Каким должен быть настоящий богослов согласно с учением св. Григория Богослова. (На основании 27-го и 28-го слов)

«Течет ли из одного отверстия источника сладкая и горькая вода?

Не может, братия мои, смоковница приносить маслины или

виноградная лоза смоквы. Также и один источник не может

изливать соленую и сладкую воду».

(Иак. 3,11–12)

«С начала IV века в жизни Церкви открывается новая эпоха. Римская империя благодаря трудам равноапостольного императора Константина получает крещение. Церковь выходит из своего вынужденного изгнания и приемлет под свои священные своды взыскующий античный мир. Но мир приносит сюда с собою свои тревоги, сомнения, и соблазны, — приносит и великую тоску, и великую гордыню. Эту тоску Церковь должна была насытить и эту гордыню смирить. В смуте и борениях перерождается и воцерковляется древний мир. Духовное возбуждение охватывает все общество, — церковное и околоцерковное, от верхов и до низов. И к религиозному исканию приражаются чужеродные страсти, — расчеты правителей и политиков, и личные вожделения, и племенные раздоры...

Время великого и победного торжества было для Церкви и временем великих искушений и скорбей. И нередко исповедникам православия приходилось в эту эпоху совершать свой путь в узах и оковах, среди гонений и подозрений, и кончать его с мученическим венцом»[1]. Но среди всех этих испытаний развивается и крепнет верующее сознание. И апостольское предание веры раскрывается и опознается как благодатная премудрость, как высшее любомудрие (или философия) — как разум истины и истина разума. Через умозрительное постижение и усвоение опыта веры преображается и претворяется сама стихия мысли. Вырабатывается новый строй понятий[2]. На церковном небосводе появляются яркие светильники, которые освещают путь веры, путь истинного Богопознания. Среди них — св. Афанасий Александрийский, св. Кирилл Иерусалимский, свт. Василий Великий, свт. Григорий Богослов, св. Григорий Нисский, свт. Иоанн Златоуст и др., оставившие миру свои замечательные труды, наполнившие духовную сокровищницу Священного Предания Православной Церкви.

Святые мужи, посвятившие свою жизнь Богу, Его созерцанию и прославлению, в своих богословских трудах уделяли значительное внимание и личности самого богослова, религиозно-нравственному состоянию его души, его жизненному духовному опыту, его умению мудро применять свои познания. Остановимся на учении об истинном богослове — свт. Григория Богослова, который примером своей жизни заслужил это высокое имя, дарованное ему Церковью.

Какие же требования предъявляет свт. Григорий тому, кто желает приступитъ к этому «великому делу», какие советы и предостережения он дает ступившему на путь богословия?

В своем 28-м Слове, а о богословии — втором, свт. Григорий Богослов подытоживает то, что он сказал о богословии в 1-м Слове: «В предыдущем слове очистили мы понятие о богослове, объяснив, каков он должен быть, пред кем, когда и сколько любомудрствовать. А именно: ему должно быть, сколько можно, чистым, чтоб свет приемлем был светом, любомудрствовать пред людьми усердными, чтобы слово, падая на бесплодную землю, не оставалось бесплодным, — любомудрствовать, когда внутри нас тишина и не кружимся по внешним предметам, чтобы не прерывалось дыхание, как у всхлипывающих, притом любомудрствовать, сколько сами постигаем и можем быть постигаемы»[3].

Таким образом, мы видим, что от богослова требуется душевная чистота, которая приобретается путем борьбы со страстями и, утвердившись в человеке, легко и без искажений принимает чистоту Божественного Откровения; от него требуется рассудительность и трезвость ума, которые должны быть образом жизни, подобно непрестанному и равномерному дыханию. Остановимся на вышеприведенных качествах более подробно и для этого вернемся к 1-му Слову о богословии.

«Любомудрствовать о Боге можно не всякому, — говорит свт. Григорий. — Да! не всякому. Это приобретается не дешево и не пресмыкающимися по земле! Присовокуплю еще: можно любомудрствовать не всегда, не пред всяким и не всего касаясь, но должно знать: когда, перед кем и сколько»[4]. По словам свт. Григория Богослова, богословствовать “способны люди, испытавшие себя, которые провели жизнь в созерцании, а прежде всего очистили, по крайней мере, очищают, и душу, и тело. Для нечистого же, может быть, небезопасно и приступать к чистому, как для слабого зрения к солнечному лучу”. “Когда же можно? — Когда бываем свободны от внешней тины (не порабощаемся плоти) и мятежа, когда владычественное в нас (ум) не сживается с негодными и блуждающими образами, как красота племен перемешанных с племенами худыми, или как благовоние мира, смешанного с грязью. Ибо действительно нужно “упраздниться”, чтобы “разуметь” Бога (Пc. 15, 11), и “егда приимем время”, судить о правоте богословия (Пс. 74, 3)[5].

Свт. Григорий предостерегает от того, чтобы “святыня не бросалась псам”, т.е. с рассуждением относиться к тому, перед кем можно любомудрствовать о Боге. Невозможно, чтобы богословие становилось предметом “забавы и споров” сластолюбцев, желающих насытить свою гордыню и “отличиться тонкостью возражений”[6], а тем самым оскорбить истину.

Богословие должно быть не столько изысканием положительных знаний о естественной сущности, сколько опытным познанием того, что превосходит всякое разумение. Чтобы познать Бога, нужно к Нему приблизиться; нельзя быть богословом и не идти путем соединения с Богом. Путь Богопознания есть непременно и путь обожения. Тот, кто, следуя этим путем, в определенный момент вообразит, что он познал, что такое Бог, у того, по словам cвт. Григория Богослова, ум развращенный[7]. От богослова требуется полное смирение с тем, что он никогда не сможет полностью постичь умом тайну «о начальной, царственной и блаженной Троице»[8].

Рассудительность богослова заключается также и в том, в какой мере можно доносить до слушателей учение о Боге. Понятно, что не всякому слушателю одинаково может быть доступен смысл богословских учений и не всякий слушатель может одинаково понести их груз. Поэтому свт. Григорий Богослов говорит, что необходимо любомудрствовать «о том, что доступно для нас, и в такой мере, до какой простирается состояние и способность разумения в слушателе. Как превышающие меру звуки или яства вредят, одни слуху, другие телу, или, если угодно, как тяжести не по силам вредны поднимающим, и сильные дожди — земле, так и слушатели утратят прежние силы, если их, скажу так, обременить и подавить грузом трудных учений»[9].

О трудности преподавать учение в “многочисленном собрании людей всякого возраста и разных способностей”[10] свт. Григорий упоминает в своем 3-м Слове и сравнивает слушателей с многострунным орг€аном, который «требует не одинаковых ударений»[11], и признается, что трудно найти слово, которое бы всех назидало и озаряло светом ведения. «Трудно же и потому, что, как опасность с трех сторон, то есть от мысли, слова и слуха, то невозможно не преткнуться, если и не во всем, то, по крайней мере, в чем-то одном. Ибо если ум не просвещен, или слово слабо, или слух не очищен и потому не вмещает слова; от одной из сих причин, так же, как и от всех, необходимо хромает истина»[12]. В таком случае от богослова требуется умение общаться с публикой, что, пожалуй, сложнее, чем игра на органе. Для преодоления преград, восстающих на пути богослова, необходима Божественная помощь, содействие Св. Духа, «при одном содействии Которого и можно только о Боге и мыслить, и говорить, и слушать, ибо к чистому должно прикасаться одно чистое и ему подобное»[13]. Вот еще одна обязательная добродетель, необходимая богослову — молитва. Она помогает непрестанно помнить о Боге, что «необходимее, нежели дышать; и если можно так выразиться, кроме этого не должно и делать ничего иного»[14].

В отличие от непрестанного памятования о Боге, свт. Григорий запрещает постоянно богословствовать о Нем: «...но даже запрещаю не богословствование, как бы оно было делом неблагочестивым, но безвременность, и не преподавание учения, но не соблюдение меры. Мед, несмотря на то, что он мед, если принять в излишестве и до пресыщения, производит рвоту. И “время всякой вещи”, как рассуждаю с Соломоном (Еккл. 3, 1)»[15]. «Не так будем рассуждать[16], не побежим далее цели, как горячие и неудержимые кони, сбросив с себя всадника — разум, и отринув добрую узду — благоволение, но станем любомудрствовать, не выступая из назначенных христианину пределов, не будем переселяться в Египет, не дадим увлекать себя к ассириянам, не воспоем песнь Господню на земле чужой (Пс. 136, 4), то есть вслух всякому, и стороннему, и нашему...»[17].

Свт. Григорий Богослов призывает идти узким путем — путем добродетели, которая «хотя и одна, но делится на многие виды. Тесен же он по причине трудов, и потому, что для многих непроходим, а именно, для великого числа противников, для всех, которые идут путем порока»[18].

В богословии имеются различные ступени, соответствующие неравным способностям человеческого разума, приступающего к тайнам Божиим. Поэтому свт. Григорий Богослов в своем втором Слове о богословии возвращается к образу Моисея на горе Синай: «Бог повелевает мне проникнуть в облако для беседы с Ним, — говорит он. — Я желал бы, чтобы появился какой-нибудь Аарон, который мог бы быть спутником в моем путешествии и находится близ меня, даже если бы он не осмелился войти в облако... Священники становились бы на горе пониже... Но народ, который совсем недостоин того, чтобы подняться, и не способен к столь возвышенному созерцанию, остается у подножия горы, не приближаясь к ней, потому что он нечист и не посвящен: он мог бы погибнуть. Если он постарается несколько очиститься, он сможет услышать издали звуки труб и голос, т.е. какое-нибудь простое объяснение тайн... Если имеется здесь какой-нибудь злобный и свирепый зверь, т.е. люди неспособные к умозрению и богословию, пусть они яростью не нападают на догматы, пусть они отойдут как можно дальше от горы, а не то они будут побиты камнями»[19]. Подъем по пути к Богу нужно вести постепенно, и на этом пути настоящий богослов становится защитником истинного учения, защитником Христовой паствы от лжепророков, каким показал себя свт. Григорий Богослов.

В «Похвальном слове Афанасию Великому» свт. Григорий говорит: «Хочешь ли со временем стать богословом и достойным Божества, — соблюдай заповеди и не выступай из повеления, ибо дела, как ступени, ведут к созерцанию. Трудись телом для души»[20]. Отсюда мы видим, что истинному богослову присущи смирение и покорность воле Божией, послушное исполнение Его заповедей и постоянный труд над собой.

Необходимо остановиться еще на одной добродетели, без которой человек не в силах хранить чистоту своего сердца, что необходимо богослову, без которой богослов будет лишен благодатной помощи Святого Духа. Эта добродетель — безмолвие. По словам Антония Великого, многоглаголивый человек не оставляет в себе места во обитель Св. Духа. Свт. Григорий в «Слове на безмолвие» говорит: «Буду хранить язык чистым и для чистых жертв, посредством которых великого Царя привожу в общение с земнородными. И не чуждым языком, не оскверненным умом буду возсылать Чистому животворящую жертву. Один источник не дает сладкой и горькой струи. Пурпуровой одежде всего неприличнее грязь»[21]. Дар слова необходимо использовать только для служения истине, но не осквернять его праздностью, суетой и ложью. «Говори, когда имеешь нечто лучшее молчания, — но люби безмолвие, где молчание лучше слова». Себя свт. Григорий исповедовал любителем и хвалителем мудрости. Но именно поэтому избирал безмолвие... Для свт. Григория богословствовать значило подвизаться. Отсюда его воздержание в слове и любовь к тишине[22].

Безмолвие, молитва, созерцание Бога, совершенствование в добродетелях, рассудительность и воздержание — все это путь истинного богослова. Любовь к Богу, которая проявляется в соблюдении Его заповедей, и обожение Его животворящим светом делают богослова дерзновенным в его высоком деле и зажигают в сердцах людей пламень истинной веры, так как учение не исходит из лицемерного сердца.

«Говорить о Боге — великое дело, но гораздо больше — очищать себя для Бога, потому что в “лукавую душу не войдет премудрость» (Прем. 1, 4)[23], потому что без душевной чистоты, которая делает человеческую душу любвеобильной, всякий богослов — «медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор. 13, 1).

Труды Киевской Духовной академии, 2004, № 5, С. 200–206.

[1] Флоровский Г., прот. Восточные отцы IV века. М., Паломник, 1992. С. 7.

[2] Там же. С. 24.

[3] Св. Григорий Богослов. Творения. Т. 3. Слово 28 (о богословии второе). М., 1843. С. 16.

[4] Там же. Слово 28 (о богословии первое) С. 7.

[5] Там же. С. 7.

[6] Там же. С. 8.

[7] Лосский В. Мистическое богословие. К., 1991. С. 119.

[8] Св. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 37.

[9] Там же. Т. 3. С. 8.

[10] Там же. Т. 1. С. 40. Слово 3.

[11] Там же.

[12] Там же.

[13] Там же. С. 39.

[14] Там же. Т. 3. С. 8–9.

[15] Там же. С. 9.

[16] То есть богословствовать без меры.

[17] Там же. C. 9–10.

[18] Там же. С. 13.

[19] Лосский В. Мистическое богословие. К., 1991. С. 120.

[20] Св. Григорий Богослов. Творения. М., 1843. Т. 11. С. 174.

[21] Там же. Т.4. С. 351–352. Слово на безмолвие.

[22] Флоровский Г., прот. Восточные отцы IV века. Т. 5. 1992. С. 103.

[23] Св. Григорий Богослов. Творения. М., 1843. Т. 3. С. 469. Слово 28.




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: