Апостольская похвала Кресту Христову.
Не желаю хвалиться развѣ только крестомъ Господа нашего Іисуса Христа, которымъ для меня міръ распятъ, и я для міра (Гал. VI, 14).
Ежегодно подъ руководствомъ Церкви нарочитыми богослуженіями мы съ сердечнымъ участіемъ воспоминаемъ о страданіяхъ Христа Іисуса и съ благоговѣніемъ шагъ за шагомъ Его сопровождаемъ на тернистомъ Его пути, взвѣшивая всѣ отдѣльные случаи прираженія къ Нему разнаго свойства скорбей, изъ которыхъ въ быстрой ихъ послѣдовательности составлялась преподнесенная Ему чаша страданій. И чѣмъ глубже и полнѣе отдаемся мы этимъ участливымъ чувствамъ, тѣмъ рѣзче по-видимому противорѣчитъ имъ, въ нихъ производитъ нежеланный перерывъ это Апостольское слово. И это потому конечно, что въ словѣ семъ мы имѣемъ не ученое какое-либо положеніе, въ которомъ трогательныя и душу проникающія событія страданій Спасителя переложены на мертвыя и насъ охлаждающія понятія, а представляетъ собою то слово, если въ него проникнуть, всецѣло овладѣвающій душою и полный жизненности образъ, намъ сказывающій о томъ, въ какой степени сильное впечатлѣніе и всеобъемлющее дѣйствіе крестъ Христовъ произвелъ на богато одаренную и глубокую душу Апостола.
Въ этомъ своемъ короткомъ и сжатомъ словѣ св. Павелъ выразилъ всѣ благословенія, которыя онъ вынесъ съ мѣста страданій Спасителя, представилъ всю славу той доброй ступени, того возраста духовной жизни, до которыхъ онъ возвышенъ былъ, переиспытавъ множество страданій. Но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ указалъ намъ чрезъ это и на признакъ истинной цѣнности нашихъ сострадательныхъ чувствъ. Въ самомъ дѣлѣ въ лицѣ Апостола предлежитъ намъ богатая первая жатва, которая принесена была по-видимому умершимъ, на самомъ же дѣлѣ воскресшимъ пшеничнымъ Зерномъ. Уже если обратимъ мы вниманіе на начальныя слова изреченія, въ которыхъ Апостолъ всѣ пальмы, имъ пріобрѣтенныя въ потѣ лица, слагаетъ къ стопамъ распятаго Спасителя, и которыми онъ свидѣтельствуетъ, что не имѣетъ онъ лично никакой славы: уже тогда не можемъ мы не признать удовольствія въ выраженіи этого глубокаго и искренняго смиренія, и охотно называемъ оное благороднымъ плодомъ страданій Спасителя. Но еще сильнѣе овладѣваетъ нашимъ вниманіемъ присоединяемое Апостоломъ увѣреніе, что не смотря на эту его прекдоняющую силу кресть Христовъ для него составляетъ предметъ истинной славы и что по силѣ его онъ чувствуетъ себя возвышеннымъ на облитыя яркимъ свѣтомъ высоты. Но своимъ изреченіемъ, что онъ хвалится крестомъ Христовымъ, Апостолъ хочетъ сказать не иное что какъ то, что онъ хвалится своими печалями. Ясно такимъ образомъ, что Апостолъ хочетъ сказать намъ о двоякости своихъ чувствъ. Что въ его словахъ первѣе и всего непосредственнѣе трогаетъ нашу мысль и чувство, это высокая радость, объемлющая душу Апостола. Но эта радость выше чѣмь тихое и родственное со спокойствіемъ и миромъ свѣтлое настроеніе духа, по силѣ котораго нѣкоторые проходятъ путемъ сей жизни хладнокровно и жизнію лишь утѣшаясь, а при случаѣ умѣютъ свою душу упражнять и въ терпѣніи; нѣтъ. Апостола радость бьетъ изъ глубинъ его сердца сильнымъ потокомъ; она вырывается изъ сердца неудержимо и въ своемъ побѣдномъ движеніи впередъ поглощаетъ всякую печаль. Но съ другой стороны Апостолъ несомнѣнно свидѣтельствуетъ при этомъ и о своемъ мужествѣ, съ какимъ онъ, одушевляясь новою силою, съ утѣшенностію и съ увѣренностію противустоялъ всей противъ него враждѣ, такъ что ни скорбь ни нагота, ни опасности, ни мечъ, ни жизнь, ни смерть, ни Ангелы, ни начальства, ни иная какая-либо тварь не могли настроить его уныло или склонить къ отчаянію. И то и другое, и возвышенная радость съ одной стороны и крѣпкое мужество съ другой, Апостолу внушены крестомъ Христовымъ. И еслибы, положась на собственное наше размышленіе, стали мы слѣдить связь между страданіями Христа Спасителя и этимъ возвышеннымъ настроеніемъ Его вѣрнаго ученика, то еще легко было бы показать ее. Но отъ всѣхъ подобныхъ попытокъ Апостолъ насъ освобождаетъ, потому что онъ самъ указываетъ намъ основы, на которыхъ зиждется та связь. Онъ прибавляетъ: которымъ (крестомъ) для меня міръ распятъ, и я для міра. Это не случайная прибавка, а объясненіе основаній, почему крестъ Христовъ сталъ для Апостола предметомъ славы. На добавку эту слѣдовательно нужно обратить всю силу вниманія. Для меня міръ распятъ, и я для міра, – здѣсь имѣемъ мы дѣло не съ простой игрой противуположеніями; слышимъ мы не простую игру пустыми словами и выраженіями, а слово равносильное изреченію самого Спасителя: Пребудьте во Мнѣ, и Я пребуду въ васъ; или, какъ учитъ другой Апостолъ: Пребывающій въ любви въ Богѣ пребываетъ и Богъ въ немъ. И въ этомъ выраженіи Апостола содержится слѣдовательно двоякая истина. Для меня міръ распятъ, этими словами сказываетъ Апостолъ, что этотъ міръ ему не предлагаетъ никакихъ изъ своихъ благъ, для него онъ мертвъ, и онъ не черпаетъ болѣе изъ этого источника; и именно это обстоятельство, что онъ совершенно не нуждается въ немъ, составляетъ для Апостола предметъ высокой радости. И опять: а я распятъ для міра: этими словами Апостолъ свидѣтельствуетъ, что отъ міра онъ встрѣчалъ только проклятія, печали, страданія и притѣсненія; но именно эти всякаго рода угнетенія, какія терпѣлъ отъ міра Апостолъ, представляли для него источникъ побѣдоноснаго мужества. Такова тайна креста Христова. По-видимому она состоитъ изъ противорѣчій; но для благоговѣйнаго чтителя креста Христова противорѣчія эти въ опытѣ жизни разрѣшаются въ высокую гармонію.
Это изреченіе Апостола такимъ образомъ свидѣтельствуетъ, что крестъ Христа Іисуса составляетъ для Его послѣдователей предметъ славы. И во-первыхъ онъ служитъ для нихъ предметомъ радости и утѣшенія среди всѣхъ лишеній; во-вторыхъ онъ служитъ для нихъ источникомъ мужества, не смотря на всѣ мнимыя пораженія.
Для меня міръ распятъ, вотъ первое слово Апостольскаго исповѣданія. Слова эти содержатъ въ себѣ именно исповѣданіе. Ни увѣренія они не представляютъ собою, которое нуждалось бы въ стороннемъ признаніи, ни напоминанія, которое требовало бы отъ насъ послушанія: Апостолъ сообщаетъ въ нихъ лишь простой фактъ изъ своей жизни. Такъ де было со мной, такъ и впредь будетъ.
Что было? Апостолъ говоритъ, что міръ для него мертвъ, что его отдѣляетъ отъ міра и широкая и глубокая пропасть, чрезъ которую не досягаютъ до него никакія изъ мірскихъ благъ, не доходятъ никакія мірскія радости. Искусительный голосъ міра не достигаетъ болѣе да уха Апостола; а если иногда и раздается въ ухѣ Апостола тихій звукъ изъ сего земнаго міра, то не находитъ онъ отзвука и отголоска въ его сердцѣ. Заманчивыхъ мірскихъ картинъ не рисуетъ болѣе его глазъ; а если иногда и явится въ душѣ блѣдный очеркъ какой-либо изъ нихъ, то Апостолъ съ отвращеніемъ отвертывался отъ него. Словомъ, Апостолъ не имѣлъ уже ничего общаго съ міромъ. Таково было отношеніе Апостола къ міру по обращеніи ко Христу. Но не таково было оно до обращенія. И Апостолу нѣкогда «царства сего міра являлись во всей славѣ ихъ»; онъ взирать на нихъ съ удовольствіемъ и заимствовался изъ нихъ тѣмъ, что предлагали они и что ему нравилось; онъ даже добивался большихъ изъ міра стяжаній, и именно въ этомъ поставлялъ цѣль и смыслъ своей жизни. Не то съ нимъ сталось впослѣдствіи. Что прежде пріобрѣтеніемъ считалъ онъ, то сталъ считать впослѣдствіи чрезвычайнымъ убыткомъ и вредомъ. Апостолу недостаетъ словъ; онъ не можетъ въ своемъ воображеніи подыскать образовъ, чтобы выразить всю глубину презрѣнія, съ которымъ онъ сталъ относиться впослѣдствіи къ мірской славѣ. Какъ случилось это? Чѣмъ произведенъ былъ въ Апостолѣ этотъ переворотъ? Быть можетъ ему постепенно наскучили удовольствія міра? Быть можетъ сердце его мало по малу охладѣло къ мірскимъ пріобрѣтеніямъ? Быть можетъ этого рода горючій матеріалъ мало по малу и самъ собою истлѣлъ, а прежде быть можетъ именно онъ давалъ искры? Но Апостолъ говоритъ, что для него міръ распятъ; слѣдовательно отъ него оторванъ насильственно. Какъ такъ? Напр. быть можетъ онъ отклонился и отвернулся отъ міра по силѣ какого-либо твердаго рѣшенія своей воли? Быть можетъ, послушавшись высшаго велѣнія, онъ съ кровавой раной, съ болью въ сердцѣ узы разорвалъ, которыя дотолѣ связывали его съ міромъ? Но Апостолъ говоритъ «которымъ» мнѣ міръ распятъ. Чрезъ это свидѣтельствуетъ онъ, что разладъ тотъ съ міромъ не есть въ немъ дѣло его собственной воли, а дѣйствіе иной силы: «міръ распятъ для него крестомъ Господа Іисуса». Начиная со времени страданій на немъ Христа Спасителя Апостолъ съ вѣрою сталъ взирать на этотъ знакъ и онъ сдѣлался для него священнымъ; Апостолъ сталъ хвалиться имъ. Но крестомъ какъ нѣкоей пропастью онъ отдѣленъ былъ отъ міра. Изъ рукъ міра, который распялъ Господа славы, съ тѣхъ поръ Апостолъ не могъ, считалъ себя не въ правѣ принимать что-либо, пользоваться чѣмъ-либо.
Таково исповѣданіе Апостола. За чѣмъ же онъ выражаетъ оное предъ обществомъ? Сообщеніе ли это простое, не имѣющее никакой дальнѣйшей цѣли; или на свой личный опытъ Апостолъ указываетъ обществу какъ на образецъ и для него обязательный и достойный подражанія? Апостолъ не присоединилъ къ своимъ словамъ никакого въ семъ смыслѣ напоминанія. Но почему? Быть можетъ онъ не рѣшался и другимъ указать на столь высокую цѣль? Быть можетъ для него довольно было, если имѣющіе дѣло съ этимъ міромъ лишь не злоупотребляютъ имъ? Или быть можетъ онъ предполагалъ, что читатели его и сами между строками догадаются пропреть столь хорошо имъ извѣстныя слова его: «Желалъ бы я, чтобы вы всѣ были какъ я и подражали мнѣ»? Вотъ вопросъ, настойчивѣйшимъ образомъ требующій опредѣленнаго рѣшенія. Если мы не рѣшимъ его безусловно въ послѣднемъ смыслѣ, тогда окажется, что всѣ мы не состоимъ истинными христіанами; тогда значитъ не положено въ нашей средѣ еще и начала христіанству; тогда даже и тѣ изъ насъ, которые міромъ и мірскими дѣлами менѣе другихъ заняты, потому что они заняты лишь строгимъ исполненіемъ обязанностей своего призванія, даже и ихъ тогда нельзя было бы признать соотвѣтствующими данному изреченію Апостола и осуществляющими оное! И однакоже кто осмѣлится и себя въ правѣ сочтетъ между жизнію Апостола и между христіанствомъ каждаго простаго человѣка предполагать существованіе столь великой разницы, чтобы дѣло столь естественное для Апостола оказывалось необязательнымъ для остальныхъ христіанъ и для каждаго изъ нихъ? То правда конечно, что все въ мірѣ есть или пожеланіе плоти или пожеланіе очей или тщеславіе житейское (1 Іоан. II, 16). Но не такое ли именно состояніе міра и должно было побуждать Апостола къ преобразовательному дѣйствію на него? А въ такомъ случаѣ Апостолъ не могъ бы сказать о мірѣ, что онъ распятъ для него. И понятія объ измѣненіи нравовъ времени чрезъ насажденіе въ мірѣ царства Божія не могъ соединять Апостолъ съ тѣмъ своимъ словомъ, что міръ для него распятъ, потому что побѣды той надъ міромъ во времена Апостола царствомъ Божіимъ еще не было одержано. Побѣда та имъ достигается постепенно и мало по малу. Да никогда и не умретъ міръ со своимъ противуположнымъ христіанству дѣйствіемъ на человѣка; а слѣдовательно никогда и времени того не настанетъ, въ которое необходимости для каждаго изъ насъ въ частности не оказывалось бы распинать его или умерщвлять для себя.
Такъ при уразумѣніи исповѣди Апостола касательно значенія, какое для него имѣлъ крестъ Христовъ, испытующій взоръ нашъ падаетъ на самого Апостола. Конечно то несомнѣнно, что не только одинъ кто-либо, но и всѣ мы вмѣстѣ недостойны развязать ремни обуви сего Апостола. Но онъ не самъ ли восклицалъ: «Кто Павелъ? Кто Аполлосъ? Не хвались никто по человѣку». Съ другой стороны онъ же и надежду выражалъ, что явлено будетъ дѣло его совѣстью каждаго. Въ торжественномъ исповѣданіи глубочайшаго опыта своей жизни онъ выразилъ слѣдовательно весь характеръ ея. Въ самомъ дѣлѣ, не постоянно ли Апостолъ дѣйствовалъ именно въ духѣ и въ смыслѣ этого своего исповѣданія? Не постоянно ли проповѣдь его въ существенномъ имѣла одинъ и тотъ же характеръ? Не постоянно ли далекъ онъ былъ отъ усвоенія себѣ другой славы кромѣ хвалы именемъ Христовымъ? Онъ зналъ, что если хвала чѣмъ-либо не можетъ цѣны имѣть предъ очами Божіими, то представляетъ собою хвала та суетную славу. Никогда посему не взимали его уста славы у Того, Кому она приличествуетъ и принадлежитъ.
Никогда. И однакоже Апостолъ иногда какъ будто и инымъ кромѣ Христа хвалился. «Наша слава, говорилъ онъ, есть свидѣтельство нашей совѣсти, что мы въ простотѣ и чистотѣ дѣйствовали въ мірѣ, а преимущественно между вами». Иногда Апостслъ считаетъ себя уязвленнымъ, если въ общинахъ сравнивали его съ другими, проходившими Апостольское служеніе ранѣе его. Сравненіямъ въ такомъ случаѣ и онъ противупоставляетъ сравненія и говоритъ: «Не болѣе ли всѣхъ я потрудился? Не Апостолъ ли и я? По крайней мѣрѣ для васъ я Апостолъ, потому что я проповѣдывалъ вамъ слово истины». Онъ указываетъ на свои руки, которыми онъ пріобрѣталъ себѣ ежедневный хлѣбъ, такъ что ни серебра ни золота ни отъ кого не желалъ и восклицаетъ, что лучше ему умереть, нежели лишиться своей славы. Что? Не другая ли это хвала, чѣмъ крестомъ Христовымъ? Дѣйствительно ли въ эти мгновенія міръ былъ для Апостола мертвъ? И однакоже и въ эти мгновенія Апостолъ оставался вѣренъ глубочайшему своему настроенію. Каждое твердое сердце остается себѣ самому всегда вѣрнымъ и въ глубинахъ и на высотахъ жизни, и въ долинѣ и на горной вершинѣ. Такъ и здѣсь. Изъ собственныхъ устъ Апостола мы слышимъ признаніе, что въ такой хвалѣ самому себѣ не находилъ онъ отрады и удовольствія, что былъ къ тому вынужденъ. Слыша откровенное его признапіе, что всего любезнѣе ему хвалиться своей слабостью, мы съ утѣшенностью признаемъ, что у него истинное сердечное настроеніе не всегда находило себѣ полное выраженіе, – что и онъ въ этомъ отношеніи платилъ дань природѣ этой земной жизни.
И какой же отсюда выводъ? А выводъ этотъ не можетъ подлежать сомнѣнію. И въ жизни каждаго сколько-нибудь истиннаго христіанина бываютъ часы въ жизни, когда ко кресту Христову онъ стоитъ такъ непосредственно близко, что чрезъ это міръ со всѣми его благами, славою, радостями и удовольствіями совершенно исчезаетъ изъ глазъ и изъ мысли и теряетъ для сердца всю свою прелесть. Кто этого еще никогда не испытывалъ, тотъ врядъ ли и можетъ носить имя христіанина и не имѣетъ еще части въ Распятомъ. О сихъ часахъ нужно сказать даже большее. Они не могутъ быть изглажены другими опытами душевной жизни такъ, чтобы вечеръ не видалъ болѣе и слѣдовъ ихъ; нѣтъ. Часы эти сохраняютъ для насъ свое значеніе постоянно; въ нихъ сказывается собранность нашихъ силъ; подобно соли они на долгое время такъ сказать сдабриваютъ нашу жизнь, и такимъ образомъ составляютъ истинную нить ея. И наконецъ: именно это одно настроеніе и есть основное, неизмѣнное, покоящееся въ глубинѣ нашего сердца. Но оно не можетъ постоянно проявляться замѣтнымъ образомъ то по недостаточной внутренней крѣпости, то будучи затрудняемо извнѣ. Но такія настроенія дѣйствительно бываютъ. Мы во всякое время о нихъ можемъ думать и съ полнѣйшей истиной можемъ сказать о нихъ: И для меня этотъ міръ былъ нѣкогда распятъ. И что мы говоримъ? Мы можемъ хвалиться такими состояніями; они возвышаютъ насъ до радостнаго тріумфа; они суть слѣдствіе, которымъ исповѣданіе сопровождается.
Связь такихъ состояній въ духовной жизни христіанина съ настроеніемъ, коему даетъ выраженіе Апостолъ, конечно не можетъ быть истолкована съ наиболѣе непосредственной ясностью. Потому что какъ бы мы ни судили о благахъ и радостяхъ этого міра, какъ бы искренно ни повторяли за Апостоломъ: «Что прежде для меня пріобрѣтеніемъ было, то нынѣ считаю я убыткомъ»; даже съ какимъ пренебреженіемъ ни смотрѣли бы мы въ настоящее время на предметы прежняго нашего, такъ называемаго, освѣженія: то не подлежитъ сомнѣнію, что лишеніе само въ себѣ, пусть дѣло будетъ касаться блага какою-либо призрачнаго, оно не можетъ быть истинной причиной радости; всего менѣе оно можетъ пріуготовлять намъ славу, доводить насъ до возвышеннаго духовнаго торжества. Благородный плодъ этотъ не можетъ быть слѣдствіемъ и отрадныхъ опытовъ, какими обогащаетъ насъ жизнь, хотя бы утверждалась она и не на внѣшнихъ и земныхъ основахъ. На ряду со всѣмъ тѣмъ, что на этой почвѣ для насъ расцвѣтаетъ, нами видимъ бываетъ и грозно поднятый перстъ, который указываетъ на имѣющее вскорѣ наступить увяданіе. Для истинно торжественной радости необходимъ иной матеріалъ. Что она утвердить собой должна, тому не должна грозить никакая утрата, то не должно опасности подвергаться, что оно потемнено будетъ или ограничено какимъ-либо страданіемъ. Но предметомъ такой радости можетъ быть лишь одинъ. Господь говоритъ: Радуйтесь, что имена ваши написаны на небесахъ. Вотъ предметъ, вотъ фактъ, которымъ духъ возвышается до побѣдоноснаго и непреходящаго ликованія. Слѣдовательно если Апостолъ говоритъ, что онъ хвалится единственно крестомъ Христовымъ, поколику онымъ для него міръ распятъ, то мнѣніемъ его сердца могло быть не иное, какъ то, что опытное знакомство съ силою сего креста ему внушило увѣренность, что онъ Апостолъ по истинѣ принадлежитъ Господу и что имя его записано въ книгѣ жизни. Вотъ задушевная мысль Апостола, которую и мы должны глубоко напечатлѣть въ себѣ и право усвоить. Непоколебимо твердымъ то для насъ должно быть, что взирая на крестъ Христовъ окомъ вѣры въ вѣрѣ этой мы имѣемъ намъ указанное Богомъ средство, какъ явленное спасеніе обращать мы можемъ въ свою собственность.
Но чѣмъ же сердцу можетъ быть сообщена увѣренность и неопровержимая несомнѣнность, что можемъ мы принять участіе въ этой благодати, что можемъ и мы воспользоваться нѣкогда стоявшимъ на Голгоѳѣ крестомъ Христовымъ, что и мы можемъ надѣяться на крестъ Христовъ, тлѣющую эту искру на него надежды раздувать въ свѣтлый пламень и сознавать, что мы все-таки въ милости у Господа и что несомнѣнно Онъ причисляетъ насъ къ своему стаду? Какъ поступать, чтобы такая увѣренность была обнаруженіемъ силы вѣры, а не самовольствомъ легкомыслія? Есть источникъ, изъ котораго истекаетъ эта увѣренность, и именно только одинъ. Если мы слѣдимъ и познаемъ силу креста Христова на насъ самихъ: тогда и только тогда мы въ правѣ радостно утѣшаться благодатію, которая чрезъ оный пріобрѣтена міру. Если крестъ Христовъ въ насъ нѣчто произвелъ, если утишилъ въ насъ охоту къ преходящимъ радостямъ: то находимся мы въ дѣйствительномъ общеніи съ Распятымъ и можемъ предъ Нимъ изливаю свое сердце. Вотъ печать, которая для насъ необходима и которую разумѣетъ Апостолъ, когда говоритъ, что «если мы съ Нимъ стражаемъ, то съ Нимъ и до славы возвышены будемъ». Но именно не здѣсь ли самое слабое мѣсто нашего участливаго воспоминанія страданій Спасителя? Насъ трогаетъ видъ Распятаго, мы утѣшаемся мыслію, что за насъ принесена эта крестная жертва, насъ это ободряетъ; но если видъ Распятаго не производитъ на насъ никакого другаго дѣйствія, въ особенности если наши отношенія къ міру остаются прежними: какое же отъ креста исходитъ на насъ благословеніе и въ концѣ концовъ какое же въ крестѣ имѣемъ мы особенное утѣшеніе? Не негодованіе ли на насъ выражаетъ Церковь, когда взываетъ, что грѣхами своими вторично мы распинаемъ Сына Божія? Когда разумъ разсуждаетъ о страданіяхъ Христа и пользѣ ихъ, то назидается онъ лишь внѣшнимъ, имъ измышляемымъ утѣшеніемъ. Разумъ уже возвышеннѣе относится къ страданіямъ Спасителя, когда разражается сѣтованіями на причиненныя Ему мученія и скорби, хотя сѣтованія эти никогда не исходятъ отъ сердца. Истинное отношеніе къ крестнымъ страданіямъ Спасителя есть общеніе съ Нимъ до умиранія, до умерщвленія въ себѣ всего плотскаго, насколько то возможно для поврежденной нашей природы. Такова тайна креста Христова. Міръ считаетъ ее безуміемъ. Но важнѣйшею изъ своихъ заботъ христіанинъ обращенъ именно на это чудо. Если о тайнѣ этой христіанинъ незнаетъ, если этой силы креста Христова никогда не чувствовалъ, то никогда и не дойдетъ онъ до твердой и непоколебимой увѣренности въ своей сопринадлежности Спасителю, и именно поэтому никогда не дойдетъ и до сильной и побѣдоносной радости о немъ. Во всякомъ случаѣ отсюда понятнымъ становится, почему и съ какою полнотою права Апостолъ могъ крестомъ хвалиться, которымъ для него и въ немъ міръ распятъ былъ.
Для меня міръ распятъ, говоритъ Апостолъ. Т. е. крестъ Христа Іисуса между Апостоломъ и міромъ утвердилъ пропасть, которая отдѣлила Апостола отъ всѣхъ радостей, благъ и удовольствій сего міра. Но съ другой стороны и я для міра распятъ, такъ прибавляетъ Апостолъ. Чрезъ эту добавку онъ хочетъ указать въ своемъ лицѣ предметъ жесточайшей вражды и преслѣдованій со стороны міра. Или какъ въ другомъ изъ своихъ посланій говоритъ онъ о семъ подробнѣе: Насъ злословятъ, гонятъ, хулятъ, преслѣдуютъ. Мы позорищемъ (извергами) сдѣлались для міра (1 Кор. ІV, 9, 12, 13). И обращаясь къ Апостольской исторіи, мы видимъ, въ какихъ широкихъ размѣрахъ оправдывалась дѣйствительностію эта картина. Въ бѣдственности же своей жизни Апостолъ видитъ слѣдствіе креста Христова, въ который онъ вѣрилъ, который признавалъ спасительнымъ, о которомъ свидѣтельствовалъ и проповѣдывалъ. И нить этой связи между личными страданіями Апостола и крестомъ Христовымъ указать и прослѣдить въ жизни Апостола легко. Не свидѣтельствовалъ ли уже Господь самъ, что Его страданія для вѣрующихъ въ Него содѣлаются причиною подобныхъ же страданій? Ученикъ не больше своего Учителя; рабъ не больше своего Господина. Если васъ міръ возненавидитъ, то знайте, что прежде васъ онъ Меня возненавидѣлъ. Если Меня онъ преслѣдовалъ, то и васъ будетъ преслѣдовать. И все это онъ будетъ причинять вамъ имени Моего ради, потому что онъ Того незнаетъ, Кто Меня послалъ (Мф. X, 24. Іоан. XVI, 18, 20, 21). – Но таковымъ положеніе дѣла Христова остается еще и понынѣ. Апостолъ предвидитъ, что этотъ порядокъ вещей останется неизмѣннымъ и во все время развитія на землѣ царства Божія. Онъ говоритъ: Всѣ, желающіе жить благочестиво во Христѣ Іисусѣ, будутъ гонимы (2 Тим. III, 12). И кто же съ полной добросовѣстностью и невозмутимостью осмѣлится исключить изъ сего и наши времена? Не тотъ ли же жребій испытываютъ и понынѣ всѣ истинные члены св. Церкви? Говорятъ много о крестѣ Христовомъ, но кто? Не тѣ ли именно, кто недовѣріе къ себѣ возбуждаетъ? Говорятъ они, что отяготѣлъ на нихъ крестъ Христовъ. Но не слишкомъ ли часто оправдывается подозрѣніе, что печали ихъ происходятъ вовсе не отъ послѣдованія Христу, а именно отъ собственныхъ ихъ грѣховъ, – отъ того, что недостаетъ имъ или любви или мудрости или смиренія. – И всеже приходится допустить, что міръ все еще съ ненавистью относится къ истиннымъ членамъ Церкви Христовой. Мы видимъ, что только формы его нерасположенія къ св. Церкви Христовой и образъ преслѣдованія ея нынѣ другой; сталъ онъ тоньше, сокровеннѣе; но въ существенномъ дѣло не измѣнилось. Въ существенномъ. Дѣло касается не внѣшней бѣдственности, а препятствій, поставляемыхъ міромъ дѣлу Христову и Его св. Церкви. Никогда Господь въ страданіяхъ внѣшнихъ, которыя міръ въ столь быстрой послѣдовательности излилъ на Него, никогда Онъ не видѣлъ истиннаго жала, коимъ міръ язвилъ Его. Никогда и Апостолы въ бичеваніяхъ, которыя они терпѣли, въ темничныхъ заключеніяхъ, въ опасностяхъ на водѣ и на сушѣ, между іудеями и язычниками, въ пустыняхъ и въ городахъ и между лжебратьями, никогда и Апостолы не видѣли въ семъ истиннаго нерва своей страдальческой жизни. Они плакались и жаловались на то, что міръ затрудняетъ имъ дѣло ихъ, останавливаетъ ихъ работу, что они не могутъ преодолѣть тѣхъ надокучливыхъ преградъ, которыя онъ имъ противупоставлялъ. Апостоловъ опечаливало особенно то обстоятельство, что имъ не удавалось достигать того, чего они желали достигнуть; предметомъ ихъ неутѣшныхъ сѣтованій было то обстоятельство, что имъ не удавалось установить и осуществить того, къ чему побуждала ихъ любовь; вотъ чѣмъ огорчалось ихъ сердце болѣе, чѣмъ всѣми ихъ преслѣдованіями.
Когда по воскресеніи Господь вновь призывалъ Петра къ Апостольскому служенію и утверждалъ въ ономъ, что тогда Онъ предрекъ ему? Истинно, истинно говорю тебѣ: когда ты бьлъ молодъ, то препоясывался самъ и ходилъ куда хотѣлъ. А когда состарѣешься, то прострешь руки твои, и другой препояшетъ тебя, и поведетъ куда не хочешь. И сказавъ сіе говоритъ ему: Иди за Мною (Іоан. XXI, 18, 19). Вотъ будущее, которое Воскресшій открывалъ своему ученику. Враждебно противъ него настроенный міръ все болѣе и болѣе будетъ противиться ему и затруднять успѣхи его проповѣди, такъ что чѣмъ вѣрнѣе онъ будетъ относиться къ своему дѣлу, тѣмъ несомнѣннѣе будетъ ждать его конецъ на крестѣ; вотъ до чего онъ доживетъ; вотъ цѣль, какой онъ достигнетъ; а вовсе не той, къ которой будетъ стремиться. – И не та же ли участь постигаетъ и всѣхъ, кто во Христѣ Іисусѣ хочетъ жить благочестно? Еще и понынѣ не такъ ли бываетъ въ мірѣ, что чѣмъ серьезнѣе кто хочетъ добру дать мѣсто въ мірѣ и побѣду ему обезопасить: не тѣмъ ли скорѣе міръ желаетъ раздѣлиться съ тѣмъ и освободиться оть того? Что? Не способствованіе же это дѣлу Божію, а конечно гоненіе на него. Дѣло не въ личностяхъ здѣсь, не въ томъ, что міръ отказываетъ имъ во вполнѣ заслуженномъ ими признаніи цѣнности ихъ начинаній и стремленій, а именно въ нихъ самихъ, въ этихъ идеальныхъ стремленіяхъ христіанскихъ. Міръ именно эти добрыя начинанія желаетъ ограничить и стѣснить. И этого результата онъ тѣмъ вѣрнѣе достигаетъ, чѣмъ рѣшительнѣе его плотская мудрость кѣмъ-либо отвергается, чѣмъ полнѣе слѣдовательно крестъ Господа служитъ кому-либо принципомъ и правиломъ его дѣятельности. Въ этомъ смыслѣ еще и понынѣ можно говорить о страданіяхъ Церкви, или какъ о себѣ говоритъ Апостолъ: онъ распятъ для міра.
Но ужели и постоянно, доколѣ міръ стоитъ, царство Божіе должно будетъ разсчитывать лишь на этотъ результатъ всѣхъ своихъ трудовъ? Такое отношеніе къ нему міра для христіанина должно сопровождаться преклоненіемъ предъ міромъ или же уныніемъ и отчаяніемъ? О, далеко нѣтъ. Въ Апостолѣ оно пробуждало чувства совершенно противуположныя.
Онъ хвалился крестомъ Христовымъ. Не смотря на всѣ низложенія и по-видимому пораженія Апостолъ находилъ въ крестѣ Господа источникъ новаго мужества. Постоянно отсюда онъ вновь почерпалъ оное. Не въ томъ смыслѣ для Апостола крестъ Христовъ служилъ такимъ источникомъ новой отваги и духа предпріимчивости, что послѣ крестныхъ страданій и воскресенія изъ мертвыхъ крестъ содѣлался символомъ оправданія и побѣды; но въ томъ, что уже въ самомъ крестѣ Христовомъ чтители его имѣютъ источникъ постоянно обновляемой жизни. Станемъ при Распятомъ. Не въ то ли именно мгновеніе, когда Господь испытывалъ послѣднюю степень поруганія, когда Онъ съ сѣтованіемъ къ Отцу обратился, зачѣмъ Онъ оставилъ Его, а стоявшая подъ крестомъ толпа издѣвалась: Уповалъ на Бога, пустъ теперь избавитъ Его (Me. ΧΧVΙΙ, 43), не въ эти ли именно минуты Господь всего менѣе представлялъ собою видъ повергнутаго Подвигоположника? Не въ эти ли именно мгновенія глазамъ стоявшихъ подъ крестомъ напротивъ Онъ являлся Побѣдителемъ съ главою озаренною непревосходимо яркимъ блескомъ? Человѣчество при этомъ содѣлалось свидѣтелемъ новой, прежде неслыханной, никогда не виданной побѣды, побѣды сокровенной, внутренней, по силѣ которой міръ оказался побѣжденнымъ, такъ что всѣ его оружія выпали у него изъ рукъ и острія ихъ притупились.
Апостолъ превосходно изображаетъ цѣль, съ какой Господь вышелъ на общественное служеніе. Онъ напоминаетъ написанныя о Немъ слова: Се иду, еже сотворити волю Твою, Боже мой (Ис. ХХХIХ, 8. Евр. Х, 9). И еще удивительнѣе слово, какимъ самъ Господь началъ и освятилъ путь свой на страданія. Да разумѣетъ міръ, что Я Отца люблю и что какъ заповѣдалъ Мнѣ Отецъ, такъ и творю: востаните, идемъ отсюда (Іоан. XIV, 31). И на широту даже волоса Господь не отклонился отъ воли небеснаго Своего Отца, ни на одну пять ноги не отступилъ предъ міромъ, ни на одну минуту не отстранился отъ указаннаго Ему пути. Это и есть та самая побѣда, которую Господь разумѣлъ, когда въ своей прощальной бесѣдѣ говорилъ ученикамъ: Мужайтесь, Я побѣдилъ міръ (Іоан. XVI, 33). И такъ какъ Господь одержалъ сію побѣду надъ міромъ, оказавшись въ этомъ направленіи сильнѣйшимъ надъ сильными, то всѣмъ своимъ послѣдователямъ въ качествѣ благословеннаго наслѣдства Онъ оставилъ крѣпкое мужество, которое именно тамъ-то всего полнѣе и шире и проявляетъ всю свою силу, гдѣ сосредоточиваются всѣ внѣшнія условія для подавленія его. Это глубокое внутреннее чувство побѣды, соотвѣтственно природѣ самаго дѣла, въ той самой мѣрѣ и дѣйствуетъ могущественнѣе въ послѣдователяхъ Христовыхъ, въ какой тяжестью ложится на нихъ крестъ внѣшняго пораженія и низложенія, такъ что и къ нимъ въ буквальномъ смыслѣ приложимо пророческое слово: Славься, славься, неплодная.
Итакъ, находясь подъ крестомъ Христовымъ, Апостолъ радовался тому. И такъ какъ онъ почерпалъ отсюда мужество, то хвалился крестомъ Христовымъ. Но ктоже и изъ насъ не нуждается вообще въ радостномъ состояніи духа? Для кого излишне на семъ жизненномъ пути мужество? Кто же откажется отъ славы? Но опытомъ вѣчнымъ, опытомъ тысячелѣтій дознано, что есть одна только радость, которою жизнь по истинѣ скрашивается, сердце на продолжительное время успокоивается, освѣжается и оживляемо бываетъ, это радость Христу принадлежать, радость въ Его вѣрной рукѣ существованія неизгладимаго. – Чтоже касается мужества, то во взирающемъ съ вѣрою на крестъ Христовъ оно не падаетъ, не смотря ни на какую внѣшнюю безплодность и видимую безуспѣшность его дѣятельности. Слава же и честь: о, въ этомъ отношеніи мы удостовѣрены словомъ Господа: Если человѣкъ и весь міръ пріобрящетъ, а душѣ своей повредитъ, что дастъ взамѣнъ за душу свою? Есть иная кромѣ мірской слава, слава креста Христова. Вѣнки Христовы и на этой землѣ не блекнутъ, но свѣжи и за гробомъ. Вотъ слава, стоющая того, чтобы стремиться къ ней; тѣмъ болѣе, что она достижима; сердцу вѣрному она даже и знакома уже и свойственна. Посему Апостолъ и добавляетъ: Кто поступаетъ по сему правилу, миръ тѣмъ и милость (Гал. VI, 16), миръ со креста, миръ Божій, который тѣмъ выше, что собою превосходитъ всякое человѣческое разумѣніе. Именно за тѣмъ, чтобы сей миръ въ насъ обосновать, укрѣпить и охранить и явился на землѣ Тотъ, Кому приличествуетъ слава, честь и поклоненіе во вѣки.
«Ярославскія Епархіальныя Вѣдомости». 1896. Ч. Неофф. № 9. Стб. 129-132; № 10. Стб. 145-153; № 11. Стб. 161-167.
