НОВЫЙ ГОДЪ.
Вступая въ новый годъ невольно обращаешься мыслію къ будущему. Еще однимъ годомъ меньше для земной жизни, еще однимъ годомъ ближе къ вѣчности. Пройдетъ и еще нѣсколько лѣтъ, можетъ быть, только одинъ годъ, можетъ быть, и менѣе года – и вашего слуха не огласятъ радостныя привѣтствія, дружескія желанія, сердечныя выраженія любви и благодарности. Развѣ только любящее сердце вспомнитъ отжившаго друга, котораго уже нѣтъ въ собраніи веселящихся, и ороситъ слезою память прежнихъ лѣтъ, общихъ надеждъ, взаимныхъ угожденій, и дружескихъ трудовъ. Предѣлъ одинъ для всѣхъ. Гдѣ многіе друзья нашей юности, съ которыми мы дѣлились невинными восторгами, ожиданіями и надеждами? Гдѣ нѣкоторые сверстники первыхъ лѣтъ нашей общественной жизни, столько обѣщавшіе для будущаго и столь рано похищенные смертію? Гдѣ столько доблестныхъ лицъ, которые были нашими руководителями и совѣтниками, гдѣ столько юныхъ дарованій, которые искали нашего участія и одобренія? Гдѣ родители, столько радовавшіеся о дѣтяхъ, гдѣ дѣти, столько утѣшавшіе родителей?
Грустныя мысли, тяжелыя воспоминанія! Ужели и въ эти радостныя, торжественныя минуты огорчать чувство прискорбными воспоминаніями? Ужели самыя невинныя радости сердца нужно омрачать горестію, которая и безъ того такъ рѣдко оставляетъ насъ въ покоѣ?
Нѣтъ, мы не хотимъ смущать васъ въ эти минуты прискорбными напоминаніями. Мысль о вѣчности имѣетъ свою свѣтлую сторону, которая не только не омрачаетъ нашихъ радостей, но еще болѣе возвышаетъ ихъ. Развѣ наша жизнь не отъ вѣчности получаетъ свою цѣну и свое достоинство? Вѣра и любовь, труды и терпѣніе, союзы родства и чистой дружбы – развѣ имѣютъ смыслъ безъ вѣчности? Развѣ прощаясь съ близкими нашему сердцу мы на вѣкъ разстаемся съ ними? Нѣтъ, все, что есть въ нашей жизни отраднаго и утѣшительнаго, получаетъ свое значеніе отъ вѣчности. Этою-то свѣтлою стороною ея, этимъ прозрѣніемъ въ будущее наше состояніе, сколько его открываетъ намъ слово Божіе, мы и хотимъ озарить нашу радость при встрѣчѣ новаго года.
Правда, состояніе нашей будущей жизни сокрыто подъ завѣсою тайны. Непроницаемый покровъ отдѣляетъ отъ насъ новое небо и новую землю. Но все, что утѣшительно и необходимо знать намъ о будущей жизни, Господь открылъ намъ. На основаніи этого откровенія мы можемъ проникать взоромъ вѣры въ будущую жизнь и обнимать мыслію наше будущее состояніе, чтобы оживить упованіе, облегчить борьбу со грѣхомъ и как бы нѣкоторымъ предвкушеніемъ будущаго блаженства усладить скорби и страданія настоящей жизни. Мы отнюдь не хотимъ представлять будущую жизнь подъ образомъ чувственныхъ красотъ и наслажденій, отнюдь не позволимъ себѣ увлекаться пустыми мечтами воображенія; но, обращаясь къ нему въ чувствѣ вѣры, мы хотимъ начертать его образъ, какимъ онъ является намъ, какъ предметъ радостнаго упованія.
Мы думаемъ, что въ будущей жизни кругъ нашего вѣдѣнія распространится чрезъ созерцаніе новыхъ и возвышенныхъ предметовъ, что мы совершеннѣе узнаемъ то, что теперь кажется намъ темнымъ и загадочнымъ. Апостолъ Павелъ говоритъ, что мы только отчасти разумѣваемъ (1 Кор. XIII, 9), пока находимся на этой землѣ. Что вѣрнѣе этой истины и что болѣе ея подтверждается на каждомъ шагу нашей жизни? Всмотритесь пристальнѣе въ человѣческія познанія, изслѣдуйте ихъ внутреннее достоинство и содержаніе: и вы отступите съ изумленіемъ и недовольствомъ; потому что въ основаніи нашихъ знаній такъ мало вѣрнаго и прочнаго, въ содержаніи ихъ такъ мало яснаго, что самые простые вопросы объ окружающихъ предметахъ и ежедневныхъ явленіяхъ жизни приводятъ въ затрудненіе мудрѣйшихъ людей. Помышленія смертныхъ боязлива, и погрѣшительна умышленія наша: едва разумѣваемъ, яже на земли, и яже въ рукахъ обрѣтаемъ съ трудомъ: а яже на небесѣхъ, кто изслѣди (Прем. IX, 14. 16)? Правда, кругъ нашихъ свѣдѣній постоянно расширяется; по степени образованія мы стоимъ выше нашихъ предковъ; потомки наши пойдутъ еще дальше и будутъ стоять выше насъ; но ни они, ни ихъ потомки никогда не переступятъ тѣхъ предѣловъ, которые Творецъ указалъ человѣческому уму, и которые такъ ясно обозначены въ словѣ Апостола: видимъ убо нынѣ яко зерцаломъ въ гаданіи (1 Кор. XIII, 12); разумѣваемъ отчасти (–ст. 9). Но егда пріидетъ совершенное, тогда, еже отчасти, упразднится, и наше вѣдѣніе будетъ полнѣе, яснѣе и глубже настоящаго. «Тогда», говоритъ Св. Іоаннъ Златоустъ, «мы достигнемъ къ Нему (Богу) и познаемъ много такого, что нынѣ сокрыто отъ насъ, и будемъ наслаждаться блаженнѣйшимъ лицезрѣніемъ и мудростію. Если Павелъ, знавши столько, былъ младенецъ (1 Кор. XIII, 11): то помысли, каково то, что тамъ есть. Если настоящее знаніе наше есть тусклое стекло и гаданіе: то представь, каково лице. Но чтобы показать тебѣ хотя нѣсколько эту разность, и хотя слабымъ лучемъ освѣтить твое познаніе о будущемъ состояніи, прошу тебя вспомнить теперь, когда возсіяла благодать, о томъ, что было въ законѣ. Вѣдь до благодати подзаконное казалось чѣмъ-то великимъ и удивительнымъ; а между тѣмъ, послушай, что говоритъ объ этомъ Павелъ послѣ благодати: онаго славнаго и не можно считать славнымъ съ сей стороны, по причинѣ преимущественной славы (2 Кор. III, 10). А что бы яснѣе было сказанное, обратимся хотя къ одному тогдашнему обряду, и ты увидишь, какъ велико различіе. Если угодно, представимъ Пасху ветхую и новую: и ты узнаешь преимущество. Іудеи также совершали Пасху, но совершали якоже зерцаломъ въ гаданіи, а недовѣдомыхъ тайнъ ея и того, что она представляла, не понимали. Они видѣли, что закалается агнецъ, проливается кровь животнаго и помазываются ею двери: но что будетъ закланъ воплощенный Сынъ Божій, и освободитъ всю вселенную, и дастъ вкушать отъ крови Своей Еллинамъ и варварамъ, и отверзетъ для всѣхъ небо и предложитъ роду человѣческому тамошнія блага, и что Онъ обагренную кровію плоть Свою вознесетъ выше неба и неба небесъ и выше всѣхъ горнихъ воинствъ Ангеловъ, Архангеловъ и прочихъ Силъ, и возсядетъ съ нею въ неизреченной славѣ на Царскомъ престолѣ одесную Отца: этого, конечно, никто изъ нихъ, и никто другой не зналъ и не могъ даже помыслить объ этомъ» (Бесѣда на 1 посл. къ Кор. XXXIV.). Теперешнія познанія наши о предметахъ будущаго созерцанія похожи на гаданія слѣпца, которому говорятъ о красотахъ земли, о лугахъ, украшенныхъ цвѣтами, о солнцѣ, о небѣ блистающемъ звѣздами. Но что представилось бы его взору, еслибы Божественная благость вдругъ даровала ему зрѣніе? Что почувствуете и вы, ревнители знанія, которые такъ часто съ грустію останавливались предъ тайнами жизни, вы, которые, при самой горячей любознательности, со всѣми усиліями и самоотверженіемъ изслѣдывали вопросы знанія и все глубже и глубже падали въ сомнѣніе и неизвѣстность, – что скажете, что почувствуете въ то время, когда вашъ умъ озарится высшимъ свѣтомъ и истина откроется предъ вами въ своемъ небесномъ сіяніи? Но мы обращаемся не къ вамъ однимъ, а ко всѣмъ людямъ, безъ различія ихъ умственнаго образованія. Что Богъ есть, это вы знаете и здѣсь; но Его существо сокрыто отъ васъ, какъ тайна: между тѣмъ, какъ часто это составляетъ предметъ вашего размышленія! Что Богъ управляетъ міромъ, это также вамъ извѣстно и здѣсь; но какъ Онъ все направляетъ и ведетъ къ цѣли, какъ Его управленіе сообразуется съ столь многими видимыми случайностями, какъ, наконецъ, Его промыслъ относится къ нашей свободѣ, и какъ Онъ самое зло направляетъ къ Своимъ благимъ цѣлямъ, – кто дастъ вамъ совершенный и полный отвѣтъ на эти вопросы и разрѣшить ваши недоумѣнія? Что по ту сторону гроба васъ ожидаетъ иная жизнь, это для васъ несомнѣнно; однакожъ, какъ часто вы, съ нетерпѣливымъ томленіемъ, устремляли свой взоръ къ небу, какъ бы желая получить оттуда ближайшее познаніе о сихъ священнѣйшихъ чаяніяхъ вашего сердца; какъ часто, особенно въ тяжкихъ случаяхъ жизни, вы готовы были бы отдать все за одинъ взглядъ на страну обѣтованія! И это не пустое любопытство праздной мысли; но невольное движеніе сердца, которое ищетъ своего отечества и тоскуетъ по своей небесной отчизнѣ; это предчувствіе нашего будущаго состоянія, которое утѣшаетъ насъ въ скорбяхъ и отвлекаетъ отъ земнаго ничтожества. Потерпите еще немного: обѣтованное время не замедлитъ придти; священное чаяніе сердца вашего исполнится, когда день озарить и денница возсіяетъ.
Но, въ чаяніи этой прекрасной будущности, съ надеждою высшаго знанія соединяется надежда и высшаго состоянія нашихъ силъ нравственныхъ. Какъ мы разумѣваемъ теперь только отчасти, такъ и добры только отчасти: послѣднее столькоже справедливо, какъ и первое. Мы не хотимъ унизить подвиговъ человѣческой добродѣтели; мы охотно признаемъ въ человѣкѣ святое чувство добра; охотно вѣримъ въ его нравственныя стремленія, съ радостію утверждаемъ, что человѣкъ способенъ къ величайшимъ подвигамъ самоотверженія и совершаетъ ихъ, по благодати Божіей: но не можемъ забыть и тѣхъ слабостей, которыя сопряжены съ нашею нравственною природою, той непрерывной борьбы, съ которою соединено преуспѣяніе въ святости, тѣхъ опасностей, какими каждое мгновеніе угрожаетъ человѣческой добродѣтели, и паденій, отъ которыхъ не безопасны даже избранные. Если бы хотѣти, прилежитъ ми, а еже содѣяти доброе, не обрѣтаю.... Соуслаждаюся бо закону Божію по внутреннему человѣку, вижду же инь законъ во удѣхъ моихъ противувоюющъ закону ума моего, и плѣняющъ мя закономъ грѣховнымъ, сущимъ во удѣхъ моихъ (Рим. VII, 18. 22–23). Кто изъ насъ стоитъ выше этой слабости, не испытываетъ борьбы противоположныхъ желаній и склонностей, безъ труда и усилія совершаетъ добродѣтели? Чѣмъ дальше мы идемъ по пути нравственнаго усовершенствованія, чѣмъ болѣе противимся грѣху, – тѣмъ съ большею горестію сознаемъ свое нравственное безсиліе. Только легкомысліе и нравственная безпечность не знаютъ борьбы со грѣхомъ.... Какъ часто въ уединеніи, предъ взоромъ одного Всевидящаго, вы боретесь съ искушеніями, столько же неожиданными, сколько стремительными и опасными! Какъ тяжело бываетъ иногда удержаться на пути долга! Какъ часто плоды усильной борьбы и долгаго терпѣнія гибнутъ въ одинъ часъ, въ одно мгновеніе! Съ какою любовію хранилъ ты, юное существо, свою невинность и чистоту: но одинъ шагъ неосторожный, одинъ часъ увлеченія и слабости – и твое безцѣнное сокровище погибло. Съ какою вѣрностію проходилъ ты свою должность, честный мужъ: но настали напасти – и ты посягнулъ на свое честное имя и потерялъ миръ душевный. Съ какою заботливостію уклонялся ты, добрый человѣкъ, отъ всѣхъ случаевъ, которые могли возмутить твою совѣсть: но мутный потокъ мірскихъ связей и отношеній увлекъ тебя въ запутанное дѣло – и ты сдѣлался преступникомъ. Ты съ пламенною ревностію хранилъ вѣру, какъ своего единственнаго руководителя: но тебя одолѣли страданія, бѣдствія, крайнія нужды, – и вотъ сомнѣніе и ропотъ хотятъ овладѣть твоимъ сердцемъ и похитить все, что для тебя священно. Окаяненъ азъ человѣкъ: кто мя избавитъ отъ тѣла смерти сея (Римл. VII, 24)! Всякій возрастъ, всякое состояніе и званіе имѣютъ свои слабости, свои особливые недостатки, свои поводы ко грѣху. Юноша борется съ легкомысліемъ и страстію къ удовольствіямъ; мечтательность и надежды производятъ въ немъ своеволіе и высокомѣріе. Старецъ борется съ своими немощами, съ недовольствомъ, скупостію и корыстолюбіемъ; бѣднякъ съ нищетою и завистію; богачъ съ сребролюбіемъ, роскошію и жестокосердіемъ; человѣкъ низкаго состоянія легко можетъ впасть въ человѣкоугодничество и коварство, человѣкъ высокаго званія едва можетъ предохранить себя отъ гордости и надменности. Но – будемъ терпѣливы. Настанетъ время, когда нравственное состояніе наше будетъ непоколебимымъ и неизмѣннымъ на вѣки. Освободившись отъ этого ветхаго тѣла, съ его тяжестію, всегда влекущею долу, отъ этой плоти грѣховной, съ ея желаніями и страстями, христіанинъ получитъ полную свободу пребыванія въ чистотѣ и святости. Тамъ не будетъ никакихъ искушеній, никакой борьбы. Подобно Ангеламъ Господнимъ, будемъ, день и ночь, свободно служить тамъ Господу. Съ какою радостію, съ какимъ восторгомъ вступитъ душа христіанская въ это блаженное состояніе! Не столько радуется узникъ, долго находившійся въ темничномъ заключеніи, и въ первый разъ почувствовавшій сладость свободы, какъ возрадуется тогда христіанинъ. Не столько радуется больной, получившій облегченіе отъ тяжкаго и опаснаго недуга и снова почувствовавшій сладость жизни, какъ будутъ радоваться тамъ всѣ плачущіе нынѣ о грѣхахъ, всѣ алчущіе и жаждущіе правды, всѣ нищіе духомъ, кроткіе, милостивые, чистые сердцемъ, миротворцы, гонимые за правду. Предавайтесь чаще, какъ можно чаще этимъ прекраснымъ и свѣтлымъ надеждамъ, этимъ священнымъ размышленіямъ. Онѣ составляютъ самое дѣйствительное средство противъ той нетерпѣливости, которая такъ часто овладѣваетъ нами; онѣ облегчатъ для васъ бѣдствія этой жизни; онѣ ободрятъ васъ въ подвигахъ добродѣтели и терпѣнія.
Къ этимъ радостямъ нашего будущаго состоянія надобно присоединить еще удовольствіе высшей и обширнѣйшей дѣятельности. Пока человѣкъ живетъ на землѣ, его дѣятельность заключена въ чрезвычайно тѣсные предѣлы. Она ограничена тою малой точкой, на которой мы поставлены, тѣмъ клочкомъ земли, къ которому мы привязаны, тѣмъ короткимъ промежуткомъ времени, который составляетъ продолженіе нашей жизни. Мы влачимъ свое бренное тѣло, какъ улитка – свою кожу, и, въ своихъ дѣйствіяхъ, всегда ограничены той небольшой средой, въ которой поставлены. Успѣхъ нашихъ намѣреній совершенно не въ нашей власти. Иногда мы замышляемъ что нибудь очень разсчитанно и предусмотрительно: а дѣло оканчивается совсѣмъ не такъ, какъ мы желали и разсчитывали; напротивъ иногда начинаемъ что нибудь почти наудачу, при самыхъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ: и, однакожъ, оканчиваемъ счастливо. Мы почти никогда не можемъ поручиться за успѣхъ своихъ предпріятій. Да и самый удачный ходъ дѣлъ, самое счастливое расположеніе обстоятельствъ не избавляютъ насъ отъ тайной грусти, которая тяготитъ на землѣ безсмертную душу. Превратность всего земнаго постоянно преслѣдуетъ насъ. Печальныя предчувствія отравляютъ наши радости и снѣдаютъ спокойствіе, какъ червь подтачиваетъ спѣлый и сочный плодъ. И что твердо и надежно въ этомъ водоворотѣ жизни, въ этой непрерывной смѣнѣ понятій, обычаевъ, событій и обстоятельствъ? Перемѣны въ гражданскомъ порядкѣ и въ нравственномъ мірѣ, другое направленіе понятій, другой духъ времени уничтожаютъ всѣ усилія и попытки, на которыя мы употребили всю жизнь. Время обкрадываетъ насъ, какъ тать. Смѣна поколѣній сопровождается борьбой, которая однихъ возноситъ, другихъ смиряетъ. Мы не безъ грусти говоримъ объ этомъ, но мы не хотимъ своими словами внушить вамъ отвращеніе къ жизни, унизить цѣну вашихъ трудовъ и ослабить вашу дѣятельность. Мы хотимъ только представить вамъ истинное положеніе дѣла, показать въ настоящемъ свѣтѣ земную жизнь и устремить вашъ взоръ къ горнему. Безразсудство иногда открыто превозноситъ достоинство человѣческихъ дѣйствій выше всякой мѣры и старается представить землю небомъ, потому что не вѣритъ въ дѣйствительное небо. Не вѣрьте этимъ льстивымъ внушеніямъ. Наше житіе на небесѣхъ есть, говоритъ слово Божіе. Настоящая жизнь есть только начало, приготовленіе къ жизни. Все, что мы здѣсь дѣлаемъ, только тогда имѣетъ значеніе, когда имѣетъ отношеніе къ небу. Думайте, что вамъ угодно, о великихъ успѣхахъ человѣческаго ума и о блистательномъ развитіи дѣятельной силы; созовите вокругъ себя почитателей вашихъ трудовъ и заслугъ; пріобрѣтите славу, которая передастъ ваше имя отдаленнѣйшимъ временамъ; пусть сотни и тысячи свидѣтелей огласятъ похвалою ваши доблести: но если ваши дѣла не имѣютъ никакого отношенія къ небу, то они – суета суеть и мечтательный призракъ. То, что вы сдѣлали, чѣмъ составили себѣ имя и пріобрѣли славу, истлѣетъ и погибнетъ на землѣ, можетъ быть, гораздо скорѣе, нежели сокрушится мраморъ на вашей могилѣ.... О, скоро-ль возсіяешь ты, заря вѣчности? Скоро-ль настанетъ тотъ день, когда мы освободимся отъ всѣхъ колебаній и сомнѣній, отъ круговращенія суеты? Скоро-ль исполнится обѣтованіе, и печаль наша въ радость преложится (Іоан. XVI, 26.)? Скоро-ли наступитъ для насъ это царство любви и мира, эта жизнь постоянная, вѣчная, полная дѣятельности, ничѣмъ неугрожаемой и не воспящаемой? Тамъ будетъ у насъ тѣло нетлѣнное, духовное, сильное, свѣтоносное, славное (1 Кор. XV, 42-50.), которое не подлежитъ утомленію, не нуждается во снѣ и отдохновеніи, не требуетъ бреннаго питанія, которое не старѣетъ, не ослабѣваетъ и не подчиняется рабски пространству и времени. Тамъ мы будемъ въ общеніи не съ слабыми существами, но со всѣми святыми, со всѣми Ангелами Божіими и съ Самимъ Господомъ, Источникомъ жизни и дѣятельности. Надежда этого общенія, такъ сладостна душѣ нашей, и подтверждается такими непреложными свидѣтельствами, что мы должны отказаться отъ всего священнаго въ нашихъ вѣрованіяхъ, если потеряемъ надежду этого блаженнаго общенія. Это не произвольное гаданіе сердца, такъ часто возмущаемаго потерями и лишеніями; не обольщеніе души, потрясенной скорбію; не обманчивый вымыселъ, посредствомъ котораго мы хотимъ удалить отъ себя страхъ смерти и тлѣнія: нѣтъ! Не слова ли Самого Господа читаемъ мы въ Евангеліи: Отче, ихже даль еси Мнѣ, хощу, да, идѣже есмь Азъ, и тіи будутъ со Мною: да видятъ славу Мою, юже далъ еси Мнѣ, яко возлюбилъ Мя еси прежде сложенія міра (Іоан. XVII, 24.)? Не Его ли сладчайшее обѣтованіе утѣшаетъ насъ въ скорбяхъ разлуки: и вы же печаль имате убо нынѣ: паки же узрю вы, и возрадуется сердце ваше, и радости вашея никтоже возметъ отъ васъ (ХVІ, 22)? Не было ли первымъ дѣломъ Спасителя по воскресеніи явиться Своимъ ученикамъ и утѣшить ихъ радостію свиданія? Не оставался ли Онъ, уже прославленный, въ видимомъ общеніи съ ними, пока наконецъ не вознесся въ Свое горнее царство? Я видѣхъ небо ново и землю нову, и градъ великій святый, Іерусалимъ низходящъ съ небесе отъ Бога, имущъ славу Божію. И храма не видѣхъ въ немъ: Господь бо Богъ Вседержитель храмъ ему есть, и Агнецъ. И градъ не требуя солнца и луны, да свѣтятъ въ немъ, слава бо Божія просвѣти его и свѣтильникъ его, Агнецъ. И престолъ Божій и Агнечь будетъ въ немъ, и раби Его послужатъ Ему и будутъ іереи Богу и Христу. Не взалчутъ ктому, ниже вжаждутъ, не имать же пасти на нихъ солнце, ниже всякъ зной: яко Агнецъ, Иже посредѣ престола, упасетъ я, и наставитъ ихъ на животныя источники водъ, и отъиметъ Богъ всяку слезу отъ очію ихъ, и смерти не будетъ ктому: ни плача, ни вопля, ни болѣзни не будетъ ктому. И сѣдяй на престолѣ вселится въ нихъ, и узрятъ Лице Его, и Имя Его на челѣ ихъ, и воцарятся во вѣки вѣковъ. И видѣхъ, и слышахъ гласъ Ангеловъ многихъ окрестъ престола, и се народъ многъ, егоже исчести никтоже можетъ, отъ всякаго языка и колѣна и людей и племенъ, стояще предъ престоломъ и предъ Агнцемъ. И слышахъ гласъ небесе, яко гласъ водъ многихъ и яко гласъ громовъ крѣпкихъ, глаголющихъ: аллилуіа: яко воцарися Господь Богъ Вседержитель. Радуимся и веселимся и дадимъ славу Ему (Апок. V, 11, VII, 9. 15-17. XIX, 6. 7. XX, 6. ХХІ, 1-4, 10. 11. 22. 23. XXII, 3. 5.)
Вотъ какъ изображаетъ Тайнозритедь будущее состояніе блаженныхъ людей. Отецъ небесный, ради заслугъ Своего возлюбленнаго Сына, какъ Агнца, закланнаго за грѣхи наши, озаритъ ихъ умъ свѣтомъ высочайшаго вѣдѣнія, облечетъ волю ихъ полною свободою добра и святости, дастъ дѣятельности ихъ царственное могущество, поставитъ ее въ чинъ вѣчнаго священнослуженія предъ самымъ Лицемъ Своимъ и введетъ ихъ въ ближайшее общеніе со всѣми Ангелами и съ Нимъ Самимъ. Тамъ не будетъ печали и слезъ; не будетъ скорбей и страданій; не будетъ болѣзни и смерти; не будетъ утомленія и нуждъ. Единственное привѣтствіе вѣчной жизни – миръ; единственныя узы – любовь; единственный законъ – воля Божія; единственная область дѣятельности – безконечное царство со всѣми святыми въ непосредственномъ ближайшемъ общеніи съ Самимъ Богомъ! О, когда пріиду и явлюся Лицу Божію (Пс. 41, 4.)!
«Духовная Бесѣда». 1859. Т. 5. № 1. С. 5-16.