Проф.-протоіерей Іоаннъ Петропавловскій – Значеніе крестной жертвы Спасителя.
Слово крестное погибающимъ убо юродство есть, а спасаемымъ намъ сила Божія есть. Мы проповѣдуемъ Христа распята, іудеемъ убо соблазнъ, еллинномъ же безуміе. Самимъ же званнымъ іудеемъ же и еллинномъ Христа Божію силу и Божію премудрость. (1 Кор. 1, 18. 23-24).
Такъ говорилъ апостолъ, когда только-что начала распрострняться христіанская проповѣдь въ мірѣ. Съ того времени прошло уже много вѣковъ, но, къ сожалѣнію, и для мудрости нашего вѣка, какъ для мудрости древне-іудейской и еллинской, проповѣдь о Христѣ, распятомъ на крестѣ, представляется соблазномъ и безуміемъ. Въ самомъ дѣлѣ, прислушайтесь къ тому, что говорятъ въ наше время, и вы встрѣтитесь съ такими разсужденіями: «самое важное, безспорноцѣнное и притомъ существеннѣйшее въ христіанствѣ, это – его нравственное ученіе. Моралью христіанства мы должны дорожить, на ней должны воспитывать наши юныя поколѣнія, ее всесторонне проводить въ нашу жизнь, частную и общественную. Но что такое догматы христіанства? Не представляютъ ли они собой чего-то темнаго, непонятнаго, нѣчто мистичное, не поддающееся ни доказательству, ни объясненію и совершенно чуждое всякаго жизненнаго значенія, всякаго отношенія къ нравственно-практической дѣятельности человѣка? Поэтому въ самомъ лучшемъ случаѣ необходимо предоставить безусловно свободному рѣшенію человѣка – принимать ихъ или не принимать, вѣрить въ нихъ или не вѣрить, словомъ – считать ихъ необязательными для христіанства. Любить Бога и ближнихъ, быть милосердымъ, смиреннымъ, кроткимъ, безкорыстнымъ и т. д. – это, говорятъ намъ современные мудрецы, мы понимаемъ и въ этихъ требованіяхъ видимъ безспорно благую вѣсть, истинное евангеліе христіанства. Но къ чему догматы? Какая нужда и польза крѣпко стоять за что-либо мистичное и отвлеченное, напримѣръ, за ученіе объ искупленіи рода человѣческаго крестною смертію Христа?» Такъ и современная намъ мудрость разсуждаетъ не лучше древне-іудейской и еллинской; такъ и для мнимыхъ христіанъ, христіанъ лишь по имени, но іудеевъ или еллиновъ по духу, мыслямъ и чувствамъ, распятый Христосъ – соблазнъ и безуміе, крестное слово – юродство или глупость.
⸭ ⸭ ⸭
I. Конечно, въ высшей степени прискорбно это явленіе, но оно вполнѣ понятно и легко объясняется. Всегда и вездѣ для человѣческой мудрости, именно какъ человѣческой, т.-е. лишенной благодатнаго возвышенія и озаренія силой Духа Святаго, слово о крестѣ и распятомъ на немъ Христѣ будетъ казаться ничѣмъ инымъ, какъ только юродствомъ, безуміемъ и соблазномъ. Апостолы, какъ мы видѣли, ясно сознавали и громко выражали эту горькую истину: мы проповѣдуемъ Христа распятию, для іудеевъ соблазнъ и для эллиновъ безуміе..... Но въ то же время они неустрашимо провозглашали и то, что безумное Божіе, каковымъ считается распятіе Богочеловѣка на крестѣ, безконечно разумнѣе всякой мудрости человѣческой и, наоборотъ, мудрость міра сего, какъ бы ни казалась высокой, есть не что иное, какъ безуміе предъ Богомъ (1 Кор. 1, 20-21). И ходъ событій всемірной исторіи на всемъ протяженіи 19-ти столѣтій отъ Р. Хр. краснорѣчиво и неотразимо убѣждаетъ насъ въ истинѣ ихъ словъ. Что сталось съ древними мудрецами, книжниками и совопросниками міра сего, осмѣивавшими слово о крестѣ? Самыя имена ихъ изсчезли изъ памяти человѣческой. Мудрость язычества на вѣки сметена съ лица земли «безуміемъ» Евангелія, древній истуканъ, сплавленный изъ разныхъ металловъ, легкимъ дуновеніемъ Агнца превращенъ въ прахъ, и крестъ, – сталъ лучезарнымъ свѣтиломъ, около котораго не перестаютъ вращаться всѣ судьбы человѣчества.
Искупленіе человѣчества крестною смертію Господа – фактъ всемірно-историческаго значенія и неизмѣримой важности; къ нему все болѣе и болѣе направлялась вся исторія древняго человѣчества, имъ безконечно возвышается христіанство надъ всѣми прочими религіями міра, и въ немъ заключается сущность, душа христіанства; такъ какъ безъ креста христіанство теряетъ все свое значеніе, всю силу и смыслъ для человѣчества. Раскроемъ хотя въ краткихъ и общихъ чертахъ безграничное значеніе креста Христова или искупительной жертвы Христовой для нашего спасенія.
Въ религіозной жизни человѣчества на всѣхъ пунктахъ земнаго шара и на протяженіи всей ея исторіи замѣтнымъ образомъ выдѣляются два крупнѣйшихъ явленія. Съ одной стороны, человѣкъ чувствуетъ въ себѣ неистребимое влеченіе къ Божеству, какъ къ первоисточнику всякой жизни и развитія; съ другой – въ то же время онъ, сознаетъ въ себѣ нѣкоторое внутренне отчужденіе отъ Бога, удаленіе отъ Него. Всѣ народы убѣждены, что есть Верховное Существо, силой котораго мы живемъ, движемся и существуемъ (язычники раздробляютъ его на образы многихъ боговъ) и что самое высшее благо для человѣка, истинное, непреходящее блаженство, возможно лишь подъ условіемъ непосредственнаго общенія съ Богомъ; но тутъ же, неразрывно съ такимъ убѣжденіемъ, всѣ племена и народы сознаютъ, что между Богомъ и человѣкомъ лежитъ непроходимая пропасть, существуетъ исконная духовная рознь и что вслѣдствіе этой розни чело вѣку и не достаетъ блаженнаго общенія съ Божествомъ. Такъ мы находимъ въ себѣ какъ бы двѣ противоположныя силы: одну, назовемъ такъ, центростремительную, другую – центробѣжную; первая непрерывно направляетъ, влечетъ насъ къ Богу, какъ къ центру и основѣ всего существующаго; послѣдняя держитъ насъ на безконечномъ разстояніи отъ Бога, всегда даетъ чувствовать наши недостатки, какъ бы всегда отталкивающіе насъ отъ Бога. Первая сила сообщена намъ съ самой природой нашего духа, составляетъ его сущность и основаніе: это именно и есть та сила, которая составляетъ въ насъ образъ и подобіе Божіе, которое скрывается въ насъ неугасимой искрой Божіей и свидѣтельствуетъ намъ, по словамъ апостола, что мы родъ Божій; вторая сила, удерживающая насъ въ вѣчномъ отдаленіи отъ Бога, въ непреодолимомъ отчужденіи отъ Него, есть сила грѣха, неистребимое и невольное сознаніе нашей виновности предъ нравственнымъ закономъ Божіимъ.
Вѣра въ Бога, соединенная съ стремленіемъ къ тѣснѣйшему единенію съ Нимъ, и чувство вины или преступности предъ Богомъ идутъ параллельными путями вдоль всей исторіи человѣчества, и къ этимъ двумъ пунктамъ примыкаетъ и отъ нихъ исходитъ все содержаніе разнообразныхъ религій рода человѣческаго. Какую бы религію, извѣстную въ исторіи, мы ни стали разсматривать, мы найдемъ, что наивысшей цѣлію или задачей ея служитъ уничтоженіе раздѣлительной стѣны, сложенной и воздвигнутой изъ необозримой массы разнообразныхъ человѣческихъ преступленій. Какъ примирить человѣка съ Богомъ, какъ изгладить вину человѣка предъ правосудіемъ Божіимъ, чѣмъ умиротворить его собственную совѣсть, отягчаемую грѣхами, такъ чтобы терзанія совѣсти уступили мѣсто внутреннему миру и покою, страхъ предъ Богомъ и Его грознымъ судомъ смѣнился бы сыновнимъ дерзновеніемъ, восклицающимъ къ Господу: Авва, Отче (Римл. 8, 15) и твердою увѣренностію въ Его безконечномъ милосердіи и любви къ людямъ, словомъ: какъ искупить человѣка отъ грѣха и наказанія? – вотъ вопросы, которые такъ или иначе рѣшаетъ каждая религія. Искупленіе, это, можно сказать, тема всѣхъ религій, которую онѣ разработываютъ всевозможными способами; это – узелъ, который онѣ стараются развязать всѣми средствами. И многовѣковая исторія религіозныхъ попытокъ къ разрѣшенію этой трудной задачи исполнена высочайшаго трагизма! Въ одномъ пунктѣ земнаго шара вы находите стремленіе человѣка къ примиренію съ Богомъ посредствомъ полнаго подавленія въ себѣ всего чувственнаго или физическаго и даже духовнаго: тутъ мечтаютъ заглушить въ человѣкѣ голосъ совѣсти, обличающій его во грѣхахъ, всевозможными изнуреніями и истязаніями плоти, доведеніемъ себя до полной физической безчувственности и умственной безсознательности (въ Индіи); въ другомъ мѣстѣ видите полный разгулъ страстей, разнузданность плотскихъ похотей: здѣсь считаютъ дикія оргіи лучшимъ средствомъ угожденія Богу и уподобленія Ему, приписывая Ему Самому животныя, низменныя влеченія (у ассиріянъ и вавилонянъ); одни морятъ себя голодомъ и жаждой, другіе бросаютъ въ раскаленныя руки идоловъ самыя дорогія сокровища семьи, собственныхъ дѣтей. Ужасъ, стонъ и дикій вопль – таковы явленія, характеризующія попытки человѣка къ примиренію съ Богомъ въ древнемъ мірѣ. Но, увы! съ какими страшными и потрясающими сценами ни соеднились эти попытки, онѣ не приводили къ вожделѣнной цѣли: не уничтожали виновности человѣка предъ Богомъ и не сообщали совѣсти внутренняго успокоенія. Всѣ способы искупленія отъ грѣховъ, всѣ жертвы лишь на время заглушали въ людяхъ сознаніе виновности, а затѣмъ оно снова и снова съ бурной силой прорывалось и требовало новыхъ и новыхъ жертвъ. – На этомъ мрачномъ фонѣ религіозной исторіи древняго человѣчества одна только звѣздочка блестѣла чистымъ свѣтомъ: религія іудейская. Она только знала истинный способъ примиренія человѣка съ Богомъ; но и она лишь знала, но не владѣла имъ: въ своемъ ученіи, богослуженіи и жертвахъ она хранила пророчества и прообразы будущаго искупленія міра, но не имѣла его въ настоящемъ. Наконецъ настало время, когда всѣ народы соединились въ единодушномъ сознаніи немощи человѣческихъ силъ для самостоятельнаго искупленія отъ грѣховъ предъ правосудіемъ Божіимъ. И вотъ, когда пришла полнота времени, послалъ Богъ Сына Своего единороднаго, чтобы всякій вѣрующій въ Нею не погибъ, но получилъ жизнь вѣчную. Вопросъ, не разрѣшенный всѣми религіями древняго міра, разрѣшилъ Іисусъ изъ Назарета, Христосъ, Своей жертвой принесенной Имъ на крестѣ за родъ человѣческій, Своею крестною смертію.
Для того, чтобы, насколько возможно для нашего разума, понять тайну нашего искупленія крестною жертвою Христа, необходимо глубже вникнуть въ самую сущность грѣха, общаго всему роду человѣческому. Что такое грѣхъ? Какъ свободное дѣйствіе человѣка грѣхъ есть дѣло противное нравственному закону добра, дѣло недолжное, противозаконное, почему апостолъ и говоритъ: грѣхъ есть беззаконіе (1 Іоан. 3, 4). Но что составляетъ основу грѣха? Что служитъ его источникомъ? Что лежитъ началомъ его въ духѣ человѣка? Это – эгоизмъ, общее нравственное настроеніе духа человѣческаго, противное Духу божественному. Всякій грѣхъ вытекаетъ изъ такого хотѣнія, которое происхортъ изъ человѣка самого въ себѣ, изъ его личнаго тварнаго я, изъ его самолюбія, противнаго назначенію человѣка – подчинять свое тварное хотѣніе хотѣнію Божію, божественному Я, волѣ Духа Божія. Грѣхъ есть противленіе воли человѣческой волѣ божественной. Отсюда уже легко объясняется, почему никакія раннія жертвы самихъ людей не могли смыть ихъ грѣховъ предъ правдой Божіей, не могли искупить ихъ отъ грѣховъ и почему, напротивъ, только жертва Христа, Самого Сына Божія была достаточнымъ выкупомъ за наши грѣхи предъ Богомъ. Искупить отъ грѣха значитъ совершить такое дѣйствіе, въ которомъ бы все человѣческое, всѣ силы нашего духа, все его существо, весь человѣкъ безраздѣльно и безусловно преданъ былъ волѣ Божіей, Духу Божественному, весь пожертвованъ былъ Богу безъ малѣйшаго скрытаго или утаившагося остатка самолюбія. Но такого-то безпримѣрнаго дѣйствія, такой безусловно-всецѣлой жертвы Богу со стороны человѣка, и не въ состояніи принести ни одинъ обыкновенный смертный. Зерно грѣха лежитъ уже въ самой природѣ человѣка и потому каждый изъ людей, какую бы, по-видимому, тажкую жертву ни приносилъ Богу, всегда приносилъ ее не безъ нѣкоторой примѣси самолюбія, эгоизма. Чтобы быть всѣмъ для Бога, чтобы сказать и исполнить: моя воля – воля Моего Отца Небеснаго, нужно быть Сыномъ Божіимъ по существу, необходимо имѣть единый духъ и единое сердце съ Богомъ, какъ Христосъ говорилъ о Себѣ: Я и Отецъ одно (Іоан. 10, 30). И вотъ единородный Сынъ Божій, явившись на землю во плоти, и принесъ такую жертву Своему Отцу за грѣхи человѣчества. Въ Его жертвѣ все существо Его, весь духъ Его преданъ былъ Отцу: Отче! въ руцѣ Твои предаю духъ Мой (Лук. 23, 46); не было здѣсь слѣда эгоизма, все было для Бога, и такимъ образомъ грѣхъ былъ побѣжденъ, безусловно уступилъ мѣсто совершеннѣйшему добру. Это полное уничтоженіе человѣческаго самолюбія, это умерщвленіе самолюбія, корня всякаго грѣха въ родѣ человѣческомъ, совершенное Христомъ на крестѣ, и стало жизнетворнымъ началомъ, постепенно болѣе и болѣе возрождающимъ, освящающимъ и возвышающимъ жизнь вѣрующихъ во Христа. Вотъ почему вѣрующій во Христа и имѣющій эту вѣру живою, а не мертвою, проникающею все существо его и управляющею всею дѣятельностію его, тѣснѣйшимъ образомъ соединяется съ Христомъ и воспринимаетъ въ себя заслуги искупительной жертвы Христовой, освобождается отъ грѣха, проклятія и смерти. Такъ слово крестное для спасаемыхъ является силой Божіей.
II. Занимая центральное значеніе въ системѣ собственно вѣроученія или догматовъ христіанства, ученіе о крестѣ или о Христѣ распятомъ служитъ необходимымъ и неотъемлемымъ основаніемъ даже и для той стороны христіанства, которую враги его считаютъ единственно важною, т.-е. для нравственною ученія его; такъ какъ всѣмъ нравственнымъ требованіямъ нашей вѣры даетъ силу и жизнь именно догматъ объ искупленіи, безъ котораго они не могли бы ни привиться и укорениться въ сердцѣ человѣческомъ, ни произрастить столь богатыхъ и разнообразныхъ плодовъ, какіе находимъ въ исторіи христіанскихъ народовъ.
Цѣнить въ христіанствѣ одну только нравственную сторону, удивляться ея чистотѣ и возвышенности и признавать лишь ея благотворность – значитъ то же, что принимать во вниманіе въ часахъ одинъ циферблатъ, правильное распредѣленіе на немъ цифръ и полезное движеніе стрѣлокъ и забывать начало, движущее въ часовомъ механизмѣ, т.-е. пружину, безъ которой все въ немъ не значитъ ничего. Такимъ жизненно-движущимъ началомъ въ христіанствѣ именно и служитъ ученіе о Христѣ распятомъ. Нравственныя истины отнюдь не такъ легко прививаются къ сердцу человѣческому, какъ можетъ казаться съ перваго взгляда. Къ принятію ихъ встрѣчается два главныхъ препятствія: или гордость, чрезмѣрное самомнѣніе человѣка, или малодушіе, чрезмѣрное его самоуниженіе. Гордость находитъ добродѣтель излишнею, самоуниженіе или отчаяніе – невозможною. И вотъ крестъ или лучше Христосъ, распятый на крестѣ, устраняетъ то и другое препятствіе, заграждающее доступъ въ наше сердце высочайшимъ нравственнымъ истинамъ. Одинъ уже взоръ на распятаго за всѣхъ насъ Богочеловѣка говоритъ намъ вопреки всякой гордости: не надѣйся на себя и трепещи на всей высотѣ своихъ добродѣтелей! Что твоя добродѣтель предъ святостью Божества, для удовлетворенія которой потребовалась безпредѣльная жертва Ернороднаго Сына Божія за наши грѣхи? Но, съ другой стороны, при малѣйшемъ возникновеніи въ насъ малодушія или отчаянія крестъ Христовъ говоритъ намъ: не унывай и надѣйся, хотя бы ты ниспалъ до самой крайней глубины зла; ибо одинъ взглядъ, исполненный раскаянія и обращенный съ надеждой ко кресту, достаточенъ для усвоенія тебѣ безконечныхъ заслугъ Богочеловѣка. Такъ ученіе объ искупленіи и смиряетъ человѣка, унижая его гордыню, и возвышаетъ его, поднимая его упавшій духъ. Тотъ же самый крестъ Христовъ возбуждаетъ и усиливаетъ благочестивую ревность подвижника, указывая ему безконечный идеалъ совершенства въ Распятомъ, и пріемлетъ смиренное и благоговѣйное лобзаніе убійцы на эшафотѣ, вселяя въ обоихъ надежду встрѣчи ихъ съ Господомъ на небѣ.
Знакомый хотя нѣсколько съ сердцемъ человѣческимъ не можетъ не согласиться, что простое внушеніе нравственныхъ правилъ и осуществленіе ихъ на дѣлѣ, въ качествѣ примѣра, произвортъ чрезвычайно различныя дѣйствія на тѣхъ, кого хотятъ подчинить этимъ правиламъ. Ничто не дѣйствуетъ на насъ такъ убѣдительно, какъ примѣръ. Христіанское нравоученіе своей строгостью и возвышенностью, далеко не особенно пріятное испорченному сердцу человѣческому, не могло иначе войти въ нашу жизнь и укорениться въ ней, какъ только благодаря полному и совершенному осуществленію его въ живомъ примѣрѣ Господа. Такой примѣръ выразительный и увлекательный представляетъ намъ Христосъ именно на крестѣ. Евангельское нравоученіе не столько въ книгахъ и рѣчахъ, сколько и преимущественно въ крестѣ Іисуса Христа. Крестъ – это скрижаль Новаго завѣта, открытая предъ взоромъ всѣхъ, это – проповѣдническая каѳедра, съ которой со всею силою и живостью слышится вся сущность и всѣ частности евангельскаго закона. Здѣсь мы нахормъ совершеннѣйшій образецъ исполненія этого закона, понятный для всѣхъ. Не вѣетъ ли съ креста благоуханный ароматъ разнообразнѣйшихъ добродѣтелей: смиренія, кротости, терпѣнія, незлобивости и т. д.? Не получаютъ ли эти добродѣтели божественную властность и чарующую прелесть для нашего сердца при созерцаніи ихъ исполненія въ лицѣ Распятаго. И кто опредѣлитъ и исчислитъ всѣ движенія сердца, то порождаемыя, то уничтожаемыя благоговѣйнымъ размышленіемъ о крестѣ и распятомъ на немъ Христѣ: мужество, имъ вдохновляемое, слезы, имъ услаждаемыя, страсти, имъ укрощаемыя, скромную радость въ счастіи, благодушіе среди несчастій и т. д.?
Догмату объ искупленіи обязывается всею силою своей жизни и основное начало всякаго добра: любовь. Кто умѣетъ возбудить въ сердцѣ любовь, тотъ становится властелиномъ человѣка, можетъ требовать отъ него всего. И нѣтъ человѣка неспособнаго къ любви, не исключая даже и того, кто ничего не любитъ; ибо такой любитъ самого себя. Всякое разстройство въ нашей душѣ есть только слѣдствіе уклоненія этого священнаго огня въ сердцѣ человѣческомъ отъ его естественнаго средоточія, которое есть Богъ, и направленія въ сторону къ самому человѣку и къ другимъ тварямъ. Поэтому нѣтъ и не можетъ быть возрожденія для рода человѣческаго, пока его любовь не обратится къ своей истинной цѣли. Отсюда христіанству, доставившему своей задачей исторгнуть человѣка изъ-подъ владычества его собственныхъ страстей, надлежало представить его сердцу предметъ достойный безпредѣльной любви. И оно выполняетъ это требованіе совершеннѣйшимъ образомъ. Божественный Основатель его, явившись на землю съ пламенемъ любви въ собственномъ сердцѣ, желаетъ, чтобы этотъ святой огонь любви разлился по всему міру и охватилъ собой всѣхъ людей: какъ возлюбилъ Меня Отецъ, и Я возлюбилъ васъ; пребудьте въ любой Моей. Сія есть заповѣдь Моя: да любите другъ друга, какъ Я возлюбилъ васъ (Іоан. 15, 9. 12). Но не достаточно только предписывать человѣку любовь, нужно сумѣть вдухнуть ее въ его сердце. Любовь вызывается также только любовью. Къ этому именно вызову и направляется все ученіе объ искупленіи. Можно ли какую-либо любовь сравнить съ той, которая съ такой разительностью открылась въ искупленіи? Между всѣми жертвами, къ какимъ только способна естественная сердечная наклонность человѣка, конечно, не найдется ни одной, даже только приближающейся къ крестной жертвѣ. Кажется, какъ будто Творецъ вступилъ здѣсь въ состязаніе съ своимъ твореніемъ, усиливая свою любовь къ нему по мѣрѣ ослабленія и охлажденія въ немъ любви къ Богу, и такимъ образомъ какъ бы невольно заставилъ сердце человѣческое возвратиться къ виновнику своей жизни. Представимъ себѣ отца, умирающаго для того, чтобы спасти жизнь своего сына, или жену, идущую на казнь вмѣсто присужденнаго къ ней своего мужа. Чѣмъ болѣе подвержены были бы истязанію въ этомъ случаѣ невинныя жертвы страданій и смерти, тѣмъ болѣе украшались бы онѣ въ нашихъ глазахъ своею внутреннею прелестію, тѣмъ болѣе вызывали бы къ себѣ нашу любовь. Подобнымъ же возбужденіемъ любви только въ наивысшей, или вѣрнѣе въ безграничной степени владѣетъ и распятый Христосъ и именно крестомъ Свомъ плѣняетъ наши сердца. Такъ на Голгоѳѣ мы имѣемъ неизсякаемый родникъ любви, въ крестѣ – жертвенникъ, на которомъ неугасимо поддерживается огонь любви и воспламѣняетъ собой сердца апостоловъ, мучениковъ, исповѣдниковъ и проч.
Чѣмъ болѣе вдумываемся въ значеніе креста Христова въ мірѣ, тѣмъ болѣе разнообразные плоды его находимъ въ мірѣ. Предъ явленіемъ христіанства въ мірѣ давно уже изгладились изъ сознанія человѣчества столь возвышенныя понятія, каковы равенство и братство людей по единству ихъ происхожденія и конечнаго назначенія. Между грекомъ и варваромъ, свободнымъ и рабомъ, между мужчиной и женщиной, между богомъ-цезаренъ и бездомнымъ плебеемъ давно уже не было ничего общаго. Кто могъ свести всѣ эти неравенства къ одному общему высшему равенству? Кто могъ гордому философу или патрицію Рима выяснить духовное собратство съ нимъ обитающаго на дальнихъ предѣлахъ имперіи варвара? Кто могъ направить руку гордой патриціанки, безжалостно подававшей знакъ къ умерщвленію побѣжденнаго гладіатора, къ уходу за больными, увѣчными, прокаженными? – Все это совершилъ распятый Христосъ. Видъ Его Креста разсѣялъ всѣ призраки внѣшнихъ отличій между людьми, обнаруживая предъ ними общую и одинаковую виновность ихъ предъ Богомъ. Крестъ низводитъ всѣхъ на одинъ уровень – грѣшника и возводитъ всѣхъ на одну высоту, въ одно достоинство – человѣка, всѣхъ соединяетъ въ одно царство Божіе какъ равныхъ сонаслѣдниковъ жизни вѣчной, всѣхъ сливаетъ въ одно тѣло, какъ его члены, т.-е. въ одну Церковь, глава которой – Христосъ.
О Кресте всечестный и треблаженный! воистину ты всѣхъ воскресеніе, падшихъ исправленіе, страстей умерщвленіе, душамъ сладость и свѣтъ вѣчный (Кан. Кресту п. 6. тр. 1)!
«Въ защиту христіанской вѣры противъ невѣрія». Вып. 2. Ч. 1. М. 1897. С. 380-388. Первонач. въ № 2-мъ журн. «Душеполезное Чтеніе» за 1896 г.
Двойная икона (сер. или 2-я пол. XVII в.) происходит из кладбищенского храма Ватопедского монастыря на Афоне. На среднике иконы помещены два сюжета, связанных по своему богословскому содержанию; слева – изображен Иисус Христос на троне, держащий раскрытое Евангелие с надписью, относящейся к надежде людей на свое спасение через искупительные страсти Христовы; справа – завершившая дело искупления, крестная смерть Божественнаго Страдальца на Голгофе. (Источник.).