Протоіерей Петръ Смирновъ – Духъ есть Богъ (Іоан. 4, 24).
Въ бесѣдѣ Господа Спасителя съ Самарянкою открыта величайшая истина христіанства о Богѣ, какъ высочайшемъ Духѣ, истина, свѣтомъ которой освѣщаются всѣ другія истины вѣры и благочестія, и силою которой умъ человѣческій навсегда освобожденъ отъ помраченія мглою язычества.
Наиболѣе выдающіеся геніальные умы древняго до-христіанскаго міра только предчувствовали эту истину. Первое серьезное слово греческой философіи о Творцѣ міра было, что это Умъ. Только высочайшій Умъ или Перворазумъ могъ создать этотъ дивный міръ. Проникновеніе въ царство творческихъ идей составляетъ славу геніальнаго философа Платона. Этотъ Перводвижитель вселенной долженъ быть свободенъ отъ всѣхъ ограниченій, которыя намъ ставитъ вещественная природа – матерія, училъ знаменитый Аристотель. Чувствовалось, наконецъ, нѣкоторое таинственное родство нашего духа съ Верховнымъ Существомъ, какъ это высказалъ одинъ ивъ поэтовъ, о которомъ воспоминаетъ святый апостолъ Павелъ въ рѣчи къ Аѳинскому ареопагу, приводя слова его: «мы Его и родъ» (Дѣян. 17, 28). Остальной міръ задыхался и погибалъ во тьмѣ и сѣни язычества, вещественная природа окружала и подавляла его своимъ обаяніемъ, чувственныя страсти неудержимо влекли его къ развращенію. Язычники забыли и о духовности, и о единствѣ Божества, множество боговъ своихъ воображали въ томъ же преклоненіи предъ чарами чувственной природы, въ какомъ были сами, и въ капищахъ языческихъ богинь Ашеры, Венеры, въ честь ихъ, совершали самыя гнусныя преступленія (Еф. 5, 3). Вообще же положеніе дѣла было таково, что самые высокіе умы отчаявались познать истину и даже говорить о ней, и ждали вразумленія и помощи свыше, какъ не одинъ разъ выражаетъ это въ своихъ твореніяхъ геніальный Платонъ.
Что же евреи? Ужели и они не знали о духовности существа Божія? Въ ветхозавѣтномъ Священномъ Писаніи есть ясныя указанія на эту великую истину, и праведные люди могли проникать въ нее. Въ жизни ветхозавѣтныхъ праведниковъ видимъ осуществленіе тѣхъ правилъ и требованій, которыя вноситъ истина о духовности существа Божія въ ученіе о благочестіи. Молитвенныя воздыханія, благодаренія и хваленія въ псалмахъ Давида и другихъ священныхъ книгахъ могли изливаться только при свѣтѣ этой великой истины. А большинство евреевъ было не въ силахъ познать ее. Грѣшная природа влекла и ихъ на тотъ же путь язычества, въ которомъ погрязали народы. Узами закона, прещеніями и клятвами, карами и казнями нужно было сдерживать ихъ на каждомъ шагу. Въ одной изъ господствовавшихъ сектъ еврейскихъ открыто возглашалось ученіе, «что нѣтъ ни воскресенія, ни ангела, ни духа» (Дѣян. 23, 8). Въ другой, наиболѣе уважаемой евреями, сектѣ не затрагивалось ученіе о духѣ, тамъ вѣрили и воскресенію, и ангеламъ, но на практикѣ слѣдовали манерѣ язычниковъ – угождать Богу соблюденіемъ наружныхъ обрядовъ, оставляя въ сторонѣ нравственныя требованія закона Божія.
Предъ Сердцевѣдцемъ Христомъ стояло, въ лицѣ жены Самарянки язычество, потерявшее истину Боговѣдѣнія и задыхавшееся въ узахъ тяжелаго рабства природѣ, стояло еврейство, носившее образъ благочестія, силы же его отвергшееся, и ей изречено слово жизни: «Духъ есть Богъ». Верховное и высочайшее Божество – это не только полнота силъ и могущества, понятіе о которыхъ давалось древнѣйшимъ еврейскимъ его наименованіемъ – Елогимъ. Это не только бытіе самосущее, независимое, вѣчное, что открылъ Господь пророку Моѵсею, являясь въ огненной купинѣ, въ имени Іегова – сый, сущій. Это высочайшій и всесовершенный Духъ. Не въ образѣ и видѣніи, не чрезъ возбужденіе и изліяніе молитвеннаго чувства, но въ краткомъ, ясномъ, опредѣленномъ и точномъ словѣ выражена предъ очами благоговѣйно изумленной женщины истина истинъ вѣры.
«Духъ есть Богъ». Какъ Духъ, Богъ безпредѣленъ, независимъ, самобытенъ, вседоволенъ, всемогущъ, неизмѣняемъ, вѣченъ. Но этими всеобъемлющими чертами далеко не исчерпывается содержаніе великой истины. Высочайшая сила Духа въ Его личномъ бытіи, въ совершенствахъ Его ума – всевѣдѣніи, премудрости, истинности, въ совершенствахъ Его воли – свободѣ, праведности, святости. Въ любви Божественной является какъ бы средоточное и господственное свойство Бога Духа, почему и говоритъ Апостолъ: «Богъ любы есть» (1 Іоан. 4, 8). Такимъ образомъ, мы видимъ предъ собою какъ бы живой образъ нашего Творца и въ безпредѣльной любви Его слышимъ, если можно такъ сказать, біеніе самаго Его сердца. Яснѣе, опредѣленнѣе, точнѣе передать намъ мысль о Богѣ нельзя. Но истина о Богѣ, какъ высочайшемъ Духѣ, явлена еще ближе, въ живомъ, незабвенномъ, вѣчно и живо памятномъ Лицѣ. Предъ очами жены Самарянки было самосущее воплощенное Слово Божіе. «Бога не видалъ никто никогда: единородный Сынъ, сущій въ нѣдрѣ Отчемъ Онъ явилъ» (Іоан. 1, 18). Въ своемъ ученіи, въ дѣлахъ, во всей жизни, Господь Іисусъ Христосъ явилъ намъ высочайшія свойства Божественныхъ ума, воли, сердца, всѣхъ совершенствъ высочайшаго личнаго бытія, свойственнаго Богу – Духу, явилъ и то, какъ близко можно быть къ сему высочайшему и всесовершенному Духу, какъ вѣдомы Ему всѣ наши нужды и немощи, и съ какимъ дерзновеніемъ вѣры любви можно прибѣгать къ Нему со всѣми этими нашими нуждами и немощами и просить Его милости и помощи. «Сіе написано», говоритъ наперсникъ Его любви объ евангельскихъ о Немъ сказаніяхъ, «дабы вы увѣровали, что Іисусъ есть Христосъ, Сынъ Божій, и вѣруя имѣли жизнь во имя Его» (Іоан. 20, 31). «Многое и другое сотворилъ Іисусъ; но еслибы писать о томъ подробно, то, думаю, и самому міру не вмѣстить бы написанныхъ книгъ, аминь» (21, 25). Здѣсь предѣлъ взору смертнаго, здѣсь безконечность и всеобъемлемость премірнаго Божества.
Въ одной изъ газетъ («Либ. Нов.») были напечатаны отрывки изъ частныхъ писемъ Л. Н. Толстого и во многихъ газетахъ перепечатаны, какъ будто нѣчто новое возвѣщается имъ міру.
«Вы говорите, что я какъ будто не признаю Бога. Тутъ – недоразумѣніе. Я ничего не признаю, кромѣ Бога. Все, что я знаю, я знаю потому, что есть Богъ, и я знаю Его. Богъ – это все, безконечное, все, чего я сознаю себя частью. И потому все во мнѣ граничитъ Богомъ, и я чувствую Его во всемъ».
«Бога сдаешь не столько разумомъ, даже не сердцемъ, но по чувствуемой полной зависимости отъ Него, въ родѣ того чувства, которое испытываетъ грудной ребенокъ на рукахъ матери. Онъ не знаетъ, кто его держитъ, кто грѣетъ, кто кормитъ, но знаетъ, что вотъ этотъ кто-то, и мало того, что знаетъ, – любитъ его».
Кому знакомы системы философовъ пантеистовъ, тотъ хорошо знаетъ, откуда эти, по-видиному, столь ласковыя слова. Прославленный великій писатель – здѣсь жалкій рабъ чужой мысли. Уму человѣческому свойственно смотрѣть то съ одной, то съ другой стороны на высочайшій, необъемлемый предметъ мысли. Ему свойственно то поражаться мыслію о величіи и недоступности высочайшаго Существа и впадать въ заблужденіе деизма, то проникаться мыслію объ Его близости къ намъ и впадать въ заблужденіе пантеизма. И пусть бы онъ работалъ на сихъ доступныхъ ему путяхъ, лишь бы не возставалъ противъ величія и святыни вѣры и пользовался ея свѣтомъ, чтобы не заблудиться на путяхъ своихъ и опять не погрязнуть во тьмѣ и сѣни язычества, изъ которой выдти такъ хотѣли и такъ оказались безсильны величайшіе умы древности.
Предъ Господомъ Сердцевѣдцемъ стояла жена, стояла мать. Ей Господь возвѣстилъ слово жизни, ея попеченію и охранѣ, ея вниманію и заботѣ, ея любви ввѣрилъ это величайшее сокровище вѣры.
Возвѣщая нѣкогда судъ непокорнымъ и нераскаяннымъ городамъ, Господь Спаситель сказалъ: «славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаилъ сіе отъ мудрыхъ и разумныхъ, и открылъ то младенцамъ. Ей, Отче! ибо таково было Твое благоволеніе» (Mѳ. 11, 25).
Матери-христіанки! Ваша по преимуществу обязанность воспринять всѣмъ своимъ сердцемъ великія истины святой спасительной вѣры и передать ихъ чуткимъ сердцамъ своихъ младенцевъ, чтобы измлада оградить ихъ отъ всѣхъ искушеній и соблазновъ, столь сильныхъ и опасныхъ въ наше мятущееся время.
П. С.
«Прибавленія къ Церковнымъ Вѣдомостямъ». 1901. № 18. С. 639-641.
