Патріархъ Геннадій Схоларіи – Слово на память усѣкновенія главы честнаго Пророка, Предтечи и Крестителя.

Блаженный Іоаннъ и Креститель, жившій въ предѣльное время между образомъ и истиною и бывшій какъ бы нѣкоторою связью между тѣмъ и другимъ, справедливо подаетъ обильный матеріалъ желающимъ воспѣвать его. И одни пріурочиваютъ свое слово къ чествованіямъ, воздаваемымъ ему въ теченіи года, изъ коихъ каждое имѣетъ своимъ поводомъ какое-либо изъ чудесныхъ событій въ его жизни; другіе, ставя предметомъ своего слова всю исторію жизни его, пытаются въ одномъ словѣ обнять то, для чего нужны многія слова; я же, какъ не только участникъ въ благодѣяніяхъ его всему человѣчеству, но и обязанный ему благодарностью за многія особенныя, я сдѣлаю нынѣ предметомъ посильнаго приношенія ему конецъ его земныхъ подвиговъ. Это и ему не будетъ неугодно, потому что онъ боголѣпно взираетъ не на порядокъ словъ, но на расположеніе говорящаго, а мнѣ, мысленно обозрѣвающему времена всѣхъ вещей и мое время, приближающееся къ концу, даже, весьма прилично. О моемъ, впрочемъ, времени я не буду говорить; не слѣдуетъ выставлять себя, когда рѣчь идетъ о важнѣйшихъ предметахъ. Но когда ясно усматриваются предвѣстія второго пришествія Христа, какой предметъ лучше избрать для слова въ честь Крестителя, какъ не кончину его?

Въ нынѣшнее время и страданія Самого Христа болѣе, чѣмъ когда-либо, предносятся душѣ и мысли тѣхъ, кто хоть сколько-нибудь заботится о сообразованіи Христу и приготовленіи себя къ пришествію Его. Ибо какъ тогда Онъ умеръ и воскресъ, пострадалъ и прославился и на небеса вознесся, прежде сойдя душею до ада, такъ и теперь въ душахъ тѣхъ немногихъ, которымъ предопредѣлено жить и все терпѣть съ очами, устремленными къ Нему, Онъ и страдаетъ и умираетъ и поношенія терпитъ, чтобы скоро, какъ можно хорошо догадываться, со славою опять придти въ міръ, положитъ конецъ всякой дѣятельности людей и совершить судъ надъ всѣмъ, что сдѣлано ими. Итакъ, предварившій рожденіе и смерть Христа тогда, и нынѣ сопутствуя и соумирая съ душами благочестивыхъ, справедливо предваряетъ и второе Христово пришествіе и своею кончиною, которую тогда потерпѣлъ прежде Христа, а нынѣ состраждетъ страждущимъ ради Его, подаетъ намъ приличный времени предметъ для воспѣванія его.

Итакъ, объ этомъ будетъ мое слово; почему даже и пользу слушателей не будетъ имѣть въ виду, потому что не многимъ будетъ понятно, о чемъ теперь же и выражаю мою скорбь: но все равно – какъ если бы доступно было уму и знаніямъ всѣхъ, оно со всею силою будетъ стремиться къ гласу, предварившему Слово, отъ видимаго къ явившемуся свѣту истины и, подкрѣпивъ собственную немощность силою евангельскихъ изреченій, потечетъ подъ руководствомъ Божественнаго слова.

А ты, Предтеча нашего спасенія и вѣстникъ Пославшаго міру славное проповѣдываніе, – мнѣ, приносящему тебѣ благодареніе за твое руководительство, которое не безъ воли Божіей, разрѣшая затрудненія, привело меня въ твою гору{1} и въ тихое ея пристанище послѣ страшнаго напора браней, и еще окажи мнѣ милость – прими вѣнокъ на твою кончину, какой сплетемъ мы тебѣ на основаніи евангельскихъ сказаній, – даруй въ покаяніи и мирѣ, съ этими прекрасными напутствіями, совершить остатокъ нашей жизни, и, если нужно, умереть съ истиною, – вооружи мое сердце твоею ревностію, точно отображая въ немъ темницу и палачей, и мечи, и твое во всемъ любомудріе, а также даруй эту же милость и всѣмъ, чтущимъ твое преставленіе, которые и это наше слово будутъ по возможности читать и понимать.

Все у Іоанна прекрасно было выполнено – всѣ подвиги, изъ которыхъ одни онъ принялъ на себя по собственному стремленію къ добру и неудержимому жажданію Бога, а другіе – тѣ, которые служили дѣлу всемірнаго спасенія, – по волѣ Божіей, то есть, разлученіе съ родителями, бѣгство отъ міра, стремленіе къ Богу (а все, случившееся съ нимъ по волѣ Божіей до рожденія и по рожденіи и во время воспитанія, было предуготовленіемъ будущихъ благъ), долговременное пребываніе въ пустынѣ, простое питаніе отъ деревъ и мелкихъ животныхъ, непріятности всякаго рода, неразлучныя съ крайней нуждою, нагота тѣла, подвергавшагося непрестанно и холоду и зною; (ибо только поясомъ и власами онъ искусно пріосѣнялъ поверхность своего тѣла и то не всю и не плотно); жизнь со звѣрями, которые сначала неустанно боролись съ нимъ, а потомъ даже слѣды его лизали и пришли къ естественной покорности ему, такъ славно возвратившему себѣ естественное господство. При такомъ стѣсненіи тѣла расширеніе благодати Божіей въ душѣ, непрестанное помышленіе о Богѣ, бесѣдованія съ ангелами, и чрезъ все подобное, – чего нельзя ни выразить словомъ, ни исчислить, – приготовленіе къ божественному служенію, возвращеніе по руководству Духа опятъ въ міръ съ тѣмъ же образомъ жизни, какой велъ въ пустынѣ, обращеніе людей къ покаянію, которое сопровождалось крещеніемъ ихъ въ водахъ и освобожденіемъ отъ личныхъ грѣховъ, ибо отъ прародительскаго, присущаго самой природѣ, грѣха, отъ котораго неизбѣжно и вся бѣда происходила, имѣло очищать Христово крещеніе, какъ образъ смерти Его, пришедшаго для освобожденія отъ него; – ясное пророчество о грядущемъ и издавна ожидаемомъ, подтверждавшее внутреннее и для большинства незамѣтное чаяніе, ради котораго и было справедливо засвидѣтельствовано о превосходствѣ его предъ всѣми рожденными.

Конечно, всѣ пророки много выше остальныхъ людей, и онъ пророчествовалъ такъ же, какъ и тѣ, однакоже онъ удостоился увидѣть и, возложивъ свою руку, крестить проповѣданнаго, когда Сей неотступно потребовалъ того; удостоился видѣть и слышать свидѣтельство свыше, которое не ему только, но и всѣмъ присутствующимъ указывало Того, Кто дотолѣ не желалъ быть извѣстнымъ. Ибо, что придетъ много высшій его, Божественнѣйшій, имѣющій чинъ Владыки, – какъ по Божеству отъ вѣчности рожденный и Сущій, а по плоти и видимости въ его время родившійся и пришедшій, – ранѣе онъ зналъ и ранѣе говорилъ о томъ, такъ какъ онъ былъ истинно вдохновеннымъ, какъ изъ самыхъ дѣлъ видно было. Но знать, что Онъ предъ нимъ, что по той же землѣ ходитъ и однимъ и тѣмъ же ученикамъ является, онъ не могъ еще, пока Тотъ не пожелалъ и ему открыться. Въ это же время Іоаннъ въ первый разъ узналъ Христа и служилъ Ему и, первымъ вступивъ въ чинъ учащихъ, проповѣдывалъ съ того времени уже не грядущаго, но пришедшаго, и внушалъ всѣмъ долгъ принять Его. И что желали видѣть древніе пророки, но не видѣли, ибо не приспѣло еще время, это онъ видѣлъ осуществившимся на дѣлѣ и радовался, и служилъ, и, свидѣтельствуя о томъ, встрѣчалъ въ однихъ вѣру, – въ тѣхъ, которые достойны были вѣровать, а въ другихъ возбуждалъ ненависть къ себѣ. Сильно возставали противъ него чада діавола, угождая своему отцу, котораго предпочли истинному Отцу и Владыкѣ; таковыхъ Іоаннъ называлъ порожденіями ехидниными, а Спаситель, Который пришелъ спасти ихъ, какъ Своихъ дѣтей, найдя ихъ своевольными и болѣе преданными растлителю, придавалъ имъ еще сильнѣйшее наименованіе.

Итакъ, по совершеніи такихъ подвиговъ, превышавшихъ всякое число и всякую хвалу, надлежало наконецъ Іоанну и увѣнчаться, воспринявъ подобающій такой чести конецъ житія. Въ самомъ дѣлѣ, ему надлежало предварить смерть Іисуса и умереть прежде Его, чтобы не при вступленіи только въ жизнь быть предтечею общаго спасенія для живущихъ, но и къ сущимъ подъ землею и имѣющимъ спастись и насладиться плодами домостроительства, явиться предтечею и повсюду быть предтечею. Имѣя чинъ ангеловъ, орудій божественнаго домостроительства, какой справедливо усвояется ему по его равноангельскому во плоти житію, ему надлежало показать и всесовершенную любовь свою къ Владыкѣ, какую имѣлъ, и не быть ниже ни одного изъ первыхъ учениковъ, – надлежало первому положить свою душу за возлюбленнаго Владыку. И еще прежде, чѣмъ дѣетвительнѣйшимъ образомъ открылась божественность во Христѣ, что случилось потомъ для тѣхъ, Крестителю Христа надлежало быть сообразну и страданіямъ Христа. Какъ Тотъ добровольно шелъ на смерть, такъ и этому, въ возданіе за защиту законовъ, надлежало принять такую же кончину, только не черезъ распятіе на крестѣ, какъ долженъ былъ умереть Тотъ, не среди поношеній, не съ прободеніемъ ребра, – ибо это и все подобное служило цѣли и дѣлу домостроительства, почему и было предсказано задолго; а чрезъ ощущеніе боли только въ головѣ, которою онъ болѣлъ, зная, что должно было открыться, а съ другой стороны и радовался, помышляя о проистекающей отсюда пользѣ для вселенной. Итакъ, какъ надлежало быть сему, такъ оно и дѣлается и это есть предметъ сего дня – всего, что совершается нынѣ и что говорится.

Поводомъ не для казни, а скорѣе для увѣнчаніи, была давнишняя ненависть Иродіады и то, что случилось тогда во время трапезы; истинною же причиною былъ коварный замыселъ прекрасныхъ стражей закона, которые Іисуса готовы были убить, какъ нарушителя законовъ, потому что, по ихъ мнѣнію, Онъ нарушалъ законъ субботы, не нарушая его въ дѣйствительности, а Ироду позволяли невозбранно творить всякія беззаконія. Они не терпѣли Іоанна за то, что онъ всюду проповѣдывалъ Іисуса, съ подобающими ему небесными и блистательными удостовѣреніями, – за то, что возбуждалъ молву, что онъ живетъ и пользуется у Ирода великимъ уваженіемъ, опасаясь и притомъ весьма основательно, какъ бы вмѣстѣ съ Иродомъ онъ не привлекъ къ себѣ и весь народъ іудейскій. Ибо они видѣли, что Иродъ весьма былъ внимателенъ къ Іоанну, съ удовольствіемъ сходился съ нимъ, слушалъ его съ удовольствіемъ и во многомъ слушался; а онъ, дѣйствительно, признавалъ Іоанна мужемъ святымъ и праведнымъ и какъ къ таковому былъ весьма внимателенъ. – Такимъ образомъ сами они, прекрасные защитники закона, льстили Ироду, не отклоняли его отъ мерзости беззаконія, хотя и имѣли полную къ тому возможность, и желали привести его въ столкновеніе съ Іоанномъ, не перестававшимъ обличать, и такимъ образомъ лишить его благоволенія. Иначе какимъ образомъ они допустили его принести жертву въ день рожденія и имѣть столько гостей за столомъ? Почему не устранили отъ святилища, чтобы онъ имѣлъ поводъ и прелюбодѣйкѣ своей показать, что не только любимому имъ Іоанну такъ представляется дѣло, и не онъ одинъ разлучаетъ ихъ, но еще больше другіе, которыхъ онъ не въ правѣ не слушаться? Но они молчали и терпѣли беззаконіе потому, что подводили праведнаго и мудраго защитника законовъ, который притомъ и надобности не имѣлъ такой, какую они имѣли, бороться за законы, и только движимый боголюбезнымъ расположеніемъ желалъ спасти души приближавшихся къ нему.

Между тѣмъ Иродъ и при этомъ, по-видимому, внималъ отеческимъ совѣтамъ Іоанна и цѣломудріе мужа значительно уже сталъ предпочитать страсти невоздержанія и привязанности къ общницѣ своей страсти, требовавшей не только не слушать обличителя, но и убитъ его. Однако послѣ сильнѣйшихъ настояній съ ея стороны онъ заключилъ праведника, въ угоду ей, въ темницу, но не убилъ, да и не убилъ бы, если бы не помогло все случившееся послѣ того, когда насталъ благопріятный день, съ одной стороны, для увѣнчанія праведника, а съ другой для гибели беззаконниковъ, чтобы они сами вмѣстѣ съ беззаконіемъ невоздержанія сдѣлались виновны еще въ убійствѣ того, кто хотѣлъ спасти и очистить ихъ. Конечно, для Бога возможно было тотчасъ разрушить все это дѣло, точно также, какъ и легіоны ангеловъ послать, если бы только желалъ; могъ и весь народъ истребить Тотъ, Кто сдѣлалъ, что солнце оставило свое мѣсто и внезапно вмѣсто его показалась луна, такъ что никто не видѣлъ его и мракъ былъ по всей вселенной. Но какъ этому событію надлежало совершиться такъ, какъ было написано объ немъ, такъ и по отношенію къ Іоанну выполнялось опредѣленное издавна: пророку Богъ уготовлялъ награду за добродѣтель, а Ироду надлежащее возмездіе за зло, ни этого не привлекая насильно къ благочестію, ни того къ противному, но тому и другому опредѣляя то, что соотвѣтствовало ихъ расположеніямъ и что сами они избрали. Вѣдь и Іуда не могъ оправдываться тѣмъ, что надлежало пострадать Христу, и онъ не для спасенія людей, что было цѣлію единственно у Владыки, но по злобѣ и зависти, по любви къ славѣ и наживѣ, предавалъ своего учителя и вмѣстѣ съ хлѣбомъ принималъ въ себя сатану, который не въ первый тогда разъ покушался войти въ него, но несомнѣнно въ первый разъ тогда водворился въ немъ, что бываетъ со всѣми, недостойно причастившимися божественныхъ таинъ: вмѣсто того, чтобы получить благодать, лишаются и той, какая была въ нихъ. Такъ и здѣсь то, что Іоанну надлежало увѣнчаться мученичествомъ, не освобождаетъ убійцу отъ наказанія.

Итакъ, все къ свое время является, что содѣйствуетъ осуществленію того, что должно быть. И нашъ Господь Іисусъ въ великій праздникъ Пасхи второю заботою долженъ былъ быть для учениковъ; ибо убійцею Его былъ не Пилатъ, который много разъ готовъ былъ оправдать Его и, видя непреклонность нечестивцевъ, умылъ водою свои руки, которому и Владыка нашъ сказалъ, что болѣе грѣха на томъ, кто предалъ Его, который притомъ былъ иноплеменникъ и иностранецъ; но – Іудеи и приверженцы Моисеи и тотъ ученикъ, который положилъ начало этому дѣлу, говоря: что ми хощете дати, и азъ вамъ предамъ его, который, можетъ бытъ, если бы не имѣлъ тутъ успѣха и если бы только могъ давать, сказалъ бы и иначе: «что хощете, чтобы я далъ вамъ, и вы предадите мнѣ его».

Такъ и здѣсь, во время празднованія рожденія и трапезы, по этому случаю пророкъ былъ второю заботою. И какъ ученикъ, по совершеніи таинственной вечери, выйдя предалъ своего питателя и наставника, такъ точно и Иродіада пляскою своей дочери подготовила убійство пророка: одинъ свое предательство оцѣнивалъ тридцатью сребренниками, а эта плясаніе своей дочери – златою главою пророка. Но если Іоаннъ есть Креститель, зачѣмъ дерзаешь, жена, убивать Крестителя? И если предлагаемой половинѣ царства ты предпочитаешь главу, зачѣмъ такъ легко отнимаешь ее и мертвую объявляешь стоющею такихъ сокровищъ? «Было время, говоритъ, когда всѣ хвалили и Крестителя и крещеніе и всѣ высоко цѣнили его; но съ тѣхъ поръ, когда онъ, крестивши Іисуса, явно пожелалъ проповѣдовать Его и защищать Его, обоихъ ихъ блюстители нашихъ обычаевъ и законовъ цѣнятъ одинаково и признали ихъ подлежащими одной и той же карѣ. Мнѣ же никто изъ учителей закона не причинилъ столько зла, никто не старался отвлечь Филиппова брата отъ связи со мною. Потому я избираю голову не ради ея стоимости, но ради сильнѣйшей страсти, которая овладѣла мною и меня, царицу, дѣлаетъ совершенно рабою». Слѣдовательно, справедливо Владыка нашъ укорялъ тѣхъ, которые, подъ видомъ соблюденія закона, нарушали его, что они, отцѣждая комаровъ, поглощали верблюдовъ, – чужихъ и еще больше собственныхъ, такъ какъ они грѣшили при большемъ знаніи закона и прощали другимъ то, что нужно было воспрещать: что, отстаивая законную десятину даже отъ самомалѣйшихъ плодовъ пенями, превышающими мѣру грѣховъ, обнажали домы бѣдняковъ и сиротъ и вдовъ и грабили ихъ, какъ непріятели.

О, мудрые защитники, буквы закона! Христа вы обвиняете въ нарушеніи покоя субботы, потому что Онъ въ день субботы очистилъ прокаженнаго, слѣпому возвратилъ зрѣніе и возвратилъ силы давно лежащему въ постеди разслабленному, а Ирода терпите и льстите ему, не смотря на то, что онъ творитъ страшно беззаконныя дѣла и вмѣстѣ съ собой губитъ душу своей возлюбленной, все равно – дозволяя ли ему жить по закону въ бракѣ, или, если онъ не слушалъ васъ, не негодуя и не устраняя его отъ общенія съ чистыми, напротивъ, даже пируя вмѣстѣ съ нимъ и участвуя въ хлѣбѣ и соли его. Жалкіе! Развѣ исцѣленіе страждущихъ есть нарушеніе закона о субботѣ? Ужели и Моѵсей, узаконившій покой въ субботу, не нарушилъ бы его въ видахъ милосердія? Но онъ съ такою мыслію и полагалъ законъ и не имѣлъ намѣренія дѣлать законы вмѣсто боголюбезныхъ безчеловѣчными; или Моѵсей уже и не божественъ, если онъ не прибавилъ: «развѣ если бы кто могъ слѣпому возвратить зрѣніе, и подобное благодѣяніе оказать нуждающимся?». Но такъ поступаютъ и всѣ законодатели, предоставляя желающимъ и умѣющимъ творить правый судъ, приспособлять къ законамъ обстоятельства, которыхъ, по безконечному множеству ихъ, не имѣютъ возможности ни собрать хорошо, ни изложить въ письмени. Поэтому люди, знающіе и призванные творитъ правый судъ, прекрасно пользуются этими, столь неизбѣжными сжатостями закона во благо судимыхъ, не упраздняя законъ и не порицая положеннаго въ немъ: въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ буквы закона нельзя согласовать съ естественною правдою, съ разумомъ и вообще съ благомъ и пользою, они склоняются болѣе къ послѣднимъ; и такъ именно поступалъ бы и самъ издавшій законъ, если бы при немъ производилось дѣло, въ противномъ же случаѣ былъ бы благодаренъ такому добротолюбному и мудрому судіи.

Не будемъ говорить о всѣхъ другихъ преимуществахъ Господа и объ отношеніи между тѣмъ и другимъ закономъ; вы никогда не поймете этого, потому что оно всего менѣе открывается такимъ, какъ вы. Итакъ, вы порицаете самого Творца и хранителя закона, а сами, сросшись съ человѣческими реченіями закона, выставляете предъ народомъ, который одобряетъ ваше настояніе, неразумную и совсѣмъ ненужную ревность, и, не распиная страстей своихъ и завидуя тѣмъ, которые умѣстно оказываютъ снисхожденіе и милость, вы привязываетесь къ выраженіямъ закона. Но когда нужно вамъ извлечь какую-нибудь пользу, вы или рабски стоите на буквѣ, или дѣлаете поблажки друзьямъ и людямъ нужнымъ, при чемъ уже и буква закона и цѣль законодателя устраняется, не имѣетъ мѣста и естественная правда. Такъ дозволяя Ироду жить вопреки закону съ бывшей супругою его брата, не смотря на то, что осталось послѣ него сѣмя, вы не считаете это ужаснымъ и несогласнымъ съ закономъ; потомъ, когда онъ, прилагая къ прежнему злу еще горшее, убиваетъ Крестителя, пользовавшагося дотолѣ благоволеніемъ отъ него и не сдѣлавшаго ничего преступнаго, вы радовались этому, потому что такимъ образомъ избавлялись, съ одной стороны, отъ Крестителя, который и по рожденію и по образу мыслей тѣсно соединенъ со Христомъ, а, съ другой, огорчали и устрашали самого Іисуса и отверзали дверь убійству, замышляемому противъ Него. Такую-то пещь огненную Іудеи готовили своей душѣ и роду своему.

А царь былъ весьма опечаленъ требованіемъ убійства, но ради клятвы и возлежащихъ не хотѣлъ отказать ей. О, достойный ты хранитель такихъ клятвъ! Достойны твоей совѣсти и сотрапезники твои! Нарушить клятву ты боишься, а суда за убійство мужа праведнаго не трепещешь? Если ты въ чемъ-нибудь заподозрилъ заключеннаго, которому прежде внималъ, какъ святому, и оказывалъ большое уваженіе, почему теперь дѣлаешься печаленъ, а не предаешь его, какъ подобаетъ царю, суду, чтобы лучше обнаружилось давно скрывавшееся въ немъ зло? Тебѣ вѣдь скорѣе нужно было печалиться о томъ, что, благодаря твоему благоволенію, обращались человѣколюбно съ человѣкомъ, оказавшимся таковымъ. Если же ни въ чемъ не можешь упрекать его, такъ зачѣмъ убиваешь ни въ чемъ неповиннаго, котораго притомъ любилъ прежде? Итакъ, или ты притворно ссылаешься на крайность и самъ ты подготовилъ все для своей прелюбодѣйки – обѣдъ, плясаніе, обѣщаніе награды и клятву при этомъ, – и всецѣло объятый страстію невоздержанія устраняешь изъ среды живыхъ того, кто отвращалъ и вразумлялъ тебя, и дѣлаешь себя повиннымъ другому тягчайшему грѣху; или ты являешься хуже всякаго сумасшедшаго, потому что добровольно подвергаешь себя двоякому злу, имѣя возможность быть свободнымъ отъ того и другого – и не убивать безъ вины и не печалиться убивая. А почему стыдишься возлежащихъ и сотрапезниковъ? Если они молчали, то бояться ихъ не было надобности; если же они поддерживали несправедливое требованіе дѣвицы, то нужно было презирать ихъ, какъ людей легкомысленныхъ. Но, можетъ быть, они, имѣя въ виду заключеніе въ темницѣ, предполагали въ тебѣ перемѣну расположенія къ святому мужу и въ своихъ рѣчахъ пошли дальше, чѣмъ должно; такъ если они судили и требовали неправильно, гдѣ было твое царское достоинство, что ты дѣлаешь угодное рабамъ, ищущимъ погибели твоей души? Ужели, если-бы они потребовали, чтобы ты всталъ изъ-за стола и плясалъ и безобразничалъ, ты и въ этомъ послушалъ-бы? Если ты, связанный клятвою, рѣшаешься на убійство изъ богобоязненности, то богобоязненнымъ былъ-бы ты въ томъ только случаѣ, если бы не убилъ и не выполнилъ необдуманно данной клятвы; а теперь тебѣ кажется, что ты поступаешь благочестиво, совершая нечестіе и совершенно противоборствуя правдѣ Божіей, ибо Богъ не можетъ желать, чтобы мы совершали нечестіе подъ предлогомъ соблюденія клятвы. Или, можетъ быть, ты, поклявшись въ пьяномъ видѣ убить своего отца, и послѣ вытрезвленія нашелъ бы себя вынужденнымъ соблюсти клятву и убить отца? Если же ты, потерявъ отъ пьянства разсудокъ, ко злу прелюбодѣянія прибавляешь еще проклятое убійство, то не клятву и возлежащихъ долженъ винить, а свое пьянство, вслѣдствіе котораго ты, выйдя до такой степени изъ себя, добровольно избралъ долю свиней, или волковъ, вмѣсто человѣческой. Таково зло – пьянство, такъ оно благодѣтельствуетъ своимъ плѣнникамъ! Или, какъ было возможно, сохраняя человѣческое достоинство, въ награду за плясаніе, дѣлить на двѣ части свое царство и клятвенно обязываться отдать одну изъ нихъ? Напротивъ, ты долженъ былъ даже цѣлое царство передать взамѣнъ страшнаго усѣкновенія не столько такой главы, какъ своей души, если ты не могъ знать, что иногда клятву должно соблюсти, а иногда благоразумно устранить и замѣнить другимъ чѣмъ-нибудь. Такъ дѣйствовалъ Иродъ во время обѣда и такимъ онъ казался всѣмъ присутствующимъ и сотрапезникамъ своимъ, по сказанію исторіи; а слово исторіи, оставаясь истиннымъ и правдивымъ, не можетъ идти дальше того, что было и что обнаружилось.

Между тѣмъ блаженный Іоаннъ, зачатый, рожденный и воспитанный для служенія таинству Іисуса и многіе годы прожившій въ пустынѣ, откуда и былъ посланъ возвѣстить пришествіе Господа, приготовить путь Ему, какъ гласъ предшествующій слову и свѣтильникъ свѣту, – такъ что и тутъ онъ превзошелъ всѣхъ пророковъ тѣмъ, что только объ немъ послѣ Христа и ради Христа было совершенно ясно предсказано, – Іоаннъ выполнилъ все свое служеніе Ему, какъ подобало, и затѣмъ приносится въ жертву за сіе служеніе, притомъ какъ первая жертва: посланный съ обѣда палачъ изводитъ изъ священнаго тѣла равноангельскую душу его и главу предаетъ въ награду за плясаніе дѣвицѣ, а эта – своей матери. Прелестное для нея зрѣлище! Она уже могла теперь безъ обличителей нарушать законъ и завѣдомо всѣмъ развратничать, не встрѣчая ни отъ кого упрека, О, блаженная жизнь и блаженная кончина! Не имѣя возможности обвинить въ чемъ-нибудь и только не вынося наставленій, убиваютъ мужа благороднаго, или лучше преставляютъ туда, куда давно стремилось его сердце. Ибо что можетъ быть пріятнѣе для любомудрствующей души исхода изъ здѣшней жизни и притомъ съ добродѣтелію? О, съ какою радостію онъ увидѣлъ палача и мечъ извлекаемый! И прежде чѣмъ ясно почувствовалъ ударъ, онъ легко и безъ всякихъ страданій освободился отъ общенія съ тѣломъ, такъ что, если бы грѣхъ прародителей не увлекалъ его въ адъ на сопребываніе тамъ вмѣстѣ съ Моисеемъ и другими, хотя и въ лучшемъ настроеніи, чѣмъ тѣ, потому что имѣлъ онъ яснѣйшія надежды на ближайшій исходъ оттуда, – онъ тотчасъ восшелъ-бы на небо. Но путь къ небу не былъ еще готовъ тогда; онъ ожидалъ предтечею Владыку всего, который для того и низшелъ отечески, чтобы тѣхъ изъ истинныхъ дѣтей, которыхъ нашелъ готовыми, собрать, а имѣющихъ явиться вновь, въ силу закона, рожденія, принять тогда, когда Онъ, придя вторично и облекши ихъ въ болѣе блистательныя тѣла, съ этимъ усовершенствованіемъ естества доставитъ имъ и совершенное блаженство.

Всѣхъ другихъ пророковъ, которымъ Іудеи платили такою же благодарностью, избивалъ съ крайнимъ безстыдствомъ и жестокостью народъ, а его одинъ палачъ наединѣ освобождалъ изъ темницы и полагалъ конецъ его жизни – такой, какой свойственъ живущимъ въ пустынѣ; ибо какъ пустыня для умѣющихъ собирать въ ней сокровища ничѣмъ не отличается отъ темницы, такъ и темница знающаго и привыкшаго любомудрствовать можетъ насколько не менѣе обширнѣйшей пустыни вести къ душевному усовершенствованію, и, когда исполняются предѣлы жизни, нѣтъ никакого различія для любомудрствующихъ – умереть ли отъ укушенія звѣря въ пустынѣ, или отъ удара палача въ темницѣ. Преизбытокъ же затѣмъ безстыдства Іудеевъ по отношенію къ Іисусу былъ преизбыткомъ суевѣрія въ самихъ дѣятеляхъ, преизбыткомъ человѣческаго смиренія въ смирившемъ себя до столькихъ и такихъ подвиговъ, преизбыткомъ благости въ воспринявшемъ на себя спасти такимъ способомъ человѣческое естество, и – счастія для тѣхъ, которые имѣли спасаться чрезъ нихъ и только чрезъ нихъ. Ибо, что все это было необходимо для цѣли Спасающаго, объ этомъ ранѣе предвозвѣщалось, и все и на самомъ дѣлѣ такъ совершилось, о чемъ у меня уже прежде сказано. Притомъ и тѣмъ, кому предстояло страдать за Христа, подвергаться изъ любви къ нему разнымъ видамъ мученій, нужно имѣть въ своей душѣ твердое основаніе, которое располагало бы ихъ мужественно и благородно переносить все. Но ничто неможетъ быть дѣйственнѣе той мысли, что Самъ Владыка благоволилъ, подобно разбойникамъ, вознестися на крестъ и понести всѣ другія страданія, чтобы, укрѣпившись прежде всего въ этой мысли, они потомъ вдохновлялись небеснымъ сверхъестественнымъ любомудріемъ, такъ чтобы душевное состояніе ихъ при всѣхъ мученіяхъ, какимъ бы ихъ ни подвергали, было уже не мужествомъ, а презрѣніемъ ко всему земному.

Итакъ, о блаженный Креститель и Предтеча Христовъ, мы, собравшись сегодня, слышимъ твой гласъ, прежде чѣмъ услышать слово; при посредствѣ тебя – свѣтильника – начали мы взирать на истину, прежде чѣмъ быть вдругъ осіянными свѣтомъ; ибо мы внемлемъ всему не какъ прошедшему, но какъ совершающемуся предъ нами. И теперь мы присутствуемъ при славномъ преставленіи твоемъ, но не съ Иродомъ и сотрапезниками его; мы не посылаемъ палача, не принимаемъ въ даръ твою главу, залогъ вѣчнаго осужденія – да не будетъ сего! – но мы соболѣзнуемъ ученикамъ твоимъ и сопровождаемъ ихъ при погребеніи священнаго тѣла твоего. Мы сочувствуемъ и тѣмъ, глубоко опечаленнымъ слухомъ о неправедной твоей кончинѣ, которые, бывъ питомцами твоего крещенія и рѣчей твоихъ о Владыкѣ, радовались, что тебя, какъ руководителя мудрости, по волѣ Божіей явившагося, слушаютъ и видятъ повсюду въ той землѣ, и теперь скорбѣли, конечно, лишившись такого великаго блага. Но, соболѣзнуя этимъ и по закону святой любви оплакивая убійцъ, какъ бы они ни были презрѣнны, мы радуемся вмѣстѣ съ тобою за твой счастливѣйшій жребій и рожденія и жизни и кончины, такъ, какъ все совершалось по волѣ Божіей на пользу всего человѣчества. Радуемся мы и за себя, что имѣемъ такого наставника и попечителя, и твоя кончина для насъ, чадъ твоихъ, жизнь есть. Ибо ты живъ для насъ, хотя и преставился; повѣствованія о тебѣ услаждаютъ насъ, какъ бы самъ ты былъ предъ нами, и своими внушеніями свыше ты руководишь и управляешь нами, справедливо имѣя великое дерзновеніе умолять Всемогущаго. Поэтому мы и чтимъ сей день; этимъ вызывается и настоящее слово.

Для насъ совсѣмъ не составляетъ тайны, чего ты желалъ бы отъ насъ, чадъ твоихъ, кромѣ самыхъ пѣснопѣній и гимновъ, безъ чего и эти гимны не могутъ радовать тебя. Такъ ты желаешь, чтобы тѣ, кому суждено протекать жизненный путь, не распутствовали и не вступали въ незаконные браки; чтобы не злоупотребляли виномъ и не предавались, какъ естественному послѣдствію сего, страстямъ, которыя обыкновенно усыпляетъ бодрствующій и не омраченный куреніями чрева разумъ; чтобы рабствуя то любви, то гнѣву, и всему тому, что ими порождается, не теряли любви къ Богу Создателю; чтобы не были склонны къ клятвамъ, но доброе дѣлали бы и безъ клятвъ, потому что добровольное дѣланіе добра лучше можетъ служить къ украшенію ихъ, а по отношенію къ злому и тѣмъ болѣе сдерживали бы свой языкъ, и не ставили бы себя необдуманно въ крайность или нарушать законъ, выполняя клятву, или, если бы никакъ не желали допустить безбожное дѣло, быть или казаться худыми для тѣхъ, кто не признаетъ никакой замѣны клятвы и судитъ объ нихъ худо.

Еще болѣе должны соблюдать все это занимающіе высшее положеніе въ народѣ, а стоящіе при святилищѣ не должны дозволять имъ нарушать законъ и всѣми способами стараться возвращать на путь истинный, не преклоняясь предъ счастіемъ, не раболѣпствуя предъ силою, не страшась за самую жизнь свою. Ибо такими поблажками угашаются истина и правда и гибнутъ души дѣлающихъ это, а тѣ, которые могли бы спасти и предохранить ихъ отъ сего, повинны будутъ дать отвѣтъ Богу за свое нерадѣніе. Въ случаѣ же, если бы они сами исполнили свой долгъ, а тѣ не пожелали бы слушаться, то не должны имѣть съ ними ничего общаго и должны отречься отъ нихъ, какъ отъ язычниковъ и мытарей; сами же въ своей жизни должны имѣть цѣлію осуществленіе евангельскаго закона, и если бы, движимые божественною любовію и безъ всякаго пристрастія, пожелали другого кого-нибудь подвергнуть взысканію за какое-либо уклоненіе отъ должнаго, съ цѣлію возвратитъ на путь долга, то не должны сердиться, если бы и имъ другіе по любви сдѣлали тоже, не клеветать на нихъ, вмѣсто того, чтобы быть благодарными, не озлоблять людей, страждущихъ завистью и невѣжественныхъ, и не давать повода къ соблазну и для своихъ, и для внѣшнихъ.

– Еще ты желаешь, чтобы они, гдѣ только нужно и справедливо, не были строги къ тѣмъ чадамъ, которые уклоняются отъ закона, ссылаясь на нужды времени, и оказывали бы имъ, въ чемъ можно, снисхожденіе. Они должны хорошо знать и соблюдать различіе между божественными и человѣческими законами, именно, что хотя всѣ законы имѣютъ въ виду благо, но не одно и тоже: божественные – вѣчное и на вѣки, а человѣческіе полагаютъ его примѣнительно къ временамъ. Поэтиму и не слѣдуетъ въ томъ и другомъ случаѣ быть одинаково строгими, или снисходительными; ибо какъ сговорчивыхъ – тамъ, гдѣ нужно быть неумолимыми, – всѣ вмѣстѣ съ Павломъ называютъ продавцами божественнаго, такъ и неумолимыхъ въ болѣе легкомъ – сожжеенными совѣстію.

– Ты желаешь, чтобы всѣ предпочитали общее частному, дѣла – словамъ, временному – то, что никогда не престаетъ, ревности – снисходительность, терпѣніе зла – дѣланію зла; чтобы всегда имѣли предъ собою Бога и, располагая слово и жизнь свою по правилу божественному, безопасно такимъ образомъ проводили жизнь. – Ты желаешь, чтобы всѣ каялись въ грѣхахъ своихъ.

Обходя страну, ты призывалъ всѣхъ креститься крещеніемъ покаянія въ оставленіе грѣховъ, такъ какъ безъ покаянія спасеніе для людей невозможно и наоборотъ невозможно, чтобы не спаслись, если только будутъ каяться. Ибо и нашъ Іисусъ, Предтечею крещенія Котораго ты пришелъ, не праведныхъ, готовыхъ къ спасенію, но грѣшниковъ пришелъ призвать къ покаянію и чрезъ него привести во спасеніе, и не судить пришелъ, а скорѣе спасти міръ. И Самъ Онъ затѣмъ, со времени открытія Царствія Его, вводитъ въ него кающихся; ты же приготовлялъ къ покаянію въ виду близкаго открытія самого Царствія. Въ прежнее время покаяніе не имѣло непосредственнымъ послѣдствіемъ своимъ Царствіе и полное достиженіе цѣли; ибо путь къ нему былъ закрытъ сильнѣйшею преградою, грѣхомъ нашихъ прародителей. Но оно было какъ бы нѣкоторымъ знакомъ воззванія со стороны усовершившихся въ жизни къ милосердію праведно наказующаго Бога, молившихъ не презрѣть личную ихъ праведность ради общаго грѣха рода, коему повинны были еще и не родившіеся, какъ имѣвшіе родиться отъ такого сѣмени. И они прекрасно дѣлали, что мыслили такъ, и были провозвѣстниками божественнаго милосердія, которое на дѣлѣ нѣкогда должно было открыться и о которомъ и Давидъ говоритъ, что милость и истина, миръ и правда встрѣтятся и примирятся другъ съ другомъ для насъ, для которыхъ и были раздѣлены въ прежнее время. Но когда божественнымъ воплощеніемъ и относящимися къ нему сильнѣйшими и вмѣстѣ мудрѣйшими мѣрами домостроительства эта преграда была разрушена, съ тѣхъ поръ стяжаніе Царствія уже близко стало для кающихся, и каждый можетъ достигнуть его, лишь бы расположенъ былъ къ покаянію.

Поэтому-то ты и проповѣдовалъ всѣмъ Царствіе въ ближайшемъ времени, дабы усерднѣе притекали къ покаянію, говоря, что блага, проистекающія отъ него для нихъ уже не въ отдаленномъ будущемъ, но что немедленное раскаяніе въ какомъ-либо грѣхѣ не только освобождаетъ отъ виновности и отверзаетъ дверь спасенія, – если при этомъ хорошо соблюдается все, что требуется для истиннаго покаянія ,– но и дѣлаетъ безопаснѣйшими на будущее время; такъ какъ божественная благодать своимъ присутствіемъ укрѣпляетъ очистившихся, точно такъ же какъ съ отступленіемъ ея, когда кто нераскаянно пребываетъ въ одномъ грѣхѣ, необходимо впадаетъ во многіе горшіе. Такъ вотъ случилось и съ Иродомъ: еслибы онъ, повинуясь твоимъ внушеніямъ, бѣжалъ поспѣшно отъ мерзости распутства, то не былъ-бы оставленъ, и такого множества золъ не обрушилось бы на него.

– Ты желаешь, чтобы всѣ, если зто возможно, стремились въ своей жизни къ совершенству, что мудро предоставлено на волю каждаго, ибо кто хочетъ, говоритъ, въ слѣдъ Мене идти, – а если возможно, и всѣ необходимо – должны принимать на себя и тягости, соединенныя съ этимъ званіемъ, вѣруя въ Божій Промыслъ. Если же невозможно, чтобы всѣ могли быть такъ мужественны, то но крайней мѣрѣ стоящіе впереди и посвятившіе себя на это должны на дѣлѣ выполнять свои обѣты и, возложивши добровольно руку на рало, не идти вспять; таковые подлежатъ отвѣтственности не за то, что не пожелали принять рѣшеніе, но за то, что принявши не устояли въ своемъ рѣшеніи. И если бы не имѣли силъ въ точности подражать твоему дѣланію и собирать такіе же, какъ ты, плоды, при совершенномъ презрѣніи къ міру и тѣлу, – ибо твои дѣла выше всякаго подражанія, – то по крайней мѣрѣ должны возможные извлекать плоды изъ самого желанія вести такую жизнь, и не для вида только причисляться къ разряду кающихся, оставаясь чуждыми плодовъ покаянія и не величаться одними добродѣтелями предковъ, какъ нѣкогда фарисеи хвалились на словахъ Авраамомъ и родствомъ съ нимъ, а на дѣлѣ были какъ бы незаконными дѣтьми, и ничего общаго съ нимъ не имѣли. Кратко сказать, ты желаешь и просишь, чтобы мы шествовали по законамъ общаго нашего Отца и Владыки, Предтечею Котораго ты явился къ намъ, и Который на дѣлѣ показалъ намъ примѣръ исполненія Своихъ законовъ, и чтобы мы душу свою съ радостію полагали за Него, заботясь не о тѣлѣ и сей жизни временной, но о спасеніи души.

Итакъ, вотъ такія пѣснопѣнія твоихъ чадъ радуютъ тебя! Такого рода гимнами ты увеселяешься! Такіе-то плоды твоихъ подвиговъ за насъ мы всѣ обязаны приносить тебѣ и желали бы приносить. Я же, о божественная и священная глава! о, душа блаженная и приличествующая лику отшедшпхъ! – высказавъ въ началѣ слова и оправданіе въ моемъ дерзновеніи и мольбы мои, не прибавлю болѣе ничего: достаточно, что все прочее свѣдомо Богу и при моемъ молчаніи, и что ты слышишь наши молитвы къ Нему, яко Ему подобаетъ слава во вѣки. Аминь.

 

Греческій текстъ изданъ въ первый разъ въ Константинопольскомъ журналѣ «Церковная Истина» 1900 г., №№ 35 и 39. Пер. И. Никольсскій.

 

«Ярославскія Епархіальныя Вѣдомости». 1902. Ч. Неофф. № 2. С. 21-25; № 3. С. 38-41; № 4. С. 53-57; № 5. С. 69-74.

 

{1} Слово было написано въ монастырѣ честнаго Предтечи на горѣ Меникейской, гдѣ патріархъ Геннадій Схоларій жилъ на покоѣ по удаленіи отъ патріаршества.




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: