Проф-протоіерей Василій Добротворскій – Слово въ день преподобнаго Антонія Великаго.
Въ память вѣчную будетъ праведникъ. (Пс. 111, 6).
Болѣе пятнадцати вѣковъ, вѣковъ бурныхъ, совершенно измѣнявшихъ лицо земли, прошло со дня преставленія преп. Антонія Великаго; а память о немъ неизмѣнно жива не въ одномъ только томъ отдаленномъ углу на самыхъ крайнихъ южныхъ предѣлахъ православно-христіанскаго міра, гдѣ онъ жилъ и подвизался, – она празднуется и прославляется во всей вселенной въ Церкви Христовой, при самыхъ разнообразныхъ условіяхъ и положеніяхъ, по-видимому, не имѣющихъ, ничего общаго съ условіями жизни и положеніемъ египетскаго пустынника. Мы возносимъ ему молитвенныя пѣснопѣнія и хвалы въ многолюдномъ городѣ, который въ нашемъ краѣ служитъ средоточіемъ многообразной общественной дѣятельности; но онъ внѣ пустыни, въ городѣ, чувствовалъ себя, по его собственному выраженію, «какъ рыба внѣ воды». Насъ духовно объединяютъ, съ нимъ возвышенныя, общія для всѣхъ христіанъ, начала вѣры и жизни по вѣрѣ, которыхъ онъ былъ вѣрнымъ хранителемъ, живымъ носителемъ и образцомъ, наставникомъ и руководителевъ для всѣхъ, – и дѣлаютъ его память священною. Въ память вѣчную будетъ праведникъ, потому, что онъ воспринялъ эта вѣчныя начала духовной жизни всѣмъ сердцемъ, осуществилъ ихъ всею крѣпостію воли и съ любовію поучалъ имъ всѣхъ. Остановимъ вниманіе наше на нѣкоторыхъ, наиболѣе замѣчательныхъ въ этихъ отношеніяхъ, чертахъ изъ жизни преп. Антонія.
Начала благочестивой жизни положены въ немъ въ домѣ родителей, жившихъ въ верхнемъ Египтѣ, христіанскимъ воспитаніемъ въ истинно-апостольскомъ духѣ первыхъ вѣковъ. Отъ природы предрасположенный къ созерцательности, сосредоточенный, онъ усердно посѣщалъ церковныя собранія и такъ внимательно слушалъ читаемое въ нихъ слово Божіе, что зналъ его наизусть. Слово Христово да вселяется въ васъ богатно (Кол. 3, 16), говоритъ Апостолъ. Обильное сѣяніе нашло для себя добрую землю, и принесло плодъ сторицею, потому, что было воспринято не однимъ умомъ, содержимо не одною памятью, но всѣми силами души, устремленной къ Богу, Подателю свѣта, и чающей вразумленія отъ Него прежде всего. Слово Божіе имѣло для юнаго Антонія руководственное, рѣшающее значеніе въ дѣлѣ жизни. Оставшись на 18-мъ году, по смерти родителей, владѣльцемъ значительнаго состоянія, онъ былъ обремененъ трудными, непосильными житейскими заботами. Какъ согласить ихъ тревоги съ стремленіями юной души къ духовному совершенству? Часто посѣщалъ онъ храмъ Божій и внѣ богослужебнаго времени, и тамъ въ уединеніи обращался къ Богу съ молитвою о разрѣшеніи томившей его жизненной задачи. Но вотъ однажды онъ слышитъ въ читаемомъ евангеліи слова Спасителя къ богатому юношѣ: аще хощеши совершенъ быти, иди, продаждъ имѣніе твое, и даждъ нищимъ, и имѣти имаши сокровище на небеса: и гряди въ слѣдъ Мене (Мѳ. 19, 21). Евангельскій юноша, къ которому непосредственно обращено было слово Спасителя, услышавъ его, отъиде скорбя: бѣ бо имѣя стяжанія многа (ст. 22); нашъ юноша, владѣвшій, то-же, не малыми стяжаніями, принялъ слово евангельское, какъ-бы непосредственно обращенное въ нему слово самого Іисуса Христа, и отъиде радуяся, не задумываясь даже надъ тѣмъ, что, можетъ быть, слово это заключаетъ въ себѣ только совѣтъ, а не общую, обязательную для всѣхъ христіанъ заповѣдь. Онъ принялъ его, какъ совѣтъ, данный еакииъ Господомъ именно ему, совѣтъ, который указывалъ ему наилучшій нравственный выходъ изъ того удрученнаго состоянія, въ которомъ онъ находился. Это, значитъ, для него была заповѣдь, которую онъ и исполнилъ съ буквальною точностію.
Пустыня, въ которую онъ, послѣ этого, немедленно и навсегда удалился отъ треволненій житейскихъ, была совершенно уединенною, на далекія пространства отстоявшею отъ человѣческихъ жилищъ; тамъ можно было прожить многіе годы, цѣлые десятки лѣтъ, не видя лица человѣческаго, ничего не слыша и не зная о состояніи человѣческихъ обществъ, о судьбѣ народовъ и царствъ, съ единою мыслію о Богѣ и о служеніи Ему духомъ и истиною. Для удовлетворенія внутренней потребы къ духовному созерцанію, къ наученію, къ наставленію, еже въ правдѣ, преподобному Антонію было совершенно достаточно тѣхъ богатыхъ сокровищъ слова Божія, которыя онъ стяжалъ отъ юности. Память его была его книгохранительницею, изъ которой онъ бралъ все потребное для духовной жизни, тѣмъ болѣе, что въ немъ слово Божіе было живо и дѣйственно. Оно раскрывалось и разъяснялось для пред. Антонія созерцаніемъ его силы и дѣйственности какъ въ себѣ самомъ, такъ и въ явленіяхъ окружавшей его внѣшней природы, которую онъ называлъ книгою, всегда предъ нимъ открытою; – въ вей онъ читалъ слово Божіе и уразумѣвалъ тайны царствія Божія въ ея явленіяхъ, какъ въ притчахъ.
Но пустыня представляла ему не одни только назиданія; она была мѣстомъ, его тяжкихъ испытаній, невыносимыхъ страданій тѣлесныхъ и душевныхъ, многомятежныхъ искушеній, многотрудной борьбы съ самимъ собою и съ врагами спасенія, необычайныхъ и великихъ духовныхъ подвиговъ. Все для насъ изумительно въ его пустыннической жизни: и эти неимовѣрныя произвольныя лишенія въ годы увлеченій и гоньбы за удовольствіями, – и этотъ самоотверженно-строгій образъ жизни, ограниченный выборомъ только неизбѣжнаго изъ самаго тѣснаго круга того, безъ чего невозможна жизнь для человѣка, – и эти молитвы нерѣдко въ продолженіе цѣлой ночи и большей части дня, и эти посты, отличавшіеся еще большею строгостью отъ его обычнаго образа жизни! Казалось бы, такая жизнь должна была изнурить его силы и преждевременно свести его въ могилу; но нѣтъ! Преп. Антокій далеко перешелъ за обычные крайніе предѣлы старости въ совершенной крѣпости силъ, въ невозмутимомъ спокойствіи и ясности духа до послѣднихъ минутъ своей жизни. Тѣмъ не менѣе жизнь его такъ необычайно отлична отъ общаго склада человѣческой жизни, такъ рѣшительно противоположна установившимся понятіямъ о ея существѣ и характерѣ, цѣляхъ и задачахъ, что, кажется, можно только издали изумляться этой вышечеловѣческой жизни, но никакъ не дѣлать ее образомъ для подражанія. Однакожъ, нѣтъ! При всѣхъ поразительныхъ особенностяхъ чрезвычайнаго жизненнаго пути, которымъ, по Божію избранію и призванію, шелъ преп. Антоній, – не можемъ не усматривать, что въ основу его духовной жизни положены тѣ-же начала вѣры и правды, яже отъ вѣры, – начала, безъ которыхъ жизнь не можетъ и именоваться христіанскою, – что она прошла въ борьбѣ противъ грѣха, живущаго въ человѣкѣ, – борьбѣ обязательной для каждаго христіанина, – что въ дѣлѣ духовной брани за спасеніе имъ употреблены, въ существѣ, тѣ-же оружія Божія, которыя св. Апостоломъ заповѣданы всѣмъ намъ (Еф. 6, 13-17). – что наконецъ великіе подвиги пустыннолюбнаго ревнителя праведности увѣнчались всѣми духовными плодами (Гал. 5, 22), которыхъ только мы можемъ ожидать для своего духовно-нравственнаго совершенства отъ вседѣйствующей силы благодати Божіей. Вся жизнь св. Aнтонія, сложившаяся по дному и тому-же, общему для всѣхъ, Божественкому Образцу жизни и ученія Господа Іисуса Христа, осуществляетъ его для насъ въ живомъ примѣрѣ, который представляетъ глубокое назиданіе для всѣхъ, при всемъ различіи дарованій, служенія и дѣйствій каждаго. Взирая на этотъ живой образъ христіанскаго совершенства, мы наглядно убѣждаемся, что ддѣйствительно для христіанъ нѣтъ предѣловъ совершенствованія, по слову Спасителя: будите соверщены, якоже Отецъ вашъ Небесный совершенъ есть (Мѳ. 5, 48), – что дѣйствительно человѣкъ умаленъ малымъ чимъ отъ Ангелъ (Пс. 8, 6), если способенъ вести такую по истинѣ равноангельную жизнь, какова была жизнь Великаго Антонія, и что нѣтъ никакого извиненія грѣхопаденій ни въ немощахъ челозѣческой природы, ни въ судьбѣ и положеніи человѣка, ни въ какихъ-либо житейскихъ нуждахъ и обстоятельствахъ.
Высокія духовныя совершенства – эти небесныя сокровища, которыя стяжалъ преп. Антоній многолѣтними подвигами самоотверженія и послѣдованія Христу, не были достояніемъ только его одного исключительно. Онъ расточалъ ихъ всѣмъ, имѣющимъ нужду, съ такою-же щедростію и любовію, съ какими прежде расточилъ свои земныя стяжанія. Уединенный пустынникъ, бѣжавшій отъ молвы общежитія, онъ жилъ на пользу многихъ, на пользу всей Церкви Христовой. Случайныя встрѣчи съ кочевыми племенами, проходившими чрезъ его пустыно, и съ нѣкоторыми, подобными ему, одинокими пустынножителями, мало-по-малу пронесли вѣсть о его необычайной, богоугодной жизни по всему Египту; къ нему прежде всего стали обращатьея за наставленіями въ духовной жизни. Число желавшихъ его постояннаго руководства увеличилось; составились многочисленныя общества, которыхъ онъ, по справедливости, именуется основателемъ и отцемъ. Люди всякаго званія и обищественнаго положенія предпринимали не легкія путешествія къ нему въ пустыню, одни за назиданіемъ, другіе за утѣщеніемъ, иные за исцѣлеціемъ отъ тяжкихъ, тѣлесныхъ недуговъ; удовлетворяя всѣмъ, по мѣрѣ ихъ духовныхъ нуждъ, послѣднимъ онъ говорилъ съ глубокимъ смиреніемъ: «зачѣмъ вы обращаетесь ко мнѣ, такожу-же, какъ и вы, человѣку? Если имѣете вѣру, обращайтесь съ молитвою къ Богу, и Онъ услышитъ васъ». Слушавшіеся его совѣта получали исцѣленіе. Къ нему питали уваженіе и язычники, приравнивая его къ зваменитѣйшимъ мудрецамъ древности, называя его человѣкомъ Божіимъ, – приходили даже къ нему въ пустыню. Въ немногихъ простыхъ, но сильныхъ выраженіяхъ онъ говоритъ имъ о началахъ и свойствахъ истинной мудрости. Онъ поучалъ и назидалъ не только тѣхъ, которые къ нему приходили; изъ своей отдаленной пустыни онъ самъ два раза приходилъ въ Александрію въ такіе дни, когда жившіе тамъ христіане наиболѣе нуждались въ духовной помощи. Въ первый разъ во время послѣдняго, самаго жестокаго гоненія на христіанъ при Максиминѣ въ 311-мъ году; онъ безбоязненно посѣщалъ заключенныхъ за имя Христово въ рудникахъ и темницахъ, одушевлялъ на судилищахъ, сопровождалъ на мѣсто мученичества, и никто изъ мучителей не дерзнулъ коснуться «человѣка Божія». Въ другой разъ онъ, уже столѣтній старецъ, явился въ Александрію въ періодъ не менѣе тяжкихъ смутъ аріанскихъ, – и весьма много содѣйствовалъ торжеству правой вѣры надъ аріанствомъ – этимъ видоизмѣненіемъ язычества; сила его здраваго, духовно-зрѣлаго слова въ немногіe дни обратила заблудившихся къ вѣрѣ болѣе, нежели сколько ихъ обращалось въ теченіе года. Слава о немъ распростравилась по всему греко-римскому міру. Онъ относился къ внѣшнему прославленію такъ-же, какъ и ко всему внѣшнему. Первы христіанскій императоръ, Константинъ Великій, въ письмѣ въ нему искалъ отъ него духовнаго назиданія; когда ученики его удивлялись такой высокой почести, – онъ сказалъ имъ: «не удивляйтесь тому, что ко мнѣ пишетъ императоръ; императоръ то-же человѣкъ. Васъ наиболѣе должно удивлять то, что Богъ людямъ написалъ законъ и возглаголалъ къ нимъ чрезъ своего Единородиаго Сына».
Слава его праведности не ограничивалась однимъ чѣмъ великимъ вѣкомъ, въ который онъ жилъ и который изумляетъ обиліемъ духовнаго свѣта и великихъ свѣтильниковъ Церкви Божіей. Правда его пребываетъ въ вѣкъ вѣка (Пс. 111, 9). Да пребываетъ она не въ одномъ воспоминаніи и изумленіи, но въ глубокой мысли и искреннемъ желаніи осуществить въ своемъ частномъ призваніи тотъ возвышенный, Божественный идеалъ жизни, который данъ для всѣхъ въ жизни и въ ученіи Господа Іисуса Христа, – осуществить такъ, какъ осуществилъ его въ своемъ призваніи преп. Антоній Великій. Въ этомъ – свидѣтельство правды всѣхъ вѣковъ; этимъ мы засвидѣтельствуемъ правду и нашего вѣка. Аминь.
17 января 1879 г.
Профессоръ Богословія въ Харьковскомъ Универсятетѣ, Протоіерей В. Добротворскій.
«Харьковскія Епархіальныя Вѣдомости». 1879. № 3. С. 109-115.