Успеньевъ день въ старой Москвѣ.
День Успенія Божіей Матери – храмовой праздникъ первопрестольнаго собора – отличался въ старой Москвѣ особо торжественными службами и обрядами. Такъ какъ праздникъ этотъ былъ въ собственномъ смыслѣ соборнымъ и церковнымъ, то эта торжественныя особенности сосредоточивались по преимуществу въ церковныхъ богослуженіяхъ Успеньева дня и въ обрядовой жизни патріарха.
Успенскій соборъ еще задолго до 15 августа начиналъ приготовляться къ своему храмовому празднику. За двѣ недѣли до Успеньева дня ключари приказывали чистить иконы, паникадила и всю соборную утварь, а для этого дѣла брали «людей изъ рядовъ, кто гдѣ надобенъ». Тогда же запасали съ патріаршаго двора свѣчи въ подсвѣчники и паникадила, а пудовыя свѣчи и масло въ лампады приносили изъ царскаго дворца. За два дня до праздника напоминали патріаршему дворцовому дьяку, чтобы онъ готовилъ въ соборную церковь сѣно – «мелкое, доброе». Наканунѣ праздника, передъ малой вечерней, сторожа постилали это сѣно по всему собору – и въ алтарѣ, и въ придѣлахъ, и на государевомъ, и на патріаршемъ мѣстахъ. Въ сѣно этихъ двухъ послѣднихъ мѣстъ, а также на царицыно мѣсто, полагались еще различныя благовонныя травы и духи. Душистыя вещества «да гуляфной (розовой) водки и масла мятнаго или кропнаго» брали изъ аптеки, «и кропятъ и поливаютъ для духу». Передъ образами, на ракахъ чудотворцевъ и гробницахъ святителей тогда же перемѣнялись покровы и пелены и замѣнялись новыми и дорогими жемчужными. На государевъ хлѣбенной дворъ ключари отдавали приказъ, чтобы тамъ заготовили «благодарные хлѣбы большіе», для благословенія на литіи во время всенощнаго. Къ малой же вечернѣ выносили большое евангеліе на престолъ и перемѣняли другіе сосуды и утварь на болѣе драгоцѣнные, лучшіе и большіе по размѣрамъ.
Наканунѣ же патріархъ вмѣстѣ со всѣмъ соборомъ духовныхъ властей и въ преднесеніи ключарями креста и св. воды, ходилъ «на верхъ», въ царскій дворецъ, звать государя къ праздничнымъ службамъ и къ своему праздничному столу. Этотъ «зовъ государевъ отъ патріарха» былъ заранѣе опредѣленъ для ежегоднаго употребленія и выражался слѣдующею рѣчью патріарха къ царю: «А великій государь царь и великій князь (имя рекъ), всея Русіи самодержецъ, чтобы еси государь пожаловалъ на праздникъ Пречистыя Богородицы, честнаго и славнаго Ея Успенія, вечерню и молебенъ и всенощное и заутреню и обѣдню слушалъ; а въ дому бы у Пречистой Богородицы и у великихъ чудотворцевъ Петра и Алексѣя и Іоны и у насъ своихъ богомольцевъ пожаловалъ бы еси хлѣба ѣлъ».
Праздничныя службы совершались съ особымъ великолѣпіемъ и торжественностію. Царь выходилъ къ каждой службѣ въ сопровожденіи своей блестящей свиты и стоялъ обѣдню во всемъ царскомъ нарядѣ. Послѣ обѣдни патріархъ подносилъ государю «благодарный» цѣлый хлѣбъ на серебряномъ блюдѣ, а другіе раздавалъ архіереямъ и боярамъ, а одинъ или два хлѣба ключари раздробляли на части, и патріархъ раздавалъ ихъ всѣмъ присутствовавшимъ.
Общему великолѣпію праздника соотвѣтствовали нѣкоторыя особыя подробности церковныхъ службъ, которыя совершались тогда только въ праздникъ Успенія Богоматери. Самою великолѣпною и самою главною особенностью было совершеніе заутрени, подобной заутренѣ Великой субботы, которая почти вся состоитъ изъ погребальнаго пѣнія надъ плащаницею. Тѣми же самыми подробностями и съ тѣмъ же самымъ знаменованіемъ сопровождалась и заутреня Успеньева дня.
Еще въ XV вѣкѣ на Руси замѣтно стремленіе совершать заутреню Успеньева дня такъ же, какъ совершается заутреня Великой субботы. Въ тверскомъ церковномъ уставѣ 1438 года (Синод. библ. № 387) на Успеніе Божіей Матери положено «надгробное пѣніе», если изволитъ настоятель. Впрочемъ, здѣсь же замѣчено, что надгробное пѣніе неотложно совершается въ тѣхъ церквахъ, въ которыхъ праздникъ Успенія приходится храмовымъ. Для надгробнаго пѣнія ставилась праздничная икона Успенія Богоматери посрединѣ церкви, передъ иконою становились священники и діаконы въ полномъ облаченіи, и всѣмъ присутствовавшимъ раздавались свѣчи. Настоятель начиналъ кажденіе иконы и храма, а въ это время «деместикъ» запѣвалъ тропарь: «Блажимъ Тя вси роди, Богородице Дѣво». И далѣе слѣдовало пѣніе трехъ статій съ 17-й каѳизмой «Блаженни непорочніи», точно въ томъ же порядкѣ, какъ и въ заутреню Великой субботы, конечно съ необходимымъ измѣненіемъ содержанія стадій, приноровительно къ празднику Успенія Божіей Матери. Послѣ каждой стадіи слѣдовали малыя ектеніи, и затѣмъ вторая стадія начиналась припѣвомъ «Достойно есть блажити Тя Богородице», а третья – «Роди вси пѣсьми едину Богородицу блажимъ».
Въ обиходникѣ Іосифо-Волоколамскаго монастыря о началѣ этого надгробнаго пѣнія сдѣлано слѣдующее замѣчаніе: «на сей великій праздникъ живоноснаго Успенія Владычицы нашея Пресвятыя Богородицы благодатію Христовою истиннаго Бога и Сына ея въ дому ея въ той день совершаемъ свѣтлое торжество, по преданію и повелѣнію и по уставу святыхъ апостолъ, святыхъ отецъ, пачеже намъ здѣ отъ начальника нашего и создателя святыя обители сея трудолюбезнаго преподобнаго отца нашего и чудотворца Іосифа во всѣхъ святыхъ Божіихъ церквахъ не токмо въ монастырѣ, но по всѣмъ селамъ и по странамъ монастырской отчины праздновати духовно въ псалмѣхъ и въ пѣснѣхъ духовныхъ, благодаряще Бога и Пречистую его Матерь, служити церковное пѣніе сполна»[1]. По изслѣдованію г. Дмитріевскаго, надгробное пѣніе въ день Успенія Божіей Матери совершалось и въ богослуженіи греческой Церкви, откуда оно и перешло въ наши богослужебныя книги.
Въ XVII вѣкѣ это надгробное пѣніе совершалось у насъ уже съ большимъ соотвѣтствіемъ заутренѣ Великой субботы. Посрединѣ храма ставился столъ, устроенный въ видѣ гробницы, и на немъ полагалась икона Пресвятыя Богородицы. Послѣ великаго славословія выносилась плащаница и и полагалась на столѣ возлѣ иконы. Затѣмъ слѣдовало пѣніе 17-й каѳизмы съ припѣвами и чтенія утренняго евангелія Богородицѣ. Послѣ евангелія плащаница вскрывалась, икона полагалась сверху ея, и къ ней всѣ прикладывались. И плащаница и икона оставались среди церкви до входа съ евангеліемъ во время обѣдни, и тогда взносились въ алтарь[2] (Синод. № 391).
Въ нашихъ большихъ монастыряхъ, какъ Троицкомъ и Кирилловскомъ, точно такъ же совершалось надгробное пѣніе въ Успеніевъ день, но не въ одно время. Въ Троице-Сергіевой лаврѣ оно совершалось во время самой заутрени или послѣ первой каѳизмы или послѣ чтенія пролога на шестой пѣсни канона. Въ Кирилло-Бѣлозерскомъ монастырѣ надгробное пѣніе совершалось послѣ второй каѳизмы, при чемъ на первой статіи игуменъ кадилъ съ двумя священниками, а на двухъ другихъ – съ тремя. Ектеніи между стадіями не полагалось въ обоихъ монастыряхъ, а вмѣсто нихъ пѣли «аллилуія» (Синод. №№ 400 и 401).
Въ московскомъ Успенскомъ соборѣ надгробное пѣніе совершалъ самъ патріархъ. Послѣ шестой пѣсни канона, во время чтенія пролога, онъ входилъ въ алтарь и тамъ облачался вмѣстѣ сь другими архіереями и соборомъ назначенныхъ къ сослуженію священнослужителей. Въ это же время подьяки постилали коверъ посрединѣ собора, полагали на немъ орлецъ и ставили стулъ съ подушкою. Ключари въ это же время предъ патріаршимъ мѣстомъ, приготовленнымъ на срединѣ собора, ставили аналой съ иконою праздника, а предъ нимъ – витую свѣчу. По окончаніи чтенія пролога патріархъ со всѣмъ духовенствомъ выходилъ изъ алтаря и становился на приготовленномъ мѣстѣ противъ иконы праздника. Государь въ это время сходилъ съ своего царскаго мѣста и становился близъ патріарха у праваго столпа собора. Патріархъ раздавалъ свѣчи государю, боярамъ, архіереямъ и священникамъ и начиналъ кажденіе аналоя съ иконою и всего собора. Въ это время пѣвчіе дьяки пѣли «ублаженіе Пресвятой Богородицы на три статьи», а подьякъ говорилъ всю 17-ю каѳизму «Блаженни непорочніи». По окончаніи пѣнія прикладывались къ иконѣ Успенія сначала царь, потомъ патріархъ, бояре, духовныя власти и священники. Патріархъ съ духовенствомъ разоблачался въ алтарѣ и выходилъ на свое обычное мѣсто, а царь становился на своемъ царскомъ мѣстѣ, и утреня продолжалась обычнымъ порядкомъ.
Утреню служилъ обыкновенно протопопъ съ протодіакономъ. Передъ начальнымъ возгласомъ протопопъ кадилъ царя, патріарха, державу и посохъ, а послѣ возгласа – архіереевъ и всю церковь, и потомъ опять – образа, государя и патріарха. Въ 1685 году за утреней присутствовали царь Іоаннъ и царевна Софья. Протопопъ предъ началомъ утрени кадилъ царя, патріарха и царевну, а послѣ начала царевны не кадилъ и «за то былъ гнѣвъ». Патріархъ тогда же распорядился, чтобы при слѣдующихъ кажденіяхъ всякій разъ непремѣнно кадили царя и царевну, а потомъ уже его, патріарха. Государи, между прочимъ, присутствовали за всѣми праздничными службами въ соборѣ, кромѣ молебновъ. А молебновъ было нѣсколько: послѣ малой вечерни, послѣ всенощнаго, передъ обѣдней молебенъ съ водосвятіемъ. За первымъ молебномъ, впрочемъ, иногда бывалъ и царь.
Благовѣстъ къ обѣднѣ не имѣлъ урочнаго времени. Послѣднее всегда стояло въ зависимости отъ времени окончанія утрени. Обыкновенно промежутокъ между утреней и обѣдней бывалъ очень небольшой. По особымъ обстоятельствамъ онъ увеличивался, и обѣдня, напр., въ 1688 году началась въ 4 часа (10 по нашему счету): «обѣдня была поздно ради государя Петра», замѣчено въ современной записи. Въ тотъ же часъ начали благовѣстить въ 1691 году: «для того поздно, что ожидали государя Петра, и какъ отказъ пришелъ, начали благовѣстить».
Послѣ обѣдни иногда самъ патріархъ ходилъ «на верхъ» къ государю; но всегда и непремѣнно ходили во дворецъ къ царю со святой водою всѣ успенскіе соборяне поголовно пѣть праздничный молебенъ. За это въ соборъ протопопу съ братьею жаловалось «по неокладному расходу молебенныхъ денегъ для празднества Успенія Богородицы» рублей 7. Эго посѣщеніе царя соборянами въ храмовой праздникъ Успенскаго собора не откладывалось даже въ томъ случаѣ, если царя не было въ Москвѣ, во время различныхъ царскихъ походовъ. Въ такомъ случаѣ со св. водою отправлялся къ царю только протопопъ съ діакономъ. Такъ, въ 1692 году царь Петръ въ Успеньевъ день былъ въ Переяславлѣ: «въ Переяславль со святынею посланъ былъ протопопъ съ діакономъ къ дарю Петру», записано современникомъ.
Въ крестовой патріаршей палатѣ, послѣ обѣдни, бывалъ праздничный столъ для царя, бояръ, духовныхъ властей и соборянъ. Патріахъ встрѣчалъ государя въ сѣняхъ и съ великою честію провожалъ его въ палату. Послѣ входныхъ и предобѣденныхъ молитвъ и благословенія патріаршаго всѣ занимали свои мѣста. Порядокъ и обряды праздничнаго патріаршаго стола были совершенно тѣ же, какъ и на торжественныхъ царскихъ обѣдахъ. Послѣ многочисленныхъ и различныхъ блюдъ обѣдъ заканчивался непремѣнно заздравными чашами или, по нынѣшнему, тостами. Наша благочестивая старина стремилась и ихъ совершать во славу Божію и для этого установила для нихъ опредѣленный порядокъ и формы, предваряя и сопровождая ихъ пѣснопѣніями и нарочито составленными молитвослоиіями. Благодаря этому, тосты въ старину составляли изъ себя отдѣльное и самостоятельное дѣйствіе, извѣстное подъ именемъ Чина за приливокь о здравіи царя. Чинъ этотъ писался въ древнихъ обителяхъ на особыхъ свиткахъ и украшался заглавными буквами съ золотомъ и красками. Иногда онъ распѣвался по нотамъ. Такъ какъ заздравныя чаши въ этомъ чинѣ слѣдовали непремѣнно за обѣдомъ, или трапезою, и сопровождались соотвѣтственнымъ пѣніемъ главнымъ образомъ тропарей, то онѣ и назывались тропарными и трапезными. Въ частности эти чаши были слѣдующія: Богородичная, святаго, царева, патріаршая или митрополичья.
Обычай сопровождать торжественные обѣды заздравными чашами весьма древній. На Руси онъ современенъ самой Церкви. Еще преп. Ѳеодосій печерскій считалъ необходимымъ ограничить его, заповѣдавъ во время пира пѣть только три тропаря и поднимать только три чаши: во славу Христа Бога, Пресвятой Дѣвы Маріи и за здравіе государя. Очевидно, въ его время было уже злоупотребленіе этимъ обычаемъ.
Въ XVII вѣкѣ для этихъ чашъ существовалъ особый чинъ, печатавшійся въ тогдашнихъ потребникахъ. Онъ начинался чиномъ надъ Богородичнымъ хлѣбомъ. Такъ называется просфора, изъ которой на литургіи вынимается часть въ честь и память Богоматери. Просфору эту приносили (передъ патріархомъ, во время его шествія въ палату) къ столу въ особомъ сосудѣ, называвшемся «панагіаромъ» и «панагіею». Патріархъ надъ нею читалъ предобѣденныя молитвы, а послѣ обѣда частицы ея раздавалъ присутствовавшимъ. Послѣ этого слѣдовало пѣніе тропаря Богородицы, и самъ царь поднималъ чашу Богородичную, т. е. въ честь Богородицы, и самъ подавалъ ее патріарху, властямъ и боярамъ. Иногда за этою чашею слѣдовала чаша святителя Петра и потомъ чаша государя, надъ которою дѣйствовалъ и которую подавалъ присутствовавшимъ патріархъ. Она сопровождалась особыми молитвами и пѣснопѣніями.
Обыкновенно, по благословеніи патріарха, пѣвчіе пѣли тропарь «Спаси, Господи, люди твоя», кондакъ «Вознесыйся на крестъ» и Богородиченъ «Предстательнице страшная». Въ праздники Господни, Богородичные и храмовые къ нимъ присоединялся праздничный тропарь и кондакъ. Потомъ произносилось «Господи помилуй» дважды и «Господи благослови». И патріархъ читалъ молитву «Владыко многомилостиве Господи Іисусе Христе Боже нашъ». Молитва эта, схожая по началу съ читаемою теперь на литіи, оканчивалась моленіями о побѣдѣ, здравіи и спасеніи «благовѣрнаго и благороднаго и христолюбиваго, Богомъ вѣнчаннаго, и Богомъ дарованнаго, и Богомъ почтеннаго, и украшеннаго, и Богомъ превознесеннаго царя и великаго князя». Послѣ этого патріархъ произносилъ многолѣтіе: «Дай, Господи, государь нашъ... здравъ былъ на многа лѣта», и пѣвчіе пѣли царю многолѣтіе большое. Также слѣдовали чаши государыни царицы, царевичей и царевенъ. Чашу патріарха «дѣйствовалъ» старѣйшій митрополитъ. Въ молитвѣ при этой чашѣ содержались прошенія о томъ, чтобы патріархъ здравъ былъ и молилъ Господа о государевѣ царя многолѣтномъ здравіи и спасеніи, и о болярѣхъ, и о христолюбивомъ воинствѣ, и о всемъ православное христіанствѣ, – чтобы ему Богомъ порученное стадо словесныхъ овецъ добрѣ упасти и Богу непорочно отдати. Этою чашею заканчивался чинъ и праздничный столъ патріарха.
Нужно замѣтить, что этотъ чинъ за приливокъ соблюдался при всѣхъ торжественныхъ обѣдахъ, особенно въ монастыряхъ. При столахъ государя онъ совершался лишь тогда, когда въ нихъ участвовали духовныя власти. На прочихъ же обѣдахъ, напр., посылавшихся отъ царя иноземнымъ посламъ, чашу государя поднималъ старѣйшій бояринъ, при чемъ онъ, «взявъ ковшъ питья», долженъ былъ молвить: «Чаша великаго государя царя и великаго князя, его царскаго величества дѣтей, – дай Господи, они государи здравы были на многія лѣта», или: «наша великаго государя... про его царскаго величества здоровье». Во время произнесенія заздравныхъ рѣчей и вообще во все продолженіе чина присутствовавшіе должны были держать себя съ полнымъ вниманіемъ и благопристойностью. Въ противномъ случаѣ безчинникамъ грозили наказанія. Въ 1643 году верхотурскій воевода князь Никифоръ Мещерскій донесъ царю Михаилу Ѳеодоровичу, что 25 іюля, въ день именинъ паревны Анны Михайловны, у него, воеводы, обѣдали Николаевскаго монастыря игуменъ Игнатій да соборные и приходскіе попы и послѣ обѣда за здоровье царя пѣли надъ чашею. Въ это самое время соборный попъ Яковъ да приходскій Климентій заспорили между собою о величаніи въ честь св. матери Анны. Попъ Климентій пропѣлъ величаніе, а попъ Яковъ сказалъ, что величаніе поютъ не такъ, и прибавилъ: «хотя де ты сегодня родителей поминай». «А споровались они, – писалъ воевода царю, – хмѣльнымъ обычаемъ спроста, и въ томъ они передъ вами виноваты». По этому поводу воеводѣ былъ посланъ такой наказъ: «вы бъ Троицкаго соборнаго попа Якова, за его пьяную плутость и за непристойныя рѣчи, что онъ говорилъ въ ту пору попу Климентію, какъ пѣли послѣ обѣда про наше здоровье надъ чашею и спорились о величаньѣ, что пѣлъ Климентій попъ величанье не такъ, а какъ надобно было пѣти того ему не сказалъ, – послали его Якова въ Верхотурье въ Никольскій монастырь къ игумену Игнатью и велѣли посадить въ смиренье на чѣпъ на двѣ недѣли, что бы на то смотря не повадно было инымъ попамъ впредь такъ дуровать и безчиновать... А что попъ Климентій величанье пѣлъ не такъ, и мы того тому Климентью, для простоты его, въ вину ставити не велѣли, нѣчто онъ такъ пѣлъ величанье хмѣльнымъ обычаемъ, или будетъ спроста не знаючи»[3].
Вмѣстѣ съ торжественнымъ и великолѣпнымъ столомъ для царя, бояръ и духовныхъ властей, патріархъ въ Успеньевъ день устраивалъ на своемъ дворѣ и милостивый обѣдъ, за которымъ кормилъ нищихъ и бѣдныхъ. Иногда, особенно если въ Москвѣ не было государя, картина этихъ обѣдовъ совершенно мѣнялась. Въ Крестовой палатѣ патріархъ приказывалъ приготовить столы для нищихъ, а въ сосѣднихъ помѣщеніяхъ и и сѣняхъ обѣдали бояре и власти. Святѣйшій хозяинъ самъ при этомъ радушно угощалъ своихъ желанныхъ гостей – нищію братію. Такъ, «въ Успеньевъ день 1689 года, когда царь Петръ былъ въ походѣ у Троицы, соборяне у святѣйшаго ѣли хлѣба въ сѣняхъ, а въ Крестовой нищіе ѣли, святѣйшій самъ одѣлялъ».
Въ настоящее время, въ воспоминаніе древняго празднованія Успенія Божіей Матери, составлена[4] и напечатана (въ 1872 году) особая «Служба Успенію Пресвятыя Богородицы» (или «Похвалы»), совершаемая ежегодно въ Троице-Сергіевой лаврѣ 15-го августа, а въ скитѣ Геѳсиманіи – 17-го августа.
Праздничныя службы и церковныя торжества въ старой Москвѣ. Составилъ Г. П. Георгіевскій, Спб. 1899. С. 168-183.
1 Дмитревскій, 190
2 Нужно замѣтить, что въ то время у насъ были плащаницы и съ изображеніемъ святыхъ. Такъ, на великомъ ходѣ въ день Успенія Божіей Матеря въ новгородскомъ Софійскомъ соборѣ священники несли плащаницы святителей Никиты и Іоанна (Синод. № 399)
3 Никольскій, 252 стр.
4 На оборотѣ выходнаго листа службы напечатано. «Преложено съ греческаго въ 1846 году профессоромъ Холмогоровымъ, исправлено святителемъ Филаретомъ, митрополитомъ московскимъ».
