Замѣчательный сонъ и примиреніе.
Не одно уже лѣто іерей нѣкій добрѣ работаетъ Господеви, воздѣлывая ниву Его: не щадитъ онъ слабаго здоровья своего, не даетъ тѣлу покоя и вѣждамъ дреманія, радуется благословенію Божію на трудѣ своемъ и часто душу его грѣшную посѣщать сладостный миръ пренебесный. Но и врагъ не дремлетъ: бросаетъ онъ злое сѣмя свое на ту же ниву и успѣлъ посѣять раздоръ между іереемъ и первымъ властнымъ прихожаниномъ его. Совѣсть пастыря не видитъ здѣсь вины своей и прихожанинъ тотъ правымъ считаетъ себя. Крайне смущается душа іерея; во всемъ приходѣ нѣтъ у него другихъ враговъ, а съ этимъ, властнымъ, не знаетъ что и дѣлать: уже и домъ его, кромѣ нужды молитвенной, не посѣщаетъ, и отмалчивается, и терпитъ, а зло растетъ. Поученія пастыря раздражаютъ прихожанина; терпѣніе священника и то, что онъ держитъ себя съ достоинствомъ, сану подобающимъ, сердятъ его. Приходское дѣло крѣпнетъ, утверждается, а врагъ принимаетъ мѣры, чтобы удалить іерея изъ прихода. Болитъ сердце священника; не проходитъ Богослуженія, чтобы онъ не молился и публично, и тайно, о спасеніи врага и семьи его. Часто у престола Господня проситъ онъ вразумленія врагу, благодатнаго свѣта душѣ его; въ домашней жизни – моленіе къ мольбѣ прилагаетъ; къ сему правиломъ положилъ: утромъ, вечеромъ, предъ принятіемъ пищи говорить первый кондакъ акаѳиста Іисусу Сладчайшему «Взбранный Воеводо и Господи» съ молитвеннымъ воздыханіемъ, прося мира; нерѣдко желаетъ, порывается первымъ поклониться врагу, какъ виноватый, для примиренія и каждый разъ смущается мыслью уронить достоинство пастыря, боится поруганія священному сану. Не свободенъ, конечно, отъ плоти и крови іерей тотъ, и въ его сердцѣ досада растетъ, и онъ часто, за глаза, горько осуждаетъ врага съ укоризнами..., а вѣтеръ демонскій разноситъ недоброе слово сіе и раздуваетъ зловредное пламя.
Въ субботу Крестопоклонную, послѣ бдѣнія, въ ночь пишетъ іерей въ домѣ своемъ обычное праздничное поученіе. Не безъ горечи вспоминаетъ онъ, что никто изъ множества домашнихъ врага его не пришелъ на поклоненіе Житворящему Кресту Господню. Горечь перелилась и въ поученіе о христіанскомъ самоотверженіи; десятокъ строкъ указываютъ на то, что богатые люди осуждаютъ іереевъ Божіихъ: гордыми, худыми считаютъ ихъ за то, что они не хотятъ служить и покорными богатству быть, а самоотверженно служатъ Единому Богу, что за сіе іереи подвергаются отъ нихъ укоризнамъ, гоненію, опасности изгнанія изъ прихода. Строки эти доставляютъ удовольствіе іерею при мысли о неудовольствіи на нихъ врага-прихожанина. Съ этою грѣшною мыслію священникъ отходитъ ко сну, но неспокоенъ былъ онъ...
На разсвѣтѣ Воскресенья, крѣпко уснувшаго священника пробуждаетъ что-то необычное, что-то грозное, тяжкое. Открываетъ глаза и видитъ на стулѣ, у стола письменнаго, сидящую и рыдающую жену свою. Она пришла сюда изъ своей комнаты, она не можетъ стоять; ужасъ написанъ на лицѣ ея, въ глазахъ, въ движеніяхъ; слезы говорить не даютъ. Ужасъ съ особенною силою передается священнику, – сердце его похолодѣло. «Что съ тобою?» спрашиваетъ.
Слушай, – всхлипывая, съ трудомъ говоритъ матушка, – что я видѣла? О, Господи, Господи, помилуй насъ!.. И разсказала она ужасное сонное видѣніе:
Невдалекѣ отъ мѣстной церкви видитъ она мужа – священника и съ нимъ врага-прихожанина. Между ними ссора, во время которой личность іерея раздвоилась: образовалось два одинаковыхъ человѣка, двойники; одинъ двойникъ становится меньше и меньше, а другой – растетъ. Обликъ умаляющагося не измѣняется, а у растущаго двойника появляются огромные рога на головѣ; такіе-же рога и у прихожанина. Оба они продолжаютъ ссориться, оба растутъ непомѣрно, оба принимаютъ ужасный образъ злобныхъ демоновъ[1]: огромные рога у обоихъ, хвосты, длинные пальцы съ когтями, глаза огненные, ротъ открытъ и изъ него у обоихъ – пламя. Они уже не говорятъ, а бряцаютъ членами, стучатъ, «чакаютъ» зубами, гдѣ наступаютъ ноги ихъ, тамъ горитъ и дымится. Они приближаются другъ къ другу, и вмѣстѣ съ тѣмъ приближаются къ пропасти, изъ которой слышенъ страшный шумъ, клокотанье, звѣриный ревъ и смрадъ, высовываются къ враждующимъ длинныя руки съ когтями. Въ страхѣ, въ слезахъ матушка мечется, кричитъ, не знаетъ кого просить о помощи; плачетъ съ нею и маленькій семилѣтній сынъ, оба взываютъ только: «Господи, Господи!..». И видятъ: идетъ къ нимъ въ полномъ облаченіи архіерей; сразу узнаютъ новаго знакомаго Епископа; зовутъ его (по прежнему знакомству): о. И.! о. И.! Кричатъ ему, просятъ о помощи, указываютъ на враждующихъ, достигшихъ страшной высоты, указываютъ на двойника іерея того, что уменьшается и умалился уже до четверти аршина, – спрашиваютъ: «что это такое? отчего это?». Епископъ съ посохомъ тихо шествуетъ къ враждующимъ и отвѣчаетъ кратко: «это – злоба». Ссорящіеся уже на краю пропасти; матушка и ребенокъ ломаютъ руки свои, умоляютъ поспѣшить на помощь. Въ эту минуту на противоположной сторонѣ пропасти является почившій Архіепископъ Казанскій Владиміръ[2]. На святителѣ бѣлоснѣжная мантія и клобукъ, а на груди его сіяютъ золотые кресты. Увидавши его, матушка въ радости кричитъ: Преосвященнѣйшій Владыко, помогите ради Христа, Батѣ-то!..». Святитель быстро перекрестился, перекрестилъ враждующихъ, схватилъ за руку великана – іерея, демонскій образъ принявшаго и мгновенно іерей преобразился въ прежняго благообразнаго священника, съ тою разницею, что іерейское одѣяніе его стало совершенно новымъ. Въ тотъ-же моментъ прихожанинъ рухнулъ въ пропасть со страшнымъ оттуда шумомъ, трескомъ, крикомъ, дикимъ визгомъ множества голосовъ... Очнувшаяся матушка какъ-бы чувствуетъ, обоняетъ въ комнатѣ свой необыкновенный смрадъ пропасти, напоминаний смрадъ сгнившаго трупа.
Успокоивъ, какъ могъ, жену, іерей занялся собою. Милосердое промышленіе Божіе, въ соніи явленное, было очевидно. Страхомъ Божіимъ наполнилась душа іерея и покаянныя слезы полились по лицу его. На столѣ лежитъ готовое поученіе. Беретъ іерей красный карандашъ, твердою рукою проводитъ имъ черты по строкамъ, доставившимъ ему удовольствіе ночью. «Господи, призри и виждь! Начинаю угодное Тебѣ дѣяти!..», шепчутъ уста его, а въ душѣ – твердая рѣшимость полнаго примиренія, полное всепрощеніе; пять, десять, сто шаговъ смиреннѣйшихъ для спасенія враждующаго прихожанина...
Утро. Прочитано правило. Заблаговѣстили къ литургіи. Сердце и мысли устроились въ порядкѣ, на душѣ – свѣтлѣе. Уже – и проскомидія, часы, а прихожанина нѣтъ въ храмѣ. «Послѣ обѣдни тотъ-часъ же ѣду къ нему», рѣшаетъ іерей. Начинаетъ Божественную Литургію. Вотъ и Евангеліе чтетъ: «иже хощетъ по Мнѣ ити, да отвержется себе и возьметъ крестъ свой, и по мнѣ грядетъ...».
Въ это время прихожанинъ входитъ на лѣвый свободный клиросъ и становится здѣсь, тогда какъ его обычное мѣсто въ церкви – у свѣчнаго ящика. Смотритъ онъ на священнодѣйствующаго, внимательно слѣдитъ; а сей – всю душу, все сердце устремляетъ ко Господу, – милости обоимъ проситъ у Него, съ горячими слезами молится... «Святая Святымъ»... Завѣса закрыта; обѣ боковыя двери, по обычаю, плотно притворены. Припалъ іерей у престола Божія, еще и еще воздохнулъ ко Господу... Отворяетъ сѣверную дверку, дѣлаетъ рукою знакъ враждующему съ нимъ; входитъ онъ въ алтарь, снова притворяетъ дверку и остановился въ недоумѣніи... Священникъ – ницъ у престола; встаетъ, обычно – низкій поклонъ на западъ народу и со слезами простирается у ногъ «опечалившаго» его: «простите меня Христа ради за все зло мое!»... Падаетъ ницъ передъ нимъ пораженный врагъ, и говоритъ: «и меня простите!»... Дважды поклонились, крѣпко обнялись и нѣсколько разъ облобызались со слезами. Священникъ уже пріобщается святѣйшаго Таинства, а прихожанинъ все еще полагаетъ земные поклоны къ престолу Божію и, наконецъ, вышелъ на клиросъ; на лицѣ его былъ написанъ миръ... Съ особеннымъ вниманіемъ слушалъ онъ поученіе о христіанскомъ самоотверженіи, а по окончаніи Богослуженія снова вошелъ въ алтарь съ ласковымъ словомъ къ священнику, поздравилъ его съ праздникомъ. Воистину великій праздникъ былъ. Весь тотъ день іерей не могъ удержать слезъ умиленія, благодаренія.
«Томскія Епархіальныя Вѣдомости». 1899. № 8. Отд. Неофф. С. 33-38.
[1] 1 Іоанн. 3,10.
[2] Высокопреосвященный Владиміръ (Петров), архіепископъ Казанскій и Свіяжскій († 2/15 сентября 1897 г.). Этотъ Архипастырь извѣстенъ былъ своею миссіонерскою дѣятельностію, продолжавшеюся около 30 лѣтъ, за которую былъ прозванъ «просвѣтителемъ Алтая». Владыка Владиміръ много помогалъ бѣднымъ. – ред.
