Епископъ Григорій (Граббе) – ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО ВЪ БУДУЩЕЙ РОССІИ (1931).

Архиерейский собор РПЦЗ. Сремские Карловцы, 1934 г. 

Крайний слева стоит свт. Иоанн (Максимович), выше которого стоит граф Ю. П. Граббе (буд. еп. Григорій).

Съ предисловіемъ Митрополита Антонія.

Предлагаемая статья подъ заглавіемъ: «Церковь и государство въ будущей Россіи» принадлежащая перу научно-освѣдомленнаго и талантливаго автора Юрія Павловича Граббе, по прямой линіи правнука знаменитаго А. С. Хомякова, отличается полной канонической и философской освѣдомленностью и совмѣщаетъ въ себѣ, кромѣ теоретической обоснованности, еще и твердую практическую перспективу и въ этомъ смыслѣ можетъ служить программной статьей для православныхъ канонистовъ и практическихъ работниковъ въ области церковнаго управленія. Достоинства ея заключаются, между прочимъ, въ томъ, что она, исходя изъ безкомпромисснаго вѣрованія въ догматическую Церковь, отлично сознаетъ, что и церковные іерархи не ангелы и, изымая ихъ изъ прямого подчиненія государственной власти, она не требуетъ совершеннаго отрѣшенія ихъ дѣятельности отъ наличной жизни народа и государства, но стоитъ на точкѣ зрѣнія независимости церковнаго управленія отъ мірской власти, но отнюдь не отрѣшенія послѣдней отъ государственной жизни и тѣмъ менѣе отъ жизни народной.

Митрополитъ АНТОНІЙ.

* * *

Цѣлью человѣческой жизни на землѣ, должно быть спасеніе души, т. е., по слову Христову, постоянное совершенствованіе своей нравственной природы на пути къ недостижимому въ полной мѣрѣ идеалу — совершенству Божію (Мѳ. 5, 48). Вслѣдствіе паденія первыхъ людей, достиженіе этого совершенства связано для каждаго изъ насъ съ большой работой надъ собою — Царство Божіе нудится (Мѳ. 11, 12). Но грѣхъ прародителей повлекъ за собою не только порчу нравственной природы человѣка, но и вмѣсто легкой райской жизни, сдѣлалъ необходимой физическую борьбу за существованіе: въ потѣ лица нашего снѣдается хлѣбъ нашъ.

Трудности земного существованія недопускали обособленной жизни людей и приводили къ единенію родовъ въ общества постепенно развивавшіяся въ государства. Но если таковы внѣшнія, матеріальныя причины возникновенія государствъ, то было бы крайне ошибочно упустить изъ виду другую сторону вопроса. Человѣкъ состоитъ не только изъ тѣла, но и изъ души. Тяготы жизни ложатся на эту послѣднюю, часто еще въ большей мѣрѣ чѣмъ на тѣло и взаимная моральная поддержка необходима людямъ не меньше чѣмъ физическая. Такъ въ народахъ объединялись не только тѣла, но и души.

Природа человѣческая проявила способность массового душевнаго совершенствованія или упадка. Народъ — это коллективный организмъ, который обладаетъ главными свойствами своихъ отдѣльныхъ сочленовъ. Поэтому государство въ зависимости отъ тѣхъ принциповъ, которые старается осуществить, оказываетъ сильнѣйшее вліяніе на каждаго отдѣльнаго своего подданнаго, создавая условія жизни способствующія или препятствующія дѣлу спасенія его души. Т. н. демократія приводитъ народы къ нравственному упадку. Очень образованный и наблюдательный человѣкъ кн. Д. А. Хилковъ, поживъ въ Америкѣ пришелъ къ выводу, что республика «вызываетъ въ человѣкѣ наихудшіе его инстинкты и качества. Проповѣдуя равенство, на дѣлѣ не существующее, она извращаетъ всѣ его понятія и на дѣлѣ, какъ напр. въ Америкѣ, приводитъ къ господству самыхъ низменныхъ и пошлыхъ идеаловъ». (Письма, Богосл. Вѣстникъ, іюль-авг. 1916). Вотъ почему смыслъ существованія государства, его задачи, нельзя ограничивать однимъ удовлетвореніемъ матеріальныхъ потребностей (экономическихъ, полицейскихъ и т. д.). Его главная задача матеріальная, земная, но оно не должно въ служеніи тѣлу забывать о душѣ, хотя дѣло спасенія ея прямо лежитъ не на немъ, а на Церкви, которой государство обязано оказывать всяческую поддержку.

Но даже если отбросить указанныя нами высшія идеалистическія цѣли, государство должно всячески поддерживать Церковь ради себя самаго, ибо здоровая нравственость народа, невозможная безъ религіознаго на него воздѣйствія, необходима и для государства, какъ такового. Народъ не проникнутый никакими высшими религіозно-моральными принципами, народъ безъ вѣры, скоро развращается и рано или поздно приводитъ государство къ полному развалу. Разрушеніе древнихъ имперій связано прежде всего съ духовно-нравственнымъ паденіемъ ихъ народовъ. Отсюда видно, насколько важно и для Церкви и для Государства правильно установить свои взаимоотношенія такъ, чтобы Государство, выполняя свои прямыя задачи, не мѣшало, а помогало Церкви и эта послѣдняя, оздоровляя, совершенствуя народъ, укрѣпляла благовѣрное государство. Я говорю именно о благовѣрномъ Государствѣ, ибо отношенія между Церковью и Государствомъ находятся прежде всего въ зависимости отъ идеаловъ, лежащихъ въ основѣ послѣдняго. Если идеалы эти антихристіанскіе, то Церковь не можетъ не бороться такъ или иначе съ осуществляющимъ ихъ Государствомъ. Въ такомъ случаѣ уже самое существованіе ея есть борьба съ нимъ и она естественно оказывается въ состояніи гонимой (древній Римъ, СССР). Въ Государствѣ же безрелигіозномъ, не отличающемся воинствующимъ антихристіанствомъ, но и не исповѣдующемъ Христіанство, Церковь фактически оказывается въ положеніи только терпимаго общества. Полное развитіе блзготворнаго вліянія Церкви на народъ достижимо лишь въ томъ случаѣ, когда между Ею и Государствомъ существуетъ союзъ, а это возможно только если послѣднее православно, т. е. сообразуетъ свою жизнь съ ученіемъ Церкви о вѣрѣ и добродѣтели. Конечно, это связано съ моральнымъ подчиненіемъ Государства Церкви, которое, однако, не должно бы пугать христіанъ, ибо, если въ своей личной жизни они стремятся къ соблюденію ученія Христа Спасителя, то къ тому же должны стремиться и будучи объединены въ народъ.

Но Церковь никогда не добивалась такого сліянія съ Государствомъ (или, точнѣе, такого поглощенія Государства), при которомъ архіереи, наприм., были бы одновременно и губернаторами. Она хочетъ только, чтобы государственная жизнь въ общихъ линіяхъ направлялась соотвѣтственно Ея ученію. Такъ и въ частной жизни отдѣльныхъ сыновъ своихъ Церковь черезъ пастырей постоянно научаетъ ихъ добродѣтели, но не вмѣшивается, напр., въ веденіе ими домашняго хозяйства или торговли, пока они явно не нарушаютъ въ этихъ дѣлахъ своихъ заповѣди Божіи.

Само собою разумѣется, нормальныя отношенія между Церковью и Государствомъ достижимы не при всякомъ образѣ правленія. Въ нашу задачу не входитъ обсужденіе постановки этихъ отношеній при демократическомъ строѣ, при которомъ Церковь въ Россіи всегда будетъ если не гонимой, то, въ лучшемъ случаѣ терпимой. Церковь, основанная на іерархичности и послушаніи, слишкомъ противоположна строю основанному на приматѣ воли народной, никакимъ религіознымъ началомъ не ограниченной. Поэтому дѣйствительный союзъ Церкви съ Государствомъ возможенъ только при Монархіи, и при томъ, по справедливому замѣчанію Льва Тихомірова, только при Монархіи Самодержавной, имѣющей въ основѣ своей власти волю Божію. Но и при Монархіи возможна неправильная постановка взаимоотношеній. Тихоміровъ насчитываетъ три типа отношеній ея къ религіи:

1. «Превращеніе верховной государственной власти въ центръ религіи. Туть происходятъ различныя степени обожествленія Монарха. Наиболѣе типично такое отношеніе въ языческихъ государствахъ. Въ христіанскихъ же оно проявляется въ различныхъ степеняхъ такъ называемаго цезарепапизма.

2. Полную противоположность этому типу государственно-религіозныхъ отношеній составляетъ подчиненіе государства церковнымъ учрежденіямъ. Сюда относятся различныя формы жрецократіи, іерократіи, папоцезаризма. Здѣсь въ сущносги нѣтъ монархической власти.

3. Третій типъ отношеній составляетъ союзъ государства съ Церковью, который достигается подчиненіемъ Монарха религіозной идеѣ и личной принадлежностью къ Церкви, при независимости его государственной верховной власти. Это можно назвать истиннымъ выраженіемъ теократіи (а не іерократіи) т. е. владычествомъ Бога посредствомъ Царя, Богомъ (а не церковной властью) делегированнаго». (Монархическая Государственность, т. III, стр. 67).

Далѣе Тихоміровъ отмѣчаетъ, что для «чистой» т. е. Самодержавной Монархіи только и возможенъ третій типъ отношеній. Дѣло въ томъ, что при народоправствѣ на которомъ основано большинство современныхъ государствъ, по идеѣ, государство управляется не этическимъ началомъ. Демократія по идеѣ имѣетъ цѣлью обезпечить только матеріальные интересы всѣхъ гражданъ, ставя ихъ въ равноправное положеніе. Въ основѣ демократіи лежитъ отстаиваніе правъ, а не сознаніе долга и отвѣтственности. Наоборотъ монархія зиждется на верховенcтвѣ этическаго начала, источникомъ котораго является Церковь съ Ея ученіемъ о добродѣтели, что и приводитъ Монархію къ сознательному исканію союза съ Церковью. «При этомъ, говоритъ Тихоміровъ, является двойная задача: для Монархіи нужно сохранить свое верховенство во всей области государственныхъ отношеній, въ которыя входитъ церковная организація. Для Церкви — въ свою очередь нужно сохранить свою верховную власть въ области духовной. Во всей же области соціальной взаимныя отношенія Церкви и Государства опредѣляются желаніями и потребностями церковной организаціи, посколько ихъ признаетъ удовлетворимыми Государство и, требованіями Государства, посколько имъ способна подчиняться Церковь» (тамъ же, стр. 83-84).

Именно такова была постановка отношеній между Церковью и Государствомъ Византіи и въ Московской Руси до упраздненія Патріаршества Петромъ Первымъ. Начало этимъ отношеніямъ было положено первымъ христіанскимъ Императоромъ Константиномъ. Черпая свои мысли въ христіанскомъ міровоззрѣніи, онъ создалъ новую идейную основу для власти, результатомъ чего было возрожденіе Имперіи. Церковь со своей стороны признала его заслуги передъ нею, причисливъ его къ лику святыхъ.

Каковы же идеи Константина о верховной власти и отношеніи ея къ Церкви?

Извѣстный церковный историкъ Евсевій, близко знавшій Императора, говоритъ, что онъ смотрѣлъ на себя какъ на Божія служителя, дѣйствующаго объ руку съ Церковью. Онъ считалъ, что власть ему дана для привлеченія рода человѣческаго къ служенію «священнѣйшему закону» т. е. христіанскому. Св. Константинъ, наконецъ называлъ себя «епископомъ внѣшнихъ дѣлъ» и «сослужителемъ епископовъ» (въ рѣчахъ къ Первому Вселенскому Собору). Проф. Кургановъ такъ разъясняетъ смыслъ этихъ наименованій: «Императоръ считалъ себя обязаннымъ заботиться о мирѣ святыхъ Божіихъ церквей, наблюдать за точнымъ исполненіемъ церковныхъ постановленій между своими подчиненными мірянами и самимъ духовенствомъ и заботиться о распространеніи христіанства между язычниками».

Идеи св. Константина получили осуществленіе и при его преемникахъ, хотя, конечно, нерѣдки бывали и ошибки и злоупотребленія. Но, во всякомъ случаѣ, принципы были правильны. Поэтому и все построеніе церковно-государственныхъ отношеній въ Византіи даетъ намъ цѣнный матеріалъ для будущаго. Ниже я по возможности использую его, а покуда коснусь того положенія, которое было въ Россіи какъ до реформы Петра Великаго, такъ и послѣ нея. Работа о. Іоанна Максимовича [1] освобождаетъ меня отъ необходимости останавливаться на церковной исторіи Московской Руси. Достаточно сказать, что Церковь и Государство сотрудничали тамъ довольно гармонично, хотя, конечно, бывали самыя горестныя ошибки, какъ со стороны іерарховъ, такъ и со стороны Царей. Значеніе Церкви въ нашей исторіи общеизвѣстно. Она вліяла и на государственную политику и на законодательство. Митрополиты, а потомъ Патріархи принимали ближайшее участіе въ дѣлахъ правленія. Голосъ Церкви оказалъ громадное вліяніе на законодательство, ибо іерархи принимали участіе въ разработкѣ законовъ, — для которыхъ однимъ изъ главныхъ матеріаловъ служили правила Церкви. Такъ, напр. во вступленіи Уложенія Царя Алексѣя Михайловича читаемъ: «Государь Царь и Великій Князь Алексѣй Михайловича всея Русіи Самодержецъ въ двадесятое лѣто возраста своего, въ третье лѣто Богомъ хранимыя своея державы, совѣтовалъ съ Отцемъ своимъ и богомольцемъ, сватѣйшимъ Іосифомъ, Патріархомъ Московскимъ и всея Русіи, и съ Митрополиты и со Архіепископы, и съ Епископомъ, и со всѣмъ освященнымъ соборомъ, и говорилъ съ своими Государевыми бояры, и съ Окольничими и съ думными людьми, которыя статьи написаны въ правилахъ Святыхъ Апостолъ, и Святыхъ Отецъ, и въ градцкихъ законѣхъ Греческихъ Царей, а пристойны тѣ статьи къ государственнымъ и земскимъ дѣламъ. И тѣ бы статьи выписать».

Но при всемъ томъ, при Тишайшемъ же Царѣ выявилась возможная опасность чрезмѣрнаго захвата власти въ Церкви Государствомъ. Епископы въ своемъ управленіи, въ назначеніяхъ священнослужителей были все болѣе и болѣе связываемы Монастырскимъ Приказомъ. Вотъ причина почему на соборѣ 1667 г. въ защиту самостоятельности Церкви выступали и нѣкоторые враги Патріарха Никона. Митрополитъ Павелъ Крутицкій и архіепископъ Илларіонъ Рязанскій говорили Восточнымъ Патріархамъ: «мы... терпимъ всякую нужду въ своихъ епархіяхъ и всякія затрудненія, и хотя много тяжкаго по неволѣ терпѣливо переносимъ отъ властей: но страшимся еще худшаго впереди, когда утверждено будетъ, что государство выше Церкви, хотя и не имѣемъ въ виду той мысли, чтобы пришлось намъ терпѣть такія несправедливости и оскорбленія въ благополучное царствованіе богохранимаго и добропобѣднаго Царя нашего Алексія Михайловича, боимся за будущее...» (Изъ соч. Паисія Лигарида, Богосл. Вѣстникъ, окт. 1892, стр. 58-59). Рѣшеніе Собора, вынесенное въ духѣ Византіи, удовлетворило всѣхъ. — «Итакъ, заключили Патріархи, да будетъ положенъ конецъ слову. Да будетъ признано заключеніе, что Царь имѣетъ преимущество въ дѣлахъ гражданскихъ, а Патріархъ въ церковныхъ, дабы такимъ образомъ, сохранилась цѣлою и непоколебимою во вѣки стройность церковнаго учрежденія. Всѣ воскликнули: сіе есть мнѣніе богоносныхъ отецъ, такъ мыслимъ всѣ»... (тамъ же, стр. 62-63).

Но такое принципіальное разграниченіе сферъ совсѣмъ не равносильно отдѣленію Церкви отъ государства. Оно существовало уже въ Византіи и тѣмъ не менѣе Императоры принимали громадное участіе въ жизни Церкви. Они охраняли Церковь отъ безпорядковъ, созывали соборы, и наблюдали за проведеніемъ въ жизнь ихъ постановленій, принимали дѣятельное участіе лично или черезъ представителей въ засѣданіяхъ соборовъ и синода, ставили соборамъ на разрѣшеніе различные вопросы касающіеся церковнаго благочинія и ученія. Церковь признавала благодѣтельность этой опеки. И когда пала Византія, Восточные Іерархи признали русскихъ Царей преемниками Базилевсовъ — охранителей Вселенской Церкви (см. грамоту собора 1561 г. подъ предсѣдательствомъ Константинопольскаго Патріарха). Въ качествѣ таковыхъ они стали Царями всѣхъ православныхъ. Такъ напр., въ рукописи хранящейся въ одной изъ церквей Сремскихъ Карловцевъ подъ 1711 годомъ записано: «Въ томъ же году поднялся благочестивый и христолюбивый князь Московскій царь и самодержецъ всѣхъ православныхъ повсюду обрѣтающихся Петръ Алексѣевичъ со всею силою своею на Измаильтянъ. Помоги Господь Царю нашему».

Но участвуя въ жизни Церкви, иногда примѣняя строгія мѣры къ нѣкоторымъ недостойнымъ іерархамъ, созывая соборы, силою мѣшая внести въ нихъ безпорядокъ, утверждая ихъ постановленія, — Византійскіе Императоры и наши Цари признавали себя не самовластными, а обязаннными соблюдать преждебывшія церковныя постановленія. Въ этомъ отношеніи было исключеніемъ рѣшеніе Петра Перваго объ упраздненіи Патріаршества. Необходимость возглавленія всякой помѣстной церкви старшимъ іерархомъ установлена 37 правиломъ Св. Апостоловъ и во всю исторію Церкви не извѣстно примѣра, чтобы гдѣ-нибудь существовало управленіе ею подобное тому, которое установилось въ Россіи съ 1721 года. Исторія знаетъ грубыя насилія Византійскихъ Императоровъ, сводившихъ Патріарховъ съ престоловъ и назначавшихъ новыхъ, нарушая т. о. каноны, но никто изъ нихъ не посягалъ на самый строй Церкви. Впрочемъ реформа опиралась не на каноническія основанія, а на соображенія о возможности соперничества между церковной и государственной властями. Она откровенно была направлена къ ослабленію церковной власти, которая apriori признавалась неправой во всякомъ могущемъ возникнуть столкновеніи съ государствомъ. Это ясно высказано въ духовномъ Регламентѣ; «отъ соборнаго правленія не опасатися отечеству мятежей и смущенія, яковые происходятъ отъ единаго собственнаго правителя духовнаго». Подъ «соборнымъ правленіемъ» тутъ конечно надо понимать не управленіе при помощи соборовъ въ собственномъ смыслѣ, а правленіе коллегіальное. Замѣтимъ еще, что ни одинъ Патріархъ у насъ никогда не принималъ участіе ни въ какихъ мятежахъ. «Ибо простой народъ, продолжаетъ Регламентъ, не вѣдаетъ како разнствуетъ власть духовная отъ Самодержавной: но великою высочайшаго пастыря честію и славою удивляемый, помышляетъ, что таковый правитель, есть то вторый Государь Самодержцу равносильный или и большій его, и что духовный чинъ есть другое и лучшее государство и се самъ собою народъ тако умствовать обыклъ». Далѣе Императоръ прямо ставится во всехъ вопросахъ надъ церковною властью и даже называется верховнымъ пастыремъ: «Тако простые сердца мнѣніемъ симъ развращаются, что не такъ на Самодержца своего, яко на верховнаго пастыря въ коемъ либо случаѣ смотрятъ». Упраздненіе Патріаршества мотивируется тѣмъ, что въ случаѣ столкновенія между Царемъ и Церковной властью народъ можетъ примкнуть къ Патріарху. Но, говоря о папоцезаризмѣ, авторъ Регламента не можетъ привести фактовъ, подтверждающихъ основательность такого опасенія. Онъ ссылается на «исторію Константинопольскую нижае Юстиніановыхъ временъ» и на примѣръ... Римскаго папы. Относительно Россіи онъ односложно ссылается на «подобные и у насъ бывшіе замахи», кстати сказать, если и бывшіе при Патріархѣ Никонѣ, совершенно уже не имѣвшіе мѣста при Петрѣ Первомъ. При новомъ порядкѣ Церковь должна быть вполнѣ безгласна и покорна: «Ибо нѣсть здѣ и на самомъ президентѣ (коллегіи) великія и народъ удивляющія славы, нѣсть лишнія свѣтлости и позора, нѣсть высокаго о немъ мнѣнія, не могутъ ласкатели безмѣрными похвалами возносити его: понеже что-либо таковымъ правительствомъ доброе дѣлается невозможно единому президенту восписоватися. Самое имя президентъ не гордое есть, не иное бо что значитъ, только предсѣдателя и не можетъ убо ниже самъ о себѣ, ниже кто иный о немъ высоко помышляти. А когда еще видитъ народъ, что соборное сіе правительство, Монаршимъ указомъ и Сенатскимъ приговоромъ уставлено есть, то и паче пребудетъ въ кротости своей и весьма отложитъ надежду имѣть помощь къ бунтамъ своимъ отъ чина духовнаго».

Итакъ, Духовный Регламентъ провозгласилъ полное упраздненіе законной высшей церковной власти и учрежденіе Царемъ для управленія Церковью коллегіи подобно всѣмъ другимъ отраслямъ государственной жизни. Императоръ изъ покровителя, охранителя Церкви, превратился въ Ея повелителя. Онъ фактически и въ Ея дѣлахъ становился Крайнимъ Судіею, какъ и именовался въ присягѣ членовъ Св. Синода вплоть до отмѣны въ царствованіе Императора Николая II.

Мы видѣли, что права Православнаго Императора — Базилевса весьма велики въ отношеніи Церкви. Но эти права вытекали изъ очерченныхъ мною выше обязанностей и обладатели ихъ сознавали себя въ дѣлахъ Ея ограниченными канонами. Такъ напр. Имп. Маркіанъ, очень властно поддерживавшій порядокъ на IV Вселенскомъ Соборѣ, не позволявшій Епископамъ разъѣхаться пока они не рѣшатъ всѣхъ вопросовъ, заявилъ однако: «что опредѣлитъ святый и вселенскій соборъ и подастъ мнѣ на письмѣ, тому я слѣдую, тѣмъ довольствуюсь, тому вѣрую» (Дѣянія, Т. 4, стр. 75). Никто изъ Императоровъ не только не совершалъ подобныхъ переворотовъ въ церковномъ строѣ, но, по большей части, они не захватывали даже право назначать Патріарховъ (разумѣется бывали исключенія нарушавшія норму), хотя, конечно, голосъ ихъ при избраніи имѣлъ громадное значеніе. Извѣстный канонистъ Епископъ Никодимъ Далматинскій, опираясь на историческіе примѣры и свидѣтельство Св. Симеона Солунскаго, пишетъ, что совершенно ошибочно мнѣніе будто Патріархи въ Византіи назначались Императорами, а рѣшеніе Собора имѣло второстепенное значеніе. Все дѣло Императора сводилось къ тому, что онъ слѣдилъ за законностью выборовъ и былъ исполнителемъ соборнаго рѣшенія, а не принималъ его самостоятельно, при чемъ дѣлалъ это не по какому-нибудь особому собственному праву, но по праву, которое было ему даровано Церковью какъ своему охранителю и защитнику. (Правила Прав. Церкви съ Толков., Новый Садъ, 1895, стр. 322-323). Петръ Первый пошелъ несравненно дальше осуществленія такихъ правъ: онъ взялъ въ свои руки всю церковную власть — административную и судебную. Вотъ почему авторъ Духовнаго Регламента не могъ ссылаться на каноны, а два Восточныхъ Патріарха, несмотря на старанія Русскаго Правительства, отказались признать новоустановленный строй.

Государство получило въ Церкви полноту власти. Архіепископъ Волынскій Агафангелъ (1866-1876) доказывалъ, что оберъ-прокуроръ имѣлъ въ жизни Церкви больше власти нежели имѣлъ Всероссійскій Патріархъ и болѣе нежели каждый министръ во ввѣренномъ ему министерствѣ. Тихоміровъ такъ опредѣляетъ создавшійся строй: «Фактически можно сказать, что высшее управленіе Церкви перешло въ руки особаго министра» (оберъ-прокурора) при консультаціи «коллегіи» или «собранія» церковныхъ іерарховъ. При этомъ власть оберъ-прокурора увеличивается тѣмъ, что назначеніе членовъ Синода зависитъ отъ Государя Императора, а представитель Государя при Синодѣ и Синода при Государѣ — есть самъ оберъ-прокуроръ, т. е. фактически онъ имѣетъ если не абсолютное, то огромнѣйшее вліяніе на вызовъ епископовъ для присутствія въ Синодѣ. Составъ Синода всегда таковъ, какой желаетъ имѣть бюрократія такъ вазываемаго «духовнаго вѣдомства» (Мон. Гос. Ч. III, стр. 175). Такой строй Церковнаго управленія поневолѣ отзывался на личномъ составѣ епископата. Архіереи сталкивались съ оберъ-прокуроромъ, какъ съ начальствомъ, почти во всѣхъ вопросахъ епархіальной жизни. «Въ настоящее время, — писалъ въ своей четвертой докладной Запискѣ Синоду (въ 1906 г.) Епископъ Волынскій (нынѣ Митрополитъ) Антоній, — да уже и давно, централизація церковнаго управленія усилилась до крайности. Всякая попытка къ административной иниціативѣ въ епархіи должна вѣдаться съ высшимъ церковнымъ управленіемъ; епархіи лишены своей казны, лишены управленія надъ церковными школами, надъ преподаваніемъ Закона Божія въ школахъ свѣтскихъ; поставленіе настоятелей монастырей, членовъ консисторій, изданіе всякаго рода общихъ распоряженій, — все исходитъ отъ высшаго церковнаго управленія. Въ немъ главное условіе церковнаго творчества, отъ него исходитъ ученіе Церкви, имущественное содержаніе церковныхъ учрежденій; въ него стекаются собираемыя въ храмахъ деньги; епископы являются болѣе исполнителями предписаній высшей власти, нежели начинателями церковныхъ дѣлъ». Если мы къ этому добавимъ систему повышенія архіереевъ, выражавшуюся въ перемѣщеніи съ худшей кафедры на лучшую, награды орденами и архіепископскимъ или митрополичьимъ саномъ по иниціативѣ оберъ-прокурора, бывшаго фактическимъ распорядителемъ въ Синодѣ, — то станетъ понятно, что только іерархи съ особенно сильнымъ духомъ могли сохранять въ себѣ хоть нѣкоторую долю независимости и иниціативы. Присоединимъ къ этимъ соображеніямъ очень правильное замѣчаніе Тихомірова, говорящаго, что при прежнемъ Синодальномъ строѣ, составъ іерархіи, въ общемъ (разумѣется были исключенія), и не могъ быть другимъ, что въ этомъ даже нѣтъ особенной личной вины оберъ-прокурора. «По духу Православія нельзя назначить «министра Церкви», а между тѣмъ оберъ-прокуроръ фактически долженъ исполнять обязанности министра надъ Церковью. Онъ не можетъ дѣйствовать явно диктаторски и принужденъ постоянно сохранять видъ соборности управленія и уваженія къ духовному авторитету. Приказать епископу прямо, какъ приказываетъ министръ губернатору, оберъ-прокуроръ не можетъ и потому принужденъ прибѣгать къ обходнымъ путямъ. Если бы при этомъ оказалось много независимыхъ и неуступчивыхъ архіереевъ, то управленіе Церковью стало бы для оберъ-прокурора невозможнымъ. Поэтому то, даже не ставя себѣ прямо іезуитской системы подбирать епископатъ послабѣе, чиновничество неизбѣжно ведетъ къ этому результату, такъ какъ при обсужденіи участи каждаго новаго кандидата, каждый разъ оно естественно будетъ отдавать предпочтеніе тому, который обѣщаетъ быть для него менѣе неудобнымъ» (тамъ-же, стр. 179). Характерно, что установленіе новаго строя ознаменовалось терроромъ по отношенію къ епископату еще не подобранному по признаку уступчивости. Изъ списковъ въ сочиненіи А. П. Доброклонскаго «Руководство къ исторіи Русской Церкви» видно, что за первое 10-лѣтіе послѣ учрежденія Синода большая часть русскихъ епископовъ побывала въ тюрьмахъ, были растригаемы, биты кнутомъ и т. п.

Итакъ, Синодальный строй приводилъ къ тому, что Церковь оказывалась въ полномъ подчиненіи у Государства, ни въ чемъ не могла мѣшать его начинаніямъ (а мѣшать она можетъ только тѣмъ изъ нихъ, которыя противорѣчатъ Ея строю и ученію), но достигая это, Государство рубило сукъ, на которомъ сидѣло. Ослабляя Церковь, — ослабляли источникъ самаго твердаго монархическаго міровоззрѣнія; ослабляя и связывая духовенство, составъ епископовъ, — ослабляли проводниковъ этого міровоззрѣнія. Въ результатѣ оздоровляющая сила Церкви почти не сказалась въ дни революціи и епископы, привыкшіе подчиняться Царскому оберъ-прокурору, такъ же легко подчинились и революціонному. Никто, кажется, кромѣ Архіепископа (нынѣ Митрополита) Антонія не проявилъ открытаго неодобренія перевороту и никто изъ епископовъ не всталъ на защиту незаконно сведенныхъ съ кафедръ Митрополитовъ Макарія и Питирима. Но несмотря на эти недостатки строя, Церковь только ослаблялась, переставала быть такой твердой опорой Государства, какой могла бы быть, но она и донынѣ осталась сильной духомъ, что и показала въ дни гоненій.

Съ побѣдой революціи русская Церковь получила право созвать Соборъ, который въ значительной мѣрѣ былъ уже подготовленъ Предсоборнымъ Присутствіемъ въ царствованіе Императора Николая II. Работы этого Присутствія сдѣлали возможнымъ созывъВсероссійскаго Собора до захвата власти большевиками. Вмѣстѣ съ тѣмъ резолюція Государя, положенная 31 марта на Всеподданнѣйшемъ докладѣ Святѣйшаго Синода о необходимосги созвать Соборъ для возстановленія Патріаршества, хотя и содержала мнѣніе о несвоевременности (недостаточномъ спокойствіи) момента, выражала волю созвать въ будущемъ Соборъ для «каноническаго обсужденія вопросовъ вѣры и церковнаго управленія». Обстоятельства, при которыхъ было возстановлено Патріаршество, а также оцѣнка каноничности Собора 1917 года составляютъ тему особаго доклада. Поэтому я не буду сейчасъ останавливаться на этомъ вопросѣ. Но замѣчу сейчасъ, что Церковь послѣ революціи несмотря на возстановленіе каноническаго строя оказалась во многихъ отношеніяхъ, конечно, въ худшемъ положеніи чѣмъ въ Синодальный періодъ своей исторіи. При всѣхъ недостаткахъ этого періода, Церковь находилась подъ опекой Императоровъ къ ней принадлежавшихъ и дѣйствительно желавшихъ Ея преуспѣянія. Если нѣкоторыя мѣропріятія и шли Ей во вредъ (напр. стѣснительныя распоряженія Петра Перваго [2] или уничтоженіе монастырскихъ вотчинъ въ 1764 г.), то въ общемъ намѣренія Императоровъ, особенно во второй половинѣ Синодальнаго періода, были несомнѣнно добрыми. Государство, чувствуя свою связь съ Церковью, во многомъ оказывало Ей большую помощь, охраняя Ее отъ безпорядковъ и расколовъ, поддерживая Ее матеріально. Къ тому же, если послѣ революціи и возстановлено Патріаршество, то радостность для Церкви этого событія омрачается тѣмъ, что подъ вліяніемъ духа времени демократическіе принципы получили отраженіе во многихъ постановленіяхъ Собора.

Я имѣю въ виду, напримѣръ, громоздкую организацію Высшаго и епархіальнаго Церковнаго управленія съ выборными представителями мірянъ, слишкомъ снисходительныя правила о разводахъ и т. п. Съ наступленіемъ гоненій церковныя учрежденія демократическаго характера сами собою исчезли и уступили мѣсто чисто іерархическому правленію. Патріархъ Тихонъ и его Замѣстители принимаютъ рѣшенія по совѣщаніи только съ Епископами, то, несомнѣнно легко будетъ ввести въ Россіи вполнѣ каноническій строй съ чисто епископскимъ правленіемъ. Этому будетъ способствовать и дороговизна строя, выработаннаго Московскимъ Соборомъ. Надо думать, что Церковь наша будетъ управляться Синодомъ изъ старѣйшихъ Іерарховъ и созываемымъ періодически или по мѣрѣ надобности епископскимъ Соборомъ можетъ быть съ совѣщательнымъ участіемъ мірянъ. Такой строй скорѣе всего можетъ предотвратить опасность раздѣленій и Государство въ лицѣ Императора, Охранителя Церкви и благочинія въ Ней, должно стремиться къ его осуществленію. Это будетъ одной изъ первыхъ задачъ нашей церковной политики. Чѣмъ проще будетъ строй Русской Церкви, чѣмъ меньше онъ будетъ зависѣть отъ шаткой «воли народа», тѣмъ легче будетъ наладить взаимоотношенія между Церковью и Государствомъ. Не буду, впрочемъ, останавливаться подробно на затронутомъ вопросѣ — онъ заслуживаетъ спеціальнаго изслѣдованія — но перейду къ своей непосредственной темѣ.

Годы коммунизма съ его гоненіемъ на Церковь, расколами внутри Нея, съ развращеніемъ населенія, его отвыканіемъ отъ Монархіи и т. п. приводятъ къ такому положенію, при которомъ ни Государство, ни Церковь, отдѣленныя другъ отъ друга не могутъ возродиться во всей силѣ. Церкви нужно, чтобы истинно православное ядро Ея получило поддержку Государства, которое физической силой обезпечило бы выполненіе судебныхъ постановленій будущей церковной власти при судѣ ея надъ недостойными Іерархами. Церкви необходима помощь Государства для возсозданія законнаго высшаго и епархіальнаго управленія, для возстановленія святынь, для возобновленія духовныхъ школъ и т. д. Но не меньше, если не больше чѣмъ Церковь въ правительственной помощи, Государство будетъ нуждаться въ поддержкѣ Церкви. Оно не можетъ укрѣпитъся пока народъ не очистится отъ развращающихъ наслоеній коммунизма. А очистить ихъ можетъ только Церковь, въ мученичествѣ послѣднихъ лѣтъ скопившая колоссальныя возрождающія силы. Самая жизнь Россіи будетъ зависѣть отъ того, насколько широко Государство дастъ Церкви использовать эти силы.

Конечно, осуществленіе этой задачи можетъ оказаться успѣшнымъ или нѣтъ, смотря по тому, насколько она будетъ близка руководителямъ, какъ церковной, такъ и государственной жизни. Первый шагъ, сдѣланный въ этой области — я имѣю въ виду Проэктъ законоположеній о Православной Россійской Церкви — даетъ надежду, что въ возстановленной Россіи взаимоотношенія Церкви и Государства будутъ построены на безупречныхъ началахъ. Проэктъ очень послѣдовательно проводитъ мысль, что Патріархъ первенствуетъ въ дѣлахъ церковныхъ, а Императоръ въ гражданскихъ.

Формула эта проста и ясна, но не надо закрывать себѣ глаза на то, что осуществленіе ея можетъ быть связано съ большими трудностями. Даже между вѣдомствами того же самаго государственнаго аппарата нерѣдко возникаютъ тренія, тѣмъ болѣе это возможно между церковными и государственными учрежденіями. Поэтому заранѣе зная, что такія тренія неизбѣжны, нужно заботиться только о томъ, чтобы предотвратить возможность крупныхъ столкновеній. А это возможно лишь если будетъ твердо усвоенъ принципъ, по которому Государство не предпринимало бы никакихъ мѣропріятій, затрагивающихъ церковные интересы безъ соглашенія съ церковной властью и наоборотъ. Для этого связь между властями должна быть постоянной, осуществляясь какъ между Главами ихъ, такъ и между церковными учрежденіями и Министерствами.

По Проэкту Патріархъ имѣетъ непосредственныя сношенія съ Императоромъ. По какимъ это можетъ быть вопросамъ? — Прежде всего, очевидно Патріархъ будетъ освѣдомлять Его о всѣхъ важнѣйшихъ событіяхъ церковной жизни, а также представлять ежегодные Всеподданнѣйшіе доклады, подобные прежнимъ Всеподданнѣйшимъ отчетамъ оберъ-прокуроровъ. Доклады Патріарха должны будутъ касаться приблизительно слѣдующихъ вопросовъ:

1. Замѣщеніе епископскихъ кафедръ. Епископы не должны назначаться безъ Высочайшаго соизволенія.

2. Учрежденія епархій и измѣненія ихъ границъ.

3. О духовныхъ учебныхъ заведеніяхъ и монастыряхъ.

4. О сношеніяхъ съ другими Автокефальными церквами и положеніи въ оныхъ.

5. О матеріальномъ положеніи Церкви и объ ассигнованіяхъ, требующихъ Высочайшаго утвержденія.

6. Испрашиваніе соизволенія на общія мѣры государственной власти для защиты Церкви отъ сектантовъ, непокорныхъ церковному суду или противъ опасныхъ нарушителей общественной нравственности.

7. О всѣхъ прочихъ вопросахъ, требующихъ Высочайшаго соизволенія.

По перечисленнымъ вопросамъ Патріархъ будетъ обращаться къ Царю. Но возможны и случаи, когда Государь будетъ обращаться къ Патріарху за поддержкой государственныхъ начинаній Церковью или когда Монархъ будетъ возбуждать вопросы церковнаго характера. Древніе обычаи, какъ Византійскіе, такъ и Русскіе, знаютъ неоднократныя выступленія Царей съ иниціативой по чисто церковнымъ вопросамъ. Они не только рѣшали вопросы церковно-государственнаго характера, но, въ качествѣ охранителей церковнаго благочинія, побуждали іерарховъ обсуждать и уклонять различные недостатки въ церковной жизни. Т. н. въ Дѣяніяхъ Стоглаваго Собора читаемъ: «Нѣкогда вниде въ слухи боговѣнчаннаго и христолюбиваго государя и великаго князя Ивана Васильевича всея Русіи самодержца, что по многимъ святымъ церквамъ звонятъ и поютъ не во время кромѣ церковнаго устава и многіе церковные чины не сполна совершаются по священнымъ правиламъ и не по уставу. Онъ же благочестивый царь о томъ таковая слышавъ не просто вмѣни, но разжегся Духомъ Святымъ. Вскорѣ повелѣ и списать о тѣхъ и многоразличныхъ церковныхъ чинѣхъ, которые не по уставу и не сполна совершаются и не вдаетъ на соборѣ отцу своему Макарію митрополиту всеа Русіи. И повелѣ ему всѣхъ о тѣхъ церковныхъ чинѣхъ разсудивъ указъ учинить по божественному уставу и по священнымъ правиломъ». Соборъ принялъ это царское заявленіе и вынесъ соотвѣтствующія рѣшенія по всѣмъ возбужденнымъ вопросамъ. (Стоглавъ, Казань, 1862 г. гл. 6 стр. 77-79). Это было совершенно въ духѣ Византіи, гдѣ соборы созывались Императорами по поводу различныхъ догматическихъ и каноническихъ споровъ, раздиравшихъ Церковь. Въ частности, всѣ Вселенскіе Соборы были созваны Императорами. Это право не было регламентировано законами, но сразу же было признано Церковью за Императоромъ Константиномъ. Въ будущей же Россіи оно непремѣнно должно быть внесено въ законъ о Церкви.

Въ случаяхъ примѣненія этого права, какъ и вообще во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, когда Монархъ выступаетъ по чисто церковнымъ вопросамъ, сношенія Его съ Патріархомъ должны быть непосредственными.

Но п. 13 Проэкта предусматриваетъ сношенія Государя съ Патріархомъ и черезъ Предсѣдателя Совѣта Министровъ. Тутъ очевидно надо имѣть въ виду сообщеніе черезъ него Патріарху Высочайшей воли, но онъ отнюдь не ставится посредствующей инстанціей. Практически должно быть такое положеніе: Патріархъ по всѣмъ вопросамъ обращается непосредственно къ Царю съ устными или письменными докладами, но Высочайшія рѣшенія въ случаяхъ, сколько-нибудь касающихся Правительства, сообщаются Главѣ Церкви черезъ Предсѣдателя Совѣта Министровъ, въ лицѣ котораго они такимъ образомъ принимаются къ свѣдѣнію или руководству Правительства.

Сношенія Высшей церковной Власти съ правительственными учрежденіями, согласно Проэкта, производятся черезъ референдарія. Это должность для Россіи новая, включенная въ проэктъ по примѣру Византіи. Тамъ «назначеніе этого чиновника, какъ показызаетъ самое его названіе, состояло въ томъ, что онъ служилъ для сношеній Патріарха со свѣтскимъ правительствомъ... Объ этомъ референдаріи списки говорятъ, что онъ посылается отъ Патріарха къ Царю и къ высокимъ сановникамъ въ важныхъ случаяхъ. Само собою понятно, что миссія референдарія заключалась не только въ томъ, что онъ относилъ письменно изложенное представленіе или словесное требованіе со стороны Патріарха, но и ходатайствовалъ передъ кѣмъ слѣдовало объ успѣхѣ своего порученія, представляя въ пользу этого извѣстные мотивы и основанія, словомъ былъ чиновникомъ для непосредственныхъ сношеній Патріарха со дворомъ и высшими сановниками государства по дѣламъ Церкви и завѣдовалъ этой частью» (Т. Барсовъ, Константинопольскій Патріархъ и его власть надъ Русской Церковью, СПБ, 1878, стр. 289). Такой характеръ обязанностей референдарія дѣлаетъ весьма важнымъ, какъ для Церкви, такъ и для Государства, чтобы должность его была занимаема человѣкомъ пріемлемымъ и для Патріарха и для Правительства. Потому вполнѣ естественно, что по п. 12 проэкта референдарій, избираемый Патріархомъ, утверждается Императоромъ.

Конечно референдарій будетъ преимущественно церковнымъ чиновникомъ. Онъ будетъ докладывать Патріарху и Синоду точку зрѣнія Правительства, но не будетъ представлять его. Между тѣмъ во многихъ случаяхъ нужно, чтобы эта точка зрѣнія отстаивалась во время принятія церковныхъ рѣшеній. Въ Византіи для этого на засѣданія Синода приглашались царскіе сановники. Они отъ имени Правительства участвовали въ обсужденіи тѣхъ вопросовъ, которые въ той или иной мѣрѣ касались государственной власти. «Просматривая синодальные акты, читаемъ въ цитированномъ сочиненіи пр. Барсова, въ которыхъ говорится о присутствіи свѣтскихъ чиновниковъ въ собраніяхъ Синода, мы видимъ, что они засѣдаютъ въ Синодѣ при разсмотрѣніи вопросовъ объ учрежденіи епископій, архіепископій и митрополій, т. е. такихъ предметовъ, которые относились непосредственно къ государственному управленію. Далѣе мы видимъ, что они присутствуютъ при разсмотрѣніи дѣлъ и вопросовъ брачныхъ, въ которыхъ тоже самымъ непосредственнымъ образомъ замѣшаны интересы гражданскаго общества. Потомъ мы видимъ, что они принимаютъ участіе въ обсужденіи мѣръ къ пресѣченію распространенія сектъ опасныхъ для государства и вредныхъ для гражданскаго общества, и вообще при обсужденіи неправославнаго ученія противнаго духу Церкви и несогласнаго съ интересами государства. Наконецъ, мы находимъ, что они принимаютъ участіе въ осужденіи духовною властью своимъ судомъ лицъ, замѣшанныхъ въ возмущеніяхъ противныхъ государственному и общественному порядку, также при судѣ надъ духовными лицами, которыхъ преступленія заключали признаки противленія общему порядку управленія» (стр. 244-245). Въ этомъ «присутствіи» отчасти выражалась идея того надзора, который по праву принадлежитъ государству относительно дѣйствій духовнаго правительства въ дѣлахъ и вопросахъ имѣющихъ отношеніе къ порядку гражданскому и государственному» (тамъ же). Практически этотъ опытъ Византіи даетъ основаніе предложить, чтобы на засѣданія Синода приглашались представители заинтересованныхъ въ разбираемыхъ вопросахъ вѣдомствъ.

Помимо обязательнаго участія представителей правительства на нѣкоторыхъ засѣданіяхъ Синода, послѣднему (а равно и Собору) должно быть предоставлено право, въ тѣхъ случаяхъ, когда по существу предположенныхъ постановленій или распоряженій онъ признаетъ недостаточными собственныя средства для поддержанія ихъ силы и дѣйствительности обращаться къ содѣйствію государственной власти и просить утвержденія его собственныхъ постановленій. Это можетъ имѣть мѣсто въ вопросахъ церковнаго благочинія, суда и т. д. Такой порядокъ широко практиковался въ Византіи.

Установить порядокъ, при которомъ рѣшенія церковной власти согласовались бы съ интересами Государства, мы должны коснуться и обратной стороны. Пользуясь правомъ вмѣшиваться въ касающіяся его дѣла Церкви, Государство, въ свою очередь, должно Ей дать возможность оказывать вліяніе на разрѣшеніе государственныхъ вопросовъ, которые касаются Ея непосредственно или имѣютъ отношеніе къ народной нравственности. Впрочемъ, надо признать, что такъ или иначе касаться этого могутъ почти всѣ вопросы кромѣ чисто техническихъ, финансовыхъ, военныхъ и т. п. Прежде защита интересовъ Церкви въ Правительствѣ лежала на оберъ-прокурорѣ входившемъ въ составъ Совѣта Министровъ. Было бы естественно и теперь допустить референдарія къ участію въ засѣданіяхъ Совѣта Министровъ. Для Государства это не представляло бы неудобства, а вмѣстѣ съ тѣмъ поднимало бы значеніе Церкви и облегчило бы поддержку нормальныхъ отношеній Ея съ Государствомъ. Помимо этого было бы естественно ввести представительство отъ Церкви въ высшія законодательныя учрежденія. Отдѣльныя же Министерства должны извѣщать референдарія когда въ нихъ обсуждаются вопросы, имѣющіе отношеніе къ Церкви, чтобы онъ могъ присутствовать самъ или прислать одного изъ своихъ помощниковъ»

Вотъ вкратцѣ тѣ соображенія, которыя могутъ лечь въ основу положеній, регулирующихъ взаимоотношенія между Церковью и Государствомъ. Не представляя неудобствъ ни для одной изъ сторонъ, они дали бы возможность осуществить идеалы, о которыхъ я говорилъ вначалѣ записки и тѣхъ принциповъ, которые легли въ основу «Проэкта законоположеній». Мнѣ приходится признать, что положительная часть записки можетъ быть страдаетъ чрезмѣрной краткостью. Это неизбѣжное послѣдствіе того, что составитель конечно пользовался лишь довольно скуднымъ матеріаломъ и, кромѣ того, не могъ въ своихъ предположеніяхъ исходить изъ опредѣленнаго уже строя какъ государственнаго, такъ и Церковнаго управленія. Поэтому приходилось намѣчать лишь принципіальныя положенія, приложимыя при всякой системѣ монархическаго правленія.

Графъ Ю. П. Граббе

[1] Іоаннъ, епископъ Шанхайскій. Происхожденіе Закона о Престолонаслѣдіи въ Россіи. Шанхай 1936. – Ред.

[2] Въ «Выпискахъ изъ полнаго Собранія Законовъ» К. П. Побѣдоносцева находимъ такія законодательныя мѣропріятія: № 3910 — запрещено ходить изъ церкви съ образами на домъ. № 3912 — Архимандриты подъ присягой обязуются не держать затворниковъ и много т. п.

Гр. Ю. П. Граббе. Церковь и государство въ будущей Россіи. Съ предисловіемъ Митрополита Антонія. Бѣлградъ, 1931. [Библіотека Института изученія Россіи. Вып. 2. (Отд. церковный)].




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: