Сергѣй Васильевичъ Кохомскій – Связь между отрицаніемъ поста и безбожіемъ.

Требуется извѣстная доля нѣкотораго мужества, чтобы въ наше время, которое гордится наименованіемъ просвѣщеннаго, среди общества, которому присвоено титло образованнаго, объявить себя сторонникомъ и почитателемъ поста, – отстранить отъ себя скоромное кушанье и этимъ невольно напомнить другимъ о дняхъ воздержанія. Кто рѣшается на это, тотъ сейчасъ же дѣлается предметомъ общаго вниманія и разговора. Шепотомъ и въ полголоса называютъ его фанатикомъ; вслухъ не стѣсняются отпускать на его счетъ колкія слова. «Вы», говорятъ ему, «хотите прямо въ рай» – и въ этой шуткѣ слышится насмѣшка не только надъ тѣмъ, кто рѣшился высказаться за постъ и открыто соблюдать церковную заповѣдь, но и надъ мыслію о Богѣ-воздаятелѣ и о тѣхъ благахъ, которыя Онъ уготовалъ любящимъ Его. Отвѣтъ на эту шутку долженъ быть такой: «какъ же не хотѣть мнѣ въ рай, если я вѣрю въ него? развѣ вы сами не стремитесь въ рай? конечно, стремитесь; только вы не знаете никакого другаго рая, кромѣ обильнаго и вкуснаго обѣда. Какъ же мнѣ не служить Богу, въ Котораго я вѣрую? Вотъ вы служите же вашему богу; только вы не знаете никакого другаго бога, кромѣ чрева. Я вѣрую, что мой Богъ истиненъ въ Своихъ обѣтованіяхъ, что надежда на Него не обманетъ меня; смотрите, чтобы вамъ не обмануться въ вашемъ богѣ».

«Вы святой человѣкъ, вы спасенный человѣкъ», говорятъ другіе, и опять, очевидно, смѣются и надъ святостію, и надъ всѣми подвигами религіознаго самоотреченія, которые, по заповѣди Христа, человѣкъ долженъ подъять для полученія спасенія. На это надо отвѣчать: «люди не могутъ судить о томъ, кто изъ нихъ святой, кто достоинъ спасенія. Всякій добрый христіанинъ гонитъ отъ себя мысль, что онъ лучше другихъ, что другіе грѣшнѣе его, – скорѣе самого себя считаетъ первымъ грѣшникомъ. Но это не мѣшаетъ ему употреблять всевозможное стараніе о томъ, чтобы угодить Богу».

Но тутъ выдвигается противъ почитателя воздержанія главное орудіе, которое, по-видимому, должно нанести его вѣрѣ въ необходимость и святость поста рѣшительный ударъ. Въ чемъ состоитъ это орудіе? Въ дерзновенныхъ увѣреніяхъ относительно того, что нужно Богу, чего хочетъ Онъ отъ человѣка, чего Онъ не хочетъ, къ чему Онъ относится какъ бы равнодушно. Люди, почти не вѣрующіе въ Бога, почти никогда не читавшіе Слова Его, какъ будто уразумѣли умъ Господень и какъ будто были совѣтниками Бога, а потому говорятъ: «Богъ не хочетъ и не требуетъ отъ человѣка, чтобы онъ сегодня ѣлъ съ постнымъ масломъ, а завтра со скоромнымъ; Богу все равно, будетъ ли у меня сегодня на обѣдъ рыба, или мясо, или ни того, ни другаго». Это разсужденіе, по-видимому, непреодолимо и разительно для сторонниковъ поста, и въ то же время достаточно благонамѣренно, соотвѣтствуетъ болѣе возвышенному понятію о безконечномъ Существѣ. Не возвышается ли въ самомъ дѣлѣ понятіе о Богѣ, какъ скоро между нимъ и видомъ масла, употребляемаго въ пищу, уничтожается всякое соотношеніе? Не возвышается ли это понятіе, когда говорится, что между почитаніемъ Бога и хозяйственными дѣлами нѣтъ ничего общаго? И здѣсь, какъ въ множествѣ другихъ случаевъ, сатана превращается въ ангела свѣтла, волкъ облекается въ овечью кожу, иначе: невѣріе прикидывается защитникомъ истинно высокаго понятія о Богѣ, а вѣра и благочестіе обвиняются въ томъ, что они омрачаютъ это понятіе и богопочитаніе превращаютъ въ дѣло внѣшнее, низменное и плотское. Какъ спорить съ невѣріемъ, когда оно начинаетъ будто бы ревновать о славѣ Божіей, какъ сорвать съ него эту личину, какъ вывести на свѣтъ скрывающуюся подъ нею ложь? Вполнѣ сдѣлаетъ это только Тотъ, Кто нѣкогда во свѣтѣ приведетъ тайная тмы, и объявитъ совѣты сердечныя (1 Кор. 4, 5). Однако, намъ кажется, есть и въ нашемъ распоряженіи нѣкоторые способы къ тому, чтобы оказать отпоръ этому лицедѣйствующему отрицанію и защитить церковную заповѣдь и православный обычай, дать отвѣтъ о своемъ упованіи (1 Петр. 3, 15).

Намъ говорятъ, будто Богу все равно, ѣдимъ ли мы съ постнымъ масломъ или со скоромнымъ, ѣдимъ ли мы мясо или рыбу. Но, во 1-хъ, кто это знаетъ? Божія никтоже вѣстъ, точію Духъ Божій (1 Кор. 2, 11). Во 2-хъ, и тотъ, кто говоритъ, что «Богу все равно», и тотъ, кто говоритъ, чго «Ему не все равно», судятъ по какимъ-нибудь сопоставленіямъ, такъ какъ не только Божіи хотѣнія, но и человѣческія чувства и желанія никому неизвѣстны. По какому же сопоставленію судишь о хотѣніяхъ Божіихъ ты, отрицатель поста? Тебѣ самому не все равно, что бы ни кушалъ твой сынъ или твоя дочь, если ты чувствуешь къ нимъ любовь и стараешься оградить ихъ своими заботами отъ всего вреднаго. Напротивъ, тебѣ все равно, что бы ни ѣлъ человѣкъ, совершенно тебѣ чужой и тобою нисколько не любимый. Очевидно, что, утверждая, будто «Богу все равно», будто Ему нѣтъ дѣла до того, что мы ѣдимъ, ты судишь о Немъ по примѣру твоего собственнаго равнодушія въ поступкамъ, образу жизни, правиламъ и привычкамъ людей тебѣ чужихъ. Ты представляешь Бога гдѣ-то вдалекѣ отъ людей, какимъ-то равнодушнымъ зрителемъ ихъ жизни или – лучше – слѣпымъ и мертвымъ закономъ міра, а не любвеобильнымъ Отцемъ, попеченіе Котораго объемлетъ всю жизнь человѣка, взоръ Котораго не только проникаетъ, но и оцѣниваетъ каждое его дѣйствіе и каждое движеніе его воли, какъ сообразное или несообразное съ истиннымъ назначеніемъ человѣка и съ истинными отношеніями его въ Богу. Но вѣровать въ Бога, Которому будто бы «все равно», Которому вообще нѣтъ дѣла до людей, значитъ то же, что вовсе не вѣровать или быть полнымъ безбожникомъ; такое безбожіе и служитъ скрытою основою для отрицанія поста.

Когда человѣкъ говоритъ, что онъ не вѣруетъ въ Бога, то едва ли онъ хочетъ этимъ сказать, что онъ считаетъ бытіе Божіе недоказаннымъ (потому что и между вѣрующими есть люди, которые считаютъ недостаточными извѣстныя доказательства бытія Божія; и потому сказать, что бытіе Божіе не можетъ быть вполнѣ доказано, еще не составляетъ невѣрія и не объясняетъ его); едва ли онъ хочетъ сказать и то, что нашелъ доказательства противнаго, т. е., небытія Божія (потому что такихъ доказательствъ нѣтъ и быть никогда не можетъ); но онъ своимъ признаніемъ въ невѣріи несомнѣнно хочетъ сказать, что Богъ не нуженъ для него, что бытіе и небытіе Бога для него безразличны, что онъ не признаетъ себя стоящимъ въ какихъ-либо отношеніяхъ къ Высочайшему Существу и Творцу міра, а потому и не даетъ себѣ труда входить ни въ оцѣнку доказательствъ Его бытія, ни въ изысканіе доказательствъ противнаго: для него Богъ во всякомъ случаѣ не существуетъ. Не вѣровать въ Бога именно и значитъ отрицать всякое отношеніе между Богомъ и нами. – Если бы кто-нибудь сталъ доказывать, что архитекторъ, строившій домъ, въ которомъ мы живемъ, еще существуетъ на землѣ, еще живъ, то мы отнеслись бы къ самому вопросу объ этомъ совершенно равнодушно, и доказательства насъ не убѣждали бы, и опроверженіе ихъ насъ могло бы не занимать, потому что между строителемъ дома, гдѣ мы квартируемъ, и нами все равно нѣтъ никакого отношенія. Точно такимъ же образомъ и невѣрующіе относятся къ вопросу о бытіи Бога.

Невѣріе можетъ легко примириться съ ученіемъ о Богѣ, когда-то создавшемъ міръ или давшемъ первый толчекъ къ его образованію, но потомъ предоставившемъ міръ и человѣка самимъ себѣ и уклонившемся навсегда отъ всякаго взаимоотношенія съ своими созданіями и въ частности съ свободно разумными существами. Невѣріе охотно подаетъ руку такому ученію, потому что считать Бога несуществующимъ совершенно и считать Его несуществующимъ для человѣка – значитъ все равно не считать Его, обходиться безъ Него, какъ бы исключать Его изъ міра и жизни. Если Его нѣтъ здѣсь, если Онъ гдѣ-то далеко, то это значитъ, что Его для насъ нѣтъ, что Онъ для насъ ничто.

Невѣріе, говоримъ мы, примирится съ мыслію о Богѣ, Который есть для человѣка ничто, потому что глубокая основа невѣрія, скрытое въ немъ побужденіе состоитъ въ томъ, чтобы не признавать надъ собою верховнаго Законодателя и Судіи. Но невѣріе никогда не примирится съ мыслію о Богѣ, призывающемъ человѣка къ тѣснѣйшему, живому и личному единенію съ Собою, не примирится съ ученіемъ о Богѣ, какъ Руководителѣ нравственной жизни человѣка. Какъ дорого для невѣрія начало невмѣшательства Божества въ человѣческую жизнь, въ которой невѣрующій хочетъ быть самъ себѣ господиномъ и не хочетъ знать никакой власти выше своего разума и произвола, такъ противна ему мысль о единеніи человѣка съ Божествомъ въ жизни нравственной, общественной и частной, духовной и тѣлесной. Скажи мнѣ, Господи, путь, вонъже пойду – такъ молится вѣра (Псал. 142, 8); а невѣрующіе избраша пути своя, и мерзости ихъ, яже изволи душа ихъ (Ис. 66, 3).

Занимательно прослѣдить, какъ невѣріе постоянно выдерживаетъ свой основной характеръ, свое основное побужденіе – отрицать, ограничивать, суживать, насколько возможно, мысль о тѣснѣйшемъ взаимоотношеніи между Богомъ и человѣкомъ, о такомъ единеніи между Творцомъ и Его разумнымъ созданіемъ, которое простиралось на всю жизнь и на самое существо сего послѣдняго. Еще не отказывая Евангелію въ божественномъ происхожденіи, оно соблазняется ученіемъ о существенномъ соединеніи христіанина со Христомъ въ таинствѣ Евхаристіи. Далѣе еще, не отрицая ученія о Богѣ, какъ Законодателѣ человѣка, оно не хочетъ допустить необходимости иного откровенія, кромѣ естественнаго, состоящаго въ естественномъ стремленіи къ нравственному міру всѣхъ силъ человѣческой души. Наконецъ, не отрицая бытія Бога, какъ верховной причины міра, невѣріе представляетъ его себѣ (какъ мы уже говорили выше) равнодушнымъ зрителемъ человѣческой жизни, мертвымъ закономъ міра, и чрезъ такое представленіе какъ бы превращаетъ Его въ ничто по отношенію къ человѣку.

Итакъ, когда намъ, защитникамъ поста, говорятъ, что Богу все равно, чѣмъ бы мы ни питались, то мы узнаемъ въ этомъ основное стремленіе невѣрія – вытѣснить начало Божественнаго руководительства и законодательства изъ человѣческой жизни, чтобы устроятъ эту жизнь по своему усмотрѣнію и произволу. Если вы, соблюдая постъ, притворитесь приверженцемъ и любителемъ растительной пищи, скажете, что она легче переваривается вашимъ желудкомъ, скажете, что вѣруете въ ученіе вегетаріанцевъ (запрещающихъ употребленіе животной пищи), – на васъ посмотрятъ, какъ на человѣка своеобразнаго и своеобычнаго; но не нападутъ на васъ съ ожесточеніемъ, потому что, ссылаясь на такія побужденія и основанія для своего воздержанія, вы показываете, что и въ данномъ случаѣ вы творите свою собственную волю, слѣдуете своему разуму, а не какому-нибудь постороннему и высшему началу; въ этомъ случаѣ, не смотря на разность правилъ, вы явитесь такимъ же, какъ и они, т. е., невѣрующимъ ни въ какую высшую волю, кромѣ воли человѣка. Но если вы скажете, что вы исполняете волю Божію, что вы хотите послужить Богу, ихъ невѣріе возмутится, такъ какъ ему, по существу его, всего болѣе противна мысль о тѣснѣйшемъ отношеніи между Богомъ и человѣкомъ, или о такомъ единеніи человѣка съ Богомъ, которое бы простиралось на всю жизнь, обнимало всѣ шаги человѣка и касалось даже (horribile dictu!) выбора имъ пищи.

Они скажутъ (они, вѣдь, все знаютъ), что Богу нуженъ «братъ, любящій брата», что Ему нужна «правда на судѣ», что наше служеніе Богу должно состоять въ честности, сострадательности, милосердіи и проч. и проч. Конечно, все это нужно для истиннаго служенія Богу и необходимо входитъ въ понятіе о немъ, такъ что служеніе Богу немыслимо безъ отношеній къ ближнему, проникнутыхъ началами правды и любви. Но, съ другой стороны, можно быть честнымъ и безъ вѣры въ небеснаго Законодателя, только по невозможности или неумѣнью быть нечестнымъ, или по отсутствію поводовъ для этого. Можно любить людей по естественной добротѣ, сострадать несчастнымъ по той особенной чувствительности, какая свойственна людямъ нервознымъ, живо переносящимъ чужое страданіе, такъ сказать, на свои нервы. На всѣхъ этихъ добродѣтеляхъ, по крайней мѣрѣ, въ обыкновенной степени ихъ развитія, не всегда бываетъ печать той зависимости отъ воли Небеснаго Вождя, которая въ религіи составляетъ существо, а для невѣрія составляетъ предметъ наибольшаго отвращенія. Другое дѣло – постъ въ смыслѣ ежедневнаго воздержанія отъ извѣстной пищи, соблюдаемаго съ мыслію о служеніи Богу, съ намѣреніемъ принести Ему жертву самоотреченія. Такой постъ можетъ истекать только изъ желанія ходить предъ Богомъ, т. е., всю свою жизнь, какъ непрерывное служеніе Ему, устроятъ сообразно съ мыслію о томъ, что Онъ всегда насъ видитъ и судитъ.

Замѣчательно, что первая заповѣдь, данная человѣку Богомъ, была заповѣдь о воздержаніи (отъ древа, еже разумѣти доброе и лукавое, не снѣсте отъ него, Быт. 2, 17). Почему? Адамъ, живя въ раю, не имѣлъ случая проявить ни честности, ни сострадательности, ни милосердія или любви къ ближнему, и потому жизнь его не была бы совсѣмъ запечатлѣна характеромъ слѣдованія волѣ Божіей, если бы не было заповѣди о воздержаніи и постѣ. Правда, есть еще одно дѣло, въ которомъ проявляется единеніе человѣка съ Богомъ; это – молитва, возношеніе ума и сердца къ Богу. Но молитва при всей своей важности и необходимости (вспомнимъ слова Христовы: сей родъ не исходитъ токмо молитвою и постомъ, Матѳ. 17, 21), одна еще не составляетъ жизни богоугодной; требуется, чтобы съ нею соединился подвигъ воли, состоящей въ отреченіи отъ своего желанія ради служенія Господу, состоящій въ дѣланіи не того, что человѣческое, но того, что Божіе. Со времени райской жизни прародителей таковъ всегда и непремѣнно былъ постъ.

Для развитія прочихъ добродѣтелей – и теперь – не всегда и не у всякаго есть поводъ и возможность; обыденная жизнь идетъ постоянно такими путями, что даетъ больше поводовъ для дѣятельности въ нравственномъ отношеніи безразличной (по крайней мѣрѣ, по-видимому, безразличной). Отнимите у этой жизни постъ, и она потеряетъ характеръ дѣятельнаго единенія съ Богомъ, совершающагося чрезъ отреченіе отъ своей человѣческой воли ради угожденія Небесному Отцу. Отнимите у этой жизни постъ, и она, будучи зачастую лишена подвиговъ любви (потому что она есть заурядная и обыденная, въ которой для такихъ подвиговъ не всегда представляются поводы), лишится и того подвига, чрезъ который она можетъ непрерывно сіять свѣтомъ религіи, и въ которомъ выражается мысль о всецѣлой и всесторонней зависимости человѣка отъ Бога. Отнимите у людей постъ, и Богъ будетъ представляться имъ чѣмъ-то удаленнымъ отъ ихъ жизни, не имѣющимъ отношенія въ ней, пока невѣріе, никогда не останавливающееся на первой побѣдѣ, не договоритъ, что Онъ есть для нихъ ничто, что для человѣка Онъ не существуетъ.

Недавно почтенный публицистъ г. Л. Тихомировъ описывалъ на страницахъ Московскихъ Вѣдомостей, какъ пропагандисты революціи старались убивать вѣру въ Бога въ простыхъ русскихъ людяхъ. Вообще они мало успѣвали въ этомъ, но однажды цѣль ихъ была достигнута. Совершилось это не столько благодаря ихъ усиліямъ, сколько само собою, совершилось по той причинѣ, что крестьянинъ-рабочій, о которомъ идетъ рѣчь, по какимъ-то причинамъ пересталъ соблюдать постъ. Послѣ этого онъ прямо рѣшилъ, что Бога нѣтъ, и что онъ больше не будетъ вѣровать въ Него. Такой скачекъ на первый взглядъ кажется страннымъ, но послѣ всего сказаннаго онъ является правильнымъ переходомъ. Когда у этого человѣка не стало поста, Богъ былъ какъ будто отъятъ изъ его жизни, Онъ превратился для него въ нѣчто безразличное, Онъ пересталъ для него существовать, какъ не существуетъ для насъ множество существъ, съ которыми у насъ нѣтъ никакаго отношенія.

Посту ставятъ въ упрекъ то, что онъ уживается съ нѣкоторыми пороками. Но и другія добродѣтели могутъ уживаться съ пороками, такъ что крѣпкій и твердый въ одномъ христіанинъ можетъ быть слабъ и шатокъ въ другомъ. Но съ однимъ порокомъ постъ никогда не можетъ ужиться: это съ невѣріемъ.

 

С. Кохомскій.

 

«Руководство для сельскихъ пастырей». 1896. Т. 1. № 7. С. 153-162.




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: