Протоиерей Николай Депутатов – РЕВНИТЕЛЬ БЛАГОЧЕСТИЯ 19-ГО ВЕКА ЕПИСКОП ФЕОФАН ЗАТВОРНИК (1938).

(Кандидатское сочинение студента 4-го курса Богословского факультета Института св. Владимира в г. Харбине Николая Депутатова. Харбин, 1938 г.)

Книга полностью выложена здесь >>> (PDF)

«Дух Христов — дух готовности все
терпеть и благодушно нести все скорбное.
Утешность, гонор, пышность, довольство
чужды его исканий и вкусов
»
(Епископ Феофан).

Введение.

Есть прекрасная русская поговорка: «с кем поведешься от того и наберешься». Дружба с хорошим автором-писателем постепенно преобразует любителя-чтеца, изменяет его мысли, взгляды и создает созвучное данному автору настроение.

Такое увлечение хорошим писателем развивает в нас и мысли хорошие и чувства добрые. В конце концов от постоянного изучения избранных творений, мы с годами приобретаем ту или иную степень совершенства, которыми богат был гениальный писатель.

Одним из самых славных и гениальных духовных писателей XIX века был Святитель Феофан Затворник.

В одном месте его творений, им была высказана мысль, что «святые не родятся на земле, а они образуются подвигами самоиспытания, занятиями усильными ума и воли», ибо несомненно то, как это и сказано у Аввы Дорофея: «что человек имеет здесь, то исходит с ним отсюда, и то же будет иметь и там», т. е. что приобрел здесь, с тем ты и уйдешь в загробный мир.

Таким образом, ради приобретения святого настроения, ради совершенствования ума и воли необходимо нам избирать друзей-авторов, из творений которых можно было бы непрестанно черпать воодушевление и брать силу на дело вечного спасения.

Кстати, здесь же нужно заметить о странном и неосновательном некоторых лиц возражении на мысль мою писать о свят. Феофане. Лично меня это несколько не удивляет, ибо, по данному вопросу, этими лицами руководило, очевидно, или полное невежество, или самое смутное представление о русской духовной литературе. О Пушкине, Достоевском, Толстом можно писать буквально сотни томов, а великого святителя-затворника и его дивные труды можно и не вспоминать. — Где же тут здравый разум... — Старая закваска позитивизма еще бродит в этих так наз. «умных» головах...

Приступая к исследованию жизни и трудов епископа Феофана, я должен признаться, что с юношеских лет питал к нему самое горячее чувство любви и преклонения.

В возрасте шестнадцатилетнем, я уже имел его некоторые главные сочинения, выписав их лично из столицы. Во дни революции, гражданской войны и на пути нашего белого движения от Волги на Восток: чрез леса и горы Урала, чрез Тургайскую степь, от Китайского Туркестана и до Харбина — я имел, как путеводную звезду, его чудные творения. И во все трудные и печальные минуты жизни моей — они были для меня величайшим утешением и ободрением. Теперь же я в особенности утешен, имея почти все, что вышло в печати написанного рукою великого святителя. В строках его творений я нахожу неиссякаемый источник духовного подъема, углубленность в себя и устремленность в высь небесную. Это удивительное свойство его писаний сохраняется во всех творениях, вышедших с его именем. Этот дар Божий реально вами воспринимается при чтении. Так и чувствуется помазанность преосвященного автора.

С каким сожалением приходится бросать книги большинства современных духовных писателей, лишь только потому, что нет у них, не чувствуется в них той помазанности, которая и есть главная сила, несущая жизнь в слове, приковывающая внимание и услаждающая сердце.

Как ни блестящ слог, как ни грандиозна постановка вопросов с глубочайшей попыткой раскрытия их, но все это не назидает, не трогает и не услаждает божественной помазанностью сердца. Богословствование некоторых современных профессоров очень и очень далеко отстоит от единого на потребу: духовного бодрствования и трезвения. Умствования их, может быть, и прекрасны, но они лишены той всепобеждающей силы, которою преисполнены творения епископа Феофана. Благодать назидает, а где она? — Конечно не в гордом, пытливом богословствовании, а в смиренном сознании своей немощи.

В наши дни это особенно заметно, ибо яд безбожного века проникает в сердца не только неверующих, но и верующих. «Поэтому ныне удержу нет от совопросничества», пишет святитель Феофан. «Все требуют доводить до ясного разумения. И слушать ничего не хотят... вынь, да положь. Как Бог один и троичен? — Как Бог Сын воплотился, будучи беспределен? — Как Божия Матерь Приснодева? — Как хлеб и вино — Тело и Кровь Господа?.. Да и все устроение нашей веры и Церкви таинственно... и все это подай и объясни. Умишко наш — комар, а все пищит. — Спаситель сказал: никто не знает, что есть Сын, токмо Отец; и никто не знает, что есть Отец, токмо Сын. То же и о Св. Духе разуметь должно. Зачем же сюда лезть со своим мудрованием. То же и о всем надо смиренно подчиняться определениям веры, исшедшим из уст Божиих, хотя то и непостижимо для ума. Если бы вам кто сказал: упритесь-ка плечем в дом и сопхните его под гору. Стали бы вы это делать? А если бы стали, не подумали бы про вас, что у вас голова не в порядке... Вот этого приговора заслуживают все, кои пытаются разгадать тайны Божии, о которых Сам Бог сказал, что они непостижимы. Ныне мы верою ходим, а не видением».

Прав был святитель Феофан, когда писал о том же и про монахов богословствующих о высоких тайнах и видениях. Конечно, он разумел тех, кто исключительно отдавались возвышенным умствованиям, или об этом только и писали всю свою жизнь: «Ну, монахи полезли на небо звезды считать; а забыли про грехи, кои следует оплакивать».

Владыка Феофан этими словами характеризует все направление своих трудов. Во всех писаниях, он имеет в виду, главным образом, нравственное назидание: как преодолеть в себе греховные склонности, как очистить сердце, воспитать волю, стяжать Духа Святаго.

Потому то и сообщается во всех его писаниях эта помазанность и царственный характер ея. А как следствие такого характера, все написанное им имеет некую власть апостольскую в себе, растворенную кротостию отеческой и строгостию пророческой.

Прекрасно им изображено действие благодати и состояние облагодатствованного человека: «Подобно тому, как огонь, проникая железо, не внутри только железа держится, но выходит наружу и огненную свою силу являет ощутительно для всех; так и благодать, проникнув все естество наше, становится потом осязательно видимою для всех. Все приходящие в соприкосновение с таковым облагодатствованным, чувствуют присущую ему необыкновенную силу, проявляющуюся в нем разнообразно. Станет говорить он о чем-либо духовном, все у него выходит ясно, как среди дня; и слово его идет прямо в душу и там властно слагает соответственные себе чувства и расположения. Да, хоть и не говорит, так веет от него теплота, все согревающая, и сила некая исходит, возбуждающая нравственную энергию и рождающая готовность на всякого рода духовные дела и подвиги» (Собр. писем).

Значению же ума он не придает большой силы: «Есть умовая жизнь и вера умовая, в умственных представлениях движущаяся и деятельность умовая по определениям ума. И эта жизнь не настоящая. Сердца тут нет»... (Прим. зап. добр. мыслей, 40 стр.).

А относительно знания и веры, пишет он интересующемуся этим вопросом одному лицу в таких выражениях: «Вера не всезнание, а лишь верное знание и обладание тем, что необходимо для спасения. Вера спасает, и мудрецами делает лишь в деле спасения. Прочая мудрость бывает ли при ней, или не бывает — дело безразличное» (1121 п.).

Таким образом, формальному, дискурсивному, т. е. разсудочному знанию он отводит незначительное место в своих творениях. Для него христианство прежде всего живая действительная сила — сама жизнь, а высшее духовное бытие — предмет непосредственного сознания. «Попробуй, — начни жить во-истину по-христиански, вкуси истинной жизни — и тогда тебе не нужно ни доказательств, ни рассуждений»... «Путь же научный очень, очень долог и труден, и, что особенно замечательно, помещаясь в голове, оставляет сердце самому себе, своему своенравию и свободе. Путь веры искреннее, живее, многоплоднее и общедоступнее».

По истине, нравственная сила не в диалектических умопомышлениях, а в искренней христианской любви. Разум только «паук», который мешает сближению со Христом. Потому-то наши лучшие богословы-подвижники в корне отрицают направление богословской мысли, покоящейся исключительно на изысканиях разума.

О книгах своих и их достоинстве он с присущей ему откровенностью говорит: «Сами по себе книги эти (в данном случае, он разумел «Письма о христ. жизни» и «Путь ко спасению») не имеют ученого достоинства и суть простое изложение жизни христианской, какою она должна быть по учению Господа, св. Апостол и св. Пастырей и учителей Церкви. Может быть, простота сия и дала истине Божией войти в сердце, и она вошедши в сердце завладела им и произвела в нем переворот» (Письмо 381).

Очевидно это письмо было написано в ответ тому автору другого письма, в котором последний удивлялся поразительной силе, действующей на внимательно читающего вышеуказанные произведения владыки Феофана.

То же качество и та же сила присутствуют и во всех других его сочинениях. Отличаясь своей удивительной простотой и ясностью, они в то же время блистают изяществом и красотой слога, а по местам даже в них чувствуется неподражаемый юмор и ирония, особенно в письмах. От этого так легко и приятно бывает по несколько раз перечитывать их.

Все творения святителя Феофана насыщены глубоким, личным духовным опытом. И в этом должна заключаться главная сущность всякого писания, а тем более духовного. Потому-то так просто и свободно преосвященный автор трактует вопросы, и догматики, и экзегетики, и нравственности с аскетикой.

Мы имеем полное основание назвать его великим мудрецом христианской философии. Он в такой же степени плодотворен, как и св. Отцы 4-го столетия.

Приведу еще здесь довольно оригинальный, но ценный для нас отзыв одного священнослужителя об истолковательных трудах преосвященного Феофана. В своих воспоминаниях о семинарской жизни и учении, этот бывший иерей Божий пишет следующее: «Нас почему то держали там (т. е. в Семинарии Духовной) на весьма плохом учебнике, когда имеется такой гигант по истолкованию писания, как епископ Феофан. Нам не позаботились даже сообщить о нем. Я всего неделю тому назад наткнулся на него случайно у соседа священника. И теперь все мои надежды на успех в борьбе с сектантами покоятся на истолковательных трудах еп. Феофана. Если эти труды его основательно изучить, то можно не бояться каких угодно сектантов. Будь преосвященный Феофан не епископом, а просто литератором, он был бы великим писателем земли русской, мировым гением, а у нас он сокрыт под кучами былия сухого».

Для того, кто не знает епископа Затворника, кто никогда его не читал, слова эти могут звучать, как парадокс. Но, кто прикоснулся к творениям его, тот сразу же может убедиться в необычном их действии на волю, ум и сердце. Сила слова его невольно зажигает в вас пламень ревности о спасении душевном и активно толкает на борьбу с первым виновником всех наших зол — диаволом.

Этим то вот сильным словом и особой, ему только одному присущей, простотой и выразительностью — он прямо покоряет ум и ведет его по совершенно новому пути.

В общем надо признать, что во всякой письменной работе запечатлеваемый и излагаемый личный опыт оживляет писание, делает его приятным и прекрасным; и, наоборот, вымученное размышлением и долгим, упорным обдумыванием — мертвит и сушит содержание страниц.

У святителя Феофана все мысли — на ладони, как и сам он, смиреннейший и кротчайший, весь был открыт и прост.

И теперь, смотришь на его изображение и умиляешься его величавому образу, полному неземного обаяния и красоты. Ведь это он так обильно в письменной форме разливал благодатный свет утешения, ободрения и укрепления по всему лицу земли Русской, а нередко и за пределами ее.

Нигде мы не встретим у духовных писателей XIX-го века такого светлого, жизнерадостного настроения, такого духовного ликования, такого совершенного отсутствия пессимизма и отчаяния, как у епископа Феофана.

В заключение, мне хочется привести несколько строк его о простоте и покорности святой вере.

Святитель рекомендует смотреть на истину просто; так, как содержится она в нашем сердце. Он был против умствований. «В делах веры и спасения не философия требуется, а простое, покорное приятие преподанного. Пусть все, молча, принимают. Умишко надо под ноги стоптать, вот как на картине Михаил Архангел топчет сатану. Михаил Архангел, это — ум, покорный истине Божией, а сатана, это — ум возмутительный, суемудренный, от которого все революции, и в семействах, и в Церкви... Пусть не думают, что в области веры нет философии... Нет, совокупность истин веры есть самая стройная, возвышенная, утешительная и воодушевительная философия, система настоящая, какой не представляет ни одна система философии. Только до созерцания сей системы нельзя взойти вдруг. Надо принимать истину за истиною чисто, как преподается, без суемудрия, и слагать их в сердце... Когда соберутся все истины, тогда сознание, молитвою изощренное, узрит строй их и будет ими наслаждаться. Эта премудрость — от века сокровенная. Какие-нибудь бредни, напр., хоть Гегелевские, ведь слушают же с терпением до конца, хотя ничего не понимают в них. Пусть так поступают в отношении к истинам Божиим. Разница будет та, что здесь всякая истина понятна, а в конце воссияет в душе свет великий, которому нет подобного. А там, и в продолжении, и в конце — все тьма пребезотрадная».

Вот как удивительно хорошо изложен у него настоящий, живой поход к истинам св. веры.

Так, Бог даст, и в дальнейшем, мы позаботимся дать читателю, все для него пригодное и полезное, черпая для этого обильно из источника дивных святительских творений.

И думается нам, что встреча с старым другом имеет всегда особую прелесть и пользу; так и здесь, кто уже знаком с произведениями и жизнью святителя Феофана, для того, надеемся, так же приятно будет встретиться с ним вновь на страницах этого скромного и не совершенного труда.

Об авторе. Протоиерей Николай Депутатов (1896-1982) Родился 5 декабря 1896 г. в городе Вольске Саратовской губ. Окончил Саратовское реальное училище (1913) и военное училище в г. Гори (Грузия) (1916). Участник мировой и гражданской войны. Эмигрировал из Семиречья в Китайский Туркестан. С 1922 года работал и учился в Харбине. В 1939 году окончил богословский факультет института св. Владимира. Принял священство. В 1949 г. был назначен настоятелем Успенской церкви в Харбине. В 1957 г. прибыл в Австралию. С 1962 г. настоятель собора в г. Брисбен (Австралия). В 1964 г. упомянут как протоиерей, благочинный русских православных приходов Австралийско-Новозеландской епархии РПЦЗ в штате Квинсленд (Австралия). Сотрудник церковных журналов "Хлеб Небесный" (Харбин), годовых выпусков Харбинского богословского факультета, "Церковное Слово" (Сидней), "Православная Русь" (Джорданвилль).




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: