САМОИСПЫТАНІЕ И САМОПОЗНАНІЕ.
Внемли себѣ (Второз. XV, 13; срав. 1 Тим. IV, 16).
Въ числѣ первыхъ и главныхъ средствъ къ нравственному исправленію, обновленію и усовершенствованію человѣка, должны быть поставлены самоиспытаніе и самопознаніе. Это подмѣчено было еще мудрецами древняго міра, и сознаніе этого выразилось въ положеніи: познай самого себя. Но въ языческомъ человѣчествѣ эта потребность самопознанія только смутно и неясно сознавалась и болѣе сильно ощущаема была, болѣе точное выраженіе получила только въ умахъ лучшихъ людей древняго міра, мудрецовъ, стоявшихъ по своему развитію, и умственному и нравственному, выше окружающей среды, сильнѣе другихъ чувствовавшихъ испорченность человѣческой природы, стремившихся къ познанію идеальнаго міра и Божества и иного думавшихъ объ улучшеніи и нравственномъ обновленіи человѣчества. Между тѣмъ Откровеніе Божественное давно возвѣстило это требованіе падшему человѣчеству, какъ существенно необходимое для возстановленія и исправленія его поврежденной грѣхомъ души и всей природы средство.
Внемли себѣ (Второз. XV, 13), говорило оно избранному народу, носителю истинной религіи и вѣстнику будущаго возстановленія человѣчества въ лицѣ Іисуса Христа. Съ теченіемъ времени Откровеніе Божіе повторяло это требованіе въ смыслѣ положительной заповѣди, обязательной для служителей Іеговы, для народа религіи, въ тѣхъ случаяхъ особенно, когда народъ избранія забывалъ о своемъ назначеніи. «Изслѣдуйте себя внимательно, говорило оно, изслѣдуйте, народъ необузданный» (Софон. II, 1)! Среди ежедневныхъ грѣховныхъ паденій человѣка и народа, Слово Божіе повелительно внушало ему: «гнѣваясь, не согрѣшайте; размыслите въ сердцахъ вашихъ на ложахъ вашихъ, и утѣшитесь» (Псал. IV, 4). Когда народъ, за отступленія отъ Бога и свое собственное растлѣніе, терпѣлъ разныя жизненныя неудачи и лишенія, и, осуетившись въ своемъ ослѣпленіи, недоумѣвалъ, откуда сіе происходитъ въ народѣ, взысканномъ особеннымъ благоволеніемъ Божіимъ, – то Господь чрезъ пророка объявлялъ ему: «Вы сѣете много, а собираете мало; ѣдите, но не въ сытость; пьете, но не напиваетесь; одѣваетесь, но не согрѣваетесь; заработывающій плату, заработываетъ для дыряваго кошелька. Такъ говоритъ Господь Савваоѳъ: обратите сердце ваше на пути» (Агг. I, 6-7).
Что эаповѣдь Божія о самоиспытаніи и самопознаніи не оставалась неуслышанною, невоспринятою человѣкомъ, – это видно изъ того, что послѣдній, вступая на путь покаянія предъ Богомъ, сознавалъ въ себѣ дѣйствительную потребность самоиспытанія и самопознанія, и, усвоеніемъ заповѣди Божіей, возбуждалъ въ себѣ эту потребность къ дѣйствію, къ удовлетворенію ея, чрезъ исполненіе этой заповѣди. «Не отъ устъ ли Всевышняго происходитъ бѣдствіе и благополучіе? говорилъ вопросительно вразумленный бѣдствіями народъ. Зачѣмъ сѣтуетъ человѣкъ живущій? всякій сѣтуй на грѣхи свои. Испытаемъ и изслѣдуемъ пути, и обратимся въ Господу» (Плачъ Іерем. III, 38-40).
Въ Новомъ Завѣтѣ повторена эта заповѣдь съ еще большею настойчивостію, какъ необходимая для человѣка-христіанина, которому, кромѣ естественныхъ, отъ него самого зависящихъ, средствъ къ нравственному исправленію и обновленію себя, дана въ содѣйствіе и высшая Божественная помощь, въ видѣ благодати Божіей, – чего лишенъ былъ ветхозавѣтный человѣкъ. Теперь заповѣдь о самоиспытаніи и самопознаніи повторена съ разъясненіями ея необходимости, въ виду новыхъ высшихъ нравственныхъ требованій, предъявляемыхъ христіанину, въ виду высшаго его призванія и положенія на землѣ въ Церкви Христовой, сравнительно съ ветхозавѣтнымъ Израилемъ, съ разъясненіями ея цѣли, пользы, образа и способа ея исполненія, съ указаніями препятствій къ ея осуществленію, съ обѣщаніями средствъ и помощи къ ихъ преодолѣнію и тѣхъ высшихъ, духовныхъ, земныхъ и небесныхъ благъ, достиженіемъ которыхъ должно увѣнчиваться исполненіе этой заповѣди. – «Испытывайте самихъ себя, въ вѣрѣ ли вы, заповѣдаетъ апостолъ христіанамъ; самихъ себя изслѣдывайте. Или вы не знаете самихъ себя, что Іисусъ Христосъ въ васъ? Развѣ только вы не то, чѣмъ должны быть» (2 Кор. ХIII, 5). Самоиспытаніе, вмѣстѣ съ раскаяніемъ во грѣхахъ и очищеніемъ себя въ таинствѣ покаянія, особенно необходимо христіанину предъ тѣмъ, когда онъ вступаетъ въ тѣснѣйшее общеніе со Христомъ въ таинствѣ св. Причащенія. «Да испытываетъ же себя человѣкъ, заповѣдаетъ апостолъ, и такимъ образомъ пусть ѣстъ отъ хлѣба сего и пьетъ отъ чаши сей. Ибо кто ѣстъ и пьетъ недостойно, тотъ ѣсть и пьетъ осужденіе себѣ, не разсуждая о тѣлѣ Господнемъ» (1 Кор. IX, 28-29). Своему ученику Тимоѳею, поставленному епископомъ Церкви, апостолъ также считаетъ нужнымъ укавать на самоиспытаніе наряду съ поученіемъ отъ Слова Божія, какъ на необходимыя средства спасенія: «внимай себѣ и ученію: и пребывай въ нихъ. Сія бо творя и самъ спасешися и послушающіи тебе» (Тим. IV, 16)
Какъ должно совершаться самоиспытаніе и самопознаніе? Слово Божіе и Ветхаго и Новаго Завѣта учитъ, что вѣрующій, стремящійся къ религіознымъ цѣлямъ, предается ему со тщаніемъ, со страхомъ и трепетомъ. «Воспоминаю о Богѣ и трепещу, говорил священный псалмопѣвецъ, помышляю и изнемогаетъ духъ мой. Припоминаю пѣсни мои въ ночи, бесѣдую съ сердцемъ моимъ, и духъ мой испытываетъ: неужели навсегда отринулъ Господь, и не будетъ болѣе благоволить» (Псал. LXXVI, 4. 7. 8). А также – съ молитвою, чтобы Господь искусилъ и испыталъ его сердце. «Разсуди меня, Господи, взывалъ пророкъ и царь Давидъ, ибо я ходилъ въ непорочности моей, и уповая на Господа, не поколеблюсь. Искуси меня, Господи, и испытай меня; расплавь внутренности мои и сердце мое» (Псал. XXV, 1-2). «Испытай меня, Боже, и узнай сердце мое; испытай меня и узнай помышленія моя; и зри, не на опасномъ ли я пути, и направь меня на путь вѣчный» (Псал. CXXXVIII, 23-24). Вѣрующій производитъ самоиспытаніе съ рѣшимостью исправиться. «Молился я Тебѣ всѣмъ сердцемъ: помилуй мя по слову Твоему. Размышлялъ о путяхъ моихъ и обращалъ стопы мои къ откровеніямъ Твоимъ» (СХVIII, 59). «Испытаемъ и изслѣдуемъ пути свои, и обратимся ко Господу» (Плачъ Іерем. III, 40). – Самоиспытаніе и самопознаніе, по Слову Божію, даетъ знать человѣку, въ вѣрѣ ли онъ пребыбыватъ и не удалился ли отъ Христа (см. вышеприведенный текстъ 2 Кор. ХIII, 5); Словомъ же Божіимъ указывается великая пользя самоиспытанія. Во-первыхъ, оно предохраняетъ человѣка отъ искушенія, въ которое, какъ онъ видитъ, впадаютъ очень часто невнимательные къ себѣ, его ближніе. Блюдый себе, да не и ты искушенъ будеши, говорил оно (Гал. VI, 1). Во-вторыхъ, оно доставляетъ высокую похвалу человѣку, которую не въ состояніи у него предвосхитить другіе. «Кто почитаетъ себя чѣмъ нибудь, будучи ничто, говоритъ апостолъ, тотъ обольщаетъ самъ себя. Каждый да испытываетъ свое дѣло, и тогда будетъ имѣть похвалу только въ себѣ, а не въ другомъ» (Гал. VI, 3-4). Въ-третьихъ, оно приноситъ вѣрующему великую пользу – избавляетъ его отъ осужденія, – что составляетъ для человѣка величайшее благо. Аще бо быхомъ себе разсуждали, не быхомъ осуждени были (1 Кор. XI, 31).
Въ виду такого ученія Слова Божія о значеніи самоиспытанія и самопознанія для человѣка, и необходимости его для послѣдняго, – и святые отцы и подвижники благочестія въ своихъ твореніяхъ оставили намъ множество увѣщаній въ самоиспытанію и самопознанію, множество мудрыхъ изреченій объ этомъ существенно-важномъ для человѣка предметѣ, на пути его нравственнаго очищенія и усовершенствованія. «Пока у насъ есть время, будемъ внимать себѣ и обучаться молчанію», говорил одинъ святой подвижникъ[1]. «Внимательно испытывай помыслы свои, какъ бы они не заразили сердца твоего смертоноснымъ ядомъ»[2]. «Внимай убо прилежно, сказалъ преп. авва Филимонъ, и храни сердце твое, еже не пріяти лукавые помыслы, или каковые когда-либо суетные и неполезные»[3]. «Бодрствуйте, трезвитеся, чтобы кто изъ васъ не попалъ въ сѣти діавола, увѣщеваетъ своихъ учениковъ св. Ѳеодоръ Студитъ. Люблю я слышать о преуспѣяніи каждаго изъ васъ, утѣшаюсь послушаніемъ одного, смиренномудріемъ другаго, трудолюбіемъ третьяго. Сына же преслушанія, ропотливаго и горделиваго, празднолюбца, шепотннка и говоруна ненавидитъ душа моя»[4]. «Не смотри на чужіе грѣхи, говорил святитель Димитрій Ростовскій, – но на зло свое смотри, потому что за чужіе ты не будешь отвѣчать, а за свои дашь отвѣтъ. Нѣтъ тебѣ никакой нужды разсматривать другихъ: какъ кто живетъ, да какъ кто согрѣшаетъ; на себя внимамательно смотри: угождаешь ли ты Богу, говоришь ли богоугодное, подражаешь ли житію святыхъ, послѣдуешь ли ихъ стопамъ, пріятно ли дѣло твое предъ Богомъ. Человѣкъ, осуждающій другихъ, похожъ на зеркало, которое отражаетъ въ себѣ всѣхъ, а себя не видитъ. Точно такъ и осуждающій другихъ: онъ смотритъ на всѣхъ, кто какъ ѣстъ, какъ кто пьетъ, какъ согрѣшаетъ; все видитъ, а себя самого – нѣтъ. Если кто согрѣшитъ въ чемъ-нибудь маломъ, то это кажется ему большимъ, а если онъ самъ много согрѣшаетъ, то это ничего. Онъ хочетъ, чтобы никто не зналъ о его грѣхахъ и чтобы всѣ молчали о немъ, а самъ явно обо всемъ говоритъ, судитъ и клевещетъ».
«Не осуждай и не удивляйся согрѣшенію человѣческому, продолжаетъ святитель, – но болѣе всего удивляйся тому, если кто можетъ избѣжать вражескихъ сѣтей нынѣшняго времени, если кто сохранитъ себя чистымъ предъ Богомъ; ибо сатана ходитъ, яко левъ рыкаяй, искій, кого поглотити (1 Петр. V, 8). Онъ хочетъ, чтобы никто не былъ свободенъ отъ его сѣтей. Помни же свои согрѣшенія; помни, что, если ты и не хочешь, все-таки многократно согрѣшаешь; что ненавидишь, то съ охотою и дѣлаешь... И кто же изъ насъ свободенъ отъ грѣха? Кто не причастенъ грѣху, аще и единъ день живота его? Въ беззаконіяхъ бо зачаты есмы, и во грѣсѣхъ роди насъ мати наша (Псал. 50). Если не въ томъ грѣхѣ, то въ иномъ виновны, если не въ большомъ, то въ маломъ... Поэтому, не осуждай согрѣшающаго... Если можно, то исправь его; если же нѣтъ, то съ молчаніемъ пройди мимо, осуждая самого себя: довольно съ тебя и своего зла, а не только что смотрѣть грѣхи другаго. Почто видѣши сучецъ во оцѣ брата твоего, въ своемъ же бревна не чуеши? сказалъ Господь (Матѳ. VII, 3). Видишь чужіе грѣхи, а о своихъ небрежешь... Итакъ, не осуждай никого, чтобы, подобно фарисею, тебѣ и самому не быть осужденнымъ[5].
Блаженный авва Исаія, подвижникъ свитскій, говоритъ: «Внимай себѣ тщательно и великимъ почитай для себя благомъ, чтобы терпѣливо сносить ради Господа поношенія, безчестія, нападки. Думай при этомъ, что ты заслуживаешь гораздо большихъ наказаній за грѣхи свои... Внемли себѣ тщательно, и всячески бѣгай властолюбія, славолюбія, честолюбія и тщеславія... Бойся почесть себя чѣмъ-нибудь, украшеннымъ какою-либо добродѣтелію, высшимъ другихъ или даже равнымъ кому... Внимай себѣ тщательно, чтобы истинно и отъ души почитать себя худшимъ и грѣшнѣйшимъ всѣхъ христіанъ... Внимай себѣ, чтобы всегда отъ души повиноваться волѣ Бога и Господа нашего Іисуса Христа. Всегда ожидай какихъ-либо великихъ и страшныхъ искушеній, скорбей, бѣдъ и смерти, чтобы не застали тебя неготовымъ... Ничего не думай дѣлать такого, что противно волѣ Божіей, такъ какъ Богъ вездѣсущъ. Почему, относительно всего, даже малѣйшаго, говорить ли что хочешь, или дѣлать, или войти съ кѣмъ въ какое сношеніе, или принять пищу, или пить, или идти спать, – словомъ, къ чему бы ты ни приступалъ, прежде всего – разсуди въ себѣ, согласно ли ото съ волею Божіею; итакъ, совершай свое дѣло, какъ дѣло Божіе, чтобъ имѣть дерзновеніе предъ Богомъ... Ибо такъ стремятся въ царствіе небесное»[6].
Въ приведенныхъ наставленіяхъ святыхъ угодниковъ Божіихъ достаточно сказано назидательнаго для насъ касательно самоиспытанія и самопознанія. – Нравственное самопознаніе должно быть пріобрѣтаемо чрезъ созерцаніе и самоиспытаніе, чрезъ спокойное самообсужденіе и самонаблюденіе, въ которомъ всеобщій человѣческій идеалъ и собственно идеалъ христіанскій, принимаетъ для извѣстнаго лица христіанина частную, личную форму, такъ что послѣдній познаетъ и разсматриваетъ его въ отношеніи къ собственной личности, а вмѣстѣ съ тѣмъ – и въ отношеніи къ тѣмъ склонностямъ, къ тому опредѣленному таланту или дарованіямъ его природы, къ тому опредѣленному ограниченію, къ той области жизни, въ предѣлахъ которыхъ христіанинъ долженъ осуществлять нравственный идеалъ христіанскій, въ которомъ получаетъ свое лучшее выраженіе и свое высшее завершеніе идеалъ общечеловѣческій. Но какое бы значеніе спокойное, сосредоточенное саморазмышленіе и самоиспытаніе ни имѣло для самопознанія, тѣмъ не менѣе послѣднее всегда останется одностороннимъ, пока оно не развито посредствомъ практической жизни, пока не учитъ насъ познавать опытомъ какъ препятствія для нашихъ нравственныхъ усилій, такъ равнымъ образомъ достаточность или недостаточность находящихся въ нашемъ распоряженіи средствъ для усовершенствованія. Задача каждаго человѣка, желающаго построить свою жизнь на нравственныхъ началахъ, и состоитъ именно въ томъ, чтобы вполнѣ знать самого себя, быть очевиднымъ самому себѣ; между тѣмъ какъ тотъ, кто не построилъ свою жизнь на нравственныхъ началахъ, будетъ имѣть много такихъ пунктовъ и частей въ своей внѣшней и внутренней живнн, которые онъ желаетъ скрыть не только отъ другихъ, но и отъ себя самого... Главнѣе же всего мы должны утверждать то положеніе, что для истиннаго самопознанія недостаточно знать свой идеалъ, а нужно еще имѣть достаточное знакомство съ своей собственной испорченной природой, представляющей постоянныя, безчисленныя и величайшія уклоненія отъ этого идеала или образца человѣческаго нравственнаго состоянія, устранить которыя весьма важно для того, чтобы легче было осуществить илн достигнуть искомаго идеала. Нравственный идеалъ или первообразъ требуетъ, чтобы онъ не только предносился нашему воображенію, но дѣйствительно осуществлялся въ насъ, чтобы мы дѣйствительно приближались въ нему... Но только христіанство помогаетъ намъ въ истинномъ смыслѣ слова приблизиться къ поставленной для насъ и искомой цѣли, къ этому высшему образцу, и прежде всего удовлетворить древнему требованію, какъ библейскому, такъ и естественному: познай самого себя! Христіанство учитъ, что внутреннее противорѣчіе между дѣйствительностію и идеаломъ или образцомъ нравственнаго состоянія, что разладъ человѣческой природы съ требованіями отъ нея со стороны Божественной воли и съ ея собственными высшими требованіями духа, лежитъ гораздо глубже, чѣмъ могло себѣ вообравить, чѣмъ думало когда-нибудь объ этомъ само человѣчество; что онъ есть не только разладъ между совѣстью, естественнымъ нравственнымъ закономъ, или, какъ говорятъ, между разумной волей самого человѣка, и его эгоистической волей, но и – главнѣе всего – разладъ между волей человѣка и волею Бога, что первоначальное отношеніе человѣка къ Богу нарушено; что основное и главное препятствіе, которое прежде всего должно быть устранено съ пути, есть разъединеніе человѣка съ Богомъ, и что только тогда можно думать о возможности устраненія разлада человѣка съ самимъ собою, когда наступитъ полный миръ съ Богомъ, достигаемый усиліями нравственнаго самоиспытанія, раскаянія и исправленія со стороны самого человѣка, и даруемый благодатію Божіею, со стороны Бога, въ Церкви Христовой, чрезъ ея богоустановленныя священнодѣйствія и тайнодѣйствія.
Но и когда человѣкъ встанетъ на этотъ путь, подъ покровительство и руководительство Церкви, – можетъ ли онъ оставаться послѣ того совершенно снокойнымъ за свое положеніе, какъ вполнѣ надежное и обезпеченное, можетъ ли оставить всякія дальнѣйшія заботы о своей безопасности, о своемъ нравственномъ благосостояніи въ полной увѣренности несомнѣннаго достиженія искомой цѣли? Нѣтъ, – сама же Церковь, и въ своемъ ученіи вѣрномъ Слову Божію, и въ своихъ установленіяхъ, всегда предупреждаетъ человѣка – христіанина о тѣхъ опасностяхъ и искушеніяхъ, которыми окружена вся его жизнь отъ начала до конца, ея и, потому постоянно призываетъ его къ бдительности, нравственному трезвенію и подвигамъ жизни, представляющимъ собою непрерывную борьбу съ препятствіями и вражескими нападеніями, устранять которыя и выходить изъ борьбы съ ними побѣдителемъ помогаетъ ему св. Церковь. Вѣчный врагъ христіанина – діаволъ не дремлетъ: всякая побѣда надъ нимъ вызываетъ съ его стороны новыя усилія и новыя средства для нападенія на побѣдителя; запасъ его хитрости и козней, его злобы и боевыхъ средствъ неистощимъ. Поэтому-то святая Церковь, словами апостола, и предупреждаетъ христіанъ противъ постоянныхъ козней діавола: трезвитеся, бодрствуйте, говоритъ она, зане супостатъ вашъ діаволъ, яко левъ рыкая, ходитъ, искій кого поглотити: ему же противитеся тверди вѣрою, вѣдуще, яко тѣ же страсти случаются вашему братству, еже въ мірѣ (1 Петр. V, 8-9). Этотъ постоянный врагъ нашъ пользуется, для своихъ губительныхъ цѣлей, какъ нельзя лучше своими союзниками, которыхъ онъ посѣялъ и возрастилъ въ области испорченности природы человѣческой. Поэтому-то послѣдняя, подъ вліяніемъ и возбужденіемъ духа злобы поднебесной, возстаетъ также постоянно противъ насъ самихъ, противъ высшихъ, устремленныхъ къ Богу, требованій нашего духа. Но чтобы вести удачную и побѣдоносную борьбу, нужно точно и обстоятельно знать условія ея и окружающую обстановку, иными словами – нужно самопознаніе.
Когда военачальникъ сбирается встрѣтить сильнаго и опаснаго врага на полѣ битвы, первымъ дѣломъ его тактики бываетъ узнать, если можно, силы и средства врага. Онъ изучаетъ карту мѣстности, развѣдываетъ, что должно встрѣтиться на пути его войска, какія пустыни, какія горы падобно перейти. Онъ до точности старается узнать, какіе слабые пункты въ непріятельскомъ оружіи и укрѣпленіяхъ. Ни одинъ полководецъ, искусный въ военномъ дѣлѣ, не рѣшится рисковать своимъ достоинствомъ, жизнію своихъ солдатъ и честію отечества, предварительно не узнавши всего этого. Незнаніе дѣла можетъ навлечь гибель, пораженіе, стыдъ. Такова дожна быть и тактика человѣка, взявшагося за трудное дѣло самоиспытанія, самопознанія и нравственнаго усовершенствованія. Онъ долженъ помнить, что всего труднѣе узнать свое обманчивое сердце, гдѣ, главнымъ образомъ, въ военномъ строю стоятъ ближайшія къ нему враждебныя силы. Онъ долженъ осторожно раскрыть предъ собою карту своего сердца, своей духовной жизни, съ ея развѣтвленіями и проявленіями и внимательно изучить ее. Нѣтъ знанія болѣе существеннаго, болѣе труднаго и болѣе, къ сожалѣнію, пренебрегаемаго, какъ самопознаніе. Люди, не нуждаясь въ сильныхъ и убѣдительныхъ доказательствахъ, неутомимо изслѣдуютъ чудеса природы, рѣшаютъ вопросы науки и философіи, или летаютъ на крыльяхъ фантазіи въ области поэзіи и т. д., – но неохотно углубляются въ свои собственныя сердца, чтобы тамъ изслѣдовать тайные пути души и изучить всѣ изгибы своей внутренней природы. Причина этого понятна. Люди боятся, что ихъ я, ихъ самолюбіе, не выдержитъ строгаго изслѣдованія; что такое изслѣдованіе выведетъ наружу только непріятныя истины, къ стыду и униженію ихъ. Наша испорченная грѣхомъ, горделивая природа не любитъ обнаруженія ея худыхъ сторонъ, и мы, опасаясь, чтобы болѣе близкое знакомство съ собственнымъ сердцемъ не смутило насъ или даже не возбудило въ насъ презрѣнія къ себѣ, избѣгаемъ труда самонаблюденія, самоиспытанія. Мы должны подавить въ себѣ эту неохоту, всматриваться въ самихъ себя; иначе мы никогда не узнаемъ, что именно въ насъ требуетъ ограниченіями исправленія. Въ насъ должна быть не только охота всматриваться въ самихъ себя, но и твердая рѣшимость узнать о себѣ худшее. Мы должны смотрѣть прямо въ глаза своимъ врагамъ, узнать ихъ, прежде чѣмъ начнемъ бороться съ ними, и когда измѣримъ ихъ силы, то убѣдимся, что для борьбы съ ними требуется твердое, несокрушимое сердце. Врагъ нашъ – врагъ упорный и хитрый, и притомъ сильный; и потому, чтобы преодолѣть его, – требуется время, опытность, мужество и твердая, неуклонная воля, въ особенности же – истинная вѣра въ Того, Кто сокрушилъ начала и власти, и открылъ путь къ побѣдѣ людямъ, создавъ для нихъ на землѣ надежную твердыню, съ благодатными орудіями и средствами съ небесною, невидимою помощію, въ святой Церкви православной...
Но такъ ли бываетъ въ жизни? Что представляетъ намъ современность? Св. Макарій Великій вотъ какъ изображаетъ нравственную и общественную жизнь людей, забывающихъ свои первѣйшія обязанности и удалившихся отъ своего первообраза и это изображеніе его вполнѣ точно характеризуетъ и современную намъ дѣйствительность. «Чада вѣка сего, говоритъ онъ, уподобляются пшеницѣ, всыпанной въ рѣшето земли сей, и просѣваются среди непостоянныхъ помысловъ міра сего, при непрестанномъ волненіи земныхъ дѣлъ, пожеланій и многочисленныхъ вещественныхъ понятій. Сатана сотрясаетъ души, и рѣшетомъ, т. е. земными дѣлами, просѣваетъ весь грѣшный родъ человѣческій. Со времени паденія, какъ преступилъ Адамъ заповѣдь и подчинился лукавому князю, взявшему надъ нимъ власть, непрестанными обольстительными и мятущимися помыслами всѣхъ сыновъ вѣка сего просѣваетъ и приводитъ онъ въ столкновеніе въ рѣшетѣ земли. Какъ пшеница въ рѣшетѣ у просѣвающаго бьется, и выбрасываемая непрестанно, въ немъ переворачивается: такъ князь лукавства земными дѣлами занимаетъ всѣхъ людей, колеблетъ, приводитъ въ смятеніе и тревогу, заставляетъ приражаться къ суетнымъ помысламъ, нечистымъ пожеланіямъ, земнымъ и мірскимъ связямъ, непрестанно плѣняя весь грѣшный родъ Адамовъ. И Господь предсказалъ апостоламъ будущее возстаніе на нихъ лукаваго: сатана просить васъ, дабы сѣялъ, яко пшеницу. Азъ же молился Отцу Моему, да не оскудѣетъ вѣра ваша (Лук. ХХП, 31-32). Люди приводятся въ колебаніе непостоянными помыслами боязни, страха, всякаго смущенія, пожеланіями, всякаго рода многообразными удовольствіями. Князь міра сего волнуетъ всякую душу, не рожденную отъ Бога, и, подобно пшеницѣ, непрестанно вращающейся въ рѣшетѣ, волнуетъ человѣческіе помыслы, всѣхъ приводя вь колебаніе и уловляя мірскими обольщеніями, плотскими удовольствіями, страхованіями, смущеніями»[7].
Иначе, въ самомъ дѣлѣ, этому и быть нельзя. Ибо такая жизнь есть жизнь падшаго человѣчества, хотя и христіанскаго, но во множествѣ случаевъ не пользующагося заслугами Искупителя и благодатными дарами основанной Имъ Церкви, или если и пользующагося, то – небрежно, педостойно, съ забвеніемъ о ихъ величіи и святости, часто – лишь въ судъ себѣ м во осужденіе. Эта жизнь исходною своею точкою и центромъ или средоточіемъ, вокругъ котораго она вращается, имѣетъ самолюбіе или эгоизмъ, себя ставящій цѣлію, а все и всѣхъ внѣ себя средствомъ. Тутъ причина того, что всякій хочетъ, такъ-сказать, навязать свои желанія на другаго или связать его ими, – что можно назвать тиранствомъ. Какъ ни скрашиваетъ кто-либо своихъ желаній, назади всего стоить эгоизмъ, желающій все и всѣхъ повернуть по-своему или сдѣлать средствомъ для удовлетворенія своихъ потребностей и интересовъ. Тутъ же причина и современнаго лицедѣйства, притворства, лжи и маскированья, сущность которыхъ есть напряженное ухищреніе всячески прятать свои дурныя стороны, не исправляя ихъ; иначе пресѣчется вліяніе на другихъ и, слѣдовательно, пользованіе ими, какъ средствами. Тутъ причина и того, что отъ современныхъ самолюбцевъ вѣетъ холодомъ; ибо всякій замкнутъ въ себѣ и не разливаетъ лучей теплой жизни вокругъ себя. Но эта самозамкнутость, очевидно, не есть самоуглубленіе и самоиспытаніе для нравственныхъ цѣлей, а какъ разъ противоположное явленіе; сосредоченіе на своемъ я и смотрѣніе затѣмъ, чтобы все остальное служило къ его удовлетворенію и наслажденію. Но въ чемъ это я, каково оно и соотвѣтствуетъ ли высшему назначенію человѣка-христіанина? – этимъ вопросомъ обыкновенно не задаются...
Нынѣ время поста и покаянія; слѣдовательно не только благопріятное вреня, но и необходимое для самоиспытанія и самопознанія. Будемъ же дорожить эттмъ временемъ и воспользуемся указанными средствами для нашего нравственнаго исправленія и очищенія, съ помощію благодати Божіей.
Человѣкъ-грѣшникъ живетъ большею частію внѣ себя. Правда, если онъ и сосредоточиваетъ все свое ввиманіе на своемъ я, если главною дѣйствующею силою его жизни является его самолюбіе, которое онъ ставятъ цѣлію своей жизни, а на все остальное, внѣ его находящееся, смотритъ какъ на средства для этой единственной цѣли; то это явленіе, однакоже, не противорѣчитъ сейчасъ поставленному положенію. Отвратившись отъ Бога и поставивъ самого себя, свое я, выше всего въ мірѣ, какъ цѣль своей жизни, человѣкъ въ то же время долженъ осязательно почувствовать ту пустоту въ себѣ, которая прежде наполнялась соотвѣтствующимъ содержаніемъ, подаваемымъ отъ союза съ Богомъ, т. е. мыслями, чувствованіями и стремленіями къ Божеству, достохвальными словами и дѣлами, угодными Богу, Божественною любовію и благодатію. Чувство этой пустоты побуждаетъ человѣка стремиться наполнить ее чѣмъ-нибудь и какъ-нибудь, чтобы она мучительно не томила, не глодала его душу и сердце. Въ стремленіи наполнить душевную пустоту, утолить голодъ души, томящейся отъ потери Того, Кто даетъ ей истинную жизнь, питаетъ и наполняетъ ее, Кто служитъ для вея источникомъ этой жизни, – человѣкъ весь свой недолгій вѣкъ проводитъ въ безцѣльныхъ и суетливыхъ хлопотахъ о тщетномъ и пустомъ. Онъ всю жизнь занятъ бываетъ разнообразными предметами, въ которыхъ думаетъ найти утоленіе для своей жажды, хотя и напрасно. Эти предметы поглощаютъ все его вниманіе, съѣдаютъ все время его жизни, всю его дѣятельностъ. Такъ какъ къ нимъ направлены всѣ его стремленія и ими только онъ и занятъ, то они составляютъ для него первое благо, въ которомъ живетъ и къ которому направлено его сердце. Ибо сказано: идѣже есть сокровище, ту будетъ и сердце ваше (Матѳ. VI, 21).
Отсюда становится понятнымъ, почему человѣкъ, поставляя себя исключительною цѣлію своей жизни, самъ никогда не бываетъ въ себѣ, а постоянно – внѣ себя, въ вещахъ сотворенныхъ или изобрѣтенныхъ суетою. Отъ Бога, Который есть полнота всего, онъ удалился на страну далече (Лук. XV, 13); самъ – пустъ; осталось ему, поэтому, какъ бы разлиться по безконечно разнообразнымъ вещамъ міра сего и жить въ нихъ. Такъ, человѣкъ-грѣшникъ, живущій вдали отъ Бога и чуждою Ему жизнію, ищетъ, жаждетъ, суетятся, заботится о предметахъ внѣ себя и Бога, о вещахъ многихъ и разнообразныхъ, чтобы наполнить свое сердце и удовлетворить душу. Посему, характеристическою чертою такого рода плотской, грѣховной жизни, при безпечности и незаботливости о существенномъ для души, о спасеніи, которое является для нея единымъ на потребу (Лук. X, 42), служатъ, съ одной стороны разсѣянность, а съ другой – многопопечительность, забота о многомъ и излишнемъ.
Разсѣянность сказывается въ разбросанности мыслей, чувствъ, желаній и стремленій человѣка по предметамъ, явленіямъ и распутіямъ міра, когда человѣкъ ни на чемъ серьезномъ, важномъ и истинно полезномъ для души не останавливается. Предметы, каждодневно представляющіеся намъ для размышленія и познаванія, безчисленны. Но достойно сожалѣнія, что мы избираемъ изъ нихъ большею частію такіе, которые доставляютъ пищу только праздному любопытству, и лишаютъ насъ драгоцѣннаго времени, необходимаго для занятій важнѣйшихъ; что умъ нашъ часто увлекается суетными и мечтательными помыслами; что нерѣдко даже непозволевное, непристойное и нечистое овладѣваетъ имъ и занимаетъ его. Да и болѣе важныя наши мысли почтя всегда относятся къ событіямъ дневнымъ, къ дѣламъ и обстоятельствамъ земной, обычной, суетной живни, къ многоразличнымъ потребностямъ нашей низшей природы, къ средствамъ удовлетворять ихъ, и уже въ высшей мѣрѣ и притомъ – гораздо рѣже – въ изслѣдованію какой-либо истины и усовершенствованію нашихъ познаній. Другими словами говоря, въ мысленной сторонѣ у насъ большею частію бываетъ разсѣяніе, смятеніе и блужданіе мыслей; въ желательной – непостоянство, безпорядочность и своенравіе желаній, а за ними и дѣлъ. Трудно найти человѣка, который бы постоянно могъ вести серьезный трудъ мышленія, не подвергаясь разсѣянію и блужданію мыслей, отрывающихъ его отъ дѣла и увлекающихъ въ разныя стороны. Часто мы задумываемся. Говорятъ: вотъ онъ углубился въ себя. А во что углубился, надъ чѣмъ задумался? Оказывается, что углубился въ пустоту, а не въ жизнь и дѣйдствія своей души и не въ серьезное обсужденіе дѣла. Это есть тоже, что праздномысліе и пустомысліе, на которое, къ нашему сожалѣнію, люди безжалостно тратятъ дорогое время... Точно также, сколько времени проходитъ у насъ въ блужданіи желаній, въ бездѣліи и пустодѣліи? Беремся за одно дѣло, переходимъ къ другому, снова передѣлываемъ первое, не давая въ томъ себѣ разумнаго отчета, и въ концѣ является только суета и крушеніе духа (Екклез. I, 14; II, 11). Въ области сердечной жизни, не все всѣмъ нравится, и не у всѣхъ во всему одинаково лежитъ сердце: у однихъ оно больше направляется къ одному, у другихъ – въ другому. Это даетъ право говорить, что у всякаго свой вкусъ. Происхожденіе разныхъ вкусовъ зависитъ частію отъ естественнаго предрасположенія, частію отъ первыхъ впечатлѣній, отъ вліянія воспитанія и различныхъ случайностей жизни. Но какъ бы ни образовались вкусы, – они заставляютъ человѣка такъ устроятъ свою жизнь, такими окружать себя предметами н соотношеніями, какія доставляютъ ему наибольшую пріятность и возможное удовлетвореніе. А это послѣднее приноситъ человѣку покой и усладу для его сердца – что можетъ составлять для всякаго свою мѣру счастія... Если бы человѣкъ всегда въ мысленной частя свой душевной жизни держался здравомыслія, а въ желательной части в въ практической дѣятельности – благоразумія, то онъ встрѣчалъ бы менѣе непріятностей въ жизни и ближе былъ бы къ нормѣ послѣдней. Но при указанныхъ выше условіяхъ, когда мыслительная сила тратится на мечты и разсѣянность, а дѣятельвая сторона, уклоняясь отъ нормальнато направленія, увлекается непостоянными желаніями, возбуждаемыми неестественными потребностями природы, а пришлыми страстями; то сердце въ этомъ случаѣ покоя имѣть уже не можетъ. Сердце наше больше всего тиранятъ и мучатъ страсти, особенно – когда не получаютъ удовлетворенія. При господствѣ и силѣ страстей, душевное состояніе человѣка указывается сердцемъ уже невѣрно; впечатлѣнія бываютъ не таковы, какимъ слѣдовало бы быть, и вкусы извращаются и возбужденія другихъ силъ направляются не въ должную сторону. Потому-то теперь становится обязательнымъ или закономъ нравственной жизни, такъ сказать, держать сердце въ рукахъ и подвергать строгой критикѣ его чувства, вкусы и влечевія... Хуже всего поступаютъ тѣ, которые цѣлію жизни своей поставляютъ сласти сердца, служеніе страстямъ, какъ своимъ кумирамъ и, такъ называемыя на языкѣ современныхъ язычествующихъ христіанъ, наслажденія жизнію. «Бери, говорятъ, отъ жизни все, что она можетъ дать», т. е. относительно плотскихъ, чувственныхъ наслажденій и удовольствій. За этимъ гонятся, очертя голову, чуть не до сумашествія, это поставляютъ высшею и единственною цѣлію жизни; этому приносятся въ жертву всѣ высшіе интересы духа человѣческаго, которыя тутъ уже предаются обыкновенно забвенію, даже – самая жизнь...
При всей неудержимой погонѣ за удовлетвореніемъ охватившихъ сердце страстей и служеніи имъ, въ душѣ человѣка все-таки остается пустота и неудовлетворенность; ибо высшая сторона души лишь подавляется временно, забывается, но никогда не можетъ изгладиться совершенно, чтобы не напоминать о себѣ, не сказываться по временамъ ужасающею пустотою. Стремленіе подавить ее, чѣмъ-нибудь наполнить и погасить ея жгучесть, вызываетъ въ человѣкѣ-грѣшникѣ упомянутую выше многопопечительность. Пустота ума, забывшаго о Богѣ, вызываетъ заботу о многознаніи, изученіи, развѣдываніи, пытливости. Пустота воли, потерявшей руководство и содержаніе для себя въ волѣ божественной, рождаетъ многожеланіе, стремленіе въ многообладанію, ненасытимую жажду наживы, – что на языкѣ церковномъ называется любоиманіемъ. Пустота сердца, утратившаго вкусъ къ святому и божественному, предвкушеніе небеснаго блаженства, образуетъ жажду удовольствій земныхъ, большею частію – плотскихъ, низменныхъ, животныхъ, въ коихъ человѣкъ ищетъ услажденія своихъ чувствъ внутреннихъ и внѣшнихъ. Таково состояніе грѣшника, въ которомъ онъ кружится весь свой вѣкъ, не находя истиннаго покоя и удовлетворенія, не заглядывая внутрь души своей и живя постоянно внѣ себя.
Это круговращеніе въ тысячу разъ увеличивается и усложняется оттого, что грѣшникъ не одинъ, не въ одиночку проводитъ свою многомятежную жизнь. Его окружаетъ еще цѣлый міръ лицъ, находящихся въ томъ же круговращеніи, живущихъ тѣми же интересами, мятущихся въ той же суетѣ мірской. Они установили для своихъ дѣйствій и отношеній свои особые порядки и пріемы, подчинили ихъ особымъ законамъ, которые, по принятону обычаю, считается невозможнымъ нарушать, какъ будто это дѣйствительно важное дѣло, норма жизни, отъ которой отступать невозможно безнаказанно; они смотрятъ на это весьма серьезно и въ тоже время крайне наивно, какъ дѣти, играющія въ куклы и игрушки и, съ серьезною миною, думающія, что они занимаются серьезнымъ и важнымъ дѣломъ, обращаются съ живыми людьми, и вращаются, какъ взрослые, въ живой дѣйствительности. Это міръ – суетный, коего занятія, обычаи, правила, связи, языкъ, увеселенія, развлеченія, понятія, – все, отъ малаго до великаго, пронитано духомъ грѣховной разсѣянности и многопопечительности, и составляетъ безотрадное крушеніе духа міролюбцевъ. Состоя въ живомъ союзѣ со всѣмъ этимъ міромъ, всякій грѣшникъ опутывается тысячесплетенною его сѣтію, закутывается въ нее глубоко-глубоко, такъ что и его самого почти невидно.
Къ еще большей бѣдѣ такихъ міролюбцевъ приходитъ къ нимъ вѣчный врагъ человѣка – діаволъ и опутываетъ ихъ окончательно своими сѣтями, откуда уже почти нѣть имъ выхода. По выраженію св. Макарія Египетскаго, «діаволъ сотрясаетъ души, и рѣшетомъ, т. е. земными дѣлами, просѣваетъ весь грѣшный родъ человѣческій... Какъ пшеница у просѣвающаго въ рѣшетѣ бьется и, выбрасываемая непрестанно, въ немъ переворачивается: такъ князь лукавства земными дѣлами занимаетъ всѣхъ людей, колеблетъ, приводитъ въ смятеніе и тревогу, заставляетъ приражаться въ суетнымъ помысламъ, нечистымъ пожеланіямъ, земнымъ и мірскимъ связямъ, непрестанно плѣняя весь грѣшный родъ Адамовъ»[8]. Плотскіе люди судятъ и нересуждаютъ одинъ другого, замѣчаютъ другъ за другомъ малѣйшіе недостатки, судятъ и критикуютъ всѣхъ и все; только на самихъ себя, на свою внутреннюю жизнь никогда не обратятъ вниманія!
Гдѣ же выходъ изъ такого положенія и возможенъ ли онъ? – Человѣкъ-грѣшникъ, ставшій въ такое положеніе сжившійся съ нимъ, какъ своею родною стихіей, сдѣлавшейся для него необходимой, уже не замѣчаетъ ненормальности и гибельности своего положенія, а потому и не имѣетъ желанія выйти изъ него и разстаться съ нимъ. Многіе въ такой суетѣ, въ самообольщеніи и самозабвеніи, и жизнь свою оканчиваютъ: имѣя очи, не видятъ, имѣя уши, не слышатъ, не разумѣютъ, и потому не обращаются къ Господу, чтобы Онъ исцѣлилъ ихъ. Имъ все кажется, что они не суть, яко же прочіи человѣцы, что всѣ другіе – съ недостатками, на нихъ же самихъ никакого пятна нѣтъ... Между тѣмъ, если бы они пришли въ себя, обратили строгое и тщательное вниманіе на свою душу, на свое нравственное существо, подвергли бы себя самоиспытанію, по древнему правилу: внемли себѣ, или «познай самого себя», – то происшедшее отсюда самопознаніе открыло бы имъ всю ужасающую бездну сокрытаго въ нихъ зла, всю потрясающую картину ихъ нравственной болѣзни и порчи, съ ея безчисленными язвами, которыя, какъ внутренняя сыпь при физической болѣзни, бываютъ невидимы и незамѣтны, пока кроются внутри и не бываютъ вызваны наружу. Тогда открылось бы, по словамъ пророка, что всяка глава въ болѣзнь, и всякое сердце въ печаль: отъ ногъ даже до главы нѣсть въ немъ цѣлости: ни струпъ, ни язва, ни рана палящаяся: нѣсть пластыря приложити, ниже елеа, ниже обязанія (Исаія, I, 5. 6).
Но кто же выведетъ такого человѣка изъ подобнаго состоянія нравственнаго растлѣнія, самозабвенія и оцѣпевенія? Самъ человѣкъ, по-видимому, не въ состояніи этого сдѣлать...
Благодать Божія различными путями и способами призываетъ грѣшника къ покаянію и исправленію жизни; но только не всѣ внимательны къ ея призыву, не всѣ откликаются на ея спасительный голосъ. Се стою при дверехъ и толку: аще кто услышитъ гласъ Мой, и отверзетъ двери, вниду къ нему, и вечеряю еъ нимъ, и той со Мною (Апок. III, 20). Иногда чрезъ какое-нибудь внутреннее озареніе, или чрезъ внѣшнее столкновеніе, знакомство и бесѣду съ благочестивымъ человѣкомъ, чрезъ случайно попавшуюся въ руки душеспасительную книгу, чрезъ церковное богослуженіе, чтеніе и пѣніе, на которое также, по-видимому, случайно попадетъ или которое услышитъ грѣшникъ, – церковный благовѣстъ, нерѣдко священнымъ звукомъ своимъ пробуждающій отъ грѣховнаго сна грѣшниковъ, и т. п., а чаще всего какими-нибудь ударами судьбы и несчастіями жизни благодать Божія пробуждаетъ грѣшника, заставляетъ его придти въ себя и одуматься; поставить для себя вопросъ: гдѣ онъ и что онъ? Такъ, именно послѣднимъ способомъ, былъ вразумленъ блудный сынъ, по евангельской притчѣ. Разныя бѣдствія, пока еще были терпимы, долго не вразумляли его. Но вотъ, страшный голодъ и крайнія лишенія, поставившія его нѣкоторымъ образомъ ниже презрѣнныхъ животныхъ, заставили его, наконецъ, придти въ себя и одуматься. Въ себе же пришедъ, какъ сказано (Лук. XV, 17), онъ понялъ, какую великую потерю онъ понесъ, удалившись отъ отца своего, какъ безотрадно и безпомощно теперь его положеніе, въ какомъ, несравненно лучшемъ его, положеніи находятся теперь люди низшіе его (наемники)!.. А самъ онъ теперь и нищъ, и нагъ, и гладенъ, и презрѣнъ, отвергнутъ всѣми. Онъ увидѣлъ, какъ велико разстояніе, отдѣляющее его отъ прежняго его состоянія, – но въ надеждѣ на любовь и милосердіе отца къ неразумному и недостойному сыну, взмолился и рѣшился возвратиться къ прежнему.
Таковъ удѣлъ почти каждаго грѣшника, и благо ему, если удары судьбы, жизненныя неудачи и несчастія, или другое что изъ способовъ воздѣйствія благодати Божіей и Промысла Божія на душу человѣка, заставитъ его отрезвиться, одуматься, взглянуть на себя какъ онъ есть, во всей наготѣ отсутствія добродѣтелей, въ рубищѣ нечестія и во гладѣ душевной пустоты и безсодержательности.
На что же собственно нужно обратить главное вниманіе, съ чего начать самоиспытаніе, чтобы дѣйствительно познать всю свою вравствевную наготу и безобразіе, которыхъ мы прежде, въ состояніи духовной слѣпоты и самообольщенія, не замѣчали, – и со всею силою почувствовать нужду въ исправленіи, въ возвращеніи къ отцу своему, въ прежнее нормальное и блаженное состояніе?
Предшествующее разсужденіе показываетъ намъ этотъ путь и главные пункты для самоиспытанія. Чтобы хорошо разсмотрѣть себя, свою внутреннюю жизнь, нужно обратить вниманіе на три стороны нашей дѣятельной жизни: на дѣла, составляющія ея обнаруженія и естественные плоды, по которымъ, по слову Спасителя, можно судить о деревѣ (Матѳ. VII, 17); на сердечныя расположенія и характеристическія наклонности, и на общій духъ или направленіе жизни. Разсматриваемая съ этихъ сторонъ, въ указанныхъ отношеніяхъ, жизнь наша, прежде всего, представляетъ собою непрерывный рядъ дѣяній – мыслей, словъ, дѣлъ – одни другими смѣняющихся и другъ за другомъ послѣдующихъ. Пересмотрѣть всѣ и каждое въ отдѣльности изъ этихъ дѣяній, чтобы опредѣлить ихъ нравственную цѣну, конечно, нѣтъ никакой возможности, да и особенной надобности. Но у насъ есть неусыпный стражъ – совѣсть, которая ничего не пропуститъ худаго. Нужно прислушаться къ ея голосу, и всѣ тѣ дѣла, которыя она обличаетъ, безъ всякихъ извиненій слѣдуетъ признать грѣшными и оставить или изгнать ихъ. Но, къ сожалѣнію, и совѣсть, испорченная привычками ненормальной, грѣховной жизни и обычаями вѣка, не во всемъ и не у всѣхъ исправна. Потому-то кающійся христіанинъ, чувствуя и сознавая это, молитъ о помощи Божіей и для правильнаго суда совѣсти, и для искренняго раскаянія: не уклони сердце мое въ словеса лукавствія, непщевати вины о грѣсѣхъ. Но едва ли не большинство христіанъ и этого не дѣлаетъ сознательно и съ убѣжденіемъ. Кому, въ самомъ дѣлѣ, изъ большинства христіанъ не случалось особенно въ покаянные дни великаго поста, передъ принесеніемъ исповѣди своему отцу духовному, допрашивать свою совѣсть, и кто болѣе или менѣе не выходилъ изъ этого самоиспытанія, если не святымъ, то едва не безгрѣшнымъ? Рѣдкій изъ насъ сознательно исповѣдывалъ себя всестороннимъ и постояннымъ нарушителемъ своего нравственнаго долга, своихъ обазанностей въ отношеніи въ Богу, къ ближнимъ и къ самому себѣ. «Что же, обыкновенно разсуждаетъ такой человѣкъ самъ съ собою, – въ Бога я вѣрую, никого не убилъ, не ограбилъ, на чужую честь не посягалъ; а если и грѣшилъ чѣмъ по слабости естества своего, то кто-же изъ людей безъ грѣха»!.. И идеть нашъ самодѣльный праведникъ къ отцу своему духовному, и не находить, что сказать ему въ обвиненіе себя. Вслѣдствіе того святое таинство покаянія не достигаетъ вполнѣ своей спасительпой цѣли, не бываетъ для такихъ кающихся истиннымъ врачевствомъ отъ грѣховъ, исправленіемъ худыхъ нравовъ и средствомъ къ преуспѣянію въ добродѣтели...
Въ такихъ-то или подобныхъ случаяхъ на помощь малочувствительной и потемненной совѣсти кающагося нужно приводить предъ его сознаніе заповѣди Закона Божія, разъ навсегда открытыя Богомъ въ Ветхомъ Завѣтѣ, подтвержденныя Іисусомъ Христомъ въ Новомъ и навсегда также неизмѣнно запечатлѣнныя въ Словѣ Божіемъ. Пересматривая ихъ, грѣшникъ, становящійся на путь самоиспытанія и покаянія, долженъ тщательно допытываться, не сдѣлано ли имъ чего-нибудь противъ той или другой заповѣди[9]. При этомъ многое припомнится, что забылось, а многое незабытос представится въ иномъ видѣ, чѣмъ оно представлялось человѣку ранѣе. – Слово Божіе, въ немъ же самомъ, уподобляется зеркалу (Іак. I, 23). Какъ всякій смотрящійся въ зеркало видитъ пятна и недостатки на лицѣ или одеждѣ; такъ и душа человѣка, вникая въ Слово Божіе и изложенныя въ немъ заповѣди, изъясвенныя въ свящ. книгахъ разными священными писателями, – не можетъ не видѣть, исправна ли она въ тѣхъ или другихъ отношеніяхъ, или нѣтъ; соотвѣтствуетъ ли ея состояніе и внѣшняя дѣятельность требованіямъ заповѣдей Божіихъ. Тогда совѣсть, просвѣщенная свѣтомъ Божественнаго ученія, немедленно скажетъ ей это нелицемѣрно... Это – одна сторона, подлежащая самоиспытанію.
Вторая сторона нравственной жизни – расположенія или настроенія и склонности сердца. По дѣламъ еще нельзя безошибочно судить о внутреннемъ состояніи человѣка и о нравственномъ достоинствѣ нашихъ дѣлъ: они многое говорятъ, но многое и скрываютъ, не договариваютъ. Поэтому нужно глубже войти въ себя, разсмотрѣть свое сердце, каково оно есть, особенно въ его тайникахъ, гдѣ гнѣздятся зародыши и начатки разныхъ страстей. Нѣть надобности подробно разъяснять, какое значеніе имѣетъ сердце въ духовно-нравственной жизни человѣка. Это центръ – гдѣ сосредоточивается нравственная жизнь; это – источникъ, откуда она исходитъ и состояніемъ котораго опредѣляется характеръ и направленіе духовно-нравственной жнзни и дѣятельности человѣка. Отъ сердца бо исходятъ помышленія злая, убійства, прелюбодѣянія, любодѣянія, татьбы, лжесвидѣтельство, хулы (Матѳ. XV, 19). – Чтобы имѣть мѣрку и образецъ для оцѣнки сердечныхъ движеній и расположеній, нужно опять обратиться къ Слову Божію, которое въ изреченіяхъ Христа Спасителя о блаженствахъ показываетъ, какія расположенія въ сердцѣ должно имѣть христіанину; именно: смиреніе, сокрушеніе, кротость, правдолюбіе и любовь къ истинѣ, милосердіе, чистосердечіе, миролюбіе и терпѣніе. Св. ап. Павелъ точно также указываетъ намъ слѣдующія христіанскія сердечныя расположенія, какъ плоды Духа Святаго: любы, радость, миръ, долготерпѣніе, благость, милосердіе, вѣра, кротость, воздержаніе (Гал. V, 22. 23). Въ другомъ мѣстѣ овъ говоритъ: облецытеся, яко избранніи Божіи, святи и возлюбленны, во утробы щедротъ, благость, смиренномудріе, кротость и долгогперпѣніе: пріемлюще другъ друга и прощающе себѣ, аще кто на кого имать пореченіе: якоже и Христосъ простилъ есть вамъ, тако и вы. Надь всѣми же сими стяжите любовь, яже есть соузъ совершенства. И миръ Божій да водворяется въ сердцахъ вашихъ, въ оньже и звани бысте во единомъ и благодарни бывайте (Кол. III, 12-15). Противоположныя указаннымъ сердечныя расположенія суть пороки или страсти, которыя являются источниками всѣхъ худыхъ дѣлъ, нравственно погубляющихъ человѣка. Главныя изъ нихъ: самолюбіе, гордость, тщеславіе, своекорыстіе, невоздержаніе, гнѣвъ, ненависть, зависть, лѣность, праздность, привязанность къ чувственнымъ удовольствіямъ, уныніе, отчаяніе. О такихъ апостолъ сказалъ, что онѣ ниже да именуются среди христіанъ (Ефес. V, 3).
Третья сторона жизни есть духъ или общій характеръ и направленіе жизни. Насколько это самое главное въ человѣкѣ, настолько же и самое мудреное дѣло. Недобрый духъ бываетъ въ высшей степени лукавъ и умѣетъ тщательно маскироваться, такъ что, подъ личиною видимой доброты и наружнаго приличія, трудно бываетъ разобрать и подмѣтить, какая мерзость запустѣнія скрывается тутъ. Для этого нужно острое духовное зрѣніе... Добрый духъ жизни говоритъ самъ за себя: ибо все въ немъ даетъ знать, что онъ хочетъ жить для Бога, Его волю исполнять, Его любовію вдохновлять себя, ею руководиться. Противоположный ему духъ или направленіе жизни ставитъ для себя правиломъ – жить для себя самого (эгоизмъ). Нѣсколько видоизмѣненное направленіе его – есть духъ міролюбія, – жизнь для міра. – По этимъ существеннымъ признакамъ легко уже человѣку, при самоиспытаніи, опредѣлить, къ какому разряду онъ принадлежитъ: къ разряду ли людей Божіихъ, или къ чадамъ діавола въ томъ или другомъ направленіи – самолюбія или любви къ лежащему во злѣ міру... Можно различать и еще – четвертый классъ для людей (въ нравственномъ отношеніи), которые представляютъ собою, какъ говорятъ, ни то, ни сё, – ни теплы, ни хладны. Они и противъ Бога, по-видимому, ничего не имѣютъ, но и Богу угождать не поставляютъ для себя непремѣнною цѣлію. Они, по-видимому, не эгоисты ярые, но для защиты своихъ личныхъ интересовъ неуклонно готовы пользоваться всѣми подходящими для нихъ средствами, равно какъ и отъ самопожертвованія, подъ разными предлогами, всегда готовы уклониться. Они, по-видимому, также и не исключительные приверженцы къ міру и похотямъ его (Іоан. II, 17); но при удобныхъ случаяхъ – не прочь потѣшиться вмѣстѣ съ міромъ дѣлами міра, хотя бы и недозволенными, хотя бы и несоотвѣтствующими ни времени, ни мѣсту, ни званію и обязанностямъ христіанъ. Такихъ людей всюду и всегда весьма много. Это – равнодушные къ дѣлу богоугожденія и къ христіанскому своему званію, ни теплые, ни холодные. По свидѣтельству Апокалипсиса, Богъ отвращается отъ такохъ и отвергаетъ ихъ (Апок. III, 15. 16).
Человѣкъ-христіанинъ, носящій на себѣ имя Христово со дня крещенія, обязанъ послѣдовать Христу Спасителю, Который освободилъ его отъ рабства діаволу, купилъ его дорогою цѣною – собственною Своею кровію. Онъ вмѣстѣ съ тѣмъ, со дня же крещенія, сдѣлался членомъ Церкви Христовой, которая дала ему духовную жизнь и является для него духовною матерію. Ему, такимъ образомъ, нужно и въ отношеніи ко Христу, какъ Искупителю, и основанной Имъ Церкви, испытать и спросить себя, вѣренъ ли онъ своему Господу Спасителю и своей духовной матери – Церкви православной? Исполняетъ ли онъ принятыя на себя въ отношеніи къ Нимъ обязанности и данные имъ обѣты?..
Нынѣ судъ есть міру сему (Іоан. XII, 31). Мы только что провели великую седмицу страстей Христовыхъ; мы слышали за церковнымъ богослуженіемъ, видѣли изобразительно, чувствовали и переживали вновь исторію страданій Спасителя; мы присутствовало на Голгоѳѣ, мы стояли у креста, мы преклонялись предъ живоноснымъ гробомъ, мы лобызали пречистыя язвы Спасителя нашего. И время, и мѣсто, и наше положеніе, и окружавшая насъ обстановка, – все заставляло насъ вдуматься въ смыслъ и значеніе происходящаго вокругъ насъ и спросить: что сдѣлалъ для насъ Спаситель? Какую величайшую жертву Овъ принесъ для насъ? Какія неисчислимыя и неоцѣнимыя блага даровалъ намъ чрезъ это? И чѣмъ мы отвѣчаемъ Ему за все Имъ совершенное для насъ?
Вотъ мѣсто самоиспытанія, внутренняго суда надъ собою! «Каждый, кто носитъ имя христіанина, ставь у гроба сего, и дай отчетъ. Ты крестился въ смерть Христову; ты облекся въ бѣлую одежду заслугъ Христовыхъ. Ты пріялъ обрученіе Св. Духа; сочетался навѣки Христу, отрекшись міра, діавола и служенія его. Какъ исполняешь все сіе? Гдѣ невинность и духъ? Гдѣ вѣра и вѣрность? Яви теперь у гроба сего, что ты: ученикъ или предатель, другъ или навѣтникъ? Если ты всю жизнь проводишь такъ, какъ бы не вступалъ ни въ какое обязательство съ своимъ Спасителемъ; если дѣйствуешь во всѣхъ случаяхъ, какъ бы для тебя не было ни суда, ни вѣчности: то зачѣмъ являешься теперь здѣсь? Для чего возмущаешь покой Божественнаго Страдальца? Нѣтъ тебѣ мѣста у сего гроба? Все причастіе сему кресту и твоему веліару? Кое общеніе сему гробу и твоей мамонѣ»?[10].
Итакъ, скажемъ въ заключеніе словами святителя Тихона Задонскаго: «Внимай себѣ христіанинъ, который Бога исповѣдуешь и слышишь слово Его святое, и знаешь, что будетъ грѣшникамъ вѣчная мука, а праведникамъ вѣчная жизнь! Тебѣ всего болѣе прилично сказать сіе слово: внемли себѣ! Отрекся ты сатаны и всѣхъ дѣлъ его при крещеніи: не обратился ли опять къ нему злымъ и развращеннымъ житіемъ своимъ? Обѣщался ты и присягалъ работать вѣрою и правдою Христу Господу, умершему за тебя и воскресшему; но вмѣсто того не работаешь ли грѣху и міру? Внемли себѣ! Всякій творящій грѣхъ, рабъ есть грѣха (Іоан. VIII, 34). Омылся ты тогда, освятился, оправдался именемъ Господа нашего Іисуса Христа и Духомъ Бога нашего! Но не осквернился ли и не оскверняешься ли опять беззаконными дѣлами? – Богъ на всякомъ мѣстѣ есть и на всѣхъ насъ призираетъ, и всякія наши слова слышитъ, и дѣла и помышленія наши видитъ, и сердца и утробы испытуеть, какъ Святое Слово Его проповѣдуетъ и святая вѣра наша научаетъ насъ: ты же какъ передъ Богомъ вездѣсущимъ и вся назирающимъ обращаешься? Какъ говоришь передъ Тѣмъ, Который всякое твое слово слышитъ? Какъ дѣлаешь и мыслишь передъ Тѣмъ, Который всякое твое дѣло и помышленіе видитъ и все въ книгѣ Своей записываетъ, и въ день суда Своего объявитъ тебѣ? Внемли себѣ! Страшное и святое имя Божіе исповѣдуешь и призываешь въ молитвѣ, но не оскверняешь ли тѣхъ устъ, которыми Бога нужно прославлять, сквернословіемъ, клеветою, злорѣчіемъ, кощунствомъ, осужденіемъ, лестью, ложью и всякимъ гнилымъ и празднымъ словомъ? Внемли себѣ! Время житія нашего краткое и проходитъ, какъ вода мимотекущая; и потерянное не возвращается, какъ слово сказанное: ты какъ его проводишь и въ чемъ? – Не въ праздности ли? не въ суетѣ ли? не въ гуляньяхъ ли и пирахъ? не въ исканіи ли только чести, славы и богатства и т. п.? Внемли себѣ!.. Дано оно тебѣ отъ Бога къ покаянію, а не къ плотоугодію: такъ ли проводишь его, какъ Богъ отъ тебя хочетъ»?[11].
«Внемли себѣ, христіанинъ! Если ты начальникъ, – какъ людьми Божіими, братіею твоею управляешь? Заботишься ли объ общей пользѣ ихъ? Искореняешь ли неправду и насаждаешь ли правду? Удерживаешь ли своевольство безчинныхъ и защищаешь ли неповинныхъ? Если ты подначальный, то почитаешь ли начальника своего и повинуешься ли ему Бога ради? Внемли себѣ. Если ты судія, – то какъ судишь людей, себѣ подобныхъ? Стараешься ли изыскивать истину, хранишь ли правду, какъ передъ Богомъ обѣщался? Не поступаешь ли противъ совѣсти? Помнишь ли, что и самъ ты предстанешь суду Божію? Внемли себѣ. Если ты къ суду призываемый (или подсудимый), то какъ отвѣчаешь? То ли свидѣтельствуешь людямъ, что совѣсть свидѣтельствуетъ тебѣ? Не иное ли у тебя совѣсть, а иное языкъ говоритъ? Внемли себѣ. Если ты – пастырь, – какъ пасешь овецъ Христовыхъ, кровію Его искупленныхъ? Питаешь ли ихъ словомъ Божіимъ? Предходиши ли имъ образомъ добраго житія? Хранишь ли ихъ отъ духовныхъ звѣрей, обращаешь ли заблудшихъ на путь истины и проч.? Внемли себѣ. Въ паствѣ находящійся (пасомый) какъ поступаешь съ пастыремъ своимъ? Почитаешь ли его, повинуешься ли ему? показываешь ли благодарность ему, трудящемуся ради тебя и ищущему твоего спасенія? Внемли себѣ. Если ты господинъ, то какъ поступаешь съ слугами твоими? Довольствуются ли они пищею и одеждою? Имѣютъ ли время упокоенія? Помнишь ли, что какъ ты хочешь ѣсть, пить, упокоеваться, одѣваться, такъ хотятъ и они; какую ты плоть имѣешь, такую и они имѣютъ; какъ твоя страждущая плоть болитъ, такъ и ихъ? Помни, что и у тебя есть Господь на небсси, у Котораго нѣтъ лицепріятія, суду Котораго ты нѣкогда предстанешь съ слугами твоими и дашь отвѣть о томъ, какъ поступалъ съ ними. Внемли себѣ. Если ты – слуга, какъ господину твоему работаешь? Не предъ глазами ли его только угождаешь, исполняешь ли отъ доброй совѣсти повелѣнія его? Если ты, христіанинъ, – отецъ, то какъ поступаешь съ дѣтьми? Учишь ли ихъ страху Божію, воспитываешь ли ихъ въ званіи христіанскомъ? Показываешь ли имъ образъ добрыхъ дѣлъ? Внемли себѣ. Если ты – сынъ или дщерь, то почитаешь ли отца и мать свою, какъ велитъ Богъ? Мужъ и жена! Какъ другъ съ другомъ поступаете? Храните ли супружескую вѣрность? Любпте ли и заботитесь ли другъ о другѣ и проч? Если ты богатый, то какъ и на что расточаешь богатство свое? Помнишь ли, что оно есть достояніе Божіе, данное тебѣ не для прихотей и роскошей твоихъ, но для нужды твоей и ближняго твоего? Помнишь ли, что ты только приставникъ и расходчикъ у достоянія Божія, а не хозяинъ? Внемли себѣ. Если ты – купецъ, добросовѣстно ли ведешь торговлю? Не обманываешь ли ближняго твоего? Внемли себѣ... Словомъ – всякъ христіанинъ: какъ поступаешь передъ Богомъ, все видящимъ? Какъ говоришь, дѣлаешь, мыслишь, какимъ сердцемъ съ ближнимъ своимъ обходишься? Помнишь ли, что чѣмъ болѣе живешь, тѣмъ больше къ смерти, суду Христову и вѣчности приближаешься[12].
Итакъ, христіанинъ, внемли себѣ, познай, кто ты и что ты, и покайся Господу! Востани спяй, и воскрени отъ мертвыхъ, и освятитъ тя Христосъ!..
Е. Н.
«Церковный Вѣстникъ».1895. № 12. С. 361-369; № 13. С. 400-404; № 14. С. 437-442.
[1] Добротодюбіе въ рус. перев. 1889 г. т. I, стр. 603.
[2] Тамъ же, стр. 602.
[3] Тамъ же, т. III, стр. 396, 400.
[4] Добротодюбіе, 1889 г. т. IV, стр. 27-28.
[5] Изъ «Алфавита духовнаго» святителя Димитрія, митр. ростовскаго.
[6] Добротолюбіе, 1889 г. т. I, стр. 374-375.
[7] Бесѣды преп. Макарія Великаго, V, 1-2. Срав. «Добротолюбіе» 1889 г., т. I, стр. 146-147.
[8] Бесѣды св. Макарія Великаго, V, 1-2. Срав. Добротолюбіе, 1889 г., т. I, 146-147.
[9] Для большаго удобства пониманія и сознательнаго исполненія заповѣдей, онѣ подробно разъяснены, съ указаніемъ частныхъ видовъ грѣховъ противъ нихъ, въ святоотеческихъ твореніяхъ и равныхъ душеполезныхъ, нравственно-назидательныхъ книгахъ, въ катихизисѣ и др. руководствахъ по Закону Божію.
[10] См. сочин. Иннокентія, архіепископа Херсонскаго, т. V, 1872 г., стр. 169-170.
[11] Творенія свят. Тихона Задонскаго, т. IV, стр. 169. Срав. т. V, 1875 г., стр. 272-274.
[12] Творенія свят. Тихона Задонскаго, 1875 г. т. V, стр. 276-277.
