Празднованіе Казанской иконѣ Божіей Матери (въ честь явленія Ея иконы Казанской въ 1579 г.).
Казанская чудотворная икона Божіей Матери хранится въ г. Казани въ женскомъ Богородицкомъ монастырѣ[1]. Названіе свое эта икона получила отъ обрѣтенія ея въ г. Казани, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ въ послѣдствіи построенъ означенный монастырь. Божія Матерь изображена на ней съ преклоненною главою къ божественному Младенцу. Изображеніе Богоматери, такъ называемое, грудное, а потому не изображено ни одной руки Ея. Богомладенецъ представленъ стоящимъ, по одеждѣ препоясаннымъ и десницею, нѣсколько отклоненною въ правую сторону, благословляющимъ. Икона письма греческаго, цвѣта темнаго[2]. Обрѣтеніе св. иконы происходило слѣдующимъ образомъ:
Въ 1579 году Казань пострадала отъ пожара, который, начавшись близь церкви св. Николая, истребилъ часть города, прилегавшую къ кремлю, и окрестные посады, потомъ перешелъ въ самый кремль п половину его обратилъ въ пепелъ. Православные жители, благодушно перенесши это несчастіе, стали снова устроять свои домы, созидать святые храмы. Но для невѣрныхъ (татаръ) это неважное обстоятельство сдѣлалось новымъ оружіемъ противу православныхъ. Въ пожарѣ мусульмане видѣли гнѣвъ Божій на христіанъ и потому унижали достоинство Христіанства предъ исламомъ. «И вѣра Христова, говоритъ древнее сказаніе объ иконѣ, сдѣлалась притчею и поруганіемъ».
Но Господь не оставилъ вѣрныхъ своихъ и показалъ человѣколюбіе свое, по выраженію описавшаго обрѣтеніе св. иконы мирополита Гермогена, тамже, гдѣ явилъ праведный гнѣвъ свой на нихъ за согрѣшенія ихъ. На верженіе камня отъ того мѣста, гдѣ начался пожаръ, именно тамъ, гдѣ находится нынѣ холодная церковь Казанскаго монастыря, стоялъ домъ стрѣльца Даніила Онучина, сгорѣвшій вмѣстѣ съ другими во время общаго пожара. Когда стрѣлецъ намѣревался начать постройку новаго дома на своемъ пепелищѣ, десятилѣтней дочери его Матронѣ стала являться икона Божіей Матери.
Въ первый разъ при явленіи своемъ отроковицѣ во снѣ, Богоматерь изрекла къ ней, что икона сокрыта въ землѣ, на томъ мѣстѣ, гдѣ былъ домъ ихъ и повелѣвала ей сказать о томъ архіепископу и воеводамъ. Дѣвица не смѣла тотчасъ открыть своего видѣнія. Уже спустя нѣсколько времени, она сказала о немъ матеріи. Но мать, женщина простая и занятая работою, или не поняла разсказа, или не обратила на него вниманія, почитая видѣніе грезою. Икона явилась дѣвицѣ во второй разъ, также во снѣ, повелѣвая разсказать бывшія ей явленія безъ всякаго сомнѣнія и боязни. Матрона снова открыла матери чудесный сонъ свой и съ того времени не переставала повторятъ о видѣніи, которое занимало всю ея душу. Но мать попрежнему оставляла безъ вниманія слова дѣвицы. Наконецъ, икона явилась Матронѣ въ третій разъ. Это было слѣдующимъ образомъ: однажды дѣвица, во время сна въ дому своемъ, сверхъестественною силою была перенесена на средину двора и здѣсь увидѣла икону Пресвятой Богородицы, отъ лица которой исходили огненные лучи, столь грозные, что Матрона боялась сгорѣть отъ нихъ. Вмѣстѣ съ симъ отъ иконы слышанъ былъ страшный голосъ, который говорилъ: «если ты не повѣдаешь глаголовъ моихъ, – я явлюсь въ другомъ мѣстѣ; – а ты погибнешь». Отъ этого страшнаго видѣнія дѣвица пала на землю и долго лежала, какъ мертвая. Пришедши въ чувство, она громко стала звать мать свою, разсказала ей слышанное отъ иконы Богоматери и просила немедленно идти къ воеводамъ и архіепископу. Мать на этотъ разъ послушалась просьбы дочери и вмѣстѣ съ нею отправилась къ градоначальникамъ, которые въ Казани были тогда бояринъ и воевода князь Андрей Ивановичъ Нотревъ и дьяки Михаило Битяговскій и Василій Щуленинъ. Здѣсь мать самою дочь заставила разсказывать видѣніе. Дѣвица подробно повѣдала троекратное явленіе ей иконы Богоматери, пересказала все, что говорила ей Владычица во время своихъ явленій, и указала мѣсто, гдѣ хранится икона. Но воеводы не только не повѣрили сказанному, но, кажется, и посмѣялись надъ простотою разскащицъ, которыя со слезами вышли отъ нихъ и отправились къ архіепископу. Ка(ф)едру архіепископскую въ Казани занималъ тогда Іеремія, тотъ самый, который, будучи архимандритомъ казанскаго Спасо-Преображенскаго монастыря, сопутствовалъ въ 1568 году св. Герману въ Москву и, по кончинѣ его, совершилъ надъ нимъ здѣсь погребеніе. Дѣвица и здѣсь повторила тоже, что говорила воеводамъ. Но успѣха и здѣсь не было. Архіепископъ, не извѣстно почему, также не повѣрилъ разсказу.
Возвратившись домой въ 12 часу дня, (это было 8-го іюля) мать сама взяла заступъ (мотыку) и начала копать землю на показанномъ Матроною мѣстѣ; копала долго, но не нашла ничего. Вскорѣ къ ней присоединились и другіе, взрыли все мѣсто, но успѣха также не было. Тогда дѣвица сама взяла заступъ и начала разрывать вмѣстѣ съ другими то мѣсто, гдѣ была въ ихъ домѣ печь. Вскопавъ болѣе двухъ аршинъ въ глубину, труждающіеся нашли наконецъ искомое сокровище. Показалась икона Пресвятой Богородицы съ предвѣчнымъ Младенцемъ на рукахъ, завернутая въ рукавъ ветхой одежды, изъ сукна вишневаго цвѣта, – но свѣтлая, безъ малѣйшей порчи дерева и красокъ, какъ будто только недавно была написана. Нельзя думать, чтобы икона эта была сокрыта въ землѣ по взятіи Казани; ибо въ это время при владычествѣ русскихъ не было нужды зарывать въ землю святыни. Скорѣе можно положить, что еще во время господства татаръ въ Казани, какой-нибудь русскій плѣнникъ, здѣсь жившій, а можетъ быть и мусульманинъ, обратившійся въ Христіанство, находясь среди невѣрныхъ, предъ смертію, или опасаясь преслѣдованій отъ невѣрныхъ, скрылъ въ землю свое сокровище. Обрѣтенная икона была, какъ оказалось въ послѣдствіи, списокъ съ чудотворной иконы Богоматери, извѣстной подъ именемъ Одигитріи.
Вѣсть о чудесномъ обрѣтеніи иконы немедленно разнеслась по всему городу, – и всѣ жители Казани стеклись на пепелище Онучина. Послано было извѣстіе воеводамъ и архіепископу, которые также прибыли сюда и со слезами просили предъ св. иконою Богоматери прощенія за свое невѣріе. Здѣсь находился и Гермогенъ, бывшій въ то время священникомъ при Николо-гостиннодворской церкви въ Казани, а въ послѣдствіи митрополитомъ и патріархомъ. Онъ испросилъ у преосвященнаго Іереміи дозволеніе принять изъ земли на свои руки обрѣтенную икону и понесъ ее въ сопровожденіи всего духовенства и народа, по повелѣнію архіепископа, въ ближайшую къ дому Онучина церковь св. Николая. По совершеніи въ этомъ храмѣ молебствія, икона съ торжествомъ провождена была въ соборъ. Здѣсь на пути явила первое чудо, исцѣливъ слѣпца Іосифа, который уже три года ничего не видѣлъ. Другой слѣпецъ Никита получилъ тоже благодѣяніе отъ Владычицы, по принесеніи чудотворнаго ея образа въ соборъ. Такъ начались чудотворенія отъ казанской иконы Божіей Матери.
На другой день въ соборномъ храмѣ совершена была литургія. Архіепископъ и градоначальники, снявъ списокъ съ новоявленнаго образа и описавъ обрѣтеніе его и чудеса отъ него бывшія, отправили все это въ Москву къ царю Іоанну Васильевичу IV. Царь на мѣстѣ обрѣтенія иконы повелѣлъ создать деревянпый храмъ во имя новоявленнаго образа, устроить женскій монастырь для сорока инокинь и здѣсь поставить икону. Матрона, обрѣтшая святыню, постригшись въ монашество подъ именемъ Мавры, была первою инокинею, а потомъ и настоятельницею этого монастыря. Особенное уваженіе къ чудотворному образу Богоматери имѣлъ царь Ѳеодоръ Іоанновичь. Митрополитъ Гермогенъ, въ послѣсловіи къ составленному имъ сказанію о чудотворной иконѣ, пишетъ: «Благочестивому царю и великому князю Ѳеодору Іоанновичу всея Россіи исперва, отнелѣже явися цѣлебный источникъ – икона Пречистыя Владычицы нашея Богородицы, вся сія (т. е. всѣ чудеса, описанныя Гермогеномъ) знаема суть и вѣрою теплою и духомъ горя, якоже слышахъ отъ его царскихъ устъ ко мнѣ рабу его и богомольцу, глаголемая въ то время, егда повелѣ мя Божіимъ изволеніемъ устроити въ чинъ митрополита». Еще въ то время воспоминая въ бесѣдѣ съ святителемъ Гермогеномъ о неизреченномъ человѣколюбіи Божіемъ, явленномъ въ дарованіи городу Казани иконы Пресвятыя Богородицы и о безчисленныхъ чудотвореніяхъ, исходившихъ отъ нея, царь обѣщалъ «восполнить недостаточная», т. е. сдѣлать то, чего не доставало, по его мнѣнію, въ св. обители, гдѣ хранилась чудотворная икона. Дѣйствительно въ 1595 году царь создалъ въ монастырѣ новую каменную церковь, увеличилъ штатъ инокинь, и тогда же повелѣлъ обложить чудотворный образъ Богоматери золотомъ и драгоцѣнными камнями изъ царскихъ сокровищъ. Императрица Екатерина въ 1768 году, слушавъ литургію въ Казанскомъ женскомъ монастырѣ, украсила вѣнецъ чудотворной иконы дорогими брилліантами.
Казанская икона Божіей Матери до 1612 года была чтима только мѣстно, въ Казани, и празднованіе иконѣ совершалось 8 іюля въ день ея обрѣтенія.
Въ 1611 году, по низложеніи съ престола Шуйскаго, Москвою овладѣли поляки. Вѣрные сыны отечества поспѣшили на освобожденіе царствующаго града изъ рукъ враговъ, но не надѣясь на собственныя силы, просили помощи у Господа Бога и пречистой Матери Его. Заповѣданъ былъ трехдневный постъ христолюбивому воинству и всему православному народу. И вотъ въ одну ночь преподобный Сергій Радонежскій является жившему тогда въ Москвѣ греческому архіепископу Арсенію и говоритъ ему, что Господь по молитвамъ Богоматери и великихъ чудотворцевъ Россіи, Петра, Алексія, Іоны, ради казанской иконы Божіей Матери истребитъ враговъ. Видѣніе это всюду сдѣлалось гласнымъ и воодушевило народъ. У ополченія, шедшаго съ княземъ Дмитріемъ Михайловичемъ Пожарскимъ изъ Ярославля, былъ списокъ съ казанской иконы Божіей Матери, присланный по просьбѣ его изъ Казани. Съ этимъ спискомъ воинство, водимое любимымъ княземъ, пришло въ Москву, вступило въ бой съ поляками и 22 октября 1612 одержало надъ ними рѣшительную побѣду. Этою побѣдою одна часть Москвы (Китай городъ) была освобождена отъ враговъ. Не надѣясь удержаться въ остальной, поляки сами сдали кремль русскимъ. Такимъ образомъ, «молитвами и заступленіемъ Пречистыя Владычицы Богородицы, явленія чудотворныя иконы казанскія московское государство отъ поляковъ было очищено». Православные въ слѣдующій воскресный день съ иконами ходили на лобное мѣсто и торжественно благодарили Господа и Пречистую Его Матерь за избавленіе отъ враговъ. Царь Михаилъ Ѳеодоровичъ въ память сего событія установилъ праздновать въ Москвѣ казанской иконѣ Божіей Матери два раза въ годъ: въ день обрѣтенія св. иконы ея (8 іюля) и въ день очищенія Москвы отъ поляковъ (22 октября), съ учрежденіемъ двухъ крестныхъ ходовъ изъ Успенскаго собора въ Введенскую по Срѣтенской улицѣ церковь, гдѣ княземъ Пожарскимъ поставленъ былъ списокъ съ чудотворной иконы казанской. Въ 1636 году, октября 15 освятили новопостроенную церковь въ честь казанской иконы на Красной площади, (что нынѣ Казанскій соборъ), а въ 1647 году, октября 5 дня въ той же церкви придѣлъ во имя св. Гурія и Варсонофія, казанскихъ чудотворцевъ. Съ того времени оба крестные хода стали совершать въ этотъ соборъ, куда перенесена была и икона, принадлежавшая ополченію князя Пожарскаго.
Но до 1649 года праздникъ въ честь чудотворной казанской иконы, кромѣ Казани, совершаемъ былъ только въ Москвѣ.
Въ этомъ же году царь Алексій Михайловичъ, обрадованный рожденіемъ сына Димитрія Алексѣевича, дарованнаго ему 1648 года октября 21 дня во время всенощной службы на праздникъ казанской иконы Божіей Матери, въ благодареніе Богу и пресвятой Богородицѣ установилъ день 22 октября праздновать по всей Россіи.
При множествѣ чудотворныхъ оконъ въ Россіи, нерѣдко одного и того же имени, съ отдаленіемъ времени и ослабленіемъ памяти народной, подлинныя иконы иногда смѣшиваются съ списками и однѣ принимаются вмѣсто другихъ. Такимъ образомъ, въ послѣднее время, при усиленіи археологическихъ изысканій въ нашей церковной исторіи, стало возникать недоумѣніе, которая изъ двухъ иконъ, извѣстныхъ подъ именемъ Казанской Богоматери, есть икона подлинная, явленная, та ли, которая доселѣ хранится въ Казанскомъ женскомъ монастырѣ, или та, которая въ смутное время Россіи перенесена была изъ Казани въ Москву, тамъ прославилась и тамъ оставлена: такъ какъ лѣтописи не показываютъ, что икона возвращена была изъ Москвы въ Казань. Въ первомъ случаѣ предполагается, что ополченіе князя Пожарскаго имѣло при себѣ только списокъ съ чудотворной казанской иконы, который и остается до настоящаго времени въ Москвѣ; въ послѣднемъ случаѣ надобно предположить, что списокъ, снятый съ явленной иконы, оставленъ въ Казани.
Не смотря на то, что и для послѣдняго заключенія представляются нѣкоторыя соображенія, не лишенныя повидимому основанія, мы, тщательно разбирая какъ историческіе документы, такъ и другія доказательства, относящіяся къ этому предмету, не можемъ не придти къ полному убѣжденію, что подлинная, явленная икона Божіей Матери остается въ Казанскомъ женскомъ монастырѣ, а въ Москвѣ хранится только списокъ съ нея. Именно:
1) Лѣтописи ясно говорятъ, что въ Москву послана изъ Казани не подлинная явленная икона Божіей Матери, а списокъ съ нея. Такъ говорится въ лѣтописи Никоновой: «принесоша изъ Казани образъ пречистые Богородицы, списокъ съ казанскіе иконы»[3] и проч. Тоже говорится и въ лѣтописи о мятежахъ: «принесоша изъ Казани образъ пречистые Богородицы, списанной съ казанскіе»[4]. Мы не имѣемъ никакого права не довѣрять этимъ показаніямъ лѣтописей, тѣмъ болѣе, что есть основаніе думать, что эти показанія разсказаны въ лѣтописи очевидцемъ, или внесены въ нее со словъ очевидца[5].
2) Голосъ народный или, лучше сказать, преданіе народное всегда признавало и признаетъ за чудотворную ту икону, которая остается въ Казани. Хотя за чудотворную признается и хранящаяся въ московскомъ Казанскомъ соборѣ икона. Но если мы допустимъ, что послѣдняя икона и не явленная, все еще будетъ основаніе признавать ее чудотворною; такъ какъ она показала свое чудодѣйствіе при очищеніи Москвы отъ поляковъ; – между тѣмъ какъ, если предположимъ, что находящаяся въ Казани икона есть только списокъ съ явленной, то уже не останется основанія почитать ее чудотворной и народное преданіе надобно будетъ признать обманчивымъ. А оно едва ли когда бываетъ таково относительно подобныхъ предметовъ.
3) Преданіе о томъ, что казанскій образъ Божіей Матери есть явленный, не ново. Спустя какихъ нибудь пятнадцать лѣтъ, послѣ основанія Казанскаго московскаго собора, преданіе говорило тоже самое, что и теперь. Между актами археографической экспедиціи есть одинъ, въ которомъ разсказывается слѣдующее: «въ 1647 году въ маѣ въ суздальскомъ уѣздѣ въ пустоши Осовицахъ явился низовой крестьянинъ Авксентій Васильевъ съ иконою казанской Божіей Матери и поставилъ эту икону въ часовнѣ означенной пустоши. Отъ иконы начали являться чудотворенія, и слухъ о пришельцѣ дошелъ до архіепископа суздальскаго Серапіона. Призванный къ допросу предъ архіепископа, крестьянинъ объяснилъ ему, что былъ онъ цѣлый годъ боленъ ногами и лѣвой рукой и въ болѣзни обѣщался идти въ Казань помолиться Пречистой Богородицѣ, отъ чего почувствовалъ облегченіе; прибывъ же въ Казань, онъ получилъ и совершенное исцѣленіе отъ казанской иконы Божіей матери; что потомъ эта самая икона явилась ему во снѣ и велѣла идти за Волгу на Лебедино озеро и труждатися въ той пустынѣ» и т. д.[6]. Если бы показанія крестьянина относительно его исцѣленія отъ казанской иконы, а также и относительно явленія ему во снѣ этой иконы были ложны, – все же остается несомнѣннымъ, что онъ признавалъ казанскій образъ Божіей Матери, находящійся въ Казани, чудотворнымъ и слѣдовалъ въ этомъ, конечно, общему мнѣнію. А такъ какъ не извѣстно, чтобы между 1612 и 1647 г. какая-нибудь другая икона Божіей Матери прославилась въ Казани своими чудотвореніями, то и необходимо допустить, что явленная икона Божіей Матери, обрѣтенная въ 1579 году, оставалась въ 1647 году въ Казани, здѣсь же, слѣдовательно, находится и въ настоящее время.
Теперь обратимся къ соображеніямъ противоположнымъ.
Хронографы Лобковскій и Ельнинскій свидѣтельствуютъ, что патріархъ Гермогенъ, изъ заточенія благословляя нижегородцевъ на возстаніе противъ литвы, велѣлъ имъ взять въ полки свои чудотворную казанскую икону Богоматери, принятую имъ изъ земли на свои руки во время ея явленія. Это завѣщаніе не могло быть не исполнено истинными сынами отечества и дѣйствительно духовенствомъ казанскимъ принесена была въ Москву, въ станъ князя Трубецкаго и Заруцкаго, икона казанская, которую лѣтописи называютъ чудотворною, и съ которою Трубецкимъ и Заруцкимъ въ маѣ 1612 г., очищенъ былъ отъ поляковъ московскій Новодѣвичій монастырь. Можно ли думать, чтобы въ столь смутное время, каково было при господствѣ поляковъ въ Россіи, и для столь важной цѣли, какъ освобожденіе отечества отъ этихъ враговъ, была истребована и прислана изъ Казани въ Москву только копія съ чудотворной иконы, а не подлинная икона? На это можно сказать: 1) завѣщаніе патріарха Гермогена можетъ имѣть и не тотъ смыслъ, который въ немъ предполагается съ извѣстною цѣлію. Если патріархъ Гермогенъ воспринялъ отъ земли казанскую явленную икону Божіей Матери, то поэтому самому въ переносномъ смыслѣ и списокъ съ этой иконы можетъ быть названъ воспринятымъ отъ него же, точно также, какъ смотря на портретъ воспринятаго мною отъ купѣли, я могу сказать: «вотъ тотъ, котораго воспринялъ я отъ купели», – хотя это будетъ не онъ самъ, а только портретъ его. А 2) если придадимъ завѣщанію Гермогена и тотъ смыслъ, какой въ немъ предполагается, и допустимъ, что истинные сыны отечества употребили всѣ возможныя усилія исполнить послѣднюю волю патріарха, все однакожъ могло случиться, что завѣщаніе его осталось неисполненнымъ. Извѣстно, въ какомъ разстроенномъ состояніи находилось тогда государство, какъ мало города повиновались Москвѣ. Особенно это должно сказать о Казани, которая при общемъ желаніи другихъ городовъ очистить Московское государство отъ поляковъ, согрѣвала свои думы. «Въ то время бывшу въ Казани дьяку Никонору Шульгину и мысляше себѣ неблагъ совѣтъ, тому радовашеся, что Москва за литвою. Емуже хотящу въ Казани властвовати»[7]. Когда казанцы по приказу Никонора Шульгина и пріидоша до Ярославля, то и тогда назадъ поидоша, никоторые помощи не учиниша, лише многую пакость землѣ содѣяша и идучи назадъ; немногіе же казанцы осташася голова Лукьянъ Мясной, да съ нимъ 20 человѣкъ князей и мурзъ, да дворянъ 50 человѣкъ, да голова стрѣлецкой Посникъ Неѣловъ, да съ нимъ 100 человѣкъ стрѣльцовъ, и быша подъ Москвою до взятія московскаго, и пріидоша въ Казань, многія бѣды и напасти отъ Никонора претерпѣша, Лукьяна Мяснова, Посника Неѣлова, едва въ тюрьмѣ не умориша»[8]. Когда уже избранъ былъ на царство Михаилъ Ѳеодоровичь и всѣ города съ радостію присягнули ему, – и тогда «пріидоша въ Арзамасъ, въ Арзамасѣ же бывшу втепоры вору Никонору Шульгину со всею казанскою ратью и начаша приводить ко кресту; тако же Никоноръ хотяше попрежнему воровати, не нача креста цѣловати, такоже и ратнымъ людемъ не повелѣ креста цѣловати»[9] и проч. При такихъ отношеніяхъ Казани къ Москвѣ, когда Казань не желала очищенія Москвы отъ поляковъ, а имѣла свои виды въ общихъ смутахъ, очень могло статься, что казанцы не исполнили завѣщанія патріарха Гермогена. Такимъ образомъ то, что представляется неправдоподобнымъ въ настоящее время, очень правдоподобно по тогдашнимъ обстоятельствамъ. 3) Названіе иконы, принесенной изъ Казани въ Москву, чудотворною, въ лѣтописяхъ не встрѣчается; онѣ называютъ ее только спискомъ съ казанской. Говорится объ этой иконѣ, какъ о чудотворной, уже послѣ того, какъ она показала свое чудодѣйствіе при очищеніи Новодѣвичьяго монастыря[10].
Никоновскій лѣтописецъ говоритъ, что когда по разстройствѣ ополченія Трубецкаго и Заруцкаго икона казанская, отосланная изъ этого ополченія обратно, принесена была духовенствомъ въ Ярославль въ тотъ же день, въ который прибылъ сюда князь Пожарскій съ нижегородскою ратью, то эта встрѣча почтена была за благопріятное для послѣдней предзнаменованіе, и икона оставлена при войскѣ, а въ Казань отправленъ богато украшенный списокъ еъ нея[11]. Если изъ Казани принесена была только копія съ иконы, явившейся тамъ за 50 лѣтъ предъ тѣмъ, то почему бы нужно было послать изъ Ярославля въ Казань копію съ копіи и притомъ богато украшенную т. е. болѣе драгоцѣнную, нежели первая копія? – Но такъ нужно было сдѣлать, потому самому, что копія эта прислана была изъ Казани и принадлежала Казани. Оставляя ее у себя навсегда, нижегородское ополченіе, естественно, не хотѣло и не должно было казаться силою присвоившимъ себѣ такое сокровище, безъ всякаго знака признательности и вознагражденія Казани. При подобныхъ случаяхъ и въ другихъ иконахъ между нашими городами всегда былъ обмѣнъ, а не одностороннее присвоеніе чужой святыни. Замѣтимъ къ тому же, что копія казанской иконы была уже не простая, но оказавшая чудодѣйствіе при очищеніи Новодѣвичьяго монастыря отъ поляковъ, которая, слѣдственно, поэтому самому дѣлалась драгоцѣнною для нижегородскаго ополченія, шедшаго на бранпые подвиги, и которую оно не могло не желать удержать у себя. Но удерживая у себя копію, присланную изъ Казани, копію сдѣлавшуюся чудотворною, и посылая въ Казань простую, обыкновенную копію, не должно ли было нижегородское ополченіе позаботиться объ украшеніи послѣдней, чтобы этимъ по крайней мѣрѣ вознаградить то, чѣмъ воспользовалось отъ Казани?
Двукратное спасеніе Казани во время смертоносной язвы, въ половинѣ XVII и около конца XVIII вѣка, помощію чудотворной иконы седміозерной, прославившейся вскорѣ по воцареніи Михаила Ѳеодоровича и чествуемой въ Казани въ память этого спасенія торжественнымъ принесеніемъ ея изъ пустыни въ городъ, не указываетъ ли на отсутствіе изъ Казани чудотворной иконы Богородицы, явившейся въ 1579 году? – Нисколько не указываетъ. Во время перваго и втораго мороваго повѣтрія были въ Казани мощи св. Гурія и св. Варсонофія, были въ городахъ и окрестностяхъ казанскихъ – чудотворная икона преподобнаго Сергія въ Свіяжскѣ, чудотворная явленная икона въ пустыни Мироносицкой. Почему же, спрашивается, ни къ одной изъ этихъ святынь, хотя всѣ онѣ благоговѣйно чтутся въ Казани, не обратились казанцы съ прошеніемъ о помощи противу постигшаго ихъ бѣдствія? – Потому, что въ народныхъ бѣдствіяхъ народъ прибѣгаетъ съ мольбою къ извѣстнымъ святымъ, извѣстнымъ иконамъ не самопроизвольно, а по указанію вышнему. Въ Москвѣ много было чудотворныхъ и мощей и иконъ въ смутное время, – но Москва обратилась съ мольбою о помощи къ казанской иконѣ Божіей Матери. Почему? потому, что не только эту икону завѣщалъ нижегородцамъ взять въ полки свои патріархъ Гермогенъ, а въ этомъ завѣщаніи патріарха видѣли волю Божію, но и было о ней особенное свидѣтельство на тотъ разъ свыше. Такъ точно и въ Казани во время бывшей смертоносной язвы обратились съ мольбою о помощи къ иконѣ Божіей Матери Смоленской, находящейся въ Седміозерной пустыни, потому что эта икона указана была особеннымъ таинственнымъ явленіемъ.
Московской иконѣ издревле присвоено названіе Казанской, что на пожарѣ, какъ именуется она и въ выходамъ царей. Казалось бы вѣроятнымъ, что такое названіе дано ей по первоначальному явленію на пожарищѣ казанскомъ. Но такого названія явленной иконѣ въ самой Казани никогда не придавалось, а дано оно въ Москвѣ; поэтому вѣроятнѣе предполагать, что московская икона получила названіе отъ какихъ нибудь мѣстныхъ обстоятсльствъ, бывшихъ въ Москвѣ. Притомъ можно еще сомнѣваться, самой ли иконѣ усвояется это названіе? – Строевъ въ своихъ объясненіяхъ къ выходамъ царей приписываетъ это названіе площади. Это, кажется, и вѣроятнѣе: потому что, если бы самая икона Божіей Матери отличалась этимъ названіемъ, то такое названіе постоянно придавалось бы ей; между тѣмъ въ выходахъ царей названіе: что на пожарѣ, придано московской иконѣ только три раза.
Въ заключеніе не излишне упомянуть объ одномъ обстоятельствѣ, которое могло усилить недоумѣнія объ иконахъ, нами теперь разсматриваемыхъ. Въ концѣ 1849 г. вышла въ свѣтъ въ Москвѣ книжка подъ названіемъ: «краткое сказаніе о чудотворныхъ иконахъ казанской, седміозерной, раифской и мироносицкой». Издатель этой книжки счелъ нужнымъ приложить къ ней изображенія Божіей Матери казанской и смоленской. Но, вѣроятно, затрудняясь въ скоромъ времени пріобрѣсти снимки съ казанской иконы Божіей Матери, находящейся въ Казанскомъ женскомъ монастырѣ, и смоленской въ Седміозерной пустынѣ, приложилъ вмѣсто ихъ снимки съ другихъ иконъ, которые по мѣсту его жительства были для него ближе и доступнѣе, именно съ иконы казанской Божіей Матери, что въ Казанскомъ московскомъ соборѣ, и съ иконы смоленской Божіей Матери, что въ московскомъ Новодѣвичьемъ монастырѣ. Издатель однакоже не объяснилъ при этомъ, почему рѣшился онъ помѣстить въ книжкѣ, въ которой описываются чудотворныя иконы казанскія, а не московскія, несообразныя съ описаніемъ изображенія. Но естественно, что по мѣрѣ распространенія этой книжки въ публикѣ, въ нѣкоторыхъ возникла мысль: не потому ли помѣщено въ ней изображеніе казанской Божіей Матери, которое находится въ московскомъ Казанскомъ соборѣ, что надобно почитать именно эту икону явленною, а не ту, которая хранится въ Казанскомъ монастырѣ. Напротивъ, тщательныя изслѣдованія убѣждаютъ, что явленная икона казанской Божіей Матери находится не въ московскомъ Казанскомъ соборѣ, а въ женскомъ монастырѣ въ Казани.
[Григорій Захаровичъ Елисѣевъ]
«Православный Собесѣдникъ». 1858. Ч. III. С. 391-412.
[1] Эта икона была святотатственно похищена из Казанскаго женскаго монастыря 29 іюня 1904 г., дальнѣйшая судьба ея остается совершенно неизвѣстной. – ред.
[2] Величина иконы – въ ширину 5 вершковъ, въ длину – 6.
[3] Т. VIII. стр. 167.
[4] Лѣт. с. 225.
[5] Слвч. Никон. Лѣт. том. VIII. стр. 197.
[6] Акты, собранные въ библіотекахъ и архивахъ Россійской имперіи Археографическою экспедиціею Императорской академіи наукъ. т. IV. № 323.
[7] Никон. лѣт. т. VIII. стр. 177.
[8] Тамже стр. 182.
[9] Тамже стр. 204
[10] Тамже стр. 208.
[11] Тамже стр. 209.
Явленная Казанская икона Божией Матери. Кон. XIX - нач. ХХ в.