Нравственное значеніе подвижничества.
Въ торжественныхъ пѣснопѣніяхъ прославляемъ мы, братія, «память всѣхъ преподобныхъ мужей и женъ, просіявшихъ подвигомъ пощенія», но отъ всего ли сердца? Разумѣемъ ли дѣйствительное величіе и пользу сихъ подвиговъ? Многіе готовы почитать святыхъ Апостоловъ, съ самоотверженіемъ распространявшихъ слово Христово въ концы вселенной, пророковъ – этихъ ревностныхъ возвѣстителей воли Господней людямъ непокоривымъ и жестоковыйнымъ, мучениковъ и исповѣдниковъ, непостыдившихся Христа и за Него положившихъ свою жизнь. Но не такъ они относятся къ преподобнымъ. Не сердечное и благоговѣйное почтеніе къ нимъ находятъ нѣкоторые христіане въ душѣ своей, а равнодушіе къ ихъ подвигамъ или даже возраженія и упреки. Къ чему, спрашиваютъ они, эта постоянная борьба съ потребностями природы, эти посты, бдѣнія? Развѣ безъ нихъ нельзя быть добрымъ христіаниномъ? Къ чему это постоянное разсматриваніе своихъ душевныхъ недостатковъ, или какое-то мистическое созерцаніе однихъ и тѣхъ же религіозныхъ предметовъ? Не значитъ ли это заботиться только о себѣ – какъ бы полегче устроить свое спасеніе – и забыть о всѣхъ прочихъ людяхъ, которыхъ Христосъ заповѣдалъ любить? Такъ обыкновенно оправдываютъ отношеніе свое къ подвижникамъ тѣ, которые признаютъ ихъ подвиги односторонними или безполезными. Но, если бы мы присмотрѣлись немного внимательнѣе къ жизни подвижниковъ и сравнили ее съ своею собственною, то увидѣли бы, какъ неосновательны наши упреки, какъ много истинно-жизненнаго въ ихъ подвигахъ, какъ много теряетъ наша жизнь оттого, что ея стремленія противоположны подвижническимъ.
Преподобные избрали единую цѣль своей жизни, единый путь, который есть Христосъ (Іоан. 14, 6). Всѣ свои стремленія они направляютъ къ тому, чтобы приготовить своего внутренняго человѣка ко вселенію въ него Христа. Они оставили все, что могло бы задерживать ихъ на избранномъ пути. Не всякія земныя занятія они оставили, чтобы быть Христовыми, а только тѣ, которыя могли бы воспрепятствовать вселенію Христа въ ихъ сердце: они плоть распяли со страстями и похотями (Гал. 5, 24). Не для одного только подавленія тѣлесныхъ естественныхъ потребностей они постятся, а для того, чтобы плоть и страсти не остановили ихъ на пути ко Христу, и не ради избѣжанія отъ трудовъ они ушли изъ міра, а для того, чтобы жизнь ихъ не проникалась суетою, удаляющею отъ Христа. Не для чего иного ихъ постоянная борьба съ нечистыми помыслами какъ для того, чтобы предметы земные не овладѣли сердцемъ вмѣсто Христа. Въ борьбѣ преподобные укрѣпили свои духовныя силы настолько, что не обладаетъ ими ничто земное и плотское. Всякое слово, всякій взглядъ ихъ, всякое дѣйствіе, всякая мысль, чувство и движеніе воли управляются духомъ, который все земное преобразуетъ въ духовное во Христѣ. Но побѣда надъ страстями не составляетъ еще всей славы и величія преподобныхъ. Борьба съ естественнымъ человѣкомъ только первая ступень въ ихъ шествіи ко Христу: если впослѣдствіи остатки ветхаго человѣка и возобновляютъ свою борьбу, то уже не побѣждаютъ укрѣпившагося обновленнаго внутренняго человѣка, борьба со страстями замѣняется борьбою съ помыслами. Величіе преподобныхъ еще болѣе открывается въ тѣхъ духовныхъ плодахъ, которые возрастаютъ въ этой борьбѣ. Плодъ духовный есть любы, радость, миръ, долготерпѣніе, благость, милосердіе, вѣра, кротость, воздержаніе (Гал. V, 22-23). Вотъ къ развитію этихъ то плодовъ духа и ведетъ преподобныхъ ихъ постоянная молитва и созерцаніе. Странно было бы называть безплоднымъ, недѣятельнымъ мистицизмомъ это развитіе высшей духовной жизни.
Если мы знаемъ, что посты, бдѣнія и молитвы ведутъ преподобныхъ къ достиженію высшей духовной жизни, то не обращаемъ ли мы вниманіе только на видимость, когда относимся къ нимъ безъ сердечнаго уваженія и называемъ подвиги преподобныхъ чуждыми жизненности за ихъ однообразіе и направленіе внутрь души? Не въ заботѣ о полнотѣ и всесторонности христіанскаго совершенства главная причина какого-то равнодушія нашего къ подвигамъ преподобныхъ. Главная причина въ томъ, что непримѣтная для чувственныхъ взоровъ дѣятельность преподобныхъ посвящена воспитанію въ себѣ внутренняго человѣка. А признаемъ ли мы для себя необходимымъ это воспитаніе? Если бы мы признавали его очень важнымъ, то не говорили бы, что оно дѣло мистиковъ и созерцателей, которые уже отъ природы склонны къ подобному занятію. Жизнь съ постояннымъ надзоромъ за своими внутренними движеніями и намѣреніями кажется намъ какимъ-то блѣднымъ и мертвеннымъ существованіемъ. Какъ возможно, говоримъ мы, жить безъ развлеченій, въ постоянномъ самососредоточеніи и борьбѣ съ своими помыслами, которые возникаютъ сами собой противъ нашей воли? Отъ молитвы мы часто отказываемся, потому что будто бы нѣтъ расположенія. Или постоянно ссылаемся на то, что среди занятій намъ некогда остановиться и сосредоточиться на своей душѣ, считая самовоспитаніе чѣмъ то совершенно особымъ отъ занятій и требующимъ особаго времени. Или, если намъ указываютъ, что мы забываемъ въ различныхъ дѣятельностяхъ о душевномъ состояніи и о Богѣ, то мы готовы сказать: «развѣ наши труды не суть служеніе Богу и не перевоспитываютъ насъ?» Мы забываемъ, что не сами по себѣ труды воспитываютъ насъ и замѣняютъ служеніе Богу, а одновременная съ ними внутренняя дѣятельная работа надъ своимъ настроеніемъ душевнымъ, которая вытекаетъ изъ убѣжденія, что нечистые помыслы вовсе не есть что-нибудь вполнѣ законное и свойственное природѣ нашей души, и которая очищаетъ душу отъ этихъ нечистыхъ ея движеній, возращая вмѣсто нихъ добродѣтели духа – любовь, радость, миръ, долготерпѣніе... И подвигами св. апостоловъ, пророковъ, мучениковъ, исповѣдниковъ мы увлекаемся нерѣдко потому, что они гораздо примѣтнѣе по своей внѣшней сторонѣ и по роду ихъ дѣятельности. Мы какъ-то оставляемъ безъ вниманія, что и у нихъ внутренній человѣкъ возрасталъ такъ же, какъ и у преподобныхъ: «въ трудѣ и въ изнуреніи, часто въ бдѣніи, въ голодѣ и жаждѣ, часто въ постѣ, въ стужѣ и въ наготѣ», какъ не однажды говоритъ о себѣ св. апостолъ Павелъ (2 Кор. 11, 27 ср. 6, 4-10). Какъ бы то ни было, а только тогда различныя занятія и дѣятельности дадутъ намъ истинное пріобрѣтеніе, когда они найдутъ соотношеніе съ истинными вѣчными потребностями нашего духа. Любовь истинная, которая «долготерпитъ, милосердствуетъ, не завидуетъ, не превозносится, не гордится, не безчинствуетъ, не ищетъ своего, не раздражается, не мыслитъ зла, не радуется о неправдѣ, а сорадуется истинѣ, все покрываетъ, всему вѣритъ, всего надѣется, все переноситъ», она только «никогда не перестаетъ (1 Кор. 13, 4-8). Да и самая наша обычная жизнь не напоминаетъ ли намъ постоянно о необходимости воспитывать своего внутренняго человѣка? Вѣдь, наши рѣчи о своей несклонности къ самоуглубленію, къ молитвѣ и созерцанію, о потребности резвлеченій нерѣдко представляютъ ни что иное, какъ слова, удобно прикрывающія наше нежеланіе нести тяжелый трудъ самовоспитанія. Вѣдь, потребность развлеченій мы нерѣдко понимаемъ, какъ оставленіе серьезной и дѣятельной жизни, потому что развлеченіе находимъ въ удовлетвореніи страстей въ праздности и низменныхъ занятіяхъ. Между тѣмъ что изъ этого выходитъ? Мы считаемъ неважнымъ и излишнимъ обращать вниманіе на внутреннія нечистыя влеченія и вносить болѣе высокое содержаніе въ свою душу взамѣнъ ихъ; но слѣдствіемъ этого бываетъ то, что различныя страсти становятся для насъ какими-то самостоятельными цѣлями жизни, и оправдывается на насъ слово: «гдѣ сокровище ваше, тамъ будетъ и сердце ваше» (Mѳ. 6, 21); мы нерѣдко становимся неспособными отрѣшиться отъ разныхъ мелочныхъ привычекъ, теряемъ при нарушеніи ихъ бодрость духа, скучаемъ и становимся раздраженными: и чѣмъ менѣе мы наблюдаемъ за собою, надѣясь, что разныя благопріятныя обстоятельства и среда насъ исправятъ, тѣмъ болѣе растрачивается сила духа. Очень нерѣдко – во время ли неудачъ или во время трудной работы – мы начинаемъ чувствовать уныніе, неудовлетворенность, а во время отдыха насъ посѣщаетъ пустота и скука, и мы начинаемъ пенять на обстановку, или даже высказывать странныя жалобы, что намъ нечего дѣлать, – все надоѣло. Все это убиваетъ и подавляетъ наши духовныя силы. Не напоминаетъ ли вмѣстѣ съ тѣмъ, что мы не пріучились путемъ размышленія о высокихъ предметахъ и цѣляхъ жизни укрѣплять свои духовныя силы среди будничной обстановки, ограничивая свою притязательность, что наше сочувствіе къ различнаго рода занятіямъ коренилось болѣе на временной пріятности и увлеченіяхъ, а не на прочныхъ основахъ во внутреннемъ человѣкѣ, исполненномъ полнотою жизни? Но гдѣ полната духовной жизни, гдѣ радость, миръ, долготерпѣніе... тамъ нѣтъ мѣста ни унынію, ни пустотѣ и скукѣ. – Мы стараемся устроить свою обычную жизнь веселѣе и ищемъ какъ можно болѣе разнообразія и развлеченій. Однако эти развлеченія и разсѣянность не приносятъ истиннаго укрѣпленія силъ духовныхъ; они проходятъ по поверхности нашего духа, на время облегчаютъ насъ и, не имѣя почвы во внутреннемъ человѣкѣ, оставляютъ за собою пустоту и скуку. Такъ жизнь наша ставится въ зависимость отъ разныхъ развлеченій, выслушиванія новостей, остротъ. Что же будетъ послѣ, напр., если мы будемъ лишены чрезъ болѣзнь тѣлесной дѣятельности и останемся съ самими собою; что будетъ по совершенномъ лишеніи тѣла – по смерти? Какими развлеченіями тогда наполнимъ пустоту своего духовнаго существованія, если мы не заботились всѣ разнообразныя занятія сводить къ единой, вѣчной цѣли – къ Богу и совершенству духовному, если заботились о разсѣяніи, а не о возращеніи плодовъ духа молитвою и самососредоточеніемъ?
Какъ въ личной жизни намъ необходимо то постоянное воспитаніе въ себѣ новаго человѣка, которое преподобные поставили главною цѣлію своей жизни, такъ необходимо оно и въ нашихъ отношеніяхъ къ ближнимъ. – Изгнавъ изъ своей души ветхаго человѣка съ его страстями и похотями и создавъ новаго духовнаго человѣка по образу Божію, исполненнаго радости, мира и прочихъ плодовъ духа, – преподобные вовсе не забыли и не сдѣлались равнодушными къ людямъ въ заботахъ о собственномъ личномъ спасеніи. Напротивъ, ихъ отношенія къ людямъ обновились такъ же, какъ обновился ихъ внутренній человѣкъ. Достигши единой истинной цѣли жизни, единенія со Христомъ, преподобные и въ отношеніяхъ своихъ къ ближнимъ не имѣютъ иной цѣли, кромѣ духовнаго ихъ обновленія во Христѣ. У нихъ нѣтъ различія между богатыми и бѣдными, между знатными и незнатными, ко всѣмъ они относятся съ любовію, кротостію и благожелательностью. Будучи сами духовными, они не различаютъ по плоти, – для всѣхъ «изъ добраго сокровища своего сердца они выносятъ доброе» (Лук. 6, 45). Когда измученная и скорбная душа не находитъ уже успокоенія и сочувствія ни въ комъ изъ своихъ близкихъ, она знаетъ, что у нихъ не будетъ отвергнута. Они готовы носить бремена всѣхъ труждающихся и обремененныхъ и для всѣхъ готовы дать утѣшеніе. Они совершаютъ нравственное возрожденіе человѣчества, и въ этомъ великое значеніе ихъ служенія. – Мы какъ-то не склонны вѣрить въ значеніе ихъ служенія для общества. Это потому, что мы привыкли обращать вниманіе на внѣшность, а не на внутреннее значеніе явленія. Мы прославляемъ апостоловъ, потомучто видимъ ихъ труды и успѣхи евангельской проповѣди, а значеніе преподобныхъ для общества отвергаемъ, потому что оно недоступно нашему наблюденію. Внутреннее возрожденіе и ростъ внутренняго человѣка непримѣтны намъ, если мы сами не заботимся о собственномъ внутреннемъ обновленіи и никогда не старались наблюдать за развитіемъ своего внутренняго человѣка. Непримѣтны поэтому для нашихъ взоровъ вліяніе преподобныхъ и перемѣны, совершаемыя ими въ духѣ. Въ самомъ дѣлѣ, здѣсь нѣтъ величественнаго зрѣлища: мы видимъ невеселую келью и въ ней изможденнаго старца, бесѣдующаго съ окружающими; въ рѣчахъ его нѣтъ ничего необыкновеннаго. Но не то видятъ здѣсь пришедшіе искать укрѣпленія нравственныхъ силъ. Каждый взоръ, каждое слово старца проникнуты особымъ духомъ и значеніемъ. Слово его исполнено той благодати, которая обитаетъ внутри его. Не мало означаетъ это слово. Не замѣчалъ ли каждый изъ насъ, какъ иногда одно сочувственное слово разсѣеваетъ все наше утомленіе и даетъ намъ силы съ прежнею бодростію продолжать утомившую насъ дѣятельность? Таково слово, проникнутое духомъ и любовію. Это слово творитъ чудеса нравственнаго обновленія, безъ всякихъ поразительныхъ внѣшнихъ обстоятельствъ. Не въ словѣ здѣсь сила и значеніе, а въ великомъ духѣ, которымъ дышетъ слово. Есть какое-то невидимое родство и общеніе душъ между собою, независимо отъ слова. Простое слово, взглядъ духовнаго человѣка изливаютъ вмѣстѣ съ собою нравственную силу духа на слушающихъ, потому что вліяніе великаго духа не стоитъ въ зависимости отъ величественной и блестящей обстановки. Мы не должны относиться съ неуваженіемъ къ этому простому слову и говорить объ его безполезности для общества, забывая что оно принадлежитъ человѣку съ великою силою духа. – Впрочемъ, мы и сами видимъ, что не остается эта сила въ бездѣйствіи, какъ свѣтильникъ не остается подъ спудомъ, а ставится на свѣщникѣ, чтобы свѣтить всѣмъ людямъ (Лук. 11, 33). Откуда тѣ толпы народа, которыя со всѣхъ сторонъ стекаются къ великому подвижнику? не простой случай привелъ ихъ сюда. Нѣтъ, ищущіе духовнаго обновленія среди скорбей своей жизни чувствуютъ, что здѣсь они найдутъ то, чего искали – укрѣпленіе своихъ нравственныхъ силъ. И они находятъ и, получивъ духовное сокровище, разносятъ его по всѣмъ концамъ Россіи, своими одушевленными разсказами несознательно возвышая и перерождая души и своихъ близкикъ. Такъ сила нравственная распространяется по Россіи незамѣтно для чувственнаго взора. И кто не знаетъ, что эта нравственная сила, исходившая отъ немногихъ лицъ, подвизавшихся въ тишинѣ монастырской, не разъ спасала Россію въ годины бѣдствій? Великая сила духа преподобнаго Сергія, Никона и другихъ учениковъ Сергіевыхъ покрыла сѣтью монастырей Россію во время татарскаго ига и привлекла въ нихъ множество народа; не вдохновляла ли эта сила въ русскій народъ мужество и бодрость въ борьбѣ съ притѣснителями Россіи – татарами? Можемъ ли мы измѣрить ту нравственную силу и значеніе, которая недавно истекала въ толпѣ народа – знатнаго и незнатнаго – отъ извѣстнаго всей Россіи подвижника, и которая не умерла съ его смертію?
Если духъ преподобныхъ, по-видимому, живущихъ вдали отъ міра, вопреки нашимъ ожиданіямъ, вноситъ постоянное обновленіе въ жизнь міра, то и наше обращеніе съ людьми тогда только можетъ оказывать на нихъ истинно-доброе вліяніе, когда мы, подобно подвижникамъ, прежде всего будемъ останавливаться на исправленіи недостатковъ своей собственной души и развитіи въ ней добродѣтелей. Не отъ постояннаго обращенія съ людьми зависитъ наше сближеніе съ ними по духу и ихъ улучшеніе чрезъ насъ, а болѣе всего отъ того, съ какимъ расположеніемъ души мы къ нимъ приступаемъ, и отъ того, улучшается ли нашъ собственный духъ отъ этого обращенія. Мы слишкомъ мало заботимся о своемъ собственномъ настроеніи при обращеніи съ людьми. Мы думаемъ, что достаточно быть вѣжливыми, достаточно оказывать людямъ различныя услуги, помощь и всячески показывать видимые знаки благорасположенія къ нимъ. Мы часто вполнѣ увѣрены, что внутреннія нечистыя движенія нашей души не имѣютъ какого-либо важнаго значенія, – не заботимся о томъ, что зависть, гнѣвъ, осужденіе, равнодушіе, себялюбіе наполняютъ нашу душу. Но мы ошибаемся, потому что нѣтъ ничего сокровеннаго, что не открылось бы, и тайнаго, что не было бы узнано (Мѳ. 10, 26). Наши движенія, взгляды, тонъ нашего голоса выдаютъ насъ и наше настроеніе. Незамѣтно для насъ самихъ въ обращающихся съ нами поселяются недовѣріе, равнодушіе. Отъ этого-то отношенія наши къ людямъ часто отличаются сухостью и измѣнчивостью; мы иногда скоро расходимся съ тѣми, кто къ намъ обращался, и не показываемъ уже къ нимъ благожелательности. Какой-нибудь незначительный поступокъ, слово, возбудившіе въ насъ непріятное чувство, готовы поселить нерасположеніе или равнодушіе. Все это зависитъ отъ того, что мы невнимательны и считаемъ неважнымъ предметомъ обуздывать свои темныя себялюбивыя побужденія и расположены къ окружающимъ тогда, когда они намъ кажутся пріятными; намъ недостаетъ любви во Христѣ, видящей во всѣхъ лишь своихъ братьевъ и не взирающей на все остальное. – Такимъ образомъ наши отношенія къ ближнимъ напоминаютъ намъ о необходимости постоянно надзирать за состояніемъ своего внутренняго человѣка. Если бы мы стали слѣдовать этимъ напоминаніямъ, то это было бы лучшимъ выраженіемъ почтенія нашего къ преподобнымъ мужамъ. Тогда незамѣтно для насъ самихъ разсѣялись бы наши предубѣжденія противъ ихъ подвиговъ; тогда, не удаляясь въ монастырь, мы замѣнили бы монастырскія стѣны уединеніемъ въ своемъ внутреннемъ человѣкѣ, удаленіемъ его отъ нечистыхъ страстей и движеній. Аминь.
Произнесено въ храмѣ Московской Д. Академіи.
І. У.
«Душеполезное Чтеніе». 1894. Ч. 1. Кн. 4 (Апрѣль). С. 561-569. Отд. отт.: М. 1894.
