Владиміръ Ивановичъ Головинъ – БЛАЖЕННЫЙ АВГУСТИНЪ (Стихотвореніе).
Блаженный Августинъ, однажды, при написаніи книги о Святой Троицѣ, прогуливался по берегу моря, обдумывая при этомъ тайну Троичнаго Божества. Вдругъ онъ увидѣлъ юношу, который сдѣлалъ въ пескѣ яму и своими ладонями переносилъ воду изъ моря въ эту яму. Блаж. Августинъ спросил его: «Что ты дѣлаешь? – юноша отвѣтилъ – Хочу море перелить въ эту яму – Это невозможно – сказалъ блаж. Августинъ. – Да, это невозможно, но я быстрѣе перелью море въ яму, нежели ты своимъ умомъ познаешь полностью бытіе Святой Троицы». При этихъ словахъ юноша исчезъ, ибо это былъ ангелъ, посланный для вразумленія не только блаж. Августина, но и всѣхъ людей, въ томъ, что, живя здѣсь на землѣ, полностью познать Святую Троицу мы не можемъ. Именно объ этомъ и говорится въ данномъ стихотвореніи. – ред.
Видимъ убо нынѣ якоже зерцаломъ въ гаданiи, тогда же лицемъ къ лицу:
нынѣ разумѣю отъ части, тогда же познаю, якоже и познанъ быхъ.
1 Кор. 13, 12.
«Has autem rationes ubi esse arbitrandum est nisi in ipsa mente Creatoris?»
S. August. Quaestiones. Qu. Ed. Ed. Bened, v. VI. p. 18.
Шумитъ Средиземный морей исполинъ
И плещется пѣной сѣдою:
На берегѣ влажномъ святой Августинъ,
Поникнувъ къ землѣ головою,
Въ тяжеломъ раздумьѣ печально сидѣлъ, —
Печально на темныя волны глядѣлъ;
Полуденный вѣтеръ, крѣпчая, игралъ
Сребристой его сѣдиною;
На пѣнистый валъ новый валъ набѣгалъ,
Волна разбивалась волною.
Далеко Святой своимъ духомъ летѣлъ,
И думъ въ немъ роилося много:
Онъ мыслью крылатой проникнуть хотѣлъ
Въ чертоги надзнѣздные Бога,
Густую завѣсу небесъ приподнять, —
Въ трехъ лицахъ единаго Бога обнять!
Но тщетно въ немъ, мысль, какъ морская волна,
Встаетъ и опять упадаетъ:
Все бьется, какъ узникъ въ оковахъ, она;
Все глубже Святитель вздыхаетъ.
И видитъ: склонясь надъ пучиной морской,
Младенецъ сидитъ предъ нимъ милый,
Невинный, прекрасный лицомъ и душой,
Какъ житель небесъ легкокрылый!
Онъ — въ свѣтлой одеждѣ: съ ея бѣлизной
Не могъ бы сравняться и снѣгъ молодой;
Въ очахъ голубыхъ — безмятежность, покой,
Безпечная радость сіяютъ,
И русыя кудри струистой волной
Съ прелестной головки спадаютъ.
Онъ красный отломокъ коралла держалъ,
Прибитый къ землѣ въ непогоду,
И въ воду свой малый кораллъ опускалъ,
Выплескивалъ на берегъ воду. —
Все думою въ небѣ Святитель виталъ,
Все трудъ свой ребенокъ предъ нимъ продолжалъ.
«Усталъ ты, малютка! Не полно ль шалить?
Оставь же пустыя затѣи!»
— Отецъ мой! Я море хочу перелить
На землю скорлупкой своею! —
«Безумный младенецъ! Не можетъ обнять
Нашъ взоръ Средиземнаго моря,
Не можетъ пучины свободной сковать
Людская безсильная воля!
Одна безпредѣльность — подруга ему.
Лишь Богу послушно оно одному,
Лишь Онъ можетъ грозную бурю смирить.
Песчинка — корабль передъ нею:
Ты жъ на берегъ море хотѣлъ перелить
Ничтожной скорлупкой своею!»
— Отецъ мой! Я знаю, чѣмъ полонъ теперь
Пытливый твой духъ, — гдѣ тревожной
Ты носишься мыслью; но вѣрь же мнѣ, вѣрь:
Своею скорлупкой ничтожной
Я на берегъ море скорѣй перелью,
Скорѣе всю землю я имъ затоплю, —
Чѣмъ здѣсь на землѣ, среди падшихъ людей,
Ты тайну небесъ разгадаешь,
Чѣмъ въ книгѣ небесной ты мыслью своей
Хоть букву одну прочитаешь!
Изчезло видѣнье; но, мнилось, звучалъ
Въ волнахъ еще голосъ тотъ строгій:
Святитель въ ребенкѣ со страхомъ узналъ
Посланника вѣчнаго Бога!
И тихо, пустынно все было кругомъ;
Лишь море, въ раздольѣ привольномъ своемъ.
Сердито гуляя, волну за волной
Къ Святаго ногамъ прибивало,
И съ рокотомъ злобнымъ о берегъ крутой
Волну за волной разбивало.....
И къ долу смиренно Святитель поникъ
Своею сѣдой головою,
И тихо склонился покорный старикъ,
Предъ Вышняго волей святою:
«Господь предо мной — безпредѣльность и вѣкъ,
Песчинка, мгновенье — предъ Нимъ человѣкъ.
Такъ могутъ ли то наши души вмѣщать,
Чего небеса не вмѣщаютъ,
Такъ могутъ ли то на землѣ онѣ знать,
Чего Херувимы не знаютъ!»
«Смиренье жъ, смиренье! Нe намъ все узнать,
Не намъ безпредѣльность измѣрить;
Удѣлъ нашъ — небесъ заслужить благодать,
Нашъ жребій — молиться и вѣрить!»
Умолкъ онъ, но слезы блистали въ очахъ,
Молитва въ святыхъ трепетала устахъ,
И сладкому голосу сердца онъ внялъ:
Предъ Богомъ въ смиреньи склонился.
И землю, гдѣ Ангела видѣлъ, лобзалъ,
И пламенно, долго молился.....
И грозный умолкъ моря шумнаго гнѣвъ,
Сѣдая пучина упала
И чудной молитвѣ его, присмирѣвъ,
Покорно, привѣтно внимала,
Покоясь въ пустынныхъ своихъ берегахъ,
Какъ тихій младенецъ на мягкихъ цвѣтахъ.
Все трепетъ священный проникъ и объялъ,
Все, вѣетъ нѣмой тишиною;
Замолкъ, присмирѣлъ воздымавшійся валъ,
Волна улеглась за волною.
В. Головинъ.
«Странникъ». 1860. Томъ I. № 1 (Январь). С. 69-72.
