Проф. Николай Михайловичъ Дроздовъ – Трактатъ блаженнаго Августина «De catechizandis rudibus», какъ руководство для пастырей Церкви при первоначальномъ наставленіи народа въ истинахъ христіанской религіи и нравственности.
Трактатъ блаж. Августина «De catechizandis rudibus», т. е., объ оглашеніи людей необразованныхъ, былъ написанъ около 400 г. по Рождествѣ Христовомъ по просьбѣ Карѳагенскаго діакона Деограція, которому, какъ извѣстному своею особою способностію къ преподаванію, глубокимъ знаніемъ христіанства и пріятностію рѣчи, часто поручали исполнять обязанности катехизатора или огласителя, т. е., наставлять лицъ, готовящихся къ принятію христіанства, въ основныхъ истинахъ христіанской религіи и нравственности. Деограцій очень часто былъ недоволенъ своими огласительными бесѣдами и опасался, что онѣ точно такъ же могутъ не нравиться слушателямъ, какъ не нравятся ему самому, и оставаться безплодными. Поэтому онъ обратился къ находившемуся съ нимъ въ близкихъ, дружескихъ отношеніяхъ блаж. Августину, какъ лицу въ данномъ случаѣ вполнѣ вліятельному, за совѣтомъ и руководственными указаніями для выполненія катехизаторскихъ обязанностей, прося его въ особенности указать то, что должно считать основными истинами христіанства, какъ, слѣдуетъ преподавать ихъ, съ чего слѣдуетъ начинать и чѣмъ заканчивать изложеніе, слѣдуетъ ли присоединять къ изложенію увѣщаніе или назиданіе, или же ограничиваться изложеніемъ тѣхъ отдѣловъ ученія, въ соблюденіи которыхъ должны состоять жизнь и исповѣданіе христіанина (1, 1).
Въ отвѣтъ на эту просьбу блаж. Августинъ прежде всего старается успокоить Деограція и путемъ довольно глубокаго душевнаго разсмотрѣнія и чрезъ собственный примѣръ выясняетъ, что почти всякій изъ насъ, по произнесеніи своей рѣчи, находитъ въ ней много недостатковъ и замѣчаетъ, что многое могло бы быть изложено въ ней лучше; тѣмъ не менѣе это отнюдь не служитъ доказательствомъ того, что наши рѣчи такъ же не нравятся и слушателямъ. Уже то обстоятельство, что къ Деограцію часто присылаютъ учениковъ для оглашенія, должно убѣдить его въ томъ, что его огласительная дѣятельность встрѣчаетъ одобреніе и признается полезною, подобно тому какъ и я самъ, замѣчаетъ блаж. Августинъ, изъ усердія тѣхъ, которые желаютъ слушать меня, убѣждаюсь въ томъ, что мои рѣчи вовсе не такъ плохи и не такъ безплодны, какъ онѣ иногда кажутся мнѣ (2, 3-4).
Затѣмъ блаж. Августинъ предлагаетъ рядъ руководственныхъ указаній для оглашенія, составляющихъ главное содержаніе разсматриваемаго трактата, и присоединяетъ къ нимъ два образца огласительныхъ наставленій: подробнаго наставленія (гл. 16-25) и краткаго (гл. 26). Эти указанія проникнуты строго христіанскимъ духомъ и здравыми воспитательными началами и обнаруживаютъ въ составителѣ глубокое знаніе человѣческой природы, основывающееся не только на основательномъ изученіи древне-классической философіи и педагогики, но и на долголѣтнемъ жизненномъ опытѣ его и въ частности на его пастырской и воспитательной дѣятельности. Поэтому они имѣютъ весьма важное значеніе. Значеніе ихъ возвышается еще вслѣдствіе того обстоятельства, что блаж. Августинъ не ограничивается тѣсными предѣлами задачи, предложенной ему Деограціемъ, но широко раздвигаетъ эти предѣлы и излагаетъ предметъ съ такою обстоятельностію и основательностью, что разсматриваемое твореніе не только представляетъ историческій интересъ, какъ служащее первымъ опытомъ науки о христіанскомъ воспитаніи, но и имѣетъ практическое значеніе, потому что многія, заключающіяся въ немъ, руководственныя указанія не утратили значенія до сего времени и могутъ быть весьма полезными для современныхъ пастырей Церкви и законоучителей при начальномъ наставленіи простаго народа въ истинахъ христіанской религіи и нравственности.
Но значеніе разсматриваемаго трактата не исчерпывается воспитательною стороною его. Такъ какъ огласительное преподаваніе сообщалось обыкновенно людямъ взрослымъ, и именно въ формѣ рѣчей или бесѣдъ, и поэтому входило въ область церковнаго краснорѣчія и такъ какъ блаж. Августинъ, не ограничиваясь областью оглашенія, дѣлаетъ сверхъ того не мало замѣчаній, имѣющихъ общее значеніе для церковнаго краснорѣчія; то трактатъ «De catechizandis rudibus» имѣетъ не только воспитательный, но также и гомилетическій характеръ и можетъ служить весьма полезнымъ пособіемъ для проповѣдниковъ въ дѣлѣ проповѣди вообще, а въ особенности при составленіи катехизическихъ бесѣдъ и при внѣ-церковныхъ собесѣдованіяхъ огласительнаго характера. Значеніе этого трактата въ исторіи гомилетики видно уже изъ того, что онъ по своему содержанію довольно близко подходитъ къ 4-й книгѣ знаменитаго трактата блаж. Августина «Христіанская Наука» (De doctrina Christiana), признаваемой обыкновенно первымъ, самымъ древнимъ опытомъ гомилетики или теоріи церковнаго краснорѣчія{1} и въ значительной части составляющей развитіе положеній, высказанныхъ блаж. Августиномъ за четверть вѣка ранѣе въ предшествующемъ трактатѣ. Нѣкоторые изслѣдователи не безъ основанія отдаютъ предпочтеніе разсматриваемому трактату предъ «Христіанскою Наукою»{2}, вліяніе которой въ значительной степени отражается на многихъ изъ послѣдующихъ гомилетическихъ системъ. Особое преимущество этого трактата составляетъ его живой, практическій характеръ и отсутствіе тѣхъ сухихъ риторическихъ опредѣленій, которыя составляютъ наиболѣе слабую сторону Христіанской Науки. Приступая въ изложенію руководственныхъ указаній блаж. Августина для оглашенія, мы прежде всего замѣтимъ, что они могутъ быть подведены подъ три отдѣла: a) о цѣли и предметѣ огласительныхъ наставленій, b) о способѣ и формѣ ихъ и c) о качествахъ, наиболѣе необходимыхъ для оглашенія.
1. О цѣли и предметѣ огласительныхъ наставленій.
По блаж. Августину, должно такъ наставлять слушателя, чтобы онъ чрезъ слушаніе приходилъ къ вѣрѣ, чрезъ вѣру къ надеждѣ и чрезъ надежду къ любви. «Поставивъ для себя любовь какъ бы цѣлью, къ которой должны быть направлены всѣ слова твои, ты все, сообщаемое тобою, излагай такъ, чтобы наставляемый тобою, слушая тебя, вѣровалъ, вѣруя, надѣялся и, надѣясь, любилъ» (4, 8). Любовь къ Богу составляетъ такимъ образомъ конечную цѣль, къ которой должно быть направляемо все наставленіе и къ которой долженъ быть приводимъ слушатель. «Во всемъ, безъ сомнѣнія», говоритъ блаж. Августинъ, «не только намъ самимъ надобно смотрѣть на цѣль наставленія, которою служитъ любовь отъ чистаго сердца, и доброй совѣсти, и нелицемѣрной вѣры (1 Тим. 1, 5) и къ которой мы должны направлять всѣ слова свои, но къ ней долженъ быть обращаемъ и взоръ того, кого мы наставляемъ» (3, 6). Такимъ образомъ все огласительное наставленіе должно состоять изъ ученія о вѣрѣ, надеждѣ и любви, которыя должны лежать въ основѣ содержанія всѣхъ огласительныхъ бесѣдъ (4, 8).
Наставленіе о вѣрѣ должно обнимать все то, что Богъ содѣлалъ для спасенія людей отъ начала міра до настоящихъ временъ Церкви и въ чемъ выражалось божественное попеченіе о насъ (3, 6; 6, 10). Поэтому сюда должно входить обозрѣніе событій Ветхаго и Новаго Завѣта (библейская исторія) и судебъ христіанской Церкви (церковная исторія), при чемъ постоянно должно обращать вниманіе на взаимную связь обоихъ завѣтовъ, – на то, что «въ Ветхомъ Завѣтѣ сокрытъ Новый, а въ Новомъ раскрытъ Ветхій» (3, 6; 4, 7; 6, 10). «Ибо не для чего другаго до пришествія Господа написано все, заключающееся въ Священныхъ Писаніяхъ, какъ для того, чтобы предвозвѣстить Его пришествіе и предъизобразить будущую Церковь, то есть, народъ Божій изъ всѣхъ племенъ, что составляетъ тѣло Его съ присоединеніемъ и причисленіемъ къ сему всѣхъ святыхъ, жившихъ до Его пришествія и вѣровавшихъ въ Него, какъ въ грядущаго, точно такъ же, какъ мы вѣруемъ въ Него пришедшаго» (3, 6).
По изложеніи ученія о вѣрѣ, основывающемся на обозрѣніи важнѣйшихъ событій библейской и церковной исторіи, должно внушать слушателю надежду на Бога (7, 11), соединенную съ страхомъ Божіимъ, и излагать правила христіанской жизни, исполненіемъ которыхъ обусловливается достиженіе обѣщанныхъ Богомъ благъ (1, 1), и въ частности десять заповѣдей, заключающихъ въ себѣ двѣ великія заповѣди о любви къ Богу и ближнему, на которыхъ утверждается не только весь законъ и пророки (Матѳ. 22, 40), составлявшіе въ то время, когда это было сказано Господомъ, все Священное Писаніе, но и всѣ прочія книги Божественнаго Писанія, которыя впослѣдствіи были написаны и преданы намъ для нашего назиданія и спасенія (4, 8). Изъ вѣры въ то, что Богъ содѣлалъ для насъ, проистекаетъ надежда, что Онъ исполнитъ также Свои обѣтованія о воскресеніи мертвыхъ, о послѣднемъ судѣ, который будетъ отраднымъ для добрыхъ и страшнымъ для злыхъ, и о вѣчной жизни, состоящей въ вѣчныхъ мученіяхъ для нечестивыхъ и въ вѣчномъ блаженствѣ для праведныхъ (7, 11). Чтобы достигнуть обѣтованнаго блаженства и избѣжать вѣчныхъ мученій, для этого мы должны исполнять установленныя Богомъ условія, и именно вести истинно-христіанскую жизнь, соблюдать заповѣди Божіи (16, 25), удаляться отъ грѣховъ (7, 11) и быть непоколебимыми противъ искушеній и соблазновъ, возникающихъ какъ, внѣ Церкви, такъ и внутри ея (7, 11 и 27, 55). Возлагая все свое упованіе на Бога, слушатель радостно вступаетъ на путь Христовъ и не отступаетъ отъ него, боясь лишь того, чтобы не оскорбить Бога не только какъ грознаго Судію, но и какъ любвеобильнаго Отца (7, 11; 16, 25). Такимъ образомъ и надежда на Бога соединяется съ спасительнымъ страхомъ и приводитъ къ любви. При изложеніи ученія о христіанской надеждѣ и вѣчномъ блаженствѣ, слѣдуетъ указывать также на суетность мірскихъ радостей и внѣшнихъ, земныхъ благъ, въ которыхъ люди тщетно желаютъ найти истинное удовольствіе и успокоеніе и которыя быстро преходятъ. Истинныя и постоянныя радости возможны лишь на небѣ. На землѣ возможно лишь нѣкотораго рода предвкушеніе ихъ и только для того, кто исполняетъ заповѣди Божіи. «Возжелавъ истиннаго покоя, какой обѣщается христіанамъ въ будущей жизни, мы можемъ вкусить его и здѣсь со сладостію и пріятностію среди горестей этой жизни, если возлюбимъ заповѣди Того, Кто обѣщалъ оный. Ибо мы скоро почувствуемъ, что плоды правды пріятнѣе плодовъ неправды и что человѣку гораздо болѣе бываетъ радости при доброй совѣсти среди бѣдствій, чѣмъ при злой среди удовольствій» (16, 25).
Въ тѣсной связи съ ученіемъ о христіанской вѣрѣ и надеждѣ должно быть излагаемо и ученіе о любви къ Богу и ближнимъ. Такъ какъ во всемъ томъ, что Богъ для насъ, грѣшныхъ, уже содѣлалъ (вѣра) и еще содѣлаетъ (надежда), открывается величайшая любовь Его къ намъ, мысль о которой лежитъ въ основѣ всѣхъ Писаній Ветхаго и Новаго Завѣта; то отсюда проистекаетъ и на этомъ прежде всего основывается любовь каждаго человѣка къ Богу, которая сначала возникаетъ въ насъ, какъ долгъ благодарности. Изъ любви Бога къ намъ, грѣшнымъ людямъ, мы должны научиться прежде всего тому, чтобы отвѣчать любовію Богу, Который прежде возлюбилъ насъ (1 Іоан. 4, 19), когда мы еще были врагами Его, чтобы оправдать насъ и сдѣлать друзьями Своими. Изъ этой любви, какъ дѣйствія благодарности, должна развиваться высшая, чистая и вполнѣ безкорыстная любовь къ Богу, какъ къ любвеобильному и милосердому Отцу. Любя Бога, мы должны, въ Немъ и ради Него, любить и всѣхъ ближнихъ своихъ, какъ возлюбленныхъ Богомъ (4, 8; 7, 11). Но и любовь къ Богу не только не исключаетъ спасительнаго страха, но и должна основываться на немъ, чтобы слушатель, радуясь тому, что его любитъ Тотъ, Кого онъ боится, воспламенялся и самъ взаимною любовью къ Нему, и опасался оскорбить любовь Его къ себѣ, хотя бы это оскорбленіе и могло остаться безнаказаннымъ (5, 9). Такимъ образомъ также и страхъ правосудія Божія долженъ приводить къ чистой, безкорыстной любви.
Воспламеняя въ слушателяхъ вѣру, надежду и любовь, слѣдуетъ также располагать ихъ къ молитвѣ, къ постоянному бодрствованію противъ искушеній и соблазновъ, къ осторожности по отношенію къ нечестивымъ и къ общенію съ людьми благочестивыми. Мы должны обращаться съ молитвою къ Богу, чтобы Онъ охранилъ насъ отъ искушенія діавола, но вмѣстѣ съ тѣмъ и сами всегда должны слѣдить за тѣмъ, чтобы откуда-нибудь не подкрался къ намъ этотъ врагъ, который постоянно стремится къ умноженію числа соучастниковъ своего осужденія. Поэтому мы постоянно должны вести борьбу съ искушеніями и соблазнами, приходящими къ намъ не только чрезъ такихъ людей, которые не принадлежавъ къ Церкви (язычники, іудеи, еретики, раскольники), но и чрезъ тѣхъ, которые находятся внутри самой Церкви Православной подобно плевеламъ до времени вѣянія. Должно остерегаться подобнаго рода людей, носящихъ лишь имя христіанъ, и не подражать беззаконному образу жизни ихъ, но удаляться отъ нихъ и вступать въ сообщество съ людьми благочестивыми, которыхъ мы много можемъ найти, если сами начнемъ быть таковыми. Если на общественныхъ зрѣлищахъ намъ пріятно было быть вмѣстѣ съ тѣми, которые раздѣляли нашу любовь къ какому-нибудь наѣзднику, борцу съ дикими звѣрями; то тѣмъ болѣе должно быть пріятнымъ для насъ сообщество съ тѣми, которые вмѣстѣ съ нами любятъ Бога, любящіе Котораго никогда не могутъ быть посрамлены, потому что Онъ не только Самъ никогда не бываетъ побѣждаемъ (какъ это бываетъ съ любимыми наѣздниками или борцами), но и любящихъ Его дѣлаетъ непобѣдимыми (25, 48-49).
2. О способѣ и формѣ огласительныхъ наставленій.
Огласительное преподаваніе или наставленіе, соотвѣтственно самому предмету его и примѣнительно къ возрасту слушателей, состоящихъ обыкновенно изъ людей взрослыхъ, должно быть преимущественно акроаматическимъ, т. е., имѣть форму болѣе или менѣе длинной, непрерывной рѣчи, и состоять главнымъ образомъ изъ разсказа или повѣствованія (narratio). Но огласителъ не долженъ ограничиваться этой формой изложенія, но долженъ также обращаться съ вопросами въ слушателямъ (interrogatio) и предлагать увѣщаніе или назиданіе (exhortatio). Какъ именно огласителъ долженъ пользоваться каждою изъ этихъ формъ, относительно этого блаж. Августинъ даетъ весьма важныя рувоводственныя указанія, на которыхъ мы считаемъ необходимымъ въ частности остановиться.
Изложеніе или, собственно, повѣствованіе (narratio) должно быть полнымъ. Поэтому слѣдуетъ излагать все то, что Богъ содѣлалъ для спасенія людей отъ начала міра до настоящихъ временъ Церкви. Но это не значитъ, что мы должны буквально (наизусть) или своими словами передавать и объяснять содержаніе всѣхъ книгъ Ветхаго и Новаго Завѣта; на это и времени не достанетъ, да и нѣтъ никакой нужды въ этомъ. Напротивъ того, о всемъ надобно говорить кратко и въ общихъ чертахъ (summatim generatimque) и входить въ подробности лишь относительно главныхъ отдѣловъ и наиболѣе замѣчательныхъ или необычайныхъ событій, разсказы о которыхъ въ особенности охотно выслушиваются. Но такого рода событія не слѣдуетъ какъ бы только на мгновеніе показывать слушателю и немедленно затѣмъ удалять съ глазъ, а, наоборотъ, надобно нѣсколько долѣе останавливаться на нихъ и обращать на нихъ особое вниманіе слушателя, прочаго же лишь вкратцѣ касаться, насколько это необходимо для установленія общей связи. Такимъ образомъ и то, что мы въ особенности хотимъ предложить вниманію слушателей, явственнѣе выдѣлится при удаленіи прочаго на задній планъ, и наставляемый нами уразумѣетъ оное безъ труда, и память его не обременится (3, 5).
Впрочемъ, выборъ тѣхъ или другихъ отдѣловъ для болѣе подробнаго изложенія обусловливается не только самымъ характеромъ и значеніемъ ихъ, но и личными особенностями слушателей. Такъ a) если слушатель уже имѣетъ нѣкоторыя свѣдѣнія относительно христіанскаго ученія, то не слѣдуетъ подробно излагать то, что уже извѣстно ему, а надобно сообщать то, что можетъ служить къ восполненію, уясненію и углубленію его познаній; b) если онъ не обладаетъ въ достаточной степени понятливостію, то слѣдуетъ терпѣливо переносить это и стараться о томъ, чтобы запечатлѣть въ его душѣ наиболѣе необходимыя истины: о единствѣ Православной Церкви, объ искушеніяхъ, о христіанской жизни и будущемъ судѣ, ограничиваясь относительно прочихъ ученій лишь краткимъ обзоромъ (13, 18); c) если слушатель принадлежитъ въ числу людей болѣе или менѣе образованныхъ или ученыхъ, то слѣдуетъ внушать ему христіанское смиреніе и уваженіе къ достоинству Свящ. Писанія и Церкви и, примѣнительно къ его знаніямъ и воззрѣніямъ, излагать и разъяснять тѣ или другія христіанскія истины и опровергать заблужденія, все направляя къ одной главной цѣли, т. е., къ любви (13, 18; 9, 13; 8, 12).
Изложеніе должно имѣть болѣе или менѣе послѣдовательный характеръ; все излагаемое надобно направлять къ одной главной цѣли, и всѣ части его должны находиться въ тѣсной взаимной связи между собою. Въ этихъ между прочимъ видахъ вся исторія спасенія людей должна быть раздѣлена на 6 отдѣловъ, прообразъ которыхъ заключается въ шести дняхъ творенія: первый отдѣлъ со времени перваго человѣка, Адама, до Ноя; второй съ Ноя до Авраама; третій съ Авраама до царя Давида; четвертый съ Давида до переселенія народа Божія въ Вавилонъ; пятый со времени этого переселенія до пришествія Господа нашего Іисуса Христа, послѣ чего начинается шестой отдѣлъ – благодати Божіей, за которымъ послѣдуетъ седьмой великій отдѣлъ вѣчной субботы, какъ бы седьмой день, когда Богъ почіетъ въ святыхъ Своихъ, а святые почіютъ въ Богѣ послѣ всѣхъ добрыхъ дѣдъ, которыми они служили Ему и которыя Онъ Самъ производитъ въ нихъ (3, 5; 8, 12; 22, 39; 17, 28).
При изложеніи религіозно-нравственныхъ истинъ и историческихъ событій слѣдуетъ приводить причины или доказательства и основанія. Если даже свѣтскіе учителя (грамматики) стараются изъ пустыхъ поэтическихъ вымысловъ извлечь какую-либо пользу для своихъ слушателей, то тѣмъ болѣе огласителъ долженъ остерегаться, чтобы излагаемыя имъ истины, будучи лишены должнаго разъясненія и обоснованія, не послужили къ удовлетворенію празднаго любопытства или къ какому-либо вредному примѣненію. Это обоснованіе должно также служить къ тому, чтобы все излагаемое сводить въ главной, конечной цѣли, которою служитъ любовь къ Богу. Однако чрезъ приведеніе причинъ и основаній не должна прерываться нить изложенія, – они должны быть подобны служащему искусною оправою для драгоцѣнныхъ камней золоту, которое соединяетъ ихъ, не загромождая собою и нисколько не уменьшая ихъ красоты (6, 10). Примѣры подобнаго рода объясненій даетъ самъ блаж. Августинъ въ представляемомъ имъ, въ видѣ образца для оглашенія, изложеніи библейскихъ событій. Такъ, напр., онъ объясняетъ, почему Богъ создалъ человѣка и тѣхъ духовъ, о которыхъ заранѣе зналъ, что они согрѣшатъ (18, 30), приводитъ основанія въ подтвержденіе истины воскресенія мертвыхъ (25, 46) и т. п.
Также библейскія слова и выраженія, могущія затруднять слушателей, слѣдуетъ объяснять то въ видѣ простаго пересказа или описанія, то въ видѣ болѣе или менѣе подробнаго раскрытія. Перваго рода объясненіе блаж. Августинъ дѣлаетъ относительно слова рай, говоря: Адама и Еву Богъ «помѣстилъ въ нѣкоторомъ мѣстѣ постояннаго блаженства, которое въ Писаніи называется раемъ» (18, 30). Втораго рода объясненіе мы встрѣчаемъ у блаж. Августина, напр., относительно библейскаго выраженія: перстъ Божій. «Народъ получилъ», говоритъ онъ, «законъ, написанный перстомъ Божіимъ, подъ именемъ коего разумѣется Духъ Святый, какъ объ этомъ ясно говорится въ Евангеліи{3}. Ибо Богъ не подлежитъ ограниченію тѣлесной формы, и въ Немъ нельзя такъ представлять себѣ члены и персты, какъ это мы видимъ у себя. Но такъ какъ чрезъ Духа Святаго раздѣляются святымъ дары Божіи, которые хотя и различны одинъ отъ другаго, однако не отступаютъ отъ союза любви, а въ перстахъ въ особенности обнаруживается нѣкоторое раздѣленіе и однако безъ отдѣленія отъ единства; то по этой или по другой какой-либо причинѣ Духъ Святый названъ перстомъ Божіимъ. Однако же, слыша это, мы не должны представлять форму человѣческаго тѣла» (20, 35).
Такъ какъ чрезъ исполненіе обѣтованій Божіихъ и пророчествъ укрѣпляется наша вѣра, усиливается надежда на исполненіе тѣхъ обѣтованій, осуществленіе которыхъ предстоитъ въ будущемъ, и умножается любовь; то постоянно слѣдуетъ указывать на связь между обѣтованіями Божіими или пророчествами и исполненіемъ ихъ, между прообразомъ и преобразуемымъ. «Ибо все, что теперь происходитъ въ Церкви Божіей и что во имя Христово совершается во всемъ мірѣ, за нѣсколько вѣковъ было уже предвозвѣщено, и какъ было предвозвѣщено, такъ и исполняется для нашего назиданія въ вѣрѣ. Былъ нѣкогда по всей землѣ потопъ для истребленія грѣшниковъ, и тѣ, которые спаслись отъ него въ ковчегѣ, служили таинственнымъ предъизображеніемъ будущей Церкви, которая теперь плаваетъ въ волнахъ вѣка сего и чрезъ древо креста Христова спасается отъ потопленія. Предвозвѣщено было одному человѣку, вѣрному рабу Божію Аврааму, что отъ него произойдетъ народъ, который одинъ между другими народами, поклонявшимися идоламъ, будетъ почитать единаго Бога, и все, предреченное относительно этого народа, такъ исполнилось, какъ было предречено. Этому же самому народу предсказано было, что въ немъ явится Христосъ, Царь всѣхъ святыхъ и Богъ, Который по плоти будетъ происходить изъ племени того же Авраама, чтобы всѣ тѣ были чадами Авраама, которые будутъ подражать вѣрѣ его; такъ и исполнилось: Христосъ родился отъ Дѣвы Маріи, происходившей изъ этого рода. Предсказано было пророками, что Онъ пострадаетъ на крестѣ отъ того же іудейскаго народа, изъ рода котораго Онъ произойдетъ по плоти: и это исполнилось. Предвозвѣщено было, что Онъ воскреснетъ: Онъ вокресъ и, согласно съ предреченіями пророковъ, вознесся на небо и послалъ Духа Святаго Своимъ ученикамъ. Предвозвѣщено было не только пророками, но также Самимъ Господомъ Іисусомъ Христомъ, что Церковь Его распространится по всему міру и утвердится чрезъ мученичество и страданія святыхъ, и предвозвѣщено это было тогда, когда имя Его не было еще извѣстно язычникамъ, а гдѣ было извѣстно, тамъ служило предметомъ посмѣянія, и мы видимъ, что предвозвѣщенное исполнилось, и что тѣ самые цари земные, которые прежде преслѣдовали христіанъ, уже покорились имени Христову. Предречено было также, что въ Церкви Его возникнутъ ереси и расколы, и, прикрываясь Его именемъ, будутъ искать, гдѣ будетъ только возможно, своей славы, а не Христовой: и это исполнилось. Неужели же остальныя предреченія не исполнятся? Очевидно, какъ исполнились тѣ, такъ исполнятся и эти, т. е., предреченія о будущей скорби праведныхъ, о днѣ послѣдняго суда, о воскресеніи мертвыхъ» и пр. (27, 53-54).
Хотя огласительныя наставленія, какъ имѣющія поучительный характеръ, имѣютъ по преимуществу акроаматическую форму, тѣмъ не менѣе они не только не исключаютъ эротематической формы изложенія, но и необходимо должны соединяться съ нею. Въ видахъ наиболѣе успѣшнаго достиженія цѣли своихъ наставленій, огласителъ долженъ иногда обращаться съ вопросами въ своимъ слушателямъ, выслушивать ихъ отвѣты, давать имъ возможность свободно выражать свои недоумѣнія и дѣлать возраженія. Въ особенности вопросы необходимы въ тѣхъ случаяхъ, если огласитель замѣчаетъ, что его рѣчь не производитъ желаемаго впечатлѣнія на слушателей или выслушивается ими безъ надлежащаго вниманія. Посредствомъ вопросовъ огласитель долженъ уяснять себѣ причины невниманія своихъ слушателей и узнавать, поняли ли они сказанное имъ и не слышали ли они уже прежде того, что теперь излагается имъ. Сообразно съ отвѣтами слушателей, слѣдуетъ или приступить къ болѣе подробному изложенію и изъясненію того, что не было надлежащимъ образомъ понято и вызвало недоумѣніе, или упростить изложеніе и сдѣлать его болѣе яснымъ, или же, обобщивъ и вкратцѣ обозрѣвъ то, что уже извѣстно слушателямъ, придать рѣчи болѣе пріятности чрезъ раскрытіе того, что имѣетъ высшій, таинственный смыслъ (13, 18). Такимъ образомъ огласительныя наставленія должны приближаться къ формѣ собесѣдованій.
Но огласительныя наставленія не должны ограничиваться изложеніемъ христіанскаго ученія: въ нихъ должно входить также нравственное приложеніе или назиданіе, увѣщаніе къ добру и предостереженіе отъ зла. Это назиданіе должно имѣть для себя твердое основаніе, и именно основываться на надеждѣ будущаго воскресенія и послѣдняго суда, который будетъ благимъ для добрыхъ и страшнымъ для злыхъ. Надобно указывать на наказанія, ожидающія нечестивыхъ, на будущее блаженство праведныхъ и вѣрующихъ и на радости небеснаго града Божія, чтобы воспламенять въ слушателяхъ стремленіе къ нему. Но при этомъ слѣдуетъ обращать вниманіе также на слабость человѣка, на искушенія, которыя его окружаютъ, на соблазны въ Церкви и внѣ ея, на пользу искушеній для укрѣпленія вѣрующихъ и на врачевство противъ нихъ въ примѣрѣ терпѣнія Самого Господа. При предостереженіи противъ искушеній должно указывать на необходимость соблюденія правилъ христіанскаго, благочестиваію образа жизни и на то, что должно подражать жизни добрыхъ и не слѣдовать примѣру злыхъ. Слѣдуетъ также внушать слушателю, чтобы онъ не возлагалъ своей надежды ни на какого человѣка, потому что намъ нельзя знать, какой человѣкъ праведенъ, а если бы это и возможно было, то не для того намъ представляются примѣры праведныхъ, чтобы мы оправдывались чрезъ нихъ, но для того, чтобы, подражая имъ, знали, что и мы оправдываемся Тѣмъ, Кто оправдываетъ ихъ, и всякое преуспѣяніе въ христіанскомъ познаніи и жизни мы не должны приписывать себѣ самимъ или другимъ людямъ, но относить къ источнику всякаго блага, Богу, и любить себя и другихъ въ Томъ и ради Того, Кто возлюбилъ насъ тогда, когда мы еще были врагами Его (1, 1; 7, 11).
3. Объ огласителѣ.
Блаж. Августинъ въ особенности обнаруживаетъ глубину своего знанія, когда изображаетъ образецъ христіанскаго учителя, ссылаясь на свой собственный опытъ (15, 23). Его указанія относительно тѣхъ качествъ, которыми долженъ обладать огласитель, въ особенности заслуживаютъ вниманія.
Главное и основное качество, которое долженъ имѣть огласитель, – сердечная, искренняя любовь къ слушателю. Эта любовь снисходитъ, дѣлается слабою съ слабыми, малою съ малыми, какъ и Христосъ былъ среди насъ Дитятею, подобно кормилицѣ, нѣжно обходящейся съ дѣтьми своими (1 Солун. 2, 7). Огласитель долженъ, поэтому, поступать такъ, какъ поступаетъ мать, которой пріятнѣе давать своему дитяти пищу, раздробленную на мелкіе кусочки и разжеванную, нежели самой ѣсть болѣе крупные куски. Пусть онъ постоянно помнитъ тѣ слова Евангелія, въ которыхъ Христосъ сравниваетъ Себя съ насѣдкою (Матѳ. 23, 37), крикливымъ голосомъ созывающею своихъ птенцовъ и прикрывающею ихъ крыльями, чтобы они не сдѣлались добычею хищныхъ птицъ (10, 15). Его любовь должна быть подобна любви родителей или братьевъ и сестеръ (12, 17). Но истинная любовь не можетъ ограничиваться указаннымъ расположеніемъ, но должна обнаруживаться также въ самомъ образѣ дѣйствій и проявляться во всемъ обращеніи огласителя съ слушателями. Хотя мы ко всѣмъ должны имѣть одинаковую любовь, но не ко всѣмъ могутъ быть примѣняемы одинаковыя средства врачеванія: такъ для однихъ любовь испытываетъ муки рожденія (сн. Гал. 4, 19), съ другими дѣлается немощною, третьихъ старается назидать, иныхъ боится оскорблять, къ однимъ она склоняется, предъ другими возвышается, для однихъ бываетъ ласковою, для другихъ строгою, но ни для кого не бываетъ непріязненною, а для всѣхъ служитъ матерью (15, 23). Поэтому огласитель по отношенію къ слушателямъ непонятливымъ и малоспособнымъ долженъ быть терпѣливымъ (13, 18); въ отношеніи къ образованнымъ и ученымъ быть скромнымъ, но такъ, чтобы это не послужило въ ущербъ тому значенію, которое должно быть свойственно ему, какъ учителю (8, 12); людямъ полуобразованнымъ слѣдуетъ внушать смиреніе, но не унижая ихъ (9, 13). Любовь должна примѣняться въ личнымъ особенностямъ слушателя и сообразоваться не только съ силами и способностями его, но также съ его званіемъ, общественнымъ положеніемъ, состояніемъ, поломъ, возрастомъ и даже съ тѣмъ временемъ, которымъ онъ располагаетъ (15, 23; 7, 11), и соотвѣтственно этому опредѣлять какъ самый предметъ, такъ характеръ и объемъ наставленій, побуждая огласителя или приступить къ подробному изложенію, или же ограничиваться лишь наиболѣе необходимымъ, или упрощать рѣчь и оживлять ее чрезъ изложеніе чего-либо наиболѣе интереснаго и т. п. (13, 18). Но эта самоотверженная любовь должна главнымъ своимъ основаніемъ имѣть истинную любовь къ Богу и поэтому имѣть въ виду только славу Его и вѣчное спасеніе слушателя (10, 15). Также и упованіе свое огласитель долженъ возлагать не на себя, а на Бога (11, 16). Это упованіе побудитъ его испрашивать помощи у Бога и усердно молиться за слушателя, а въ особенности, если послѣдній оказывается мало понимающимъ и если усилія огласителя оказываются, по-видимому, безуспѣшными (13, 18). Не ища собственной славы, огласитель старается исправлять свои погрѣшности, если замѣчаетъ ихъ у себя. Чтобы не ошибаться, слѣдуетъ не искать новыхъ путей, но идти, – въ особенности при наставленіи людей необразованныхъ, – по готовымъ, уже проложеннымъ и извѣстнымъ или обычнымъ путямъ, – чрезъ это мы легче всего можемъ избѣжать погрѣшностей. Если же онѣ тѣмъ не менѣе оказываются, то мы должны стараться при благопріятныхъ обстоятельствахъ, по возможности, освобождаться постепенно отъ этихъ погрѣшностей (11, 16). Даже искушенія и соблазны не охлаждаютъ истинной любви, а, наоборотъ, поощряютъ и усиливаютъ ее (14, 21).
Вторымъ основнымъ качествомъ огласителя должно быть радостное расположеніе или настроеніе и любовь въ исполняемому дѣлу служенія, сердечная преданность ему. Такого рода настроеніе важно уже потому, что оно облегчаетъ дѣло и обезпечиваетъ успѣхъ. Насъ гораздо охотнѣе слушаютъ, когда и мы сами находимъ удовольствіе въ своемъ дѣлѣ, потому что наше радостное настроеніе отражается и на самомъ способѣ изложенія, который дѣлается болѣе легкимъ и болѣе пріятнымъ. Поэтому одною изъ главныхъ заботъ нашихъ должна быть забота о томъ, чтобы пріобрѣтать и поддерживать въ себѣ это настроеніе. Но оно служитъ даромъ Божіимъ (2, 4). Поэтому необходима молитва къ Богу о ниспосланіи намъ этого дара (13, 18). Блаж. Августинъ признаетъ въ особенности вреднымъ то мрачное настроеніе духа, то состояніе недовольства, скуки, въ которое иногда впадаютъ огласители, вслѣдствіе чего рѣчь дѣлается холодною, вялою и скучною, и считаетъ нужнымъ выяснить причины этого состоянія и указать главныя средства для устраненія ихъ. Онъ говоритъ: «такъ какъ тѣ истины, которыя мы сообщаемъ людямъ несвѣдущимъ, слишкомъ хорошо извѣстны намъ и нисколько не расширяютъ нашихъ знаній, то намъ наскучиваетъ часто возвращаться къ нимъ, и нашъ духъ, достигшій уже извѣстной степени зрѣлости, не находитъ никакого удовольствія въ занятіи ими, какъ слишкомъ обыкновенными и болѣе свойственными дѣтямъ, нежели взрослымъ людямъ» (10, 14). Эту причину недовольства слѣдуетъ устранять чрезъ примѣръ Господа нашего Іисуса Христа, Который, будучи равенъ Богу, уничижилъ Себя и былъ немощнымъ для немощныхъ, чтобы пріобрѣсть немощныхъ (10, 15). Часто также причиною нашего мрачнаго настроенія и недовольства бываетъ то, что рѣчь наша не производитъ, по-видимому, желаемаго дѣйствія на слушателей. Чѣмъ болѣе мы любимъ тѣхъ, которымъ говоримъ, тѣмъ болѣе мы желаемъ, чтобы имъ нравилось то, что нами предлагается имъ для ихъ спасенія; если же это не удается, то мы огорчаемся, наша сила воли ослабѣваетъ, и мы готовы бываемъ смотрѣть на свой трудъ, какъ на безполезный (10, 14). Но слушатель большею частью не выражаетъ впечатлѣнія, производимаго на него нашими словами, или вслѣдствіе робости и страха, или же вслѣдствіе непониманія того, что ему говорится. Какая именно изъ этихъ причинъ имѣетъ значеніе въ каждомъ случаѣ, объ этомъ огласитель долженъ освѣдомляться посредствомъ вопросовъ, обращенныхъ къ слушателямъ, и сообразоваться съ отвѣтами ихъ въ дальнѣйшемъ теченіи своей рѣчи (13, 18). Иногда мы по необходимости должны бываемъ приступить къ оглашенію, будучи предъ тѣмъ чѣмъ-либо разстроены или огорчены, и это вредно отражается на нашей рѣчи, которая въ такомъ случаѣ тяготитъ насъ и вслѣдствіе этого бываетъ холодною и вялою (10, 14). Но уже самая любовь къ слушателямъ и сознаніе той спасительной цѣли, которую имѣетъ оглашеніе, должны утѣшать и успокоивать насъ и побуждать насъ къ тому, чтобы забыть о своихъ огорченіяхъ и быть въ радостномъ настроеніи духа, подобно тому, какъ радостью объ ожидаемыхъ вещественныхъ выгодахъ обыкновенно смягчается скорбь объ убыткахъ. Поэтому въ подобнаго рода случаяхъ не только не должна ослабѣвать наша сила воли, но еще болѣе усиливаться (14, 21).
Постояннымъ радостнымъ настроеніемъ обусловливается третье необходимое качество для огласителя, полное душевное спокойствіе (10, 14). Важность этого качества столь очевидна, что блаж. Августинъ считаетъ достаточнымъ ограничиться лишь указаніемъ на него, не входя въ дальнѣйшія разъясненія.
Говоря о причинахъ мрачнаго настроенія и ослабленія силы воли и о средствахъ къ устраненію ихъ, блаж. Августинъ, между прочимъ, останавливается на одной изъ этихъ причинъ, имѣющей въ особенности важное значеніе, именно на невниманіи слушателей, и даетъ разнаго рода совѣты огласителю для борьбы съ этимъ препятствіемъ. Указавъ на то, что причины невниманія слушателей въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ обыкновенно бываютъ неизвѣстны огласителю, онъ говоритъ: невниманіе происходитъ большею частію отъ утомленія продолжительнымъ слушаніемъ или стояніемъ, вслѣдствіе чего слушатель дѣлается разсѣяннымъ, начинаетъ скучать и невольно обнаруживаетъ стремленіе поскорѣе уйти. Нерѣдко вниманіе слушателя отвлекается отъ предмета рѣчи также мыслями о постороннихъ, мірскихъ предметахъ. Въ такихъ случаяхъ полезно бываетъ освѣжить духъ слушателя и привлечь его вниманіе чрезъ разсказъ о чемъ-либо въ особенности интересномъ, непредвидѣнномъ или необычайномъ, возбуждающемъ удивленіе или жалость, но о такомъ, что имѣло бы отношеніе къ предмету рѣчи, или пробудить его вниманіе чрезъ осторожное указаніе на необходимость позаботиться о своемъ спасеніи. Но эти нѣкотораго рода уклоненія отъ предмета рѣчи должны быть краткими; въ противномъ случаѣ они могутъ усиливать невниманіе и скуку, для устраненія которыхъ они предназначаются. Если же причиною разсѣянности и невниманія служитъ только тѣлесное утомленіе, то слѣдуетъ предложить слушателю сѣсть. Да и вообще гораздо лучше было бы, если бы слушатели не стояли, а сидѣли, за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда огласительная бесѣда бываетъ краткою, когда нѣтъ удобнаго мѣста для сидѣнья или когда присутствуетъ очень много слушателей и между ними нѣтъ начинающихъ, потому что утомленіе отъ продолжительнаго стоянія нерѣдко вынуждаетъ слушателя не только быть невнимательнымъ, но и уходить. Въ доказательство этого, блаж. Августинъ ссылается на собственный опытъ, на примѣръ нѣкоторыхъ церквей, въ которыхъ не только настоятели сидя говорятъ къ народу, но и народъ сидитъ при этомъ, и на свидѣтельство Евангелія (Лук. 10, 39), изъ котораго видно, что женщина (Марія) сидя, а не стоя, слушала Господа, Которому предстоятъ ангелы (13, 19). Если же указанными мѣрами не удается возбудить вниманіе, то слѣдуетъ сократить рѣчь и поскорѣе закончить ее (13, 19).
⸭ ⸭ ⸭
Въ разсматриваемомъ трактатѣ, кромѣ изложенныхъ нами, встрѣчается не мало и другихъ весьма полезныхъ указаній, но всѣ ихъ излагать не входитъ въ нашу задачу. Мы имѣли въ виду главнымъ образомъ обратить вниманіе нашихъ пастырей Церкви на этотъ замѣчательный трактатъ, все содержаніе котораго представляетъ для нихъ глубокій интересъ, тѣмъ болѣе что блаж. Августинъ не ограничивается руководственными указаніями, но и представляетъ примѣръ примѣненія ихъ въ двухъ упомянутыхъ нами образцахъ огласительныхъ наставленій. Для ознакомленія съ текстомъ этого трактата мы можемъ предложить, кромѣ общихъ изданій твореній блаж. Августина, слѣдующія два отдѣльныя изданія: 1) S. Augustini liber de catechizandis rudibus, edidit et commentariis auxit H. Hurter (Sanct. patrum opuscula selecta, vol. 8), Oeniponti, 1869 (съ подробною біографіею блаж. Августина и примѣчаніями на латинскомъ языкѣ) и 2) Augustin De catechizandis rudibus, herausgeg. von Ad. Wolfhard, 2 Ausg. von G. Krüger, Freib. i. Br., 1893 (съ краткою біографіею блаж. Августина на нѣмецкомъ языкѣ и съ подробнымъ указаніемъ параллельныхъ библейскихъ мѣстъ). Существующій русскій переводъ этого трактата (въ Христ. Чтеніи 1844 г. ч. 3, стр. 7-77) не совсѣмъ точенъ и не полонъ, – въ немъ опущены весьма важныя по своему содержанію главы 10-15{4}.
Н. Д.
«Руководство для сельскихъ пастырей». 1896. Т. 2. № 21. С. 81-89; № 24. С. 169-175; № 25. С. 193-199.
{1} См. статью проф. В. Ѳ. Пѣвницкаго «Изъ исторіи гомилетики» въ Трудахъ Кіев. Дух. Акад. 1893 г. № 1, стр. 3 и дал. Въ первыхъ трехъ книгахъ «Христіанской Науки» излагаются правила толкованія Св. Писанія (герменевтика), а 4-я книга ея, написанная около 426-427 г., имѣетъ гомилетическій характеръ.
{2} Сн. Paniel, Pragmatische Geschichte der christlichen Beredsamkeit und der Homiletik. 1 Bd., 1 Abth. Leipz. 1841, s. 786.
{3} Лук. 11, 20: Аще ли же о перстѣ Божіи изгоню бѣсы...
{4} Новый русскій переводъ этого трактата выполненъ проф. М. Е. Сергѣенко и помещенъ въ журналѣ «Богословскія труды». 1976. № 15. С. 25-55. Ред.
