Дивный путь спасенія. Христа ради юродивый блаженный старецъ іерей Петръ Алексѣевичъ Томаницкій, заштатный священникъ въ слободѣ Входо- Іерусалимской, близъ г. Углича († 3 сент. 1866 г.).

Въ началѣ 1888 года Высокопреосвященнѣйшій Іонаѳанъ, Архіепископъ Ярославскій и Ростовскій, обратился съ архипастырскимъ воззваніемъ къ жителямъ городовъ Углича и Рыбинска о томъ, чтобы они сохранили памятникъ оставшійся въ селѣ Іерусалимской слободѣ близъ Углича послѣ прозорливца, бывшаго священника этого села, о. Петра Томаницкаго. «Этотъ памятникъ, пишетъ Архипастырь, есть домикъ, близкій къ разрушенію, выстроенный при пособіи христолюбцевъ, въ которомъ прозорливецъ жилъ, поучалъ и скончался. Здѣсь, въ семъ домѣ, каждое мѣсто напоминаетъ о его подвигахъ; здѣсь онъ трудами, терпѣніемъ, незлобіемъ, нестяжательностію, словомъ и примѣромъ указывалъ земнымъ труженикамъ путь къ свѣтлымъ обителямъ горняго Іерусалима; и потому какъ прискорбно, какъ тяжело видѣть это жилище клонящимся къ разрушенію! Всего отраднѣе было бы имѣть увѣренность, что почитатели памяти о. Петра на мѣстѣ его земныхъ подвиговъ найдутъ возможность устроить церковно-приходскую школу или небольшую богадѣльню для престарѣлыхъ бѣдныхъ и при ней часовню. Было бы отрадно, если бы душа вѣрующаго на будущія времена находила, какъ и при жизни самого старца, небесное утѣшеніе отъ его праведныхъ молитвъ предъ престоломъ Божіимъ: дому подвижника, благочестиваго слѣдуетъ быть домомъ милостыни и домомъ молитвеннымъ. Я увѣренъ, что какъ ваши потомки, граждане, такъ и всѣ благочестивые христіане за сохраненіе и поддержаніе сего памятника, на духовную пользу вѣрующихъ, вамъ будутъ безконечно благодарны и молитвенно признательны».

Жителямъ города Углича естественно имѣть особенное уваженіе къ прозорливцу, жившему посреди нихъ, котораго наставленіями и совѣтами они пользовались; но какое особенное отношеніе имѣютъ къ нему граждане города Рыбинска, отстоящаго около 70 верстъ отъ Углича? Вотъ какое: по указанію этого прозорливца, при помощи его наставленій и совѣтовъ, въ особенности молитвенной помощи, былъ устроенъ въ Рыбинскѣ дѣвичій Софійскій монастырь, который теперь служитъ лучшимъ украшеніемъ этого богатаго города и привлекаетъ въ свои храмы тысячи богомольцевъ. Отецъ Петръ былъ духовнымъ руководителемъ и наставникомъ сестеръ общины еще до устроенія монастыря и затѣмъ руководилъ ихъ во все время до своей блаженной кончины. Слово его было для нихъ закономъ. Въ этомъ Софійскомъ монастырѣ, въ притворѣ храма, въ нарочито приготовленномъ склепѣ, и почиваетъ прозорливецъ. «Много лѣтъ сестры считали человѣка Божія своимъ руководителемъ, говоритъ составитель его жизнеописанія ярославскій о. протоіерей Ф. Моревъ, не позволяя себѣ ни малѣйшаго отступленія отъ его слова; и теперь тѣмъ чаще съ высокимъ чувствомъ благоговѣнія къ памяти почившаго, возносятъ при его гробѣ свои моленія ко Господу. Многіе богомольцы съ вѣрою въ молитвенную помощь почившаго притекаютъ къ его гробу и получаютъ благодатныя знаменія этой помощи, а больные пріемлютъ даръ исцѣленія отъ недуговъ своихъ»{1}. Гробъ праведника во всемъ слѣдованіи до Рыбинска, по словамъ жизнеописанія, сопровождаемъ былъ духовнымъ отцемъ, родственниками и многими изъ чтителей усопшаго подвижника. Въ слободѣ Іерусалимской массы народа не дали впрячь лошадей для везенія погребальной колесницы, а везли на себѣ черезъ всѣ улицы города Углича при всеградскомъ колокольномъ звонѣ, въ предшествіи всего городскаго духовенства. И отъ Углича до Рыбинска весь путь представлялъ собою ни что иное, какъ тріумфальное шествіе, встрѣчаемое духовными процессіями и заупокойными литіями при каждой сельской церкви, стоявшей на пути, смѣнившееся затѣмъ еще болѣе многолюдною торжественною встрѣчею усопшаго въ городѣ Рыбинскѣ. Въ монастырскомъ Софійскомъ соборѣ нарочито собралось все Рыбинское городское духовенство и встрѣтило шествовавшаго пришельца съ возженными въ рукахъ свѣчами, при крестномъ ходѣ и многочисленномъ собраніи гражданъ. Знаменитый проповѣдникъ, протоіерей Рыбинскаго собора Родіонъ Путятинъ привѣтствовалъ усопшаго задушевнымъ словомъ, въ которомъ высокими чертами обрисованы подвиги его и великій даръ его прозорливости. «Отецъ Петръ, говорилъ между прочимъ проповѣдникъ, былъ одаренъ прозорливою дальновидностію; онъ зналъ что кому сказать; зналъ, когда предъ кѣмъ ему молчать, когда и при комъ ему говорить; и потому-то онъ и молчаніемъ своимъ говорилъ поученіе, и отказомъ своимъ давалъ вразумленіе. При такой прозорливой дальновидности, онъ всегда, можно сказать, днемъ и ночью, имѣлъ въ мысляхъ одно, чтобы всякаго приходящаго чему-нибудь научить, чѣмъ-нибудь вразумить, какъ-нибудь и чѣмъ-нибудь утѣшить, успокоить. Отъ того-то онъ мало говорилъ, а больше молчалъ, слушая и обдумывая. Дальновидныхъ людей на свѣтѣ не мало; но тѣ, далеко видящіе, смотрятъ въ даль для того, чтобы какъ-нибудь поскорѣе, прежде другихъ себѣ что получить, себѣ пріобрѣсть, для себя чѣмъ-нибудь воспользоваться, завладѣть. А покойный отецъ Петръ, забывая себя и все, зорко всматривался во все, крѣпко вслушивался всегда для того только, чтобы другимъ что понужнѣе, пополезнѣе сказать, другихъ повѣрнѣе какъ вразумить, наставить, поскорѣе утѣшить, получше успокоить. Да! своимъ забвеніемъ себя для другихъ, своею небрежностію къ себѣ ради ближнихъ – вотъ чѣмъ онъ, при своей дальновидности, всѣхъ къ себѣ располагалъ, привлекалъ, вѣрить въ себя заставлялъ». – Объ этомъ дарѣ почившаго подвижника свидѣтельствуетъ и Архипастырь въ своемъ воззваніи: «Онъ такъ просвѣтлѣлъ духомъ, пишетъ Владыка объ отцѣ Петрѣ, что получилъ отъ Бога даръ провидѣнія будущаго, которое высказывалъ прикровенно, зная, что разумный сердцемъ способенъ понимать и сокровенные предметы (Сир. 3, 29). Премудростію Божіею умудренный даромъ прозорливости, онъ зналъ, что когда и кому на душевную пользу сказать, какъ и кого вразумить, наставить, утѣшить, успокоить, и потому посѣщавшіе его въ самомъ молчаніи его получали себѣ поученіе и въ отказахъ находили вразумленіе».

Кто же былъ этотъ прозорливецъ, праведникъ, подвижникъ, какъ о томъ свидѣтельствуютъ и это вниманіе Архипастыря къ его памяти, и это слово знаменитаго проповѣдника, и эти знаки уваженія къ нему со стороны столь многочисленныхъ его почитателей, и особенно, какъ увидимъ, знаменія милости Божіей, совершавшей чрезъ него чудеса исцѣленій, при его жизни и по его кончинѣ?

Дивны пути Господни! На высоту своего духовнаго совершенства подвижникъ возведенъ былъ особеннымъ необычайнымъ образомъ, путемъ страшныхъ злоключеній, путемъ каръ по-видимому законныхъ, душевныхъ потрясеній, доходившихъ, по-видимому, до умоизступленія! Сынъ бѣднаго причетника, весьма богато одаренный отъ природы, онъ успѣшно окончилъ курсъ духовной семинаріи. Между прочими дарованіями онъ обладалъ прекраснымъ голосомъ и былъ регентомъ архіерейскаго хора. Ко всему этому имѣлъ весьма представительную наружность. Въ 1807 году, около 26 лѣтъ отъ роду, онъ рукоположенъ былъ во священника къ церкви села Іерусалимской слободы, находящагося въ разстояніи около версты отъ Углича, выше города по Волгѣ, на живописномъ ея берегу. Около трехъ лѣтъ онъ прожилъ довольно покойно; по словамъ жизнеописанія, они были употреблены на чтеніе божественныхъ книгъ и частое совершеніе богослуженія. «Засимъ начинается для него путь скорбей страшныхъ, и чѣмъ далѣе онъ идетъ по сему пути, тѣмъ болѣе и болѣе раскрываются его духовныя дарованія. Чего только онъ не перенесъ? Вскорѣ по поступленіи на мѣсто онъ былъ оклеветанъ членами своего причта и, по правамъ тогдашняго времени, былъ отъ ближайшаго начальства (духовное правленіе въ Угличѣ) подвергнутъ строгой карѣ – трехдневному заключенію въ холодномъ чуланѣ. Чѣмъ возбудилъ онъ злобу въ своихъ сослуживцахъ? По словамъ жизнеописанія{2}, «частымъ совершеніемъ богослуженія, особенною исполнительностію по службѣ, безупречною священническою дѣятельностію, совершеннымъ пренебреженіемъ къ увеличенію причтовыхъ доходовъ». – Чрезъ нѣсколько времени послѣ сего, онъ, по исправленіи приходской требы, шелъ домой съ своимъ причтомъ, спутники неожиданно напали на него и жестоко избили. Почему же онъ не оправдывался, не искалъ защиты отъ своихъ обидчиковъ, не требовалъ суда на нихъ? «Предъ духовнымъ зрѣніемъ отца Петра», отвѣчаетъ жизнеописаніе, «уже съ перваго несправедливаго суда и заключенія, ясны стали очертанія креста, на него упавшаго конечно не безъ воли небесной, и онъ рѣшился понести тотъ крестъ безропотно»{3}. «Путь своего долголѣтняго священства», пишетъ въ своемъ воззваніи Архипастырь, «совершилъ онъ среди многихъ испытаній, страданій, но всегда при соблюденіи правды и всепрощенія, въ убѣжденіи, что всякое зло встрѣчается съ богобоязненнымъ только для испытанія (Сир. 33, 1). Претерпѣвъ множество горя, лишеній, утѣсненій, обидъ, онъ всѣмъ былъ всегда доволенъ и за все благодарилъ Господа».

Памятный Россіи 1812 годъ принесъ подвижнику новое испытаніе и усугубилъ тяжесть воспринятаго имъ на себя креста. «Въ Наполеонѣ, императорѣ французскомъ, говоритъ его жизнеописаніе, шедшемъ въ Москву съ громадною арміею, многіе думали видѣть антихриста. Многіе были убѣждены, что насталъ конецъ Россіи, и въ кометѣ, являвшейся на небѣ 1811 года, люди суевѣрные заранѣе видѣли ужасы приближающихся бѣдствій. Страшась отъ Наполеона всевозможныхъ истязаній и гоненій, многіе серьезно спрашивали своихъ духовныхъ отцевъ, сельскихъ священниковъ, что имъ дѣлать, когда муками станутъ принуждать ихъ къ отреченію отъ Христа? Во время такого настроенія умовъ, однажды отецъ Петръ совершалъ Божественную литургію въ своей приходской церкви, какъ вдругъ между молящимися поселянами пронесся слухъ, что Наполеонъ входитъ въ Угличъ. Въ храмѣ сдѣлалось смятеніе, шумные крики ужаса прекратили Богослуженіе; народъ побѣжалъ изъ церкви, служители храма Божія перепугались и хотѣли уйти вмѣстѣ съ народомъ; съ іереемъ священнодѣйствовавшимъ сдѣлалась страшная перемѣна. Сильный ли испугъ подѣйствовалъ на отца Петра, или мгновеное потрясеніе произвело въ немъ минутное омраченіе разсудка: только этотъ случай сдѣлался роковымъ и рѣшительно подѣйствовалъ на всю остальную жизнь его. Отецъ Петръ сдѣлался тогда грозно изступленнымъ, готовымъ разить его окружавшихъ. Злобные члены причта воспользовавшись такимъ событіемъ, насильно разоблачили священника, съ оскорбленіями, біеніями, и бранью привели домой и приковали на цѣпь. Затѣмъ родные отвезли его въ Ярославскую больницу для излеченія отъ болѣзни умопомѣшательства. Находясь въ больницѣ, вдали отъ злобной среды, его окружавшей на мѣстѣ служебной дѣятельности, онъ скоро успокоился, выздоровѣлъ и, вернувшись домой, вновь проходилъ свое служеніе весь 1813 годъ. Исправленіе имъ священническихъ обязанностей также было безупречное и обнаруживало въ немъ еще болѣе твердую рѣшимость отрѣшиться отъ всего земнаго. О приращеніи доходовъ причта онъ еще менѣе думалъ, чѣмъ прежде, и предъ врагами своими былъ невозмутимо тихъ и незлобивъ».

Такой образъ жизни и совершенная нестяжательность вновь воспламенили вражду и ненависть къ благоговѣйному пастырю. Ближайшій сослуживецъ его діаконъ, пригласивъ его къ себѣ какъ бы для угощенія, просилъ его выпить поднесеннаго напитка, который смѣшанъ былъ съ ядовитымъ зельемъ. Отецъ Петръ догадывался о зломъ умыслѣ, предлагалъ хозяину прежде выпить самому, но когда тотъ, страшно поблѣднѣвъ, совершенно растерялся, онъ взялъ стаканъ, перекрестился и, тихо говоря: аще и что смертно испіютъ невредитъ ихъ (Марк. 16, 18), выпилъ. Твердая вѣра мужа сего спасла его отъ смерти; онъ не умеръ, но тогда же сдѣлалось съ нимъ дурно. Съ этого дня семейные замѣтили въ отцѣ Петрѣ еще болѣе разительную перемѣну. По временамъ являлись въ немъ припадки тревожнаго помѣшательства ума; онъ забывался, билъ себя, убѣгалъ изъ дома въ чемъ попало, не рѣдко наводилъ ужасъ на окружавшихъ его. Послѣ неоднократнаго повторенія такихъ припадковъ, больной началъ предчувствовать сознательно ихъ приближеніе и тогда лично приказывалъ женѣ своей приковывать себя въ своемъ домѣ{4}. Обо всемъ этомъ было доведено до свѣдѣнія епархіальнаго начальства, и оно, признавъ его помѣшаннымъ, 15-го Февраля 1814 года уволило его отъ должности и отобрало отъ него священническую грамоту.

Съ этого времени о. Петръ окончательно избралъ для себя путь юродства и идетъ имъ постоянно и мужественно всѣ послѣдующіе годы своей жизни. Предъ массой народа онъ покрывалъ себя мнимымъ разстройствомъ своихъ душевныхъ способностей, говорилъ иногда многое, какъ-бы внѣ ума, и не приложимое къ существующему порядку дѣлъ; но «мысли и дѣйствія свои, говоритъ Архипастырь въ своемъ воззваніи, онъ силою своей вѣры подчинялъ духу Христову». Родные сего страдальца держали его прикованнымъ на цѣпи, и народъ боялся его, какъ безумнаго; Господь же даровалъ ему благодатный даръ прозрѣнія таинъ будущаго и сердецъ человѣческихъ. О. Петра ждало еще новое горе: село Іерусалимская слобода выгорѣло, въ числѣ первыхъ сгорѣлъ и его домикъ, и едва не сгорѣлъ онъ самъ. Вотъ среди какихъ обстоятельствъ произошло это страшное бѣдствіе: однажды жена отца Петра собралась идти въ Угличъ; прикованный къ стѣнѣ страдалецъ говорилъ ей: «Оксинья не ходи; жарко будетъ». Но жена его не дала себѣ труда вдуматься въ сказанныя ей слова и пошла въ городъ, бросивши мужу ключъ отъ одного какого-то чулана. Спустя не много времени, пришла къ отцу Петру сосѣдка посидѣть на завалинкѣ его дома и пожалѣть о его тяжкомъ положеніи: тогда онъ сказалъ пришедшей уже безъ иносказаній: «Ѳедосья! поди домой, у тебя горитъ». Въ домѣ ея дѣйствительно загорѣлось, и выгорѣло все село; домикъ отца Петра истребленъ былъ пожаромъ въ числѣ первыхъ строеній, такъ что съ ключемъ, оставленнымъ ушедшею хозяйкою дома, выбрана была только малая часть ихъ имущества. Еще труднѣе было спасти самого человѣка Божія: надо было его отковать и вывести изъ загорѣвшагося зданія. Лишь только потухли оставшіяся головни сгорѣвшаго дома, юродивый сѣлъ на своемъ пепелищѣ и никуда не хотѣлъ сойти. Ни просьбы родныхъ, ни угрозы и насилія сосѣдей, ни осенніе вѣтры и дожди, ни частые морозы и непогоды поздней осени ничто не могло сжить его съ занятаго имъ мѣста. Сосѣдніе жители сдѣлали для него тутъ-же шалашъ и приковали его къ этому жилищу; въ скоромъ времени, при пособіи христолюбцевъ, выстроенъ былъ здѣсь небольшой двухъэтажный домикъ, въ которомъ прозорливецъ и жилъ до своей смерти{5}. Это именно тотъ домикъ, о которомъ говоритъ ярославскій Владыка въ своемъ воззваніи, и который онъ проситъ сохранить на память о подвижникѣ.

Послѣ этого бѣдствія, допущеннаго Божіей премудростію, отецъ Петръ оказался бѣднѣе нищихъ; но эта нищета образовала въ немъ полную свободу духа отъ всѣхъ земныхъ привязанностей и содѣлала его избраннымъ сосудомъ благодати. Ко всему земному, которое столь ненадежно и измѣнчиво, сердце этого мужа стало безстрастнымъ{6}.

Но этимъ еще не окончились тяжкія испытанія для подвижника: постигла его новая страшная скорбь. Однажды, въ городѣ Угличѣ, онъ встрѣтился съ частнымъ полицейскимъ приставомъ и началъ обличать его въ тайныхъ беззаконіяхъ (преступной связи съ женщиной). Приставъ, схвативъ обличителя, привелъ его въ полицейское управленіе и тамъ жестоко высѣкъ. Во время истязанія страдалецъ не жаловался, не стоналъ, не хотѣлъ жаловаться и послѣ. Но за подвергнутаго истязанію священнослужителя вступились власти. Началось слѣдствіе, злаго пристава наказали лишеніемъ должности (по другимъ свѣдѣніямъ, во время производства слѣдствія, онъ повѣсился). И отецъ Петръ долженъ былъ потерпѣть новое заключеніе въ домѣ умалишенныхъ. Послѣ этого происшествія еще болѣе усилилось расположеніе къ нему со стороны народа, и самъ онъ значительно измѣнился: оставилъ рѣзкій тонъ обличеній порока, началъ являться тихимъ и кроткимъ;· цѣпи, которыми его ковали, оказались уже ненужными. Онъ началъ смотрѣть на людей, коснѣющихъ во грѣхѣ, какъ на больныхъ, или же какъ на дѣтей, и рѣшился исправлять немощи и людскіе пороки. Онъ, по преимуществу кроткими мѣрами, предалъ себя, по его выраженію, исправленію «дѣтскихъ» дѣлъ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ обличенія относилъ къ себѣ самому, предоставляя слушателямъ вдумываться въ его слова и самимъ открывать въ себѣ язвы совѣсти. «Гдѣ имъ это сдѣлать? говорилъ, гдѣ имъ это знать»? Иногда говаривалъ: «работай Петруша, работай; помолись за нихъ Богу, помолись о нихъ».

Массы народа, люди разныхъ званій и состояній, приходили къ отцу Петру большею частію съ житейскими заботами и скорбями, и рѣдко съ побужденіями благочестивыми; подвижникъ усиливался вводить ихъ въ служеніе Богу и понемногу пробуждать къ нравственному самосознанію. Способомъ къ сему служили въ рукахъ отца Петра разныя вещицы, камешки, палочки, желѣзки, досточки, которыми уставленъ былъ весь столъ предъ нимъ, и разные работки надъ этими вещицами; онъ ихъ точилъ, пилилъ, складывалъ, строилъ, ронялъ, и въ работкахъ съ этими вещицами указывалъ внутреннее состояніе души собесѣдника, или же выяснялъ имѣвшій послѣдовать исходъ его дѣятельности. При занятіи такими работками, отецъ Петръ бывалъ всегда въ усиленныхъ движеніяхъ духа и овладѣвалъ мыслью и чувствомъ своихъ посѣтителей, которымъ понемногу становились понятными значеніе и смыслъ его работокъ{7}. При первыхъ посѣщеніяхъ подвижника, говоритъ о себѣ авторъ «Воспоминаній» о немъ о. Петръ Семеновскій, казались мнѣ непонятными его работки, тогда какъ другіе явно возбуждены были его дѣйствіями «Поймешь, когда нужно будетъ», вдругъ сказалъ онъ на мою тайную грустную мысль. И потомъ я самъ не замѣтилъ, какъ дѣйствительно понятно стало то или другое дѣло отца Петра; и я увидѣлъ себя какъ бы на лекціи, развивающей высокую мысль, которая овладѣвала всѣми, какъ власть имѣющая{8}. Иногда же смыслъ загадочныхъ его дѣйствій становился понятнымъ впослѣдствіи, и именно тогда, когда бывало это нужнымъ. Это подтверждали многіе совопросники отца Петра, да и собственнымъ опытомъ дознано. Случалось иногда, что отецъ Петръ обращался и сурово съ нѣкоторыми изъ посѣтителей, рѣзко намекая на сокровенныя дѣянія, и налагалъ послушаніе очень не легкое; но уже никто не смѣлъ выразить и малѣйшаго противорѣчія».

Нерѣдко люди духовнаго званія, получившіе образованіе, облеченные высокимъ саномъ, посѣщали отца Петра, – и тѣ, при всемъ образованіи, находили слова и отвѣты его весьма для себя полезными и благотворными. Иногда высказывался онъ и довольно прямо, безъ загадочныхъ выраженій, и это допускалъ по особенно важнымъ предметамъ, напримѣръ: «Церкви не касайся», то есть не оскорбляй, не колебли ничего церковнаго. Другимъ говорилъ: «молились бы Богу въ своихъ должностяхъ».

Случалось, что онъ довольно опредѣленно указывалъ на очень немалое число руководимыхъ имъ и прибавлялъ касательно себя самого: «и всѣмъ имъ покорный слуга»{9}. Своею искреннею правдивостію отецъ Петръ привлекалъ къ себѣ даже враговъ. Невозможно было, однажды послушавши облагодатствованныхъ рѣчей старца, когда-либо забыть его. Стоило только разъ или два посѣтить старца, и въ душѣ посѣтителя раждалось необоримое желаніе чаще видѣть благолѣпное лице прозорливца, еще и еще поучаться кроткими, глубоконазидательными рѣчами его{10}.

Особеннымъ для отца Петра утѣшеніемъ было посѣщеніе храма Божія, гдѣ онъ неопустительно бывалъ въ каждый воскресный и праздничный день, и мыслію и духомъ входилъ во внутреннюю силу каждаго Богослуженія, простирающуюся отъ церкви на весь міръ. Мѣстомъ стоянія его былъ клиросъ, гдѣ онъ пѣлъ вмѣстѣ съ причетниками. Какъ вѣрный сынъ Церкви, отецъ Петръ свято исполнялъ всѣ уставы и постановленія церковныя, особенно посты соблюдалъ весьма строго. «Безъ меня не бываетъ ни одной обѣдни», «я всегда говѣю», говорилъ онъ своимъ близкимъ. Въ присутствіи преданныхъ ему, въ годы преклонные, старецъ не скрывалъ, что живетъ вѣрою въ Господа Іисуса Христа. Одинъ разъ онъ сказалъ: «я не знаю, гдѣ я живу, на небѣ, или на землѣ; развѣ съ Иліею пророкомъи»; старецъ ревновалъ непрестанно, чтобы христіане служили не страсти или суетѣ земной, а единственно Господу Іисусу Христу.

Въ домашнемъ быту отецъ Петръ проводилъ самую воздержную жизнь – роскоши не терпѣлъ, носилъ простой бѣлый халатъ, изъ холста сшитый; подрясникъ онъ надѣвалъ только въ церковь и для принятія какихъ-либо именитыхъ посѣтителей, а рясы совсѣмъ не имѣлъ. Жилъ онъ дома, какъ гость, не входя ни въ какія домашнія распоряженія. Пищу принималъ, какую подавали ему домашніе, и всегда былъ доволенъ, какъ бы ни была скудна его трапеза. Если замедляли обѣдомъ, онъ не требовалъ его; когда подавали ему ѣсть, онъ ѣлъ, послѣ вставалъ, молился предъ святыми иконами и благодарилъ за хлѣбъ-соль прежде жену свою Ксенію Ивановну, а по смерти ея невѣстку, неотлучно при немъ находившуюся. Каждый вечеръ усердно помолившись Богу, онъ склонялся ко сну на самое жесткое ложе. Постелью его служилъ примосточекъ у русской печи въ нижнемъ этажѣ дома, подлѣ самой двери въ холодныя сѣни. Не рѣдко дверь въ сѣни отходила, или оставалась недотворенною по недосмотру родныхъ; въ помѣщеніи такомъ становилось страшно холодно; но отецъ Петръ не обращалъ на то вниманія, какъ бы на дѣло стороннее. Приходившіе за совѣтами приносили ему иногда нѣсколько денегъ, иногда что-либо съѣстное, булку, крендельки, и иногда вещи; отецъ Петръ, если не успѣвали его родные отобрать принесенное, раздавалъ все то нищимъ, бѣднымъ людямъ изъ приходящихъ, а иногда бросалъ за окно, или жегъ, и не рѣдко цѣнныя вещи. По внѣшнему виду своему, онъ былъ весьма благообразенъ: довольно высокаго роста, имѣлъ чело возвышенное, носъ орлиный, глаза чрезвычайно выразительныя и взоръ глубоко-проницательный, волосы на главѣ и бородѣ серебристые; въ бѣломъ одѣяніи своемъ онъ казался существомъ не земнымъ.

Матеріальныя средства отца Петра къ прожитію съ семействомъ были самыя скудныя. По увольненіи отъ должности приходскаго священника, Епархіальное Попечительство о бѣдныхъ духовнаго званія назначило ему денежное пособіе по 8 руб. 70 к. въ годъ. Къ этому нищенскому содержанію служили добавочнымъ подспорьемъ тѣ мелкія приношенія посѣтителей копеечками, булочками, которыя, со стороны домашнихъ, во время оказывались усмотрѣнными и не были еще розданы руками отца Петра, относившагося къ такимъ подаяніямъ съ совершеннымъ безстрастіемъ.

Среди этихъ духовныхъ подвиговъ, въ виду явныхъ знаменій дѣйствовавшей чрезъ него благодати Божіей, непонятнымъ казалось, почему онъ весьма долгое время какъ-бы намѣренно уклонялся отъ явнаго въ виду другихъ пріобщенія святыхъ Таинъ. Это уклоненіе отъ Причащенія набрасывало какъ-бы нѣкую тѣнь на всю его подвижническую жизнь, какъ будто онъ, лишенный права служить, по гордости не принималъ пріобщенія отъ другаго священника. На вопросы знавшихъ его, почему онъ не причащается святыхъ Таинъ, подвижникъ отвѣчалъ: «я негоденъ, я недостоинъ». Другіе спрашивали: почему онъ не говѣетъ. Старецъ отвѣчалъ вышеприведенными словами: «я всегда говѣю» и болѣе ничего не говорилъ. По объясненію нѣкоторыхъ, чрезъ уклоненіе отъ Причащенія онъ внушалъ другимъ, съ какимъ испытаніемъ совѣсти должно приступить къ этому великому и пренебесному таинству. Одинъ весьма извѣстный по глубокому духовному просвѣщенію и странной судьбѣ, сперва духовный и даже священный инокъ, затѣмъ мірянинъ, но и въ мірѣ сохранившій до самой своей весьма назидательной кончины глубоко-благочестивое настроеніе, самый преданнѣйшій почитатель о. Петра примѣнялъ къ нему, въ объясненіе столь непонятнаго его уклоненія отъ великаго Таинства, слова Апостола Павла: Молилбыхся бо самъ азъ отлученъ быти отъ Христа по братіи моей, сродницѣхъ моихъ по плоти (Римл. 9, 3). По сему объясненію, отецъ Петръ, какъ духовный отецъ и руководитель весьма многихъ, самоотверженно подвергалъ себя лишенію самаго высшаго, самаго желаннаго блага, чтобы чрезъ этотъ подвигъ самопожертвованія испросить у Господа помилованіе тѣмъ, кто недостойнымъ причащеніемъ Его прогнѣвляетъ. Въ особенности якобы онъ имѣлъ въ виду духовныхъ братій, служителей алтаря, приступающихъ къ великому Таинству иногда безъ надлежащаго приготовленія. Есть впрочемъ, по сказанію жизнеописанія, свидѣтельства людей, заслуживающихъ довѣрія, которые утверждали, что отецъ Петръ ежегодно причащался запасныхъ святыхъ Даровъ тайно отъ другихъ. Но вопросъ стоитъ открытымъ, почему-же онъ таился здѣсь, когда зналъ, что многихъ это приводитъ въ недоумѣніе и смущеніе, или, можетъ быть, это лишеніе себя величайшаго изъ даровъ Божіихъ, или сокрытіе въ исполненіи важнѣйшаго христіанскаго долга входили въ подвигъ воспринятаго имъ на себя юродства.... Предъ концомъ своей жизни однакожъ онъ – явно исповѣдался, съ великимъ благоговѣніемъ причастился святыхъ Христовыхъ Таинъ, послѣ чего принялъ и помазаніе святымъ елеемъ.

Какимъ-же образомъ отецъ Петръ, жительствуя въ Угличѣ, сдѣлался основателемъ и строителемъ Рыбинскаго Софійскаго монастыря? По описанію того-же усерднаго собирателя мѣстныхъ историческихъ свѣдѣній о. протоіерея Ф. Морева{11}, дѣло было такъ: Въ сороковыхъ годахъ настоящаго столѣтія въ Адріановомъ монастырѣ Ярославской епархіи, къ семи верстахъ отъ города Пошехонья, подвизался знаменитый по святости жизни инокъ-іеромонахъ Адріанъ. Усиленная молитва, всегдашнее воздержаніе въ пищѣ и питіи, кроткое и привѣтливое обращеніе съ посѣтителями обители, глубокая мудрость предлагаемыхъ совѣтовъ привлекали къ отцу Адріану множество посѣтителей всѣхъ возрастовъ и сословій. Въ числѣ ихъ были благочестивыя вдовицы и юныя дѣвы, стремившіяся къ жизни богоугодной. Между ними чаще другихъ являлась къ нему нѣкая благочестивая дѣвица Матрона Ивановна Гулина и сама, наставляемая мудрымъ старцемъ, въ свою очередь руководила другихъ своихъ сверстницъ. По указанію подвижника, онѣ наняли себѣ общую квартиру, завели общій столъ, вмѣстѣ трудились, вели общее хозяйство; каждый день начинался у нихъ молитвою. Нужно-ли было начинать какую-либо работу, Гулина ходила за благословеніемъ къ старцу, и начатое дѣло вѣнчалось добрымъ успѣхомъ. Нужно-ли было произвести какія-либо улучшенія въ квартирѣ, или хозяйствѣ, общину рѣшалась на это не иначе, какъ по указанію старца. Въ февралѣ 1851 года, по распоряженію епархіальнаго начальства, іеромонахъ Адріанъ переведенъ былъ въ Югскую Доро(ф)ееву общежительную пустынь рыбинскаго уѣзда той-же ярославской губерніи. И община послѣдовала за своимъ руководителемъ и, по указанію его, нашла себѣ новое мѣсто жительства въ городѣ Мологѣ. Здѣсь, близъ Воскресенской церкви въ Заручьѣ, сестры наняли себѣ большой деревянный флигель и въ немъ, съ благословенія старца, завели вновь общежитіе по примѣру пошехонскаго. Въ новомъ мѣстѣ жительства какъ и въ Пошехоньѣ, распредѣлены были всѣ часы молитвы и дневныхъ занятій общины по указанію отца Адріана. Но вотъ старецъ началъ болѣть и видимо готовился оставить этотъ многомятежный міръ. Предъ кончиною его собрались старшія изъ сестеръ, и съ глубокою скорбію въ сердцѣ, со слезами на глазахъ, спрашивали старца, что имъ дѣлать? кто станетъ ими руководить? Старецъ предложилъ имъ обратиться къ отцу Петру Томаницкому. «Угличскій старецъ, сказалъ онъ, будетъ лучшимъ, чѣмъ я грѣшный, наставникомъ для васъ и устроителемъ дѣлъ вашихъ; чрезъ него Господь явитъ вамъ Свою великую и богатую милость». Послѣ погребенія іеромонаха Адріана, скончавшагося въ 1853 году, та же старшая сестра Матрона Гулина, съ нѣкоторыми изъ сестеръ, явилась къ отцу Петру и сказала о завѣщаніи отца Адріана. Услышавши о такомъ, новомъ для него, трудѣ и множествѣ сестеръ, ищущихъ его руководства, новонареченный наставникъ, съ нѣкоторымъ какъ бы юродствомъ, но далеко презирая впередъ, сказалъ сестрамъ: «о, хо, хо, какую груду камней оставилъ мнѣ отецъ Адріанъ!» Сестры упали къ ногамъ старца и слезно просили его покровительства. Тогда старецъ сказалъ: «будемъ каждый по силкамъ работать Господеви», и благословилъ общину переселиться въ Угличъ. Одна изъ сестеръ Марья Михайловна, болѣе другихъ смѣлая и рѣшительная, впослѣдствіи монахиня Митрофанія и настоятельница Иверскаго женскаго монастыря въ нижегородской губерніи, осмѣлилась просить благословенія у старца на начало открытія своего собственнаго монастыря. «А давно бы пора», быстро отвѣчалъ старецъ, и вновь умолкнулъ. Да гдѣ же, батюшко? «Пойди. Рѣка Волга широка и долга». Рѣшено было отправить старшихъ сестеръ воднымъ путемъ по Волгѣ пріискивать пригодное для обители мѣсто. Поиски нс увѣнчались успѣхомъ, о чемъ сестры возвратившись и сообщили старцу. «То-то дѣвочка, сказалъ отецъ Петръ, обратившись къ будущей монахинѣ Митрофаніи, «по своей дорожкѣ пойдешь, такъ и въ избу не войдешь». «Батюшка ты нашъ», сказали сестры, – вѣдь уже наскучила намъ жизнь кочевая». «Еще успѣете клобуки надѣть», отвѣтилъ старецъ и умолкъ.

Въ пятницу первой недѣли великаго поста, 7-го февраля 1858 года, явилась на совѣтъ къ отцу Петру игуменія Антонія, изъ рода дворянъ Мезенцевыхъ, настоятельница Кашинскаго женскаго монастыря, и предлагала на его обсужденіе свои монастырскія дѣла. При ней случайно пришли посѣтить старца три сестры общины: Матрона Ивановна Гулина, Марья Дмитріевна Свитина и, извѣстная намъ, Марья Михайловна. Неожиданно для всѣхъ, старецъ обращается къ игуменіи съ строгимъ видомъ и приказываетъ ей: «поѣзжай въ Рыбну{12} монастырь строить». Вечеромъ 8-го Февраля путница прибыла въ Рыбинскъ. Девятаго февраля, въ воскресенье послѣ литургіи, узнали о пріѣздѣ игуменіи многіе пзъ гражданъ и, въ томъ числѣ, купецъ Андрей Ивановичъ Миклютинъ, который пригласилъ ее къ себѣ. За симъ идетъ длинная исторія, столь знакомая на св. Руси, при построеніи храмовъ и обителей: по нѣкіимъ особеннымъ указаніямъ отыскивается мѣсто, какъ нельзя болѣе для монастыря удобное; внезапно являются болѣе или менѣе крупныя пожертвованія, тщательно скрываемыя отъ людской молвы ради угожденія единому Господу; врагъ спасенія воздвигаетъ затрудненія и препятствія, по-видимому, неодолимыя, но всѣ эти препятствія, какъ паутина, разсѣеваются; въ началѣ – бывшіе противники предпріемлемаго во славу Божію дѣла, силою благодати Господней, обращаются въ искреннѣйшихъ его приверженцевъ и покровителей{13}. Дѣло начатое въ 1858-мъ году кончается тѣмъ, что въ 1860-мъ году послѣдовало Высочайшее утвержденіе опредѣленія Святѣйшаго Сѵпода объ устроеніи общежительнаго женскаго монастыря во имя Софіи Премудрости Божіей, а въ томъ же году монастырь былъ заложенъ, въ 1861 году назначены были настоятельница и казначея обители, опредѣлены члены причта и освященъ первый храмъ обители, въ 1862 году съ особенною торжественностію былъ освященъ соборный ея храмъ, въ 1865 году утвердился въ обители полный иноческій чинъ, по образу другихъ старѣйшихъ обителей.

Старецъ, руководившій дѣломъ устроенія, нерѣдко удивлялся самъ и другимъ давалъ уразумѣвать въ этомъ дѣлѣ пути особеннаго промысла Божія. «Чудныя дѣла, чудныя дѣла! какія перемѣночки случились», говорилъ отецъ Петръ, мысленно взирая и удивляясь, какъ мірское и земное бытіе людей поднимается къ жизни церковно-благодатной, какъ духъ Христовъ воздѣйствовалъ въ мірскихъ людяхъ и подвигнулъ ихъ къ устроенію пристанища для подвижницъ, отказавшихся отъ жизни мірской, отъ угожденія плоти, и возлюбившихъ жизнь дѣвственную, богоугодную. На своемъ языкѣ своеобразномъ, старецъ выражалъ эту дивную перемѣну такими словами: «уголья то все равно, что въ церквахъ, что въ кузницѣ раздуваютъ»{14}.

По устроеніи монастыря, отцу Петру рѣже выпадали случаи принимать духовное участіе въ дѣлахъ обители Рыбинской. Замѣтили это и сестры монастыря. По этому одна изъ нихъ, посѣтивъ отца Петра, сказала ему за себя и за своихъ сестеръ: «вы насъ оставили». Прозорливецъ отвѣтилъ на это: «не забуду, не оставлю», и завѣщалъ похоронить себя въ новоустроенномъ Рыбинскомъ Софійскомъ монастырѣ.

Отецъ Петръ благодатію Божіею провидѣлъ даже самое мѣсто успокоенія для своего преутружденнаго подвигами тѣла. Своей невѣсткѣ онъ говорилъ: «въ Рыбинскомъ-то монастырькѣ, какъ идешь въ соборъ то, на правой то рукѣ, больно хорошъ поповъ то домикъ». Слова эти казались непонятными: никакого священническаго дома съ правой стороны собора не было, но послѣ оправдались эти слова въ буквальной точности. По блаженной кончинѣ старца рыбинскіе почетные граждане просили о перенесеніи тѣла усопшаго изъ слободы Іерусалимской въ новоустроенный монастырь. Ярославскій архіепископъ Нилъ, соизволивъ на сію просьбу, самъ указалъ мѣсто упокоенія почившему въ стѣнахъ монастырскаго собора, на правой рукѣ отъ западныхъ дверей въ особомъ, какъ бы нарочно для того приготовленномъ, притворѣ. Такъ и было поступлено. На правой сторонѣ, какъ входишь въ соборный храмъ Софійскаго монастыря, дѣйствительно красуется теперь домикъ (маленькій отдѣльный притворъ) упокоенія іерея Петра.

Самая кончина достопамятнаго подвижника послѣдовала такъ: еще за годъ до нея, отецъ Петръ сталъ часто говорить: «пора ужъ домой». Руководимые его совѣтами изъявляли по поводу сихъ словъ горькое о немъ сожалѣніе. Старецъ говорилъ имъ: «молитесь; немножко житья и поприбудетъ свѣчками (молитвами) дѣтскими». За полгода до кончины, лѣвая рука старца и вся половина тѣла поражены были параличемъ. Для него стало тягостію принимать посѣтителей; но число ихъ, при первой вѣсти о болѣзни старца и видимо угасавшей жизни, постоянно увеличивалось. Всѣ желали получить благословеніе человѣка Божія, наставленіе для жизни; нѣкоторые же, питая въ душѣ особенныя чувства благоговѣнія и благодарности за духовную воспринятую помощь, желали быть при немъ неотлучно, чтобы, если возможно, видѣть его кончину. За нѣсколько дней до смерти, старецъ, на вопросъ одного близкаго родственника о состояніи его здоровья, отвѣтилъ: «плохо» и присовокупилъ: «приготовляй гробъ». «Для кого же?» спросилъ тотъ. «Да хоть бы и для меня», отвѣтилъ прозорливецъ. Слишкомъ изнемогши силами, преутружденный подвигами жизни, старецъ, какъ выше о семъ сказано, исповѣдался, пріобщился святыхъ Христовыхъ Таинъ, принялъ таинство елеосвященія, но не пожелалъ врачебныхъ пособій и вновь изъявилъ желаніе быть погребеннымъ въ Рыбинскомъ Софійскомъ монастырѣ. При послѣднемъ мирномъ и тихомъ вздохѣ, онъ сдѣлалъ одно движеніе лѣвою ногою, какъ бы переступилъ ею одинъ шагъ. Подвижникъ скончался 3 сентября 1866 года, примѣрно полагая, 85 лѣтъ отъ рожденія{15}.

«Христіанинъ! Будь, а не кажись, вотъ одно изъ важныхъ для тебя правилъ», заключаетъ свое знаменитое слово о жизни сокровенной въ Богѣ приснопамятный святитель Филаретъ. «Познай несравненное достоинство скромной, тихой сокровенной добродѣтели. Ей свойственно быть тайною для земли, потому что она небесной породы, и для неба существуетъ. Совершай ее въ тайнѣ и охраняй отъ глазъ человѣческихъ, часто нечистыхъ и вредящихъ ея чистотѣ, а представляй тщательно и непрестанно чистому и очищающему оку Божію. И Отецъ твой, видяй въ тайнѣ, воздастъ тебѣ явно».

Въ жизнеописаніи отца Петра собрано довольно свѣдѣній о дарѣ прозрѣнія его, о подаяніи чрезъ него благодатныхъ исцѣленій отъ болѣзней, которыя продолжаются и по блаженной его кончинѣ.

«Прибавленія къ Церковнымъ Вѣдомостямъ». 1889. № 1. С. 3-13.

{1} Жизнь и дѣянія прозорливаго старца отца Петра Томаницкаго. Ярославль. 1886 г. стр. 48. Пособіями къ составление сего жизнеописанія для о. протоіерея Ф. Морева были 1) Брошюра А. Вухарева: Воспоминаніе объ о. Петрѣ Томаницкомъ (Яросл. 1871 г.), 2) Обозрѣніе епархіи преосв. Іонаѳаномъ, архіеп. Яросл. (Яросл. 1881 г.) и 3) Записки священника Рыбинскаго женскаго монастыря о. Петра Семеновскаго. При составленіи сей замѣтки мы пользовались вышеназванною брошюрою о. протоіерея Морева и личными воспоминаніями.

{2} Стр. 5.

{3} Стр. 6.

{4} Стр. 10.

{5} Стр. 14.

{6} Стр. 12 и 13.

{7} Стр. 16-17.

{8} Стр. 17.

{9} Стр. 19.

{10} Стр. 23, 34.

{11} Брошюра о. протоіерея подъ заглавіемъ: «Рыбинскій Софійскій женскій монастырь». Ярославль 1886 г.

{12} Такъ называется въ просторѣчіи городъ Рыбинскъ.

{13} Желающимъ ближе ознакомиться съ ходомъ этого дѣла рекомендуемъ вышеназванную брошюру о. протоіерея Ф. Морева.