Протоіерей Андрей Хойнацкій – Историческое изслѣдованіе о жизни и дѣятельности преподобнаго Ѳеодора, князя Острожскаго (въ монашествѣ Ѳеодосія).

1. Происхожденіе и родъ преподобнаго Ѳеодора.

У старинныхъ польскихъ писателей издавна существуетъ мнѣніе, будто князья Острожскіе, а съ тѣмъ вмѣстѣ и пр. Ѳеодоръ, были потомкали Романа (Мстиславича) Галицкаго, чрезъ Василія правнука его, князя на Острогъ «Острожскаго»{1}. Отъ того-то, между прочимъ, и въ старинномъ «лѣтописцѣ южнорусскомъ», составленномъ въ XVII в., Галицкій князь Даніилъ Романовичъ положительно называется представителемъ рода князей Острожскихъ и соотвѣтственно тому излагается слѣдующее родословіе ихъ княжескаго Оcтрожскаго дома: «Романъ (11-й) Даниловичъ, родной братъ князя Льва, (старшаго сына Данила Романовича), оставилъ сына Василія, князя Острожскаго; тотъ Василій оставилъ по себѣ сына Даніила, князя на Острогѣ; отъ Даніила остался сынъ Ѳеодоръ» и т. д.{2}.

Но это мнѣніе точно также не имѣетъ основанія, какъ и другое старопольское сказаніе о происхожденіи самаго Романа Галицкаго, будто бы отъ Давида Игоревича, не смотря на то, что у того же стариннаго лѣтописца южнорусскаго этотъ послѣдній прямо даже именуется «продколъ княжатъ Острожскихъ»{3}, потому что по прямому сказанію нашей отечественной исторіи Даніилъ вовсе не былъ потомкомъ Ярослава Святополковнча, а происходилъ по прямой линіи отъ Владиміра Мономаха, чрезъ сына его Мстислава I-го и правнука Мстислава Изяславича II-го, отца Романа Галицкаго{4}.

Настоящее несомнѣнно-историческое свидѣтельство о происхожденіи пр. Ѳеодора, равно какъ и всего Острожскаго княжескаго рода, представляютъ старинные помянники кіевскихъ церквей, гдѣ записанъ «родъ князя Константина Ивановича Острожскаго», вскорѣ послѣ погребенія его въ Кіево-Печерской лавръ, слѣдовательно въ тридцатыхъ годахъ XVI въка. Тамъ имена предковъ князя Константина представляются въ слѣдующемъ порядкѣ:

«Князя Георгія,

князя Димитрія,

князя Даніила,

князя Ѳеодора во иноцѣхъ Ѳеодосія» и т. д.

Соотвѣтственно этому рядъ княгинь представляетъ слѣдующія имена:

«княгини Варвары,

княгини, инокини Елисаветы,

княгини Василиссы,

княгини Агаѳіи, во инокиняхъ Агриппины», и пр.

Такимъ образомъ, мы получаемъ родоначальниковъ пр. Ѳеодора въ лицѣ прадѣда его князя Георгія и его княгини Варвары и дѣда его Димитрія и княгини его Елисаветы{5}.

Кто же, спрашивается, были эти родоначальники? На этотъ вопросъ мы имѣемъ положительный и самый ясный отвѣтъ въ старинномъ помянникѣ Дубенской церкви, который составленъ, какъ съ немъ самомъ говорится, по старѣйшимъ «поминаніямъ» тойже церкви, и въ которомъ князь Георгій и его княгиня Варвара прямо именуются «благовѣрными князьями Туровскими»{6}. Эта небольшая замѣтка яснѣе всѣхъ генеалогическихъ изслѣдованій указываетъ намъ на князей Острожскихъ, какъ на отрасль древлерусскихъ князей Туровскихъ и Пинскихъ, которые въ свою очередь тоже происходили отъ св. равноапостольнаго Владиміра, но уже не чрезъ внука его Игоря Ярославича, отца Давидова, какъ того желаютъ польскіе писатели, а чрезъ правнука Владимірова – Святополка II-го Изъясловича. Родной внукъ этого Сватополка Юрій Ярославичъ имѣлъ внука Владиміра князя Пинскаго; а отъ сего то послѣдняго и родился Юрій или Георгій Туровскій и Пинскій, прадѣдъ пр. Ѳеодора{7}.

2. Родители Преподобнаго Ѳеодора.

Отецъ блаженнаго Ѳеодора князь Даніилъ «на Острогъ» Васильевичъ Острожскій{8} является въ исторіи въ первой половинѣ XIV вгка въ борьбѣ съ Казимиромъ III, королемъ Польскимъ, за самостоятельность западнорусскихъ областей, которыя Казимиръ хотѣлъ подчинить силою оружія своему владычеству. «Было то», какъ говоритъ Стебельскій, въ 1343 г. въ особенности подъ Сандомнромъ. у рѣки Вислы, гдѣ помянутый князь Даніилъ, имѣя при себѣ Дашка, старосту Перемышльскаго, и значительныя орды Татаръ, собранныхъ для своей помощи, такую быструю устроилъ битву съ указаннымъ королемъ Казимиромъ и его войскомъ, собраннымъ съ цѣлаго государства (Польскаго), что положилъ трупомъ самаго даже (Королевскаго) Гетмана Войцѣха Цѣлея, воеводу Сандомирскаго изъ дому Габданкъ, змѣстѣ съ огромнымъ множествомъ другихъ убитыхъ воиновъ»{9}.

Затѣмъ въ другой разъ мы видимъ Даніила въ новой борьбъ съ Казимиромъ 1349 г., когда, по словамъ Стебельскаго, «тотъ же Казимиръ, собравши значительное войско для покоренія остальной части земель русскикъ, въ особенности Волынской, Хелмской Бельзской и Брестской, такъ притиснулъ оныя, что устрашенные его мужествомъ князья ихъ, поневолъ должны были покориться ему; въ это время по словамъ того же автора, – и Даніилъ, идя по слѣдамъ другихъ, долженъ былъ сдѣлать тоже самое»{10}.

По особенно родители пр. Ѳеодора отличались примѣрнымъ благочестіемъ и христіанскою любовію къ храмамъ Божіимъ. Въ то время въ Острогъ была церковь святителя Николая, въ которую благочестивый «князь Данило съ княгинею своею Василиссою и съ дѣтыяи сводами» записалъ «землю на имя Чопель уѣздомъ и въ обрубѣ, въ парканѣъ жъ (оградѣ) якъ тая земля въ соби маетъ вѣчно и ненарушимо». – «Мають же тую землю, – какъ писали они въ своей вкладной записи, сохранившейся до XVII въка въ напрестольномъ евангеліи тойже церкви, – «той церкви попы держати и мають соби всякій пожитокъ имати, а за насъ Бога милостиваго просити, и роды наши поминати. А если бы кто мѣлъ той земли кривду чинити, маемъ мы и потомки наши боронити; а еслибы мѣлъ тежъ кто тую землю отъ Божія Церкви отъимати, тотъ маетъ предъ милостивымъ Богомъ на страшномъ суду съ нами ся рузсудити»{11}.

Есть также извѣстіе, что князю Даніилу принадлежитъ построеніе каменныхъ укрѣпленій Острожскаго замка, развалины коего существуютъ и по настоящее время{12}. Но когда именно онъ скончался равно какъ и жена его, объ этомъ сами даже польскіе писатели, такъ падкіе на разныя догадки, умалчиваютъ совершенно. Длугошъ говоритъ только, что еще въ 1410 г. Острожскій князь Даніилъ участвовалъ въ битвѣ Ягелла съ крестоносцами подъ Грумвальдомъ, когда Даніилу вмѣстѣ съ другими поручено было охраненіе королевской особы{13}. За тѣмъ всѣ свѣденія о его личности умолкаютъ и на мѣсто Даніила является приснопамятный сынъ его, бл. Ѳеодоръ.

3. Первоначальныя дѣйствія пр. Ѳеодора до вступленія его въ союза съ Свидригайлотъ для борьбы съ Поляками (1386-1430).

Когда родился пр. Ѳеодоръ, объ этомъ также нѣтъ свѣдѣній, какъ и о времени кончины отца его. Знаемъ только, что онъ былъ старшій изъ трехъ сыновей Даніила, и во св. крещеніи былъ названъ Ѳеодоромъ{14}.

Въ исторіи его имя въ первый разъ встрѣчается въ 1386 г., можетъ быть, вскорѣ послѣ кончины отца его, когда король польскій Ягелло и великій князь литовскій Внтовтъ подтвердили за нимъ его Острожское владѣніе и увеличили его удѣлъ округами Заславскимъ и Корецкимъ{15}. Въ 1390 г. Ягелло снова подтвердилъ за нимъ княжества Острожское и Заславское. Въ томъ же году великій князь Витовтъ особою грамотою утвердилъ Ѳеодора въ его имѣніяхъ Бродовѣ, Радосіолкахъ, Радогощѣ, Межиричахъ, Дяковѣ, Свищевѣ и др.{16}.

Послѣ этого исторія молчитъ о пр. Ѳеодоръ до 1408 г. Около этого времени (1399 г.) литовскій князь Свидригайло, нелюбимый Ягелломъ и Витовтомъ за его преданность къ православію и русской народности, былъ схваченъ польскимъ войскомъ, состоящимъ на Волыни, подъ начальствомъ Петра Шафранца Медусскаго и, по повелѣнію Витовта, посаженъ въ кременецкомъ замкѣ въ цѣпяхъ, подъ присмотромъ кременацкаго тогдашняго старосты Конрада Франкельберга (поляка){17}. Это обстоятельство чрезвычайно опечалило православныхъ обитателей Литвы и Волыни, для которыхъ Свидригайло былъ единственною надеждою противъ латино-польскихъ затѣй Ягелла и Витовта. Но особенно ближайшее участіе принялъ въ судьбѣ Свидригайла бл. Ѳеодоръ, князь Острожскій{18}. Съ этою цѣлію онъ подослалъ въ Кременецъ двухъ испытанныхъ человѣкъ рыцарскаго званія: Димитрія и Геліата, которые подъ предлогомъ разныхъ услугъ должны были войти въ милость замковаго старосты Франкельберга. Такимъ образомъ, заручившись ихъ содѣйствіемъ, Ѳеодоръ въ страстный четвертокъ 1408 г. съ пятью стами вооруженныхъ воиновъ явился подъ стѣноми кременецкаго замка и, при содѣйствіи помянутыхъ единомышленниковъ, овладѣвъ замкомъ, умертвилъ старосту Конрада, перерѣзалъ польско-лптовскуіо стражу и ягелловыхъ комиссаровъ и освободивши изъ оковъ Свидригайла, отпустилъ его на волю, откуда тогъ, подъ прикрытіемъ ста пятидесяти волынскихъ всадниковъ, удалился въ Венгрію{19},

Затьмъ въ 1422 г. бл. Ѳеодоръ снова является въ числѣ сподвижниковъ князя Сигизмунда Корыбутовича, отправлявшагося въ Чехію, по просьбѣ жителей города Праги, на помощь противъ нѣмцевъ, ожесточенно старавшихся утопить въ крови ученіе Гусса. «Князь Русскій изъ рода князей Острожскихъ» по выраженію Палацкаго, онъ дѣйствовалъ вмѣстѣ съ Сигизмундомъ до самаго его паденія 1427 г.{20}.

Есть основаніе думать, что бл. Ѳеодоръ не оставилъ Гуситовъ и по удаленіи Сигизмунда изъ Чехіи, потому что еще въ 1430 г мы снова видимъ его въ качествѣ охотника въ силезскомъ походѣ Гусейтовъ{21}. И безъ сомнѣнія участію блаж. князя Чехи обязаны были тѣми успѣхами, которые достались на ихъ долю въ неравной борьбѣ съ нѣмецко-католическою партіею{22}.

4. Преподобный Ѳеодоръ въ борьбѣ съ поляками за православіе и русскую народность въ качествѣ союзника Свидригайлова до Морахвской битвы 30 ноября 1432 г. (1430-1432).

Въ 1430 г. скончался Витовтъ, не оставивъ по себѣ наслѣдниковъ мужескаго пола, – и волыняне вмѣстѣ съ литовцами избрали на его мѣсто своимъ великимъ княземъ любимаго, хотя и суроваго Свидригайла брата Ягеллова. Но, къ сожалѣнію, Свидрагайлу посчастливилось подобно Витовту. – и, по его избраніи, немедленно между литовцами и русскими завязалась сильная междоусобная борьба за преобладаніе. Борьба эта, вспыхавшая и до того времени, среди междоусобій Кейстута, Ягелла, Явнута, Свидригайла и др., и подъ конецъ затихшая было, вслѣдствіе талантовъ и внѣшней предпріимчивости Витовта, нашла на этотъ разъ болѣе способныхъ представителей и обозначилась рельефно въ двухъ соискателяхъ великокняжескаго престола. Литовская партія, опиравшаяся на общинную, демократическую, преданную роду Кейстута, Жмудь, сгрупировалась около Жигимонта Кейстутовича, «мыслившаго въ сердцу своемъ, по діаволю наущенію, како бы весь рожай (родъ) шляхетскій погубити, и кровь ихъ разлити и поднести рожай хлопскій, псю (собачью) кровь». Руская партія въ лицѣ многочисленныхъ княжескихъ родовъ Рюриковичей и Гедиминовичей, опираясь на княжеское аристократическое ѳеодальное начало и православную вѣру, имѣла представителемъ своимъ своего любимца православнаго Свидригайла Ольгердовича. Въ сторонъ отъ обѣихъ партій зараждалась третья, которой суждено было вскорѣ восторжествовать надъ обѣими. Это партія польская. Она имѣла опору въ мелкой русской боярщинъѣ, мечтавшей о равноправности съ польскою шляхтою, и въ нѣкоторыхъ литовкихъ сановникахъ, возведенныхъ польскимъ вліяніемъ въ крупныя должности. Партія эта, равно враждебная и общинной Жмуди и княжеской Руси, пока значительно уступавшая въ силъ обѣимъ, вела свои дѣла осторожно. Опираясь на польскую помощь, она дружила поперемънно, смотря по обстоятельствамъ, съ обѣими враждующими сторонами, а между тѣмъ, въ виду будущей «уніи», помагала полякомъ оттягивать у Литвы одну землю за другою{23}. Наконецъ 17 октября 1432 г. слабый Жигимонтъ, подставленпый поляками на мѣсто Свидригайла, уступая домагательствамъ этой послѣдней партіи, подписалъ въ Городлѣ актъ, которымъ уступилъ Польшѣ области Владимірскую и Луцкую съ гг. Городло, Олескомъ, Ратномъ Лопатинымъ, и далъ клятву не вступать ни въ какой союзъ безъ согласія Рѣчи Посполитой{24}.

Среди этой борьбы Ѳеодоръ Острожскій, какъ выражается современный ему Длугошъ, «мужъ изъ всѣхъ вождей Литвы и Руси, великой смѣлости и огромнаго авторитета въ войскахъ», является самымъ дѣятельнымъ, храбрымъ и распорядительнымъ сподвижникомъ Свидригайла{25}.

Въ 1432 г. Свидригайло поручилъ Ѳеодору защищать землю подольскую, которою поляки старались завладѣть подъ видомъ помощи Жигимонту. Тѣснимый превосходными силами, Ѳеодоръ однако успѣлъ удержаться на Подолѣ, отнялъ у поляковъ Смотричъ, овладѣлъ Скалею, сжегъ Брацлавъ, снабженный польскими продовольствіями и такимъ образомъ очистивъ брацлавщину, по словамъ лѣтописца южнорускаго, «все Подолье на Швидригайла до Руси вырвалъ у поляковъ»{26}.

Нечего говорить, что такого рода дѣйствія Острожскаго князя не могли понравиться Рьчи Посполитой; тѣмъ менве могли онѣ успокоить Ягелла. Потому какъ только король польскій узналъ объ этомъ, то немедленно самъ «до льва вытягнувши, послалъ войско коронное на Подолье» подъ предводительствомъ польскихъ полководцевъ Самотульскаго и Яна Менжика изъ Домбровы{27}.

Уже поляки вступили въ землю подольскую. Но блаж. Ѳеодоръ никакъ не хотѣлъ пускаться въ открытую битву, какъ этого ожидали польскіе полководцы. Вмѣсто этого, какъ выражается Зубрицкій, онъ по «русскому обычаю», началъ отступать, предпринимая только небольшія стычки и захватывая по временамъ польскіе отряды, посылаемые для фуражировки{28}. Такимъ образомъ, волею неволею поляки были завлечены въ самою глубь страны. Между тѣмъ начиналась зима (въ ноябрѣ мѣсяцѣ), и ослабленное долгимъ походомъ и стужею польское войско рѣшилось наконецъ вернуться домой.

Но въ то самое время, когда, по словамъ лѣтописца южнорускаго, «ляхи для близкой зимы уже до дому се вертали», и изнеможенные зашли въ болотистыя окрестности Морахвы, (Мурафы, впадающей въ Днѣстръ), блаж. Ѳеодоръ, который по словамъ тогоже лѣтописца, нарочито «таемне за ними тянулъ, часу и мѣстца и пригоды (случая), гдѣ бы на нихъ ударить смотрѣлъ», – быстро обошелъ впередъ и засѣвъ съ войскомъ въ лѣсу, на противоположномъ берегу Морахвы не вдали отъ Копостырина выюдилъ поляковъ и, не давъ имъ опомниться, «зъ великимъ и гвалтовнымъ окрикомъ неожидано ударилъ на непріятеля»{29}. «Въ то время рѣка уже трохи замерзла», и «ляхи, будучи встревожены пригодою новою и несподѣванною, одни ударились ледъ ломать, а другіе возы свои въ гати покинувши и поперевертавши, учинили битву». Но войско Ѳеодора было несравненно сильнѣе и многочисленнѣе, – и «ляховъ помѣшанныхъ изъ рѣки выѣзжаючихъ, Русь отвсюль назрѣвали, били, топили и имали»{30}.

И безъ сомнѣнія Острожскій князь въ это время истребилъ бы все польское войско, или же захватилъ бы оное въ плѣнъ, еслибы случайно, «по Божьему смогрѣнію (divina providentia), какъ выражается Длугошъ, не подоспѣлъ на помощь» полякамъ полковникъ Кемличь или Кеньбичъ, который находился въ то время не вдали «на сторонѣ» за фуражировкою съ польскимъ войскомъ въ сто коней. Онъ ударилъ на войско Ѳеодора съ тылу, – и этимъ заставилъ осторожнаго князя прекратить на время битву до дальнѣйшаго удобнаго времени{31}.

5. Послѣдствія Морахвской битвы и дальнѣйшія дѣйствія Ѳеодора въ борьбѣ съ польскою партіею до размолвки съ Свидригайломъ, 1432-1433 г.

Есть писатели, которые говорятъ, что самъ Ѳеодоръ, устрашенный Кемличемъ, бѣжалъ изъ подъ Копостырина, потерявши значительную часть войска{32}. Но болѣе добросовѣстные писатели (Зубрицкій, Нарбутъ и др.) сами сознаются, что это бѣгство досталось на долю не Ѳеодора, а поляковъ{33}. Есть письмо нѣкоего Людовика Ляисе къ великому Магистру ордена Меченосцевъ отъ 20 декабря, слѣдовательно чрезъ три недѣли послѣ Морахвской битвы, въ которомъ тотъ извѣщаетъ, что Свидригайло получилъ свѣдѣніе, что Ѳеодоръ положилъ подъ Коперштилемъ двадцать тысячъ поляковъ, между которыми одной шляхты было душъ четыреста{34}. Кромѣ этого, по свидѣтельству Зубрицкаго, поляки тоже «усѣяли своими трупами окрестности Мурафы, и преслѣдуемые татарами и бессарабами, съ трудомъ, и притомъ въ небольшомъ количествѣ воротились въ границы Польши»{35}. Если войско Ѳеодора дѣйствительно пострадало на берегахъ Мурафы, то это надобно сказать только о находящихся въ его полкахъ – «Волохахъ», которые по словамъ лѣтописца южно-русскаго, въ то время были «на лупѣзствѣ», т. е. занимались ограбленіемъ побитаго польскаго войска. По свидѣтельству тогоже лѣтописца «ихъ точно побито отъ ляховъ и погибнуло много. Но за то и по дѣломъ, – за грабежъ беззаконный»{36}.

Послѣ этого Острожскій князь провелъ зиму въ окрестностяхъ Каменца-Подольскаго, выжидая дальнѣйшихъ дѣйствій Свидригайла{37}. И какъ только весною (1434 г.) Свидригайло снова пошелъ противъ поляковъ, въ тоже время вмѣстѣ съ нимъ поднялся и Ѳеодоръ, и, ни мало не медля, отправился прежде всего въ предѣлы земли Волынской къ тогдашнему столичному волынскому городу Луцку. Городъ этотъ находился въ рукахъ поляковъ и былъ укрѣпленъ двумя оборонительными замками, возвышающимися на двухъ взгорьяхъ. Несмотря на это, Ѳеодоръ овладѣлъ городскими укрѣпленіями и, отнявъ Луцкъ у поляковъ, покорилъ его своему союзнику Свидригайлу{38}.

За тѣмъ въ томъ же году (1433) мы снова видимъ Ѳеодора на Подольи подъ стѣнами Каменецкой крѣпости, остававшейся еще во власти поляковъ подъ начальствомъ «молодаго рыцаря» (по Нарбуту) и «знаменитаго военачальника» (по Зубрицкому) Теодорика Бучацкаго{39}. Чтобы, по обычаю, не проливать напрасно крови тамъ, гдѣ можно было разсчитывать на воинское искуство, Ѳеодоръ устроилъ подъ Каменцемъ засаду. Съ этою цѣлью онъ началъ подсылать подъ стѣны замка небольшіе отряды татаръ, которые должны были нападать и грабить окрестности, чтобы выманить непріятеля въ открытое поле. А самъ между тѣмъ съ отборнымъ войскомъ засѣлъ не вдали въ горахъ, выжидая непріятеля. Неподозрѣвая никакой хитрости, Бучацкій дался въ обманъ, и въ полномъ увѣреніи, что это точно небольшіе отряды безспокоятъ городъ и его окрестности, вышелъ изъ крѣпости, чтобы наказать разбойниковъ и погнался за татарами. Татары стали незамѣтно отбиваться и отступать, пока не привели его на данное мѣсто. Теперь только Бучацкій понялъ въ чемъ дѣло, но уже было поздо. Отрѣзанный отъ крѣпости, онъ принужденъ былъ уступить ее, и, не смотря на самое отчаянное сопротивленіе, достался въ плѣнъ Ѳеодору{40}.

Ѳеодоръ тотчасъ отправилъ его къ Свидригайлу, а самъ, немедля, пошелъ къ Каменцу Подольскому и здѣсь, овладѣвъ крѣпостію, подчинилъ ее своей власти безъ великаго сопротивленія{41}.

Теперь вся Подольская страна была въ рукахъ Ѳеодора, или точнѣе въ рукахъ Свидригайла, во имя котораго Ѳеодоръ дѣйствовалъ. Потому, покончивъ съ поляками въ Каменцѣ, Ѳеодоръ оставилъ надежную стражу на Подольи, и помимо Теребовля и Олеска, вверхъ по Бугу, снова отправился на Волынь къ Владиміру{42}.

Тамъ въ это время дѣйствовалъ во имя Свидригайла другой полководецъ – Носъ, управлявшій значительными отрядами Волынскаго войска. Неутомимый Острожскій князь тотчасъ соединился съ Носомъ и вмѣстѣ съ нимъ отправился чрезъ Ллобовлю въ Подлясье осаждать замокъ Брестъ-Литовскій, занятый польскими войсками{43}. Правда на этотъ разъ счастіе несовсѣмъ поблагопріятствовало Ѳеодору у Бреста. Уже русскіе полководцы сожгли окрестности и, осадивши заимокъ, «за малымъ чимъ не взяли его во власть свою», какъ въ то самое время къ Бресту прибыли польскія войска, посланныя королемъ на выручку замка, и Ѳеодоръ долженъ былъ снять осаду{44}. Но вслѣдъ за симъ онъ ударилъ снова на другія польскія войска и, соединившись съ Носомъ, прогналъ поляковъ за Бугъ, и такимъ образомъ мало не всю Литву очистилъ для Свидригайла{45}.

Теперь поляки поневолѣ должны были понять, что съ православнымъ русскимъ народомъ вовсе не такъ легко справиться, какъ это казалось съ перваго взгляда. Вслѣдствіе этого, не смотря на всю свою фанатическую преданность Польшѣ и католицизму, Ягелло долженъ былъ наконецъ уступить, – и какъ борьба, очевидно, шла за православіе и русскую народность, то, благодаря побѣдамъ Ѳеодора, польскій король вынужденъ былъ «не только особымъ закономъ оградить свободу православной Церкви на Волыни, но и сравнить русское дворянство съ польскимъ въ правахъ и преимуществахъ и обязался оставить безъ исполненія всѣ замыслы, враждебные православію» (1433 г.){46}. Свидригайло возвратился на Волынь и поселился въ Луцкѣ{47}.

6. Размолвка съ Свидригайломъ и временное примиреніе съ поляками до Вилькомирской битвы (1433-1435).

Въ 1434 г. Ѳеодоръ снова отправился на Подолье, – и здѣсь во второй разъ отнялъ «на Свидригайла» у поляковъ городъ Брацлавъ, завоеванный, вѣроятно, во время его отсутствія (1433 г.), Стефаномъ, воеводой молдавскимъ и отданный имъ Рѣчи Посполитой{48}. Въ тоже время скончался Ягелло и на его мѣсто вступилъ малолѣтній сынъ его Владиславъ Варнскій. Надобно думать, что суровый Свидригайло давно уже не совсѣмъ былъ радъ успѣхамъ Ѳеодора, потому что хотя они и совершаемы были во имя Свидригайла, но всѣ симпатіи русскаго народа обращались само собою на сторону Ѳеодора, особенно послѣ того, какъ, побужденью успѣхами послѣдняго, поляки должны были даровать особыя права православной церкви и русскому дворянству. Можетъ быть, къ этому присоединилось еще и то, что самъ Ѳеодоръ, какъ догадывается Зубрицкій, «рѣшился уже болѣе не полагаться на силы Свидригайла, но только на свои собственныя, какъ происходившій самъ нѣкогда отъ владѣтельныхъ князей русскихъ»{49}.

Какъ бы то ни было, но со вступленіемъ на престолъ малолѣтняго Владислава, Свидригайло, почуявъ новую силу, рѣшился отдѣляться отъ Ѳеодора. Вслѣдствіе этого, въ 1435 г., Свидригайло самъ неожиданно вторгся въ предѣлы Подолья, и поразивъ Ѳеодора, захватилъ его въ плѣнъ, и даже, по сказанію Кромера, заключилъ въ тюрьму{50}.

И безъ сомнѣнія Свидригайло не легко расквитался бы съ Ѳеодоромъ за свое недовѣріе, если бы на этотъ разъ православные не вступились за своего любимаго князя и не освободили его изъ рукъ Свидригайла. «Онъ былъ любимъ, по выраженію Нарбута, волынянами и подолянами»; потому, узнавъ о плѣненіи Ѳеодора, тѣ и другіе немедленно подняли мятежъ и, соединившись съ польскими полководцами на Руси: Викентіемъ Самотульскимъ и Михаиломъ Бучацкимъ, ударили на Свидригайла, и, принудивъ его отступить, освободили Ѳеодора, названнаго здѣсь, какъ говоритъ Зубрицкій «Несвижскимъ»{51}.

Понятно само собою, что это печальное обстоятельство не могло не отразиться на отношеніяхъ Ѳеодора къ Свидригайлу. И Острожскій князь, лишенный такимъ образомъ опоры къ представители православнаго литовскаго русскаго народа, вынужденъ былъ хотя на первыхъ порахъ искать опоры у поляковъ, къ тому еще принявшихъ участіе въ его освобожденіи. Слѣдствіемъ сего было то, что, какъ свидѣтельствуютъ польскіе историки, Ѳеодоръ не только примирился съ поляками, но даже хотѣлъ было возвратить королю польскому завоеванные имъ города Брацлавъ и Каменецъ-Подольскъ. Но для поляковъ достаточно было пока и одного обращенія на ихъ сторону храбраго Острожскаго князя. Потому они не приняли его приношенія, но чтобы еще болѣе расположить Ѳеодора въ свою пользу, не только подтвердили за нимъ его наслѣдственное имѣніе Збаражъ, Винницу, Хмѣльникъ и Соколъ{52}, но даже оставили за нимъ Брацлавъ и Каменецъ въ его посмертное владѣніе{53}.

7. Вилькомирская битва, связь Ѳеодора съ Литовскимъ княземъ Казиміромъ, и его военныя и др. заслуги (1435-1441).

Какъ и слѣдовало впрочемъ, размолвка Ѳеодора съ Свидригайломъ и примиреніе его съ поляками продолжались недолго. Вскорѣ пришла рѣшительная минута, когда услуги храбраго Острожскаго князя снова понадобились Свидригайлу. Это было въ томъ же 1435 г. когда послѣдній рѣшился покончить однимъ ударомъ борьбу съ литовскою польскою партіею. Свидригайло собрался со всѣми силами. Въ лагерь его прибыло болѣе сорока литовскихъ русскихъ князей съ своими ополченіями. Князья тверскіе доставили многочисленное войско. Въ станѣ Свидригайла явился даже Магистръ Ливонскій съ своими рыцарями и наемными нѣмцами.

Вь это знаменательное время не утерпѣла и пылкая душа мужественнаго Ѳеодора, и онъ, забывъ обо всемъ, и о своей обидѣ и о своемъ примиреніи съ полякам, снова явился на помощь Свидригайлу{54}.

Свидригайло поручилъ Ѳеодору вмѣстѣ съ Жигимонтомъ Корыбутовичемъ набрать многочисленный отрядъ давно знакомыхъ ему гусситовъ изъ Чехіи и Силезіи, считавшихся въ то время лучшими военними людьми въ Европѣ. Огромная сила, собранная Свидригайломъ, двинулась изъ Витебска въ Вильну. Но въ то время, когда войско Свидригайла приближалось къ Вилькомиру, на дорогѣ оно было встрѣчено небольшимъ жмудскимъ ополченіемъ подъ начальствомъ Михаила Жигимонтовича. Завязалась упорная битва, въ которой Свидригайло былъ разбитъ на голову. Магистръ Ливонскій, князь Жигимонтъ Корыбутовичъ. нѣкогда нареченный король Чешскій, и съ нимъ болъе 10 другихъ князей пали въ битвѣ. Свидригайло бѣжалъ въ Волощину, и тамъ по выраженію Лѣтописца, «болѣе семи годъ овцы паствилъ, безвѣстно скрываясь». – Русская партія упала духомъ. Оставшіеся въ живыхъ предводители ея или несли повинную Жигимонту Кейстутовичу, теперь окончательно утвердившемуся на мѣстѣ Свидригайла, или были заточены имъ въ темницу{55}.

Въ эту тяжелую для русскихъ минуту сокрушилась и непоколебимая энергія мужественнаго Ѳеодора Острожскаго. По крайней мѣрѣ послѣ этого только разъ еще видимъ его въ борьбѣ съ татарами въ 1438 г.{56}. Впрочемъ Жигимонтъ Кейстутовичъ торжествовалъ тоже недолго. Ободренные Вилькомирскимъ пораженіемъ поляки снова начали вмѣшиваться въ дѣлы Литвы и руководить правленіемъ Жигимонта. Это наскучило литовцамъ и Сигизмундъ, въ 1440 г., былъ лишенъ жизни и на его мѣсто избранъ младшій сынъ Ягелла – Казиміръ. Будучи самъ отъ природы преданъ интересамъ литовско-русскаго народа, Казиміръ прогналъ отъ себя поляковъ, примирился съ своимъ дядею Свидригайломъ, и утвердивъ за нимъ владѣніе на Волыни съ г. Луцкомъ, въ тоже время не забылъ и мужественнаго Острожскаго князя, и ему предоставилъ управленіе, на правахъ намѣстничества, другою частію Волыни, которую Казиміръ вмѣстѣ съ гг. Владиміромъ, Дубномъ и Острогомъ присоединилъ къ своему княжеству Литовскому (1441 г.){57}.

Такимъ образомъ, къ концу первой половины XV в. мы видимъ бл. Ѳеодора богатымъ вотчинникомъ, обладающимъ обширнѣйшими имѣніями и землями въ самыхъ лучшихъ областяхъ Подоліи и Волыни. Кромѣ сего, преданіе усвояетъ ему также усовершенствованіе на Руси военнаго искуства чрезъ введеніе особаго гуссигскаго строя въ войскѣ, называемаго «Таборомъ». Въ послѣдствіи этотъ строй былъ усвоенъ малороссійскими козаками и въ теченіи трехъ столѣтій доставлялъ имъ не одну побѣду надъ турками, татарами и поляками{58}.

Есть также извѣстіе, что пр. Ѳеодору принадлежитъ созданіе въ Острогѣ каменной Пречистенской церкви, которая еще въ XVII в была обращена въ костелъ, и въ такомъ видѣ, къ сожалѣнію, существуетъ и до настоящаго времени{59}.

Но на этомъ собственно и оканчивается вся мірская дѣятельность бл. Ѳеодора. Послѣ сего «пр. Ѳеодоръ Даниловичъ», какъ читаемъ въ краткомъ Кіево-печерскомъ сказаніи XVII в., «оставивъ прелесть міра сего и княжескую славу, взялъ на себя святое иночество, и такъ подвизався крѣпко о спасеніи своемъ, угождаючи Богу ажъ до смети, душу свою всяко украшаючи, Господеви въ руцѣ отдалъ»{60}.

8. Поступленіе пр. Ѳеодора въ Кіево-Печерскую лавру и его дѣятельность въ званіи инока.

Къ сожалѣнію, впрочемъ, исторія, такъ богатая свѣдѣніями о мірской дѣятельности пр. Ѳеодора, почти ничего не сохранила намъ о его монашествѣ. Извѣстно только, что, оставивъ міръ, бл. Ѳеодоръ поступилъ въ Кіево-Печерскую обитель, что его жена Агафія также была инокинею, подъ именемъ Агрипины; но какъ и когда это сдѣлалось, мы почти положительно не знаемъ.

Пр. Филаретъ Черниговскій полагаегь, что пр. Ѳеодоръ «удалился въ печерскую обитель и смѣнилъ княжескую мантію на иноческое вртище, послѣ жаркой битвы съ татарами 1438 r.»{61}. Тоже самое мнѣніе раздѣлаетъ и г. Максимовичъ въ своихъ письмахъ о князьяхъ острожскихъ{62}. Но мы видѣли, что еще въ 1441 г. великій князь Литовскій Казиміръ поручаетъ бл. Ѳеодору управленіе волынскиии городами: Острогомъ, Дубномъ и т. п. Потому всего вѣроятнѣе надобно полагать, что пр. Ѳеодоръ поступилъ въ Печерскую обитель между 1441 и 1446 г., когда исторія совершенно умалчиваетъ о немъ и на его мѣсто является уже сынъ его Василій Ѳеодоровичъ Красный{63}.

Точно также почти ничего нельзя сказать о дѣятельности пр. Ѳеодора въ званіи печерскаго инока. Извѣстно только, что съ принятіемъ иноческой мантіи пр. Ѳеодоръ, по обычаю монашескому, перемѣнилъ прежнее свое мірское имя и принялъ новое имя Ѳеодосія, можетъ быть, въ память пр. Ѳеодосія печерскаго, по слѣдамъ котораго бл. князь судилъ подвизаться въ его «Ѳеодосіевой пещеръ»{64}. Затѣмъ изъ остальныхъ свѣдѣній, сообщаемыхъ преданіемъ, можно указать развѣ на извѣстія, сохранившіяся въ старинномъ печерскомъ тропарѣ и современномъ ему кондакѣ XVII в., въ которыхъ воспѣвается его «смиренное послушаніе и безмолвіе» (тропарь), и за тѣмъ приглашаются вѣрніи усердно восхвалить «красоты ризныя возгнушавшагося и богатства тлѣннаго со благодареніемъ отвергшагося, въ ризу же безсмертія облешагося и богатому во щедротахъ послѣдовавшаго Христови, Ѳеодора достославна», и т. д.{65}. Изъ этого, между прочимъ, видно, что пр. Ѳеодоръ, отказавшись отъ міра, по преимуществу предался безмолвію и послушанію, и вмѣстѣ съ симъ посвящалъ себя на дѣла благотворенія и любви христіанской. Но, безъ сомнѣнія, искушенный житейскимъ опытомъ въ непостоянствѣ всего мірскаго, онъ опасался опять подвернуться новой славѣ, и потому тщательно скрывалъ свою жизнь отъ взоровъ человѣческихъ, «угождая только Господу», Котораго одного избралъ теперь своимъ покровителемъ и защитникомъ отъ всѣхъ душевныхъ бурь и треволненій.

Неизвѣстно даже положительно, былъ ли пр, Ѳеодоръ посвященъ въ іеромонаха или скончался въ санѣ простого инока. На обыкновенныхъ лаврскихъ иконахъ, извѣстныхъ подъ именемъ «собора св. угодниковъ печерскихъ», преподобный Ѳеодоръ изображается въ одеждѣ простаго монаха, въ мантіи и подрясникѣ, опоясаннымъ кушакомъ, съ княжескою короною при ногахъ. Также точно въ званіи простаго инока описывается онъ и у Буслаева: «пр. Ѳеодоръ князь острожскій, надсѣдъ; брада наконецъ космами, власы съ ушей; на плечахъ клобукъ черный, риза преподобническая; руки накрестъ держитъ у сердца»{66}. Сколько помнится, безъ всякаго признака священства изображается наконецъ пр. Ѳеодоръ и на иконѣ, стоящей въ Кіевъ на дальнихъ пещерахъ надъ его мощами. Между тѣмъ въ пятпицкой церкви, въ г. Острогъ, есть старинный образъ пр. Ѳеодора, въ ростъ, находившійся нѣкогда, какъ говоритъ преданіе, въ бывшей острожской семинарской Преображенской церкви, (которая была тамъ въ поіезуитскихъ зданіяхъ). Отсюда послѣ пожара 1825 г. образъ этотъ былъ перенесенъ въ старинную острожскую Николаевскую церковь, а отселѣ по упраздненіи ея въ нынѣшнюю церковь Пятницкую{67}. Судя потому, что эта икона возобновлена, и самое возобновленіе ея относится, по свидѣтельству знатоковъ, къ прошедшему вѣку, – надобно думать, что происхожденіе ея восходитъ къ XVII или къ началу XVIII в.{68}. Между тѣмъ на этой иконѣ пр. Ѳеодоръ изображенъ въ мантіи, съ книгою въ рукѣ и въ епитрахили. Въ такомъ же видѣ изображается онъ и въ церкви Кирилло-Меѳодіевскаго Острожскаго братства и др. Зиачитъ, на Волыни издревле было преданіе о посвященіи пр. Ѳеодора въ іеромонаха. И это преданіе довольно вѣроятно, потому что вообще въ древности всегда любили отличать высокихъ подвижниковъ благочестія священнымъ саномъ; тѣмъ болѣе на таковое почтеніе по всѣмъ правамъ заслуживалъ пр. Ѳеодоръ, соединившій вмѣстѣ съ высокимъ благочестіемъ подвижника знаменитое происхожденіе и такую громкою историческую славу въ свѣтѣ.

9. Кончина преподобнаго Ѳеодора. Время его прославленія. Заключеніе.

Подобно тому, какъ ничего почти не знаемъ мы о жизни и дѣятельности пр. Ѳеодора въ Кіево-Печерской Лаврѣ, также точно неизвѣстно намъ и о времени его кончины. Старинное мало россійское сказаніе говоритъ только, что «пр. Ѳеодоръ Даниловичъ, князь Остроскій, оставивши прелесть міра сего и княжескую славу, ажъ до смерти душу свою всяко украшаючи, Господеви въ руцѣ отдалъ»{69}. Но когда это было, оно не отвѣчаетъ на это ни слова. Г. Максимовпчъ, соглашаясь съ преосв. Филаретомъ касательно поступленія пр. Ѳеодора въ печерскую обитель послѣ 1438 г. не раздѣляетъ мнѣнія митрополита Евгенія, относительно предполагаемой послѣднимъ кончины пр. Ѳеодора въ концѣ XV в.{70}. И точно, несмотря на то, что это мнѣніе повторяется въ словарѣ и указателѣ святыни Кіева и въ другихъ книгахъ, оно на самомъ дѣлѣ не заслуживаетъ вѣроятія по той простой причинѣ, что оно назначаетъ для пр. Ѳеодора необыкновенно длинный періодъ жизни. Ибо если даже считать рожденіе пр. Ѳеодора за 20 лѣтъ до перваго его появленія въ исторіи 1386 г., то, приложивь это время къ 1438 г , мы получимъ такимъ образомъ 72 года. Значитъ къ концу XV в. Ѳеодору должно было исполниться не менте, по крайней мьрѣ, какъ 120 лѣтъ{71}.

Но эго, очевидно, такой длинный періодъ жизни, который непремѣнно былъ бы замѣченъ исторіею, если бы это дѣйствительно было на самомъ дѣлѣ. Поелику же исторія молчитъ обь этомъ, то со всею вѣроятностію надобно полагать кончину пр. Ѳеодора около 20-хъ или 30-хъ годовъ второй половины XV в., когда ему должно было исполниться лѣтъ 80-90{72}.

Съ большею или меньшею достовѣриостію можно сказать только, что пр. Ѳеодоръ скончался 11 августа. Ибо въ этотъ день издревле совершается его память въ Лаврѣ, – и при томъ особо, а не вмѣстѣ только съ остальными угодниками Ѳеодосіевой пещеры 28 августа. А мы знаемъ, чго Церковь издревле, по обычаю, празднуетъ память святыхъ угодниковъ именно въ тотъ день, когда они предаютъ духъ свой Господу{73}.

Какъ бы то впрочемъ ни было, но то наконецъ не подлежитъ сомнѣнію, что пр. Ѳеодоръ скончался во второй половинѣ XV в. въ глубокой старости, и по лаврскому обычаю того времени, былъ погребенъ, вмѣстѣ съ другими подвижниками, на дальнихъ пещерахъ «пр. Ѳеодосія»{74}. Что касается времени его прославленія, то, по всей вѣроятности, оно послѣдовало не позже конца XVI в., потому что уже въ началѣ XVII в., по свидѣтельству Кальнофойскаго (1638 г.), пр. Ѳеодоръ открыто почиваетъ въ Ѳеодосіевой пещерѣ «въ цѣломъ типѣ» наравнѣ съ остальными современными ему угодниками и чудотворцами{75}. Къ этому же времени преданіе относитъ составленіе извѣстнаго уже намъ сказанія объ угодникахъ дальнихъ пещеръ, совмѣстно съ тропарями и кондаками въ честь ихъ, обнародованными въ послѣднее время игуменомъ Модестомъ{76}. Въ этомъ сказаніи, равно какъ и въ ряду тропарей и кондаковъ, тоже находится сказаніе о пр. Ѳеодорѣ, вмѣстѣ съ тропаремъ и кондакомъ въ его имя, подобно другимъ преподобнымъ Ѳеодосіевой пещеры{77}. Наконецъ въ 1643 г. прибылъ въ Кіевъ іеромонахъ и протосинкелъ великой Константинопольской Церкви Мелетій Сиригъ, который, по указанію митрополита Петра Могилы, вмѣстѣ съ общею службою святымъ угодникамъ печерскимъ, составилъ также особую службу преподобнымъ дальнихъ пещеръ на общій праздникъ ихъ 28 августа. И въ этой послѣдней службѣ имя пр. Ѳеодора воспѣвается на равнѣ съ другими совмѣстно съ ними поминаемыми угодниками, какъ напр. Ѳеодосій, Кукша, Иларіонъ (митрополитъ) и др.{78}.

«Блаженный Ѳеодоре, ты, который вселилъ въ персть славу своего благородства, измѣнивши княженіе на монашескій образъ, и въ немъ благоугодилъ своему Владыкѣ и нынѣ живешь со ангелами на небесахъ, молись о насъ, чтобы мы сдѣлались причастниками негибнущей славы, которую одну доставляетъ истинная православная вѣра».

10. Служба пр. Ѳеодору.

Служба пр. Ѳеодору – вообще совершается по общей минеи, по уставу общей службы преподобному единому. На вечерни на Богъ Господь и на молебнахъ.

Тропарь, гласъ 4-й.

«Княжескихъ дароношеній и всего суетствія мірскаго спѣшнѣ отвергая, Божіихъ же дарованій, премудре Ѳеодоре, преискреннѣ пріобщитися желая, пріялъ еси иноческій образъ и въ немъ смиреннымъ послушаніемъ и безмолвнымъ житіемъ Царю небесному благоугождая, получилъ еси отъ него безсмертныя дары, ихже и намъ чтущимъ тя получити молися»{79}.

По 6-й пѣсни.

Кондакъ, гласъ 4-й.

«Красоты ризныя возгнушавшагося и богатства тлѣннаго со благодареніемъ отвергшагося, въ ризу же безстрастія облекшагося и богатому во щедротахъ возслѣдовавшаго Христови, пріидите вѣырнін усердно восхвалимъ Ѳеодора достославна, яко молящася непрестанно о душахъ нашихъ»{80}.

На утрени и на молебнахъ прокименъ, гласъ 4-й: «Честна предъ Господемъ смерть преподобныхъ Его». Евангеліе Матѳея, зач. 43 и по пятидесятомъ псалмѣ стихира.

«Ѳеодоре блаженне, славу благородства своего въ персть вселивый, измѣнивъ княженіе на иноческій образъ, въ немже Владыцѣ своему добрѣ угодивый, и нынѣ со ангелами въ небесныхъ живый, полиса о насъ, да славы негибнущія наслѣдницы будемъ»{81}.

На литургіи прокименъ: Посхвалятся преподобніи во славѣ, и возрадуются на ложахъ своихъ.

Апостолъ Галатомъ, зач. 213. Аллилуіа гласъ 6-й: Блаженъ мужъ бояйся Господа.

Евангеліе общее преподобному: Лук. зач. 24. Причастенъ: Въ память вѣчную{82}.

 

А. Хойнацкій.

 

«Подольскія Епархіальныя Вѣдомости». 1870. Отд. 2. Неофф. № 1. С. 5-12; № 2. С. 37-46; № 3. С. 61-66.

 

{1} Стебельскій «Dotatek do Chronologii», t. III, w Wilnie 1783 r. Genealogia XX Ostrogskich, стр. 17, 67.

{2} Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ къ графинѣ Блудовой». Кіевъ. 1866 г. стр. 3. Сравн. Кромера, t. IX, стр. 239, Крушинскаго Историческій очеркъ Волыни. Житомиръ. 1867 г. стр. 61. Крашевскаго Wspomnenia Wołynia, Poliesia у Litwy, t. 11. стр. 149,

{3} Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 4. По понятіямъ польскихъ писателей родословіе князей Острожскихъ начинается съ Ярослава Святополковича (внука св. Владиміра), князя Владимірскаго на Волыни, убитаго въ 1113 г. подъ Кіевомъ, во время войны съ Владиміромъ Мономахомъ. Онъ былъ дѣдъ Давида Игоревича, и, какъ говорятъ, родоначальникъ князей Острожскихъ Папроцкаго «Herby rycerstwa polskiego», стр. 1099. Сравн. также Стебельскій «Dotatek do Chronologii», стр. 4.

{4} Сравни родословную таблицу временъ удѣльной системы, Иловайскаго «Краткіе очерки русской исторіи», отд. II, стр 25, также Максимовича о князьяхъ Острожскихъ, стр. 4.

{5} Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 4-5. «Несомнѣнно, говоритъ почтен. авторъ, что эти имена были написаны для церковнаго поминовенія еще самымъ княземъ Константиномъ, правнукомъ пр. Ѳеодора; и потому это родоначаліе князей Острожскихъ должно признать за достовьрное и нерушимое».

{6} Памятник. К. К. т. IV, 1, стр. III, Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 5.

{7} Въ концѣ Волынской лѣтописи между прочимъ читаемъ слѣдующее: «Въ лѣто 6800 (1292 г.) преставися Пинскій князь Юрьи, сынъ Володиміровъ, кроткій, смиренный и т. д. И плакася по немъ княгиня его, и сынове его, и вси людіе плакахуся по немъ плачемъ великимъ». «Изъ его сыновей, говоритъ Максимовичъ, съ князя Димитрія начинаются князья Острожскіе» (Письма о князьяхъ Остр. стр. 6.).

{8} То, что нѣкоторые и даже самъ Преосвящ. Филаретъ Черниговскій (Русск. Свят. м. Августъ, 28 д.) называютъ пр. Ѳеодора не Даниловичемъ, а Васильевичемъ, есть неболѣе, какъ догадка Нѣсецкаго, который въ своемъ гербаріи (т. III; помѣщаетъ между Ѳеодоромъ и Даніиломъ еще нѣкоего неизвѣстнаго Василія на томъ, какъ изъясняетъ Стебельскій, основаніи, «что 1, помянутый Даніилъ жилъ (говоритъ онъ) 1349 г„ а Ѳеодоръ процвѣталъ даже до 1432 г., для каковаго продолженія времени ему оказалось недостаточнымъ, чтобы Ѳеодоръ былъ сыномъ Даніила; 2. Онъ (Нѣсецкій), какъ самъ говоритъ, читалъ въ правныхъ монументахъ Острожскаго Коллегіума будто Федорь, т. е. Ѳеодоръ Васильевичъ Острожскій подарилъ въ Монастырь законникамъ Св. Доминика Церковь Божіей Матери (какъ догадывается Стебельскій въ Заславлѣ на Волыни); отсюда, заключаетъ Нѣсецкій, видно само собою, что помянутый выше Даніилъ имѣлъ сына Василія, а тотъ Ѳеодора, князя Острожскаго». Но по сознанію самыхъ же польскихъ писателей эти доводы Нѣсецкаго вовсе не заслуживаютъ такой важности, чтобы ради ихъ уступать древнѣйшимъ и ближайшимъ къ разсматриваемому времени писателямъ, которые положительно именуютъ пр. Ѳеодора Даниловичемъ, а не Васильевичемъ. Стебельскій «Dotatek do Chronologii», стр. 69-70, въ примѣч. Сравн. также Гвагина: w opisaniu Xiażąt Ostrogskich, кн. III, ч. 1, стр. 317. Крашевскаго Wspomnienia Wołynia, Poliesia у Litwy, t. II. Ostróg, стр. 149 и др.

{9} Стебельскій «Dotatek do Chronologii», стр. 67 Сравн. также Бѣльскаго кн. III, стр. 192, Кромера кн. IX, стр. 1071, хотя послѣдній для этого событія назначаетъ не 1343 а 1344 годъ.

{10} Стебельскій «Dotatek do Chronologii», стр. 68-69. Крушинскаго «Историч. очеркъ Волыни», стр. 65-66.

{11} Изъ выписи 1634 г, помѣщенной въ «краткомъ описаніи города Острога», составленномъ Перллштейномъ, въ дополненіе къ Острожской старинѣ Домбровскаго. Кіевлянинъ 1840 г. Читай также у г. Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 9.

{12} Крушинскаго «Историч. очеркъ Волыни», стр. 81.

{13} Длугошъ, кн. XI, ст. 251.

{14} Второй сынъ Даніила назывался Алексѣемъ, а третій Андреемъ. Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 9.

{15} Тамъ же. Сравн. также грамоты в. князей Литовскихъ съ 1390 по 1569 г., собранныя и изданныя подъ редакціею В. Антоновича и К. Козловскаго. Кіевъ. 1868 г., грамота 1, стр. 2, въ примѣчаніи.

{16} «Мы великій князь Витовтъ», писалъ онъ въ этой грамотъ, «даемъ знать вамъ, кто увидитъ эту грамоту, или услышитъ и будетъ читать ее, что мы записываемъ и записали князю Феодору Даниловичу Острогъ, какъ и отецъ его держалъ и съ селами и со всѣмъ, что принадлежитъ къ нему, какъ и при отцѣ его было, также и то, что мы придали князю Феодору: село Бродовъ, также и Радосіолки, Радогоще, Межириче, Дяковъ, также Свищевъ и съ приселками, озерами, Городничь, два-ставка, а то все вышеописанное держать князю Феодору вѣчно, женѣ и дѣтямъ его на вѣки; и на все это даемъ князю Феодору сію грамоту и велѣли приложить печать свою. Писанъ въ Луцку, въ понедѣльникъ по св. Петрѣ».... и т. д. «Грамот. великихъ кнзей Литовскихъ» г. Антоновича, грамот. 1. стр. 1-2.

{17} Кромеръ, стр. 394. «Исторія Россійскаго государства», т. V, стр. 167. Доказательствомъ расположенности Свидригайла къ православію, между прочимъ, служитъ запись, данная имъ Владимірской пятницкой церкви, которой онъ записалъ земли и значительныя угодія. См. Владпмірск. Градскіе акты 15 Ноября 1579 г. Кромѣ сего запись, данная, по его же настоянію, в. к литовскимъ Жигимонтомъ, луцкимъ гражданамъ отъ притѣсненій папистовъ служитъ такимъ же доказательствомъ. «Описаніе Кіево-Софійского собора и Кіевской іерархіи», митр. Евгенія, стр. 106.

{18} Надобно замѣтить, что у историковъ, у которыхъ говорится объ этомъ событіи, Острожскій князь, принимавшій участіе въ судьбѣ Свидригайла, именуется не Ѳеодоромъ, а Дашкомъ. Но это неболѣе какъ уменшительное имя Ѳеодора, составленное изъ имени отца его Даніила, какъ это въ родѣ на примѣръ: Григоренковъ, Павленковъ, Лукашенковъ и т. п.

{19} Даниловича «Skarbiec diplomatów», Wilno 1862 г. т. II, стр. 55, № 1229. Сравн. также Коцебу: Switrig, стр. 40-41, Зубрицкаго «Критико-историч. повѣсть о червонной Руси». М. 1845 г., стр. 232. Остатки кременецкаго замка можно видѣть и доселѣ въ г. Кременцѣ Волынской губерніи, на высокой горѣ, называемой на мѣстномъ нарѣчіи Боною, отъ бывшей ея владѣтельницы XVI вька польской королевы Боны (жены Сигизмунда I-го).

{20} Палацкаго «Dejiny narodu ceskego», t III., ч. I и 2.

{21} Тамъ же, т. IV, ч. 4.

{22} Замѣчательно эго участіе благочестиваго русскаго князя, – и при томъ принадлежащаго къ православной церкви, въ дѣлѣ Гусситовъ. Значитъ и тогда еще русскіе сознавали свое родство съ остальными славянами, и тогда еще дѣло Гусса было общимъ дѣломъ Чеховъ и Русскихъ.

{23} «Грамот. великихъ кнзей Литовскихъ» г. Антоновича, стр. 2-3.

{24} ККрушинскаго «Историч. очеркъ Волыни», стр. 76.

{25} Ex omnibus principibus Litvaniae et Russiae vir magnae audaciae et magnae in armis aestimationis. Длугошъ, стр. 616.

{26} Максимовича «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 10.

{27} Тамъ же стр. 10. Зубрицкаго очерки о Черв. Руси, стр. 300.

{28} Зубрицкаго очерки о Черв. Руси, стр. 300.

{29} Читая Копостыринъ мы держимся ближе текста Зубрицкаго (очерки о Черв. Руси, стр. 301). у Нарбута: Коперштиль (стр. 122).

{30} Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 10-11. Зубрицкій, стр. 300-302.

{31} Длугошъ, стр. 619. Стебельскій «Dotatek do Chronologii», стр. 71. Зубрицкій, стр. 302.

{32} Стебельскій «Dotatek do Chronologii», стр. 71. Длугошъ.

{33} Зубрицкій, стр. 302. Нарбутъ, t. VII, стр. 122-123.

{34} Нарбутъ, t. VII, стр. 123.

{35} Зубрицкій, стр. 300-302.

{36} Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. II.

{37} Длугошъ, стр. 618-621.

{38} Стебельскій «Dotatek do Chronologii», стр. 71; также «Сборникъ памятниковъ русской народности и православія на Волыни», выпускъ 1-й, Житоміръ 1868 г., стр. 2.

{39} Зубрицкій, стр. 308. Нарбутъ, t. VII, стр. 146.

{40} Зубрицкій, стр. 307-308.

{41} Свидригайло уступилъ Бучацкаго Магистру ордена меченосцевъ, который впослѣдствіи обминалъ его на командора Крестоносцевъ. Нарбутъ, t. VII, стр. 146.

{42} Зубрицкій, стр. 308.

{43} Крушинскій «Историч. очеркъ Волыни», стр. 76-77.

{44} Стебельскій «Dotatek do Chronologii», стр. 72.

{45} Крушинскій «Историч. очеркъ Волыни», стр. 77.

{46} «Очеркъ исторіи православной Церкви на Волыни», стр. 100, Зубрицкій, стр. 320.

{47} Крушинскій «Историч. очеркъ Волыни», стр. 76-77.

{48} Зубрицкій, стр. 319, примѣч. 192.

{49} Тамъ же.

{50} Kromeri inventarium archir regni, стр. 1434.

{51} Нарбутъ, t. VII, стр. 158, Зубрицкій, стр. 319.

{52} По Зубрицкому это долженъ быть Соколовъ между Острогомъ и Острожкомъ на Волыни, стр. 319. Кромеръ называетъ его: Socolicia, тамъ же, примѣч. 193.

{53} Зубрицкій, стр. 319-320.

{54} «Грамот. великихъ кнзей Литовскихъ» г. Антоновича, стр. 3.

{55} Тамъ же, стр. 3-4.

{56} См. «Русскіе святые» пресв. Филарета чернигаго, Мѣсяцъ Августъ, 28 дня.

{57} Крушинскій «Историч. очеркъ Волыни», стр. стр. 77, 78.

{58} «Грамот. великихъ кнзей Литовскихъ» г. Антоновича, стр. 4.

{59} Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 12. По визитаціонной книгѣ храмъ Пречистой основанъ кн. Ѳеодоромъ 1442 г. будто бы для доминиканцевъ Митр. Исидора (Русск. святцы Филарета, августа 28 дня.) Сколько впрочемъ послѣднее неосновательно, настолько первое заслуживаетъ вѣроятія, потому что оно какъ разъ назначаетъ время основанія этого храма къ концу политической дѣятельности пр. Ѳеодора, когда ему всего естественнѣе приходилось думать о Богѣ.

{60} См. собраніе подлинныхъ малороссійскихъ сказаній, находящихся въ рукописной книгѣ (кіево-печ. Лавры): «Краткія жизнеописанія пр. отецъ дальнихъ пещеръ, съ присовокупленіемъ тропарей и кондаковъ симъ святымъ». Игум. Модеста, краткія сказанія о жизни и подвигахъ св. отцевъ дальнихъ пещеръ Кіево-печер. Лавры. Кіевъ 1862 г., стр. 61.

{61} «Русскіе святые» Мѣсяцъ Августъ, 28 д.

{62} Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 13.

{63} Стебельскій «Dotatek do Chronologii», t. III, стр. 73, Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 14.

{64} Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 4, 12.

{65} Игум. Модеста, «Краткія сказанія», стр. 61.

{66} «Русская словесность и искуства», 2, стр. 356.

{67} Теперь приписная къ соборной Острожской Воскресенской церкви.

{68} На это въ особенности указываетъ надпись въ срединѣ головнаго вѣнца, которая повторяется два раза, – одна новѣйшая, а другая старинная, вышедшая отъ времени изъ подъ краски, когда-то ее закрывающей.

{69} Игум. Модеста, «Краткія сказанія», стр. 61. Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр.

{70} Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 13.

{71} Не говоримъ уже о томъ, что Нѣсецкій, какъ мы видѣли, потому именно и не признаетъ Ѳеодора сыномъ Даніила, что таковое происхожденіе, по его мнѣнію, назначаетъ для жизни послѣдняго много времени. См. Стебельскій «Dotatek do Chronologii», стр. 69-70.

{72} А это очевидно не даетъ намъ возможности согласиться съ пр. Филаретомъ, будто бы „въ 1442 г. кн. Ѳеодора уже не было въ живыхъ" (Русск. святцы. Августъ. 28 д.)

{73} Игум. Модеста, «Краткія сказанія», стр. 20.

{74} Говоримъ объ этомъ между прочимъ для того, что у насъ на Волыни существовало мнѣніе будто пр. Ѳеодоръ былъ погребенъ въ Острогѣ, и даже указывали надгробную доску, которая тамъ была нѣкогда надъ его могилой. Доска эта нынѣ помѣщается предъ престоломъ въ Хоровской церкви (Острожскаго уъзда.) Нынѣ доказано, что эта доска позднѣйшаго происхожденія, и если точно была надъ гробомъ ка кого-либо Острожскаго князя, то одного изъ потомковъ пр. Ѳеодора, напр. Василія или Ивана.

{75} «Teraturgima», 1638 г., стр. 5.

{76} Игум. Модеста, «Краткія сказанія», стр. IX.

{77} Тамъ же, стр. 61.

{78} См. Служба преп. отцамъ печерскимъ, ихъ же нетлѣнныя мощи въ дальнѣй пещерѣ почиваютъ. Кіевъ. 1855 г. Канона пѣснь 6-я, троп. 4-й, стр. III, на обор.

{79} Игум. Модеста, «Краткія сказанія», стр. 61.

{80} Тамъ же. Сравн. также Максимовичъ «Письма о князьяхъ Острожскихъ», стр. 12.

{81} Служба преп. отцамъ дальнихъ пещеръ, канона пѣснь 6-я, троп. 4-й

{82} Сравн. Службу преп. отцамъ печерскимъ, ихже нетлѣнныя мощи въ дальной пещерѣ почиваютъ. Кіевъ 1855 г. стр. 108-114.

⸭    ⸭    ⸭

Описаніе иконы Преподобнаго Ѳеодора, князя Острожскаго.

Печатается во исполненіе резолюціи Его Преосвященства, Преосвященнѣйшаго Модеста, Епископа Волынскаго и Житомірскаго отъ 12 мая сего 1890 г. за № 1773. Ред.

Въ старинной Острожской Николаевской церкви, во время ея разломки въ 1854 г., нашлась старинная заброшенная икона Преподобнаго Ѳеодора Князя Острожскаго натянутая на подрамникъ. По упраздненіи Николаевской церкви икона эта перенесена въ Параскево-Пятницкую церковь, гдѣ и находилась до пожара 4 іюня прошлаго 1889 г., истребившаго большую часть города и обѣ церкви Соборную Успенскую и приписную къ ней Параскево-Пятницкую. Въ настоящее время икона эта помѣщается временно въ Острожской Братской Кирилло-Меѳодіевской церкви. Изъ очерковъ о православной церкви и древняго благочестія на Волыни положительно даже неизвѣстно, былъ ли Преподобный Ѳеодоръ посвященъ въ іеромонаха или скончался въ санѣ простаго инока. На обыкновенныхъ Кіевскихъ Лаврскихъ иконахъ, извѣстныхъ подъ именемъ «святыхъ угодниковъ печерскихъ», Преподобный Ѳеодоръ изображается въ одеждѣ простаго монаха, въ мантій и подрясникѣ, опоясаннымъ кушакомъ, съ княжескою короною при ногахъ. Также точно въ званіи простаго инока описывается онъ и у Буслаева: «Преподобный Ѳеодоръ князь Острожскій, надсѣдъ; брада наконецъ космами, власы съ ушей; на плечахъ клобукъ чорный, риза преподобническая; руки на крестъ держитъ у сердца», точно также безъ всякаго признака священства изображается Преподобный Ѳеодоръ и на иконѣ, стоящей въ Кіевѣ въ дальнихъ пещерахъ надъ его мощами. Икона же Преподобнаго Ѳеодора князя Острожскаго, находящаяся въ г. Острогѣ, о которой идетъ рѣчь, представляетъ слѣдующій видъ: писана на холстѣ масляными красками, вышины 4 арш., ширины 2 арш. 6½ вершк., въ прошломъ 1889 г. въ м. мартѣ еще до пожара обновлена – сдѣлана рѣзная золоченая рама очень приличная, которая въ верхней части имѣетъ видъ полукруга. Св. князь Ѳеодоръ изображенъ на этой иконѣ во весь ростъ въ стоячемъ видѣ, въ монашеской мантіи и епитрахилѣ, держащимъ въ рукахъ и читающимъ раскрытую книгу, на лѣвой рукѣ четки, немного въ сторонѣ – на тетраподѣ – на подушечкѣ помѣщается княжеская мантія, корона и что то въ видѣ скипетра. Значитъ, на Волыни издревле было преданіе о посвященіи Преподобнаго Ѳеодора въ іеромонаха и это преданіе представляется довольно вѣроятнымъ, потому что въ древности всегда любили отличать высокихъ подвижниковъ благочестія священнымъ саномъ, тѣмъ болѣе, на таковое отличіе и почитаніе по всѣмъ правамъ заслуживалъ Преподобный Ѳеодоръ, соединившій вмѣстѣ съ высокимъ благочестіемъ подвижника знаменитое происхожденіе и историческую славу въ свѣтѣ. Судя по тому, что эта икона возобновлена, и самое возобновленіе ея относится, по свидѣтельству знатоковъ, къ прошедшему вѣку, – надобно думать, что происхожденіе ея восходитъ къ XVII или къ началу ХVIII вѣка. На это въ особенности указываетъ надпись въ срединѣ головнаго вѣнца, которая повторяется два раза, – одна новѣйшая, а другая старинная, вышедшая отъ времени изъ подъ краски, когда то ее закрывающей. (Очерк, изъ истор. Правосл. церк. на Вол.)

Съ подлиннымъ вѣрно: Членъ Консисторіи, Протоіерей А. Хойнацкій.

«Волынскія Епархіальныя Вѣдомости». 1890. № 17. Ч. Офицц. С. 406-407.

⸭    ⸭    ⸭

Тропарь преп. Ѳеодору, князю Острожскому, гласъ 7-й:

Составленный Митрополитомъ Антоніемъ (Храповицкимъ) въ 1907 г. въ бытность его Архіепископомъ Волынскимъ.

Преобразилъ еси земнаго княженія славу во иночества образъ смиренный, и вмѣсто враговъ видимыхъ на невидимыя ополчился еси. И на обою побѣдитель красенъ являяся, единъ отъ чудотворецъ Печерскихъ показался еси. Тѣмже и намъ ревности Божія даръ испроси, братолюбіемъ сердца наша просвѣти и ко спасенію вѣчному пути наша, Ѳеодоре блаженне, направи.

Жизнеописаніе блаженнѣйшаго Антонія, митрополита Кіевскаго и Галицкаго. Томъ XVII. Нью Іоркъ: Изданіе Сѣверо-Американской и Канадской епархіи, 1969.




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: