Митрополитъ Макарій (Парвицкій-Невскій) – ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА (Новогодняя беседа).
Внимательные к течению умственной жизни среди образованных людей настоящего времени не могут не заметить, между другими явлениями, чрезвычайного напряжения любомудрствующего ума человеческого в искании истины, и, как последствие этого, замечается также, что с исканием истины соединяется у некоторых желание «переоценки ценностей».
Римский правитель, вопросивший Христа: «Что есть истина» (Иоан. 18, 38), – не захотел дождаться ответа на этот вопрос, потому что не надеялся услышать его от Учителя Иудейского, стоявшего тогда пред ним в узах, и притом получить от Него ответ на такой вопрос, который не могли разрешить мудрецы востока и запада. И современный мир, тот мир, который во зле лежит, не хочет принять этой истины, потому что она положена там, откуда ему получать ее не хочется, именно – истина предана Церкви, которая есть столп-башня, недоступная и несокрушимая, охраняющая вверенную ей истину. Но на эту хранительницу истины осуетившийся мир смотрит такими же очами недоверия и уничижения, какими смотрел Пилат на Божественную Истину, представшую пред ним в виде Узника, Которого он судил и осудил на распятие, не предполагая возможности воскресения этой Истины и победы Ее над ложью.
После того, как вопрос об истине разрешен был Самою воплощенною Истиною и доказана верность разрешения его событиями 19-ти веков, в настоящий 20-й век, по-видимому, опять возникает вопрос, с которым носился во времена древнего язычества грек и римлянин: Что есть истина?
Что же случилось с тою истиной, которая принесена на землю с неба самою Истиной и принята была сначала людьми простыми – рыбаками, а потом и мудрыми земли востока и запада? Разве оказалась несостоятельность этой истины, и отыскана новая истина, дотоле неизвестная? Или найдена новая правда, вместо той вечной правды, которая принесена с неба Святым святых (Дан. 9, 24)? Нет, ни новой истины, ни святейшей правды не найдено; а только явились желающие искать новую истину, иную правду. Почему же не удовольствоваться бы им древней истиной, Христовой правдой? Потому что эта истина показалась для современного мира неприглядною, Христова правда – тягостною. Тягостной показалась правда Христова потому, что она требует самоотречения, страдания и вообще многих жертв, тяжких для самолюбия и сластолюбия сынов человеческих. И древняя Истина также показалась непривлекательною, потому что она явилась ничем неприкрытою, как бы в рубище; она явилась родившеюся в яслях, покрытою пеленами; потом – не имевшею где главу приклонить и, наконец, эта святейшая Истина обнажена была для ударов бича, заключена в узы, посажена в темницу и распята на кресте. Да и последователи этой Истины были в гонении, нищете, алчбе и жажде. Современный род людей, неверный и развращенный, не может полюбить такую правду и истину. Ему хотелось бы видеть правду, потворствующую всем слабостям людским; и истину, мирволящую всем заблуждениям его суемудрия. Мудрствующим умам хотелось бы видеть учения, одетые по последним модным выкройкам суемудрия, по образцам современных изобретателей новомодных учений материализма, безнравственности, безначалия, бесчиния и безобразия.
Но в то же время мир не может жить без истины: при всей своей лживости и при всей своей развращенности, он хочет казаться и себе и другим прикрытым одеждою праведности: поэтому, врожденная людям жажда истины и добра побудили нѣекоторых искать нового пути, или, что то же, новой истины, новой правды. Идя этим новым путем, без Бога, к исканию правды, истины, он хочет достигнуть той и другой (правды и истины без тяжких жертв. Он изобрел и средство для этого. Секрет его состоит в том, чтобы, для приобретения правды, не себя приспособлять к правде, а правду приспособлять к себе. А для этого, кажется ему, нужно только переменить названия – золото назвать медью, а медь золотом: правду назвать неправдою, а неправду – правдою; ложь назвать истиной, а истину – ложью, добродетель назвать пороком, а порок – добродетелью. Живя по такой извращенной правде, всякий неправедник станет праведником.
Отсюда само собой явилось желание сделать «переоценку ценностей». Под именем ценностей, очевидно, разумеются здесь не металлы или камни драгоценные, но ценности высшего порядка, умственного и нравственного.
Доселе ценностями считалось все истинное, все прекрасное, все доброе. А все это составляет существенные свойства Божества: Бог есть истина, красота и добро. Но так как безбожному миру не нужен Бог, то стали думать: не лучше ли переоценить эти ценности; не лучше ли считать более ценным вместо истины – ложь, вместо красоты - безобразие, вместо добра – зло, вместо добродетели – порок. Вместо естественного, разумного думают ввести в обиход жизни мечтательное (фантастическое), причудливое, необычное. К чему эти стеснения свободы человеческой правилами приличия, – нравами и обычаями? говорят они. Не лучше ли всему этому бремени, подавляющему людей, предпочесть полную свободу от этой тяготы нравов и обычаев? К чему эти добродетели смирения, терпения, воздержания, человеколюбия? Не лучше ли де все это выбросить из обихода нашей жизни, как старую мебель и завести новое? Не лучше ли признать смирение глупостью, терпение трусостью; истину старым предрассудком, человеколюбие слабостью. «Все для себя и ничего для других – вот в чем добро», учит один новый философ»[1]. По мнению этого и других подобных ему мыслителей, добром признается как раз то, что по христианскому учению есть зло.
Какие будут последствия таковой переоценки ценностей? – Вместо истины возобладает всюду ложь; красота заменится безобразием, добро заменено будет злом. Для чего отрицание красоты и добра? К чему приведет отрицание правил жизни, порядка, власти, как блюстительницы порядка? К тому, что воцарится произвол, который породит повсюду хаос беспорядка. Почему отрицается всякое благоприличие, честность, труд и воздержание и восхваляется то, что грубо, неприлично, что обратило день в ночь, а ночь в день, словом, для чего восхваляется все, что стоит вне порядка, даже вне здравого смысла? Не для того ли, чтобы доказать, что можно достигнуть довольства и счастия без христианской правды, которая так тягостна, а жить по новой правде, которая так легка и приятна.
Но кто-либо, может быть, подумает: не правду ли говорят эти искатели нового пути, нового счастья, новой истины, нового добра? Не следует ли, действительно, переоценить доселе известные ценности? Почему и нашему веку не поискать истины, как искал ее древний мир?
Искать истину не воспрещается. Потребность искания истины вложена в человека. Но искать другую истину, обладая уже истиной, дело опасное и неразумное. Опасно потому, что вместо истины можно избрать ложь, заблуждение; вместо счастия найти нѳсчастие, вместо добра – зло. Неразумно оставлять истину, засвидетельствовавшую себя твердыми доказательствами, и избрать другую, якобы также истину, ничем и никем не засвидетельствованную. Почему старый путь не понравился искателям нового пути и древняя истина не понравилась переоценщикам древних ценностей? Потому, что старый путь направляет к Богу, как к Источнику правды и истины; а к Богу им возвратиться страшно, потому что Бог свят и праведен, а дела их злы. Поэтому, они стали уверять сперва самих себя, а потом и других, что не нужно Бога, да будто бы и нет Его, а есть якобы только разум мировой и разум человеческий, как часть мирового разума; что разум человеческий достаточен для того, чтобы найти истину. Но так мудрствующие не хотят уразуметь того, что верить в бытие мирового разума есть почти то же, что верить в бытие Бога; что разум человеческий не может быть источником истины, так как он не сам от себя получил бытие и не он изобрел истину, а нашел ее в себе готовою. Если допустим, что он может знать истину, то несомненно также и то, что он может впадать и в заблуждение. Притом, весьма естественно вопросить: какое доказательство обоготворяющий себя разум представит на то, что его истина выше той, которая выдается за вечную, высочайшую, божественную истину? Какое непререкаемое знамение представит лжеименное знание, что последнее слово его «ей и аминь» – истинно, непреложно? Может ли разум своим измышлением сделать какое-либо изменение природы, такое чудо, какое было, например, в пещи Вавилонской, в воскрешении Лазаря, в воскресении Христа? Может ли самообожающий разум угрожать наказанием тем, кто не захотел бы верить его учению, как непреложной истине; может ли он исполнить угрозу свою в отношении к тем, кто не захотел бы идти на его призыв, последовать его учению и исполнять его предписания, как исполнились угрозы Божии на нечестие и неверие людей, как исполнилась, например, угроза о наказании мира потопом, а иудеев – пленом Вавилонским? – как исполнилось и исполняется грозное предречение Христа о судьбе Иерусалима и народа Иудейского, не принявших Его, как своего Мессию?! Если он ничего такого не может представить, то напрасно он взимается на разум Божий, напрасно он хочет переоценивать ценности, оцененные Тем, Кого имя вечная Премудрость, вечная Любовь, правосудная Сила и Всесвятейшее Божество.
Поэтому, если вы услышите какое-либо новое учение, противное тому, что нам возвещено в Божественном откровении, не верьте ему: это новое заблуждение. Если кто-либо хитрыми словами будет убеждать вас в том, чему вы не учились от Христа, или от Его святой церкви, не давайте разуму вашему уклоняться от истины Христовой, чтобы последовать лжеименному знанию: твердо верьте, что истина во Христе, что Он приходил в мир, чтобы свидетельствовать об истине, что небо и земля прейдут, а слова Его не прейдут. Вспомним, сколько предречений Господних. уже исполнилось, и будем твердо верить, что еще не исполнившиеся непременно исполнятся. Вспомним, сколько было научных якобы истин, оказавшихся впоследствии заблуждениями, и будем знать, что последнее слово науки, если оно противно Христовой истине, есть также заблуждение, которое не замедлит обнаружиться. Итак, вот ответ на вопрос: «Что есть истина»? – Христос есть истина; истина во Христе, и эту истину Он положил в Церкви Своей, которая есть столп и утверждение истины.
Будем же твердо держаться единой истины – Христа и не колебаться всяким ветром учения, с которым и истинная наука не может иметь ничего общего. Небо и земля прейдут, а слова Христовы не прейдут. Все слова Его «Ей и Аминь».
«Прибавления к Церковным Ведомостям». 1904. № 5. 31 января. C. 164-167.
[1] Ницше.