Митрофанъ Семеновичъ Григоревскій – Ученіе св. Іоанна Златоуста о существѣ и свойствахъ брачнаго союза.
На протяженіи многовѣковой жизни христіанскаго міра относительно всякой формы жизни, всякаго установленія въ ней, возникали разнообразныя заблужденія; но можно сказать, что рѣдко гдѣ-либо умъ человѣческій проявлялъ столь большія и опасныя заблужденія, какъ въ пониманіи брака, его истиннаго достоинства и значенія въ человѣческой жизни. Самыя разнообразныя жизненныя направленія и теченія въ отношеніи къ браку соединяются какъ бы въ одинъ общій потокъ, угрожающій ниспровергнуть это великое учрежденіе человѣческой жизни въ самыхъ его коренныхъ основахъ, а вмѣстѣ съ этимъ окончательно разрушить и то, что прямо и тѣсно связано съ нимъ, – домъ, семью, – все, чѣмъ такъ крѣпко держалась и держится человѣческая жизнь. Лучшимъ отвѣтомъ на всѣ различныя и многочисленныя возраженія противъ брачнаго института можетъ служить раскрытіе ученія о существѣ и свойствахъ брачнаго союза великаго учителя вѣры, глубокаго знатока человѣческаго сердца и его наклонностей, св. Іоанна Златоуста, творенія котораго – «родникъ, въ которомъ заключается вся сумма богословскаго знанія въ его нравственной чистотѣ и цѣлости»{1}. Откроемъ сокровища этого родника.
«Творческая Премудрость Божія», пишетъ св. Іоаннъ Златоустъ, «съ самаго начала раздѣлила одного на два.... И кого еще не соединила узами брака, тотъ не составляетъ цѣлаго, а половину»{2}. Въ силу этого раздвоенія человѣческой природы однимъ изъ основныхъ законовъ ея является тотъ, по которому живая и сама по себѣ цѣльная человѣческая личность одного пола стремится дополнить себя такою же личностію другого пола. Въ удовлетвореніи этой коренной потребности человѣка, въ приведеніи къ единству и цѣльности раздвоенной на два пола его природы и заключается основная идея брака. Но это стремленіе одного пола къ другому – далеко не есть одно только проявленіе чувственной природы, какъ утверждаютъ нѣкоторые; не теряя вполнѣ этого характера оно въ тоже время является у человѣка выраженіемъ болѣе глубокихъ основъ, заложенныхъ въ высшую психическую сторону человѣческой природы, сдерживающую и подчиняющую себѣ низшую природу. Въ этой именно сторонѣ человѣческой природы, въ зарождающемся здѣсь чистомъ и возвышенномъ чувствѣ любви, великій вселенскій учитель и полагаетъ основу супружества. Отсюда и существо брака онъ опредѣляетъ, какъ глубочайшее духовно-нравственное единеніе мужа и жены, какъ союзъ любви и взаимнаго расположенія, образующій изъ двухъ существъ разнаго пола какъ бы двѣ нераздѣльныя части одного существа въ цѣляхъ полнаго, самаго внутренняго и самаго живаго ихъ жизненнаго общенія. Это чувство любви обязано своимъ возникновеніемъ главнымъ образомъ постояннымъ внутреннимъ и основнымъ потребностямъ человѣческой личности и выростаетъ, такъ сказать, изъ внутренняго зерна ея. Поэтому и супружеская любовь является не мимолетною, но одушевлена бываетъ желаніемъ постояннаго и самаго тѣснаго взаимнаго общенія. Въ этомъ общеніи каждая личность въ отношеніи къ другой какъ бы выходитъ изъ своихъ личныхъ эгоистическихъ границъ, оказываетъ полное содѣйствіе другой, перенося весь жизненный интересъ изъ себя въ другое существо и, такимъ образомъ, обѣ личности составляютъ одну жизнь, одно существо.
Такой глубокій и возвышенный взглядъ св. Іоанна Златоуста на существо брачнаго союза выступаетъ съ особенною ясностію въ тѣхъ мѣстахъ его твореній, гдѣ онъ объясняетъ слова ап. Павла о бракѣ, какъ «тайнѣ великой» (Еф. V, 32). «Въ самой природѣ нашей», говоритъ св. отецъ, «есть какое-то сокрытое и непонятное для насъ влеченіе, которое соединяетъ тѣла мужа и жены»{3}, и въ силу котораго женихъ и невѣста при одномъ взглядѣ прилѣпляются другъ къ другу{4}. Это влеченіе одного лица къ другому настолько сильно и всеобъемлюще, что даже священный и дорогой для человѣческаго сердца союзъ родителей съ дѣтьми отступаетъ на второй планъ (Быт. 2, 23. 24; Мѳ. 19. 5). Обращая вниманіе на непонятное для обыкновеннаго человѣческаго разумѣнія зарожденіе любви, проникающей супружескій союзъ, св. Іоаннъ Златоустъ считаетъ такое возникающее отношеніе между супругами настолько особеннымъ, что оно не можетъ бытъ сравниваемо даже съ чѣмъ-нибудь земнымъ. Сравненіе для него, согласно еъ св. апостоломъ, онъ находитъ только въ области высшей, божественной: брачный союзъ долженъ именно выразить собою образъ того священнаго, глубокаго и крѣпкаго соединенія, какое существуетъ между Церковію и Ея небеснымъ Главою, Іисусомъ Христомъ. «Тайна сія велика есть», говоритъ ап. Павелъ о брачномъ союзѣ, соединяющемъ супруговъ въ одну нераздѣльную и какъ бы новую личность. «Почему, скажи мнѣ», спрашиваетъ св. отецъ, «она велика? Потому, что дѣвица, находившаяся все время внутри дома, никогда невидавшая жениха, съ перваго дня такъ привязывается и начинаетъ любить его, какъ собственное тѣло: равно и мужъ ту, которой онъ никогда не видалъ, съ которою никогда не разговаривалъ, съ перваго дня предпочитаетъ всѣмъ, и друзьямъ, и родственникамъ, и самимъ родителямъ. Также и родители, когда отнимаютъ у нихъ деньги по другому случаю, негодуютъ, сѣтуютъ, влекутъ въ судилище, а человѣку, часто такому, котораго они никогда не видали и не знали, вручаютъ и дочь свою и богатое приданое, притомъ дѣлаютъ это съ радостію и не считаютъ отданнаго убыткомъ, но, видя свою дочь отводимою, не помнятъ о своей привычкѣ къ ней, не сѣтуютъ, не терзаются, а еще благодарятъ и считаютъ вождѣленнымъ дѣломъ.... Все это представляя, т. е. какъ оставляющіе родителей, оба прилѣпляются другъ къ другу и тогдашній союзъ ихъ бываетъ сильнѣе столь долговременной привычки, и сознавая, что это не дѣло человѣческое, но что Богъ внѣдрилъ такую любовь...., Павелъ говоритъ: тайна сія велика есть. И какъ между дѣтьми, рожденное дитя при взглядѣ на родителей тотчасъ же узнаетъ ихъ, еще не умѣя говорить, такъ точно женихъ и невѣста, безъ всякаго посредника... при одномъ взглядѣ прилѣпляются другъ къ другу. Потомъ замѣчая, что это же произошло со Христомъ и съ Церковію, апостолъ изумился и удивился. Какъ же это произошло со Христомъ и съ Церковію? Какъ женихъ, оставивъ отца, приходитъ къ невѣстѣ, такъ и Христосъ, оставивъ престолъ Отца, пришелъ къ невѣстѣ. Посему апостолъ и говоритъ: «тайна сія велика есть»{5}.
Итакъ бракъ, по ученію св. Іоанна Златоуста, есть прежде всего, таинство природы, дѣло творческой премудрости Божіей, создавшей человѣка въ видѣ половой пары; въ силу вложеннаго Богомъ въ природу человѣка естественнаго закона мужчина и женщина стремятся другъ къ другу. Христіанство не только возстановило и утвердило первоначальное достоинство брака, какъ божественнаго установленія, но сообщило браку и высшее освященіе, внесло въ жизнь чистую идеальность любви и брака: въ немъ естественное таинство брака – соединеніе мужа и жены въ одну плоть – сдѣлалось образомъ духовнаго союза Христа съ Церковію. Посему-то брачный союзъ по своему существу есть союзъ сердецъ по искреннему и взаимному довѣрію и расположенію, основанный на взаимной любви. Тѣснѣе этого союза и крѣпче расположенія, связывающаго его, нельзя встрѣтить ни въ какихъ иныхъ человѣческихъ отношеніяхъ, напр., въ родствѣ, дружбѣ, товариществѣ и т. д. «Въ самомъ дѣлѣ», пишетъ св. отецъ, «не можетъ быть такой близости у мужа съ мужемъ, какая у жены съ мужемъ, если только кто законно сочетался съ нею. Посему то одинъ блаженный мужъ, выражая чрезмѣрную любовь и оплакивая одного изъ любимыхъ имъ и сердечно ему преданныхъ, беретъ для этого въ примѣръ любовь не отца или матери, ни дитяти или брата, ни даже друга, но чью? «Удивися любовь твоя отъ мене», говоритъ онъ, «яко любовь женская» (2 Цар. 1, 26). Поистинѣ, поистинѣ эта любовь имѣетъ болѣе силы, нежели всякое другое господство»{6}. Тайна такой задушевной и самой тѣсной любви, которою мужъ любитъ свою жену, какъ свое другое «я», коренится въ томъ, что жена силою Божіею взята отъ мужа, создана изъ ребра его и такимъ образомъ самый способъ созданія служитъ побужденіемъ къ всегдашней любви, связію единодушія{7}. Гдѣ нѣтъ, слѣдовательно, любви, побуждающей живую и саму по себѣ цѣльную человѣческую личность одного пола стремиться дополнить себя такою же личностію другаго пола, тамъ брачный союзъ теряетъ свое истинное значеніе, тамъ невозможно и счастіе брачной жизни. И Спаситель, по словамъ великаго учителя, предложилъ мужу и женѣ, какъ основаніе ихъ счастія, взаимную любовь и заботливость{8}.
Изъ изложеннаго ученія св. Іоанна Златоуста о существѣ брачнаго союза само собою слѣдуетъ и то, что цѣль брака – живое общеніе личныхъ свойствъ, восполненіе духовно-нравственныхъ свойствъ одного супруга свойствами другаго и взаимное вспомоществованіе супруговъ въ дѣлѣ возможнаго усовершенствованія своей духовно-нравственной природы и восполненія своего обоюднаго индивидуальнаго назначенія въ жизни. И дѣйствительно, замкнутыя въ кругу одной личной жизни, духовно-нравственныя свойства не имѣли бы цѣли и смысла. Правда, общеніе высшихъ человѣческихъ свойствъ достигается и во всякомъ общественномъ человѣческомъ отношеніи (родствѣ, дружбѣ и т. д.), но болѣе живымъ, полнымъ и свободнымъ оно можетъ быть только въ союзѣ супружескомъ, какъ самомъ тѣсномъ и постоянномъ отношеніи одной личности къ другой.
Эти мысли о цѣли брачнаго союза особенно часто высказываетъ святитель, называя жену «спутницей жизни», «виновницей всѣхъ семейныхъ радостей», «помощницей мужу» и «сообщницей мужу» и «сообщницей нашего житейскаго поприща», «сожительницей, раздѣляющей бремя настоящей жизни» и т. д. Кроткая и нѣжная по сердцу, живя болѣе среди тихой семейной жизни, жена, болѣе чѣмъ кто-либо другой, можетъ доставить успокоеніе и утѣшеніе мужу, измученному тяжестью и хлопотливостью общественныхъ занятій, и своею внимательностію къ нему, своимъ нѣжнымъ участіемъ въ его заботахъ возбуждать въ немъ новую ревность къ трудамъ. «Мужъ, обращаясь на торжищахъ», пишетъ св. Іоаннъ Златоустъ, «и въ судилищахъ, обуревается внѣшними хлопотами, какъ бы нѣкоторыми волнами, а жена, сидя дома и сосредоточивъ въ себѣ свои мысли, имѣетъ возможность заниматься молитвою, чтеніемъ и другими дѣлами любомудрія. Поэтому она можетъ, принимая растревоженнаго мужа, утѣшать и успокоивать его, разгонять излишнія и тяжелыя его мысли и такимъ образомъ снова отпускать его изъ дома съ добрымъ расположеніемъ. Подлинно разумная жена скорѣе всего можетъ образовать мужа и настроить его душу по своему желанію, ибо ни друзей, ни начальниковъ не послушаетъ онъ такъ, какъ послушаетъ свою супругу, когда она даетъ совѣты. Эти совѣты доставляютъ ему и нѣкоторое удовольствіе, ибо онъ любитъ эту совѣтницу, И я могъ бы указать», замѣчаетъ св. отецъ, «многихъ суровыхъ и неукротимыхъ мужей, которые смягчены такимъ образомъ»{9}, и если мужъ и жена будутъ оказывать другъ другу содѣйствіе въ прохожденіи труднаго жизненнаго пути, то ихъ «ничто въ настоящей жизни не можетъ слишкомъ опечаливать, ничто не можетъ нарушать ихъ мирнаго счастія»{10}.
Изъ возвышеннаго и таинственнаго значенія брака, въ силу котораго онъ долженъ быть самымъ тѣснымъ союзомъ любви, вытекаютъ и существенныя свойства брака. Такимъ свойствомъ брака является, по ученію св. Іоанна Богослова, прежде всего единобрачіе: бракъ долженъ быть союзомъ одного мужа и одной жены. Это свойство заключается въ самомъ понятіи о существѣ брака и цѣли его. Живая и искренняя любовь, составляющая существо брака, по самому характеру своему (любовь исключительная) не можетъ двоиться, троиться; предметомъ ея можетъ быть только одна личность. Поэтому, если въ бракѣ одинъ супругъ отдается другому, то въ этомъ непосредственно и само собою заключается не только то, что отношеніе ихъ другъ къ другу должно быть полнымъ въ тѣсномъ смыслѣ этого слова, но въ строгомъ смыслѣ личнымъ, а слѣдовательно и исключительнымъ. Вооружаясь противъ воззрѣнія мыслителя древности Платона, что жены должны быть общими, св. отецъ замѣчаетъ: «наносятъ оскорбленіе тѣ, которые дѣлаютъ женщину общею, извращая законы природы, ибо ей должно быть женою одного... «Будета», говоритъ писаніе, «два въ плоть едину» (Быт. 2, 24), не многіе, но два въ плотъ едину. Такимъ образомъ здѣсь – во многоженствѣ – дѣлается несправедливость и это порочное дѣло{11}. «Если бы это было хорошо, т. е. взять одну жену, потомъ, отпустивъ ее, взять другую, продолжаетъ Златоустъ, то Богъ не сотворилъ бы одного мужа и жену, но сотворивъ одного Адама, сотворилъ бы двухъ женъ»{12}.
Если Златоустомъ многобрачіе считается «порочнымъ дѣломъ» и «несправедливостью», то второй бракъ невполнѣ одобрительнымъ и похвальнымъ. Ученіе его о второмъ бракѣ, исходя изъ тогоже основнаго понятія о существѣ брака, коренится въ тоже время и на глубокомъ знаніи человѣческой природы и жизни. Не можетъ подлежать сомнѣнію, что бракъ разсматриваемый идеально, какимъ его представляетъ Златоустъ въ своемъ ученіи, бракъ, основывается на полной гармоніи двухъ личностей, если и можетъ служить дѣйствительнымъ восполненіемъ супруговъ другъ другомъ, то въ томъ только случаѣ, когда онъ осуществляется однажды и однѣми и тѣми же личностями. И это тѣмъ болѣе, что тѣсное общеніе мужа и жены, устанавливающееся при самомъ началѣ брачной жизни, съ теченіемъ времени естественно должно становиться все полнѣе и совершеннѣе, такъ что въ концѣ всего супруги должны представлять собою наилучшее и совершеннѣйшее восполненіе однимъ другого. Супружеская жизнь, по мысли св. отца, производитъ большую или меньшую перемѣну въ личномъ характерѣ обоихъ супруговъ въ томъ именно направленіи, какъ это требуется въ цѣляхъ восполненія однимъ другого. Нельзя поэтому думать, что свойства характера одного изъ супруговъ, когда они уже окрѣпнутъ въ сожитіи съ первымъ супругомъ, могутъ измѣниться примѣнительно къ свойствамъ другого супруга, а слѣдовательно, во второмъ бракѣ болѣе возможны разладъ и несогласія. Не ограничиваясь предѣлами настоящей жизни, тѣсная связь, связывающая супруговъ въ земной жизни, должна продолжаться и послѣ смерти одного изъ супруговъ. Оставшійся въ живыхъ супругъ, если только его связывали съ умершимъ искреннее чувство и взаимная преданность, всегда будетъ жить въ духовномъ общеніи воспоминанія о немъ, и вырвать съ корнемъ этого воспоминанія, заставить забыть свою любимую подругу не въ состояніи ни время, ни сообщество съ другою женою. А эта раздвоенность души, не говоря уже о томъ, что ее даетъ полнаго душевнаго мира и счастія оставшемуся въ живыхъ супругу, ясно показываетъ, что второй бракъ не можетъ соотвѣтствовать идеѣ его, какъ союза самаго тѣснаго и исключительнаго. «Печаль, уже постигшая домъ послѣ перваго мужа, не допускаетъ быть чистою радости при второмъ, но подобно тому, какъ на стѣнахъ, у которыхъ какая-нибудь часть сильно обгорѣла, а потомъ нѣсколько подкрашена, рѣзкая и глубокая чернота портитъ бѣлизну окраски, и видъ бываетъ непріятный, такъ и здѣсь, хотя бы жена придумала много блеска, въ немъ проглядываетъ уныніе и какая то смѣсь того и другого... Первый мужъ изгнанъ вторымъ, а второй первымъ, и жена уже не можетъ хорошо помнить перваго мужа, привязавшись послѣ него къ другому, и на послѣдняго не можетъ смотрѣть съ надлежащею любовію, такъ какъ умъ ея обращается и къ покойному»{13}. Выражаясь во внѣ, какъ и всякое сильное чувство, воспоминанія оставшагося въ живыхъ супруга объ умершей часто служатъ источникомъ разнаго рода непріятностей и семейныхъ ссоръ. Это прекрасно и съ глубокимъ знаніемъ жизни и людей изображаетъ Златоустъ въ одной изъ своихъ бесѣдъ. «Второй бракъ», говоритъ онъ, «часто бываетъ поводомъ и причиною ссоры и ежедневныхъ браней. Часто мужъ, сидя за столомъ и вспомнивъ о первой женѣ, при второй, тихо прослезится; а эта тотчасъ начинаетъ сердится и нападаетъ, подобно дикому звѣрю, стараясь наказать его за любовь къ той; и если онъ хочетъ хвалить скончавшуюся, то похвалы становятея поводомъ къ ссорѣ. Ту, которой она не видала, которой не слыхала, отъ которой не испытала ничего дурного, она ненавидитъ и отвращается и самая смерть не погашаетъ ненависти. Кто слыхалъ, кто видалъ, чтобы ревновали праху и враждовали противъ пепла?»{14}. Но нестроенія семейной жизни не ограничиваются этимъ. Ненависть къ умершей переносится второю женою и на оставшихся въ живыхъ дѣтей ея. Часто мужъ по чувству любви къ скончавшейся обнимаетъ ея дѣтей, лаская и вмѣстѣ сожалѣя о сиротствѣ ихъ, – этого достаточно, чтобы имъ объявлена была война, чтобы превратить мачиху въ львицу, оскорбленную нѣжнымъ и сердечныхъ отношеніемъ своего мужа къ дѣтямъ своей соперницы – первой жены»{15}. Все это, замѣчаетъ Златоустъ, можетъ низвратить домъ и сдѣлать для женившагося жизнь не въ жизнь»{16}. До чего второй бракъ, особенно если онъ заключается вскорѣ же послѣ смерти одного изъ супруговъ, противорѣчитъ естественному нравственному чувству, объ этомъ свидѣтельствуетъ непріятное, невольно возникающее въ душѣ каждаго, впечатлѣніе, оставляемое такимъ поступкомъ. «Что можетъ быть непріятнѣе, скажи мнѣ», спрашиваетъ святитель, «какъ послѣ великаго вопля, сѣтованія, слезъ съ распущенными волосами, въ траурномъ платьѣ, вдругъ рукоплесканіе, брачные чертоги и шумъ, совершенно противоположный первому?.. Унылый, печальный, и часто своими слезами вызывавшій слезы по усопшей у утѣшающихъ его, называвшій жизнь свою невыносимою и огорчавшійся на отвлекающихъ его отъ сѣтованія, снова украшается и превозносится часто среди тѣхъ же лицъ, и глазами еще мокрыми отъ слезъ, со смѣхомъ смотритъ на нихъ и тѣми же самыми устами, которыми недавно проклиналъ все это, всѣхъ привѣтствуетъ и цѣлуетъ»{17}.
Но хотя второй бракъ мало мирится съ существомъ брачнаго союза, все же вторые браки, по ученію Iоанна Златоуста, не возбраняются рѣшительно, такъ какъ апостолъ извиняетъ вступающихъ во второй бракъ{18}. Побужденіемъ къ дозволенію втораго брака служитъ то, что брачный союзъ для того или другаго супруга можетъ прекратиться очень рано, когда внѣбрачная жизнь можетъ подвергать большимъ опасностямъ чистоту нравственнаго состоянія. Поэтому, говоритъ Златоустъ, тѣмъ изъ женъ, которыя не могутъ во всей строгости сносить жизни вдовства, апостолъ предлагаетъ и совѣтуетъ вторично вступить въ бракъ{19}.
Что касается третьяго брака, то съ точки зрѣнія Златоуста, онъ рѣшительно не можетъ быть дозволенъ, какъ свидѣтельствующій о безпорядочной чувственности человѣка.
Какъ логически необходимое слѣдствіе, изъ высказаннаго св. Іоанномъ Златоустомъ понятія о существѣ брака, слѣдуетъ ученіе его неразрывности и нерасторжимости брачнаго союза. Въ брачномъ союзѣ одна личность отдается другой всецѣло и вполнѣ, такъ что ихъ союзъ долженъ быть исключительнымъ и на всю жизнь; только при этомъ условіи онъ можетъ быть самымъ внутреннимъ и нравственнымъ. Его цѣлію, соотвѣтствующею нравственному достоинству человѣческой природы, можетъ и должно быть только личное, полное общеніе двухъ половъ, до того полное, что, его первообразомъ можетъ быть только тѣснѣйшій союзъ Христа съ Церковію. Служа этой цѣли, бракъ долженъ образовать изъ мужа и жены «плоть едину» т. е. какъ бы одну цѣлостную нераздѣльную личность и, слѣдовательно, по самой своей идеѣ долженъ быть нерасторжимымъ. Инымъ бракъ и не можетъ быть, потому что осуществленіе такой широкой и возвышенной цѣли его, какъ взаимное вспомоществованіе и восполненіе двухъ половъ и тѣсное ихъ жизненное общеніе, не можетъ быть ограничено извѣстнымъ промежуткомъ времени, по истеченіи котораго продолженіе брака могло бы оказаться уже нецѣлесообразнымъ; осуществленіе этой цѣли должно стать задачею всей жизни супруговъ и, слѣдовательно, возможно только при нерасторжимости брачнаго союза.
Доказательствомъ нерасторжимости брака служитъ и догматическое сравненіе, указываемое Златоустомъ, брачнаго союза съ союзомъ Христа Жениха, съ Церковію Невѣстою. Если бракъ есть образъ союза Христа съ Церковію, то развѣ мыслимо нарушеніе этого союза?{20} – Таковъ послѣдовательный ходъ мыслей нашего св. отца, имѣющій исходною точкою отправленія ученіе его о существѣ и цѣли брачнаго союза. Но въ твореніяхъ Златоуста есть и прямыя свидѣтельства о нерасторжимости брачнаго союза. На вопросъ фарисеевъ: «аще достоитъ человѣку пустити жену свою по всякой винѣ» (Мѳ. 19, 3), Iисусъ Христосъ говоритъ святитель, отвѣчалъ: «не должно!» «Нѣсте ли чли, яко сотворивый искони, мужескій полъ и женскій сотворилъ я есть? и рече имъ: сего ради оставитъ человѣкъ отца своего и матерь и прилѣпится къ женѣ своей, и будета оба въ плоть едину. Якоже къ тому нѣста два, но плоть едина. Еже Богъ сочета, человѣкъ да не разлучаетъ». «Замѣть», разсуждаетъ онъ, что Христосъ утверждаетъ свои слова не только тѣмъ, что Богъ сотворилъ мужа и жену, но и заповѣдью, которую онъ произнесъ послѣ ихъ созданія, ибо не сказалъ, что Богъ сотворилъ одного только мужчину и женщину, но и то, что велѣлъ Онъ имъ между собою соединиться. А если бы Богъ хотѣлъ, чтобы жену оставляли, а брали другую, то сотворилъ бы одного мужчину и много женъ... Какъ разсѣкать плоть есть дѣло беззаконное, такъ противно закону и разлучаться съ женою»{21}.
Но есть одинъ случай въ супружеской жизни, когда бракъ долженъ быть расторгнутъ – это грѣхъ прелюбодѣянія, супружеская измѣна. Тѣсное внутреннее общеніе супруговъ послѣ этого грѣха разрушается и нарушившій права супруга дѣлается какъ бы чужимъ. «Какъ можетъ жена», спрашиваетъ великій учитель, «послуживъ другому и нарушивъ права супружества, сдѣлать опять своимъ мужа, обиженнаго и сдѣлавшагося для нея какъ бы чужимъ? Послѣ прелюбодѣянія мужъ уже не мужъ»{22}. Это разсужденіе глубоко вѣрно и съ психологической точки зрѣнія. Въ самомъ дѣлѣ, въ бракѣ два элемента – высшій – психическій и низшій – физическій, естественное влечете одного пола къ другому. Зародившееся въ субъективной природѣ человѣка чувство любви, встрѣчая взаимность въ любимой личности другаго пола, сливаетъ двѣ души въ одинъ духъ. Плотское же сожитіе дѣлаетъ изъ двухъ одну плоть. Но вотъ совершается грѣхъ прелюбодѣянія... Каковы его дѣйствія? Неужели оно только личное оскорбленіе одного супруга другимъ, какъ думаютъ нѣкоторые{23}, въ которомъ стоитъ одному испросить прощенія... – другой прощаетъ, – и все остается попрежнему? Несомнѣнно не такъ. Самый фактъ прелюбодѣянія говоритъ о томъ, что духовно-нравственное единеніе супруговъ разорвано навсегда, симпатіи и расположеніе согрѣшившаго наклонены въ сторону другаго, и духъ, бывшій однимъ, раздвояется; нарушено и единство плоти. Внутренній миръ и спокойствіе уничтожены; основы, самый корень семейной жизни подточенъ... Допустима ли психологически мысль, что все «это не такъ важно», какъ силятся доказать нѣкоторые, что «современемъ все изгладится и самый проступокъ предастся забвенію»? Не изгладится этотъ проступокъ, примиреніе не возстановитъ супружества, ибо послѣ супружеской измѣны, какъ замѣчаетъ глубокій знатокъ человѣческой природы – Златоустъ, «и мужъ уже не мужъ и жена не жена».
Вотъ въ общемъ глубокія, возвышенныя и превосходныя мысли св. Іоанна Златоуста о существѣ и свойствахъ брачнаго союза. Въ нихъ непредубѣжденный здравый смыслъ найдетъ истину, а чистое и неиспорченное сердце устои и опору въ борьбѣ съ многочисленными житейскими соблазнами. Проведеніе ихъ въ жизнь, – а не слѣдованіе разнаго рода сектантскимъ ученіямъ, философскимъ мнѣніямъ и современной проповѣди о «свободныхъ супружествахъ» и продолжительности ихъ по взаимному соглашенію, не отвѣчающей кореннымъ потребностямъ неиспорченнаго человѣка, – дастъ невозмутимое счастіе всѣмъ ищущимъ успокоенія среди бурь житейскаго моря въ тихой гавани семейной жизни... И до тѣхъ поръ, пока человѣкъ будетъ оставаться человѣкомъ, а не превратиться въ животное, пока сердце его въ отношеніи къ другому полу будетъ воспламеняться чувствомъ любви, а не одною чувственною страстію, до тѣхъ поръ долженъ неизмѣнно сохраняться въ человѣческомъ родѣ и бракъ, какъ союзъ на всю жизнь, прочный и неизмѣнный, двухъ любящихъ другъ друга личностей разнаго пола.
Читано въ Городской Думѣ 2 февраля 1897 г.
Преподаватель семинаріи Митрофанъ Григоревскій.
«Астраханскія Епархіальныя Вѣдомости». 1897. Ч. Неофф. № 21. С. 701-707; № 22. С. 733-740.
{1} Твор. св. Іоанна Злат. т. I, кн. I. С.-Пет. 1895 г. Предисловіе, V.
{2} Бес. XII на посл. къ Колос. С.-Пет. 1858.
{3} Бес. на 5 гл. посл. къ Ефес. XX, 5.
{4} Бес. II на слова: «жена привязана есть закономъ мужу» (1 Кор. VII, 39-40). Бес. на разн. мѣста Св. Пис., т. 2. С.-Петербургъ. 1862., стр. 507-508.
{5 Бес. на разн. мѣста Св. Пис. т. II, стр. 507-508.
{6v Бес. XX на посл. къ Ефес., стр. 311-312.
{7} Бес. къ Антіох. народу, т. 2. Бес. 17 на кн. Быт.
{8} Бес. къ Ефес. XX, стр 314.
{9} Бес. на Еванг. Іоанна, ч. 2, стр. 195-196.
{10} Бес. на кн. Бытія, ч. 2, стр. 365.
{11} Бес. III на посл. къ Титу, стр. 45.
{12} Бес. на 1 Кор. VII, 39-40. Бес. на р. м. Св. Пис., т. II, стр. 483.
{13} 2 бес. къ молодой вдовѣ, т. I, стр. 384.
{14} Бес. на р. м. Св. Пис., т. III, стр. 148-149.
{15} Тамъ же.
{16} Бес. на 1 посл. къ Тимоѳ., стр. 149.
{17} О дѣвствѣ, стр. 41-42.
{18} Бес. на 1 Кор. VII, 39-40.
{19} 14 бес. на 1 Тим., стр. 198.
{20} 20 бес. на Ефес., стр. 316-317.
{21} Бес. на Ев. Мѳ. ч. 1, бес. 17, стр. 353.
{22} Бес. на 1 Кор. VII, 35.
{23} Такой взглядъ проводится, между прочимъ, въ брачномъ правѣ западно-римской церкви.
