Святителя Григорія Богослова Похвальное слово св. священномученику Кипріану.
Свт. Григорий Богослов составляет Похвальное слово свмч. Киприану. Миниатюра XII в.
Едва не забытъ нами Кипріанъ, и это (какая потеря!) допустили вы, которые болѣе всѣхъ уважаете Святаго, чтите его ежегодными чествованіями и празднествами. А Кипріана необходимо должно почитать даже и забывающимъ иное; такъ какъ особеннаго памятованія требуютъ мужи совершеннѣйшіе, о которыхъ воспоминаніе вмѣстѣ благочестиво и полезно. Возвратимъ же долгъ съ лихвою, если окажемся довольно благоразумными, и не вовсе скудными и нищими. Впрочемъ, какъ бы ни велика была наша нищета, я увѣренъ, что сей во всемъ великодушный и любомудрый мужъ проститъ намъ и замедленіе и бѣдность. Возблагодаримъ только, что онъ не остался у насъ въ совершенномъ забвеніи; ибо это стоитъ благодаренія. И благодареніемъ должно начать, чтобы мое возвращеніе послужило вамъ во благое, и, по благимъ мѣрамъ Бога, который все распредѣляетъ и располагаетъ вѣсомъ и мѣрою (Премудр. Сол. 11, 21), сдѣлалось возвращеніемъ отъ безмолвія къ слову, отъ любительницы мучениковъ[1] – къ мученикамъ, отъ тѣлеснаго отдыха – къ духовному пиру.
Я желалъ быть съ вами, дѣти; и увѣренъ, что и вы въ равной мѣрѣ желали моего присутствія. Видите отеческое мое добродушіе; говорю о своемъ, свидѣтельствую и о вашемъ желаніи. Разлучившись другъ съ другомъ на столько времени, чтобы дознать взаимную любовь, и, какъ живописцы повѣряютъ картины, извѣдать ее издали, мы опять вмѣстѣ. Даже кратковременное обращеніе съ людьми, которые расположены къ любви и подражаютъ Божію человѣколюбію, доставляетъ много пищи воспоминанію. Ужели же мы, ученики Христа, Который для насъ истощилъ Себя до рабія зрака, и содѣлавшихся чуждыми небеснаго собралъ къ Себѣ, неудержимъ въ любви и не обымемъ другъ друга, не соблюдемъ «единенія духа въ союзѣ мира» (Ефес. 4, 3), которое составляетъ тайну, или главизну Закона и Пророковъ? Конечно, и то уже для насъ одно изъ первыхъ благодѣяній, что мы такъ скоро притекли въ объятія другъ къ другу; потому что ревность не терпитъ отсрочки, и кто мучится желаніемъ свиданія, тому одинъ день кажется цѣлою жизнію. Но гораздо важнѣе для насъ другое благодѣяніе, что мы пришли не послѣ праздника, не остались безъ тайноводства мучениковъ и доставляемаго тѣмъ услажденія и упокоенія.
А я признаюсь, что на все иное медлительнѣе всякаго, и свергнулъ съ себя всѣ пожеланія, какъ скоро сталъ служить Христу. Меня не плѣняетъ ничто пріятное и вожделѣнное для другихъ, – ни дольнее и непостоянное богатство, ни сластолюбіе, ни пресыщеніе, – мать похотѣнія, ни мягкая и пышная одежда, ни блескъ и привлекательность драгоцѣнныхъ камней, ни очарованіе слуха, ни изнѣженность обонянія, ни приводящія въ неистовство рукоплесканія народа и зрѣлищъ, которыя давно уступилъ я охотникамъ до оныхъ; не плѣняетъ и все, что ведетъ начало отъ перваго вкушенія, насъ погубившаго. Напротивъ того виню въ великомъ скудоуміи тѣхъ, которые позволяютъ такимъ вещамъ одерживать надъ ними верхъ, губятъ благородство своей души привязанностію къ мелочному, и прилѣпляются къ скоропреходящему, какъ къ чему-то постоянному. Я люблю Христа, не знаю мѣры въ сей любви и хвалюсь ею; увеселяюсь славою мучениковъ; восхищаюсь кровьми подвижниковъ; подвиги и побѣды другихъ для меня вѣнцы: столько предвосхищаю себѣ славы, такъ усвояю себѣ заслуги!
Конечно, всѣхъ мучениковъ должно чествовать, для всѣхъ надобно съ готовностію отверзать уста и слухъ и мысль, чтобы охотно что-нибудь сказать и услышать о нихъ, а все прочее почитать ниже ихъ подвига. Ибо хотя многое служитъ для насъ руководствомъ къ лучшей жизни, и многое назидаетъ въ добродѣтели – и разумъ, и Законъ, и Пророки, и Апостолы, и самыя страданія Христа, сего перваго Мученика, Который восшелъ на крестъ и меня возвелъ съ Собою, чтобъ пригвоздить мой грѣхъ, восторжествовать надъ зміемъ, освятить древо, побѣдить сластолюбіе, спасти Адама и возстановить падшій образъ: однако же, при столь многихъ и столь превосходныхъ наставникахъ, не менѣе поучительны для насъ и мученики – сіи словесныя всесожженія, совершенныя жертвы, пріятныя приношенія, сіе проповѣданіе истины, обличеніе лжи, исполненіе духовно-разумѣваемаго Закона, разрушеніе заблужденія, гоненіе порока, потопленіе грѣха, очищеніе міра. Но преимущественно предъ прочими мучениками (у мучениковъ конечно нѣтъ ревности къ мученикамъ) и именемъ и дѣломъ досточтимъ для меня ты, Кипріанъ! Особенно поражаюсь твоею добродѣтелію, восхищаюсь воспоминаніемъ о тебѣ, дѣлаюсь отъ удовольствія какъ-бы вдохновеннымъ, нѣкоторымъ образомъ соучаствую въ твоемъ мученичествѣ, пріобщаюсь твоему подвигу, и весь переношусь къ тебѣ, привлекаемый, можетъ-быть, сродствомъ по дару слова, которымъ столько превосходишь ты другихъ, сколько словесныя существа превосходятъ естество безсловесныхъ (а между соединенными, чѣмъ-бы то ни было, любовь, не знаю почему, поселяется такъ же, какъ и между связанными кровнымъ родствомъ), Но можетъ-быть привлекаюсь и твоей внезапной и необыкновенной перемѣной, которая поразительнѣе всякаго слова и примѣра. Ибо пріятно солнце послѣ облака, которымъ оно закрыто было прежде; пріятна весна послѣ зимней угрюмости; пріятны улыбающаяся тишина, гладкое море, играющее у бреговъ, послѣ мятежа вѣтровъ и обуреванія волнъ.
Сей Кипріанъ (пусть знающіе его съ удовольствіемъ припомнятъ, а незнающіе услышатъ одно изъ прекраснѣйшнхъ нашихъ сказаній, служащее къ общей похвалѣ Христіанъ!) – сей Кипріанъ, – славное имя нѣкогда для Карѳагенянъ, а нынѣ для цѣлой вселенной, – былъ знатенъ по богатству, знаменитъ по могуществу, извѣстенъ по роду (если только имѣть мѣсто и предсѣдательствовать въ Сенатѣ служитъ убѣдительнѣйшимъ доказательствомъ благородства). Это былъ цвѣтъ юношества, образцовое произведеніе природы, верхъ учености по свѣдѣніямъ въ философіи и по познаніямъ въ другикъ наукахъ, притомъ по какой угодно части, такъ что въ немъ разнообразіе свѣдѣній было удивительнѣе высоты каждаго познанія, и опытность въ каждомъ свѣдѣніи удивительнѣе общей любознательности; или (скажу яснѣе) однихъ превосходилъ онъ разнообразіемъ, другихъ – высотою познаній, нѣкоторыхъ – тѣмъ и другимъ, а всѣхъ – всемъ. Объ учености его свидѣтельствуютъ многочисленныя и превосходныя сочиненія, какія написалъ онъ въ нашу пользу[2], послѣ того какъ по человѣколюбію тутъ Бога, Который все творитъ и претворяетъ въ лучшее, перемѣнилъ онъ образъ ученія и неразуміе подчинилъ Слову.
А посему не знаю, какъ мнѣ распорядиться словомъ и найдти способъ – и не продлить онаго чрезъ мѣру, совершенно внѣ предѣловъ времени, если буду припоминать о Кипріанѣ все, и не сдѣлать большаго ущерба присутствующимъ здѣсь, если объ иномъ будетъ умолчано. Потому, чтобы соблюсти средину и сберечь время и удовлетворить желанію слушателей, надобно, по моему мнѣнію, исполнить слѣдующее: все прочее предоставить знающимъ, чтобы они передали сіе незнающимъ, ежели таковые найдутся, и чтобы такимъ образомъ тѣ и другіе, и поучающіе и поучаемые, получили равную пользу (потому что одно воспоминаніе о Кипріанѣ освящаетъ, и слово о немъ всего сильнѣе побуждаетъ къ добродѣтели); самому же мнѣ для краткости припомнить одно или два такія событія изъ Кипріановой жизни, о которыхъ невозможно и умолчать, хотя бы захотѣлъ. Но упомяну и о прежней жизни Кипріана, о томъ, какимъ путемъ достигъ онъ спасенія, какъ былъ призванъ, и какъ совершилась въ немъ перемѣна къ лучшему. Весьма неблагородно и низко думать, что оскорбительно будетъ для подвижника напоминать о непохвальныхъ дѣлахъ его. Въ такомъ случаѣ и великій Павелъ незаслуживалъ бы нашей похвалы, и мытарь Матѳей принадлежалъ бы къ людямъ самымъ порочнымъ, а равно и сей Кипріанъ. Но Павелъ для того упоминаетъ о прежнихъ своихъ гоненіяхъ и о томъ, какъ измѣнился предметъ его ревности, чтобы сравненіемъ того и другаго прославить больше Благодѣтеля. Матѳей, перечисляя учениковъ, придаетъ себѣ наименованіе мытаря, какъ нѣкоторое почетное титло. И Кипріанъ въ длинномъ словѣ[3] выставляетъ на позоръ прежнюю свою порочную жизнь, чтобы и сіе, то-есть исповѣдь свою, принесть въ даръ Богу, и многимъ изъ обращающихся отъ порочной жизни указать путь благой надежды.
Итакъ смотрите, какіе были его пороки, какъ многочисленны и велики. Служителемъ демоновъ былъ сей въ-послѣдствіи ученикъ Христовъ, жесточайшимъ гонителемъ – сей великій поборникъ истины. И словомъ и дѣломъ, какъ сильный въ томъ и другомъ, возмущалъ путь нашъ оказавшійся послѣ еще сильнѣйшимъ въ словѣ и дѣлѣ для пользы Христіанъ. А какимъ зломъ было присоединенное къ сему чародѣйство, которымъ особенно славился Кипріанъ! И сколько еще ужаснѣе та ненасытимость плоти, которая и мудрыхъ въ иномъ можетъ доводить до бѣшенства, которая, увлекая разсудокъ, какъ молодаго необузданнаго коня, заставляетъ умудряться на худое! Но слово мое касается самаго главнаго. И никто да не предастся сластолюбію, видя прежнюю жизнь Кипріана; а всякій да уцѣломудрится послѣдними его дѣлами!
Была дѣвица[4], знатнаго рода и благонравная (да внимаютъ и да радуются сему дѣвы, или, лучше сказать, и живущія въ супружествѣ, если онѣ цѣломудренны и любятъ цѣломудріе; потому что сказаніе мое составитъ украшеніе для тѣхъ и другихъ!), дѣвица весьма прекрасной наружности; но къ моему о ней слову да присовокупитъ и свою пѣснь божественный Давидъ, который говоритъ: «вся слава дщери царевы внутрь» (Пс. 44, 14). Это была истинная Христова невѣста, сокровенная красота, одушевленное изваяніе, ничѣмъ неоскверненная святыня, никому недоступное святилище, «вертоградъ заключенъ, источникъ запечаплѣнъ» (Пѣс. Пѣсн. 4, 12. – да воспоетъ нѣчто и Соломонъ!) – источникъ, соблюдаемый единому Христу. Сею дѣвою, при всей ея осторожности и скромности, не знаю гдѣ и какъ, плѣнился великій Кипріанъ; ибо похотливое око – это самое наглое и ненасытимое изъ чувствъ, касается даже и неприкосновеннаго. Кипріанъ не только плѣнился, но покушался и обольстить. Какое скудоуміе, если такую дѣву надѣялся лишить цѣломудрія! а тѣмъ паче какое безстыдство и въ отваживающемся на такой поступокъ, и въ убѣждающемъ отважиться! Но онъ въ началѣ вползалъ въ рай къ первозданному; онъ предстоитъ и среди Ангеловъ, требуя себѣ Іова; онъ напослѣдокъ дерзаетъ приступить къ Самому Владыкѣ, отъ Котораго долженъ быть пораженъ и убитъ, даже искушаетъ Того, Который «нѣсть искушаемъ» (Іак. 1, 13); какъ будто и Его надѣялся преобороть, потому что явившееся Божество почелъ вторымъ Адамомъ, и не зналъ, что, приступая къ человѣчеству, приразится къ Богу. Что же страннаго, если онъ и чрезъ Кипріана искушаетъ святую душу и чистую плоть? Таковъ былъ искуситель, и въ помощники употребляется не одна изъ старыхъ женщинъ, способныхъ на подобныя дѣла, но одинъ изъ плотолюбивыхъ и сластолюбивыхъ бѣсовъ; потому что богоотступныя и завистливыя силы, стараясь имѣть многихъ сообщниковъ своего паденія, весьма скоры на услуги подобнаго рода, и наградою за содѣйствіе въ соблазнѣ служатъ имъ жертвы и возліянія, также общеніе посредствомъ кровей и тука; ибо за такія одолженія таковы должны быть и награды.
Но что дѣлаетъ и что противопоставляетъ строителю зла дѣвица, когда ощутила опасность и проникла въ злый умыслъ? Чистыя и богоподобныя души весьма скоро уловляютъ покушающагося противъ нихъ, какъ онъ ни хитръ, ни разнообразенъ въ своихъ нападеніяхъ. Дѣвица, отвергнувъ всѣ другія пособія, прибѣгаетъ къ Богу, и защитникомъ отъ ненавистной страсти избираетъ Жениха своего, Который и Сусанну избавилъ отъ жестокихъ старѣйшинъ, и Ѳеклу спасъ отъ немилосердаго искателя ея любви и еще болѣе немилосердаго отца. Кто же сей Женихъ? – Христосъ, Который и духамъ запрещаетъ (Матѳ. 17, 18), и поддерживаетъ утопающихъ (Матѳ. 14, 31), и ходитъ по морю (Матѳ. 14, 26), и легіонъ духовъ предаетъ глубинѣ (Лук. 8, 32), исхищаетъ изъ рва праведника, отданнаго на снѣденіе львамъ и воздѣяніемъ рукъ преодолѣвающаго звѣрей (Дан. 14), спасаетъ бѣглеца Пророка, поглощеннаго китомъ и во чревѣ его сохранившаго вѣру (Іон. 2), соблюдаетъ во пламени Ассирійскихъ отроковъ, устудивъ горящія дрова чрезъ Ангела, и къ тремъ юношамъ присовокупивъ четвертаго (Дан. 3). – Все сіе и еще многое припоминая въ молитвахъ, и моля Дѣву Марію помочь бѣдствующей дѣвѣ, присоединяетъ она и другое врачевство – постъ и сонъ на голой землѣ, чтобы увяла красота привлекшая на нее козни, а чрезъ сіе отнята была пища у пламени, истощилось служащее къ возженію страстей, и вмѣстѣ чтобы Богъ умилосердился надъ ея смиреніемъ. Ибо никакимъ служеніемъ неблагоугождается такъ Богъ, какъ злостраданіемъ, и за слезы воздаетъ Онъ милостію. –
Знаю, что нетерпѣливо ожидаете продолженія сказанія; ибо безпокоитесь о дѣвѣ, а не меньше и о воспламенившемся къ ней любовію, опасаясь, чтобы страсть для обоихъ не имѣла худыхъ послѣдствій. Но смѣло надѣйтесь! Самая любовь пролагаетъ путь вѣрѣ; пламенѣющій любовію, уневѣщивая себѣ дѣву, самъ уневѣщивается Христу; огнь страсти угасаетъ, возгарается же огнь истины. Но отчего и какъ? – Здѣсь начинается самая пріятная часть моего повѣствованія.
Дѣва побѣждаетъ, а демонъ побѣжденъ. Искуситель приходитъ къ одержимому страстію, извѣщаетъ о своемъ пораженіи, подвергается за сіе осмѣянію, огорченъ презрѣніемъ и мститъ презрителю. И въ чемъ состоитъ мщеніе? Демонъ, осмѣянный недавнимъ своимъ служителемъ, приступаетъ къ нему самому, чтобы одно зло было изгнано другимъ, и новое бѣснованіе послужило уврачеваніемъ прежняго. Отраженъ онъ дѣвою, какъ стѣнобитное орудіе твердою и непоколебимою стѣною, прогнавъ словомъ и молитвою; но борется еще съ пославшимъ его къ дѣвѣ, обратившись (чудное дѣло!) на того, кѣмъ былъ посланъ, и давитъ его, какъ втораго Саула (1 Цар. 16, 14). Что же дѣлаетъ сей безумный во время страсти, и благоразумный, когда мучитъ его бѣсъ? Ищетъ освобожденія отъ зла, и находитъ; ибо нужда дѣлаетъ изобрѣтательнымъ. Откуда же освобожденіе? Какъ Саулъ къ гуслямъ и бряцаніямъ Давида, такъ онъ прибѣгаетъ къ Богу дѣвы, приступаетъ къ ея Пастырю, и какъ демонскіе удары очищаютъ его отъ страсти, такъ вѣра во Христа – отъ злаго духа, и онъ воспламеняется новою любовію. Пастырь долго не вѣрилъ ему и отсылалъ его отъ себя; потому что казалось невѣроятнымъ и страннымъ, чтобы Кипріанъ сталъ наконецъ принадлежать къ Христіанамъ, даже хотя бы и всѣ сдѣлались Христіанами. Но Кипріанъ обратился, и доказательство обращенія его очевидно. Онъ приноситъ въ собраніе чародѣйскія книги, исповѣдуетъ свое неразуміе, предаетъ позору безполезность сего нечистаго сокровища, возжигаетъ ими свѣтлый пламень, и огнемъ истребляетъ долговременную прелесть, которая не могла содѣйствовать плотскому пламени. Такъ отвергается онъ демоновъ и дѣлается приснымъ Богу!
О чудо благодати, по которой чрезъ нечистую любовь и лукаваго духа Кипріанъ находитъ Бога, дѣлается священною овцею священнаго стада! И какъ сказывалъ мнѣ нѣкто, послѣ многихъ молитвъ, чтобъ въ очищеніе прежней гордыни любомудренно научиться смиренію, сперва былъ онъ придверникомъ храма; а потомъ сталъ Пастыремъ, даже лучшимъ и опытнѣйшимъ изъ Пастырей. Онъ первенствуетъ не только въ Церкви Карѳагенской и въ Африкѣ, которая съ сего времени и чрезъ него донынѣ знаменита, но на всемъ Западѣ, а почти и на самомъ Востокѣ, въ странахъ южныхъ и сѣверныхъ, куда только проникла слава о немъ.
Такъ Кипріанъ сталъ нашимъ. И сіе совершилъ Богъ знаменій и чудесъ, сотворилъ Тотъ, Кто Іосифа, проданнаго по ненависти братьевъ, посредствомъ жены показалъ цѣломудреннымъ, прославилъ въ раздаяніи хлѣба, умудрилъ въ сновидѣніяхъ, чтобъ въ чужой странѣ ему повѣрили, чтобъ почтилъ его Фараонъ, чтобъ сталъ онъ отцемъ многихъ тысячъ народа, за который Египетъ терпитъ казни, для котораго разсѣкается море, дождится хлѣбъ, останавливается солнце, которому дается въ наслѣдіе земля обѣтованія! Ибо премудрость еще заранѣе полагаетъ основанія великихъ дѣлъ, и противоположнымъ достигаетъ противоположнаго, чтобъ тѣмъ болѣе дивились ей.
Для полноты похвальнаго слова довольно было бы и сихъ Кипріановыхъ доблестей: но тѣ, о которыхъ остается еще мнѣ говорить, такъ многочисленны и велики, что, если бы сказанное доселѣ и не служило къ похвалѣ, то одного послѣдующаго достаточно было бы для Кипріана, чтобы стать выше всѣхъ. Впрочемъ, не говоря ни объ его презрѣніи къ деньгамъ, ни о попраніи имъ гордыни, ни объ обузданіи плоти и чистотѣ въ противоположность прежней необузданности, ни о величавости и вмѣстѣ снисходительности въ обращеніи, при чемъ онъ равно былъ далекъ и отъ низости и отъ высокомѣрія, ни о снѣ на голой землѣ и о бдѣніяхъ, чему поздно сталъ онъ учиться и въ чемъ много превзошелъ навыкшихъ тому прежде него, ни о ревности въ назиданіи словомъ, такъ что онъ преподалъ всю нравственность, очистилъ невѣжественныя понятія о догматахъ, украсилъ жизни мужей, и догматъ о Божествѣ начальной и царственной Троицы, Которое иные разсѣкаютъ, а иные сливаютъ, возвелъ въ первоначальную чистоту, пребывая въ предѣлахъ благочестнаго единства и сочисленія, – умолчавъ о всемъ этомъ, по причинѣ обширности предмета, заключу слово свое кончиною Кипріановой жизни.
Вознеистовствовалъ противъ насъ Декій; онъ вымышлялъ всякіе роды мученій и разныя жестокости частію уже совершилъ, а частію намѣревался совершить. Съ одинаковымъ усиліемъ старался онъ и преодолѣть Христіанъ и превзойдти прежнихъ гонителей; лучше сказать, ему хотѣлось преодолѣть и покорить или всѣхъ Христіанъ, или одного Кипріана. Ибо чѣмъ извѣстнѣе было ему отличное благочестіе и слава сего мужа, тѣмъ болѣе славною и блистательною казалась побѣда, если одержитъ надъ нимъ верхъ. И въ одномъ случаѣ онъ покорилъ бы только своей волѣ Христіанъ; а въ другомъ восторжествовалъ бы надъ самымъ любомудріемъ и даромъ слова. Почему наилучшею почиталъ хитростію – сперва сдѣлать безмолвнымъ языкъ, потомъ безгласными и нѣмотствующими повлечь за собою тѣхъ, которые имъ держались. Несправедливо и нечестиво было такое разсужденіе, однакоже и не вовсе неосновательно, если брать въ разсмотрѣніе его желаніе и предпріятіе. Это показало и самое дѣло. Ибо когда доблестный Кипріанъ, какъ въ морѣ скала удары волнъ, твердо и мужественно отразилъ всѣ прираженія и покушенія, и осужденъ наконецъ Декіемъ на изгнаніе: тогда онъ не ограничился самимъ собою, не обрадовался своему спасенію отъ смерти и не сталъ разсуждать, что лучше сохранить въ безопасности жизнь; хотя бы понесть безчестіе, или лучше подвергнуть опасности душу, но соблюсть безмолвіе и равнодушно смотрѣть, какъ другіе бѣдствуютъ отъ обстоятельствъ времени, не имѣя наставника, который бы поощрилъ на подвиги; потому что слово не мало можетъ придать мужества вступающимъ на поприще добродѣтели. Посему Кипріанъ, отсутствуя тѣломъ, присутствовалъ съ подвижниками духомъ, раздѣлялъ ихъ подвиги; и когда не можетъ онъ содѣйствовать живымъ словомъ, помогаетъ писаніями. А какимъ образомъ? Издали предводительствуетъ Христовымъ воинствомъ, пишетъ увѣщанія, восхваляетъ благочестіе, и своими посланіями одинъ производитъ едва не больше мучениковъ, чѣмъ другіе лично, находясь вмѣстѣ съ подвизающимися. Бѣдствующихъ за доброе дѣло убѣждаетъ онъ – ни отечества, ни рода, ни богатства, ни владычества, ни всего земнаго не предпочитать истинѣ и наградамъ, какія уготованы добродѣтели на небеси. Внушаетъ, что самая выгодная купля – каплями крови пріобрѣсть небесное царство, и за временныя блага получить вѣчность славы. Ибо для душъ возвышенныхъ одно отечество – духовный Іерусалимъ, а не здѣшніе грады, которые заключены въ тѣсные предѣлы и часто мѣняютъ своихъ обитателей; одна знаменитость рода, – хранить въ себѣ Божій образъ и уподобляться Первообразу, сколько сіе возможно узникамъ плоти и способнымъ принять въ себя только нѣкоторыя струи добра; одно владычество – одерживать верхъ надъ лукавымъ, не отдавать въ плѣнъ души и не уступать побѣды въ подвигахъ за благочестіе, когда порокъ борется съ добродѣтелію, міръ – съ міромъ, міръ разрушающійся – съ міромъ постояннымъ, подвигоположникъ неумолимый – съ подвижниками мужественными, и Веліаръ вооружается на Христа. А посему убѣждалъ онъ не бояться метей, огонь почитать прохладою, самыхъ лютыхъ звѣрей представлять себѣ кроткими, голодъ признавать высшимъ наслажденіемъ, отвращать взоры отъ слезъ, сѣтованія и стенанія родныхъ, какъ отъ приманки лукаваго, какъ отъ препятствія небесному шествію. Ибо такъ прилично вести себя душамъ мужественнымъ и благороднымъ и уму цѣломудренному. А всему этому служилъ близкимъ примѣромъ и говорившій и писавшій сіе, и «вмѣнявшій вся уметы быти, да Христа пріобрящетъ» (Фил. 3, 8).
Такъ разсуждая и вооружая словомъ на подвигъ, Кипріанъ произвелъ многихъ подвижниковъ. Какую же получаетъ за то награду? – Щедрую и высокую; послѣ всѣхъ, предпосланныхъ имъ ко Христу, самъ дѣлается мученикомъ, и, усѣченный во главу мечемъ, ко многимъ страданіямъ присовокупляетъ и сей вѣнецъ. Такъ приводится, такъ представляется ко Христу сей мужъ, сильный въ нечестіи, но гораздо сильнѣйшій благочестіемъ – сей великій Кипріанъ, и гонитель и вѣнценосецъ, не менѣе чудный своимъ обращеніемъ, какъ и добродѣтелію. Ибо не столько важно соблюсть образъ добра, сколько – обновить въ себѣ богобоязненность. Первое есть дѣло навыка, а послѣднее дѣло благаго произволенія; и первое находимъ во многихъ, а послѣднему не много видимъ примѣровъ.
Но каково и сіе въ числѣ чудесъ его? Продлимъ еще нѣсколько слово въ честь подвижника. Хотя такова была жизнь мужа сего, и таковъ подвигъ: однакоже, когда оканчиваетъ онъ жизнь (если позволительно такъ сказать, а не лучше наименовать кончину его преселеніемъ къ Богу, или исполненіемъ желаній, или разрѣшеніемъ отъ узъ, или сложеніемъ съ себя бремени), совершается при семъ нѣчто чудесное и соотвѣтствующее предшествовавшему. Велико было имя Кипріаново для всѣхъ, не только для Христіанъ, но даже и для нашихъ противниковъ (ибо доблести всѣми равно уважаются); впрочемъ тѣло его оставалось въ неизвѣстности, и такое сокровище было сокрыто, притомъ на долгое время, у одной изъ женъ, пламенѣющихъ благочестіемъ, не знаю, потому ли, что Богъ почтилъ симъ боголюбивую жену, давъ ей сохранять у себя мученика, или потому что Ему угодно было обнаружить нашу любовь, если мы, лишенные святыхъ мощей, будемъ неравнодушны къ такой утратѣ. Когда же Богъ мучениковъ не потерпѣлъ, чтобъ общее благо составляло собственность одной, и чтобъ по милости къ женѣ несли потерю всѣ: тогда извѣщаетъ о Кипріановомъ тѣлѣ чрезъ откровеніе, и сію честь предоставляетъ опять одной достойной женщинѣ, чтобъ получили освященіе и жены. Какъ прежде и рожденъ Христосъ и возвѣщенъ ученикамъ по воскресеніи Его изъ мертвыхъ чрезъ женъ: такъ и нынѣ одна жена указала Кипріана, а другая передала въ общую пользу сію послѣднюю изъ его добротъ. Такъ исходитъ на среду тотъ, кому и не надлежитъ быть сокрытымъ; такъ не попущено, чтобъ онъ оставался по своему любомудрію въ неизвѣстности даже и послѣ того, какъ сталъ выше и совершеннѣе почестей, какія воздаются тѣлесному.
Вотъ все, что могъ сказать я о Кипріанѣ, и не знаю, долженъ ли что присовокуплять къ сему, Ибо, если бы и надолго простеръ еще слово, то сказанное мною не соотвѣтствовало бы и его доблестямъ и тому понятію, какое каждый имѣетъ о семъ мужѣ. И доселѣ предложенное говорено было единственно для того, чтобы сколько-нибудь воздать подобающую ему честь. Но чтобы и отъ васъ принесено было нѣчто въ даръ мученику, вы сами должны восполнить все прочее, какъ то: изгнаніе бѣсовъ, исцѣленіе болѣзней, предвѣдѣніе будущаго. Все сіе, при помощи вѣры, можетъ подавать даже прахъ Кипріановъ, какъ знаютъ извѣдавшіе сіе опытомъ, отъ которыхъ и намъ передана память о чудѣ, и будетъ передаваться будущимъ временамъ. Лучше же сказать, принесите нѣчто и сего большее, болѣе приличное истиннымъ его почитателямъ, а именно: изнуреніе тѣла, восхожденіе сердца, удаленіе отъ порока, возращеніе добродѣтели. Дѣвы принесите истощаніе плоти, жены – благолѣпіе добродѣтели паче, нежели тѣла, юноши – мужество въ борьбѣ со страстями, старцы – благоразсудительность, властелины – добрые законы, военачальники – кротость, отличающіеся даромъ слова – благое слово. Скажу нѣчто и для своихъ: священники принесите тайноводственное ученіе, мірскіе – благопокорность, плачущіе – утѣшеніе, благоденствующіе – страхъ, богатые – милостыню, бѣдные – благодарность, а всѣ – готовность противостать лукавому и жестокому гонителю, чтобъ онъ не могъ ни явно низлагать, ни скрытно уязвлять, ни ратовать какъ тьма, ни обольщать и увлекать въ бездну погибели какъ Ангелъ свѣта. Опасно отдаваться въ плѣнъ очамъ, терпѣть уязвленіе отъ языка, дозволять, чтобы обольщалъ насъ слухъ, воспламенялъ кипящій гнѣвъ, низлагалъ вкусъ, разнѣживало осязаніе; опасно обращать оружіе спасенія въ оружіе смерти. Мы должны, оградившись «щитомъ вѣры, стать противу кознемъ лукаваго» (Ефес. 6, 11. 16), чтобы, одержавъ побѣду со Христомъ, совершивъ подвигъ съ мучениками, услышать оный великій гласъ: «пріидите благословенніи Отца Моего, наслѣдуйте уготованное вамъ царствіе» (Матѳ. 25, 34), гдѣ обитель всѣхъ веселящихся, гдѣ гласъ празднующихъ, «гласъ радованія» (Пс. 41, 5), совершеннѣйшее и чистѣйшее озареніе Божества, пріемлемое нами нынѣ только въ гаданіяхъ и тѣняхъ. Симъ чествуемый Кипріанъ увеселяется болѣе, нежели всѣми въ совокупности другими почестями. Сему любомудрію, бывъ еще на землѣ, поучалъ онъ жизнію; сіе же любомудріе, по отшествіи своемъ, предписываетъ всѣмъ чрезъ мое слово, котораго нимало не оставляйте безъ уваженія, если цѣните сколько-нибудь его терпѣніе и подвиги за истину, а также и меня исполняющаго его порученіе.
Таковы начатки словъ моихъ тебѣ, божественная и священная глава! Такова тебѣ награда за твои слова и за подвигъ – не масличная Олимпійская вѣтвъ, не эта дѣтская забава – Делфійскія яблоки, не Истмійская сосна, не Немейскій селинъ[5], которыми въ древности воздавалась честь бѣднымъ юношамъ, но слово, которое всего приличнѣе служителямъ Слова! И если оно достойно твоихъ подвиговъ и словъ, то и сіе есть даръ Слова. Ты же милостиво призри на меня съ высоты, управляй моимъ словомъ и жизнію, паси сію священную паству, или будь моимъ сопастыремъ, направляй ее, сколько возможно, къ лучшему, гони отъ нея прочь безпокойныхъ волковъ и всѣхъ гоняющихся за слогами и рѣченіями, подавай намъ наиболѣе совершенное и свѣтлое озареніе Святыя Троицы, Которой ты предстоишь нынѣ, Которой и мы покланяемся, Которую славимъ, предъ Которою служимъ, поклоняясь Отцу въ Сынѣ, Сыну въ Духѣ Святомъ. Ей да будемъ напослѣдокъ предстоять съ чистымъ сердцемъ и непреткновенно, и ставъ совершенными, да пріобщимся Ея совершенно въ Самомъ Христѣ Господѣ нашемъ, Которому всякая слава, честь и держава во вѣки вѣковъ, аминь.
[1] Подъ любительницею мучениковъ, по изъясненію Никиты, Св. Григорій разумѣетъ, или самое безмолвіе, о которомъ сказалъ онъ выше, или одну изъ благочестивыхъ женъ, къ которой удалялся онъ въ село на безмолвіе.
[2] Въ страданіи Св. Кипріана (См. Acta Sanctor. Сентября 26 дня) сказано, что онъ вытребованъ былъ въ Антіохію Комитомъ Востока Евтолміемъ по доносу: будто бы своими посланіями возмущаетъ весь Востокъ, даже весь міръ.
[3] Оно сохранилось и до нашихъ временъ. Греческій подлинникъ можно читать въ Дѣяніяхъ Святыхъ (Acta Sanctorum) подъ 26-мъ числомъ Сентября мѣсяца.
[4] Святая Іустина.
[5] Растеніе, называемое иначе гирча, изъ семейства зонтичныхъ.
