Епископъ Анастасій (Опоцкій) – ХРАНИТЕ ПРАВОСЛАВІЕ!
О томъ, что мы должны неизмѣнно хранить православіе,
какъ вѣрнѣйшее и совершеннѣйшее исповѣданіе Богооткровенной истины
и какъ лучшее достояніе русскаго народа.
Аще кто вамъ благовѣститъ паче,
еже прiясте, анаѳема да будетъ.
(Галат, 1, 9).
Грозное и чрезвычайно важное внушеніе слышится въ этомъ изреченіи ап. Павла. Оно имѣетъ такой смыслъ: кто проповѣдуетъ вѣру не такъ, какъ учили св. апостолы, кто какъ нибудь измѣняетъ или искажаетъ божественное ученіе, принятое церковію отъ Спасителя, Его апостоловъ и ихъ преемниковъ св. отцевъ; тотъ да будетъ анаѳема, т. е. отлученъ отъ общества вѣрующихъ, того церковь не признаетъ своимъ сыномъ и не допускаетъ къ участію въ св. таинствахъ. Эту же самую мысль внушаетъ и церковь, совершая нынѣ чинь православіи и анаѳематствуя тѣ ереси и заблужденія, которыя отчуждаютъ нетвердыхъ въ вѣрѣ христіанъ отъ православной церкви. Осуждая такъ строго и вслухъ всѣхъ эти заблужденія, церковь имѣетъ въ виду предохранить насъ отъ размножившихся нынѣ лжеучителей и строго внушить, что каждый изъ насъ долженъ вѣрно и неизмѣнно хранить православную вѣру въ той чистотѣ и полнотѣ, въ какой она была пропонѣдана Спасителемъ, Его апостолами и ихъ преемниками – св. отцами и учителями церкви.
Неизмѣнность вѣры... да это оковы мысли, застой жизни, которая ищетъ движенія и развитія. Такъ думаютъ тѣ, которые вь дѣлѣ вѣры хотѣли бы видѣть ту же свободу мысли, тѣ же приливы новостей, ту же измѣнчивость въ мнѣніяхъ и сужденіяхъ, какія видимъ въ исторія человѣческой мысли, въ развитіи науки. Для кого особенно привлекательны приливы новостей въ наукѣ, тому неизлишне напомнить, что и въ ней цѣнно не то, что интересно только какъ новость, а то, что имѣетъ характеръ неизмѣнныхъ истинъ: а изъ этихъ истинъ еще болѣе цѣнно то, что имѣетъ значеніе началъ, проливающихъ свѣтъ на многія явленія жизни и объясняющихъ ея законы. Такія начала, основныя истины и вь наукѣ ревниво охраняются, какъ своего рода святыня, и тѣхъ, которые неумѣютъ цѣнить такія истины, называютъ глупцами, невѣждами; это своего рода анаѳема, которою они – такъ сказать – отлучаются отъ общества просвѣщенныхъ людей. Если бы наука не имѣла такихъ неизмѣнныхъ и руководящихъ истинъ, то потеряла бы свой смыслъ, подобно тому, какъ и жизнь терпеть свой смыслъ и значеніе вь глазахъ тѣхъ, которые среди ея текущихъ явленій, измѣненій, не видятъ ничего прочнаго, вь вѣки пребывающаго. Если же и наука не можетъ существовать безъ неизмѣнныхъ истинъ, то тѣмъ болѣе религіи, гдѣ все исходитъ оть вѣчнаго Бога и ведетъ къ вѣчности. Неприкосновенность и неизмѣнность вѣчныхъ истинъ вѣры, открытыхъ человѣку Самимъ Богомъ, для здраваго ума представляется тѣмъ болѣе настоятельной нуждой, что въ дѣлѣ религіи умъ человѣческій, безъ божественнаго руководительства, заблуждается болѣе, чѣмъ въ какой-либо другой области вѣдѣнія. Потому то и дано человѣку откровеніе вѣчныхъ истинъ, которыя тверже и непреложнѣе неба и земли: небо и земли прейдутъ, словеса же мои не мимо идутъ, сказалъ Спаситель (Матѳ. 24, 35). Отсюда понятно, что неизмѣнность истинъ нѣры, открытыхъ Самимъ Богомъ, составляетъ существенную, неотъемлемую черту православія. Этимъ именно и отличается оно отъ всѣхъ другихъ вѣроисповѣданій. Православіе – что единственное въ мірѣ вѣроисповѣданіе, въ которомь во всей полнотѣ и чистотѣ сохранено все, чему училъ Спаситель, Его апостолы и ихъ ближайшіе преемники св. отцы и учители церкви.
Сохранивъ неизмѣнно божественное ученіе, православная церковь тѣмъ самымъ сохранила всѣ условія къ правильному развитію религіозной жизни. Тотъ жалко ошибается, кто думаетъ, что неизмѣнность вѣры есть оковы мысли и развитія жизни. Истинное и неизмѣнное есть основа, корень жизни всего, что живетъ и движется. Безъ неизмѣннаго небыло бы жизни, правильнаго органическаго развитія и жизнь потеряла бы свой смыслъ. Послушаемъ, что говорить одинъ изъ древних учителей, Викентій Лиринскій, разсуждавшій о прогрессѣ вѣры. Онъ ставитъ вопросъ: «возможно ли въ церкви дальнѣйшее, преуспѣяніе религіознаго вѣдѣнія? и такъ отвѣчаетъ: возможно, въ высшей степени возможно, – только бы это было подлинное преуспѣяніе, дѣйствительный прогреесь вѣры, а не измѣненіе ея. Прогрессъ состоитъ въ усовершенствіи извѣстной вещи безъ превращенія ея во что ни будь другое. Пусть знаніе и мудрость съ каждымъ поколѣніемъ и вѣкомъ возрастаютъ, какъ во всякомъ членѣ церкви, такъ и въ цѣломъ ея составѣ; но при всѣхъ этихъ успѣхахъ существо вѣры, ея догматъ, смыслъ ея ученія должны быть неизмѣнны. По какому закону развивается тѣло, по такому же должна развиваться и душа. Тѣла съ теченіемъ времени растутъ и увеличиваются въ объемѣ, но въ сущности всегда однѣ и тѣ же и имѣютъ один и тѣ же члены. А если бы случилось, что внѣшній видъ, свойственный человѣку, превратился бы въ какой-либо другой образъ, или прибавился бы какой нибудь членъ въ его тѣлѣ, – то все тѣло погибло бы, или было бы уродливымъ, или потеряло бы крѣпость. Тѣмъ же законамъ должна слѣдовать и вѣра христіанъ, т. е. съ лѣтами совершенствоваться, разширяться и возвышаться, оставаясь однако же всегда цѣлою и ничего не теряя изъ своихъ частей» (См. Труд. К. Д. Лк. за 1865 г. т. 1, стр. 32 и 33). Такому закону правильнаго органическаго развитія изъ основныхъ началъ вѣры православіе и слѣдовало въ раскрытіи и разъясненіи всего относящагося къ религіи. Поэтому ученіе православной церкви отличается строгою послѣдовательностію въ развитіи религіозныхъ понятій и представляетъ собою цѣльную, органически развитую систему, въ которой все имѣетъ между собою живую связь, все отпечатлѣвается характеромъ единства, совершенной вѣрности основной идеѣ христіанства, идеѣ безконечной любви Божіей, спасающей падшаго человѣка страданіями, смертію и воскресеніемъ Единороднаго Сына Божія, при живомъ и дѣятельномъ участіи силъ самаго человѣка, какія остались у него послѣ грѣхопаденія прародителей, передавшихъ своимъ потомкамъ печальное наслѣдіе – грѣховную порчу. Совершенною вѣрностію этой основной идеѣ христіанства и органическимъ развитіемъ вѣроученія православіе отличается отъ всѣхъ прочихъ вѣроисповѣданій, изъ коихъ каждое болѣе или менѣе отклонилось отъ основныхъ началъ богооткровеннаго ученія.
Чтобы виднѣе было, какъ благотворна вѣрность основнымъ началамъ вѣры въ развитіи системы религіозныхъ понятій и какъ вредны для религіозной мысли и жизни измѣны этимъ началамъ, представимъ примѣры. У насъ многіе думаютъ, что между православіемъ, католичествомъ и протестантствомъ разницы существенной нѣтъ, – что онѣ расходятся въ чемъ нибудь второстепенномъ, касающемся не сущности религіи, а внѣшнихъ ея обнаруженій. Такой взглядъ обыкновенно подтверждается словами: и у православныхъ, и у протестантовъ, и у католиковъ Богъ одинъ, Спаситель одинъ, заповѣди Божіи однѣ. Въ общемъ все это такъ: и православные, и католики, и протестанты одинаково читаютъ вь Библіи слѣдующія мѣста, которыя выражаютъ сущность христіанской религіи: Богъ есть любовь (1 Іоан. 4, 8). Онь такъ возлюбилъ міръ, что отдалъ Сына Своего Единороднаго на смерть, дабы всякій, вѣрующій въ Него, не погибъ, но имѣлъ жизнь вѣчную (Іоан. 3. 16); Онъ есть умилостивленіе за грѣхи наши, и не только за наши, но и за грѣхи всего міра (1 Іоан. 2, 2). Если Богъ такъ возлюбилъ насъ, то и мы должны любить Его (1 Іоан. 3, 18). Возлюбиши Господа Бога твоего всѣмъ сердцемъ твоимъ, и всею душею твоею, и всею крѣпостію твоею, и всѣмъ разумѣніемъ твоимъ, и ближняго своего, какъ самого себя (Лук. 10, 27-28). Все это, повторяемъ, одинаково съ нами читаютъ и признаютъ основными началами христіанской религіи и католики и протестанты; но если всмотритесь въ католическія и протестантскія системы вѣроученія, то увидите, что весьма многое въ нихъ совсѣмъ не вяжется съ этими началами религіи и самыя эти начала какъ бы изчезаютъ, такъ что въ неправославномъ богословствованіи на въ Богѣ не видно безпредѣльной отеческой любви къ человѣку, ни въ человѣкѣ сыновней любви кь Богу. По католическимъ воззрѣніямъ, Богъ и послѣ страданій и смерти Сына Его за грѣшный родъ человѣческій представляется какъ бы не вполнѣ умилостивленнымъ безконечно великою жертвою, принесенною Спасителемъ за грѣхи міра, и требуетъ со стороны человѣка удовлетворенія правосудію Божію соразмѣрно и пропорціонально грѣхами. Ради искупительныхъ заслугъ Іисуса Христа человѣкъ хотя и освобождается отъ грѣховной вины и вѣчныхъ мученій за свои беззаконія; но гнѣвъ Божій, по католическому ученію, продолжаетъ тяготѣть надъ человѣкомъ и послѣ того, какъ ему даруется отпущеніе грѣховной вины и вѣчныхъ мученій. Чтобы получить спасеніе, человѣкъ долженъ не только усвоить себѣ искупительныя заслуги Іисуса Христа, но и принести еще правосудію Божію свой выкупъ. За каждый произвольный грѣхъ, для удовлетворенія правдѣ Божіей, человѣкъ долженъ понести кару, принять надлежащее возмездіе. Богъ, такъ сказать, не можетъ примириться сь человѣкомь ради однихъ только искупительныхъ заслугъ Іисуса Христа, и потому мстить людямъ за ихъ произвольные грѣхи – вь несчастіяхъ земной жизни, а въ загробной – вь чистилищѣ, гдѣ и за простительные грѣхи человѣкь наказывается и потомъ уже допускается въ мѣсто блаженства. Такимь взглядомъ на Бога, какъ на карателя, не оставляющаго никакого грѣха безъ соотвѣтствующаго наказанія, оправдывается у католиковъ и то ужасное учрежденіе, которое извѣстно подъ именемъ инквизиціи, неутомимо преслѣдовавшей всѣхъ дѣйствительныхъ или мнимыхъ враговъ папства. Инквизиція, какъ извѣстно, въ средніе вѣка приводила въ трепетъ Европу, томила толпы народа въ страшныхъ тюрмахъ, подвергала ужасающимъ пыткамъ, жгла на кострахъ, осуждала цѣлые города и даже области на истребленіе. Когда инквизиторамъ говорили, что между подвергающимися пыткамъ на тысячу приходится, можетъ быть, одинъ виновный, – инквизиторы отвѣчали: «пусть лучше тысячи погибнутъ, чѣмъ хоть одинъ дѣйствительно виновный ускользнетъ отъ суда церкви (т. е. инквизиціи): такъ Богу угодно». Здѣсь, въ этомъ католическомъ ученіи, трудно узнать милосерднаго, безконечно любящаго Бога Отца: Онъ превращенъ въ суроваго судію. И человѣкь въ католическомъ ученіи не выдерживаетъ сыновняго характера въ отношеніи къ Богу. Католическіе моралисты много хлопотали о томъ, чтобы облегчить христіанскій подвигъ для человѣка, найти для него – такъ сказать – право исполнять не весь христіанскій долгъ, не лишая при томъ человѣка права на вѣчное блаженство. Для этой цѣли католическіе моралисты въ безграничномъ христіанскомъ долгѣ отыскиваютъ границы – вотъ какимъ способомъ: будите совершенни, яко же Отецъ вашъ небесный совершенъ есть – этотъ идеалъ, совмѣщающій съ себѣ всѣ заповѣди любви во всей ихъ широтѣ, этотъ безграничный нравственный долгъ католическіе моралисты схоластически раздѣлютъ на двѣ части – на заповѣди и такъ называемые евангельскіе совѣты; заповѣди признаютъ обязательными, а совѣты – необязательными. Кто исполняетъ заповѣди, тотъ исполняетъ только должное, а кто при томъ исполняетъ и совѣты, у того являются сверхъ должныя дѣла; изъ нихъ католическая схоластика устроила сокровищницу, какой-то складъ духовнаго добра. Для чего это? для того, чтобы изъ него могли брать духовное добро неимущіе его и уплачивать долгъ Богу: купи индульгенцію и можешь самъ не трудиться много на поприщѣ добра! На этомъ не остановилась католическая мораль въ поискахъ границъ въ безграничномъ христіанскомъ долгѣ для облегченія тяготящихся имъ. Іезуиты изобрѣли систему облегченнаго благочестія для тѣхъ, которымъ хочется и насладиться мірскими удовольствіями и не лишиться райскаго блаженства. Іезуитская система морали, между прочимъ, учитъ, какъ обращаться съ совѣстью – съ этимъ внутреннимъ закономъ и судіею – и какъ обращаться съ внѣшнимъ, положительнымъ закономъ, – какъ ограничивать и направлять совѣсть, когда она строго судитъ грѣхи и настойчиво требуетъ исполненія долга, – какъ перетолковывать законъ въ угоду нашей грѣховной природѣ. Въ іезуитской морали сокращеніе нравственнаго христіанскаго долга дошло до того, что оказался возможнымъ невозможный вопросъ: сколько разъ въ жизни человѣкъ долженъ полюбить Бога? На невозможный вопросъ данъ такой же отвѣтъ, но тономъ учительскаго авторитета: можно даже только разъ въ жизни полюбить Бога, но нельзя, чтобы ни разу неполюбить! Чтоже значитъ эта любовь къ Богу, дѣлимая на разы? Это минутное теплое настроеніе духа, минутные порывы кь Богу. И этого-то, по іезуитской морали, достаточно въ крайнихъ случаяхъ для человѣка, чтобы угодить Богу! Правда, что іезуитская мораль не общекатолическое ученіе, правда, что іезуитство это уродливый наростъ на тѣлѣ католической церкви; но все-таки іезуитство плоть отъ плоти ея и кость отъ костей ея, кость, на которую опирается и папскій престолъ. Іезуитская мораль есть крайнее выраженіе той ошибки, но которой въ католической системѣ вѣроученіи дѣлу искупленіи падшаго человѣчества кровію Сына Божіи дана, какъ выражаются, юридическая постановка, вслѣдствіе чего религіозный союзъ человѣка съ Богомъ въ католическомъ вѣроученіи получаетъ характеръ судебнаго процесса между ними: Богъ въ этомъ процессѣ представляется такимъ судіею, который хочетъ взыскать съ человѣка весь долгъ, ничего не хочетъ ему простить, а человѣкъ представляется не сыномъ любящимъ, а неключимымъ рабомъ, который какъ бы торгуется съ Богомъ и хочетъ дать Ему какъ можно меньше, не желая однако же утратить права на вѣчное блаженство. Такъ въ католичествѣ понимается самая сущность религіи!
Не лучше католичества поняло сущность религіи и протестанство, которое славится ученостью и научною постановкою религіозныхъ вопросовъ. И въ протестннствѣ – въ принципѣ – Богъ любы есть – и человѣку читаются тѣ же заповѣди любви, что и у насъ· но въ лютеранствѣ, первой изъ протестантскихъ сектъ, Богъ является Отцемъ, простирающимъ свою любовь и милосердіе къ человѣку до слабости: Онъ Самъ все дѣлаетъ за человѣка, а отъ него требуетъ одной вѣры безъ дѣлъ. Въ реформатствѣ Богъ для однихъ, избранныхъ, – Отецъ, спасающій ихъ потому только, что они избранные, а для другихъ, ненибранныхъ, Богъ олицетворяетъ собою судьбу, какой-то неизбѣжный рокъ, по которому ненибранные погибають. Здѣсь мы не узнаемъ своего Бога, который хощетъ всѣмъ человѣкомъ спастися и въ разумъ истины пріити. Не узнаемъ въ реформатствѣ, какъ и въ лютеранствѣ, и человѣка, обязаннаго къ сыновней любви къ Богу. Человѣку, по протестантскому воззрѣнію, если можно такъ выразиться, не чѣмъ и любить Бога, такъ какъ, по ученію протестантовъ, человѣкъ чрезъ грѣхопаденіе прародителя до того провредился, что въ немъ не осталось ни одной-искры прежнихъ духовныхъ силъ: онъ утратилъ вполнѣ свою свободу и всякую способность къ добру. Такимъ взглядомъ на силы падшего человѣка и объясняется причина, по которой все дѣло спасенія человѣка въ протестанствѣ предоставляется Богу, а челоѣкъ является безъучастнымъ въ этомъ дѣлѣ. Но вотъ странное противорѣчіе въ протестанствѣ: человѣкъ трактуется въ немъ до крайности разстлѣннымъ и первороднымъ грѣхомъ и совершенно неспособнымъ къ добру: а между тѣмъ въ протестантскомъ мірѣ разумъ человѣка является главнымъ руководителемъ въ пониманіи вѣры. Почему же дано у нихъ столько довѣрія разуму разстлѣннаго человѣка въ такомъ важномъ дѣлѣ, въ которомъ долженъ быть высшимъ авторитетомъ божественный авторитетъ? Вотъ почему: человѣкъ, по ученію протестантовъ, хотя и палъ и растлился до потери всѣхъ духовныхъ силъ, до неспособности къ добру, но спасеніе падшаго принялъ на себя Гамъ Богъ: Онъ дѣйствуетъ на каждаго человѣка безъ всякаго посредства церковной іерархіи, дѣйствуетъ непосредственно и на умъ человѣка: если мысль его занята дѣлами вѣры, то въ умѣ человѣка мыслитъ какъ бы Самъ Богъ. Отсюда въ протестанствѣ полное довѣріе уму и въ дѣлахъ вѣры, отсюда полная свобода толковать вѣру по личному пониманію, отсюда рознь въ пониманіи ея, раздробленіе на секты, которыхъ такъ много въ протестанствѣ.
Вотъ до какихъ крайностей въ дѣлѣ религіи доходятъ люди въ странахь, считающихся самыми образованными въ мірѣ, когда измѣняютъ началамъ вѣры, открытымъ Самимъ Богомъ, и даютъ волю разуму вь дѣлѣ вѣры. Въ православной церкви нѣть и тѣни похожаго на тѣ крайности, какія видимъ въ католичествѣ и протестанствѣ, хотя праволавную вѣру исповѣдуютъ народы, считающіеся менѣе образованными, чѣмъ народы католическаго и протестантскаго міра. А это потуму, что православная церковь и въ способахъ храненія религіозной истины слѣдовала богоустановленнымъ порядкамъ и подчиняла разумъ авторитету божественному: она руководится въ дѣлѣ вѣры св. Писаніемъ, которое толкуетъ по разуму вселенской церкви. Голосъ же сей церкви – къ св. Преданіи, которое въ православной церкви имѣетъ значеніе равночтетное съ св. Писаніемъ. Это не то, что въ католичествѣ, гдѣ главный руководитель въ дѣлѣ вѣры – папа съ своимъ папскимъ преданіемъ, и не то, что въ протестанствѣ, гдѣ каждый въ дѣлѣ вѣры хочетъ быть папой. Потому-тο тамъ и самая сущность религіи невѣрно понята, а вь православной церкви все осталось вѣрнымъ духу любви христіанской.
Теперь посмотримь, какими чертами отличилъ духъ любви православной церкви жизнь русскаго народа оть другихъ народовъ католическаго и протестаміекаго міра. Здѣсь найдемъ мы новыя побужденія хранить неизмѣнно свою вѣру, какъ самое лучшее достояніе русскаго народа.
Мало развитъ русскій народъ сравнительно съ западными народами; мало онъ знаетъ и не глубоко понимаетъ свое православіе, часто не слушалъ и не слушаетъ голоса своей вѣры; но при всемъ томъ православіе съ свойственнымъ ему духомъ любви и мира отпечатлѣлось во всемъ теченіи жизни русскаго народа и въ складѣ характера русскаго человѣка такими почтенными чертами, которыя не обычны нашимъ западнымъ сосѣдями, такъ гордымъ своимъ просвѣщеніемъ. Если сравнить общій ходъ исторіи русскаго народа съ ходомь исторіи западныхъ народовъ, то нельзя не замѣтить, что теченіе жизни ихъ было бурно, а у русскаго народа мирно. На западѣ, въ католическомъ и протестантскомъ мірѣ, народы всѣ права свои брали, какъ говорится, съ бою, а на Руси это достанулось мирнымъ путемъ. Тамъ были и религіозныя войны, въ которыхъ народы завоевывали себѣ право на свободу вѣроисповѣданія; у насъ этого не было. Тамъ, на западѣ, были крестьянскія войны, которыми приходилось добывать свободу отъ крѣпостной зависимости, а у насъ – кто не знаетъ – какъ это мирно и хорошо совершилось. Тамъ, на западѣ, и церковь боролась съ государствомъ и государство съ церковію: у насъ и этого не было; государство всегда воздавало Божіе Богови и покровительство церкви: церковь у насъ всегда воздавала Кесарево Кесарево и никогда не искала преобладенія надъ государствомъ, какъ это было на западѣ. Всѣ эти явленія могутъ объяснять такъ или иначе, могутъ указывать на разныя историческія обстоятельства, благопріятствовавшія такому складу русской исторіи; но при этомъ ни кто не рѣшится отрицать, что православная вѣра своимъ духомъ любви и мира болѣе, чѣмъ что-либо другое, созидала такъ мирно русскую жизнь. Отсутствіе въ русской жизни насильственныхъ переворотовъ въ гражданской жизни, которыхъ было такъ, много на западѣ, показываетъ, что къ духу русскаго народа цѣльнѣе привились идея промысла Божія, чѣмъ къ духу западныхъ народовъ. Вѣра въ промыслъ Божій лучше всего мирить человѣка и съ самымъ тяжелымъ складомъ жизни и даетъ терпѣніе переносить неудобства въ жизни вь той мысли, что лучше потерпѣть до времени неудобства и лишенія, чѣмъ лить кровь человѣческую. Такого терпѣнія недоставало у западныхь народовъ, и они совершали насильственные перевороты въ гражданской жизни; а русскій человѣкъ всегда быль богатъ терпѣніемъ, благодаря именно своей вѣрѣ въ промыслъ Божій и уваженію къ своей старинѣ, откуда идутъ корни русской жизни и главный корень ея – праволавная вѣра, съ которою предки наши создали русское государство. Отсюда именно русскій народъ почерпаетъ ту охранительную силу, съ которою спокойно противустоитъ разрушительнымъ вѣтрамъ, дувшимъ съ запада и дующимъ изъ нашихъ домашнихъ подпольевъ нигилизме. Цѣльнѣе, чѣмъ на западѣ, привилась идея промысла Божія къ духу русскаго народа и въ томъ отношеніи, что онъ лучше, чѣмъ западные народы, помнить, куда направляется вся исторія человѣка: онъ помнимтъ, что вся жизнь идетъ въ вѣчность, гдѣ будетъ судъ всѣмъ народамъ. Въ общемъ складѣ русскаго народа эта мысль имѣетъ очень ясные слѣды: «какъ ни живи, а умирать надо», говоритъ русскій человѣка, «и надо готовиться къ отвѣту на страшномъ судѣ». Общій складъ жизни на западѣ иное говоритъ: тамъ и массы простаго народа уже освоились съ матеріализмомъ, проповѣдующимъ, что человѣкъ живетъ только на землѣ. Тамъ и главный попечитель религіозной жизни нерѣдко подавалъ примѣръ заботы болѣе о царствѣ земномъ, чѣмъ о небесномъ. – Въ сознаніи русскаго человѣка крѣпка и та черта православія, въ которой выражается сущность христіанской религіи; а именно – мысль что добрая жизнь человѣческая можетъ быть устроена только при взаимодѣйствіи любви божественной и человѣческой. Эта главная, существенная идея православія хорошо выражается вь русскихъ пословицахъ: «безъ Бога – ни до порога; на Бога надѣйся псамъ не плошай». Эта мысль, религіозно усвоенная, воспитала на Руси много сильныхъ характеровъ и могучихъ дѣятелей русской земли. Въ торжественныя минуты исторіи, когда весь русскій народь проникался этою мыслію, онъ являлся истинно великимъ народомъ, народомъ Божіимъ. Такимъ онъ особенно являлся вовремя великихъ искушеній и общественныхъ бѣдствій. Если бы эта православная пословица «на Бога надѣйся и самь не плошай» – сдѣлалась всегдашнимъ правиломъ русскаго человѣка, онъ скоро и далеко пошелъ бы по пути здороваго и всесторонняго развитія. Но, къ несчастно, русскій человѣкъ сильно полюбилъ русское по звуку, но не православное по духу – авось: «авось Богъ дастъ, авось какъ нибудь»... По своему духу это «авось» болѣе свойственно протестанству, предоставляющему дѣло спасенія человѣка одному только Богу. Наша лѣность присвоила себѣ неправославное «авось», и сколько оно вредитъ намъ и въ релшіозной, и въ гражданской, и въ домашней жизни! Но напрасно думаютъ, что авось – исключительное достояніе русскаго человѣка: авось есть и у западныхъ народовъ католическаго и протестанскаго міра, но тамъ оно хуже, чѣмъ русское авось: у насъ оно въ частныхъ правилахъ и привычкахъ и сознается все-таки какъ грѣхъ; а тамъ, на западѣ, авось – въ принципахъ и, развитое систематически, выдается либо за слово истинной вѣры, либо за слово науки и высшаго просвѣщенія. Папа – непогрѣшимый руководитель церкви – развѣ это не авось? Разумъ – какъ верховный руководитель въ дѣлахъ вѣры у протестантовъ – развѣ не авось? Наука, отвергающая Бога и вѣчную жизнь, – развѣ не авось? На этихъ трехь «авось» основана вся нравственная жизнь на западѣ. Тамъ не на авось дѣлается только то, чѣмъ можно деньги наживать. Обь этомъ и у насъ многіе стали болѣе заботиться, чѣмъ о чемъ либо другомъ, и думаютъ поправить этимъ свою всю жизнь. Забыли, видно, эти русскіе люди, что и чрезъ золото рѣкою слезы горькія текутъ. – Замѣчательны черты духа любви и мира, отпечатлѣнныя вѣрой на жизни русскаго человѣка въ отношеніи къ ближнимъ, какъ къ своимъ согражданамъ. Въ этомъ отношеніи русскій человѣкъ во многомъ не таковъ, какъ его западные сосѣди: у нихъ всѣ гражданскія отношенія устроены на юридическихъ основаніяхъ. Это знакъ практично развитаго ума, но вмѣстѣ и знакъ нравственной порчи, отъ которой пришлось ограждаться широкимъ развитіемъ законодательства: законъ преступленіи ради приложися (Гал. 3,79), говоритъ ап. Павелъ. Русскій человѣкъ не юристъ. Это свидѣтельствуетъ о его малоразвитости, но вмѣстѣ и о томъ, что онъ нравственно свѣжъ. Эта свѣжесть, между прочимъ, видна въ томъ, что русскій человѣкъ не полюбитъ судиться: «лучше кусокъ полы отрѣжь, да отдай, говоритъ онъ, а въ судъ не ходи». Для русскаго человѣка любезнѣе поладить съ ближнимъ безъ суда, по душѣ: у него, какъ говоритъ онъ, «душа – мѣра»; онь вѣритъ въ душу, и въ крестъ на груди. И тамь, гдѣ русскій человѣкъ дѣлаетъ по душѣ, осѣненный крестомъ, тамъ все идетъ хорошо, обиды не будетъ никому. Поэтому многія сдѣлки въ народѣ совершаются безъ всякой юридической постановки. Эта черта въ русскомъ народѣ напоминаетъ слово Господне, сказанное чрезъ пророка о временахъ новаго завѣта: дамъ законы моя въ мысли ихъ и на сердцахъ ихъ напишу я. И духъ мой дамъ въ васъ: и сотворю да въ заповѣдяхъ моихъ ходите и суды моя сохраните и сотворите я (Іерем. 31, 33. Іезек. 36, 26, 27). Замѣчателенъ характеръ русскаго народа духомъ христіанской любви, проявляющимся въ международныхъ отношеніяхъ. Кажется, ни у одного изъ всѣхъ народовъ западныхъ нѣтъ такого равновѣсія между національнымъ и общечеловѣческимъ, какъ въ духѣ русскаго народа. У всѣхъ другихъ народовь запада преобладаетъ національный эгоизмъ, въ послѣднее время до того развившійся, что западная Европа въ этомъ отношеніи сильно напоминаетъ древній языческій міръ, который не имѣлъ и понятія объ общеловѣческомъ, жилъ исключительно національною жизнію. Тамъ все, даже божество, имѣло національный характеръ, поэтому язычество и называется язычествомъ, т. е. народничествомъ. Оно-то и проглядываетъ вь жизни западныхъ народовъ въ международныхъ отношенінхъ: общечеловѣческіе интересы на западѣ забываются въ политикѣ, только и слышно въ ней: «народные интересы, народная политика». Что же это за политика? Это политика кулачнаго права, «политика крови и желѣза». Кто сильнѣе, у кого больше войска, денегъ, пушекъ, ружей, тотъ имѣетъ право отнять у другаго народа, что захочется, лишь бы пришелся удобный для этого историческій моментъ. И эта политика считается теперь послѣднимъ словомъ мудрости, руководящей на западѣ международными отношеніями. Такая политика не по душѣ русскому народу, онъ хочетъ самъ жить, да любитъ, чтобы и другимъ было хорошо. Недавняя война съ Турціей сказала всему міру, что можетъ дѣлать русскій человѣкъ для защиты угнѣтенныхъ народовъ. Мѣткое слово объ этой русской чертѣ сказалъ нашъ незабвенный Достоевскій, котораго оплакалъ недавно весь мыслящій русскій людъ. Покойный сказалъ: «русскій человѣкь можетъ чувствовать себя счастливымъ тогда, когда будетъ видѣть всѣхъ счастливыми». Это глубоко правдивое слово о русской душѣ, воспріявшей духъ православія. Русскую христіански настроенную душу не удовлетворитъ то счастье, которое опредѣляется личными либо національными интересами. Его высшій идеалъ – это общее счастіе, о которомъ христіанина пріучаетъ помышлять церковь, какъ о вѣнцѣ жизни, научая молиться о мирѣ всего міра, и напоминая о томъ торжественномъ моментѣ, которымъ завершитъ Богъ всю исторію человѣчества: это блаженство всѣхъ лучшихъ людей во взаимномъ общеніи и союзѣ съ Богомъ въ небесномъ царствіи. Русскій православный человѣкъ – въ своей справедливости въ международныхъ отношеніяхъ – есть представитель вселенскихъ началъ христіанской вѣры, представитель общечеловѣческаго въ его лучшемъ, высшемъ смыслѣ, какое ему даетъ христіанство, впервые открывшее міру понятіе о человѣчествѣ, о братский любви ко всѣмъ народамъ, какъ одной семьѣ Божіей. Справедливый и услужливый для блага другихъ народностей, русскій человѣкъ часто бываетъ несправедливымъ къ своей національности, когда отстаетъ отъ своей вѣры. Старинный русскій человѣкъ, устроившій всю жизнь на началахъ православія, былъ исполненъ сознанія своего достоинства, умѣя соединять съ нимъ и смиреніе. Сознавая свою національность, называя себя русскимъ, онь прежде всего сознавалъ свою вѣру и говорилъ: «православный», и въ этомъ была у русскаго человѣка главная основа сознанія своего достоинства; въ словѣ православный у него готовъ былъ и высшій идеалъ человѣка, и твердое основаніе для правильной критической оцѣнки своей текущей жизни, а съ этимъ и вѣрное указаніе, что у него хорошо и что худо. Сознавая худее, онъ смирялся, но не предавался самопоруганію, не предавался безплодному раскрыванію своихъ язвъ, не предавался отчаянію въ поискахъ средствъ къ исцѣленію своей болѣзни. Онъ зналъ, что дѣлать, въ чемъ и какъ исправляться, онъ искалъ причину зла прежде въ самомъ себѣ, а не въ кемъ либо другомъ и былъ дѣятеленъ въ своемъ покаяніи. Но, къ несчастію, нынѣшній русскій человѣкъ, такъ называемый передовой человѣкъ, сталъ какъ-будто стыдиться своего православія и потерялъ «народную почву», потерялъ и сознаніе національнаго достоинства, и вмѣсто прежняго спасительнаго смиренія, ведшаго русскаго человѣка къ покаянію, возлюбилъ безплодное самопоруганіе, послѣ котораго не знаетъ, что дѣлать, какъ и чѣмъ поправляться, ищетъ вины не вь себѣ, а въ «средѣ заѣдающей» и ждетъ поправки своей жизни отъ внѣшнихъ реформъ, не заботясь исправлять по-христіански свою душу. Самопоруганію у насъ и конца не видно, а между тѣмъ жизнь ясно указываетъ, какой ужасный вредъ оно дѣлаетъ нашему молодому поколѣнію: это самопоруганіе, эта хула на все русское подтачиваетъ у молодыхъ людей вѣру въ жизнь вообще и въ русскую въ особенности, развиваетъ разочарованіе въ жизни, еще не испытанной и знакомой только по слухамъ, да по писаніямъ любителей раскрывать чужія раны и собирать всякій житейскій соръ. Этотъ разрисованный соръ многихъ изъ молодыхъ людей гналъ въ нигилизмъ, въ подполье, въ общество людей, призывающихъ народъ къ топору, чтобы разрушить все, созданное вѣками. Это нашъ главный нынѣшній недугъ, который не знаютъ, чѣмъ и какъ лечить. Къ вѣрѣ, къ вѣрѣ православной, кь этому лучшему достоянію русскаго народа, къ этой животворной струѣ русской народной жизни; она вольетъ новую жизнь въ ослабѣвшіе члены русскаго организма, яснѣе отмѣтитъ вь обликѣ русскаго человѣка тѣ прекрасныя черты, которыми отличило его отъ другихъ народовъ. Тогда найдется ускользнувшая куда-то «народная почва», которую теперь опредѣляютъ многіе только однѣми мелочами бытовой жизни; съ вѣрой явится сознаніе національнаго достоинства, затихнетъ этотъ шумъ самопоруганія, вмѣсто него возникнетъ спасительное смиреніе, ясно сознающее, что дѣлать; явятся люди, въ характерѣ которыхъ будетъ должное равновѣсіе заботъ о временномъ и вѣчномъ; а такіе люди теперь нужны, особенно нужны для Россіи.
Помолимся, да утвердитъ Господь православную вѣру вь отечествѣ нашемъ, да соединитъ всѣхъ союзомъ мира и любви, и да научитъ каждаго изъ насъ зрѣти своя согрѣшенія и не осуждати брата своего. Въ этомъ найдетъ русскій человѣкь все, что нужно для уврачеванія нашихъ недуговъ въ личной и общественной жизни, для счастія временнаго и вѣчнаго.
Слово въ недѣлю Православія. Сказано въ Минской Семинарской церкви 1 марта 1881 г.
Архимандритъ Анастасій.
«Минскія Епархіальныя Вѣдомости». 1881. № 7. Ч. Неофф. С. 181-198, и отд. изд. Вильна, 1881. Заглвіе даеться по 2-му изд. см. «Олонецкія Епархіальныя Вѣдомости». 1903. № 5. Отд. Неофф. С. 145-157.
