Сергѣй Васильевичъ Кохомскій – Въ чемъ состоитъ радость Воскресенія?
Безмѣрна радость Христова Воскресенія. Но она такова только для православныхъ христіанъ. Чѣмъ дальше отъ православія, тѣмъ меньше радости въ Христовомъ востаніи. О совершенно невѣрующихъ не стоитъ и говорить: они на нашихъ праздникахъ – чужіе; равнодушно смотрятъ они на нашу радость, и только желаніе участвовать въ праздничномъ веселіи, да, можетъ быть, сознаніе собственной духовной пустоты удерживаютъ ихъ отъ явнаго пренебреженія къ христіанскому ликованію. Но кромѣ совершенно невѣрующихъ, есть не мало людей, которые – правда – исповѣдаютъ Божество Христа и принимаютъ нравственное ученіе Его, но съ большими или меньшими отступленіями отъ православія разумѣютъ Его служеніе и отношеніе къ вѣрующимъ. И для такихъ людей радость Воскресенія уже не такъ велика, какъ для православныхъ христіанъ; напротивъ, она становится тѣмъ меньше, чѣмъ дальше ихъ отступленіе.
Прежде всего обратимся къ тѣмъ, которые видятъ во Христѣ только Учителя истины, восхваляютъ Его ученіе о любви и принимаютъ Его заповѣди, какъ наилучшее правило жизни и взаимныхъ отношеній между людьми. Они говорятъ, что Своими страданіями и смертію Христосъ удостовѣрилъ Свое ученіе, доказавъ искренность Своихъ убѣжденій: если Онъ за Свою проповѣдь претерпѣлъ крестныя муки, то значитъ не выгоды, мірскія и земныя, побуждали Его такъ проповѣдать и учить. Для людей, имѣющихъ такое представленіе о Христѣ, какую радость заключаетъ въ себѣ Христово Воскресеніе? Да и можетъ ли оно имѣть какое-либо значеніе въ ихъ глазахъ? Воскресъ ли Христосъ, нѣтъ ли, истины Его ученія отъ того не будутъ ни выше, ни благодѣтельнѣе, а между тѣмъ все служеніе Христа ограничено (будто бы) возвѣщеніемъ нравственныхъ истинъ. Правда, чудеса и въ особенности славное Воскресеніе Христа утвердили истину ученія Его, показавъ, что Онъ былъ Учитель, пришедшій отъ Бога, никтоже бо можетъ знаменій сихъ творити, которыя Онъ сотворилъ, аще не будетъ Богъ съ нимъ (какъ говорилъ Никодимъ, пришедшій къ Христу ночью, Іоан. 3, 2). Но люди, полагающіе, что Христосъ былъ только провозвѣстникомъ высшей нравственной истины, основываются въ своихъ похвалахъ евангельскому ученію не на чудесахъ, удаленныхъ отъ нихъ и временемъ, и мѣстомъ совершенія; а на непосредственномъ впечатлѣніи отъ этого ученія. Хотя бы они не питали сомнѣній въ дѣйствительности евангельскихъ чудесъ, однако ихъ умъ и сердце склоняются предъ чистотой и высотой самаго Евангелія, а не предъ тѣми чудесными обстоятельствами, которыми окружено было его возвѣщеніе на землѣ. При этомъ въ свое оправданіе они могутъ сказать, что Самъ Спаситель почиталъ болѣе достойными похвалы (какъ исполняющихъ болѣе трудное) не видѣвшихъ и увѣровавшихъ, подавая мысль, что чудо не видѣнное, а только слышанное, уже не такъ побуждаетъ къ вѣрѣ, какъ видѣнное (Іоан. 20, 29); доказательность чудесъ, по Его собственнымъ словамъ, ограничена (хотя не исключительно) тѣмъ временемъ и мѣстомъ, гдѣ и когда они могли быть именно видимы: аще знаменій и чудесъ не видите, не имате вѣровати (4, 48); чѣмъ дальше отъ того времени и мѣста, тѣмъ болѣе чудеса превращаются изъ доказательства въ такой предметъ, который самъ требуетъ доказательствъ. Къ тому же, пророкъ Илія былъ вознесенъ на небо, не видавъ смерти, и тѣмъ не менѣе, насколько духъ его несовершеннѣе духа Христова, насколько его истребительная ревность ниже всепрощающей и животворной любви Сына Божія (Лук. 9, 54-56)! Слѣдовательно, не всегда величію внѣшнихъ знаменій соотвѣтствуетъ безусловное совершенство образа мыслей и дѣйствій. Итакъ, если мы спросимъ у тѣхъ, которые считаютъ Христа только пророкомъ истины, для чего Онъ воскресъ и въ чемъ заключается радость этого великаго христіанскаго торжества, то на этотъ вопросъ не получимъ яснаго отвѣта.
Не болѣе ясный отвѣтъ получимъ мы и отъ тѣхъ, которые почитаютъ Христа какъ Учителемъ, такъ и Искупителемъ, но объ искупленіи думаютъ неправильно, полагая, что въ немъ только и состоитъ спасительное служеніе Христа, и что оно совершено только смертію Христа, безусловно и окончательно загладившей всѣ человѣческіе грѣхи и сообщающей людямъ, при условіи одной лишь вѣры, неотъемлемую праведность. Велико было бремя человѣческой неправды, состоящее изъ грѣховъ прошедшихъ, настоящихъ и будущихъ, изъ грѣховъ всеобщихъ и частныхъ; но Агнецъ Божій все взялъ на Себя и ни на комъ изъ людей не осталось грѣха, или грѣхи ихъ уже не грѣхи; только увѣруй, что ты искупленъ, избавленъ, чистъ и праведенъ праведностію Христа, и ты въ дѣйствительности станешь чистъ и праведенъ: такъ разсуждаютъ пашковцы и подобные имъ сектанты. Здѣсь дается такое преувеличенное понятіе о значеніи смерти Христовой, что для воскресенія ничего не остается: если Христосъ Своею кровію совершенно очистилъ и омылъ человѣчество и Своею смертію содѣлалъ каждаго изъ насъ, подъ условіемъ одной вѣры, несомнѣннымъ участникомъ царства небеснаго, то что для Него есть еже изъ мертвыхъ воскреснути (Марк. 9, 10)? Не является ли тогда воскресеніе лишнимъ въ домостроительствѣ нашего спасенія? Искупленіе грѣховъ нашихъ страданіями и смертію Сына Божія не такъ же ли было бы дѣйствительно и въ томъ случаѣ, если бы за ними не послѣдовало воскресенія? Такимъ образомъ, при томъ представленіи, что смертію Іисуса Христа, какъ искупительною жертвою, совершено всецѣлое спасеніе человѣчества, также не можетъ быть дано яснаго отвѣта на вопросъ: для чего Христосъ воскресъ и въ чемъ заключается смыслъ торжества воскресенія.
О двухъ вышеупомянутыхъ направленіяхъ мысли можно сказать, что они одинаково стремятся расторгнуть союзъ христіанина съ Христомъ или сдѣлать этотъ союзъ не столько дѣйствительнымъ, сколько воображаемымъ. Христосъ представляется щедрымъ завѣщателемъ, а христіанинъ получаетъ по Его завѣщанію: вотъ и вся связь между ними. Завѣщалъ ли Христосъ вѣрующимъ въ Него одну истину, или вмѣстѣ съ истиной и даръ совершенной праведности (снисканной голгоѳскимъ жертвоприношеніемъ), не все ли равно? Отношеніе ихъ къ Нему въ обоихъ случаяхъ исчерпывается только полученіемъ даемаго, послѣ чего даръ считается уже собственностію не давшаго, а получившаго: усвоившій ученіе истины осуществляетъ его, какъ свое собственное убѣжденіе, получившій внѣшнее оправданіе считаетъ свою праведность неотъемлемой, хотя полученіе не продолжается и не повторяется. Если все, завѣщанное Христомъ, разомъ отъ Него получается, то и соотношеніе съ Нимъ приходитъ чрезъ это къ своему концу. Если же нѣтъ у меня постояннаго соотношенія съ Нимъ, то не все ли равно для меня, воскресъ Онъ или нѣтъ, живъ Онъ или мертвъ.
Только православное ученіе даетъ намъ уразумѣть значеніе Воскресенія, потому что только оно заключаетъ мысль о вѣчно живомъ соотношеніи между Христомъ и Его послѣдователями. Христосъ не только принесъ правдѣ Божіей удовлетвореніе за наши грѣхи, пострадавъ и вкусивъ смерть на крестѣ; Онъ восхотѣлъ, чтобы въ насъ водворилась Его собственная божественная и вѣчная жизнь. Внѣшнее оправданіе есть единовременный даръ, не заключающій всего, что разумѣется подъ человѣческимъ спасеніемъ; потому что, однажды получивъ это оправданіе, христіанинъ долженъ потомъ утвердиться въ Христовой жизни, такъ чтобы жить не для себя, но для Христа, жить не одному, но со Христомъ, пребывать въ Немъ и имѣть Его въ себѣ пребывающимъ. Чрезъ это Христосъ является Главою искупленнаго Имъ человѣчества, не только однажды вземшимъ на Себя его грѣхи, но и постоянно сообщающимъ ему Свою жизнь. Въ каждомъ изъ вѣрующихъ Онъ устрояетъ Свою обитель, съ каждымъ изъ нихъ вступаетъ въ такое единство, въ какомъ находятся глава и члены, лоза и вѣтви. При этомъ событіе воплощенія получаетъ постоянное, неизмѣнно пребывающее значеніе: не только апостолы видѣли славу ипостаснаго Слова, Которое плоть бысть, не только грѣшники того времени лобызали и обливали слезами Его ноги, не только Ѳома осязалъ Его язвы, но и мы, живущіе во времена, удаленныя отъ Его видимаго пребыванія на землѣ, воспринимаемъ въ себя все Тѣло Его, рожденное отъ Дѣвы, вознесенное на крестъ, погребенное, воскресшее и вознесшееся на небо. Посему и для насъ воплощеніе Сына Божія сохраняетъ во всей полнотѣ то значеніе, какое имѣло оно для самовидцевъ и первыхъ служителей воплощеннаго Слова. Если бы Христосъ былъ только учителемъ или только искупительной жертвой, то было бы безразлично для насъ, жива ли воспринятая Имъ Плоть, продолжается ли состояніе Его воплощенія, или, по окончаніи служенія, съ этимъ состояніемъ сопряженнаго, Слово уже перестало быть полнымъ человѣкомъ, и Плоть Его истлѣла, какъ временная, отслужившая и ставшая ненужной одежда. Но Христосъ есть наша Глава, доселѣ сообщающая намъ Свою жизнь; Онъ есть Хлѣбъ, питаясь Которымъ, мы обновляемся для безсмертія и воскресенія. Посему для насъ не безразлично, какою мы Плотію питаемся, живою или мертвою, истлѣвшею или воскресшею; не безразлично, какого Тѣла мы члены, восторжествовавшаго надъ смертію, или поглощеннаго ею. Если бы не было воскресенія, то мы пріобщались бы не Тѣла, а мертвенныхъ останковъ Христа; если бы Христосъ не восталъ, то мы были бы членами мертваго Тѣла; не сынами воскресенія (Лук. 20, 36), а рабами тлѣнія (2 Петр. 2, 19). Но Христова Плоть не видѣла истлѣнія; смерть не превозмогла ея, но была въ ней побѣждена; Христосъ восталъ изъ гроба всецѣлымъ человѣкомъ, состоящимъ изъ тѣла и души и чрезъ это является для насъ живымъ Хлѣбомъ{1}, живою главою. Если же Глава жива, то будутъ живы и члены; если мы питаемся истинно-живою Плотію Христа, то и сами усвояемъ начало жизни и воскресенія. Ядущій Мою плоть, говоритъ Господь, пребываетъ во Мнѣ, и Я въ немъ. Какъ послалъ Меня живый Отецъ, и Я живу Отцемъ, такъ и ядущій Меня (пребывая во Мнѣ) жить будетъ Мною (Іоан. 6, 56-57). Такимъ образомъ, оживотвореніе духовно-тѣлеснаго человѣчества чрезъ воскресеніе Христа, ради неразрывнаго единства Христа съ вѣрующими въ Него, вотъ въ чемъ основаніе радости Воскресенія, вотъ причина, по которой это не только радость за Христа, но и радость каждаго изъ насъ за самого себя.
Блюди, христіанинъ, свой союзъ съ Христомъ и питай его таинствомъ Евхаристіи, – и ты будешь имѣть въ себѣ радость Христову совершенную (17, 13); ибо Христосъ сказалъ: азъ живу, и вы живы, будете (14, 19).
С. Кохомскій.
«Руководство для сельскихъ пастырей». 1899. Т. 1. № 16. С. 372-377.
{1} «Я хлѣбъ живой» (Ζῶν), говорить Іисусъ Христосъ, предрекая Свое воскресеніе (Іоан. 6, 51).