний, Начальник РДМ ахиепископ Лавр, Сиракузско-Троицкий (сзади) архиепископ Антоний, Лос-Анжелосский, архиепископ Павел, Австралийско-Новозеландский епископ Григорий, Вашингтонский и Флоридский.
Рака с мощами св. Елизаветы в церкви Марии Магдалины в Гефсимании.
Рака с мощами св. Варвары в церкви Марии Магдалины в Гефсимании.
Свв. новопреподобномученицы вел. кн. Елисавета и инокиня Варвара.
Алапаевские Новомученики. Фрагмент зарубежной иконы «Собор Новомучеников Российских, от безбожников избиенных» (1981 г.)
Алапаевские Новомученики. Современная русская икона.
Прмцц. вел. кн. Елисаветѣ и инокини Варварѣ, тропарь гл. 4: Кротость и смиреніе и любовь / вселивши въ душу свою, / усердно послужила еси страждущимъ, / страстотерпице святая книгине Елисавето, / таже съ вѣрою претерпѣла еси страданія и смерть за Христа, / съ мученицею Варварою. // Съ нею же моли о всѣхъ съ любовію почитающихъ васъ.
Кондакъ гл. 4: Отъ славы царственныя, / вземши крестъ Христовъ, / прешла еси къ славѣ небеснѣй, молящися за враговъ, / и обрѣла еси радость вѣчную, / святая мученице княгине Елисавето, / съ Варварою мученицею. / Тѣмже молимъ васъ, // молите о душахъ нашихъ.
См. также
