Святитель Димитрій, митрополитъ Ростовскій – Слово на Соборъ Пресвятыя Богородицы.
Блаженно чрево, носившее тя, и сосца яже еси ссалъ.
Зрите со удивленіемъ, слышателіе православніи, обратите очи душевныя вкупѣ и тѣлесныя, – чудо отъ вѣка неслыханное, позоръ отъ вѣка невиданный нынѣ является: Младенецъ отъ Дѣвы раждается, и млекомъ дѣвическимъ питается. О чудо новѣе всѣхъ древнихъ чудесъ! Кто бо видѣ матерь, безъ мужа раждаюшу и во объятіяхъ носящу, гласитъ пѣніе церковное съ Дамаскинымъ святымъ. О коль давно сіе превожделѣнное, чудесное видѣніе желаше себѣ зрѣти невѣста небесная, сице бо воздыхаетъ въ пѣснѣхъ пѣсней, въ главѣ 8: Кто ми тя, брате мой, дастъ ссуща сосца матере моея, да обращу тя въ ней и цѣлую, и ктому не уничижитъ мя никтоже. Не удивляюся азъ той невѣстѣ небесной, что желаетъ видѣти, пѣстунствовати и цѣловати единороднаго Сына Божія. Сей бо той есть, его же законодавецъ Моисей съ коликимъ желаніемъ видѣти хотяше: Господи, аще обрѣтохъ блалдать предв Тобою, яви ми лице свое (Исх. 15). Сей той есть, егоже Давидъ о коль краты желаніе видѣти: просвѣти лице Твое на ны, и спасени будемъ. Взыска Тебе лице мое, лица Твоего Господи взыщу. Не отврати лица Твоего отъ мене.
Не дивно убо мнѣ, яко съ коликимъ желаніемъ хощетъ видѣти невѣста небесная единороднаго Сына Божія. Тому только удивляюся, для чего хощетъ его видѣти не во яслѣхъ, но при сосцахъ матернихъ, при сосцахъ Преблагословенныя Дѣвы Маріи Богородицы. Сице бо на помянутомъ мѣстѣ воздыхаетъ въ пѣснѣхъ пѣсней: Кто ми тя, брате мой, дастъ ссуща сосца матере моея, да обращу тя въ ней и цѣлую, и ктому не уничижитъ мя никтоже. Вопрошаю тя самой благородная невѣста небесная: для чего не желаеши его видѣти на учительскомъ амвонѣ, яко проповѣдника и учителя, дабы тя душеспасительныхъ путей, въ животъ вѣчный ведущихъ, научилъ? Для чего не желаеши его видѣти на крестѣ, дабы тя дражайшею кровію своею, которую пяточисленнымъ, источникомъ всему свѣту нещадно изливаетъ, окропилъ и отъ грѣховныя омылъ скверны? Для чего не желаеши его видѣти на престолѣ, престолѣ небесномъ, дабы тя царствія своего небеснаго причастницею сотворилъ, но желаеши его видѣти при сосцахъ матернихъ? Кто ми тя, брате мой, дастъ ссуща сосца матере моея, да обращу тя въ ней и цѣлую, и ктому не уничижитъ мя никтоже. Изъявляю самъ, слышателіе православніи, тайну на сей проповѣди моей, – для чего невѣста небесная желаетъ видѣти единороднаго Сына Божія при сосцахъ матернихъ; и покажу благочестію вашему, коль велика намъ грѣшнымъ отсюду утѣха, когда нынѣ видимъ единороднаго Сына Божія, Христа Бога нашего, при сосцахъ матернихъ млекомъ дѣвическимъ питаема.
Молчиши нынѣ, Премудросте предвѣчная, Христе Спасителю мой, и ничтоже не глаголеши; обаче дхнеши, и вся вѣси; дхни на ня дарованіемъ Духа Святаго, дабы мы могли сію душеспасительную тайну душеполезно разсуждати: Блаженно чрево, носившее тя, и сосца яже еси ссалъ. Много на томъ залежитъ, слышателіе православніи, маленкимъ дѣточкамъ такъ до здравія, яко и добронравія, до пристойныхъ обычаевъ, когда отроки малые благонравныхъ матерей и добрыхъ кормилицъ имѣютъ; научаютъ философи, яко съ млекомъ матернимъ, или съ млекомъ кормилицъ, высысаютъ вси примѣты, паче же и самыя болѣзни, и скорби дѣточки отъ матерей, или отъ кормилицъ своихъ.
О Титѣ Римскомъ Кесарѣ повѣствуется, яко часто болѣзновалъ, часто на здоровье скорбѣлъ, для того, что кормилицу имѣлъ слабую здоровьемъ. Адріанъ Кесарь Римскій, такожде и Неронъ Тиверій, великіи бяху винопійцы, для того, что кормилицы ихъ часто бывало въ стаканы заглядаютъ.
Калигула Римскій Кесарь, такъ былъ жестокъ и лютъ, яко и своего роднаго брата убилъ, и всѣмъ Римлянамъ желалъ, ежели бы моглъ, дабы ихъ единымъ замахомъ мечнымъ обезглавить. И когда кого своею рукою убивалъ, то мечь окровавленный облизовалъ, пишетъ о томъ Свѣтоній гисторикъ Римскій. Но откуду ему сія жестокость и суровсто, той же гисторикъ объявляетъ, яко издѣтска навыклъ суровости. Ибо когда кормилица при сосцахъ его держала, часто сосца своя кровію людского омывала и потирала. Есть повѣсть о единомъ человѣкѣ богобоязливомъ, который самъ заключившися въ чуланѣ, бѣгалъ и скакалъ, аки коза: а когда по немъ прочій то постерегли, и вопрошали, – что сіе ему бываетъ и откуду, – отвѣтилъ: козліимъ млекомъ воспитанъ есмь. Дивуемся многажды малымъ отрокомъ; что иное перекреститися, иное выговоритъ Отче нашъ отнюдь не умѣетъ, и не можетъ; а бранити и скверныя слова говорити, лучше стараго умѣетъ. Для чего же то такъ, не дивитеся сему, козу ссало: какова кормилица, таково и воскормленіе; и для того Златоустый святый зѣло гнѣвается на таковыхъ матерей, которыя злымъ и худонравнымъ женамъ даютъ на воскормленіе своя чада. Почто, рече, стыдишися быти кормилицею, а не стыдишися быти матерію.
Се уже разумѣете, слышателіе православніи, тайну, юже вамъ сказати обѣтахъ; желаетъ небесная невѣста и воздыхаетъ въ пѣснѣхъ Соломоновыхъ, хотя видѣти при сосцахъ матернихъ, единороднаго Сына Божія: Кто ми тя, брате мой, дастъ ссуща сосца матере моея; – для чего, ибо вѣдаетъ о томъ подлинно, яко отъ толь доброй святой милосердой и благоутробной матери Преблагословенной Дѣвы Маріи, ничтоже ино имѣлъ высысать единородный Сынъ Божіи, токмо едину благость, едино милосердіе и благоутробіе къ намъ грѣшнымъ: Кто ми тя, брате мой, дастъ ссуща сосца матере моея, да обращу тя въ ней и цѣлую, и ктому не уничижитъ мя никтоже.
Прежде неже вкусивъ Богъ млека матернихъ сосецъ Пречистыя Матере Своея, о колика горесть отъ устъ его исхождаше, словомъ своимъ яко мечемъ обоюду острымъ поражаше грѣшниковъ: реклъ до Адама со грѣшившаго, Адаме, Адаме, гдѣ еси; а бѣдный Адамъ словомъ Господнимъ, аки громомъ пораженный и устрашенный, бѣжитъ, крыется, и утаитися хошетъ, гласа Твоего услышахъ и убояхся. Хошетъ Моисей приближитися до оной купины огнеопальной, и се гласъ услышалъ: да не приближишися сѣмо, мѣсто бо, на немже стоиши, земля свята есть. Ктожъ не вѣдаетъ, какъ милостивно и отчески ставился люду Іудейскому всемилостивый Богъ; а когда видѣли и слышали на горѣ Синайской блистанная молнія, громи и куренія дыма, тако устрашишася, тако убояшася, яко просити имъ Моисея, глаголи ты къ намъ (Монсею), и да не глаголетъ къ намъ Богъ, да не когда умремъ: то како прежде были горкіе и страшные слова Господни; нынѣ же когда сосецъ матернихъ пречистыми своими коснуся устнами, когда отъ нихъ небесной вкусивъ сладости, о Боже мой, коликая во устахъ его божественныхъ стала измѣна, коликая въ словесѣхъ его сладость! Удивляяся, Псаломникъ глаголетъ: коль сладка гортани моему словеса твоя, паче меда устомъ моимъ. Прежде словеса его устрашали, и въ сокровенныя мѣста грѣшниковъ прогоняли; а нынѣ словеса его, аки медъ сладчайшій, и самыхъ упрямыхъ къ себѣ влекутъ грѣшниковъ. Упрямый былъ во своихъ неправедныхъ стяжаніяхъ и лихвахъ Закхей мытарь, однакожъ на едино слово Господне – гряди по мнѣ, аки на медъ сладчайшій нѣкій бѣжаше ко Господу. Прежде Моисеови речено: да не приближишися сѣмо; а нынѣ слышимъ отъ устъ его медоточныхъ пріидите ко мнѣ вси. Откуду сія во устахъ его божественная сѣмена; откуду въ словесѣхъ сладость? Отъ сосецъ матернихъ сіе выссалъ грѣшникомъ милосердіе. Сосца пречистыя Доилицы сіе въ немъ сотвориша благопремѣнительство: О, блаженно чрево носивтее тя, и сосца яже еси ссалъ! И сію то тайну провозвѣсти намъ, еже прежде Рождества Христова, благогласный Исаіа, когда реклъ: се Дѣва во чревѣ пріиметъ, и родитъ сына, и нарекутъ имя ему Еммануилъ, масло и медъ снѣсти имать.
Какой же то медъ предлагаеши въ снѣдь, Пророче святый, Христу животодавцу нашему? Не читаемъ въ Евангеліи, дабы Христосъ, Спаситель міру, въ снѣдь медъ употреблялъ: Мое, рече, брашно есть, еже сотворити волю Пославшаго мя. Единожды только, по воскресеніи явишнися ученикомъ, глаголетъ писаніе, яко даша ему рыбы печены часть, и отъ пчелъ сотъ. Хотѣлъ то, слышателіе правосланіи, Пророкъ Исаіа насъ научити, яко единородный Сынъ Божій, воспріемши на себя естество наше человѣческое, и вкусивши пречистыхъ сосецъ матернихъ, горкія прежде уста своя имѣлъ измѣнити въ медъ сладчайшій. Сего то сладчайшаго меду имѣлъ употребляти въ снѣдь, пречистыхъ сосецъ матернихъ, дабы намъ божественныя своя уста усладилъ (масло и медъ снѣсти имать). Но слушайте, что самъ о себѣ глаголетъ Онъ у Псаломннка: азъ есмь червъ, а не человѣкъ. О неизслѣдимая смиренія бездно! Кроткій и смиренный, что се есть, яко червіемъ нарицаешися. Той есть Онъ червь, иже дражайшій шолкъ изъ себе истощеваетъ, внутреннюю кровь свою на благотканную наготѣ нашей одежду: но вѣмъ каковымъ еси червомъ; онѣмъ-то Ты еси червомъ, Сладосте Моя, до котораго отсылавши лѣностныхъ у приточника: иди ко пчелѣ, о лѣностне, и возревнуй видѣвъ пути ея, и увѣждь како тяжательница есть: тяжаніе бо пречисто творитъ. Онѣмъ-то Ты еси червомъ, дражайшій Спасителю мой, пчелою медоточною; якоже бо пчела родится безъ совокупленія мужеска полу, тако и Ты дражайшій Спасителю мой, родился еси кромѣ совокупленія мужеска полу; когда убо Тя нынѣ видимъ при сосцахъ матернихъ, пчелу то видимъ отъ сосцевъ пречистыхъ дѣвическихъ, аки отъ цвѣтовъ прекрасныхъ, медъ ссущую; для чегожъ? дабы еси тѣмъ медомъ горкія прежде и громогласныя Твоя ко грѣшникомъ уста, нынѣ усладилъ, и въ канаровый измѣнилъ сахаръ.
Изрядно сіе изобразила самажъ невѣста небесная въ тѣхъ же пѣснѣхъ пѣсней: вязаніе смирны возлюбленный мой мнѣ, посредѣ сосцу моею водворится. Что се есть, еже глаголеши невѣста небесная? Како двѣ противныя вещи совокупляеши – горесть и сладость? Смирна есть отъ естества своего горька. Како ты глаголеши – вязаніе смирны возлюбленный мой мнѣ, посредѣ сосцу моею водворится? Аще есть горькою смирною, како можетъ быти возлюбленный, како можетъ быти сладкій? Хотѣла то невѣста небесная сими словесы изъявити, каковъ былъ Сынъ Божій, сѣдящій прежде на лонѣ Отеческомъ, и каковъ нынѣ есть на объятіяхъ матернихъ сѣдящій. На престолѣ небесномъ былъ яко вязаніе смирны горькій, а ссущи сосца материя есть возлюбленный, масло и медъ снѣдающій. Когда Адама изгналъ изъ рая, что былъ?– токмо вязаніе смирны горькія. Когда Апостоловъ, Магдалину, Самаряныню къ себѣ привлекалъ, что былъ? – токмо возлюбленный, масло и медъ снѣдающій. Когда свѣтъ всемірнымъ заливалъ потопомъ, что былъ?– токмо вязаніе смирны горькія. Когда кровь свою дражайшую толь многими источниками, коль много бѣ ранъ, нещадно изливалъ, что былъ? – токмо возлюбленный. Когда страшнымъ огнемъ жупельнымъ мерзкую Содому поражалъ, что былъ? – токмо вязаніе смирны горькія; а когда на Апостолы во дни Святаго Духа изліялъ, что былъ? – токмо возлюбленный. А гдѣ жъ тое вязаніе смирны измѣнилося на возлюбленнаго, гдѣ тая горесть претворилася въ сладость? Нигдѣ индѣ, слышателіе православніи, только при сосцахъ Пречистыя Богоматери, – вязаніе смирны возлюбленный мой мнѣ посредѣ сосцу моею водворится. О блаженно, треблаженно, тысяща кратъ, тмами темъ, блаженно чрево носившее Тя; блаженны и треблаженны сосца, яже еси ссалъ: правда то есть, яко неизслѣдованны суть путіе Господни, якоже глаголетъ Павелъ святый: О глубино богатства и премудрости и разума Божія, яко неѣостижими суть судьбы Твоя и неизслѣдованны путіе твои: однакожъ Псаломникъ вси путіе Господни раздѣляетъ на двѣ части – на милость и истину: вси путіе Господни милость и истина; а которымъ же Путемъ, пророче святый, ходитъ всемилостивый Господь? Путемъ ли милости, или истины? Въ ветхомъ законѣ, слышателю мой, ходилъ путемъ истины; слушамо, что тріе отроцы, въ ветхомъ завѣтѣ, поютъ: благословенъ еси Господи Боже, яко истиною и судомъ навелъ еси сія вся грѣхъ ради нашихъ. О мой Боже! Коль страшный былъ той путь истинный, и се земля потрясеся; Боже, внегда исхождати Тебѣ предъ людьми Твоими; внегда мимо ходити Тебѣ въ пустыни, земля потрясеся: нынѣ уже, о счастливой измѣны, зачинаетъ Богъ инѣмъ путемъ ходити; возрадуется яко исполинъ тещи путь: отъ края небесе исходъ его, и срѣтеніе Его до края небесе. А какой же той путь о которомъ здѣ Псаломнпкъ глаголетъ? Не иный путь, слышателіе православніи, токмо путь милости, которымъ Богъ отселѣ начинаетъ ходити: возвеселися яко исполинъ тещи путь, отъ края небесе исходъ его, и срѣтеніе его до края небесе, и нѣсть иже укрыетея теплоты его. Прежде сего путь Господень былъ путь истинный, путь жестокій, зимній, снѣговый, морозный; а нынѣ путь Господень, путь милости, путь теплый, и нѣсть иже укрыетея теплоты Его: и для того же то, въ ветхомъ законѣ, видѣлъ Бога Всемогущаго Даніилъ Пророкъ въ снѣговой одеждѣ, яко самъ извѣщаетъ въ главѣ 7-й: видѣхъ сѣдяща на престолѣ Ветха денми, тысяща тысящь предстояху Ему, и одежда Его бяше яко снѣгъ; а въ новой благодати видѣша Его Апостолы обычное лице имуща, и просвѣтися лице Его, яко солнце.
Зрите, каково въ Богѣ нашемъ благопремѣнительство: прежде былъ въ снѣговой одеждѣ, а нынѣ въ солнечной. Но недивитеся сему, прежде ходилъ путемъ истиннымъ, путемъ жестокимъ, зимнимь, снѣговымъ, морознымъ; а нынѣ начинаетъ ходити путемъ милости, путемъ теплымъ, и нѣсть иже укрыется теплоты Его; и сію то разумѣю быти тайну, что Христосъ раждается, не въ иное время, не въ иной мѣсяцъ, только въ мѣсяцѣ Декемвріи, когда солнце начинаетъ инымъ путемъ ходити, и день убольшатися, а нощь умалятися. Хотѣлъ то Всемогущій Богъ насъ учити, яко и онъ сущи невещественное солнце, начинаетъ уже отселѣ инымъ путемъ ходити, и нощь грѣховную умаляти, а день благодати своея убольшати; зиму грѣховную истребляти, а лѣто теплыя милости своея къ намъ приближати; и нѣсть иже укрыетея теплоты Его; а намъ оттуду, о коликая утѣха, слышателіе православніи, когда отнынѣ Богъ начинаетъ путемъ милости ходити? Прежде въ ветхомъ завѣтѣ, за едино роптаніе на угодника Божія Моисея, отверзеся земля и пожре Дафана и покры на сонмищи Авирона: а нынѣ, о коликія досады хуленія и ереси бываетъ на Бога, и Богъ терпитъ, не отмщеваетъ. Прежде въ ветхомъ завѣтѣ, за едино прикосновеніе Кивоту Господню, Озій Священникъ внезапною смертію умре; а нынѣ, о сколь многіе Священницы скверныма рукама не Кивоту Господню, но самому Пречистому и Животворящему тѣлу Господню, въ тайнахъ Божественныхъ не достойнѣ прикасаются и причащаются, а Богъ терпитъ не отмщеваетъ. Прежде въ ветхомъ завѣтѣ, за сіе только, что тамъ нѣкій жидовинъ въ день суботный собиралъ дрова, велѣлъ его каменіемъ побити! а нынѣ, о коль многія въ день воскресный, въ день праздничный работаютъ, а Богъ терпитъ, не отмщеваетъ. Но не дивитеся сему: прежде Богъ ходилъ путемъ истины, а нынѣ ходитъ путемъ милости; прежде бѣ вязаніе смирны, а нынѣ возлюбленный, масло и медъ снѣдающій. Въ ветхомъ завѣтѣ, аще кто хотѣлъ обрѣсти милость у Бога, о коль съ великою трудностію, о томъ надобно было стужати Богу! Воспомяните себѣ оный торгъ Авраама съ Богомъ, когда торговалъ о Содомѣ: – Господи аще пятьдесятъ мужей будетъ праведныхъ въ Содомѣ, погубиши ли праведныхъ съ нечестивыми? Реклъ Господь: Не погублю. Потомъ спустилъ Авраамъ съ пятидесяти на четыредесять, потомъ на тридесять, потомъ на двадесять, потомъ пришло до десяти; – Господи, аще обрящется десять праведныхъ въ Содомѣ, погубиши ли праведныхъ съ нечестивыми? Тако долго бѣдный Авраамъ торговалъ у Бога милосердія, а ничего не выторговалъ. А нынѣ, о коль склонный есть Богъ и милосердъ, о коль щедро и легко даетъ намъ небо! Рцы намъ разбойниче, что далъ еси за небо; ничтоже, рече, дадохъ, токмо едино воздыханіе, токмо помяни Господи, егда пріидеши во царствіи Твоемъ. И се слышитъ гласъ: днесь со Мною будеши въ раи. За едино помяни мя, небо. О щедрота неизреченная! О доброто многорачительная! Но не воздыхалъ ли и Давидъ прежде: рыкахъ отъ воздыханія сердца моего; не глаголалъ ли подобныхъ словесъ – помяни Господи Давида и всю кротость его; однако таковаго счастія не моглъ получити. Но не дивно, слышателіе правосланіи; прежде сего былъ Богъ вязаніемъ смирны горькимъ а нынѣ возлюблениымъ, масло и медъ снѣдающимъ. Прежде сего ходилъ путемъ истиннымъ, а нынѣ ходитъ путемъ милости. А гдѣжъ тое стало благопременительство? при сосцахъ дѣвическихъ, – вязаніе смирны возлюбленный мой посредѣ сосцу моею водворится, – во чревѣ Маріинѣ сіе стало благопремѣнительство, тамъ-то милость и истина срѣтостася; правда и миръ облабызастася, совкупленіемъ двоихъ естествъ: естества Божія, и естества человѣческаго. О блаженно чрево носившее Тя, и сосна яже еси ссалъ!
Се уже имамы утѣху, слышателіе православніи, когда днесь единороднаго видимъ Сына Божія при сосцу матернихъ; сея то утѣхи желаніе себѣ невѣста небесная, воздыхаючи въ пѣснѣхъ: Кто ми тя дастъ, брате мой, ссуща сосца матере моея, да обрящу тя въ ней и цѣлую, и ктому не уничижитъ мя никтоже; вѣдала бо о томъ невѣста небесная, яко отъ тѣхъ сосецъ премилосердыя матере имѣлъ единородный Сынъ Божій иссати едино грѣшнымъ милосердіе, едину сладость; наслажденіе горькимъ прежде яко вязаніе устенъ своихъ, вѣдала яко вкусивши того отъ пречистыхъ сосецъ дѣвическихъ канароваго сахару и меду, отъ жестокаго пути истины отвратитъ стопы своя на пути милости, имѣлъ быти не вязаніемъ смирны горькимъ, но возлюбленнымъ, посредѣ сосцу водворяющимся, масло и медъ снѣдающимъ.
Но кое же имамы воздати Тебѣ благодареніе, о Мати милосердная: когда нынѣ при сосцахъ Твоихъ дѣвическихъ, видимъ единороднаго Сына Божія? Не имѣли бы есмы никогдаже такъ милосердаго и сладкаго Бога нашего, аще бы не Ты сосцами Твоими сладчайшими его усладила; не имѣли бы есмы никогда же такъ кроткаго и смирнаго и милостиваго Бога нашего, аще не бы ты руцѣ Его, которые громами сѣютъ, нынѣ пеленами связала. Блаженно и треблаженно чрево дѣвическое, которое такъ сладчайшее бремя, цѣну и искупленіе спасенія нашего носило. Блаженна треблаженна сосца дѣвическая, которые изъ себе давали млеко, и кровь дѣвическую, на омытіе грѣховъ нашихъ изливаемую: блаженно чрево, носившее Тя и сосца нже еси ссалъ. Аминь.
Слово сіе взято изъ рукописной книги, хранящейся въ библіотекѣ Ярославскаго Архіерейскаго дома. Въ печатныхъ же твореніяхъ св. Димитрія его нѣтъ.
«Ярославскія Епархіальныя Вѣдомости». 1861. Ч. Неофф. № 1. С. 1-4; № 2. С. 11-15.
