Русскіе подвижники и русскіе идеалы (Памяти о. Іоанна Кронштадтскаго).
Сего ради всякъ книжникъ научився царствію небесному, подобенъ есть человѣку домовиту, иже износитъ отъ сокровища своего новая и ветхая (Матѳ. ХIII, 52).
I.
Историкъ переживаемой нами эпохи, несомнѣнно, долженъ будетъ отмѣтить то преобладающее отрицательное направленіе, которымъ проникнуто современное намъ «общество», т. е. тотъ образованный (книжный) интеллигентный классъ, который претендуетъ сознательно руководить непосредственной творческой дѣятельностью народа. Въ своемъ стремленіи перевести въ сознаніе начала этой непосредственной исторической народной дѣятельности и отнестись къ ней критически, наша интеллигенція подвергла разлагающему анализу всѣ синтетическія основы народной жизни, произвела «переоцѣнку всѣхъ цѣнностей», и въ большей своей части осудила ихъ и отреклась отъ нихъ, какъ отъ «стараго міра», отъ «стараго режима». Она порвала связь съ органическимъ развитіемъ народной жизни, и въ лицѣ «оппозиціи», засѣдающей въ нашей Государственной Думѣ, устремилась поставить жизнь народную на «новыя основы» и создать ее на «новыхъ началахъ».
Современный «книжникъ» въ роли общественнаго и государственнаго дѣятеля уже не переживаетъ въ своемъ умѣ, сердцѣ и стремленіяхъ тѣхъ живительныхъ началъ, которыя отъ «лѣтъ древнихъ» составляли движущую силу народнаго духа, народной совѣсти и народнаго культурнаго труда. Все, что составляло предметъ завѣтныхъ желаній нашихъ предковъ въ ряду смѣнявшихся цѣлое тысячелѣтіе поколѣній, потеряло для современныхъ «книжниковъ» свою цѣну. Потемнѣли старые культурные идеалы, объединявшіе народныя стремленія въ глубинѣ народной совѣсти. Подъ вліяніемъ враждебныхъ отрицательныхъ силъ Русь какъ будто теряетъ свою идеальную основу, свой идеальный историческій принципъ, т. е. тотъ образецъ человѣческаго совершенства, который народъ, по своему разумѣнію, считаетъ себя обязаннымъ воплощать въ своей духовной дѣятельности и съ которымъ онъ долженъ сообразовать укладъ и формы своей индивидуальной и общественной жизни, въ качествѣ внѣшнихъ условій достиженія этого образца.
Едва-ли возможно ожидать, чтобы такое исключительно отрицательное отношеніе къ своему прошлому могло служить надежнымъ исходнымъ пунктомъ для созданія чего-то совершенно новаго въ народной жизни, для какой-то «учредительной» работы независимо отъ старыхъ творческихъ силъ. Никакому «книжнику» не подъ силу создать новый народъ, новую одушевляющую его сиду, новый народный геній. Напротивъ, «книжникъ», мнящій службу приносити своему народу, можетъ успѣть въ своемъ дѣлѣ только, какъ сынъ своего народа, живущій его зиждительною силою и питающійся отъ древа народной жизни. Всѣмъ намъ нужно-вспомнить, чѣмъ «была и есть жива народная душа» и къ чему она въ своей исторической дѣятельности стремилась, какой идеалъ человѣческаго совершенства себѣ ставила. Событія послѣднихъ дней располагаютъ насъ именно къ этому воспоминанію. Возстановленіе торжественнаго почитанія мощей святой княгини Анны Кашинской, полугодовая память кончины отца Іоанна Кронштадтскаго, 300-лѣтіе со времени перенесенія мощей святителя Василія Рязанскаго, приготовленія къ Предстоящимъ торжествамъ въ Полтавѣ, предстоящее празднованіе 200-лѣтія со времени кончины святителя Димитрія Ростовскаго, – все это влечетъ наше вниманіе въ такія высокія области духовной, жизни, которыя народъ считаетъ священными и цѣнными превыше всего въ мірѣ, въ которыя онъ устремляется своими помышленіями и завѣтными упованіями. Идеалъ совершенства, лежавшій доселѣ въ основѣ нашей народной культуры, находится именно въ этой области. Видя «новое», народъ не «разлюбитъ стараго», но воспоминаетъ и хранитъ его съ большимъ еще почитаніемъ.
II.
Въ исторіи нашей культуры нужно различать три эпохи, соотвѣтственно коимъ развивалось въ русскомъ народѣ представленіе о возможномъ для человѣка совершенствѣ. Когда наши предки – славяне, спустившись съ Карпатъ, осѣли по великому водному «пути изъ Варягъ въ Греки» (по Днѣпру и Волхову), они, безъ сомнѣнія, принесли съ собою сюда уже сложившійся укладъ жизни, соотвѣтствовавшій тѣмъ идеаламъ, какіе созрѣли въ глубинѣ ихъ сознанія при движеніи ихъ изъ Азіи въ Европу. Сынъ Сварога-Неба и Матери-Сырой-Земли, внукъ Дажъ-Бога-Солнца, славянинъ былъ чутокъ къ впечатлѣніямъ окружавшаго его міра. Онъ схватывалъ самыя тонкія стороны явленій, какъ о томъ свидѣтельствуютъ многочисленные виды русскаго глагола и множество уменьшительныхъ, ласкательныхъ, увеличительныхъ и презрительныхъ именъ. Его умъ глубоко проникалъ въ таинственныя нѣдра природы; какъ показываетъ логическая конструкція созданнаго имъ языка, и онъ живо ощущалъ въ своей душѣ ея живительную мощь. Онъ чувствовалъ себя полнымъ великой силы, которая должна была излиться въ творческой дѣятельности. Его идеаломъ былъ богатырь, которому «грузно отъ силушки, какъ отъ тяжкаго бремени», который отъ избытка этой силушки ищетъ подвига въ порывѣ созидательной дѣятельности или борьбы съ враждебнымии злыми силами. Дремлющій колоссъ Святогоръ, вѣщій Вольга, образованный Добрыня Никитичъ, оратай Микула Селяниновичъ, Илья Муромецъ-крестьянскій сынъ, Ставръ Годиновичъ, Соловей Вудимірбвичъ, Василій Буслаевичъ, Садко-богатый гость и другіе богатыри, окружаемые своими дружинами, все это – разнообразныя проявленія одного и того же богатырскаго духа, который, по былинному представленію, можетъ «притянуть небо къ землѣ» и «землю поставить краемъ вверхъ», но который также не обидитъ слабаго и всегда готовъ на защиту сиротъ, вдовъ и безчастныхъ женъ. Этотъ идеалъ богатыря и «богатырскій» «русскій духъ» составляютъ первоначальную идеальную основу нашей культуры въ ея первобытную эпоху и оживлялъ начало нашей исторіи.
Нельзя оставить безъ вниманія, что богатырская дѣятельность, по былинному представленію, была проникнута положительнымъ стремленіемъ и отличалась устроительнымъ характеромъ. Богатыри «служили» государственному и общекультурному началу, собираясь около князя «Краснаго-Солнышка». Они служили народной святынѣ, они пахали землю, строили города, вели торговлю съ иноземцами, боролись съ разбоями и водворяли порядокъ, защищали Свято-русскую землю отъ внѣшнихъ враговъ и ихъ набѣговъ. Словомъ «былина» народная видитъ въ нихъ устроителей нашей «богатырской» государственности, и даже въ позднѣйшія эпохи именуетъ ихъ «свято-русскими богатырями».
Такимъ образомъ, созидающая, организующая добрая богатырская сила, стремящаяся излиться въ великомъ творческомъ подвигѣ, составляла идеалъ человѣческаго совершества для нашего народа въ началѣ нашей исторіи и нашего государственнаго строительства. Своеобразный отзвукъ этого идеала мы находимъ теперь. въ представленіи «удалого, добраго молодца», о которомъ поется въ народныхъ пѣсняхъ...
ІІІ.
Другая эпоха началась уже на исторической памяти. Племена, поселившіяся на «пути изъ Варягъ въ Греки», какъ извѣстно, неудержимо стремились на югъ, къ тогдашнимъ грекамъ, стоявшимъ въ то время на самой высокой степени культуры. Тамъ видѣли они Царь-городъ (Константинополь), который уже во времена Григорія Богослова, по его словамъ, былъ «окомъ міра», вносившимъ всюду свѣтъ вѣры и просвѣщенія. Тамъ знакомились они не только съ совершеннѣйшими плодами міровой («вселенской») культуры, но тамъ обрѣтали они и истинную, православную христіанскую вѣру, которая постепенно проникала въ нашу страну. «Мудрѣйшая изъ людей», по отзыву лѣтописца, Кіевская великая княгиня Ольга приняла въ Константинополѣ святое крещеніе и была «зарею» новой эпохи. Геніемъ святого Владиміра на самомъ южномъ концѣ пути изъ «Варягъ въ Греки» было открыто окно въ Византію, и волною хлынула тогда на Русь – византійская, т. е. греко-римская, цивилизація. Вся страна наша приняла православную вѣру, организовалась русская православная Церковь, начали строиться монастыри, явились книжные люди и книжные «списатели» и переводчики, и стало развиваться «почитаніе» книжное. Подъ вліяніемъ этихъ факторовъ при установившихся постоянныхъ сношеніяхъ съ греками, стало въ православной вѣрѣ воспитываться русское общество, которому указанъ былъ новый созидательный подвигъ, состоящій не въ устроеніи земного царства, а въ «устроеніи души», для осуществленія Царствія Божія, по ученію Господа Іисуса Христа. Выяснился новый идеалъ, который стоитъ выше прежняго и подчиняетъ себѣ естественныя силы человѣка, организуя ихъ для высшихъ цѣлей, имѣющихъ абсолютную цѣнность для человѣческой совѣсти. Теперь подвигъ сталъ состоять въ побѣдѣ надъ нисшими стремленіями, надъ обольщеніями міра, надъ плотію, надъ эгоизмомъ, въ беззавѣтномъ самоотверженіи и смиренной преданности волѣ Божіей. Пріобрѣтаемая во внутренней борьбѣ святость стала народнымъ идеаломъ. Святые люди, близкіе къ Богу и Ему угодные, стали народными героями; народнымъ эпосомъ сдѣлались житія святыхъ, народными поэмами сдѣлались службы въ честь святыхъ. Въ собственномъ своемъ сознаніи Русь стала называть себя «Святою», «православною Русью», и народъ сталъ именовать себя христіаниномъ («крестьяниномъ»). Проповѣдникомъ и проводникомъ этого идеала святости служила Церковь, ибо во главѣ тогдашняго образованнаго общества стояло духовенство, а проводникомъ служило государство, находившееся въ неразрывномъ нравственномъ единеніи съ Церковью. Не было противоположенія «свѣтскаго» «духовному». Образованіе и свѣтскихъ людей и духовенства было одинаково религіозное, на церковной основѣ. Все объединялось однимъ міросозерцаніемъ, одинаковымъ пониманіемъ жизни и однимъ и тѣмъ же идеаломъ святости.
Но, за то, какая сила воли, какая крѣпость характера, какое могущество духа нужны были для приближенія къ этому идеалу! Тутъ-то вотъ именно и сливался старый, языческій идеалъ богатырства съ новымъ идеаломъ подвижника, ведущаго внутреннюю брань и борьбу съ своевольными низшими наклонностями и страстями, препятствующими «устроенію души», «гармоніи духа» и торжеству высшихъ стремленій. Въ этой то внутренней работѣ, въ этомъ постоянномъ подвигѣ и образовывались тѣ сильные русскіе люди, которые хотя и не достигали совершенной святости, но которые все-таки переживали эту борьбу и подъ вліяніемъ своего идеала участвовали каждый порознь и всѣ вмѣстѣ на разныхъ поприщахъ дѣятельности въ образованіи того русскаго духа, который строилъ русскую землю и создавалъ безпримѣрное въ мірѣ государство, занимающее шестую часть суши земного шара. Святость вовсе не есть какой-то отрѣшенный отъ жизни идеалъ. Напротивъ, это самая живая движущая сила; ибо даже отрѣшившіеся отъ міра русскіе монахи, какъ показываетъ исторія, принимали самое живое участіе въ созиданіи нашего государства. Монастыри были разсадниками образованія, культуры, и даже политическихъ идей. Вспомните преподобнаго Сергія Радонежскаго. Будемъ надѣяться, что зиждительный идеалъ святости, живущій до сихъ поръ въ народныхъ массахъ, еще тлѣетъ, какъ искра подъ пепломъ, и въ нѣкоторой части образованнаго общества!
IV.
Но мы знаемъ и третью эпоху. На томъ же самомъ «пути изъ Варягъ въ Греки», но только уже на сѣверномъ концѣ его, Петръ Великій тоже прорубилъ окно – въ Западную Европу, и къ намъ хлынула новая волна, волна европейской культуры, европейскаго образованія, которая нанесла новый слой на наши старыя основы. Съ европейскимъ образованіемъ пришли къ намъ и техника, и промышленность, и судоходство, и желѣзныя дороги, и телеграфы, и телефоны, и всѣ вообще блага внѣшней культуры, окружающей человѣка извѣстными удобствами (комфортомъ). Мы и сами поѣхали въ Европу учиться и привезли къ себѣ изъ-за границы учителей, профессоровъ, гувернеровъ и гувернантокъ. Свѣтское образованіе отдѣлили отъ духовнаго; построили свѣтскія гимназіи, университеты, академію наукъ. Завели газеты; создалась свѣтская литература. Создался «образованный» классъ, составляющій, теперешнюю нашу интеллигенцію, которая стала рядомъ съ духовенствомъ, а потомъ оттѣснила его на второй планъ. Церковную каѳедру замѣнила университетская; церковную проповѣдь замѣнила газетная статья; рядомъ съ храмомъ Божіимъ построился «храмъ« науки съ своими особыми жрецами и авгурами. «Просвѣщеніе» сверху стало распространяться къ низу и чрезъ «дворянство» и «чиновничество» достигло теперь до народнаго учителя и волостнаго правленія. Государство, давшее этому движенію импульсъ, вошло въ это теченіе и ослабило свое вѣковое единство съ Церковью, которая изъ руководительницы и просвѣтительницы народа, постепенно превращается въ «вѣдомство». Идеалъ святости потускнѣлъ въ сознаніи просвѣщеннаго общества, какъ старинная, закоптѣвшая икона, и возсіялъ свѣтомъ просвѣщенія гуманитарный идеалъ самоцѣннаго достоинства человѣческой личности. Культивированіе въ себѣ этого мнимаго или истиннаго общечеловѣческаго достоинства дошло въ настоящіе дни едва-ли не до самообожанія, до «деклараціи», что человѣкъ самъ по себѣ есть существо священное, со всѣми своими слабостями, страстями и даже пороками.
Можно подумать, что «гуманность» есть совершенно новый идеалъ, котораго не знала до-Петровская Русь; ибо онъ появился у насъ въ послѣднюю стадію нашего развитія въ новой, именно европейской формѣ. Наша интеллигенція дѣйствительно считаетъ себя носительницей какого-то новаго общечеловѣческаго идеала, противопоставляемаго ею старому, будто бы уже отжившему, о которомъ и говоритъ не стоитъ и съ которымъ надо бороться, какъ съ остаткомъ низшей ступени культуры. Теперь многіе образованные люди не только стыдятся говорить о святости, но даже считаютъ своимъ долгомъ противодѣйствовать оживленію этой идеи въ обществѣ. Припомнимъ агитацію противъ открытія мощей преподобнаго Серафима Саровскаго которая предпринята была особымъ обществомъ, организованнымъ въ 1904 г. для борьбы съ православіемъ, что вызвало извѣстное разъясненіе первенствующаго члена Святѣйшаго Сѵнода. Припомнимъ недавнюю борьбу въ Государственной Думѣ изъ-за свободы отпаденія отъ христіанства, которая невольно внушаетъ мысль, что христіанская святость не только перестала быть идеаломъ, но что и къ самымъ условіямъ достиженія этого идеала интеллигентная думская оппозиція совершенно равнодушна.
Но такое противопоставленіе «новаго» «старому» – въ сущности основано на недоразумѣніи. Берутъ одну сторону стараго идеала, отрываютъ ее отъ первоначальной основы, облекаютъ ее въ новую форму и провозглашаютъ, что получили въ европейское окно новый идеалъ. Забываютъ, что высшая гуманность входитъ въ идеалъ святости, ибо сама святость человѣческая есть, несомнѣнно, высшее выраженіе человѣческаго совершенства. Развѣ преподобный Серафимъ, будучи святымъ человѣкомъ, не былъ проникнутъ совершеннѣйшею гуманностію? Его любвеобильное сердце обнимало въ себѣ не только человѣка, живой образъ Божій, но и звѣрей земныхъ, которыхъ онъ (напр., медвѣдей) кормилъ кусками своего хлѣба, и одно знакомство съ этимъ бѣднымъ монахомъ было уже величайшимъ утѣшеніемъ для колеблющихся умовъ, и истерзанныхъ сердецъ, источникомъ новыхъ силъ для слабѣющихъ въ борьбѣ на жизненномъ пути. Развѣ святители Митрофанъ Воронежскій, Димитрій Ростовскій, Тихонъ Задонскій и Ѳеодосій Черниговскій, принадлежавшіе къ образованнѣйшимъ людямъ своего времени, при совершеннѣйшей гуманности не были святыми людьми? Развѣ «многоскорбная», по выраженію лѣтописца, святая княгиня Анна Кашинская не сострадала своему народу въ его бѣдствіяхъ подъ тяжкимъ игомъ татарскимъ?
Въ наши дни мы видимъ живой примѣръ того, какимъ образомъ могучая сила духа, святость и гуманность соединялись въ лицѣ простого русскаго священника, всю жизнь свою посвятившаго служенію ближнимъ ради любви ко Христу Спасителю. Я разумѣю отца Іоанна Кронштадтскаго, котораго полгода назадъ хоронилъ весь Петербургъ, котораго знала вся Россія отъ Царя до простого крестьянина, какъ молитвенника, утѣшителя и цѣлителя. Это былъ человѣкъ, получившій высшее образованіе, вращавшійся въ высшемъ Петербургскомъ обществѣ; можно сказать, что это былъ интеллигентъ, но онъ жилъ во Христѣ тѣмъ народнымъ идеаломъ святости, который дѣлалъ его самымъ уважаемымъ и любимымъ человѣкомъ. Всѣмъ извѣстно, что въ послѣднее время у насъ не было и нѣтъ имени болѣе популярнаго, чѣмъ имя о. Іоанна. Со всѣхъ концовъ обширной Россіи шелъ къ нему народъ и слалъ ему письма при его жизни, идетъ къ его могилѣ и послѣ его смерти, Онъ былъ живымъ воплощеніемъ того образца, который отъ лѣтъ древнихъ привлекалъ къ себѣ народныя сердца и двигалъ нашей исторіей, и который соединяетъ въ себѣ богатырскую силу духа, совершеннѣйшую гуманность и святость жизни во Христѣ,
V.
Итакъ, въ призмѣ нашей исторіи единый народный идеалъ, двигавшій стремленія народа, какъ-бы разложился на три луча: богатырство, святость и гуманность, соотвѣтственно тремъ періодамъ нашей культуры: начальному, древнему и новому. Разъединеніе этихъ элементовъ разстраиваетъ духовную организацію народа, нарушаетъ его гармоническую дѣятельность, вноситъ въ нее разнорѣчіе и какое-то разслоеніе массы. Различные культурные слои накладываются одинъ на другой какъ будто только механически. А потому эти три момента или три луча единаго идеала должны быть снова соединены въ одинъ чистый бѣлый свѣтъ въ нашемъ національномъ самосознаніи. Не въ противоположеніи, гуманности идеѣ святости, не въ противопоставленіи человѣка Богу, можетъ обрѣстись наше счастье, нашъ миръ и гармонія нашего развитія, но въ подчиненіи природнаго и стихійнаго заповѣдямъ Господнимъ, въ подчиненіи всей жизни идеалу святости, какъ высшаго совершенства, въ постоянномъ хожденіи предъ лицемъ Господа, вь Которомъ сокрыты веѣ начала и цѣли нашего земного существованія. Въ Богѣ источникъ всякой жизни. Оторвать себя отъ этого источника значитъ – лишить себя жизненнаго начала и умереть. Народы и царства, оторванные отъ этого древа жизни, погибаютъ. Народъ живетъ Господомъ, на Котораго возлагаетъ всѣ свои упованія. И жить съ народомъ значитъ – слиться съ нимъ въ его исторической вѣрѣ и въ его поклоненіи Господу.
Посему, если наша интеллигенція искренно желаетъ пріобрѣсти творческій народный характеръ, она должна употребить всѣ усилія къ соединенію отъединившихся трехъ лучей нашего народнаго идеала, чтобы въ жизнь различныхъ культурныхъ слоевъ внести гармонію взамѣнъ противоборства. Должно признать, что есть высшій нравственный міропорядокъ, вліяніе коего даетъ жизнь и энергію культурной работѣ народовъ! Недаромъ слово «культура» въ родствѣ со словомъ «культъ», которымъ обозначается внѣшнее богопочитаніе.
Cave.
«Прибавленія къ Церковнымъ Вѣдомостямъ». 1909. № 25. С. 1135-1140.
