Сергѣй Васильевичъ Кохомскій – Святая и духовная жизнь, какъ начало воскресенія.
Въ христіанинѣ живутъ и дѣйствуютъ, состязуются и взаимно противодѣйствуютъ два начала: одно грѣховное, унаслѣдованное отъ падшаго прародителя и называемое въ писаніи ветхимъ человѣкомъ, а другое святое и духовное, воспринятое въ крещеніи отъ Святаго Духа и питаемое всѣми прочими таинствами, въ особенности трапезою Тѣла и Крови. Грѣховное начало есть причина смерти и даже сама смерть, а начало духовное и святое есть причина воскресенія и даже сама жизнь, само воскресеніе.
Не подлежитъ сомнѣнію, что грѣхъ есть извращеніе и разстройство, а разстройство есть начало разрушенія и смерти. По сей-то причинѣ въ Ветхомъ Завѣтѣ внушалось такое отношеніе къ останкамъ умершаго человѣка, что не только трупъ считался скверной, но считалось оскверненнымъ и все къ нему прикасающееся: смерть есть торжество грѣха, мертвое тѣло есть достояніе грѣха, его добыча, его крайнее выраженіе, его сосудъ, наиболѣе соотвѣтственный его существу, и посему оскверненіе, происшедшее отъ прикосновенія къ мертвому тѣлу, очищается жертвою о грѣхѣ (Числ. 6, 11). Израильтяне временъ пророка Іезекіиля говорили о себѣ: «прелести наши и беззаконія наша въ насъ, и мы въ нихъ таемъ, и какъ намъ живымъ быти» (Іезек. 33, 10)? Въ этихъ словахъ грѣхъ представляется какъ бы огнемъ, истощающимъ крѣпость человѣка и жизненную силу его. Тотъ же домъ Израилевъ говоритъ о себѣ: «сухи быта кости нашя, погибе надежда наша, убіени быхомъ» (37, 11), конечно, въ сознаніи того, что эта сухость костей, безнадежность и безжизненность суть послѣдствіе все того же мертвящаго и изсушающаго огня, подъ образомъ котораго представляются (въ вышеприведенныхъ словахъ 33 гл. 10 ст.) грѣховныя заблужденія и беззаконія. Грѣхъ изсушаетъ душу и все существо человѣка, тогда какъ праведность и добродѣтель дѣлаютъ его подобнымъ древу, насажденному при источникахъ водъ, которое приноситъ плодъ свой во время свое, и листъ котораго не вянетъ (Пс. 1, 3).
Во дни пророка Іезекіиля, когда народъ израильскій испилъ чашу гнѣва Божія, которымъ онъ обреченъ былъ на «рыданіе, жалость и горе» (Іезек. 2, 10), особенно уяснилось, что эти бѣдствія и смерть суть не только отвнѣ, отъ правосудія Божія, наложенное наказаніе грѣха, но и естественное послѣдствіе его, какъ бы продолженный и окончательно торжествующій грѣхъ. Отсюда уясняется смыслъ видѣнія мертвыхъ изсохшихъ костей, покрывавшихъ обширное поле и ожившихъ по слову пророка Іезекіиля отъ дуновенія Духа Божія (37 гл.). «Сія кости весь домъ Израилевъ есть», а за нимъ и все человѣчество, такъ какъ прочіе народы были не лучше, а еще хуже народа Божія (ст. 11). Сухость костей изображаетъ то, что всѣ люди находятся въ состояніи грѣховности и смерти, подъ властію грѣха, лишающаго ихъ жизни, подъ осужденіемъ смерти, проистекающей изъ грѣха. Кости оживаютъ чрезъ сообщеніе имъ духа жизни, того самаго дыханія жизни, которое сообщено было прародителю божественнымъ дуновеніемъ (Быт. 2, 7; Іезек. 37, 5). Но Адамъ, ставши чрезъ это дуновеніе «душею живою», не устоялъ въ праведности, подчинился грѣху и подпалъ смерти. Посему, изводя человѣка изъ области грѣха и смерти, Господь не только вводитъ въ него духъ животенъ (этотъ даръ Божіи легко утрачивается людьми чрезъ грѣховное паденіе, причиняющее смерть); Онъ присоединяетъ дарованіе Своего Духа: «дамъ духъ мой въ васъ» (ст. 6). Дѣйствіе Духа Господня со стоитъ не только въ возвращеніи сухимъ костямъ той жизни, которая ими утрачена, но и въ сообщеніи имъ новой жизни, которая изображена у пророка Іезекіиля въ предшествующей главѣ. «Духъ мой дамъ въ васъ», говоритъ тамъ пророкъ отъ лица Божія, «и сотворю, да въ заповѣдяхъ моихъ ходите, и суды моя сохраните» (36, 26-27).
Такъ какъ жизнь утрачиваема была людьми чрезъ грѣхъ, то, желая сообщить людямъ вѣчную жизнь, Господь водворяетъ въ нихъ Своимъ благодатнымъ дѣйствіемъ начало истинной святости, даетъ имъ сердце новое и духъ новый, и отнимаетъ у нихъ сердце каменное и даетъ имъ сердце плотяное, воспріимчивое къ истинѣ и покорное божественнымъ новелѣніямъ (тамъ же). Это начало святости и служитъ основаніемъ и залогомъ будущаго блаженнаго воскресенія христіанъ, потому что святость или праведность такимъ же точно образомъ производитъ изъ себя жизнь, какъ, напротивъ, грѣхъ производитъ изъ себя смерть. «Оброцы грѣха смерть», говоритъ апостолъ, «дарованіе же Божіе (праведность, даруемая Богомъ) животъ вѣчный» (Рим. 6, 23). Такимъ образомъ, видѣніе оживающихъ костей есть образное представленіе нравственнаго обновленія Израиля и всего человѣчества, благодатнаго освященія Духомъ Господнимъ падшаго человѣческаго существа; но въ этомъ случаѣ и образъ (кости, сначала мертвыя, потомъ совокупляющіяся и востающія въ видѣ собора многаго зѣло, Іез. 37, 10) не есть что либо, только воображаемое, но будущая дѣйствительность, – именно такъ востануть изъ могильнаго праха христіане, воспріявшіе и сохранившіе въ себѣ начало святости, этотъ залогъ блаженнаго воскресенія.
То, что созерцаемо было Іезекіилемъ въ пророческомъ видѣніи, стало событіемъ дѣйствительнымъ въ Новомъ Завѣтѣ, когда во Христѣ явилась вѣчная жизнь, которая «была у Отца и явилась намъ» (1 Іоан. 1, 2). Уже не пророку повелѣвается прорещи на кости сухія, но Самому Сыну Божію ввѣряется отъ Бога Отца оживотворить омертвѣвшее человѣчество, призвавъ его къ Себѣ и вложивъ въ него начало Своей божественной жизни. Нельзя отрицать, что есть нѣкоторое соотношеніе съ видѣніемъ Іезекіиля въ слѣдующихъ словахъ истиннаго Жизнодавца: «грядетъ часъ, и нынѣ есть, егда мертвіи услышатъ гласъ Сына Божія, и услышавше оживутъ» (Іоан. 5, 25). Оживотворепіе человѣчества, находящагося въ области грѣха и смерти, стало совершаться (и нынѣ есть) по гласу или призыву Христа (какъ нѣкогда оживотвореніе костей совершалось по слову пророка, называвшагося въ образъ Христа сыномъ человѣческимъ (Іезек. 37, 3 и др.), раздавшемуся въ евавгельской проповѣди. Оживотворепіе мертвыхъ по этому гласу поставляется въ зависимость отъ ихъ послушанія, – не всѣ, находящіеся въ состояніи омертвѣнія, оживутъ, но только тѣ, которые услышатъ, или послушаютъ (οἱ ἀκούσαντες); гласъ Сына Божія, призывающій людей къ жизни, есть гласъ Учителя и Проповѣдника, и посему спасителенъ и животворенъ только для внимающихъ и послѣдующихъ ему. Такимъ образомъ, сообщеніе людямъ жизни по словамъ Христа зависитъ не только отъ неистощимой благости и щедрости Подающаго, но и отъ свободнаго желанія воспріемлющихъ, которые являются мертвыми вслѣдствіе изсушающей и сковывающей ихъ болѣзни грѣха, но которые не лишены возможности желать себѣ истинной жизни и внимать призыву Сына Божія.
Нѣсколько ниже въ той же бесѣдѣ (по поводу исцѣленія разслабленнаго) Христосъ говоритъ: «грядетъ часъ, въ оньже вен сущій во гробѣхъ услышать гласъ Сына Божія, и изыдутъ, сотворшіи благая въ воскрешеніе живота, а сотворіи злая въ воскрешеніе суда» (ст. 28-29). И здѣсь говорится о гласѣ Сына Божія, но не присоединяется, что время его уже настало, и нынѣ есть, такъ какъ этотъ гласъ раздастся въ отдаленномъ будущемъ, когда Сынъ Божій явится не проповѣдникомъ животворной истины, но судіею живыхъ и мертвыхъ. И здѣсь говорится о востаніи и исшествіи изъ гробовъ, но этому подвергнутся не только желающіе и ожидающіе востанія, а потому и послушные «гласу», но н отвращающіеся и трепещущіе его; востанутъ не только сотворшіи благая – въ воскрешеніе живота, но и сотворіи злая – въ воскрешеніе суда. Ясно, что здѣсь говорится уже не о томъ животвореніи омертвѣвшаго человѣчества, которое стало совершаться со времени перваго пришествія въ міръ Сына Божія, но о томъ всеобщемъ востаніи умершихъ, которое послѣдуетъ во время второго пришествія Его и будетъ сопровождаться страшнымъ судомъ. Какая же связь между двумя указанными «гласами» Сына Божія, изъ которыхъ одинъ принадлежитъ къ Его спасительной дѣятельности, а другой къ дѣятельности Его, какъ Судіи и Мздовоздаятеля? Эта связь устанавливается чрезъ понятіе жизни, и именно слѣдующимъ образомъ: сотворшіи благая, т. е, воспріявшіе въ себя жизнь по первому гласу Сына Божія (раздавшемуся въ проповѣди евангельской), изыдутъ въ воскрешеніе живота, въ воскресеніи ихъ проявится совершеннѣйшимъ образомъ воспринятая ими раньше отъ Христа жизнь; а сотворшіи злая (изыдутъ) въ воскрешеніе суда, т. е., въ ихъ несчастномъ и жалкомъ воскресеніи проявится заслуженное ими осужденіе.
Изъ противопоставленія жизни и осужденія усматривается, какое вообще понятіе о жизни свойственно новозавѣтному Писанію. Мы привыкли думать и говорить, что живетъ все, что движется и чувствуетъ, куда бы оно ни двигалось, какъ бы ни чувствовало. Въ этомъ слыслѣ жизнь можетъ быть свойственна и трупу, когда въ своемъ гніеніи онъ порождаетъ червей, его пожирающихъ. Не таково понятіе о жизни, сообщаемое между прочимъ вышеприведенными словами Іисуса Христа, въ которыхъ жизнь противополагается не безчувственности и неподвижности мертвеца, но осужденію, слѣдовательно, грѣховности и невѣрію (Іоан. 3, 18): жизнь есть состояніе оправдавія, праведности и святости. Она есть такое благоустройство духовно чувственнаго бытія, когда все развивается въ высшемъ направленіи, обращается къ истиннымъ цѣлямъ. Въ томъ состоитъ жизнь, чтобы умъ питался истиннымъ боговѣдѣніемъ («се же есть животъ вѣчный, да знаютъ тебе, единаго истиннаго Бога», 17, 3), чтобы сердце пламенѣло любовію къ Богу и ближнему (1 Іоан. 3, 14), чтобы тѣло не угнетало духа, но служило ему. Такое благоустройство бытія можетъ быть почерпаемо людьми только въ единеніи съ ѵпостаснымъ Словомъ, о Которомъ сказано: «въ томъ животъ бѣ, и животъ бѣ свѣтъ человѣкомъ» (Іоан. 1, 4). Въ Немъ источникъ этой истинной (а потому и вѣчной) жизни, и всякій, въ комъ течетъ ея струя, несомнѣнно научался и заимствовалъ отъ Слова.
Апостолъ Павелъ, разсуждая о будущемъ воскресеніи мертвыхъ, говоритъ: «ина слава солнцу, ина слава лунѣ, и ина слава звѣздамъ: звѣзда бо отъ звѣзды разнствуетъ во славѣ: такожде и воскресеніе мертвыхъ» (1 Кор. 15, 41-42). Различна будетъ у воскресшихъ степень славы или безславія, силы или немощи (ст. 43). Послѣ сказаннаго выше понятна причина такого различія. Въ воскресеніи совершеннѣйшимъ образомъ проявится или воспринятая нами отъ Христа жизнь (если это есть воскрешеніе живота), или грѣховное разстройство (если это воскрешеніе суда). Но такъ какъ жизнь, понимаемая въ евангельскомъ и апостольскомъ смыслѣ, есть праведность и святость, не простое бытіе одушевленнаго существа, но высшее благоустройство духовно-чувственнаго бытія, то ясно, что въ отдѣльныхъ людяхъ она можетъ быть то въ большей, то въ меньшей степени и мѣрѣ, и что степень и мѣра жизни есть не что иное, какъ степень и мѣра славы и силы въ будущемъ воскресеніи. Такъ какъ, далѣе, слава воскресенія строго будетъ соотвѣтствовать праведности и святости человѣка, то изъ этого уясняется, что въ каждомъ христіанинѣ по мѣрѣ борьбы его съ грѣхомъ, по мѣрѣ торжества въ немъ добродѣтели (Кол. 3, 9-10), зрѣетъ новая форма бытія, слагается способъ и образъ будущаго воскресенія, воспитывается и опредѣляется гражданинъ будущаго обновленнаго міра.
Укажемъ важнѣйшіе моменты въ исторіи этого созрѣванія новаго человѣка. На первомъ мѣстѣ стоитъ крещеніе. Въ этомъ таинствѣ новый человѣкъ рождается, иначе говоря, въ человѣкѣ, уже рожденномъ отъ плоти, зачинается и рождается иная, не плотская, а духовная жизнь (Іоан. 3, 3-8). Всѣ, во Христа крестившіеся, во Христа облеклись (Гал. 3, 27), сдѣлались сообразны Христу, стали носить образъ Христа, тогда какъ дотолѣ по силѣ плотскаго рожденія носили только образъ Адама. Такъ положено начало нашему будущему славному воскресенію, которое, по ап. Павлу, будетъ состоять въ томъ, что мы окончательно «облечемся во образъ небеснаго (Христа), якоже облекохомся во образъ перстнаго» (Адама, 1 Кор. 15, 49). Въ крещеніи произошло обновленіе нашей жизни, но не чрезъ одну рѣшимость нашей воли подражать Христу, а чрезъ то, что мы тогда соединились, какъ бы срослись со Христомъ (σύμφυτοι, Рим. 6, 5), какъ розги съ лозою (Іоан. 15, 1-6), что мы стали членами тѣла Его («во едино тѣло крестихомся», 1 Кор. 12, 13), что намъ сообщена, въ существо наше внѣдрена жизнь Христова, «да не ктому себѣ живемъ, но умершему за насъ и воскресшему» (2 Кор. 5, 15), или, по слову того же апостола, «живу не ктому азъ, но живетъ во мнѣ Христосъ» (Гал. 2, 20). Изъ этихъ апостольскихъ изреченій еще яснѣе становится, что обновленіе жизни, совершающееся въ крещеніи, есть начало славнаго воскресенія. ибо оно совершается чрезъ сообщеніе намъ жизни Христовой, и жизнь Христова есть жизнь Побѣдителя смерти, восторжествовавшаго надъ смертію воскресеніемъ. Посему-то праздникъ Христова воскресенія есть вмѣстѣ праздникъ и нашего будущаго воскресенія, ибо то и другое воскресеніе (если ихъ можно разсматривать отдѣльно) есть торжество одной и той же Христовой жизни, сначала во Христѣ, какъ въ начаткѣ умершихъ (1 Кор. 15, 20), а потомъ въ насъ. Посему-то въ пасхальныхъ пѣснопѣніяхъ о воскресеніи христіанъ говорится такъ, какъ бы оно уже совершилось: «Христосъ воскресе изъ мертвыхъ – сущимъ во гробѣхъ животъ даровавъ» (Ср. Іоан. 5, 28).
Уничтоженіе грѣховности изображается въ апостольскихъ посланіяхъ, то какъ умерщвленіе дѣяній плоти (Рим. 8, 13), то какъ умерщвленіе земныхъ членовъ (Кол. 3, 5), какъ распятіе плоти со страстями и похотям (Гал. 5, 24), то какъ совлеченіе ветхаго человѣка (Кол. 3, 9), отлоніе прежняго образа жизни ветхаго человѣка (Еф. 4, 22). Въ этой борьбѣ съ ветхимъ человѣкомъ и совершается созрѣваніе человѣка новаго для жизни вѣчной, ибо «если внѣшній нашъ человѣкъ и тлѣетъ, то внутренній со дня на день обновляется, кратковременное легкое страданіе наше производитъ въ безмѣрномъ преизбыткѣ вѣчную славу» (2 Кор. 4, 16-17). Такъ, путемъ страданій и самоотреченія, «взирая на славу Господню, преображаемся мы въ тотъ же образъ» (все болѣе облекаемся во Христа, все болѣе сообразуемся Ему) «отъ славы въ славу» (приближаясь къ славѣ воскресенія, 3, 18), пока Господь «уничиженное тѣло наше преобразитъ такъ, что оно будетъ сообразно славному Тѣлу Его» (Филип. 3, 21), пока «жизнь Іисуса откроется въ тѣлѣ нашемъ» (2 Кор. 4, 10).
Всякая жизнь нуждается въ питаніи. Такъ, плотская жизнь питается вещественной пищей, хотя эта послѣдняя и не спасаетъ ея отъ смерти: «отцы ваши ядоша манну въ пустыни, и умроша», говоритъ Христосъ (Іоан. 6, 49). Для питанія новой и святой жизни въ человѣкѣ Господь предаетъ Самого Себя во вкушеніе вѣрующимъ въ Него въ таинствѣ Плоти и Крови. Въ нашихъ пасхальныхъ пѣснопѣніяхъ Іисусъ Христосъ постоянно прославляется, какъ наша Пасха, пасхальный Агнецъ, причащеніе Котораго не ограничивается временемъ нашей земной жизни, но будетъ совершаться и въ торжествующемъ, вѣчномъ царствѣ Его, совершаться нѣкоторымъ превосходнѣйшимъ образомъ: «О Пасха велія и священнѣйшая, Христе», воспѣваемъ мы, «подавай намъ истѣе тебе причащатися въ невечернемъ дни царствія твоего».
Созрѣвая въ борьбѣ съ ветхимъ человѣкомъ, возрастая въ мужа совершеннаго чрезъ таинства, внутренній новый человѣкъ, носитель вѣчной жизни, гражданинъ (по славянски житель) будущаго обновленнаго міра, приходитъ къ тому времени, когда ветхому должно быть отдано ветхое, перстному перстное, когда тѣло должно умереть, выйти изъ своего соединенія съ духомъ человѣка. Для истиннаго христіанина, внутренній человѣкъ котораго не побѣжденъ грѣховно-плотскимъ началомъ и питался Плотію и Кровію Господа, разлученіе съ тѣломъ не страшно потому, что въ немъ и для него уготована уже другая форма бытія, – вмѣсто отлагаемаго образа перстнаго человѣка онъ имѣетъ въ себѣ образъ небеснаго. Горе было бы ему только въ томъ случаѣ, еслибы онъ, отлагая, свергая съ себя ветхую оболочку ветхаго человѣка, не носилъ въ себѣ свѣтлаго образа Христова. «Якоже облекохомся во образъ перстнаго» (Адама), говоритъ ап. Павелъ, «да облечемся и во образъ небеснаго» (Христа, 1 Кор. 15, 49). А чтобы не подумали, будто образъ небеснаго принятъ будетъ нами только при всеобщемъ воскресеніи, ранѣе того не уготовляемый и не созидаемый, онъ повелѣваетъ съ настоящаго времени облекаться (болѣе и болѣе) въ новаго человѣка (Еф. 4, 24; Кол. 3, 10).
Если мы это дѣлаемъ, то при разрушеніи земной тѣлесной храмины (называемомъ смертію) окажется, что мы имѣемъ уже несравненно лучшую храмину, вмѣсто земного жилища имѣемъ небесное, образъ небеснаго Христа, имѣющій явиться въ наибольшей славѣ при всеобщемъ воскресеніи, но и теперь уже не отъемлемо на вѣки намъ принадлежащій. «Вѣмы», говоритъ ап. Павелъ, «яко аще земная наша храмина тѣла разорится, созданіе отъ Бога имамы, храмину нерукотворенну, вѣчну на небесѣхъ» (2 Кор. 5, 1). Называя храминой сначала тѣло (въ ст. 4 по русск. хижина), которое не только служитъ мѣстопребываніемъ души, но и сообщаетъ качественную опредѣленность ея земному бытію, апостолъ даетъ намъ усмотрѣть, что и подъ другою, небесною храминою должно разумѣть нѣкоторое высшее состояніе души, нѣкоторую превосходнѣйшую качественную опредѣленность ея, которая будетъ принадлежать душѣ вѣчно (вѣчну) и, какъ все совершеннѣйшее, является даромъ Божіимъ (отъ Бога) и мыслится на небесахъ (на небесѣхъ). На землѣ христіанинъ одѣтъ въ одежду тѣла; занявшись исключительно охраненіемъ и украшеніемъ этой одежды, онъ можетъ оставить заботу о снисканіи иной вѣчной одежды для души. Тогда онъ при на ступленіи смертнаго часа, при разлученіи съ тѣломъ столь же глубоко и тяжко почувствуетъ наготу своей души, какъ нѣкогда почувствовалъ наготу прародитель, ощутивши въ себѣ безобразіе грѣха. Какъ бы намъ, предостерегаетъ апостолъ, будучи одѣтыми во временную оболочку тѣла, не оказаться обнаженными отъ вѣчнаго и благолѣпнаго одѣянія души, состоящаго въ образѣ Христа! «Чертогъ твой вижду, Спасе мой, говоритъ кающійся христіанинъ, и одежды не имамъ, да вниду въ онь. – Аще дерзну совнити въ чертогъ, одежда мя обличаетъ, яко нѣсть брачна».
Христіанинъ желаетъ совлечься не иначе, какъ съ тѣмъ, чтобы облечься. Это и служитъ обоснованіемъ словъ: «да ненази обрящемся». Мы ужасаемся наготы; если мы воздыхаемъ въ одеждѣ этого тѣла, если ищемъ совлеченія ея, то лишь въ надеждѣ на лучшее одѣяніе. Мы имѣемъ желаніе «разрѣшитися», но только для того, чтобы «со Христомъ быти» (Фил. 1, 23). Мы не стремились бы къ отшествію изъ этой жизни, если бы не имѣли въ виду вступленія въ новую лучшую. Въ чемъ же обнаруживается превосходство этой новой жизни, преимущество небеснаго жилища, дома перукотвореннаго и вѣчнаго (ст. 1 и 2), предъ земнымъ нашимъ домомъ, предъ хижиною этого тѣла? Въ томъ, что въ ней не будетъ мертвенности, – все мертвенное будетъ поглощено жизнію. Какою жизнію? Тою, которая зародилась въ крещеніи, которая созрѣвала въ борьбѣ съ грѣховно-плотскимъ началомъ, питаема была Плотію и Кровію Христа, равно какъ и благодатію всѣхъ прочихъ таинствъ и которая поглощаетъ, истребляетъ и уничтожаетъ въ человѣкѣ все грѣховное и мертвенное, лишь только возобладаетъ въ немъ. Будучи святою, она борется въ человѣкѣ съ грѣхомъ и побѣждаетъ его; совмѣщая въ себѣ праведность съ миромъ и радостію о Духѣ Святомъ, она является въ бытіи загробномъ, какъ блаженство праведника; будучи духовной и вѣчной, она восторжествуетъ во время всеобщаго воскресенія чрезъ дарованіе христіанину тѣла духовнаго вмѣсто тѣла душевнаго, тѣла безсмертнаго вмѣсто смертнаго. «Тогда будетъ слово написанное: пожерта быть смерть побѣдою» (1 Кор. 15, 54).
С. Кохомскій.
«Руководство для сельских пастырей». 1898. Т. 1. № 14. С. 323-333.
