Александръ Игнатьевичъ Лотоцкій – Загробная жизнь души до времени страшного суда (Догматико-апологетическій очеркъ).
Въ дѣлѣ спасенія человѣческаго рода ясно выступаютъ три существеннѣйшихъ момента. Примиреніе человѣка съ Богомъ въ актѣ искупленія и освященіе его при помощи богоучрежденныхъ для сего средствъ – вотъ тѣ два великія дѣла Божественнаго домостроительства, какими предоставлена падшему человѣчеству возможность внутренняго возрожденія и возрастанія духовнаго для достиженія спасенія. Но для дѣйствительнаго участія человѣка въ спасеніи необходимъ еще третій актъ Божественнаго домостроительства, какой представлялъ бы собою завершеніе двухъ предыдущихъ, опредѣляя участь человѣка сообразно съ такимъ или инымъ отношеніемъ послѣдняго къ богодарованнымъ ему средствамъ спасенія. Отсюда, – необходимость суда для загробнаго мздовоздаянія человѣку.
Предѣломъ, съ котораго оканчивается для человѣка время подвиговъ и начинается время воздаянія, служитъ смерть, какъ конецъ (Мѳ. X, 22; XXVI, 13; 1 Кор. I; II; Евр. XIII, 17) его земной, – свободной и самоопредѣленной дѣятельности. Съ разрѣшеніемъ отъ тѣла душа вступаетъ въ новый періодъ жизни.
Въ загробный міръ душа является со строго опредѣлившимся нравственнымъ состояніемъ, созданнымъ въ теченіе земного существованія. Въ жизни загробной можетъ лишь раскрыться то, что начато въ земной, такъ что загробная жизнь является лишь продолженіемъ земной, продолженіемъ земного нравственнаго развитія, измѣнить направленіе котораго, явиться другою – душа уже не въ силахъ. Переходъ изъ одного состоянія въ другое для нея уже не возможенъ: грѣшникъ не измѣняется въ праведнаго и праведникъ не погрѣшаетъ (Мѳ. XIII, 14-15; Лук. XVI, 31). Духовное перерожденіе человѣка за гробомъ нравственно невозможно. Вся наша земная жизнь и, какъ результатъ ея, такое или иное нравственное состояніе, пріобрѣтенное въ теченіе этой жизни, являются прямымъ слѣдствіемъ нашей свободной воли (1 Кор. IX, 1; Гал. V, 13; Рим. II, 5; Ис. XXX, 15). Мотивы свободной дѣятельности, вліяніе на образованіе извѣстнаго нравственнаго типа, остаются въ сущности тождественными и въ настоящей жизни, и въ будущей; страхъ предъ Богомъ, мучительные укоры совѣсти за худыя дѣла, новая духовная жизнь, которую мы должны начать по смерти, – какъ мотивы дѣятельности, могущіе вліять на образованіе и измѣненіе даннаго нравственнаго состоянія, – извѣстны человѣку при всякихъ условіяхъ его существованія, – какъ земнаго, такъ и загробнаго. Потому нѣтъ основаній думать, что тѣ же мотивы, какими душа пренебрегаетъ здѣсь, на землѣ, могутъ произвести совсѣмъ иныя послѣдствія за гробомъ. Если уже въ предѣлахъ земной жизни, когда есть полная и несомнѣнная возможность измѣнить свое поведеніе, люди достигаютъ такой устойчивости въ извѣстномъ нравственномъ состояніи, что «Моисея и пророковъ не послушаютъ, и аще кто отъ мертвыхъ воскреснетъ, не имутъ вѣры» (Лук. XVI, 31), то тѣмъ болѣе долженъ остаться неизмѣннымъ наличный характеръ нравственнаго состоянія за гробомъ, по окончаніи земнаго поприща. Въ загробной жизни даны будутъ для человѣка только новыя, неземныя условія существованія, но не дано будетъ новаго существа для того, чтобы начать совершенно новую жизнь, независимую отъ жизни земной. Самое существо человѣка останется со строго опредѣленнымъ и неизмѣннымъ состояніемъ; въ немъ будетъ только раскрываться начатое на землѣ. «Чадо, помяни, яко воспріялъ еси благая твоя въ животѣ твоемъ, и Лазарь такожде злая: нынѣ же здѣ утѣшается, ты же страждеши» (Лук. XVI, 25), – говоритъ въ притчѣ Авраамъ богатому, ясно поставляя загробную жизнь въ самую тѣсную, неразрывную связь съ земною, какъ несомнѣнное ея послѣдствіе. «Подвигомъ добрымъ подвизахся, теченіе скончахъ, вѣру соблюдохъ, – пишетъ св. апостолъ Павелъ; – прочее убо соблюдается мнѣ вѣнецъ правды» (2 Тим. IV, 7. 8), – прибавляетъ онъ далѣе, показывая тѣмъ, что загробное существованіе является прямымъ результатомъ опредѣлившагося въ теченіе земной жизни нравственнаго состоянія. Ту же мысль объ опредѣленности загробнаго состоянія съ невозможностью существеннаго измѣненія его характера и направленія подтверждаетъ Господь, обращаясь къ іудеямъ: «аще не имете вѣры, яко Азъ есмь, умрете во грѣсѣхъ вашихъ» (Іоан. VIII, 24). Во всѣхъ этихъ случаяхъ загробная жизнь представляется неизмѣнною въ нравственномъ отношеніи. Послѣ этого понятно, что между двумя опредѣленными состояніями – «пропасть велика утвердися» (Лук. XVI, 26), – исключающая возможность перехода изъ одного состоянія въ другое. Отсюда – невозможность ни покаянія, ни исправленія въ будущей жизни. Покаяніе и исправленіе могутъ выразиться въ рѣшеніи измѣнить сознанный несостоятельнымъ образъ дѣйствій и въ практическомъ осуществленіи этого рѣшенія. Но для этого не будетъ уже въ наличности одной изъ составныхъ частей человѣческаго существа, какъ необходимаго органа для дѣятельнаго осуществленія принятаго рѣшенія. Сознавая полную невозможность загробнаго исправленія души въ отдѣльномъ ея отъ тѣла состояніи, въ древности думали устранить затрудненіе признаніемъ возможности перехода душъ умершихъ въ новыя тѣла для усовершенствованія на землѣ. Отсюда извѣстная теорія переселенія душъ. Но несостоятельность ея видна уже изъ полнѣйшаго противорѣчія ея со Свящ. Писаніемъ, по ясному свидѣтельству котораго настоящая жизнь есть время сѣянія, а будущая – уже жатвы (Гал. VI, 7/ 8). Если бы отнять у настоящей жизни указанное ея значеніе, она не имѣла бы никакой цѣны и цѣли по отношенію къ жизни будущей; каковъ посѣвъ, такова и жатва, – законъ общій и неизмѣнный какъ для физической, такъ и для духовно-нравственной жизни. Очевидная несостоятельность этой теоріи основывается на слишкомъ одностороннемъ пониманіи зависимости посмертнаго состоянія отъ одного соединенія души съ тѣлеснымъ организмомъ, а не отъ цѣлой совокупности нравственныхъ дѣйствій человѣка въ періодъ земнаго его существованія. Потому Гельмонтъ, который въ новѣйшее время возобновилъ эту забытую уже было теорію, приписавъ душамъ по смерти тѣла, подобныя тѣламъ животныхъ, не избѣжалъ, конечно, односторонности, прибавивъ къ ней много личнаго, ни на чемъ не основаннаго, вымысла. Такимъ образомъ, полная возможность покаянія и исправленія предоставлены человѣку только въ періодъ его земной жизни, которая и является временемъ окончательнаго образованія его нравственной личности. Покаяніе въ будущей жизни – безплодно, паденіе – невозможно. Эта мысль и выступаетъ съ особенною ясностью въ писаніяхъ отеческихъ. «Пока мы находимся въ настоящей жизни, – пишетъ св. Іоаннъ Златоустъ, – для насъ еще возможно избѣжать наказанія чрезъ исправленіе себя»{1}. «Настоящее время есть время покаянія и отпущенія грѣховъ, а въ будущемъ вѣкѣ – праведный судъ воздаянія... По отшествіи изъ сей жизни нѣтъ уже времени для добрыхъ дѣлъ»{2}. «Въ будущемъ вѣкѣ связываются всѣ дѣятельныя силы души, и невозможно сдѣлать ничего добраго въ удовлетвореніе за грѣхи»{3}, «потому что Богъ ограничилъ время дѣятельной жизни здѣшнимъ пребываніемъ, а тамошней жизни предоставилъ послѣдованіе сдѣланнаго»{4}.
Опредѣленность нравственнаго состоянія за гробомъ не исключаетъ, впрочемъ, возможности для нѣкоторыхъ душъ получить здѣсь облегченіе и даже совершенное измѣненіе своей участи. Противорѣчія въ этомъ нѣтъ никакого. Измѣненіе участи грѣшной души происходитъ не въ силу ея самостоятельнаго стремленія къ тому, не въ силу того, что она начинаетъ новый, противоположный предыдущему, образъ дѣйствій: это, какъ мы уже сказали, для души въ ея загробномъ состояніи нравственно невозможно. Измѣненіе ея участи является милующимъ актомъ безконечно мило сердаго Бога, – разумѣется, не безъ нѣкоторыхъ основаній къ тому и со стороны самой души. Многіе раскаиваются въ послѣдніе моменты своей жизни, когда сознаніе, занятое дотолѣ суетными интересами, вдругъ просвѣтляется предъ величіемъ грядущаго. Такое покаяніе можетъ быть вполнѣ искреннимъ, но оно не можетъ уже сопровождаться дѣятельнымъ измѣненіемъ своего поведенія соотвѣтственно наступившему нравственному расположенію. Такія души, по отшествіи въ міръ загробный, переносятъ въ себѣ туда начатокъ добра, какъ бы семя новой жизни, которое не успѣли только раскрыть здѣсь. При такомъ ихъ состояніи, для нихъ остается еще нравственная возможность получить облегченіе въ страданіяхъ и даже вовсе освобождаться отъ мученій. Такое облегченіе и освобожденіе раскаявшіеся грѣшники и могутъ получать, по безконечной благости Божіей, чрезъ молитвы Церкви и благотворенія, совершаемыми живыми за умершихъ, – такъ какъ и тѣ, и другіе суть члены одного тѣла Христова (Еф. I, 23; Кол. I, 18), несомнѣнно, при всякихъ условіяхъ, сохраняющіе между собою взаимное сочувствіе и вліяніе (1 Кор. XII, 26), – а особенно силою безкровной жертвы, которую въ частности приноситъ священнослужитель для каждаго христіанина о его присныхъ, вообще же за всѣхъ, повседневно, приноситъ Церковь{5}. Добрыя начала новой жизни подъ вліяніемъ нашихъ теплыхъ молитвъ, при благословеніи Божіемъ, могутъ мало-по-малу развиться и принести плодъ, какъ развивается доброе семя въ землѣ подъ живительнымъ вліяніемъ солнца. На этомъ основаніи заповѣдывается намъ молиться другъ за друга (Іак. V, 16), молиться за вся человѣки (1 Тим. II, 1; сн. Еф. VI, 18. 19). И молитвы наши дѣйствительно могутъ быть благотворны для нашихъ ближнихъ: «много можетъ молитва праведнаго поспѣшествуема» (Іоак. V, 16), да и вообще молитвы наши могутъ подавать животъ братіямъ нашимъ, не находящимся въ смертномъ грѣхѣ (Іоан. V, 16), когда возносятся во имя Господа Іисуса (Іоан. XIV, 14), Который единъ есть Ходатай Бога и человѣковъ (1 Тим. II, 5), Который Самого Себя принесъ въ умилостивительную жертву предъ Богомъ (Евр. IX, 14. 26; X, 10), честное тѣло Котораго и доселѣ преломляется, какъ умилостивительная жертва за животъ міра (Іоан. VI, 51), и честная кровь Котораго и теперь проливается во оставленіе грѣховъ (Мѳ. XXVI, 26-28; Лук. XXII, 19/ 20). И, разумѣется, эти молитвы сильны и дѣйствительны какъ за живыхъ, такъ и за умершихъ, ибо, «аще живемъ, аще умираемъ, Господни есмы» (Рим. XIV, 8), и умершіе, какъ и жувущіе, равно для Бога, «живи суть» (Лук. XX, 38).
Безвозвратно переходя въ міръ загробный съ окончательно опредѣлившимся и не подлежащимъ существенному измѣненію нравственнымъ состояніемъ, душа человѣка необходимо должна вступить въ какія-либо опредѣленныя условія существованія, соотвѣтственно своимъ психическимъ силамъ и требованіямъ – съ одной стороны, и своему нравственному до стоинству – съ другой. Находиться внѣ всякихъ опредѣленныхъ условій въ цѣлый періодъ времени отъ смерти до всеобщаго суда – для нея невозможно – въ силу опредѣленности и непрерывной жизненности ея существа; необходима извѣстная предварительная, до времени всеобщаго суда, реализація наличнаго состоянія души, – объективная, какъ опредѣленіе ея участи, соотвѣтственно нравственному ея со стоянію, и субъективная, какъ извѣстное, въ результатѣ суда, свѣтлое или тягостное чувство самого сознающаго субъекта. Отсюда – необходимость частнаго суда надъ душами, какъ средства для опредѣленія загробной участи души до времени всеобщаго суда, и извѣстнаго качественно-различнаго субъективнаго состоянія самихъ душъ, вытекающаго изъ та кого или иного опредѣленія ихъ участи, соотвѣтственно нравственному ихъ достоинству. Непосредственно слѣдующій за смертію человѣка судъ называется частнымъ въ отличіе отъ всеобщаго, такъ какъ совершается не торжественно предъ лицемъ всего міра, а надъ каждою душою порознь, и имѣетъ цѣлью опредѣлить участь души не на цѣлую вѣчность, а только на извѣстный періодъ времени до всеобщаго воскресенія. По смерти человѣка, по свидѣтельству Писанія, «возвратится персть въ землю, якоже бѣ, и духъ возвратится къ Богу, иже даде его» (Еккл. XIII, 7), – къ своему Богу – Творцу и Мздовоздаятелю (Евр. XI, 6). Непосредственно же за смертію слѣдуютъ судъ и мздовоздаяніе. «Въ скончаніи человѣка открытіе дѣлъ его» (Сир. XI, 27) и потому «удобно есть предъ Богомъ въ день смерти воздати человѣку по дѣламъ его» (26). Здѣсь фактъ разоблаченія нравственнаго достоинства человѣка и скорости воздаянія непосредственно по смерти даетъ полное основаніе для мысли, что надъ дѣлами человѣка непосредственно послѣ смерти совершается судъ, опредѣляющій его загробную участь до воскресенія. «Лежитъ человѣку единою умрети, потомъ же судъ» (Евр. IX, 27), – говоритъ и апостолъ, ясно выражая тѣмъ мысль о слишкомъ близкой, неразрывной связи смерти и слѣдующаго за нею суда. Этотъ судъ, опредѣляющій непосредственно по смерти воздаяніе за земные подвиги человѣка (Фил. I, 21-24; 2 Кор. V, 1 и 8), какъ судъ частный, апостолъ строго отличаетъ отъ окончательнаго всеобщаго суда, опредѣляющаго человѣку и окончательное воздаяніе, какъ по душѣ, такъ и по тѣлу (Рим. II, 5-7; 1 Кор. V, 10; 2 Сол. I, 6-10). Самое же рѣшительное свидѣтельство въ пользу дѣйствительности частнаго загробнаго суда далъ Самъ Господь въ притчѣ о богатомъ и Лазарѣ, гдѣ мучительное состояніе души перваго и блаженное – второго могутъ быть объяснены лишь несомнѣннымъ послѣдствіемъ частнаго суда надъ душами непосредственно по смерти. Отсюда то глубокое и непоколебимое вѣрованіе Церкви въ дѣйствительность частнаго суда надъ душами, какое она выразила въ писаніяхъ чтимыхъ свв. угодниковъ: Григорія Богослова, Іоанна Златоуста, Августина, Димитрія Ростовскаго и мн. др. «Мы чаемъ по вся дни и нощи и на всякъ часъ страшнаго пришествія къ намъ Господня, но еще не того страшнаго пришествія, имже пріидетъ судити живыхъ и мертвыхъ и воздати комуждо по дѣламъ его; но чаемъ кождо своего смертнаго часа, въ онъ же судъ Божій пріидетъ пояти душу отъ тѣла, въ кій часъ комуждо свое особое бываетъ о содѣянныхъ истязаніе»{6}; ибо «судъ есть двоякій: особенный и общій. Особенный судъ всякъ человѣкъ, умирая, имѣетъ, ибо тогда увидитъ вся дѣла своя»{7}; «то намъ страшный судъ комуждо свой, прежде общаго всѣмъ суда страшнаго»{8}.
Самый фактъ частнаго суда въ Свящ. Писаніи и въ писаніяхъ свято-отеческихъ установляется безспорно. Но является вопросъ: насколько рѣшительно и окончательно можетъ быть опредѣленіе этимъ судомъ участи умершихъ и насколько можетъ быть полно опредѣляемое имъ воздаяніе душамъ? При всей опредѣленности нравственнаго состоянія человѣка въ моментъ перехода его въ загробную область, существованіе человѣка въ загробномъ мірѣ, какъ мы уже и выше замѣтили, не можетъ быть полнымъ. Полнота существованія человѣческой личности возможна лишь при условіи наличности обѣихъ частей его чувственно-духовной природы: при совмѣстной наличности души и тѣла. «Что такое человѣкъ, какъ не животное разумное, состоящее изъ души и тѣла? Развѣ душа сама по себѣ есть человѣкъ? Нѣтъ, она душа человѣка. А тѣло развѣ можетъ быть названо человѣкомъ? Нѣтъ, оно называется тѣломъ человѣка. Если же ни то, ни другое не составляетъ въ отдѣльности человѣка, но только существо, состоящее изъ соединенія той и другаго, называется человѣкомъ, а Богъ человѣка призвалъ къ жизни и воскресенію: то Онъ призвалъ не часть, а цѣлое, т. е., душу и тѣло»{9}. «Тѣло есть орудіе, сотворенное для того, чтобы дѣйствовать подъ управленіемъ души, какъ своей повелительницы; душѣ же, какъ лучшей части въ человѣкѣ, предоставлено управленіе и господство надъ тѣломъ»{10}. «Цѣль же сотвореннаго та, чтобы во всей твари духовнымъ естествомъ прославляема была превысшая Сила, когда небесное и земное однимъ и тѣмъ же дѣйствіемъ соединяются между собою къ одной и той же цѣли»{11}. Не представляя изъ себя полнаго существа человѣческаго, не будучи потому въ состояніи выполнить совершенно цѣль, положенную Творцемъ при ея созданіи, душа въ первый періодъ загробнаго существованія до времени всеобщаго суда, естественно, не можетъ быть осуждена рѣшительно и окончательно. Рѣшеніе участи умершихъ до времени всеобщаго суда – не окончательное, а только временное.
Послѣ временнаго и неокончательнаго – частнаго суда, само собою разумѣется, не можетъ быть и полнаго воздаянія за подвиги земной жизни. Для полноты загробнаго воз даянія необходимо участіе въ немъ тѣла, какъ «сподвижника души и соучастника ея въ жизни праведной или не праведной»{12}. «Если бы одна душа упражнялась въ подвигахъ добродѣтели, то одна бы и получила вѣнецъ; а если бы одна предавалась удовольствіямъ, то одна по справедливости была бы и наказываема. Поелику же душа не творитъ ни добрыхъ ни злыхъ дѣлъ безъ тѣла, то по справедливости и душа, и тѣло вмѣстѣ получаютъ воздаяніе»{13}. Въ первый періодъ загробной жизни полнота воздаянія, такимъ образомъ, невозможна: «прежде послѣдняго суда ни праведные, ни грѣшные не получаютъ совершеннаго воздаянія за дѣла свои»{14}; «совершенное блаженство или совершенное мученіе каждый получитъ по общемъ воскресеніи, когда душа соединится съ тѣломъ, въ которомъ жила добродѣтельно или порочно»{15}. Рѣшительное и совершенное опредѣленіе на цѣлую вѣчность будетъ произнесено на послѣднемъ судѣ, и полнота блаженства, равно какъ и полнота мученія, настанутъ тогда, когда души вновь соединятся съ тѣлами, такъ какъ безъ тѣла существованіе человѣка является неполнымъ (Іоан. V, 28. 29; Мѳ. XXV, 34. 41. 46). По словамъ апостола Павла, «всѣмъ явитися намъ подобаетъ предъ судищемъ Христовымъ, да пріиметъ кійждо, яже съ тѣломъ содѣла, или блага, или зла» (2 Кор. V, 10). Тогда праведники получатъ вѣнецъ правды (2 Тим. IV, 8), наслѣдуютъ царствіе, уготованное имъ отъ сложенія міра (Мѳ. XXV, 34), «просвѣтятся, яко солнце, въ царствіи Отца ихъ» (Мѳ. XIII, 43), съ тѣломъ своимъ внидутъ въ животъ вѣчный (Мѳ. XXV, 46) и воцарится въ нихъ Господь во вѣки (Прем. Сол. III, 8); осужденные же тогда «востанутъ въ укоризну и стыдѣніе вѣчное (Дан. XII, 2), пойдутъ вмѣстѣ съ духами злобы во огнь вѣчный (Мѳ. XXV, 46), душевно и тѣлесно испіютъ отъ чаши гнѣва Бога-Судіи» (Апок. XIV, 10). До того же времени души праведныхъ «находятся во свѣтѣ, покоѣ и предначатіи блаженства, а души грѣшныхъ – въ противоположномъ ему состояніи»{16}. До того времени «души праведныхъ наслаждаются какъ бы только образомъ благъ, уготованныхъ для нихъ въ Богѣ, предвкушаютъ ихъ»{17}; они, по свидѣтельству книги Апокалипсиса, не чужды и скорби о братіяхъ своихъ, еще подвизающихся подъ крестомъ въ Церкви воинствующей (Апок. VI, 10. 11), слѣдовательно, не имѣютъ еще полнаго блаженства. Равнымъ образомъ, и души грѣшныхъ ожидаютъ полнаго воздаянія только въ будущемъ (Мѳ. XIII, 41. 42; 2 Кор. V, 10). Протестанты, впрочемъ, не смотря на ясныя свидѣтельства Свящ. Писанія и необходимыя логическія требованія, настаиваютъ на полномъ воздаяніи душъ за гробомъ еще до времени всеобщаго суда.
Необходимость утверждаемаго Церковью частнаго суда, опредѣляющаго временно участь души до суда всеобщаго, несомнѣнна. Но какъ же происходитъ самый судъ? Каковы формы и образъ его совершенія?
Нравственное состояніе и достоинство человѣка, несомнѣнно, всегда и вполнѣ открыты для нашего Судіи-Господа. Открывается и опредѣляется оно и для самой души человѣка чрезъ нравственныя его расположенія и дѣла по мѣрѣ ихъ появленія и совершенія. Но это нравственное состояніе и достоинство духа человѣческаго можетъ открыться вполнѣ для собственнаго сознанія и ощущенія (до раскрытія характера и порядка вѣчной жизни послѣ всеобщаго воскресенія) не иначе, какъ съ нѣкоторою послѣдовательностію и постепенностію, при послѣдовательномъ выступленіи для его сознанія и ощущенія внутренняго порядка и процесса образованія въ немъ извѣстныхъ расположеній, совершенія имъ извѣстныхъ дѣлъ{18}. Критеріемъ для оцѣнки этого нравственнаго порядка и процесса, основанныхъ всегда на свободномъ произволеніи или самоопредѣленіи человѣка, является совѣсть, этотъ неподкупный судья, утвержденный въ душѣ Самимъ Богомъ. Уже въ настоящей жизни совѣсть обличаетъ за грѣхи немедленно по совершеніи ихъ. Въ тѣ часы, когда человѣкъ, устранившись отъ суеты житейской, сосредоточиваетъ вниманіе на своей нравственной дѣятельности, онъ испытываетъ внутри себя судъ надъ самимъ собою; онъ судится, сознавая, что долженъ былъ сдѣлать или что сдѣлалъ противно долгу. Въ болѣзненномъ состояніи тѣла, напоминающемъ о смерти, взоръ души на предметы временной жизни проясняется, и внутренній судящій голосъ раздается сильнѣе и сильнѣе. Съ на ступленіемъ времени кончины, если умирающій въ предсмертномъ страданіи сохраняетъ ясную дѣятельность своихъ духовныхъ силъ, сила суда внутренняго усугубляется. Но это раскрытіе нравственнаго состоянія души въ предѣлахъ земнаго ея существованія совершается лишь сокровенно и отчасти. Между тѣмъ, для разумно-нравственнаго значенія посмертнаго суда и мздовоздаянія, необходимо полное и со вершенное открытіе нравственнаго состоянія и достоинства души. Какимъ же образомъ достичь этого безъ нарушенія разумно-свободнаго теченія жизни души? Церковь указываетъ на участіе въ этомъ случаѣ живыхъ духовныхъ силъ свѣта и тьмы, на ихъ помощь и содѣйствіе въ процессѣ внутренняго самосознанія и самоосужденія души.
А. Лотоцкій.
«Странникъ». 1900. Т. 1. № 2-3. С. 177-187.
Окончаніе будетъ (№ 4. С. 353-371.).
{1} Бесѣда на Пс. IX, 4.
{2} Нравств. прав. св. Василія В. 1, гл. 1 и 5, въ «Твор. св. Отцевъ», VII.
{3} Блаж. Ѳеофилакта Болгарскаго, Толкованіе на Матѳ. 22.
{4} Св. Григорія В., Слово ХV, въ «Твор. св. Отцевъ», II.
{5} Правосл. Исповѣданіе, ч. 1, отв. на вопр. 64, 65; Посланіе вост. патр. о правосл. вѣрѣ, чл. 18.
{6} «Розыскъ» св. Димитрія Ростовскаго.
{7} Ibid.
{8} Собр. сочин. св. Димитрія Ростов., т. V.
{9} «О воскресеніи» св. Іустина Муч.
{10} «Отвореніи человѣка» св. Григорія Нисскаго.
{11} «О младенцахъ, преждевременно похищенныхъ смертію». Его же.
{12} «О церковной іерархіи», гл. 7, св. Діонисія Ареопатита.
{13} «Точное изложеніе прав. вѣры», кн. 4, гл. 27, св. Іоанна Дамаскина.
{14} «Православ. исповѣданіе», ч. 1, отв. на вопр. 61.
{15} «Послан. восточ. патр. о прав. вѣрѣ», гл. 18.
{16} «Пространный христіанскій катихизисъ».
{17} Св. Григорія Назіанзина, сл. 23.
{18} «О упокоеніи усопшихъ и о духовномъ здравіи живыхъ». А. Бухарева.
