Александръ Игнатьевичъ Лотоцкій – О происхожденіи и значеніи такъ называемаго колива, или заупокойной кутьи.
Осенью, по окончаніи полевыхъ работъ, обыкновенно по селамъ благочестивыми селянами дѣлаются поминовенія своихъ присныхъ усопшихъ, совершается литургія, а затѣмъ на дому панихида и бываетъ трапеза, при чемъ обычно приготовляется «коливо».
Скажемъ въ виду сего нѣсколько словъ о происхожденіи и значеніи этого колива.
Слово «коливо» производятъ или отъ греческаго κολόβιον, родъ жертвеннаго пирога, или отъ латинскаго colluvio, смѣшеніе, собраніе (см. свящ. В. Михайловскій: Словарь православнаго церковно-богослужебнаго языка и священныхъ обрядовъ. Спб. 1866). У насъ въ настоящее время подъ именемъ колива разумѣютъ обыкновенно употребляемыя при поминовеніи усопшихъ, особенно при панихидахъ, разваренныя въ водѣ и приправленныя какимъ-либо сладкимъ веществомъ (чаще всего сахаромъ) зерна пшеницы. Они украшаются иногда различными плодами: черносливомъ, изюмомъ, миндалемъ, коринкой; сверхъ того, коливо иногда украшается лавровыми или другими какими либо вѣтками. Кромѣ наименованія «коливо», описанному варенію усвояется еще названіе «кутья» (см. Типиконъ, гл. 14), или точнѣе «заупокойная кутья», потому что слово «кутья», безъ опредѣленія – «заупокойная», хотя и обозначаетъ у насъ тѣ же вареныя н послащенныя зерна пшеницы или риса, но приготовляемыя но для поминовенія усопшихъ, а въ качествѣ перваго и необходимаго блюда на первый и второй «святый вечеръ», т. е. въ сочельникъ Рождества Христова и Богоявленія. Но хотя въ настоящее время слова «коливо» и «кутья» употребляются у насъ безразлично одно вмѣсто другаго, такъ какъ въ сущности обозначаютъ одинъ и тотъ же предметъ, но съ точки зрѣнія церковнаго Устава между понятіями, обозначаемыми этими словами, есть различіе. Зависитъ оно оттого, что вареныя и послащенныя зерна пшеницы могутъ быть благословляемы не только при поминовеніи усопшихъ, но также и въ честь святыхъ, а равно и «за здравіе». И вотъ, если они благословляются въ честь святыхъ или праздниковъ Господскихъ, или если они приносятся для благословенія «за здравіе», тогда имъ усвояется названіе колива; если же, напротивъ, приносятся они для поминовенія усопшихъ, тогда называются кутьей. Что дѣйствительно церковный Уставъ усвояетъ терминамъ «колнво» и «кутья» указанное значеніе, видно, напр., изъ Служебника, въ которомъ есть «Чинъ благословенія колива, приносимаго въ церковь, въ честь и память Господскихъ праздниковъ, или святыхъ Божіихъ», и «Чинъ надъ кутьею въ память усопшихъ» (Сравн. Типик, гл. 14). Въ такомъ же смыслѣ употребляетъ эти выраженія и Стоглавъ. Въ 13 главѣ его – «о жертвенникѣ и о кутейникѣ» – сказано: «другой полъ олтаря (т.д. діаконникъ, или сосудохранителыница) кутейникъ зовется, п въ него вносится о здравіи коливо»... «такоже и по отшедшихъ душахъ въ немъ малые понахиды поютъ и приносятъ кутью»... Теперь, однако, не въ обычаѣ приносить коливо для благословенія «за здравіе», а въ честь святыхъ приносится оно лишь на первой недѣлѣ Великаго Поста, именно въ пятницу, такъ какъ это прямо требуется Уставомъ. Что же касается принесенія кутьи для благословенія въ память усопшихъ, то обычай этотъ неизмѣнно хранится въ Православной Церкви и поднесь.
Послѣ благословенія, кутья, а равно и коливо употребляются въ снѣдь, — съ воспоминаніемъ святаго или усопшаго, — принесшими и священнослужителями, которымъ обычно удѣляется часть приготовленной кутьи (отсюда и названіе — кутейники).
Обычая употреблять кутью при поминовеніи усопшихъ въ католической церкви нѣтъ, и католики, какъ намъ приходилось слышать, издѣваются надъ этимъ установленіемъ Православной Церкви, считая его остаткомъ язычества.
Постараемся рѣшить вопросы: откуда явился въ Православной Церкви обычай употреблять коливо и имѣетъ ли онъ за собой авторитетъ древности.
О происхожденіи и древности обычая употреблять заупокойную кутью существовало нѣсколько мнѣній. Авторъ греческаго Синаксаря Нектарій, а послѣ него Никифоръ Каллистъ, полагаютъ начало коливъ въ Церкви со времени чуда св. Ѳеодора Тирона. Никифоръ Каллистъ такъ объ этомъ пишетъ: «когда въ царствованіе Юліана-вѣроотступника послѣдовало повелѣніе не выносить на торжище для продажи ни одного плода и ничего съѣстнаго, что не было-бы предварительно осквернено или кровью идольскихъ жертвъ или служеніемъ языческимъ, дабы такимъ образомъ христіане, не зная сего языческаго оскверненія, по необходимости покупали и употребляли въ пищу идоложертвенное; тогда св. великомученикъ Ѳеодоръ, называемый Тиронъ, явился Евдоксію, епископу Евхаитскому, наяву, а не во снѣ, и увѣщевалъ его заповѣдать народу, чтобы никто не покупалъ ничего изъ предложенныхъ на торжищѣ брашенъ и питій, потому что все это по повелѣнію осквернено кровію идольскихъ жертвъ; а для употребленія въ пищу, въ случаѣ нужды и голода, вмѣсто хлѣба и другихъ яствъ, повелѣлъ варить пшеницу и овощи. Сію – то вареную пшеницу, которою питались христіане въ городѣ Евхаитахъ, называли, обыкновенно, коливомъ. Съ теченіемъ времени то же самое коливо, выдуманное похвальнымъ благочестіемъ христіанъ по увѣщанію Ѳеодора въ пищу во время Четыредесятннцы, еще благочестивѣе обращено въ память и молитвенное пособіе умершихъ» (Никифоръ Каллистъ, кн. 10, гл. 12; Новая Скрижаль, ч. IV, гл. 24, § 11). Уже Симеонъ Солунскій находилъ такое объясненіе происхожденія разсматриваемаго обычая не вполнѣ удовлетворительнымъ. «Нѣкоторые говорятъ, пишетъ онъ, что это приношеніе плодовъ совершаемъ мы въ память чуда добропобѣднаго мученика Ѳеодора. Нѣтъ, не поэтому только, хотя и это дѣло Божіе и отъ Бога». И далѣе онъ предлагаетъ свое объясненіе, которое служитъ лишь дополненіемъ историческаго объясненія, даннаго Никифоромъ Каллистомъ. Послѣднее, такимъ образомъ, Симеономъ Солунскимъ не отвергается. Между тѣмъ, если внимательнѣе отнестись къ этому объясненію, то можно замѣтить его несостоятельность. Въ самомъ дѣлѣ, св. Ѳеодоръ Тиронъ заповѣдалъ христіанамъ вкушать колнво при особыхъ и исключительныхъ обстоятельствахъ, именно – въ виду оскверненія съѣстныхъ припасовъ кровію идольскихъ жертвъ. Въ память объ этомъ чудѣ и въ честь ев. Ѳеодора Тирона вошло въ обычай благословлять коливо на первой недѣлѣ Великаго Поста. Но никакого отношенія къ поминовенію умершихъ ни самое чудо, ни явившійся подъ вліяніемъ памяти о немъ обычай благословенія колива, очевидно, не имѣютъ: никакой связи между ними указать нельзя. Для того же, чтобы объяснять происхожденіе заупокойной кутьи изъ обычая христіанъ приносить коливо на первой недѣлѣ Великаго Поста, необходимо сперва указать на какую либо связь между тѣмъ и другимъ обычаемъ, чего, однако, Никифоръ Каллистъ не дѣлаетъ. Вслѣдствіе этого его утвержденіе является голословнымъ, а объясненіе – ничего не объясняющимъ, и для рѣшенія вопроса: откуда явился обычай приносить колнво «за упокой» – нужно обратиться къ другимъ источникамъ. На это указываютъ, между прочимъ, и слова Вальсамона. Въ толкованіи на 4 правило св. Апостоловъ онъ пишетъ: «какимъ образомъ приносится въ жертвенникъ приносимое въ памяти святыхъ и усопшихъ и называемое канунъ или кутья, украшаемое различными плодами, объ этомъ узнаешь изъ слова Аѳанасія Великаго на усопшихъ». Это слово до насъ не дошло, тѣмъ не менѣе изъ словъ Вальсамона видно, что причина нашего обычая предшествовала тому случаю, въ память котораго установленъ обычай приносить коливо, на первой недѣлѣ Великаго Поста. Слѣдовательно, эти два сходные обычая находятся внѣ генетической связи между собою.
Гораздо естественнѣе видѣть начало заупокойной кутьи въ такъ называемыхъ номинальныхъ агапахъ (agapes funerales), подъ которыми разумѣются вечери любви, братскія трапезы, устраивавшіяся по случаю погребенія или поминовенія усопшихъ. Для такихъ номинальныхъ агапъ, какъ и вообще для вечеръ любви, приносили разные съѣстныо припасы, изъ которыхъ часть хлѣба и вина отдѣлялась для Евхаристіи, а остававшееся раздавалось участникамъ трапезы, преимущественно бѣднымъ и клирикамъ. Мѣстомъ, гдѣ совершались поминальныя агапы, служилъ обыкновенно притворъ, почему эта часть храма и до настоящаго времени сохранила за собою названіе трапезы. Сопоставляя теперь требованія Устава и обычая, касающіяся заупокойной кутьи, съ обрядомъ совершенія поминальныхъ агапъ, нельзя не прійти къ мысли, что обычай употреблять заупокойную кутью создался на почвѣ обычая устраивать поминальныя агапы. Послѣднія, какъ сказано, совершались въ притворѣ; и нынѣшній церковный Уставъ предписываетъ приносить кутью именно въ притворъ, куда для совершенія панихиды и должны исходить священнослужители. Затѣмъ, въ древнихъ поминальныхъ агапахъ хотя и участвовали родные и знаемыо усопшаго, но преимущественно онѣ предназначались для клириковъ и нищихъ; точно также п нынѣшняя заупокойная кутья, по требованію обычая, раздѣляется главнымъ образомъ между церковнослужителями и бѣдными. Указанныя черты сходства подтверждаютъ ту мысль, что существующій нынѣ въ Православной Церкви обычай употреблять заупокойную кутью ведетъ свое начало отъ древне-хрнстіанскнхъ поминальныхъ агапъ. А что дѣйствительно въ древней христіанской Церкви существовалъ обычай приносить для поминовенія усопшихъ разныя снѣди, видно, напр., изъ словъ блаж. Августина, который говоритъ, что христіане приносятъ хлѣбъ, мясо и вино не для насыщенія душъ, какъ ложно злословятъ манихеи, но для того, «чтобы церковные служители, и сверхъ того нищіе, всѣмъ тѣмъ бывъ удовольствованы, къ принесенію молитвъ за усопшихъ возбудились» (Новая Скрнж. IV, гл. 23, § 3).
Но если древніе употребляли для поминальныхъ агапъ разныя снѣди, то откуда же явился обычай приносить для той же цѣли кутью? По всей вѣроятности, этотъ обычаи создался постепенно подъ вліяніемъ слѣдующихъ условій. Извѣстно, что уже въ первомъ вѣкѣ христіанства на вечерахъ любви происходили безпорядки. Обличая за это Коринѳскихъ христіанъ, св. Аи. Павелъ писалъ: «кійждо свою вечерю предваряетъ въ свѣденіе, и овъ убо алчетъ, овъ же упивается. Еда бо домовъ не имате во еже ясти и пити? Или о церкви Божіей нерадите и срамляете неимущыя?» (I Кор. 11, 21-22). Съ теченіемъ времени безпорядки эти не уменьшились, вслѣдствіе чего устроеніе агапъ въ храмахъ запрещено было сначала на помѣстномъ соборѣ Лаодикійскомъ (пр. 28), а потомъ и на VI Вселенскомъ (пр. 74). Послѣ постановленія Трулльскаго собора поминальныя агапы перешли въ частные дома. Однако, обычай совершать церковныя поминовенія непремѣнно надъ нищей былъ такъ силенъ, что и послѣ Трулльскаго собора продолжали приносить къ алтарю пищу для совершенія надъ нею поминовенія усопшаго. Такіе приноси – не для устройства трапезы, а только для совершенія надъ ними церковнаго моленія и потомъ для раздачи клприкамъи нищимъ. Церковь допустила, очевидно, взамѣнъ прежнихъ поминальныхъ трапезъ, устрояемыхъ въ храмахъ. Сначала эти приноси были весьма разнообразны и состояли, какъ и во времена блаж. Августина, главнымъ образомъ изъ хлѣба, мяса и вина; но когда въ Церкви вошло во всеобщій обычай не приносить въ храмъ мясъ и когда мало-помалу былъ забытъ первоначальный смыслъ приношеній за усопшихъ, эти приношенія приняли опредѣленную форму, на которую указываетъ уже Вальсамонъ, канонистъ XII вѣка. Изъ его словъ видно, что въ XII вѣкѣ, вмѣсто прежнихъ разнообразныхъ приношеній, существовала только одна форма, напоминающая нашу кутью, или коливо. На появленіе такой именно формы не могло также не вліять и воззрѣніе на зерно, какъ на символъ возрожденія, символъ, освященный употребленіемъ св. Ап. Павла (1 Кор. 15, 35-38). Дѣйствительно, уже въ сочиненіяхъ Симеона Солунскаго ясно проведена мысль о символическомъ значеніи кутьи. Разсуждая о коливѣ, приносимомъ за усопшихъ, онъ пишетъ: «въ третій день совершаются третины, приносятся Богу сѣмена пшеницы и разные другіе плоды. Что означаютъ эти плоды? То, что и человѣкъ есть сѣмя и какъ бы плодъ отъ земли, и что онъ, какъ пшеница, брошенная въ землю, опять возстанетъ силою Божіею и, какъ бы прозябнувъ, въ будущемъ вѣкѣ предстанетъ Христу совершенный и живой. Ибо какъ предлежащее сѣмя погребается въ землѣ, а потомъ вырастаетъ и приноситъ обильный плодъ: такъ и человѣкъ, бывъ преданъ смертію землѣ, опять воскреснетъ. Объ этомъ и Павелъ говоритъ, когда подъ образомъ сѣмянъ объясняетъ тайну воскресенія... Преимущественно же и чаще другихъ сѣмянъ приносятся зерна пшеницы, потому что и Спаситель уподобилъ Свое всесвятое тѣло пшеницѣ: «аще, сказано, зерно пшенично, надъ на земли, не умретъ, то едино прибываетъ» (Іоан. 12, 24). Отсюда же Онъ взялъ и образъ для ученія о Своемъ возстаніи: «аще же умретъ, многъ плодъ сотворитъ» («Писанія Св. Отцевъ и Учителей Церкви, относящіяся къ истолкованію православнаго богослуженія», т. II. стр. 537-538). Подобное же, хотя и болѣе обстоятельное, объясненіе значенія кутьи дается въ старинныхъ Требникахъ. Такъ въ Львовскомъ Требникѣ (издан. 1668 г. и др.) въ отдѣлѣ подъ заглавіемъ: «указъ о парастасѣ», сказано: «Парастасъ, слово сіе есть греческое – парастасис, предстатіе или предстательство, сіестъ ходатайство; добрѣ убо и приличпѣ коливо съ молитвою, еже о усопшихъ сице именуется, ибо представивши сіе предъ Господомъ посредѣ священниковъ, ходатайство, сіестъ молбу о усопшемъ творитъ. Коливо убо, или кутія, иже парастасъ именуемъ, юже въ мѣсто усопшаго, въ воспоминаніи его представляемъ, отъ пшеницы вареной устроена, медомъ же услаждена, и различными сладкими овощми украшена бываетъ. Отъ пшеницы убо, а не отъ иныхъ коихъ сѣменъ, коливо въ усопшихъ памятехъ представлено сего ради бываетъ; пшеница бо знаменуетъ, яко тѣло умершаго человѣка воистину отъ гроба въ второе пришествіе Христово возстанетъ, ибо въ земли всѣянная пшеница умираетъ и потомъ прозябеніемъ востаетъ и плодъ приноситъ: сего же ради и Господь рече: «аще зерно пщенично падше на земли не умретъ, то едино пребываетъ, аще ли умретъ, многъ плодъ сотворитъ». Божественный же Павелъ глаголетъ: «ты еже сѣеши не оживетъ, аще не умретъ, и еже ты сѣеши, не тѣло будущее сѣеши, но голо зерно, аще случится пшеница или инаго отъ прочихъ. Богъ же даетъ ему тѣло якоже хощетъ» (1 Кор. 15:37-38). Медовная же сладость знаменуетъ, яко души святыхъ нынѣ, не точію сами отчасти наслаждаются божественныя сладости, но по воскресеніи и тѣлесы божественнаго веселія сладости совершенно насладятся. Различныхъ же овощій украшеніе – просвѣщеніе и красоту святыхъ тѣлесъ знаменуетъ: праведницы бо, по истинному Господню реченію, просвѣтятся яко солнце въ царствіи небесномъ» (Сравн. Новая Скрижаль, ч. IV, гл. 23, § 3).
Такимъ образомъ, обычай употреблять при поминовеніи усопшихъ кутью есть явленіе самобытное въ христіанской Церкви, а не остатокъ язычества. Почвою, на которой развился этотъ обычай, послужили древне-христіанскія поминальныя агапы. То же нужно сказать и относительно колива, благословляемаго въ честь святыхъ, т. о. и его можно разсматривать какъ остатокъ древняго обычая совершать въ память и честь святыхъ вечери любви. При этомъ на обычай колива могло оказать вліяніе и чудо, совершенное св. Ѳеодоромъ Тирономъ. Но это вліяніе отразилось, вѣроятнѣе всего, лишь на формѣ приношеній, потому что самыя приношенія существовали гораздо раньше чуда св. Ѳеодора Тирона.
А. Л.
«Подольскія Епархіальныя Вѣдомости». 1899. № 39. Ч. Неоффиц. С. 915-922.
