«ОСНОВНЫЯ НАЧАЛА ПРАВОСЛАВІЯ» Д-ра православнаго богословія о. Владиміра Гете
Этот труд к сожелении доселе не был опубликован в интернете. Но учитывая последние экуменическое событие — каким явлается встреча римского понтифика с еретичествующим московским патриархом, мы решили выложит его польностую для показания русским православным людям что папство не является никакой альтернативой для Святой Руси.
I.
Въ нашу эпоху, когда христіанское ученіе отвергается и даже порицается толпою людей, считающихъ себя учеными и въ тоже время совершенно не знающихъ того, въ чемъ состоитъ отвергаемое ими ученіе; въ нашу эпоху, когда это ученіе искажено въ большей части церквей ложными преданіями или ложными толкованіями преданій; — не безполезно будетъ представить, съ возможно строгою точностію, основныя начала православія, т. е. основныя начала христіанства въ томъ видѣ, какъ ихъ всегда возвѣщала Церковь православная.
Трудъ подобнаго рода тѣмъ болѣе необходимъ, что по большей части люди, наилучшимъ образомъ расположенные къ религіи, не могутъ найти въ церквахъ, въ которыхъ они родились, удовлетворенія стремленіямъ своей совѣсти. Потому-ли, что эти церкви предлагаютъ имъ единственнымъ руководителемъ Библію, вообще такъ неудовлетворительно гереводимую и при этомъ еще хуже толкуемую; или потому, что они иредлагаютъ этимъ руководителемъ лишь папу, который называетъ себя непогрѣшимымъ и въ тоже время самымъ рѣшительнымъ образомъ доказываетъ на опытѣ свою погрѣшимость; только очевидно, что подобнаго рода руководители не могутъ приводить людей истинно совѣстливыхъ и истинно разумныхъ къ твердой и разумной вѣрѣ.
Приступая къ дѣлу, прежде всего установимъ твердо тотъ фактъ, что въ православной Церкви господствованіе не существуетъ. Іисусъ Христосъ сказалъ, что внѣинія общества основываются на преобладаніи, но что этого не должно быть въ обществѣ духовномъ. И Церковь православная навсегда осталась вѣрна этой заповѣди.
Во всѣхъ другихъ церквахъ признаютъ гостодство духовенства. И вотъ многія для избѣжанія папскаго преобладанія, доброволь но подчинились свѣтской власти и ей усвоили такого рода церковныя преимущества, что напр. въ Англіи государь можетъ считаться главою церкви.
Церковь римская обоготворила господствованіе въ лицѣ папы, и признала за папой безусловную власть не только въ дѣлахъ духовныхъ, но и мірскихъ; такъ что если-бы обстоятельства позволили реализировать панскую систему вполнѣ, то весь міръ превратился бы въ обширную теократію, во главѣ которой стоялъ-бы папа.
Мы говоримъ теократію и пользуемся въ данномъ случаѣ не болѣе какъ только общеупотребительнымъ терминомъ, потому что въ дѣйствительности Господу Богу нельзя усвоять такого царствованія, которое скорѣе можетъ быть названо совершенно противоположнымъ терминомъ (satanocratie).
Церковь православная признаетъ коренное различіе между свѣтскою и духовною сферою жизни, и она уживается со всякаго рода политическимъ управленіемъ, находящимся у власти въ той странѣ, въ которой она существуетъ.
Если, какъ это совершается въ Турціи, она стоитъ предъ лицемъ правительства, преслѣдующаго ее, то подчиняется ему только въ свѣтскихъ условіяхъ жизни, и, когда бываетъ надобно, терпитъ даже мученичество, только-бы сохранить свою вѣру.
Если-же, какъ это происходитъ въ Россіи, она находится предъ лицемъ правительства покровительствующаго ей, то пользуется этимъ покровительствомъ, не прибѣгая однако-же къ мірской силѣ противъ иномыслящихъ; и лишь усвояетъ покровительствующему Государю всѣ преимущества, свидѣтельствующія о ея глубокомъ уваженіи къ нему, о ея подчиненіи ему во всѣхъ свѣтскихъ отношеніяхъ, но она не усвояетъ ему ничего похожаго на господствованіе въ духовныхъ дѣлахъ.
Іезуиты, изъ желанія повредить Россіи, измыслили слѣдующее безразсудное положеніе: Русскій Императоръ есть глава Церкви. Воспользовавиись своимъ вліяніемъ на податливаго въ отношеніи къ нимъ императора Павла, они, говорятъ, продиктовали ему указъ, который могъ-бы послужить основаніемъ для ихъ клеветы.
Но этотъ сомнительный указъ остался мертворожденнымъ, и никогда ни одинъ Государь Россіи не усвоялъ себѣ идеи быть главою Церкви въ своей обширной державѣ. Между тѣмъ іезуиты распространили свою клевету съ такою ловкостію, что даже въ наше время можно встрѣчать цѣлую толпу людей слабоумныхъ, нерѣдко и среди свободныхъ мыслителей, повторяющихъ эту клевету.
Но люди серьезные уже стыдятся толковать о подобной нелѣпости.
Итакъ, православная Церковь не допускаетъ никакого вмѣша тельства свѣтскаго правительства въ церковиыя дѣла.
Но точно также она не допускаетъ и никакого духовнаго господства, за исключеніемъ принадлежащаго единому Богу; она не думаетъ, что Господь Богъ уполномочилъ одного человѣка или многихъ людей всею полнотою власти, которая принадлежитъ Ему одному.
На первыхъ порахъ это положеніе можетъ казаться страннымъ, потому что въ различныхъ заблуждающихся церквахъ привыкли признавать за духовенствомъ извѣстное полномочіе Божественнаго владычества. Ультрамонтаны, напр., наградили этимъ полномочіемъ одного папу; галликанцы (французы), эти либеральные паписты, награждаютъ имъ епископское общество, соединеиное съ папою. Англиканцы усвояютъ своимъ воображаемымъ (hуроthetiques) епископамъ извѣстную божественную власть, пресвитеріанцы переносятъ ее на пресвитерство; даже простые протестанты чувствуютъ необходимость снабдить своихъ церковныхъ правителей подобною-же властію, правда, точно въ теоріи неопредѣляемою, но на практикѣ примѣняемою.
Церковь православная, имѣющая свое еиископство, свое пресвитерство и свое діаконство въ томъ видѣ, въ какомъ все это установлено было во времена апостольскія, оказываетъ самое глубокое уваженіе своимъ епископамъ, своимъ священникамъ и своимъ діаконамъ; но она не признаетъ за ними никакого индивидуальнаго (единичнаго) или коллективнаго (совмѣстнаго) господствованія.
По ученію православному, одинъ Христосъ есть глава Церкви; одинъ Онъ являетъ или совершаетъ въ ней священство; одинъ Онъ говоритъ въ ней съ властію; одинъ Онъ имѣетъ право на всеобщую покорность.
Пусть напр., дѣло идетъ о какомъ-либо ученіи вѣры и пусть Церковь встрѣтится съ воззрѣніемъ, противорѣчащимъ ея ученію, — Церковь, представленная въ лицѣ своихъ епископовъ, будетъ-ли рѣшать этотъ вопросъ собственною властію? Православные епископы, представители православной Церкви, скажутъ-ли въ данномъ случаѣ, какъ говоритъ папа и римскіе епископы: „мы разсудили такъ, и вы должны намъ подчиниться“? Нѣтъ, они лишь скажутъ: во всѣ времена Церковь сохраняла только то ученіе, которое приняла отъ Христа или отъ уполномоченныхъ имъ Апостоловъ; она имѣетъ въ пользу принимаемаго ею ученія авторитетъ Божественный; мы должны сохранить это ученіе, и Самъ Господь Богъ ввѣрилъ его Своей Церкви, какъ священный залогъ для вѣрнаго храненія.
Церковь, по ученію православному, есть единая; она не раздѣляется на учащую въ лицѣ епископовъ и на научаемую въ лицѣ пресвитеровъ, діаконовъ и вѣрующихъ. Оча есть единое тѣло, живущее одною и тою-же жизнію со временъ апостольскихъ, и лишь сохраняетъ ученіе, принятое отъ Самого Бога! Епископы, церковные учители, проповѣдуя это ученіе, наставляютъ въ немъ тѣхъ, которые не знаютъ его, и преподаютъ его какъ ученіе Божественное, потому что оно есть Божественный залогъ, сохраняемый Церковію.
Итакъ, въ Церкви православной Самъ Господь Богъ непрерывно учитъ при посредствѣ лишь учителей церковныхъ; Церковь, по своей единой и непрерывающейся жизни, есть лишь постоянная свидѣтельница Божественнаго ученія; и лица, подобно напр., епископамъ, обязанныя учить, иредлагаютъ ученіе не во имя одного своего епископскаго характера, въ силу своего высокаго званія, сообщающаго имъ право учитъ именемъ Церкви. Они учатъ только какъ носители церковнаго ученія (échos de l'Еglise) и это ученіе есть тоже самое, которое принято и сохраняется Церковію отъ временъ апостольскихъ.
Итакъ, въ Церкви православной нѣтъ никакого человѣческаго авторитета, подавляющаго человѣческій разумъ, равнымъ образомъ въ ней нѣтъ и тѣхъ лицъ, такъ не кстати облеченныхъ Божественнымъ авторитетомъ, на которыя столь щедры иеркви властолюбивыя. Она иризнаетъ только авторитетъ Божественный, исповѣдуетъ, что Одинъ лишь Богъ властенъ открывать истину человѣческому разуму.
И это у ней не одна только теорія, какъ у многихъ богословскихъ иколъ, измышляющихъ удобoпріемлемыя теоріи, но всегда остающіяся съ одними этими теоріями. Православные еиископы, въ вопросахъ вѣры, всегда оставались простыми носителями (échos) церковнаго ученія, непрерывно сохраняемаго Церковію. Они не усвояли себѣ никакого права надъ совѣстію вѣрующихъ. Кто не вспомнитъ при этомъ прекрасный отвѣтъ восточныхъ патріарховъ Пію ІХ, обративиемуся къ нимъ для заключенія союза съ римскою Церковію? Римскій папа, усвоившій себѣ право говорить отъ лица своей церкви, думалъ, что восточные патріархи могутъ такимъ-же образомъ располагать совѣстію иравославныхъ, какъ онъ располагаетъ совѣстію папистовъ. Но патріархи заявили ему, что они не облечены подобною властію, что они не признаются господами своей Церкви, что они въ ней занимаютъ положеніе покорныхъ слугъ и вѣрныхъ хранителей ея ученія.
Итакъ, въ Церкви православной нѣтъ никакого посредства между Богомъ и человѣкомъ въ дѣлѣ усвоенія откровенной истины.
Въ вопросахъ-же, возбуждаемыхъ въ области разума, человѣкъ долженъ руководствоваться единственно указаніми своего разума; въ вопросахъ-же, превышающихъ разумъ, онъ долженъ непосредственно отъ Бога принимать рѣшеніе этихъ вопросовъ.
Только такимъ образомъ, оставаясь вѣрноювъ дѣлѣ храненія Божественнаго залога, православная Церковь сохранила міру самое широкое ученіе о независимости разума отъ всякаго человѣческаго авторитета.
Съ одной стороны, подъ предлогомъ Божественнаго наученія, она не принуждаетъ человѣческій разумъ принимать мнѣнія, не основанныя на откровеніи; съ другой стороны, она дѣлаетъ вѣру разумною тѣмъ, что не отрицая правъ разума, ей, вѣрѣ, предлагаетъ рѣшенія, данныя Самимъ Богомъ, то есть, Христомъ и Его Апостолами, въ отношеніи къ тѣмъ вопросамъ, съ которыми встрѣчается разумъ, не имѣя однако-же возможности разрѣшить ихъ.
Итакъ, въ отношеніи ко всему тому, что касается откровеннаго ученія въ православной Церкви существуетъ только авторитетъ Божественный.
Конечно, кромѣ откровеннаго ученія, существуютъ еще извѣстныя епископскія распоряженія для руководства духовенства и управленія вѣрующими. Но должно замѣтить, что эти распоряженія не имѣютъ ничего общаго по своей природѣ съ властвованіемъ. Во всѣхъ обстоятельствахъ перковной жизни, епископы должны только примѣнять къ ней законы; эти законы дѣло всѣхъ еиископовъ, провозгласившихъ шхъ на соборахъ; и цѣль ихъ — точное сохраненіе законовъ Божественныхъ. Въ сущности, поэтому, всякое епископское распоряженіе въ Церкви есть лишь сохраненіе Божественнаго закона, такъ что собственно одинъ Богъ управляетъ Своею Церковію, равно какъ одинъ Онъ и непрерывно научаетъ всѣхъ.
Такимъ образомъ, православная Церковь съ полною искренностію исповѣдуетъ. что Христосъ есть одинъ ея Глава.
Замѣчательно, чтоправославная Церковь не могла-бы удержаться на подобной высотѣ въ ученіи объ авторитетѣ, если-бы не оставалась вѣрною хранительницею Божественнаго залога въ теченіе всей своей жизни, непрерываемой со временъ самихъ Апостоловъ.
Всякая другая церковь, не обладающая этой единой и непрерывной жизнію и не соблювшая безъ иоврежденія Божественный залогъ свой, ие можетъ сказать о себѣ, что она сохранила Божественный авторитетъ: она должна была по необходимости подмѣнить его авторитетомъ человѣческимъ, помѣстивши этотъ послѣдній авторитетъ въ одномъ или многихъ людяхъ, или даже въ индивидуальной совѣсти каждаго отдѣльнаго лица.
Но когда кому-нибудь оказывается нужнымъ принимать такую теорію, онъ естественно приходитъ къ скептицизму.
При посредствѣ-же здраво понимаемаго ученія о Божественномъ авторитетѣ, свободно иереходятъ изъ области видимой природы въ область сверхъестественнаго и на основаніи Божественнаго авторитета принимаютъ ученіе, превышающее силы человѣческаго разума.
По воззрѣнію православному, вѣра и разумъ не имѣютъ ничего противорѣчащаго другъ другу; они лишь доставляютъ другъ другу взаимную поддержку для возвышенія человѣка на такую высоту, какая только выносима для его ограниченной природы.
Извѣстно, что эти разнообразныя ученія о власти или авторитетѣ Церкви, главнымъ образомъ удаляютъ свободныхъ мыслителей отъ христіанства. Но были ли бы эти мыслители преданы всѣмъ своимъ предубѣжденіямъ, еслибы поняли истинную при роду авторитета, какъ мы ее изобразили? Что разумнаго могли бы они возразить противъ великаго свидѣтельства, непрерывно представляемаго живымъ обществомъ въ пользу ученія, принятаго имъ съ самаго начала? Почему они не признали бы, что это свидѣтельство въ пользу положительнаго ученія, касающееся вопросовъ вѣры, есть свидѣтельство истинное? Принявъ же его, они должны были бы иризнать и то, что богословіе называетъ непогрѣшимостію Церкви, каковая непогрѣшимость представляется дѣломъ самымъ простымъ и самымъ достовѣрнымъ.
Понятна сама собою вся антипатія, испытываемая свободнымъ разумомъ къ той непогрѣшимости, которую представляютъ себѣ западные богословы. Но когда вмѣстѣ съ православною Церковію этой непогрѣшимости усвояютъ истинный характеръ, то въ ней не находятъ ничего такого, что могло бы устрашать самый смѣлый и самый независимый разумъ.
Итакъ, мы должны формулировать православное ученіе объ авторитетѣ слѣдующимъ образомъ:
„Православная Церковь не признаетъ никакого другаго авторитета, кромѣ авторитета Божественнаго, и исповѣдуетъ, что человѣкъ долженъ признать одинъ лишь этотъ авторитетъ какъ для регулированія своихъ мыслей, такъ и для регулированія своихъ дѣйствій”.
II.
Сверхъ того, православная Церковь, какъ мы уже видѣли, не признаетъ никакого посредства[1] между Богомъ и человѣкомъ во всѣхъ тѣхъ отношеніяхъ, которыя касаются ученія. Церковь есть только хранительница откровеннаго ученія, и православный вѣруетъ, утверждаясь на авторитетѣ Самаго Бога. Итакъ, существуетъ величайшая разница въ этомъ отношеніи, какъ и во многихъ другихъ отношеніяхъ, между Церковію православною и римскою. Въ самомъ дѣлѣ, въ этой послѣдней — вѣрующій всегда стоитъ предъ лицемъ человѣка, будетъ ли то папа или епископъ, — человѣка уполномоченнаго во имя Божества правомъ учить и учить непогрѣшимо. Поэтому вѣрующій въ ней долженъ подчинить разумъ свой разуму этого человѣка, выдающаго себя за посредника между Богомъ и имъ, и ему онъ долженъ безусловно повиноваться.
Въ римской церкви такимъ образомъ отверженіе разума со стороны вѣрующаго есть необходимое, sine qua non, условіе вѣры. Въ Церкви-же православной, напротивъ, человѣкъ не отрекается отъ своего разума; онъ долженъ только сознательно подчинить его авторитету Божественному. Это разумное подчиненіе даже возвышаетъ и окрыляетъ (élargit) человѣческій разумъ.
Тоже самое происходитъ и съ совѣстію человѣка. Въ Церкви православной законъ Божій господствуетъ въ нравственномъ порядкѣ. Законы, установленные на вселенскихъ соборахъ, то есть, всѣми первенствующими пастырями Церкви, имѣютъ цѣлію своею только сохраненіе закона Божія, и если въ какой-либо частной церкви епископъ обнародываетъ то или другое правило, то онъ не создаетъ этимъ новаго закона; онъ только руководитъ вѣрующихъ въ дѣлѣ сохраненія законовъ вселенской Церкви и, слѣдовательно, въ дѣлѣ сохраненія законовъ Божіихъ.
Итакъ, въ концѣ концовъ одинъ только законъ Божій возлагается на совѣсть православнаго человѣка, какъ одно только слово Божіе внушается его разуму.
Отсюда слѣдуетъ, что цѣлая бездна отдѣляетъ иравославное понятіе о законодательномъ дѣйствіи епископской власти отъ римскаго понятія объ этомъ-же дѣйствіи.
Въ этой послѣдней церкви папа имѣетъ верховную власть, и по силѣ этой власти обнародываетъ законы, которымъ всѣ вѣрующіе должны слѣпо подчиняться. Даже самые римскіе епископы, въ силу своей епископской хиротоніи, считаютъ себя облеченными правомъ издавать законы, которымъ вѣрующіе должны и подчиняться подъ опасеніемъ грѣха, и они нисколько не боятся провозглашать предъ всѣми, что этотъ грѣхъ есть смертный грѣхъ, то есть достойный вѣчнаго осужденія, какъ будто-бы Самъ Богъ съ своимъ всевѣдѣніемъ долженъ подчиняться законамъ, изданнымъ папою или тѣмъ или другимъ епископомъ.
Изъ этой римской теоріи вытекаютъ слѣдствія очень ненравственныя и однако-же авторизованныя оффиціальными постановленіями. Согласно съ этою теоріей, вѣрующій обязанъ отречься отъ своей совѣсти; и въ римской церкви даже распространено ученіе, что вѣрующій, подчиняющій свою совѣсть рѣшеніямъ не только Папы или епископовъ, но и простаго священника, признаваемаго Духовникомъ, этимъ самымъ уже предохраненъ отъ всякой личной отвѣтственности предъ Богомъ, каковы бы ни были предписанныя ему его духовникомъ дѣйствія.
Повиновеніе, то есть отреченіе отъ разума и отъ совѣсти предъ властію папы, епископа и священника есть добродѣтель у латинянъ величайшая, — добродѣтель, прославляемая повсюду въ римской церкви и есть величайшее средство совершить свое спасеніе, не затрудняя себя лично изслѣдованіемъ предлагаемаго ученія или обнародованныхъ законовъ.
Православный христіанинъ уважаетъ епископовъ и священниковъ; но онъ знаетъ, что епископы поставлены въ церкви быть охранителями (surveillants), а не обладателями Божественной законодательной власти. Итакъ, онъ знаетъ, что цѣлію управленія своего они имѣютъ только неповрежденное храненіе Божественныхъ законовъ, равно какъ и Божественнаго ученія; что они не требуютъ отъ него отреченія отъ своей совѣсти; что, напротивъ того, они обращаются къ его совѣсти для внушенія ему убѣжденія въ томъ, что на немъ лежитъ долгъ подчиняться лишь закону Бога, единственнаго Владыки всѣхъ совѣстей и всѣхъ разумовъ. Итакъ, когда православный подчиняется законамъ церковнымъ, то подчиняется съ единственною цѣлію сохраннть во всей точности законъ Божій.
Во всякомъ случаѣ несомнѣнно, что именно таково отношеніе православныхъ епископовъ къ издаваемымъ ими законамъ, какъ мы его указали, т. е., что епископы не признаютъ для вѣрующихъ необходимымъ подчиняться издаваемымъ ими законамъ подъ опасеніемъ противленія прямой волѣ Божіей и тѣмъ болѣе подъ опасеніемъ смертнаго грѣха потому только, что эти законы изданыими (т. е. епископами), каковы бы эти законы ни были.
Грѣхъ для православнаго состоитъ только въ нарушеніи прямой воли Божіей. Конечно, онъ знаетъ, что не повинуясь церковнымъ законамъ, вмѣстѣ съэтимъ онъ пріобрѣтаетъ расположенность нарушать въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ н законы Божіи и, такимъ образомъ, можетъ стать грѣшнымъ; но во всякомъ случаѣ онъ не слышитъ того епископскаго голоса. который постоянно раздается въ ушахъ каждаго добраго римлянина: „если ты не хочешь повиноваться нашимъ законамъ, то грѣшишь смертнымъ грѣхомъ и ты уже на вѣки осужденъ”.
Православный христіанинъ руководствуется въ своей жизни собственною совѣстію; онъ и самъ сознаетъ, нарушаетъ-ли онъ законъ Божій; и затѣмъ одинъ Богъ знаетъ степень его виновности.
Эти простыя замѣчанія достаточны для установленія безусловно кореннаго различія между православнымъ понятіемъ о законодательномъ дѣйствіи епископовъ и законодательной власти, усвояемой себѣ папой и римскими епископами.
Предъ догматическими опредѣленіями и предъ церковными законами, православный христіанинъ всегда сохраняетъ свое человѣческое достоинство, относясь непосредственно къ Богу и подчиняясь только Ему одному.
Между тѣмъ, какъ очевидно, человѣкъ преданный римской церкви, предъ лицемъ разныхъ папскихъ и епископскихъ опредѣленій и разныхъ законовъ, отказывается отъ своего человѣческаго достоинства, отказывается отъ самыхъ благороднѣйшихъ преимуществъ, дарованныхъ ему Богомъ, то есть отъ разума и совѣсти; и то и другое онъ приноситъ въ жертву власти человѣка, установившаго эту власть единственно потому, что человѣкъ этотъ искажаетъ евангельскій законъ, ясный и положительный.
Мы хорошо знаемъ, что папа и римскіе епископы выдаютъ себя за представителей Божіихъ и утверждаютъ, что кто повинуется имъ и подчиняется ихъ авторитету, тотъ повинуется самому Богу; но, съ другой стороны, такъ какъ они самовольно обнародываютъ опредѣленія и узаконенія, но силѣ усвояемой себѣ власти, соединенной съ ихъ достоинствомъ, то они внадаютъ въ святотатство, утверждая, что все Богъ говоритъ ихъ устами и,такимъ образомъ, отождествляя себя съ Богомъ.
Священство въ Церкви, безъ сомнѣнія, достойно почтенія и уваженія. Христосъ установилъ его для управленія Своею Церковію, для наблюденія за исполненіемъ закона, для сохраненія истины. Когда епископамъ и священникамъ оказываютъ знаки почтенія, по причинѣ ихъ священнаго характера, то, конечно, поступаютъ хорошо и такимъ образомъ повинуются волѣ Самого Христа. Но надобно, чтобы это уваженіе, это почтеніе сохраняло характеръ истинно христіанскій, не выходило изъ границы позволительнаго и не простиралось до отождествленія съ Богомъ тѣхъ людей, которые должны считаться только слугами Христовыми и строителями таинъ Божіихъ (1 Кор. 4); чтобы не простиралось до признанія за ними какой-то Божественности; между тѣмъ какъ самое прекрасное препмущество ихъ состоитъ только въ наглядномъ изображеніи единственной власти, налагаемой на совѣсть и разумъ человѣка: власти Божественной.
III.
Православное ученіе о Церкви столько-же возвышенно, какъ и исповѣдуемое Церковію ученіе объ авторитетѣ въ опредѣленіяхъ вѣры и откровеннаго ученія о нравственности.
Извѣстно, какъ много злоупотребляютъ словомъ Церковь въ романизмѣ. Именно, во имя церкви папы и ихъ епископы претендуютъ на учительство, но они отождествляютъ церковь съ самими собою при посредствѣ слѣдующаго различенія, очень недавно изобрѣтеннаго, но въ настоящее время общепринятаго. Есть, говорятъ, двѣ церкви: одна учащая и другая наставляемая. Учащая церковь состоитъ изъ папы и епископовъ. Итакъ, когда эти господа говорятъ, что они учатъ во имя церкви,то хотятъ сказать, что учатъ по силѣ одной своей власти, такъ какъ собственно они составляютъ церковь учащую.
Что-же касается вѣрующихъ, составляющихъ собою церковь наставляемую, то они обязаны только принимать ученіе отъ тѣхъ людей, которые претендуютъ на исключительное право сообщать его.
При подобныхъ условіяхъ было-бы болѣе честнымъ со стороны папы и епископовъ въ такомъ случаѣ вовсе не поминать о церкви, или вовсе не претендовать на учительство во имя церкви, потому что они осмѣливаются говорить о себѣ: церковь - это мы.
Но западное богословіе не всегда было ультрамонтанскимъ, и не надобно простираться слишкомъ въ глубь исторіи, чтобы даже у него найти точное ученіе о Церкви. Въ эти прошлыя времена Церковь была въ глазахъ западныхъ богослововъ тѣмъ, чѣмъ должна быть, то есть, христіанскимъ обществомъ въ своемъ единствѣ, состоящемъ изъ пастырей и иринадлежащихъ ей вѣрующихъ по одному и тому-же Божественному праву,–обществомъ, образующимъ одно тѣло, коего Главою былъ Христосъ, сохраняющимъ при по средствѣ единодуинаго исповѣданія вѣры залогъ откровенныхъ истинъ.
Папы и ихъ еиискоиы не осмѣливались еще возставать противъ этого прекраснаго ученія, какъ тожебыло нѣкогда во времена единенія востока съ западомъ; это ученіе пережило въ нѣдрахъ папизма даже столько нововведеній и притомъ такъ сильно изобличаемыхъ имъ. Вотъ почему папа и романскіе епископы еще произносятъ слово Церковь, которое должно было-бы ожигать ихъ языкъ, когда они проповѣдуютъ свои ереси.
Въ дѣйствительности-же Церковь не существуетъ болѣе въ нѣдрахъ папизма; въ дѣйствительности существуетъ только извѣстное число гордыхъ людей, влачащихъ за собою заблужденіе за заблужденіемъ, а также существуетъ слабоумное стадо, повидимому, вѣрующее въ то, о чемъ ему проповѣдуютъ, и признающее себя обязаннымъ отказаться отъ здраваго смысла для благоугожденія Богу.
Православіе, напротивъ, сохранило истинное и широкое понятіе о Церкви. Церковь для православнаго христіанина-это христіанское общество, существующее со временъ апостольскихъ; оно живетъ единою жизнію; оно не измѣняется, потому что не перемѣняетъ ничего въ откровенномъ ученіи: принявии это ученіе изъ начала, передаетъ его изъ вѣка въ вѣкъ такимъ, какимъ получило его. Верующіе составляютъ въ немъ столько-же существенную часть какъ и епископы. Эти послѣдніе имѣютъ спеціальный долгъ наблюдать за христіанскими обществами, чтобы въ нихъ не могло никнуть какое-либо нововведеніе; но и всѣ вѣрующіе также мѣютъ право участвовать въ сохраненіи православія и они обя предостеречь даже самаго епископа, если-бы онъ, измѣнивъ ему долгу, захотѣлъ стать нововводителемъ.
Въ церкви римской осуждаютъ тѣхъ людей, которые возстаютъ противъ заблужденій и злоупотребленій епископской власти. Это ясно открылось во время провозглашенія послѣднихъ ложныхъ догматовъ о непорочномъ зачатіи и папской непогрѣшимости. Когда нѣсколько совѣстливыхъ священниковъ подняли крикъ противъ этого новшества, то ихъ осудили, ихъ преслѣдовали всевозможными способами и ихъ обезчестили настолько, насколько заблужденіе способно обезчестить истину.
Въ Церкви православной невозможно, чтобы всѣ епископы измѣнили своему долгу, потому что они не имѣютъ главою своею, такъ называемаго, непогрѣшимаго человѣка: впрочемъ, въ частности тотъ или другой епископъ, какъ напр. Несторій, можетъ впасть въ заблужденіе. Но въ этомъ случаѣ, священникъ и даже простой вѣрующій, указавшій на еретика, не только не подвергнется порицанію, но еще заслужитъ прославленіе и благодар ность отъ всей православной Церкви.
Откровенное ученіе естьзалогъ, ввѣренный всей Церкви, — ввѣренный столько-же вѣрующимъ мірянамъ, какъ и пастырямъ; и всѣ они вмѣстѣ составляютъ одну и ту-же Церковь.
На вселенскихъ соборахъ епископы разсуждали, спорили противъ ереси въ присутствіи второстепеннаго духовенства и даже вѣрующаго народа, и когда призывались къ обсужденію, то судили не на основаніи своихъ личныхъ мнѣній, а износили только не прерывное свидѣтельство частныхъ церквей, которыхъ они были пастырями. Ихъ пасомые при посредствѣ ихъ свидѣтельствовали только объ ученіи постоянно принимаемомъ, постоянно признаваемомъ и постоянно исповѣдываемомъ въ ихъ церквахъ; и только такимъ образомъ всѣ частныя церкви выражали голосъ свой при посредствѣ своихъ епископовъ, и только такимъ образомъ изъ свидѣтельства всѣхъ епископовъ вытекало свидѣтельство Церкви вселенской.
Таково было первоначальное ученіе: это-же ученіе и доселѣ сохраняется въ Церкви православной; это-же ученіе можно было встрѣчать до самыхъ послѣднихъ временъ даже у ученыхъ западныхъ богослововъ.
Принимая это ученіе, можно отлично понять то, что называютъ догматомъ непогрѣшимости Церкви. Разсматриваемый-же съ точки зрѣнія римлянъ, этотъ догматъ нелѣпъ, потому что онъ помѣщаетъ непогрѣшимость или въ одномъ человѣкѣ, или въ нѣсколькихъ людяхъ, которые могутъ быть менѣе свѣдущи и менѣе раумны, чѣмъ многіе другіе, и которые однако-же усвояютъ себѣ, неизвѣстно почему и какъ, на эти случаи соприсутствіе Духа Святаго. Съ точки-же зрѣнія ученія православной Церкви, догматъ о непогрѣшимости Церкви совершенно разуменъ, и можеть быть принимаемъ самою притязательною философіею; въ сущности онъ сводится на достовѣрное свидѣтельство, непрерывно износимое христіанскимъ обществомъ, о томъ ученіи, которое Христосъ и Апостолы сообщили этому обществу.
Достовѣрность этого свидѣтельства подтверждается, какъ историческій фактъ, непрерывными свидѣтельскими показаніями, которыя начинаются и связываются другъ съ другомъ отъ перваго вѣка до нашихъ дней.
Подобнаго рода свидѣтельство до такой стеиени несомнѣнно, что для опроверженія его надобно было-бы отвергнуть всю исторію, потому что нѣтъ другаго историческаго факта столь непрерывно продолжающагося, какъ свидѣтельство всего этого общества, общества живаго во всѣ эпохи и непрерывно утверждающаго иринимаемое имъ ученіе.
Такъ понимаемая непогрѣшимость Церкви не заключаетъ въ себѣ ничего мистическаго; и каждый благоразумный человѣкъ охотно допуститъ ее, даже когда не будетъ вѣрить ни въ присутствіе Духа Святаго въ нѣдрахъ Церкви, ни въ непосредственное вліяніе на нее Божественной Главы, то есть Іисуса Христа, обѣщавшаго пребыть съ ней до скончанія вѣковъ.
По истинѣ прекрасное зрѣлище представляетъ православная Церковь своимъ удивительнымъ постоянствомъ въ ученіи! Она видѣла многіе споры; она выдержала миогочисленныя вражьи нападенія: она подвергалась неслыханиымъ жестокостямъ и преслѣдованіямъ; ея враги низвели ее въ состояніе рабства въ той странѣ, въ которой она нѣкогда сіияла величайшимъ блескомъ. Но и въ несчастіи и поруганіи, какъ и въ дни славы, она сохранила свое ученіе; ея основныя начала остались тождественными съ началами нстиннаго христіанства, и еретическимъ церквамъ и философамъ она и въ наши дни можетъ предложить свое прекраснѣйшее ученіе, какое міръ когда-либо слышалъ.
Заблужденія римской церкви относительно догмата непогрѣшимости, очевидно, вытекаютъ изъ заблужденій, усвоенныхъ ею въ ученіи о церкви. Еще прежде, чѣмъ церковь эта приняла свято татственное дѣленіе на церковь учащуюи на церковь наставляе Мую, ея е11ископы уже приписали исключительно себѣ однимъ авторитетъ учительства, вытекающій изъ ихъ еписконскаго харак тера; затѣмъ они помѣстили эту непогрѣшимость въ епископскомъ обществѣ, соединенномъ съ своимъ главою, то есть, съ пашою. А въ наши дни мы уже слышали, какъ напа сказалъ своимъ епископамъ: „я одинъ могу опредѣлять догматы; епископы имѣютъ только совѣщательный голосъ; я одинъ непогрѣшимъ”.
Такимъ-то образомъ заблужденіе, представлявшееся нѣкогда очень невиннымъ измышленіемъ богословской тонкости, въ концѣ кон цовъ привело римскую церковь къ ереси и нелѣпости. …
Вслѣдствіе своего вліянія на западный міръ, заблужденія рим ской церкви имѣли самыя гибельныя послѣдствія для всего хри стіанства. Ея заблужденія и ея безразсудства были приняты за подлинное выраженіе христіанскаго ученія значительнымъ чис ломъ людей поверхностныхъ, лишенныхъ религіознаго знанія и, на основаній этихъ заблужденій, заключившихъ, что христіанство внушаетъ человѣческому разуму безразсудства. Не потрудившись предварительно разузнать, дѣйствительно-ли римская церковь мо жетъ считаться представительницею истиннаго христіанства, онн не позаботились также поискать, нѣтъ-ли другой неркви, выра жающей его гораздо лучше. Отсюда возникли противъ христіан ства возраженія, конечно, очень жалкія въ глазахъ знакомаго съ православіемъ, но очень сильныя, когда ихъ направляютъ противъ романизма.
Отсюда-же православные должны заключить, что на нихъ лежитъ великій долгъ познакомить міръ съ ученіемъ ихъ достоуважаемой Церкви, и такимъ образомъ возстановить самое христіанство въ глазахъ всѣхъ тѣхъ, которые нападаютъ на него потому лишь, что не знаютъ его и потому еще, что смѣшиваютъ его съ церковію еретическою, антихристіанскою.
IV.
Церковь, какою мы ее представили на основаніи православнаго ученія,–ея авторитетъ и ея непогрѣшимость не пмѣютъ ничего пугающаго разумъ или противоположнаго его развитію. Напротивъ того, человѣкъ серьезный, и свѣдущій безъ затрудненія въ православной Церкви будетъ переходить отъ разума къ разумной вѣрѣ и такимъ образомъ найдетъ средство къ умноженію своихъ мыслей, къ развитію своего разума, къ открытію для себя новаго поля изысканій столько-же плодоноснаго, сколько и обширнаго.
Однѣ только романскія теоріи стоятъ въ противорѣчіи съ размомъ и знаніемъ. Ученіе-же православное легко согласуется и съ тѣмъ и другимъ. Истинно православный есть дѣйствительно вѣрующій христіанинъ и въ то-же время можетъ оставаться ученымъ въ полномъ смыслѣ этого слова; его вѣра и его знаніе не стоятъ въ непримиримомъ разладѣ въ его духѣ.
Выше мы описали Церковь какъ правильное учрежденное общество, имѣющее свою собственную жизнь, свое твердое ученіе, свои законы, свое неизмѣнное устройство, свое правительство или свое духовенство.
Но это учрежденіе Церкви такого рода, что оно не знаетъ западнаго клерикализма, о которомъ такъ много говорятъ въ настоящее время и которое выдаетъ себя за государство въ государствѣ.
Въ отношеніи къ государству Церковь есть институтъ, достойной покровительства; ее можно оставить жить на свободѣ, какъ можно и преслѣдовать; но никогда нельзя сказать, что она являет противиикомъ или соперникомъ въ государственной администраціи.
Православное духовенство есть общество гражданъ, не отличающееся ничѣмъ оть остальныхъ гражданъ: оно признаетъ установленную власть и ей подчиняется; оно сохраняетъ законы и не претендуетъ на кастовыя привиллегіи и преимущества; оно не образуетъ собою какого-то внѣшняго правительства, а тѣмъ болѣе правительства, склоннаго къ возмущеніямъ.
Православная Церковь не имѣетъ видимой главы и притомъ абсолютной, непогрѣшимой, вселенской; не имѣетъ папы, издающаго законы и налагающаго обязательства, которымъ всѣ католики должны подчиняться во всѣхъ государствахъ. Римская церковь съ своимъ папою, своими политическими законами, скрываемыми подъ покровомъ религіи, своимъ духовенствомъ, повинующимся чужестранному владыкѣ и обязаннымъ возставать противъ каждаго частнаго правительства, только-бы сохранить повиновеніе законамъ, всеобщимъ, изданнымъ монархомъ абсолютнымъ и вселенскимъ,— такая церковь, говоримъ, имѣетъ бытіе совершенно политическое, такая церковь поглощаетъ или желаетъ поглотитъ всѣ государства, или, по крайней мѣрѣ, желаетъ подчинить ихъ себѣ. Ея вселенскій и абсолютный деспотъ пользуется теоріею, прекрасно приспособленною къ своимъ стремленіямъ,для отправленія своихъ дѣйствій и для вынужденія у всѣхъ покорности себѣ. Онъ говоритъ: „я есмь истина, я есмь правда; а вѣдь истина и правда имѣютъ право управлять всѣмъ міромъ”.
Самое меньшее - наиболѣе вѣроятно, утверждала схоластика; но съ такимъ-же правомъ можно сказать: самое большее - напболѣе ложно. Нану нельзя назвать ни истиною, ни правдою; его слово не непогрѣшимо, его декреты на пространствѣ всѣхъ вѣковъ доказали, что ни одинъ государь не можетъ считаться болѣе погрѣшимымъ, чѣмъ онъ. Но не менѣе достовѣрно и то, что разъ будетъ принято ученіе о его непогрѣшимости, оно упадетъ безконечною тяжестію на духъ всѣхъ тѣхъ людей, которые повѣрятъ этому, и оно при случаѣ сдѣлаетъ изъ нихъ противниковъ или возмутителей противъ всѣхъ постановленій и противъ всѣхъ правительствъ, на которыя непогрѣшимый укажетъ, какъ на враждебныя себѣ.
Но абсолютный и вселенскій деспотъ романизма имѣетъ еще другую теорію: духовное выше мірскаго. Итакъ священство выше государства; законы священства уничтожаютъ противоположные имъ законы государства; все, что міръ противополагаетъ духовному, есть безусловное ничтожество и небытіе; всему этому должно подчиняться только тогда, когда поборники духовнаго начала чувствуютъ свою слабость и все это должно отвергать, когда они сознаютъ себя достаточно сильными.
Благодаря теоріи своихъ правъ на истину и правду; благодаря лини теоріи превосходства духовнаго предъ мірскимъ, а также благодаря легкости, съ которою папизмъ умѣетъ преобразовывать, такъ называемые, законы духовные въ законы свѣтскіе, романизмъ сталъ вселенскимъ государствомъ, заявляющимъ притязаніе на господство надъ всѣми частными государствами, или-же претендующимъ на подчиненіе себѣ всѣхъ государствъ.
Основныя начала Церкви православной совершенно противоположны. Православная Церковь имѣетъ свои законы, но эти законы всегда одни и тѣ-же; она не видоизмѣняетъ ихъ сообразно съ объ стоятельствами: ея законы чисто духовные и касаются только со вѣсти; она не стремится управлять вѣрующими въ дѣлахъ мірскихъ; эта область не принадлежитъ ей; она предоставляетъ свободу каждому управляться въ этой области сообразно съ своимъ личнымъ разумѣніемъ. она не выставляетъ на показъ теорію новыхъ смертныхъ грѣховъ и не выводитъ для себя проистекающей и отсюда особой власти для запугиванія п подчиненія совѣсти, она руководствуется своими особенными законами; ея чада знаютъ, что должны сохранять ихъ, если только желаютъ быть истинно православными, Она не казнитъ тѣхъ, которые не хранятъ ихъ; она предоставляетъ Богу сужденіе объ ихъ виновности и о заслужен номъ ими наказаніи. При подобныхъ условіяхъ индивидуальная свобода сохранена; духовное остается духовнымъ и не вторгается въ непринадлежаую ему область свѣтскаго; Церковь остается Церковію; она не стоитъ въ борьбѣ съ государствомъ; ея вѣрующіе подчиняются правительству, правильно и законно установленному; она не посягаетъ на ихъ свободу; всѣ гражданскія и политическія движенія ихъ совершаются или независимо отъ ея воли или вопреки ея желанію.
Само собою разумѣется, что такая Церковь не можетъ внушать опасеній никакому государству. И однакоже случалось, что государство, подобное напр. Турціи (если только турецкій фанатизмъ можно назвать государствомъ), преслѣдовало православную церковь.
Какими-же слѣдствіями соировождалось все это? Когда турецкій фанатизмъ возбуждался противъ нея, она страдала въ молчаніи. Она выставляла мучениковъ въ теченіи цѣлыхъ столѣтій; тѣмъ не менѣе ея чада остались истинными патріотами; вѣра спасла ихъ бытіе, какъ народа; она ихъ поддерживала, воодушевляла, утѣшала; она пребыла неизмѣнною въ своемъ ученіи, въ своихъ законахъ, въ своихъ установленіяхъ; преслѣдуемая турками, злословимая западными церквами, она пережила всѣ бури, она перенесла всякаго рода обиды и теперь съ достоинствомъ можетъ сказать всѣмъ западнымъ перквамъ: „если вы хотите обладать истиннымъ христіанствомъ, то должны спросить меня о немъ; я одна, мучимая и злословимая, могла сохранить его”.
Православная Церковь въ Турціи иоказываетъ то, что она есть предъ лицемъ государства, преслѣдующаго ее; въ Россіи же можно видѣть, что она есть предъ лицемъ государства, покровительствующаго ей. Въ Россіи она не предпринимаетъ ничего враждебнаго государству и не иользуется какими-либо обстоятельствами для внушенія страха, для господства, для преслѣдованія, какъ всегда дѣлаетъ это папизмъ во всѣхъ подобныхъ положеніяхъ.
Въ Турціи она страдаетъ въ молчаніи и не поставляетъ никакихъ преградъ патріотизму, національному развитію; она не провозглашаетъ и начала инсуррекціоннаго (бунтливаго).
Покровительствуемая или мучимая, она остается обществомъ чисто духовнымъ, остается съ своимъ особеннымъ ученіемъ, своими особенными законами, своими особенными установленіями, чисто духовными.
Зрѣлище, представляемое православною Церковію въ этихъ столь различныхъ государствахъ, въ которыхъ она существуетъ, заключаетъ въ себѣ нѣчто поразительное, преимущественно же въ настоящее время, когда папизмъ такъ открыто заявляетъ свои стремленія и свои поползновенія къ всемірному деспотизму, или когда протестантскія церкви готовы стать лииь административнымъ орудіемъ въ рукахъ гражданскаго правительства.
Эти различныя положенія подаютъ поводъ къ тысячѣ вопросовъ объ отншеніяхъ Церкви къ государству. Но кто хочетъ ясно рѣшить эти воиросы и точно опредѣлить отношенія, долженствующія существовать между церковію и государствомъ, тотъ долженъ изучить православную Церковь въ ея внутренней жизни и въ ея жизни внѣшней въ различныхъ государствахъ, и онъ получнтъ рѣшеніе всѣхъ затруднительныхъ для себя вопросовъ въ этомъ отношеніи, съ такою силою иоднятыхъ теперь на Западѣ.
V.
Мы разсмотрѣли православіе въ основныхъ началахъ вѣры, нравственности, управленія и отношеній къ государству.
Посмотримъ теперь въ какомъ отношеніи иравославіе стоитъ къ наукѣ?
Извѣстно, что на Западѣ существуетъ открытая борьба между наукою и христіанствомъ, какъ его понимаетъ римская церковь: преимущественно-же идетъ упорная борьба между наукою и церковію. Но иочему же? Потому-ли, что наука можетъ иредставить дѣйствительныя возраженія противъ христіанскаго догмата? Или потому, что этотъ догматъ излагается римскою церковію въ такихъ условіяхъ, при которыхъ эти возраженія становятся неизбѣжными?
Мы убѣждены, что борьба между наукою и христіанствомъ не существовала бы, еслибы римская церковь, вмѣсто умаленія догмата до степени философской доктрины, сохранила его во всемъ величіи Божественной простоты.
Схоластическое богословіе римской церкви завалило догматъ и христіанскую нравственность громадною грудою второстепенныхъ и часто смѣшныхъ вопросовъ. Догматъ очутился отождествленнымъ съ этими вопросами и все то, что было ложнаго или ошибочнаго въ этихъ вопросахъ, все это пало на самый догматъ.
Представимъ нѣсколько примѣровъ.
Основной догматъ христіанства есть ученіе о Божественной Троичности. Этотъ догматъ есть тайна и долженъ оставаться тайною навсегда, вслѣдствіе своей непостижимости и вслѣдствіе того, что принадлежитъ къ сферѣ недоступной для человѣческаго разума. Въ отношеніи къ нему надобно только просто доказывать, что онъ есть догматъ откровенный; что онъ основывается на словахъ Самого Господа, вѣрно сохраненныхъ христіанскимъ обществомъ съ самаго возникновенія этого общества; что его не надобно стараться объяснять; что его надобно лишь принимать въ томъ видѣ, въ какомъ онъ дарованъ намъ.
Римская церковь захотѣла объяснить этотъ догматъ, какъ будто бы она вполнѣ его поняла. Подъ предлогомъ опроверженія нѣкоторыхъ ересей, она вдалась въ непостижимые вопросы объ отношеніяхъ между Божественными Лицами, или какъ прекрасно выражается писатель, извѣстный подъ именемъ Діонисія Ареопогита, объ отношеніяхъ между Божественными Именами[2].
Итакъ, римская церковь пожелала объяснить то, что принято называть въ Троичности лицемъ (vпостасію) какъ будто возможно объяснить личность, не объясняя въ тоже время самаго таинства. Такимъ-то образомъ она принуждена была выдать за откровенный догматъ слѣдующее мнѣніе: Духъ Святый исходитъ отъ отца и Сына. А это показываетъ, что она знаетъ не только то, что такое Личность въ Троичности, но и то, что такое исхожденіе и каковы существенныя отношенія между Лицами, или Божественными Именами.
Въ дѣйствительности-же она рѣшительно ничего не знаетъ въ этомъ отношеніи. И не только частная церковь, какова церковь римская, не обязана объяснять все это, но и цѣлое общество, то есть вся вселенская Церковь, не получила подобной миссіи. Ея миссія состоитъ только въ сохраненіи откровеннаго догмата о Троичности: и если, имѣя надобность говорить о немъ, должна пользоваться въ отношеніи къ нему человѣческими выраженіями, то вмѣстѣ съ этимъ обязана сказать лииь, что эти выраженія не могутъ вѣрно передать смыслъ обозначаемыхъ ими предметовъ, непостижимыхъ для человѣка, обязана сказать, что этими выраженіями пользуются только за неимѣніемъ болѣе соотвѣтствующихъ предмету изреченій, и пользуются единственно для защиты самаго догмата иротивъ посягательствъ еретиковъ, желавшихъ разрушить или исказить его при посредствѣ мнимыхъ своихъ объясненій или своевольныхъ толкованій.
Церковь православная никогда не подражала римской церкви; она даже съ презрѣніемъ и негодованіемъ отвергала ея измышленія о Троичности и она сохранила догматъ и даже выраженія откровенія, относящіяся къ догмату со всею точностію, а при подобномъ условіи православіе всегда можетъ сказать наукѣ, наиадающей на ученіе о Троичности: ты нападаеиь на предметъ непонятный для тебя, стоящій внѣ твоего права обсужденія; но когда ты нападаешь на него, то вмѣстѣ съ этимъ отказываешься отъ своего собственнаго основнаго начала, состоящаго въ принятіи лишь того, что подтверждаютъ наблюденіе и опытъ, и въ отверженіи того, что противорѣчитъ имъ. На какомъ-же основаніи ты отвергаешь дѣйствительное существованіе предмета непостижимаго?
Но когда римская церковь выражаетъ желаніе объяснить этотъ догматъ, то отъ нея уже вправѣ потребовать объясненій и того, что она разумѣетъ подъ личностію въ Богѣ и существенными отношеніями между Лицами; и такъ какъ она не можетъ представить этихъ объясненій, то подаетъ своимъ противникамъ право сказать ей, что ея догматъ противорѣчитъ разуму, а не одно лишь то, что онъ превышаетъ разумъ.
Въ отношеніи ко многимъ другимъ догматамъ можно было-бы представить точно такія-же соображенія; но съ особенною силою ихъ можно было-бы представить въ отношеніи къ новопровозглашеннымъ римскимъ догматамъ, не имѣющимъ никакихъ корней въ вселенскомъ христіанскомъ обществѣ, каковъ напр. Догматъ о непорочномъ зачатіи и догматъ о папской непогрѣшимости. Чрезъ эти чисто фантастическіе догматы, a также нѣкоторыя толкованія въ отношеніи къ общепринимаемымъ догматамъ, римская церковь поставила себя въ смѣшное положеніе предъ наукой. А отсюда и возникла борьба, существующая въ настоящее время на Западѣ между наукою и христіанствомъ, понимаемымъ въ томъ видѣ, какъ его представляетъ себѣ римская церковь.
Западные богословы къ затрудненіямъ, возникшимъ въ нѣдрахъ римской церкви, присоединили еще новыя, расширивши область вѣры за надлежащіе предѣлы. Среди западныхъ богослововъ нерѣдко можно встрѣчать людей, которые, изложивши богословскія положенія, говорятъ еще и о многомъ другомъ: это тоже относится къ вѣрѣ. Тоже самое происходитъ и въ отношеніи къ нѣкоторымъ вопросамъ нравственности: они говорятъ: это смертный грѣхъ, какъ будто-бы каждое прегрѣшеніе не сопровождается тысячью различныхъ обстоятельствъ, довѣдомыхъ одному лишь Богу, единственному свидѣтелю чувствъ человѣческаго сердца и, слѣдовательно, единственному Судьѣ тяжести прегрѣшенія.
Церковь православная, оставшись вѣрною своему началу: сохранять догматы безъ всякихъ прибавленій или умаленій, – предлагать ихъ вѣрѣ такими, какими они открыты, и, не усиливаясь объяснять ихъ, не можетъ приходить въ столкновеніе съ наукой и не боится никакихъ научныхъ открытій. Не унизивши себя догматами фантастическими или объясненіями ихъ, ровно ничего не объясняющими, – не выступая никогда изъ своей собственной области, недоступной ни для какихъ прираженій человѣческаго разума, она не относится подозрительно къ научнымъ открытіямъ и не видитъ никакой опасности въ иихъ для Божественнаго залога, ввѣреннаго ея храненію. Ея область ясно обозначена, она не занимается тѣмъ, что происходитъ внѣ ея области, и она знаетъ, что еслибы ложные ученые даже захотели вторгнуться въ ея область, то были-бы осуждены даже во имя основныхъ началъ науки.
Можио сказать, что римское или западное духовенство боится науки и обнаруживаетъ всякаго рода стремленіе уронить ее.
Православное духовенство неможетъ имѣть подобнаго расположенія; напротивъ, оно любитъ науку и наиболѣе разумныхъ представителей ея, дожидаясь того момента, когда обстоятельства помогутъ священнику занять первенствующее мѣсто въ наукѣ и философіи. Общественное положеніе духовенства только выиграетъ отъ этого и оно сдѣлаетъ невозможнымъ существованіе странныхъ сектъ, повторяющихъ въ отношеніи къ православному ученію возраженія, заимствованныя на Запалѣ и имѣющія нѣкоторую силу лишь противъ римской церкви и проповѣдуемаго ею христіанства.
Хорошо и даже очень полезно для иравославія выставлять въ яркомъ свѣтѣ слѣдующія положенія, безусловно вѣрныя: именно, положенія о томъ, что православіе, чуждаясь всякой наукобоязни, напротивъ того любитъ науку и одуиевляетъ ее; что наука не можетъ сталкиваться съ иравославіемъ; что она безпрепятственно можетъ все изслѣдовать и съ нолною свободою можетъ стремиться ироникать во всѣ тайны природы; что она не встрѣтитъ со стороны православія преградъ своему шествію; и что она столкнется съ православіемъ только тогда, когда, переходя границы разума, посягнетъ на православные догматы для объясненія ихъ при посредствѣ трансцендентальныхъ вопросовъ, не принадлежащихъ къ сферѣ видимой природы.
Существуетъ одинъ только вопросъ, въ отношеніи къ которому православіе и наука, въ своихъ болѣе или менѣе солидныхъ и образованныхъ представителяхъ, могутъ приходить въ столкновеніе: это историческій вопросъ о происхожденіи (оrigines) христіанства. Но и въ отношеніи къэтому вопросу побѣда иравославія несомнѣнна. Религіозное общество, живущее въ теченіе восемнадцати вѣковъ, существованіе котораго всегда было тождественно и непрерывно, должно только возвысить свой голосъ, чтобы привесть въ смущеніе мнимаго ученаго, привязывающагося къ нѣкоторымъ незначительнымъ и непонятнымъ для него текстамъ, атакже къ нѣкоторымъ общимъ даннымъ, которыхъ точность и важность онъ неможетъ проконтролировать.
Это непрерывное свидѣтельство нравославія обладаетъ совершенно инаго рода доказательною силою, чѣмъ сбивчивыя и по необходимости неполныя научныя работы, ко всему этому присоединимъ еще, что защитники православной Церкви независимо отъ вселенскаго и величественнаго свидѣтельства восемнадцати вѣковъ, безътруда могутъ научно отвѣтить на всѣ возраженія своихъ противниковъ и могутъ доказать имъ, что они не суть истинные ученые и не имѣютъ никакого права говорить во имя науки.
Изъ L'Union chrétienne 1880-81 ann. Пер. съ франц. К. Истоминъ.
«Вѣра и Разумъ», 1884, Кн. I, № 1 (январь), C. 11-36.
[1] Это выраженіе надобно понимать не въ томъ смыслѣ, чтобы Церковь православная не допускала истолкованія Богооткровеннаго ученія, а въ томъ, что она не уступаетъ никому права восполнять или видоизмѣнять содержаніе Откровенія. Ред.
[2] Авторъ называетъ Лица Пресвятыя Троицы Божественными Именами не въ смыслѣ сліянія ихъ, а въ смыслѣ таинственности и непостижимости Ихъ. Ред.мости Ихъ.
