Проф. Иванъ Игнатьевичъ Малышевскій – Святый Габиній, римскій пресвитеръ и его дочь Сусанна.
Св. Габиній и его братъ св. Гаій были родомъ изъ Далмаціи и принадлежали къ высокой фамиліи. Отецъ ихъ Максимъ былъ сенаторомъ и считался близкимъ родственникомъ того самаго Діоклитіана, который въ 285 году провозглашенъ былъ императоромъ. Но при кровной близости, цѣлая бездна нравственно отдѣляла ихъ отъ высокаго родственника, коснѣвшаго въ язычествѣ. Братья и не думали заискивать въ родственникѣ, тѣмъ менѣе способны были хвалиться высокимъ родствомъ своимъ, рады были даже отречься его. Всѣмъ сердцемъ преданные Христу Спасителю и Его св. Церкви, они, подобно Моѵсею, предпочитали смиренную долю среди братій своихъ по вѣрѣ всякому блеску среди сродниковъ по плоти. Изъ мірскихъ достояній своихъ, которыя были очень значительны, они сохраняли однако то, что могло быть полезно для христіанской братіи. Такъ братья имѣли въ Римѣ два большіе дома, стоявшіе на видномъ мѣстѣ на Саллюсціевой площади не вдалекѣ отъ бань Діоклитіана. Дома эти были потомъ мѣстами молитвенныхъ собраній христіанъ, а при домѣ Гаія стояла и церковь, построенная имъ на счетъ общаго братскаго достоянія. За то, на мѣсто оставленныхъ мірскихъ почестей, блаж. братья пріобрѣли среди христіанъ духовный почетъ, пріобрѣли сколько просвѣщеніемъ, столько же возвышеннымъ, нравственнымъ характеромъ. Гаій рѣшился всю жизнь остаться дѣвственникомъ для вящшаго преуспѣянія въ служеніи Христу и Его Церкви, и потому, по прошествіи первыхъ степеней священства, избранъ, по желанію христіанъ, и поставленъ въ епископы Рима. Габиній былъ женатъ, но, скоро овдовѣвъ, рѣшился отнынѣ уневѣститься единому Христу, въ слѣдъ за тѣмъ поставленъ былъ въ священники, въ какомъ званіи и навсегда остался, хотя также признаваемъ былъ достойнымъ святительства. Въ званіи пресвитера, Габиній былъ усерднѣйшимъ споспѣшникомъ своему брату святителю. По его порученію, просвѣщенный и сильный словомъ Габиній поучалъ христіанъ, обличалъ язычниковъ, писалъ даже нарочитыя три обличительныя книги противъ нихъ, не дошедшія однако до нашей поры. Само собою понятно содѣйствіе Габинія брату въ дѣлахъ пастырскаго попечительства, призрѣнія, которыя были тогда такъ многочисленны особенно у римскаго епископа. Сердца братьевъ соприкасались другъ къ другу также, какъ и стоявшіе рядомъ дома ихъ, тѣмъ чаще посѣщали они другъ друга, сходились для общаго совѣта о какомъ-либо дѣлѣ христіанскомъ, церковномъ.
Однако Габиній не оставался и въ своемъ домѣ безъ общества, безъ семейнаго утѣшенія. Этимъ утѣшеніемъ была для него единственная дочь Сусанна, оставшаяся малолѣтнею по смерти матери. Габиній былъ ей теперь и отцемъ и матерью. Онъ ее хранилъ, какъ зѣницу ока, выростилъ, воспиталъ, сосредоточилъ на ней всѣ семейныя чувства свои, освятивъ ихъ чувствами христіанскими. Онъ воспиталъ ее въ страхѣ Божіемъ, въ любви ко Христу, въ невинности и чистотѣ сердечныхъ чувствъ, и, возвышая ее до идеала христіанской дѣвственности, чаялъ уневѣстить ее единому небесному Жениху. Между прочимъ, онъ научилъ ее пѣнію псалмовъ и другихъ церковныхъ пѣсней, развивая въ ней то религіозно эстетическое христіанское чувство, которое можетъ служить источникомъ высокаго, духовнаго наслажденія. Въ тоже время онъ считалъ долгомъ и тщательно заботился объ образованіи ума ея, полагая сущность его въ истинномъ христіанскомъ просвѣщеніи, которое такъ самъ любилъ. Братъ его, святитель Гаій, принималъ живѣйшее участіе въ воспитаніи племянницы, которую любилъ нѣжно, какъ бы свою дочь. Глубокою, благоговѣйною привязанностію отвѣчала Сусанна на любовь отца и дяди. Она не думала, чтобы могла когда-либо разстаться съ ними, разстаться съ тою чистою, святою жизнію, какую вела среди нихъ. Служа имъ, какъ дочь, утѣшая ихъ отеческое и христолюбивое сердце, она служила Христу и сама чувствовала благодатную радость въ сердцѣ. Чувство блаженства такой жизни было такъ сильно для Сусанны, что она наконецъ дала предъ ними обѣтъ остаться на всегда дѣвственницею, чтобы жить подобно имъ только для Христа, для Христовой Церкви. Послѣ этаго теряла для нее всю прелесть свою блестящая жизнь въ свѣтѣ, которую такъ несомнѣнно обезпечивали ей и родственныя связи и образованіе и красота. Но сколько высокъ былъ предпринятый ею подвигъ жизни, столько дорогой требовалъ онъ жертвы!...
Діоклитіанъ не забылъ про своихъ родственниковъ Гаія и Габинія. Извѣстно, что этотъ императоръ въ первую половину своего царствованія не высказывалъ явной непріязня къ хрістіанамъ. Вотъ что, между прочимъ, говоритъ Евсевій кесарійскій объ этомъ времени: «сколь велики были тогда слава и дерзновеніе ученія о почитаніи верховнаго Бога, возвѣщеннаго свѣту Христомъ, разсказать достойно мы не въ состояніи. Доказательствомъ того можетъ служить благосклонность къ нашимъ державныхъ лицъ, которыя поручали имъ управленіе народомъ и, по великому расположенію къ ихъ вѣрѣ, избавляли ихъ совѣсть отъ жертвоприношеній. А что сказать о царскихъ придворныхъ? что о начальствовавшихъ надъ всѣми правителяхъ? Домашнимъ, женамъ, дѣтямъ и слугамъ они попускали открыто и свободно слѣдовать божественному слову и христіанской жизни, едва не позволяли имъ хвалиться дерзновеніемъ въ вѣрѣ и считали ихъ достойными любви больше, чѣмъ даже прочихъ сослужителей (Церк. исторіи кн. VIII, гл. 1)». Если такъ благосклоненъ былъ языческій дворъ къ чужимъ, то тѣмъ болѣе могъ быть благосклоненъ къ своимъ родственникамъ. Можно поэтому полагать, что Гаій и Габиній, чуждаясь искательства при родственномъ дворѣ, могли по временамъ и, конечно, не опускали удобныхъ поводовъ сноситься съ лицами двора, съ цѣлію привлеченія ихъ къ познанію христіанской истины. Знаемъ, по крайней мѣрѣ, что при дворѣ Діоклитіана было довольно лицъ, въ томъ числѣ родственниковъ его, предрасположенныхъ къ христіанству, или тайныхъ христіанъ, которымъ, по тѣмъ или другимъ причинамъ, лучше было пока скрывать свое христіанство. Извѣстны и въ нашихъ Чети-Минеяхъ два имена женъ Діоклитіана – Серены и св. муч. Александры, тайныхъ христіанокъ, изъ коихъ первая представляется давно знавшею Габинія и Сусанну{1}. Однако самая эта потаенность христіанства, которая со стороны Серены имѣетъ мѣсто еще до объявленія общаго открытаго гоненія на христіанъ, начатаго съ 302 г., равно какъ и другіе опыты исповѣдничества и мученичества, бывшіе при Діоклетіанѣ до этаго года, показываютъ, что благосклонность или терпимость языческаго правительства къ христіанамъ имѣла свои границы, исключенія, которыя являлись, какъ видно, особенно тогда и тамъ, когда и гдѣ прямѣе возбуждалась языческая гордость деспотической самообожающей себя власти кесарской. Съ нею-то придется имѣть дѣло Габинію и Сусаннѣ.
Діоклитіанъ первый развилъ планъ раздѣленія императорской власти для лучшаго управленія и защиты обширной имперіи, и съ этою цѣлію принялъ въ соправители себѣ Максиміана, усвоивъ ему, наравнѣ съ собою, титулъ Августа и давъ въ управленіе Италію и Африку, а себѣ взявъ Востокъ, гдѣ въ Никомидіи и утвердилъ резиденцію свою. Скоро оба Августа избрали себѣ по цезарю: Діоклитіанъ – К. Галерія, а Максиміанъ – Констанція Хлора. Это раздѣленіе власти само собою выражало упадокъ императорской власти и могущества имперіи. Но тѣмъ ревнивѣе и напряженнѣе стремился Діоклитіанъ къ возвышенію того и другаго. Въ самомъ устройствѣ своего двора на Востокѣ, на подобіе персидскихъ царей, онъ хотѣлъ выразить идею недоступнаго величія своей власти. Далѣе, онъ первый навсегда узаконилъ за императорами титулъ: dominus, доселѣ принимаемый ими только по временамъ по внушенію лести придворныхъ или собственной гордости. Наконецъ, онъ усвоилъ себѣ титулъ Юпитера (Jovius), а Максиміану – Гepкулія (Herculius), и этому духу апоѳеоза, самообожанія тотчасъ принялись льстить языческіе панегиристы, утверждая, что въ то время, какъ всевидящее око Юпитера управляетъ ходомъ міра, непобѣдимая десница Геркулеса очищаетъ землю отъ чудовищъ и тиранновъ. Понятно, какъ эта безмѣрная гордость, заботливо поддерживаемая раболѣпными и развращенными, языческими льстецами, должна была тяжко отозваться надъ христіанами, когда они, самые кроткіе, честные во всемъ подданные, съ полною смѣлостію и непоколебимостію заявятъ независимость своихъ убѣжденій, своей вѣры, свою нравственную самостоятельность. Діоклитіану пришлось испытать это въ такихъ отношеніяхъ, гдѣ всего чувствительнѣе затрогивалась его деспотическая гордость. Желая лично облагородить, какъ бы возвысить породу избраннаго имъ въ Августы Максиміана, Діоклитіанъ, во-первыхъ, юридически усыновилъ его, во-вторыхъ – породнилъ кровно, женивъ на своей дочери Валеріи. Послѣдняя однако скоро умерла, и Діоклитіанъ искалъ новой невѣсты Максиміану, не иначе однако какъ въ своей роднѣ. Выборъ его палъ на дочь Габинія. Хотя доселѣ онъ не любилъ Габивія и Гаія, уронившихъ себя въ глазахъ его христіанскою вѣрою, которую Діоклитіану легче было терпѣть въ постороннихъ, хоть и знатныхъ, лицахъ, чѣмъ своихъ родныхъ; однако изъ необходимости, онъ готовъ былъ сдержать въ себѣ это чувство, тѣмъ болѣе, что о самой дочери Габивія онъ слышалъ, какъ дѣвицѣ прекрасной и отлично образованной. Мысль Діоклитіана стала извѣстна языческой роднѣ Габинія и Сусанны: вся она готова была хлопотать по этому дѣлу, видя въ новомъ родствѣ съ дворомъ свою фамильную честь и выгоду.
Въ ту пору, какъ Габиній одинъ въ своемъ домѣ предавался обычнымъ занятіямъ своимъ, является къ нему посланный отъ Діоклитіана, двоюродный братъ его Клавдій, называвшій Гаія и Габинія своей родней, а Сусанну своею внучкою. Послѣ обычныхъ привѣтствій, Клавдій сказалъ: «нашъ пресвѣтлый царь Діоклитіанъ послалъ меня съ великою милостію къ тебѣ. Онъ хочетъ возобновить родственную связь съ тобою новымъ кровнымъ союзомъ: можетъ ли быть еще милость и честь тебѣ больше этой»? – «Мы убоги и смиренны, отвѣчалъ Габиній: можемъ ли называться родными царю? не но намъ эта честь»! Клавдій: «почтенный братъ! вѣдь ты и братъ твой Гаій – дѣти сенатора, Максима, онъ съ родни общему дядѣ нашему, бывшему брату царскому». Габиній: «это такъ: но въ послѣднее время мы вышли изъ такой родственной чести». Клавдій: «не слѣдуетъ отказываться отъ своего рода; а вотъ въ чемъ дѣло: царь повелѣваетъ, чтобы ты отдалъ свою дочь за сына его Максиміана: онъ слышалъ о ея высокомъ умѣ и обширномъ образованіи. Не слѣдуетъ разъединяться вѣтвямъ, вышедшимъ отъ одного корня. Всѣ мы родственники желаемъ этаго союза; надѣюсь, и ты ему порадуешься». Габиній: «прошу же дать мнѣ время; я долженъ узнать, какъ думаетъ сама дѣвица». Клавдій ушелъ, разумѣется, съ надеждою на успѣхъ.
По уходѣ его, Габиній тотчасъ посылаетъ къ брату Гаію и умоляетъ поспѣшить къ нему. Тотъ немедленно приходитъ и узнаетъ о дѣлѣ. Отецъ и дядя не колебались ни минуты въ выборѣ рѣшенія для своей дочери; предвидѣли они и собственное рѣшеніе ея. Но, по христіанскому вниманію къ духовной свободѣ хоть и самой покорной имъ личности, они не хотятъ упреждать Сусанну своимъ рѣшеніемъ, даютъ ей самой рѣшить вопросъ, почему прежде всего призываютъ ее и объявляютъ о предложеніи отъ императора. «Я бы усумнилась въ вашей мудрости, кротко сказала Сусанна, еслибъ не чрезъ ваше ученіе я стала такою, какъ теперь, христіанкою, при чемъ не можетъ быть уже и рѣчи о подобномъ дѣлѣ. Противно мнѣ даже слышать то, что вы слышали и теперь передаете мнѣ. Могу ли допустить союзъ мой съ нечестивцемъ, котораго сами вы, ради вѣры Христовой, смѣло отвергли, отрекшись отъ всякаго родства съ нимъ? Слава всесильному Богу, приведшему меня въ духовное родство съ святыми Его! Вѣрую, что, отрекаясь отъ этаго нечестиваго союза, сподоблюсь вѣнца мученическаго». – «Будь же, дочь моя, тверда и постоянна въ своей вѣрѣ, тихо отвѣчалъ на это Габиній, пребудь непостыдвою предъ Господомъ, чтобы и мы возрадовались, увидѣвши плодъ твоей вѣры, принесенный Владыкѣ Христу». Сусанна, взглянувъ на отца и дядю, продолжала: «господа мои{2}! вы научили меня хранить дѣвство ради Іисуса Христа, и я уже такъ утвердилась въ любви къ Нему, что не могу и думать о плотскомъ супружествѣ. Кому ты, отче, посвятилъ меня разъ на всегда, Того я буду любить, Тому служить, на Того надѣяться до послѣдняго издыханія моего: Онъ самъ видитъ совѣсть сердца моего»! Дядя, еп. Гаій, присовокупилъ: «да! разъ на всегда посвящена ты небесному Жениху Христу Богу, пребудь до конца въ любви Его и храни заповѣди Его». Отецъ и дядя ясно поняли рѣшимость Сусанны: всѣ трое и радовались и плакали отъ радости, изливая сердца свои въ словахъ утѣшенія, ободренія, надежды.
Между тѣмъ Клавдій, не дождавшись въ теченіи трехъ дней отвѣта отъ священника, идетъ опять къ нему и на этотъ разъ не одинъ уже, а съ свитою прислужниковъ, желая придать нѣкоторую торжественность своему вторичному предложенію, какъ того требовалъ обычай. Оставивъ свиту свою у дома, онъ входитъ въ домъ къ Габинію, гдѣ застаетъ и Гаія. Послѣ обычнаго привѣтствія, Клавдій началъ: «честности вашей не безъ- извѣстна та вожделѣнная цѣль, съ какою я прихожу къ вамъ». Гаій: «если бы и не было особеннаго повода къ твоему приходу къ намъ, то во всякомъ случаѣ мы рады видѣться и бесѣдовать съ тобою ради самаго родства нашего». Клавдій: «знаете, любезвые братья, что императоръ Діоклитіанъ желаетъ ближе породниться съ вами, и я совѣтую вамъ и умоляю васъ исполнить волю обладателя вселенной и тѣмъ утѣшить душу его». Габиній: «объясни это желаніе императора брату Гаію епископу». Клавдій, обратясь къ Гаію: «господинъ нашъ, всемилостивѣйшій царь, хочетъ взять вашу дочь, а мою внучку въ супружество своему сыну, потому что слышалъ о ея красотѣ, умѣ, образованіи; всѣ мы родственники не находимъ ничего лучше того, чтобы родъ нашъ не отрывался отъ царской крови, а еще тѣснѣе соединялся съ нею, что неизбѣжно послужитъ къ украшенію и славѣ нашего рода». Гаій молчалъ, съ отвѣтомъ поспѣшилъ самъ отецъ дѣвицы Габиній: «призовемъ напередъ дѣвицу, сказалъ онъ; узнаемъ ея намѣреніе». Сусанна позвана. Клавдій съ ея отцемъ и дядей ждалъ ее петерпѣливо. При входѣ Сусанны, Клавдій съ слезами радости и любви родственной бросился на встрѣчу ей, желая обнять и облобызать ее. Сусанна отвернулась отъ него, съ словами: «не скверни моихъ устъ, знаетъ Господь мой Іисусъ Христосъ, что уста мои никогда не касались устъ мужчины». Клавдій: «я хотѣлъ поцѣловать тебя изъ родственной любви: вѣдь ты мнѣ внучка»! Сусанна: «я, впрочемъ, гнушаюсь твоего цѣлованія не по чему-либо другому, какъ потому, что твои уста осквернены идольскими жертвами». Вмѣстѣ съ этими словами Сусанны, слуха и сердца Клавдія коснулся какъ бы перстъ Божій; онъ пришелъ въ умиленіе и сказалъ ей: «что же мнѣ дѣлать, чтобы очистить отъ скверны уста свои»? Сусанна: «покайся и крестись во имя Отца и Сына и св. Духа». Клавдій, обратясь къ Гаію: «вы меня очистите! лучше человѣкъ чистый, вѣрующій во Христа, чѣмъ служащій богамъ. Много приносилъ я жертвъ богамъ, предъ которыми и цари преклоняли свои выи, но пользы отъ этихъ боговъ я не видѣлъ, не получилъ». Видно, что Клавдій уже прежде былъ подготовленъ къ христіанству, и – вѣроятно – путемъ родственныхъ связей съ Гаіемъ и Габиніемъ. Однако такое рѣшительное обращеніе его признано было послѣдними особеннымъ дѣйствіемъ благодати, двигавшей словами Сусанны и произвело во всѣхъ живѣйшую радость, въ порывѣ которой Гаій сказалъ Клавдію: «послушай меня, братъ! имѣю дать добрый совѣтъ тебѣ. Ты пришелъ сюда искать невѣсты царскому сыну, а Богъ ищетъ тебя, хотя спасти тебя молитвами этой дѣвицы, чтобы кровные наши оказались достойными небеснаго царствія. Итакъ вѣруй въ Бога, принеси покаяніе въ пролитіи крови святыхъ Божіихъ, не медли принять св. крещеніе». Клавдій: «если я прійму крещеніе, очистятся ли всѣ гнусные грѣхи моего сердца?» Гаій: «истинно очистятся, только вѣруй всѣмъ сердцемъ!» Въ сильномъ одушевленіи Сусанна припала къ ногамъ дяди, говоря: «молю тебя Христа ради, отецъ мой, не отлагай крестить его, спаси душу его»! Гаій: «посмотримъ прежде, истинно ли вѣруетъ онъ въ Христа Бога». Клавдій: «я истинно вѣрую, только бы мнѣ прощены были грѣхи мои, какъ вы обѣщаете». Гаій: «во имя Господа Іисуса Христа, Бога всевышняго, прощаются тебѣ всѣ грѣхи твои»! Клавдій палъ на землю предъ ногами святителя и, посыпая перстію главу свою, взывалъ. «Господи Боже, свѣтъ превѣчный, прости мои грѣхи, содѣланные въ невѣріи и невѣдѣніи, исполни меня твоею благодатію, чтобы еще и жена и дѣти мои познали, что Ты одинъ спасаешь уповающихъ на Тебя». Гаій съ Габиніемъ огласили Клавдія къ крещенію, поучили и отпустили домой. Вскорѣ онъ возвратился къ нимъ ночью съ женою Препедичною и двумя сыновьями Александромъ и Куфіемъ и для всѣхъ просилъ у св. Гаія крещенія. Гаій крестилъ ихъ, а Габиній былъ воспріемникомъ. Выходя изъ купѣлй, Клавдій говорилъ: «я видѣлъ свѣтъ, свѣтлѣе солнца осіявшій меня въ часъ крещенія». По крещеніи и мѵропомазаніи, совершена св. литургія, на которой всѣ новообращенные причастились св. таинъ, и всѣ были полны радости о Богѣ Спасителѣ. Съ этой поры Клавдій сталъ продавать свое имущество, раздавать бѣднымъ, особенно отыскивалъ христіанъ, скрывавшихся по разнымъ тайнымъ мѣстамъ, посѣщалъ ихъ ночью въ темницахъ{3}, умывалъ и лобызалъ ноги ихъ, надѣлялъ одеждою, пищею и др. нужными имъ предметами, дѣлая все это въ чувствѣ покаянія за прежніе грѣхи.
Между тѣмъ Діоклитіанъ, не дождавшись отвѣта отъ Клавдія, сталъ безпокоиться и наконецъ узнаетъ, что онъ боленъ. Императоръ посылаетъ къ нему младшаго брата его Максима, саномъ комита. Этотъ нашелъ Клавдія въ власяницѣ и на молитвѣ Богу и пришелъ въ удивленіе. «Что ты такъ измѣнился, братъ мой, выростившій меня съ дѣтства? Ты блѣденъ к сухъ». Клавдій: «хочешь послушать меня»? Максимъ: «говори, господинъ мой!» Клавдій: «вотъ я каюсь, что, повинуясь и служа царямъ{4}, я убивалъ христіанъ, проливалъ неповинную кровь. Хотя я дѣлалъ это по невѣдѣнію и изъ повиновенія, тѣмъ не менѣе болѣзную объ этомъ и каюсь». Максимъ: «что это говоришь, братъ? Тебя вѣдь царь послалъ спросить у брата нашего Габинія руки дочери для сына его, я посланъ къ тебѣ справиться объ этомъ же, а ты не вѣсть что говоришь»! Клавдій: «ходилъ я для этаго къ любезнѣйшей внучкѣ нашей, видѣлъ ее; она прекрасна и лицемъ и душею, она свята и мудра, но она уже уневѣстилась небесному Царю Христу Богу: ею и я избавленъ отъ грѣховъ. Познай и ты, братъ мой, что милосердый Богъ хочетъ всѣмъ спастись. Пойдемъ ночью къ брату нашему Габинію пресвитеру, и ты увидишь истинный свѣтъ»! Максимъ: «на все готовъ я, что скажешь мнѣ, милый братъ»! Дождавшись ночи, братья направились къ салорійскимъ воротамъ у саллюсціевой площади, тихо подошли къ дому Габинія, которому и сказано о ихъ приходѣ. Съ радостію и усердіемъ спѣшилъ пресвитеръ па встрѣчу имъ и ввелъ ихъ въ домъ. Прежде, чѣмъ начать съ ними бесѣду, пресвитеръ хотѣлъ помолиться Богу. Онъ преклонилъ колѣна и голову, а съ нимъ и гости его. Габиній молился: «Господи Боже, собирающій расточенныхъ, призирающій на собранныхъ! призри на дѣло рукъ твоихъ, просвѣти всѣхъ вѣрующихъ въ Тебя, ибо Ты свѣтъ истинный – вовѣки вѣковъ». «Аминь»! заключили гости. Затѣмъ всѣ встали, обнялись и цѣловали другъ друга – лобзаніемъ святымъ. Глубоко растроганный Клавдій палъ еще къ ногамъ пресвитера и цѣловалъ ихъ. Максимъ только изумлялся и наконецъ пожелалъ видѣть дочь пресвитера, который и велѣлъ позвать ее. Вошедши, Сусанна сперва поклонилась Богу, вѣроятно, предъ изображеніемъ креста, которое находилось тогда въ домахъ христіанъ, потомъ, приблизясь къ отцу, сказала: «благослови меня, отецъ и господинъ мой»! «Миръ намъ да подастся, сказалъ молитвенно отецъ, отъ Господа нашего Іисуса Христа, Который живетъ и царствуетъ съ Богомъ Отцемъ всесильнымъ во вѣки вѣковъ»! «Аминь»! отвѣчали всѣ. Вотъ черты добрыхъ обычаевъ изъ домашней жизни древнихъ христіанъ! При взглядѣ на кроткую, полную благородства, дѣвственнаго достоинства и нѣкоторой стыдливости Сусанну, Максимъ хотѣлъ поцѣювать ея руки, но та не позволила. Наступило молчаніе: бесѣду замѣнилъ на этотъ разъ тихій плачь отъ полноты радости и любви взаимной. Домашніе пресвитера однако встревожились: тотчасъ дано знать Гаію о новомъ посланцѣ императорскомъ у пресвитера. Предполагая опасность, Гаій спѣшилъ къ Габинію, съ рѣшимостію первый подвергнуться ей. Видно, что-то особенное выражалось на лицѣ его, когда онъ неожиданно вошелъ въ домъ Габинія. Не безъ страха здѣсь взглянули на него всѣ, привѣтствуя его однако глубокимъ поклономъ. «Миръ вамъ! сказалъ Гаій: дерзайте о имени Господнемъ»! Затѣмъ быстро присовокупилъ: «помолимся»! и началъ молиться: «Господи Боже, Отче Господа нашего Іисуса Христа, пославшій Его на спасеніе всѣхъ, восхотѣвшій избавить насъ изъ тьмы міра сего и ввести въ жизвь вѣчную! утверди насъ, рабовъ твоихъ, въ вѣрѣ твоей, ибо Ты царствуешь во вѣки вѣковъ». Всѣ возгласили: «Аминь». Затѣмъ хозяинъ-пресвитеръ пригласилъ всѣхъ сѣсть; началась бесѣда. Надъ всѣми господствовало, полное духа и благодати, слово святителя Гаія: всѣ его слушали. Сусанна не хотѣла сидѣть при столькихъ почтенныхъ мужахъ, слушала стоя, молясь въ сердцѣ своемъ. Обращая наконецъ рѣчь собственно къ Максиму, св. Гаій говорилъ: «благодаримъ тебя, братъ, что ты посѣтилъ насъ». Максимъ: «теперь я хочу только облобызать ваши святыя ноги, а какой былъ поводъ къ моему приходу къ вамъ, – знаете сами»! Гаій: «однакожъ – скажи»! Максимъ: «Діоклитіанъ проситъ васъ отдать дочь за усыновленнаго имъ Максиміана». Гаій: «она уже имѣетъ Жениха, даннаго ей отъ Бога Отца – Христа: другой женихъ уже ей не нуженъ». Максимъ: «все, что Богъ даетъ, вѣчно». Гаій: «пріими и ты жизнь вѣчную»! Максимъ: «какова эта жизнь вѣчная»? Клавдій: «это та жизнь, которую я уже позналъ». Максимъ: «я и самъ хочу познать то, что позналъ ты; однако не слѣдовало отрывать своего рода отъ родства съ царемъ». Гаій: «мы увѣщеваемъ тебя вѣровать въ Господа нашего Іисуса Христа, Бога вѣчнаго; слава царская – кратковременна, родство съ царемъ не принесетъ намъ особенной пользы; все земное кончится съ земною жизнію. А то, что обѣщалъ намъ небесвый Царь, Христосъ Богъ нашъ, вѣчно, истинно полезно и прелюбезно». Умилясь сердцемъ отъ словъ св. Гаія, Максимъ пожелалъ принять св. вѣру. Гаій: «знаешь, братъ, какъ велики были наши имѣнія; все мы оставили ради Христа и теперь ничего не ищемъ, только Его, нашего Господа и Спасителя, Которымъ живемъ и хвалимся». Максимъ: «итакъ не медлите, господа мои, но, что знаете полезнаго для меня, то сдѣлайте». Св. Гаій заповѣдалъ ему поститься и отпустилъ домой. Максимъ пока скрывался съ вѣрою своею, горя между тѣмъ любовію къ Гаію, къ Габинію пресвитеру, особенно же къ Самому Христу. Разгоравшаяся въ немъ болѣе и болѣе любовь ко Христу возбуждала его наконецъ явно исповѣдать имя Его съ готовностію умереть за Него. Но Гаій и Габиній совѣтовали ему молчать до пяти дней, чтобы въ это время распродать имущество свое и раздать бѣднымъ христіанамъ, что Максимъ и сдѣлалъ. На шестой день онъ приходитъ къ Гаію, падаетъ къ ногамъ его, умоляя просвѣтить его, какъ и Клавдія, св. крещеніемъ: «не могу имѣть покоя, говорилъ онъ, пока не достигну христіанскаго совершенія» (такъ называли тогда крещеніе). Гаій въ присутствіи Габинія крестилъ Максима, совершилъ божественную литургію и причастилъ его св. таинъ. Новокрещенный пребылъ съ ними нѣкоторое время, поя и славя Бога. Между тѣмъ другъ Максима, Ѳрасонъ, давно уже тайный христіанинъ, распродавалъ, по его порученію, и раздавалъ бѣднымъ христіанамъ имущество, котораго богатый Максимъ еще не успѣлъ вполнѣ раздать въ первые пять дней.
Пятнадцать дней ждалъ Діоклитіанъ отвѣта на предложеніе дочери Габинія, наконецъ узналъ, что оба, посланные имъ съ этимъ предложеніемъ, Клавдій съ семействомъ и Максимъ приняли христіанство. Это огорчило гордаго императора. Нѣкоторое время онъ скрывалъ досаду, потомъ открылся въ ней своей супругѣ Серенѣ и заговорилъ ей о сватовствѣ у Габинія и Сусанны. Царица знавала о нихъ, она сама была тайною христіанкою и теперь благодарила Бога въ сердцѣ своемъ, что у царя заходитъ дѣло съ такими людьми, отъ котораго она ждала духовнаго блага для него. На совѣщаніе Діоклитіана она многозначительно отвѣтила: «дѣлай то, что повелитъ всевышнее Величество. Діоклитіанъ, самъ назвавшійся верховнымъ божествомъ – Юпитеромъ, принялъ отвѣтъ царицы съ пренебреженіемъ. Затѣмъ призвалъ онъ одного военачальника, по имени Юлія, извѣстнаго ревностію языческою и жестокостію нрава, и высказалъ ему, какъ глубоко оскорбленъ и опечаленъ онъ отказомъ Габинія и Сусанны, а также поступками Клавдія и Максима, посланныхъ для сватовства. Юлій всѣхъ ихъ нашелъ достойными смерти за оскорбленіе величества. Діоклитіанъ его же посылаетъ взять всѣхъ ихъ подъ судъ, кромѣ Гаія. Максимъ и Клавдій съ семействомъ тотчасъ были отправлены въ ссылку, гдѣ и казнены смертію; а Габинія и Сусанну Діоклитіанъ велѣлъ держать въ заключеніи, думая еще попробовать склонить ихъ на бракъ послѣдней съ Максиміаномъ. Спустя пятьдесятъ пять дней Діоклитіанъ сказалъ женѣ своей Серенѣ взять Сусанну къ себѣ во дворецъ и убѣждать ее къ браку. Бывъ потребована во дворецъ, Сусанна изъ глубины сердца вздохнула къ Богу, говоря со слезами: «Господи, не оставь твоей рабы»! При входѣ Сусанны въ палату царицы, послѣдняя поспѣшила поклониться ей, прежде чѣмъ успѣла сдѣлать это первая: царица почитала въ ней благодать Христову и достоинство дѣвства. За то и Сусанна пала на землю предъ царицею, которая, дружески поднимая ее, сказала: «радуется о тебѣ Христосъ, Спаситель нашъ». Ободренная и утѣшенная такимъ почти неожиданнымъ привѣтствіемъ, Сусанна тихо отозвалась: «благодарю Христа Бога моего, что Онъ царствуетъ на всякомъ мѣстѣ»! Счастливыми почувствовали себя царица и дочь священника, заживши вмѣстѣ. Съ любовію и вдоволь наговорились онѣ о предметахъ св. вѣры, объ обстоятельствахъ современной Церкви, о подвигахъ христіанскихъ мужей и женъ – исповѣдниковъ и мучениковъ, особенно недавно пострадавшихъ за Христа своихъ родственникахъ, о разширяющемся повсюду царствѣ Христовомъ, славѣ имени Христова и проч. Бесѣда ихъ одушевлялась радостію о Богѣ Спасителѣ, восполнялась совокупною молитвою. Сусанна присоединяла къ ней еще священное пѣніе днемъ и ночью, какъ научилъ ее тому отецъ. Между тѣмъ Діоклитіанъ каждый день съ нетерпѣніемъ ожидалъ отвѣта отъ жены на счетъ переговоровъ ея съ Сусанною. Онъ справлялся объ эгомъ чрезъ родственника царицы, нѣкоего Курція, которому Серена отвѣчала: «безъ доброй воли супружескій союзъ невозможенъ; я не вижу у дѣвицы любви къ Максиміану, даже вообще наклонности къ браку. Постоянно день и ночь она тояько молится, плачетъ, поетъ свящ. пѣсни, по примѣру своего отца священника Габинія». Скоро и самому мужу непосредственно дала Серена такой отвѣтъ: «трудъ напрасный! дѣло это невозможное; и въ подобномъ дѣлѣ принужденіе неумѣстно, а надо бы имѣть свободное согласіе дѣвицы. Въ Сусаннѣ я не вижу и мысли о бракѣ съ сыномъ твоимъ; не думаю, чтобы могъ кто-либо и какимъ бы то ни было образомъ принудить ее къ тому». Раздраженіе Діоклитіана было неимовѣрно: онъ хотѣлъ отомстить дѣвственницѣ самимъ чувствительнымъ образомъ: отдалъ ее во власть Максиміана, повелѣвъ отвесть ее въ отцовскій домъ, гдѣ отверженный женихъ долженъ былъ теперь насильно опозорить ея дѣвство. Глубока была скорбь царицы: съ плачемъ отпустила отъ себя Сусанну, стараясь однако ободрить ее: «Богъ, избавившій древнюю Сусанну, рабу свою, избавитъ и тебя, говорила царица: Онъ готовитъ тебѣ славный вѣнецъ». Подруги во Христѣ цѣловались, обливались слезами на прощаніи. Двѣ женщины повели Сусанну въ опустѣлый отцовскій домъ, по приходѣ въ который, она, уединясь въ спальнѣ своей, поверглась на землю, съ плачемъ и рыданіемъ молясь Христу, Жениху своему, явить ей скорую помощь. Ужасъ христіанской дѣвицы предъ угрожавшимъ ей насиліемъ напоминаетъ намъ многіе примѣры геройской твердости другихъ христіанскихъ дѣвъ, спасавшихъ себя отъ подобнаго насилія, которое такъ привычно было тогдашнимъ неимовѣрно развращеннымъ язычникамъ. Вотъ одинъ изъ такихъ примѣровъ, передаваемый Евсевіемъ подъ 306-мъ годомъ: «была въ Антіохіи одна, по тѣлу и добродѣтелямъ души, святая и дивная жена, славившаяся также въ отечественномъ городѣ своимъ богатствомъ, происхожденіемъ и добрымъ именемъ, и воспитавшая въ правилахъ благочестія двухъ дочерей – дѣвъ, цвѣтущихъ красотою и возрастомъ. Когда сильно возбудившаяся противъ нихъ зависть (язычниковъ) всячески старалась напасть на слѣдъ сокровеннаго ихъ убѣжища и потомъ узнавъ, что онѣ живутъ внѣ отечества, умѣла своимъ усердіемъ вызвать ихъ въ Антіохію, такъ что наконецъ онѣ попали въ разставленныя воинами сѣти; тогда мать, видя себя и дочерей въ самомъ трудномъ положеніи, изобразила имъ всѣ ужасы, какихъ онѣ должны были ожидать отъ людей, убѣждала себя и дѣвицъ слухомъ не слушать поноснѣйшаго изъ всѣхъ бѣдствій – угрозъ блуда, и сказавъ, что предать души въ рабство демонамъ хуже всякой смерти и всякой гибели, предложила имъ единственное средство избавиться отъ всего этаго – бѣжать къ Господу. Согласившись всѣ вмѣстѣ на такое рѣшеніе, онѣ одѣлись наряднѣе и на самой половинѣ дороги, упросивъ стражей позволить себѣ отойти немного въ сторону, бросились въ протекавшую тамъ рѣку, – бросились сами»!
Какъ же спасется отъ насилія св. Сусанна? Ночью, Максиміанъ, дыша страстію наглумиться надъ отвергшею его дѣвицею, приходитъ въ домъ Габинія, проникаетъ въ спальню Сусанны. Она въ эту пору все еще молилась Богу, и Онъ послалъ ей ангела хранителя, сіявшаго чуднымъ блескомъ. Устрашенный Максиміанъ не посмѣлъ подойти къ Сусаннѣ, поспѣшно и растерявшись прибѣжалъ обратно къ Діоклитіану и разсказалъ о непонятномъ явленіи. «Это – христіанское волшебство», съ досадою сказалъ Діоклитіанъ, какъ обыкновенно говорили тогда язычники о чудесахъ христіанскихъ, почему не переставали идти противъ самихъ этихъ чудесъ. Уже извѣстному намъ Курцію велѣлъ онъ идти къ Сусаннѣ и справиться, о явленіи, но и тотъ возвратился также поспѣшно и испуганно, какъ и Максиміанъ. Подъ вліяніемъ этихъ случаевъ, Діоклитіанъ поднялъ съ женою споръ о христіанствѣ и богахъ языческихъ, не могъ устоять въ спорѣ, хотя и выносилъ его пока терпѣливо{5}. Обращая затѣмъ рѣчь на Сусанну, онъ сказалъ Серенѣ съ упрекомъ: «какъ ты не съумѣла убѣдить этой прекрасной и умной дѣвицы къ согласію на бракъ съ сыномъ моимъ»? Серена отвѣчала: «дѣвица эта избрала для себя нѣчто лучшее; самъ сынъ твой говоритъ, что видѣлъ въ комнатѣ ея чудный неприступный свѣтъ». Діоклитіанъ вспыхнулъ. Торопливо далъ онъ приказаніе нѣкоему наглецу Македонію, извѣстному своею жестокостію, идти къ Сусаннѣ и угрозою и муками принудить ее по крайней мѣрѣ поклониться идолу, сказавъ однако дѣлать это секретно, не желая пока огласки въ томъ, что не щадитъ и родственной крови. Это послѣднее замѣчаніе согласно съ тою терпимостію къ христіанамъ, какая, по свидѣтельству Евсевія, имѣла мѣсто въ первые годы царствованія Діоклитіана. Пришедши къ Сусаннѣ, Македоній принесъ съ собою небольшаго золотаго идола Зевса и требовалъ, чтобъ она поклонилась ему. Дивная исповѣдница дунула на идола съ словами: «Господи мой Іисусе Христе! удали отъ глазъ моихъ это діавольское орудіе». Идолъ исчезъ изъ рукъ Македонія. Суевѣрный и грубый язычникъ заподозрилъ здѣсь похищеніе, сдѣланное Сусанною съ помощію волшебства и насмѣшливо отозвался: «ты однако очень любишь золото, что такъ искусно похитила идола; впрочемъ, хвалю тебя за это: если ты польстилась на моего идола, то, значитъ, полюбила его». Сусанна отвѣчала: «Господь Богъ мой послалъ своего ангела, который удалилъ отъ очей моихъ этаго идода, выброшеннаго теперь вонъ изъ моего дома». Въ эту пору вошелъ слуга Македонія и принесъ идола, поднятаго имъ уже на площади предъ дворцемъ Саллюсція. Македоній пришелъ въ ярость, порвалъ на Сусаннѣ одежды и сталъ безпощадно бить ее палицами. «Слава Тебѣ, Господи»! взывала Сусанна. «Принеси жертву богамъ»! кричалъ Македоній. «Я себя самую приношу въ жертву Господу Богу моему»! отвѣчала страдалица. Македоній обо всемъ разсказалъ Діоклитіану. Тотъ окончательно вышелъ изъ терпѣнія и приказалъ отсѣчь голову Сусаннѣ въ самомъ домѣ отца ея. Съ радостію перенеслась дѣвственная мученяца къ небесному Жениху своему! Это было 11 августа 295 года.
Узнавъ о мученической кончинѣ Сусанны, Серена съ радостію пришла ночью въ домъ Габинія, собрала пролитую кровь мученицы и самое мѣсто, гдѣ она пролита была, вытерла головнымъ покровомъ, положивъ все это въ серебрянный ковчежецъ, который и держала у себя въ домѣ, тайно молясь предъ нимъ. Самое же тѣло мученицы, покрывъ плащаницею и ароматами, похоронила въ катакомбѣ св. Александра на александровомъ кладбищѣ, одномъ изъ извѣстнѣйшихъ кладбищъ въ Римѣ{6}. Въ тоже время блаж. Гаій, пришедши въ домъ брата своего Габинія, освятилъ комнату, орошенную кровію св. Сусанны, въ церковь и сталъ совершать въ ней божественную службу. Что же было съ самимъ пресвитеромъ, отцомъ мученицы? Легко понять, сколько пережилъ онъ внутреннихъ страданій при слухѣ о замышленномъ насиліи дочери его и какъ утѣшился онъ, услышавъ о святой, мученической кончинѣ ея въ чистотѣ ангельской. Тѣмъ громче и смѣлѣе выражалъ онъ христіанское торжество свое и своей дочери надъ покушеніями язычниковъ-императоровъ, и исповѣдывалъ славу и силу Христова имени. Діоклитіанъ не могъ стерпѣть этаго и приказалъ отсѣчь голову священнику Божію, что было въ 296-мъ году по Р. X. Чрезъ два съ лишнимъ мѣсяца казненъ былъ и св. Гаій. Свято скончалась и царица Серена, хотя обстоятельства этой кончины остались намъ неизвѣстны{7}. То, что память ея въ римскомъ мартирологіѣ оставалась подъ 16 августа, даетъ предполагать, что кончина ея была въ близкой связи съ недавнею кончиною Сусанны. Раздраженный Діоклитіанъ, видно, переставалъ сдерживаться и скрываться съ частными гоненіями на христіанъ, даже своихъ родственниковъ, хотя общее гоненіе его на Христіанскую Церковь открылось спустя еще нѣсколько лѣтъ.
Тѣло св. Сусанны потомъ было перенесено въ церковь ея имени, устроенную въ бывшемъ домѣ отца ея Габинія, гдѣ положено также и тѣло этаго св. пресвитера. Рядомъ съ этою церковью стояла и церковь св. Гаія. Мѣсто это долго славилось у римскихъ христіанъ, было любимо и почитаемо ими подъ названіемъ statio ad duas domos. Стаціи были мѣста особенныхъ торжественныхъ собраній христіанъ, совершаемыхъ въ опредѣленные дни для общественныхъ литій (litaniae). Надъ гробомъ Габинія и Сусанны была въ древности надпись:
Olim presbyteri Gabini filia felix
Hic Susanna jacet in pace patri sociata
Семейство христіанскаго пресвитера найдетъ много глубокаго назиданія въ сказаніи о св. Габиніи и его дѣвственной дочери. Въ особенности дочь христіанскаго священника съ благоговѣніемъ остановитъ вниманіе на прекрасномъ образѣ св. Сусанны, всецѣло преданной своему отцу, сочувствующей священному призванію, духовному настроенію его, соединяющей съ высокимъ образованіемъ любовь къ молитвеннымъ подвигамъ, священнымъ пѣснопѣніямъ, въ какихъ упражнялся ея отецъ, ставящей свое христіанское достоинство выше всякаго свѣтскаго блеска, развившей въ себѣ чувство чистоты дѣвственной до рѣшимости охранить ее цѣною самой жизни, въ чаяніи блаженнаго единенія съ небеснымъ Женихомъ.
Ив. Малышевскій.
«Руководство для сельскихъ пастырей». 1866. Т. 2. № 32. С. 557-567; № 33. С. 587-597.
{*} Чети-Минеи 11 августа. Снес. Acta sanctorum XI et ХVІ augusti, XVIII februarii.
{1} Серена подъ 11 авг. въ сказаніи о св. Сусаннѣ, Александра подъ 23-мъ апр. въ сказаніи о св. Георгіѣ. Извѣстны еще два имена женъ его же: Приска и Елевѳерія. Соображенія о томъ, какъ размѣстить зтихъ женъ, не принять ли нѣкоторыхъ именъ за имена одной и той же особы и проч. – можно видѣть въ Acta sanctorum въ цитованныхъ мѣстахъ.
{2} Выраженіе особенной почтительности, употребляемое даже въ обращеніи къ родителямъ.
{3} Хотя въ эту пору еще не было общаго, открытаго, правительственнаго гоненія на христіанъ, которое началось лишь съ указа Діоклитіанова 302 года, но частные опыты преслѣдованія отъ фанатическихъ властей и жптелей-язычниковъ были; такіе опыты никогда не прекращались.
{4} Вѣроятно, Клавдій разумѣетъ здѣсь службу свою еще предшественникамъ Діоклитіана, въ ряду которыхъ были и явные гонители христіанъ. Клавдій былъ, очевидно, довольно уже старь, потому что дочь Габинія онъ называетъ своею внучкою (не въ прямой линіи).
{5} Спрашиваютъ: какимъ образомъ Серена могла рѣшиться на подобный споръ и оспаривать Діоклитіана, когда находила нужнымъ скрывать свое христіанство? Отвѣтимъ: утаивая самое принятіе христіанства, она могла однако выражать одобреніе ему, что согласно было съ тою терпимостію къ христіанамъ, о которой свидѣтельствуетъ Евсевій. Acta sanct. Augusti Т. II, pag. 632, nota d.
{6} На этомъ кладбищѣ, бившемъ ad viam Salariam, погребены очень многіе христіане. Ibid. pag. 625, 7. 8.
{7} Особенныя возраженія противъ существованія жены Діоклитіана съ именемъ Серены рѣшаются у Баронія подъ 295-мъ г. и Acta sanctorum ibid. pag. 629-631. Довольно сказать, что имя ея находится въ древнихъ мартирологіяхъ – римскомъ и др., также въ другихъ актахъ муч., напр. о папѣ Маркеллинѣ.