О свободѣ и воздержаніи (Бесѣда въ день памяти Преподобнаго Ѳеодосія Печерскаго).
«Вся ми лѣтъ суть, но не вся на пользу; вся ми лѣтъ суть, но да не азъ обладаемъ буду отъ чего» (Кор. IV, 12).
На этихъ словахъ Апостола вполнѣ благовременно остановить ваше вниманіе нынѣ, ибо содержащійся здѣсь призывъ христіанамъ къ воздержанію и господству духа въ высшей мѣрѣ осуществленъ былъ тѣмъ, кого пѣснопѣнія церковныя зовутъ «наставниковъ воздержанія», «верхомъ монашествующихъ», «образомъ подвиговъ»...
– Два положенія, благочестивые слушатели, содержатся въ приведенномъ нами текстѣ: 1) что все позволительно, доступно человѣку-христіанину, но 2) что пользоваться тѣмъ, что полезно, нужно съ выборомъ и воздержаніемъ. И вы, конечно, знаете, что мы, православные христіане, слѣдуя въ своей жизни уставамъ нашей Матери-Церкви, исполняемъ все, что въ этихъ словахъ указываетъ намъ св. Апостолъ, знаемъ въ своей религіозно-нравственной жизни и свободу и воздержаніе... Но не такъ живутъ и мыслятъ многіе, которые вышли отъ насъ, но не суть наши, многіе и явные и тайные отщепенцы нашей Церкви... Ихъ отрицательной критикѣ подвергается и то и другое положеніе.
Чаще всего слышны голоса противъ необходимости и умѣстности для насъ – христіанъ воздержанія. Къ чему, говорятъ намъ, оно? Смотрите: прекрасенъ міръ, – какъ много различныхъ наслажденій даетъ человѣку онъ – и самыхъ возвышенныхъ, чистыхъ, какъ много радости можетъ найти въ немъ себѣ каждый! Все живущее стремится къ своему благополучію, счастію, и человѣкъ, вѣнецъ природы, не можетъ быть исключеніемъ. Но счастіе состоитъ въ удовлетвореніи всѣхъ присущихъ существу потребностей и запросовъ: къ чему же человѣку какое-то ограниченіе, лишеніе, самоотреченіе, борьба съ собою своею плотію?! Отъ Бога – все; Творецъ вложилъ всѣ эти запросы въ нашу душу: къ чему же ограниченіе ихъ, не нарушеніе ли это прямыхъ Его законовъ, не отступленіе ли отъ указываемаго намъ назначенія – вся эта аскетика, это подавленіе естественныхъ своихъ желаній? – Не есть ли это – прямое наслѣдіе восточнаго самоуничтоженія и изувѣрства, и не страннымъ ли представляется то въ нашей религіи – религіи радости, мира и свободы?! Таково первое возраженіе, которое вы легко найдете въ нашей свѣтской печати – и въ легкомъ чтеніи, и въ статьяхъ съ характеромъ научнымъ.
Съ другой стороны, нерѣдко приходится слышать выраженія и противоположнаго свойства. Какъ это, говорятъ, человѣку все позволительно, доступно? Назначеніе человѣка – любить Бога и Христа Его и осуществлять Его законъ, и этимъ опредѣляется вполнѣ все содержаніе нашей жизни. Человѣкъ долженъ (по возможности) выйти изъ данной жизни, изъ сферы обычныхъ житейскихъ отношеній. Сказано напр, въ Евангеліи: «не судите, да не судимы будете»: и всякое участіе человѣка въ земныхъ судахъ – нарушеніе заповѣди Христа Іисуса. Такъ же запрещено тамъ клясться, убивать – напр. на войнѣ, именовать себѣ кого-либо учителемъ, кромѣ единаго – Небеснаго, и отцемъ... Сфера настоящей, отведенной человѣку его Творцемъ, жизни – сфера отношеній религіозныхъ и непосредственно построяемыхъ на нихъ. Всѣ же остальныя принадлежности современнаго строя – совершенному христіанину должны быть чужды... Такъ говорятъ сектанты, и въ особенности послѣдователи толстовщины; нѣчто подобное, въ слабой мѣрѣ, можно бываетъ встрѣтить и въ средѣ нѣкоторыхъ и изъ православныхъ же.
Отвѣтъ на то и другое разсужденіе – и полный, совершенно достаточный, находится въ приведенномъ нами текстѣ.
I.
Да. Человѣку все доступно, позволительно: «вся ми лѣть суть», слышимъ мы нынѣ. Тѣмъ и отличается всегда вселенское христіанство, Православіе, содержимое нашею Церковію, тѣмъ неизмѣримо и превосходитъ оно всего прежде всѣ еретическія и сектантскія общества, что ему совершенно чуждъ духъ односторонности, исключительности и узкости. Православіе такъ же широко и всеобъемлюще, какъ ученіе Спасителя, ибо оно и представляетъ собою не что иное, какъ его содержаніе и раскрытіе. Всякая принадлежность, всякая область нашей человѣческой жизни, позволительна, доступна намъ. Въ любой изъ нихъ можетъ развиваться по-христіански духъ человѣка, извлекая соотвѣтственное, сродное ему содержаніе. Возьмемъ, напр., область нашего знанія – научнаго. Неужели, оставаясь вѣрующимъ, человѣкъ долженъ отречься отъ него?! – Правда, въ настоящее время, на данной стадіи нашихъ, и въ особенно-естественныхъ наукъ за обычай вошло у ихъ представителей противополагать свою науку – религіи, опытъ естественный – даннымъ откровенія; для многихъ, увы – два міровозрѣнія: научно-положительное и религіозное, въ частности – христіанское представляются, какъ двѣ противоположности, исключающія и отрицающія одна другую. Но это одно изъ печальныхъ недоразумѣній нашего времени. Корень соблазна здѣсь – лишь въ современномъ положеніи науки, въ переживаемой нами стадіи ея развитія. Человѣчеству въ минувшемъ вѣкѣ открылись новыя необъятныя области вѣдѣнія, предъ его умственнымъ окомъ вдругъ развернулись невѣдомыя дотолѣ сферы. Что же удивительнаго, что онъ растерялся, не можетъ съютить новаго съ старымъ, не можетъ подняться надъ новымъ пріобрѣтеніемъ науки? Открытія ослѣпили человѣка какъ яркій и особенно неожиданный свѣтъ лишаетъ человѣка способности замѣчать все остальное, различать окружающіе предметы, такъ и свѣтъ науки – на время. Но ослѣпленіе пройдетъ, и не можетъ не пройти. Неужели труднѣе намъ мыслить въ мірѣ Промыслителя и Вседержителя, когда намъ показываютъ, что въ немъ этомъ, мірѣ несравненно больше порядка и связи, чѣмъ мы привыкли думать? Нѣтъ, вѣрующаго въ Бога лишь должны радовать успѣхи науки и ея поступательное движеніе впередъ, ибо чѣмъ ближе мы къ Творцу умомъ и сердцемъ, чѣмъ больше вникли и оцѣнили Его произведеніе, чѣмъ больше въ немъ постигли. Даже и тѣ открытія, которыя указываютъ намъ на существованіе въ мірѣ ненормальнаго, вредоноснаго, даже противонравственнаго, – и они лишь будутъ укрѣплять его вѣру.
Во злѣ лежитъ міръ, и широко залегла въ немъ нива плевелъ: нужно лишь преклоняться предъ тою Десницею, Которая сдерживаетъ этотъ потокъ зла и грѣха въ мірѣ, умиленнымъ окомъ слѣдить за тѣмъ Свѣтомъ, Который во тьмѣ свѣтитъ – и необъятъ его тьма (Іоан. 1 гл.). Итакъ, чѣмъ глубже и шире изученіе міра, тѣмъ полнѣе выступаетъ предъ нами величіе премудрости и благости Божіей, тѣмъ больше – благоговѣніе предъ Нимъ. Поэтому-то наставники наши, наставники вѣры – св. отцы, не чуждались науки естественной, а искали и ея; потому-то и современные почти намъ богословы, какъ приснопамятный архіеп. Иннокентій, достигали широты вѣдѣнія, знакомясь хорошо и съ свѣтской наукой. Поэтому, и среди великихъ ученыхъ было много людей высокой вѣры: таковъ, напр., всѣмъ извѣстный въ этомъ случаѣ ученый Ньютонъ; таковъ нашъ ученый, – Пироговъ. Судите сами: закрыта ли предъ нами область науки...
– Еще ближе религіи и еще въ большей мѣрѣ доступна христіанину другая область духовной жизни, представляющаяся теперь также свѣтскою, область искусства. Возьмемъ въ немъ самый т. ск. типичный и извѣстный видъ – живопись. Здѣсь также человѣкъ живетъ главнымъ образомъ въ области чувства; здѣсь также въ чувственныхъ, видимыхъ формахъ воплощается міръ идеальный, духовный. Здѣсь больше всего, послѣ религіи, проявляется творческая сила души, въ своихъ созданіяхъ отражающей въ такой каплѣ – океанъ, показывающей, что она – образъ Создателя. Такъ, повторяемъ, искусство должно быть особенно близко религіи, и особенно нашей религіи – христіанской. Христіанство – религія Боговоплощенія; во Христѣ Іисусѣ Божество ипостасно соединилось съ человѣчествомъ; и весь родъ людской, возглавленный въ этомъ Новомъ Адамѣ, долженъ войти въ тѣснѣйшее общеніе съ міромъ Божественнымъ, въ своей жизни выражать и проявлять высшее начало. Какъ въ вещественномъ, земномъ тѣлѣ человѣка проявляется и живетъ богоподобный духъ его-же не матеріальный по своей природѣ, такъ въ Богочеловѣкѣ стало жить Божество, земное стало носителемъ небеснаго, видимое – премірнаго. Отнынѣ истинная жизнь нашего духа можетъ быть лишь въ единеніи со Христомъ, которое уже необходимо должно быть полнымъ – по всему человѣку, въ его душѣ и тѣлѣ такъ и Христосъ установилъ причащаться всего Его, и Его Божественной плоти.
Въ этомъ ученіи и лежитъ глубокій корень существованія христіанскаго искусства у насъ. Насколько Божественное само по себѣ чуждо формъ жизни чувственной, матеріальной, настолько оно и не передаваемо и въ формахъ человѣческаго искусства; поэтому, и не могло быть изображеній Божества въ Ветхомъ Завѣтѣ. Но съ того времени, когда Богъ явися во плоти, и человѣкъ призывается воплотить въ своей жизни Христа, вселить въ себя Божество, чтобы явиться храмомъ Святаго Духа; оттолѣ и во всѣхъ его земныхъ отношеніяхъ, въ формахъ этой его жизни необходимо уже должно проявляться новое содержаніе его духа, и всего прежде, всего естественнѣе проявится оно въ свободныхъ твореніяхъ его духа, въ искусствѣ христіанскомъ. Поэтому-то и возможно, умѣстно и даже необходимо у насъ иконопочитаніе; поэтому-то оно не только обычай, обрядъ нашей религіи, но существенная ея принадлежность – догматъ. Итакъ, и искусство призывается служить дѣлу религіи.
Нο и тутъ намъ могутъ возразить, указывая на несоотвѣтствіе существующаго теперь искусства такой задачи. Вѣдь искусство, можетъ быть еще дальше стоитъ отъ религіи въ настоящее время, чѣмъ наука, вѣдь произведенія его, особенно въ новыхъ школахъ, всего менѣе отвѣчаютъ потребностямъ жизни христіанской.
Такъ: съ грустью нужно сознаться, что и эта, родная т. ск. религіи, область нашей жизни далека отъ религіи, зачастую можетъ заставлять открещиваться отъ нея вѣрующаго человѣка. Но что же тутъ удивительнаго и страннаго, когда мы знаемъ, что творятъ – то, пишутъ, напр., картины, – люди безъ вѣры. Всякое дерево и плодъ свой даетъ намъ: но уже и въ нѣкоторыхъ изъ такихъ картинъ христіанинъ можетъ найти пищу для своего духа, иконы въ Кіевскомъ соборѣ св. Владиміра – произведенія современнаго искусства – а онѣ вполнѣ религіозны. А припомнимъ – совершеннѣйшіе образцы живописи, произведенія Рафаэля, Леонардо-де-Винчи, Микель Анжело – какого рода? Что же бы было, если бы такіе художники обладали большимъ общимъ развитіемъ, были бы болѣе право направлены въ области христіанской мысли и строя, были глубоко-православными?!
Человѣчество еще не доросло пока до истиннаго, совершеннаго религіознаго искусства, – ибо жизнь-то его низка для того, воззрѣнія ложны, низменны и узки. Но нѣкогда должно быть другое. Будетъ истинный художникъ-христіанинъ, произведенія котораго явятся творчествомъ души христіанской. Когда искусство станетъ болѣе христіанскимъ, а жизнь религіозная раздвинется болѣе широко и многосторонне, тогда жизнь нашего духа вольется въ эти формы и насладится блаженствомъ въ нихъ. Тогда дивное церковное пѣснопѣніе будетъ для насъ – не аккорды, не переходы, не мелодіи, не голоса... то будетъ гимнъ души Богу. Гимнъ этотъ пойдетъ въ ней за пѣснью церковной, и пѣснь церковная будетъ рождаться изъ гимна души...
Итакъ, доступна христіанину область вѣдѣнія человѣческаго, доступно ему и искусство; и въ той и другой области можетъ проявляться и собственно-религіозная жизнь его и развитіе. Не чужды, также точно, ему и всѣ иныя сферы обычной нашей человѣческой жизни и дѣятельности, всѣ наши нормальныя земныя отношенія. Всѣ формы общественной дѣятельности и личнаго труда, богатство, утѣхи семейной жизни и дружбы... все открыто ему, «вся лѣть суть». Господь нашъ Іисусъ Христосъ зналъ не только высшую духовную жизнь, зналъ и обычныя наши отношенія, соблюдая уставы вѣры своего народа и не нарушая законныхъ требованій его власти, зналъ и освятилъ земныя радости. Ученіе ближайшихъ устроителей Церкви – св. Апостоловъ и особенно писанія нашихъ наставниковъ св. отецъ раскрываютъ намъ и въ общемъ смыслѣ, и въ частныхъ приложеніяхъ, какъ можетъ въ настоящихъ условіяхъ жить по-христіански человѣкъ и какъ долженъ онъ жить. Еще полнѣе самою жизнію своею показываетъ намъ ихъ безконечный сонмъ святыхъ нашихъ, мучениковъ, святителей, преподобныхъ и т. д., въ самыхъ разнообразныхъ отношеніяхъ и видахъ осуществившихъ своею жизнью законъ ученія Христова. Таковъ вспоминаемый нами нынѣ препод. отецъ нашъ Ѳеодосій, «образецъ подвиговъ», рѣдкихъ и для самихъ подвижниковъ, «наставникъ монаховъ» – но и князей, бояръ и вообще и мірскихъ людей, дивно-смиренный, беззлобивый, кроткій, но вмѣстѣ съ тѣмъ – грозный обличитель явной неправды, хотя бы виновные въ ней были – владыками міра, и его почитателями и т. ск. друзьями. Возьмемъ ли его обычно-человѣческія отношенія: не поучительный ли это примѣръ для насъ начальника, умѣвшаго ввести въ своемъ монастырѣ строгій порядокъ и нелегко-исполнимые уставы, и подвигавшаго въ этомъ другихъ личнымъ примѣромъ исполненія ихъ паче мѣры. Гдѣ еще найдете вы такую строго-нравственную требовательность, всю проникнутую самоуничиженіемъ и христіанскою любовью? Смотрите: великіе князья Кіевскіе ѣдутъ къ нему въ монастырь отдыхать душою, знаютъ тамъ не только подвиги по вѣрѣ, но и наслажденіе истинно-человѣческою жизнью... Самыя яства кажутся имъ много вкуснѣе ихъ изысканныхъ придворныхъ кушаній, ибо на нихъ также лежала печать Божьяго благословенія и мира... Такъ, самые строгіе подвижники показываютъ намъ, что наша вѣра не исключаетъ положительныхъ сторонъ собственно человѣческой жизни, что намъ вполнѣ доступно все доброе, услаждающее насъ въ обычныхъ нашихъ земныхъ отношеніяхъ и формахъ жизни. Смотрите еще: въ самомъ ихъ подвижничествѣ, такъ пугающемъ нашу избалованную, ослабленную грѣхомъ природу, только ли одно самоизнуреніе, одну напряженную борьбу противъ тѣла находимъ мы у этихъ отшельниковъ, удалявшихся въ пустыни, горы, лѣса, вертепы? Не замѣтили-ль сами вы, что избираемыя ими мѣста для жизии – прелестные уголки, заставляющіе и доселѣ наслаждаться ихъ красотою? Что могло быть лучше напр. тѣхъ Кіевскихъ горъ, что избрали для обитанія препод. Антоній и Ѳеодосій, надъ Днѣпромъ, съ живительнымъ воздухомъ роскошнымъ видомъ. И доселѣ эти мѣста – краса Руси: а тогда кругомъ облегала ихъ чудная зелень дѣвственнаго лѣса. И развѣ мало сообщаютъ намъ житія святыхъ случаевъ, когда св. отшельники до того сливались своей душой съ жизнью окружающей ихъ природы, которая была для нихъ единственною богословскою книгой, приводившею ихъ къ познанію Бога, – до того сливались съ ней, что сама природа вспоминала о своемъ любовно-подчиненномъ отношеніи къ человѣку, и левъ былъ послушенъ, какъ ягненокъ. Не преложимо ли въ особомъ, высшемъ смыслѣ и къ нимъ слова поэта: «Съ природой одною онъ жизнью дышалъ, ручья разумѣвъ лепетанье».
Итакъ, совершенный, истинно-религіозный, даже и достигшій состоянія святости, христіанинъ живетъ полною и всестороннею жизнью, во всемъ и всегда отзывчивъ на все прекрасное и доброе, все истинно-цѣнное. И блаженство святости и Богообщенія – наслажденіе именно всего нашего существа, истинно-нормальное удовлетвореніе всѣхъ, присущихъ нашей Богосозданной природѣ, потребностей. Блаженство святости – наша богоподобная жизнь! О, если бы чаще останавливались мы своею мыслью на нихъ, если бы эти понятія имѣли для насъ живой интересъ, живой, близкій нашему сердцу смыслъ и значеніе! Мы бы тогда увѣдали, въ себѣ постигли бы всю высшую жизненную правду словъ Христа: «иго мое благо и бремя мое легко есть»; узнали бы, какъ это пріобрѣтаетъ человѣкъ свою душу – жизнь, полагая ее – за брата, по повиновенію волѣ Божіей, – узнали-бъ, что здѣсь именно истинная жизнь всего нашего существа – нашего духа, нашего сердца. И тогда мы, оставивъ нa сторонѣ питаться рожнами, возвратились бы къ Отцу вкушать добрыя снѣди. Человѣкъ весь призывается къ общенію со Христомъ – не только по духу, но и по тѣлу; въ свою очередь и онъ во всего себя долженъ провести это Высшее начало, поставить Его началомъ всей своей жизни. Религія должна быть не отдѣльною областью жизни въ насъ; она должна быть въ ней верхнимъ, небеснымъ кругомъ, – и этотъ кругъ долженъ быть всеобъемлющъ, какъ небо. Такъ проявляется начало истинной свободы и полноты въ жизни христіанина.
II.
Итакъ, по слову Апостола – «вся ми лѣть суть», все мнѣ позволительно, доступно, во всемъ могу я свободно избирать то, что мнѣ желательно. Но всякій предметъ, всякая принадлежность этой жизни должна разсматриваться и оцѣниваться нами съ точки зрѣнія того отношенія, какое имѣетъ она къ высшимъ потребностямъ и конечной цѣли жизни нашего духа. Указывая на это, Апостолъ и продолжаетъ; «но не вся на пользу», какъ и дальше: «но да не азъ обладаемъ буду отъ чего», и этимъ устанавливаетъ намъ необходимость осмотрительности и выбора.
И дѣйствительно, прекрасенъ былъ этотъ міръ, «вся добра», по слову Самого Творца, – но увы, лишь до паденія человѣка. По всему міру всѣяна была Сѣятелемъ добрая пшеница, – но пришелъ врагъ, и повсюду же всѣялъ плевелы между пшеницей. И уже не растетъ здѣсь нигдѣ одной доброй пшеницы – до послѣдняго дня. Во злѣ лежитъ этотъ міръ, и владыка его теперь діаволъ; и хоть и не покорилъ и не покоритъ онъ всего здѣсь подъ свою власть, хотя онъ и связанъ, но зараза его сѣмени – грѣха проникла во всю мірскую жизнь, и жить по ея законамъ, все употребляя изъ нея безъ разбору, невозможно человѣку-христіанину. Слишкомъ много есть въ ней такого, что пошло бы тогда на вредъ, а не на пользу. И каждый изъ насъ знаетъ это по опыту... Такъ, конечно – лѣтъ намъ пища, по не лѣть объяденіе, о которомъ дальше и говоритъ Апостолъ; лѣть намъ собственность, но не лѣть – любостяжаніе; лѣть намъ сообщество, но не лѣть совѣтъ нечестивыхъ; позволительно – веселое, пріятное возбужденіе, наслажденіе книгой, произведеніемъ искусства и т. д., и т. д... – но не на пользу намъ разгулъ, когда человѣкъ теряетъ мѣру? и владыка его – умъ, душа – рабствуетъ тѣлу, когда человѣкъ можетъ потерять и образъ человѣка; вовсе не на пользу – чтеніе книги, созерцаніе картины, которая растлѣваетъ душу, оскверняетъ мысль, какъ сквернитъ прикосновеніе нечистаго. Да, есть такіе поступки, которые явно не позволительны сами по себѣ, по роду ихъ. Апостолъ здѣсь же говоритъ: «ни блудники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злорѣчивые, ни хищники царствія Божія не наслѣдуютъ». Да и какое въ самомъ дѣлѣ имъ мѣсто въ томъ царствѣ, гдѣ надъ всѣмъ и во всемъ царитъ Свята Воля, Высшій законъ, коимъ они противились, коихъ прямымъ отрицаніемъ была вся жизнь ихъ?! Таковъ вредъ отъ этихъ пороковъ въ будущемъ, но не на пользу человѣку они и въ настоящемъ. Законъ Творца – законъ, вложенный и въ мою богоподобную природу, и нарушая его, я иду въ разрѣзъ съ правильнымъ ходомъ моей жизни, и грѣхомъ же казню себя, казню тѣмъ больше, чѣмъ больше самъ ему подчиняюсь. Смотрите: не караетъ ли и теперь собою грѣхъ того, кто грѣшитъ. Вотъ воръ: пусть его преступленіе осталось незамѣченнымъ и миновала его кара закона: но вѣдь у него есть совѣсть, которая зазираетъ его; вѣдь онъ уже не то, чѣмъ былъ дотолѣ, – и не можетъ не страдать отъ сознанія этого; вѣдь онъ уже испортилъ свою жизнь, свои отношенія къ другимъ, боится ихъ и уже и самъ не можетъ довѣрять имъ, создавъ самъ себѣ кругъ тягостныхъ отношеній. Вотъ злорѣчивый... но вѣдь и отъ его злого языка достается ему самому, и онъ своимъ грѣхомъ нажилъ себѣ враговъ, терпитъ отъ мести ихъ, и онъ не можетъ постигнуть блаженства съюченности, мира, гармоніи, лишилъ себя любви, дружбы... А пьяницы?!. Эти несчастные и сами часто предъ нами плачутся на себя, невыносимо страдаютъ въ проблески сознанія, если еще не опустились совсѣмъ, не сдѣлались безчувственными животными, ужъ ихъ-то удѣлъ, слишкомъ ясно, – позоръ и горе, и отрава ихъ жизни – въ винѣ. Есть, правда, состояніе, когда человѣкъ сознательно не тяготится грѣхомъ, и не хочетъ, ему уже непріятно, отказаться отъ него: это – закоснѣлый грѣшникъ, человѣкъ, воплотившій уже въ себѣ законъ зла, достигшій – вторыя смерти: но это-то и есть, непрощаемый уже ни въ сей, ни въ будущій вѣкъ, грѣхъ противленія, грѣхъ на Духа истины и жизни, грѣхъ, уподобляющій человѣка сатанѣ. Тѣмъ уже и добро не на пользу; тѣ и отъ вѣры лишь будутъ трепетать – и въ трепетѣ больше удаляться отъ Бога. Такъ, по истинѣ, видимъ мы, «творяй грѣхъ – рабъ есть грѣха», и жестокаго, неблагодарнаго имѣетъ онъ господина. Такъ, очевидно для насъ, «грѣшницы таютъ отъ Лица Божія», не только тамъ, за гробомъ, когда предстанутъ лицемъ къ лицу предъ этимъ поѣдающимъ все нечистое пламенемъ, но уже и въ этой жизни: не ясно ли для насъ, какъ не на полъзу намъ грѣхъ, какъ караетъ онъ собой? Посему-то, въ наказаніе грѣшащимъ, и предаетъ ихъ Богъ въ страсти безчестія (Римл. 1, 26).
Но, быть можетъ, кто-нибудь скажетъ намъ: вы берете ужъ слишкомъ большой степени грѣхи, указываете на незаурядно порочныхъ людей... Однако, только ли такой сильной и самоочевидный грѣхъ обладаетъ человѣкомъ, является жестокимъ деспотомъ надъ нимъ? Нѣтъ, и самыя незначительныя пристрастія легко развиваются до господства надъ нами при благопріятныхъ условіяхъ.
Я люблю отдыхать: заслуженный, законный отдыхъ – не грѣхъ, конечно? но нѣтъ, меня вотъ – вотъ начнетъ тянуть на отдыхъ, когда я и не заслужилъ того, не поработалъ, и начавъ такъ отдыхать, я уже съ большимъ усиліемъ оторвусь и приступаю къ дѣлу. Лѣнь, вы сами конечно, знаете, особенно разростается изъ небольшого, разростается до того, что человѣкъ въ намѣреніи, можетъ быть, самымъ искреннемъ и горя чемъ, и радъ бы работать, да не допускаетъ его лѣнь, – и стыдно становится за человѣка. Такъ и всѣ иныя привычки: начинаются онѣ съ малаго, незамѣтнаго, на нашъ взглядъ – и не такъ плохого негрѣшнаго. Но попробуйте – поддайтесь, не борясь, не слѣдя за собой, за своею нравственной свободой: полонъ не замедлитъ сказаться, и уже вамъ нужны всѣ усилія – не стать совсѣмъ ихъ рабомъ, требуются годы борьбы – съ тѣмъ, отъ чего въ свое время, при началѣ, можно бы отдѣлаться днями... Поэтому-то и говоритъ намъ еще Апостолъ: «вся ми лѣть суть, но да не азъ обладаемъ буду отъ чего». Сами по себѣ все эти внѣшніе предметы, поступки наши, имѣющіе такой внѣшній характеръ, какъ вкушеніе пищи, питье, сонъ и т. п., вообще всѣ эти земныя принадлежности этой нашей жизни, сами по себѣ – ничего дурного не представляютъ и «лѣть суть», доступны человѣку, какъ мы говорили; но они же могутъ стать для насъ источникомъ зла и грѣха – при ненадлежащемъ пользованіи ими. Вся природа открыта человѣку – для необъятной и многосторонней жизни въ ней: но пусть человѣкъ всегда царитъ надъ природой, а не она надъ нимъ; пусть тѣло служитъ душѣ, а не душа тѣлу. «Да не азъ обладаемъ буду отъ чего». Мнѣ можно принимать честь; нѣтъ дурного въ похвалахъ, которыя кто заслужилъ; но если я честолюбивъ, тщеславенъ, самъ гонюсь за похвалами и почетомъ, – это уже страсть къ нимъ возобладала надо мной, подчинила меня себѣ, и я, утратилъ свою свободу, которую самъ здѣсь полагалъ, сталъ рабомъ своей страсти. Здѣсь-тο и является опасный соблазнъ для человѣка: хочется ему поступить такъ, какъ подсказываетъ эта прихоть иль страсть, и возбуждаемыя его желанія, его собственныя желанія, представляются ему желаніями – его собственнаго «я». Итакъ, отказать, не исполнить ихъ требованій – стѣснить ему свою свободу, а это вѣдь непріятно, и трудно, и обидно для его самолюбія. – Исполнить? – Но это-то и будетъ значитъ поощрять и развивать въ себѣ страсть и въ ней создать жестокаго владыку, который тѣмъ больше будетъ требовать, чѣмъ больше мы его удовлетворяемъ. Что же изберемъ мы?!.
Въ настоящее время, и особенно въ ваши годы, юные слушатели, всего больше любятъ свободу, свободу во всемъ, безъ разсужденій склонны бываютъ призывать ее къ себѣ – и всегда и во всемъ ея для себя требовать. И особенно чуткой является юность ко всякаго рода стороннимъ требованіямъ и ограниченіямъ, нерѣдко и здѣсь безъ разбора, безъ отчета въ степени ихъ законности возставая противъ нихъ – только во имя своей свободы. И не мало есть такихъ, которымъ все это кажется безусловно-справедливымъ, безспорною и высшею истиною...
Нѣтъ, дорогіе юноши, разсуждать такъ можно только съ точки зрѣнія того міровоззрѣнія, которое все построяется на эгоистическихъ правахъ, и взаимной враждѣ и борьбѣ, да и тамъ это покажется и мелкимъ, и далеко ужъ не столь справедливымъ. Даже въ лучшемъ случаѣ это будетъ совсѣмъ невысокая, языческая мораль, безквасная и – недостойная христіанина. Такимъ настроеніемъ, такими требованіями мы совершенно извращаемъ духъ того ученія, носителями котораго хотимъ мы быть, и въ особенности – отступаемъ отъ уставовъ той Церкви, которая для насъ, больше чѣмъ для всѣхъ другихъ, является Матерію. Присмотритесь къ жизни: какъ нерѣдки тамъ и гуманные, и справедливые вообще-то люди, которымъ эта гуманность и справедливость даются совсѣмъ легко, куплены дешевою цѣною. Но затроньте ихъ личные интересы, поставьте жизнь ихъ такъ, чтобы эти добрыя ихъ качества стали для нихъ возможны лишь подъ условіемъ личнаго самоотреченія, болѣе или менѣе тяжелой жертвы: и куда тутъ пойдетъ ихъ правда и прекраснодушіе!.. Таковы-то эти лучшіе люди мірской культуры, такова ихъ цѣнность: то именно – добрые язычники, но какъ они ничтожны и бѣдны предъ истиннымъ христіаниномъ! Что ихъ доброта предъ добродѣтелью нашей вѣры и жизни!.. Христіанство есть религія свободы; но для падшаго человѣка – она и иго, хотя благое, когда онъ возродится. Свобода христіаниномъ покупается именно цѣною самоотреченія и самоограниченія, путемъ прежде всего воздержанія, путемъ подчиненія низшихъ нашихъ потребностей высшимъ.
Воздержаніе – всеобщій и необходимый законъ жизни, и этого-то и не хотятъ видѣть тѣ, кому никакъ не хочется примириться съ требованіемъ аскетизма. Уже признавая одну всѣмъ очевидную свободу выбора въ насъ, мы его здѣсь предполагаемъ: выбирая для исполненія одни мотивы, мы отбрасываемъ всѣ прочіе, слѣдуя одному желанію, отказываемся осуществлять другія. Наша жизнь съ необходимостью пріучаетъ насъ затѣмъ къ большему воздержанію: она не даетъ намъ, чего мы хотимъ, ставитъ преграду нашей произвольной дѣятельности и самоугожденію, – волей-неволей мы должны сдерживать, ограничивать себя, отказывать себѣ въ томъ, чего не можемъ достигнуть. Итакъ, это – отличная школа воздержанія, но обидно бываетъ за наше человѣческое достоинство, когда не мы сами опредѣляемъ свою жизнь, кладемъ на нее отпечатокъ своего характера, а самъ онъ всецѣло создается условіями нашей жизни, вырабатывается въ насъ событіями изъ какихъ-то безкачественныхъ полунамековъ на человѣка. И тяжелую участь готовитъ себѣ тотъ, кто навыкаетъ самъ по себѣ во всемъ руководиться лишь личнымъ желаніемъ жить такъ, какъ будто все кругомъ – существуетъ лишь для его угожденія и услады: слишкомъ больно будутъ сказываться въ послѣдующей жизни уколы тѣхъ шиповъ, которые неибѣжно окажутся за ея цвѣтами... Если же допустить въ человѣкѣ положительную нравственную свободу, обусловливаемую въ немъ чувствомъ долгая, мы въ требованіи воздержанія устанавливаемъ еще высшую мѣру: тутъ человѣкъ избираетъ должное, требуемое во имя лишь нравственныхъ побужденій, даже и тогда, когда его не хочетъ, когда хотѣлось бы ему иного, можетъ быть – противоположнаго; онъ, такимъ образомъ, произвольно отказываетъ себѣ въ эгоистическомъ наслажденіи, воздерживается отъ него. Итакъ, безъ воздержанія не можетъ быть никакой морали. Поэтому-то, уже въ раю, мы знаемъ, дана была человѣку заповѣдь, и соблюдая ее, онъ долженъ былъ научаться воздержанію. Человѣкъ былъ невиненъ; ничего грѣшнаго, богопротивнаго не было, не возникало въ немъ; его желанія и поступки опредѣлялись его неиспорченной еще природой. Но желанія эти и у него были безконечно разнообразны и сложны, и ему представлялось множество всякихъ возможностей – жить тѣмъ иль другимъ, такъ или иначе дѣйствовать. Тѣмъ-то и обусливливалась свобода его природы. И вотъ, и тогда онъ долженъ былъ не всякому хотѣнію своему слѣдовать слѣпо, не разсуждая; и тогда долженъ былъ онъ внимать себѣ и своей жизни, слѣдить за собой – и не поддаваться тому, что не угодно Творцу и, оказалось, гибельно было для собственной его природы. Такъ разбираясь въ побужденіяхъ и желаніяхъ, оцѣнивая ихъ и отрекаясь отъ запрещенныхъ, онъ имѣлъ воспитать свою волю, закрѣпить за собой богодарованныя свойства его богоподобнаго, свободнаго духа. И невоздержаніе погубило человѣка.
Но если для нашихъ прародителей необходимо было воздержаніе, когда природа ихъ была неповрежденной, то для падшаго и разстроившаго свои силы и ихъ дѣятельность, потомства ихъ тѣмъ больше, тѣмъ оно необходимѣе. Теперь въ особенности воздержаніе – основное условіе нравственнаго совершенства человѣка, – теперь воздержаніемъ становится человѣкъ на тотъ путь, который ведетъ его ко спасенію, и потому-то путь сей тѣсенъ. Стѣсненія и лишенія, самоограниченіе и борьба съ собою – въ нашей зараженной ядомъ грѣха природѣ, – вотъ естественнымъ путемъ воспринимаемыя нами средства нашего врачеванія, нашего нравственнаго возрожденія.
Въ райскомъ состояніи воздержаніе не должно было быть тяжело: человѣку не приходилось бороться съ чуждымъ ему началомъ въ себѣ, ибо чистъ онъ былъ отъ грѣха и его вожделѣній; онъ отказывался тогда лишь отъ внѣшняго соблазна. Не то – воздержаніе для насъ, не таковъ путь угожденія и служенія Богу для падшаго человѣка. Поврежденные грѣхомъ, мы, борясь съ нимъ, боремся съ самими собою: борьба идетъ внутри самой нашей природы, и потому уже не можетъ для насъ быть легкой. Плотское, чувственное начало хочетъ въ насъ возобладать надъ жизнью души, и чтобы смирить его, поставить въ надлежащія нормальныя отношенія къ послѣдней, человѣкъ такъ или иначе долженъ подѣйствовать на него силой. Вотъ потому-то и вели противъ грѣховной плоти такую войну наши великіе подвижники, какъ ублажаемый нынѣ нашъ Покровитель, преп. Ѳеодосій: умерщвляя грѣховно-чувственныя поползновенія плоти, притупляя и ослабляя ее, они именно стремились ее смирить и обуздать – и привести въ назначенное ей Творцемъ послушаніе духу. Не можемъ не бороться, тѣмъ или инымъ способомъ, съ собой и мы, если не хотимъ быть въ рабствѣ грѣха, въ усыпленіи духовномъ. Всмотритесь, братіе, въ свою жизнь и разсудите, развѣ не можетъ и каждый изъ насъ вмѣстѣ съ Апостоломъ сказать: «выжду инъ законъ во удѣхъ моихъ, противовоюющъ закону ума моего и плѣняющъ мя закономъ грѣховнымъ»... (Римл. XII, 23) и не о насъ ли говорится и это: «не еже хощу доброе, творю, но еже не хощу, злое сіе содѣваю». Зараза грѣха – въ нашей плоти, порочные задатки проникли въ самую нашу душу – и приразились ея природѣ, потемнивъ въ ней образъ Божій. И пусть не думаютъ кто-либо, что это отвлеченныя богословскія понятія, положенія, постигаемыя лишь вѣрой. Нѣтъ, здѣсь вѣра становится во-очію опытнымъ знаніемъ, и это знаніе всякому доступно. Вѣра здѣсь недостаточна: повторяемъ, – каждый всмотрись и послѣди за своими попытками лучшей жизни и ихъ исходомъ. Что наша жизнь есть безпрерывное паденіе, это станетъ для него истиной неоспоримой, и такое паденіе – явный показатель и слѣдствіе наличности и развитія въ насъ грѣховной заразы...
Если бы человѣку не было дано искупленіе и возрожденіе благодатію яже о Христѣ Іисусѣ, то единственнымъ исходомъ изъ безотраднаго падшаго состоянія являлась бы ему лишь смерть, освобождающая его отъ грѣховной плоти, и онъ восклицалъ бы съ Апостоломъ: «окаяненъ азъ человѣкъ! кто избавитъ мя отъ тѣла смерти сея»! Но теперь, благословенное чадо Божіе, онъ продолжитъ съ нимъ же: «благодарю Бога моего Іисусъ Христомъ, Господемъ нашимъ пріобрѣтшимъ насъ жизни въ Богѣ». Возрожденный благодатію, человѣкъ уже можетъ высвободиться изъ подъ непреодолимо-опредѣляющей силы грѣха: мертвый дотолѣ грѣхомъ, онъ можетъ отнынѣ самъ умереть грѣху, – и стать сыномъ Бога и свободы, благодатію и подъ водительствомъ благодати, онъ совершенно перемѣняетъ строй своей внутренней жизни и устраняетъ изъ нея проявленіе злого начала. Это дѣло – дѣло нравственнаго самоусовершенія и освященія христіанина, и здѣсь-тο первая ступень и всѣмъ доступное, широко примѣнимое средство – христіанская аскетика, то воздерясаніе, о которомъ мы говорили. Поэтоыу-то враги христіанства и отщепенцы нашей Церкви прежде всего и заявляютъ себя враждою противъ аскетизма, котораго они не понимаютъ и отрицаютъ.
Человѣкъ – христіанинъ долженъ стать истинно-свободнымъ. Какъ царь, идетъ онъ «дорогою свободной, куда влечетъ его свободный умъ», не зная никакихъ подчиненій отвнѣ, никакихъ насильственныхъ стѣсненій своей жизни: «не лежитъ» ему никакой законъ, потому что онъ самъ себѣ законъ, – его законъ въ его по образу Божію созданной природѣ. Такова его высшая свобода. Эта свобода – не своеволіе, когда человѣкъ, подчиняясь своимъ прихотямъ и страстямъ, гонится лишь за призракомъ свободы – и рабствуетъ этимъ прививкамъ грѣховнымъ. Не то же она, что свобода выбора, обычно признаваемая нами за такую свободу. Понятіе свободы, какъ независимости выбора, – предварительное и неполное понятіе. Какъ же и въ силу чего совершается этотъ выборъ? Очевидно, здѣсь предполагается что-то рѣшающее, предпочитающее одно и отвергающее другое; и очевидно, что эта, дѣйствующая здѣсь, сила сама – небезразличная, небезсодержательная, ибо иначе не могло бы быть и независимости выбора: человѣкъ всецѣло подлежалъ бы дѣйствію болѣе сильнаго, самого по себѣ, мотива; вмѣсто свободнаго рѣшенія было бы механическое отраженіе удара – внѣшняго впечатлѣнія, самое большее – физическое равнодѣйствующее. Итакъ, ясно, что у этой свободной силы есть извѣстныя свойства, которыми и обусловливается характеръ ея опредѣленій. Въ наукѣ о душѣ человѣческой эти руководящія начала жизни извѣстны подъ именемъ прирожденныхъ намъ идей – Бога, истины, добра и красоты, которыя въ истинно-человѣческой жизни и являются естественним свѣточами ея. Но эти естественные свѣтильники помрачены въ падшей природѣ человѣческой и возжигаются въ ней только свѣтомъ Божественнаго откровенія, свѣтомъ вѣры и благодати Божіей. Только во свѣтѣ Богопознанія мы находимъ путь къ свободѣ, а въ совершенномъ послушаніи волѣ Божіей – осуществленіе ея.
Но для того, чтобы достигнуть такого идеальнаго состоянія, человѣкъ прежде всего долженъ порвать съ даннымъ своимъ положеніемъ – плѣнника и раба грѣха и плотскихъ страстей! Человѣкъ долженъ выйти изъ-подъ власти этихъ деспотически господствующихъ надъ нимъ, но чуждыхъ его собственной природѣ началъ; при помощи, подъ водительствомъ Того, Кому все возможно (Іоан. 3 гл.), онъ долженъ самъ овладѣть ими, стать выше ихъ. Отнынѣ наша духовная свобода – плодъ постоянной и неусыпной борьбы, основа и первичная форма которой – воздержаніе. Я долженъ разобраться, что во мнѣ – мое истинное я, то настоящее, чему стоитъ жить, что – привитые отвнѣ, извращеніе и омертвѣніе того, отъ чего я долженъ освободиться для истинной жизни. Я долженъ полюбить свою высшую и лучшую природу, найти и избрать себѣ достойное назначеніе – и въ осуществленіи его положить жизнь своей свободной и восточно-живой природы. Владѣя своею жизнью, умѣя всему въ ней дать соотвѣтсвующую цѣну и приложеніе, стремясь, какъ нашъ святый Покровитель, худшее покорить лучшему и плоть поработати духу (стихиры литіи), мы будемъ изгонять изъ себя все низменное, уничижающее и оскверняющее насъ и восходить отъ степени на степень, отъ совершенства къ совершенству, дондеже достигнетъ въ мѣру возраста исполненія Христова.
Итакъ, благочестивые слушатели, взирая на эту конечную цѣль и просто дорожа своимъ нравственнымъ достоинствомъ, мы въ своемъ опытѣ, своей жизни будемъ помнить эти золотыя слова: «вся ми лѣть суть, но не вся на пользу, вся ми лѣть суть, но да не азъ обладаемъ буду отъ чего». И въ особенности вы, молодежь, которые въ своей духовной жизни еще только пробуете дѣлать первые самостоятельные шаги, которымъ, въ эту пору самовоспитанія, – которая не повторится для васъ никогда, – особенно необходимо установить себя такъ жить. Помните, что настоящимъ человѣкомъ каждаго изъ васъ – прежде всего сдѣлать воздержаніе, и что сначала оно, а потомъ уже свобода, свобода высшей цѣны и качества. Аминь.
«Прибавленіе въ Курскимъ Епархіяньнымъ Бѣдомостамъ». 1901. № 23. Ч. Неофф. С. 513-531.
